СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ПЕТРАРКА ФРАНЧЕСКО

ПИСЬМА БЕЗ АДРЕСА

ПИСЬМО 18

Публикуемое письмо — одно из самых ярких в знаменитом сборнике посланий Петрарки “Sine nomine”. Этот сборник имеет «культурное» происхождение: гуманист, по примеру античных авторов, во второй половине жизни пришел к мысли о формировании из своих многочисленных писем нескольких сборников. Первый гуманист назвал «О делах повседневных», туда-то и должны были войти будущие «Письма без адреса». Но по размышлении поэт понял, что их резкость может поставить под удар адресатов: до него доходили слухи, что отдельные послания (копии которых расходились с неимоверной быстротой) попадали в руки тех, о ком были написаны, и они, узнавая себя, в злобе и бешенстве рвали бумагу в клочки. Естественно, злоба и преследование могли распространиться на автора, и, что было для него самое неприятное, на его корреспондентов. Тогда-то Петрарка решил, что лучше такие резкие письма-инвективы исключить из большого сборника.

Так сформировались «Письма без адреса», куда вошли 19 посланий; они написаны между 1342-1358 гг., т.е. по большей части во времена пребывания Петрарки за Альпами, между Авиньоном, ставшем временной папской столицей в те десятилетия, и Воклюзом, прославленным убежищем-уединением поэта, в 30 км от шумного церковного центра.

Главными «фигурантами» писем оказались представители авиньонского двора, духовные лица, вплоть до кардиналов и папы, которые вели, по сути дела, светскую жизнь, прекрасно и богато обустроенную в роскошных домах и дворцах. Петрарка, как ясно и из публикуемого послания, очень близко видел и знал жизнь папского двора и курии. Гуманист беспощадно критикует пап и их окружение за алчность, нравственную распущенность, лицемерие, положив письмами начало жанру гуманистической [168] инвективы. В публикуемом письме можно встретить «вставную новеллу» об одном из любвеобильных кардиналов, которая придает тексту дополнительную живость, благодаря «картинке», выставившей на всеобщее обозрение одну из примет жизни «закулисья».

Письма стали яркой составной часть латинского наследия Петрарки, которое ныне активно изучается (М. Фео, Дж. Велли, Э. Биджи, М. Сантагата, Ф. Рико, Ф. Бальдассера, О. Перотти, М. Ариани, Кр. Карро, К. Мадзукки, М. Бальо, М. Петолетти, А. Теста, Л. Паолино, Дж. Беллони, А. Буфано и др.). Особенно много сделал У. Дотти в своих комментариях к переводам и билингвальным изданиям «Писем без адреса» (латинский/итальянский язык, 1974, 2010), и ряде монографий и публикаций 1976-2013 гг. пристально всмотревшись в общественную позицию гуманиста.

В России о папстве с упоминанием писем Петрарки, но без их анализа можно найти некоторый материал в трудах М. А. Гуковского, С. Г. Лозинского; авторы первого тома «Католической энциклопедии» (2002) Н. Усков и В. Задворный ограничились самыми общими сведениями; за их рамки вышла только Е. Ю. Забавина в кандидатской диссертации о международной политике авиньонского папства (2007).

Надеемся, что публикация данного письма добавит интереса к теме и позволит составить более точное представление о позиции Петрарки. Будем надеяться также, что не заставит себя очень долго ждать и публикация полного перевода с латинского на русский язык всех 19 знаменитых публичных посланий-инвектив, некоторое время назад завершенного Л. М. Лукьяновой.

Письма сборника не содержали имен адресатов и дат, Петрарка все убрал. Данное письмо, как выявлено учеными, было отправлено большому другу Петрарки Франческо Нелли, духовному лицу, состоявшему на службе в одной из флорентийских церквей (Святых апостолов), очень образованному человеку, разделявшему культурные вкусы и интересы поэта. Петрарка адресовал ему треть «Писем без адреса». В них, как и в данном послании, он с похвалой отзывается о горячем нраве Нелли, пламенном уме и благородных устремлениях. По делам Нелли [169] нередко случалось быть в Авиньоне. На одно из таких пребываний и выпало данное послание. Сам Петрарка в это время уже находился в Италии, перебравшись туда в 1353 году.

Письмо, по данным У. Дотти, написано в 1358 году.

Перевод с латинского языка выполнен Л. М. Лукьяновой по изданию: Francesco Petrarca. Sine nomine: lettere polemiche e politiche / A cura di U. Dotti, Roma, Laterza, 1974. P. 197-225.

