[№ 51. Указ по случаю кончины Фудзивара-но Нагатэ]
Возвещается повеление великое
левому министру Фудзивара.
Великому повелению согласно, так возвещается: ждали мы, что министр назавтра служить нам прибудет. Но известили нас, что не излечился он и не придет к нам — государя своего покинув, далеко отошел. И подумали мы тогда, ведь это [известие] — или заблуждение, или безумие! Ушел он — но кому же доверил великие деяния ведомства дел державных? Ушел он — но кому же передал их? О, какое горе, какая печаль! С кем нам теперь беседы вести? К кому теперь с вопросами идти? И вот терпим мы надсаду и печаль, боль и тоску. И слезы великие проливаем, — сие повеление великое возвещается. О, какая надсада, какое горе! Неужто со дня сегодняшнего уж не услышим мы боле о тех деяниях, что министр исполнял? Неужто со дня завтрашнего уж не увидим мы боле облика министра, что при нас службу свою нес? Дни и месяцы пройдут, копясь, но все больше будет расти печаль наша. Годы и часы пройдут, громоздясь, но все больше будет прибавляться тоска наша.
Министр наш великий, восхитительные цвета весен и осеней — с кем вместе мы зреть будем и дух веселить? Чистые места гор и рек с кем вместе мы зреть будем и дух просветлять? Помыслим мы о том, и вздыхаем, горюем, — сие повеление великое возвещается. Ты, министр великий, десять тысяч дел исполнял, не зная отдыха и небрежения, не зная искривлений и отклонений, властителями и вельможами управлял ты, сердца своего не деля, повсеместно и спокойно, народ Поднебесной милостью дарил огромно и широко. И не только тем [ты славен]. Дабы деяния Поднебесной успешны были, государя своего и на краткий миг не оставлял, отдыха не знал; чтобы народ Поднебесной привольно жил, утра и вечера, ночи и дня не различая, радел ты [о нем] и пекся. И потому пребывали мы [на престоле] надежно и светло, спокойно и радостно. Но вдруг двор наш [187] оставив, ушел ты, и нечего сказать нам, и не ведаем мы, что делать, в тоске и сокрушении пребываем, — такое повеление возвещается. Особыми словами возвещается: служил ты нам так огромно и широко, что и чад дома твоего мы не оставим и не утратим, а станем ласкать и возвышать, о них разузнавать, на них оглядываться. Путь твой далекий пройди без тревоги за то, что позади оставляешь, с сердцем мирным, спокойно и счастливо. Такое повеление великое возвещается.
Комментарии
Возвещен в 22-й день 2-го месяца 2-го года Хоки (771 г.). Поскольку двое придворных - Фумия-но Махито Ооити, в чине тюнагона третьего ранга и Исикава-но асоми Тоёкари, внештатный тюнагон третьего ранга - читали текст императорского соболезнования, есть основания полагать, что им же было поручено исполнить этот указ. Нагатэ скончался скоропостижно, в возрасте 58 лет.
Норинага указывает, что в этом тексте отсутствуют китаизмы и весь он выдержан в духе старояпонского поэтического стиля, что, как считает Норинага, дает основания предположить, что этот плач восходит к некоему прототипу, возможно, к траурной речи по случаю смерти Фухито. Если же это новый текст, то, заключает Норинага, его составитель виртуозно владел «старой речью и старыми смыслами» (когэн кои) [Норинага, (II), с. 451].