Н. И. Девятайкина

<Текст письма>

Что же ты до сих пор пребываешь там? ¹ Или ты не сам этого хочешь, но тебя схватили и держат там против воли? Полагаю, скорее всего, так оно и есть, и предпочитаю думать, что ты там по принуждению, а не из-за медлительности. Тебе не свойственно оцепенение, напротив, — горячий нрав, пламенный ум, благородное стремление. Но что, если препятствие сильнее, чем добродетель? Даже большая сила слабеет, если ей противостоит ещё большая: всё подчиняется необходимости. Она увлекла тебя в Вавилон ², она удерживает тебя там. Это тягостно, но необходимо вынести — такова природа этого места. Там гибнет всё хорошее, и, прежде всего, свобода; затем по очереди покой, радость, надежда, вера, милосердие, душа — потери огромные ³. [170] Но в царстве алчности ⁴ ничто из этого ущербом не считается, там в полной сохранности только деньги. Надежда на будущую жизнь считается там вроде пустой басни; всё, что говорится относительно ада, — сказки; возрождение плоти, конец мира и Христос, грядущий для суда, — жалобные песни ⁵. Истина считается там безумием, воздержанность — признаком деревенщины, целомудрие — огромным позором; напротив, свобода совершать грехи — величием души и крайней раскованностью. И чем порочнее жизнь, тем она прекраснее, чем больше злодейств, тем больше славы. Доброе имя дешевле грязи, а продажное — в высшем почёте.

Тебе больше других была дана возможность получить представление о состоянии священного города ⁶, и сегодня в этом письме ты прочтёшь о нём не больше, чем ты ежедневно читаешь на лицах тех людей, жизнь которых не может описать ни одно перо, ни один талант.

Итак, первой, как я сказал, там низвергнута свобода. Всякий, кто преступит тот порог, тотчас перестаёт быть самим собой; уже не разрешается ни сохранять спокойствие, ни отстраняться, но вертеться и до погибели изнурять себя ненужной работой. Немногих вырывает отсюда божественное милосердие при том условии, если они возлюбят Иерусалим и возненавидят Вавилон ⁷. В противном случае я мог бы подумать, что и с тобой случилось то же самое, настолько, вижу, ты глубоко погружён и застрял в липкой грязи. С другой стороны, думаю, ты находишься там так долго не по своей воле и не по своему решению, но по необходимости и по воле судьбы. Охотно извиняю промедление, [171] которое вызывало во мне сильную досаду. Ведь если в отъезде, возможно, и была какая-то твоя вина, то промедление, как бы то ни было, уже является не виной, но наказанием и искуплением вины.

Однако часто и в тюрьме можно многому выучиться, что же мешает и тебе чему-либо учиться в твоей тюрьме, чтобы непрестанно становиться ученее и ученее? ⁸ Некоторым вещам лучше всего обучаться от противного. Не случайно те, кто обучает математике, этим пользуются: если они видят, что ум ученика недостаточно восприимчив к истине, то имеют обыкновение предлагать ложное, и мысль ученика, противясь этому, приходит к истинному. И ты также имеешь обыкновение всегда обращаться к религии и достоинству; первое из них возвышает душу, стремящуюся к созерцанию Того, о Ком говорится в псалме: «Ищите Его лица всегда» ⁹; а лик второго таков, что, если бы можно было увидеть его глазами, как говорит Платон, то он воспламенил бы душу удивительной любовью ¹⁰.

Однако из-за этого нужно не меньше любить и то, что познаётся душой, и если ты полагаешь, что для познания того и другого тебе не достаёт главного, направь всё старание на противоположное, обрати туда свой слух, устреми взоры, напряги душу. Хочешь познать красоту Бога? Рассмотри, сколь велико безобразие Его врагов; их не надо долго искать — они обитают в Вавилоне. Хочешь познать облик и красоту благородства? Понаблюдай, каково безобразие пороков, — их примеры у тебя перед глазами; куда бы ни глянул, тотчас увидишь. Из-за ненависти к этим порокам ты ещё больше можешь возлюбить и Бога, и добродетель. [172]

А ты, Вавилон, который мог бы стать наставником добродетели, радуйся! Радуйся, говорю, и хвались тем, что, будучи созданным для какой-то пользы, а ныне ставший врагом всего доброго и гостеприимцем всего злого, ты, худший из всего Вавилон, расположенный на диких берегах Родана, стал порочной и бесстыдной блудницей, предающейся разврату с земными царями! ¹¹ Ты ведь и есть та самая блудница, которую духовным оком увидел святой Евангелист ¹²; именно та, а не иная, говорю, сидящая на водах, окружённая либо буквально тремя реками ¹³, либо скоплением вещей и преходящих людских богатств. Развращённая ими, ты беззаботно восседаешь, забыв о вечных ценностях, — то есть именно такая, какой тебя изобразил Евангелист. «Воды, на которых ты, блудница, сидишь, суть народы, и племена, и языки» ¹⁴. Узнай свой облик: «И та блудница была облачена в порфиру и багряницу, украшена золотом, драгоценными камнями и жемчугом, и держала золотую чашу в своей руке, наполненную мерзостями и нечистотою блудодейства её» ¹⁵. Узнаёшь себя, Вавилон? В заблуждение, может, ввести только то, что на челе того Вавилона написано: «Вавилон великий», а ты Вавилон малый. Да, ты мал окружностью стен, но пороками и тщеславием, безмерной алчностью и скопищем всего дурного ты не просто велик, но самый величайший и беспредельный. И всё, что следует дальше, подходит к тебе одному, а не к кому иному: «Вавилон — мать разврата и гнусностей на земле» ¹⁶, неблагочестивая родительница всего, что рождается наихудшего; всё отвратительное, что когда-либо и где-либо бывает на земле, всё самое развратное происходит от тебя; и поскольку ты рожаешь [173] постоянно, утроба твоя всегда беременна, надута и полна подобных зол.

Если ты и это оставляешь без внимания, выслушай остальное. «И я увидел, — говорит евангелист, — женщину, пьяную от крови святых и от крови учеников Христа» ¹⁷. Что же ты молчишь? Или покажи другую, пьяную от этой крови, или, если можешь, докажи, что это вообще не ты. Ибо Откровение богослова и евангелиста, безусловно, истинно. Если он, увидев тебя духовным взором, был охвачен крайним удивлением, то каким же удивлением преисполняемся мы, видя тебя телесными очами. Из-за всех твоих распутств, от которых отведали все племена и земные цари, из-за всех гнусностей, что же можешь ты ожидать иного, нежели сказанного Иоанном: «Пал, пал Вавилон великий и сделался жилищем бесов»? ¹⁸ Что отсюда следует, известно. Ты и на самом деле уже стал таким. Поистине, ты стал жилищем и, мало того, даже царством демонов, которые, пусть и в человеческом обличье, управляют в тебе по своим правилам. Стоит ли говорить, насколько даже развращённый человек лучше демона неисправимого распутства!

Ты же, друг, послушай вместе с тем же апостолом другой голос, говорящий с неба: «Выйди от неё, народ мой, дабы не участвовать вам в грехах её и не принять от плетей её, ибо дошли грехи её до неба. И Господь воспомянул неправедность её» ¹⁹. «Сколько она славилась и роскошествовала, столько ей воздайте мучений и горестей, ибо в сердце своём она говорит: «Я сижу царицей, и я не вдова и не увижу горестей. Зато в один день придут наказания её: смерть, и плач, и голод, и огнём она будет сожжена, потому что силён Бог, Который будет судить её» ²⁰. Выслушай это и все другие пророчества апостола в той же книге, выслушай и беги, если где-нибудь найдётся дорога, дабы при гибели виновных не погиб и ты, невинный, и дабы не придавили тебя обломки нечестия Вавилона, которым нет ни предела, ни [174] числа, ни меры, которые, в конце концов, невозможно даже окинуть взором.

Умолчу о наследстве Симона и о том последнем виде ереси, когда покупают дары Святого Духа ²¹. Умолчу о любостяжании, матери того зла, которое апостол назвал идолослужением ²². Умолчу о создателях той и другой пагубы и о посредниках, сбегающихся в покои понтифика ²³. Умолчу о жестокости, забывшей о человечности, и о высокомерии ²⁴, не помнящем себя самого, а также о спесивцах, надутых пустым важничаньем. Умолчу, наконец, о тех чудовищах, каковых столь непостижимо долго может терпеть круг земель, как Энкелад терпел Этну, а Тифей — Энар ²⁵. Слишком печален и страшен рассказ об этих чудищах.

Поспешу перейти к смешному и одновременно вызывающему ненависть. У кого, спрошу, не вызовут и гнев, и смех те старые мальчики с седыми кудрями, в роскошных одеждах и с такими распущенными нравами, что к ним менее всего подходит сказанное Мароном: «Холоден старец в любви».

Эти старцы, наоборот, настолько пылки, настолько неистовы в любви, настолько забыли и о своём возрасте, и о своём положении, и о своих силах, так горят похотью, так рвутся ко всему позорному, словно вся их слава не в муках Христа, но в обжорстве и в пьянстве, и в том, что за этим следует — бесстыдных [175] постелях ²⁶. Они тащат упирающуюся молодую женщину и, думая, что это единственная и последняя добыча старости, такое творят, на что и молодые не осмелились бы. Этими чувствами и этими силами наделил их, с одной стороны, Вакх, а с другой — влияние восточных вакханок ²⁷.

О, лигурийские и кампанские лозы! ²⁸ О, сладкий тростник и чернеющие индийские деревья, выращенные для пользы людей и для пристойных наслаждений! Как вы стали использоваться и в какую опасность и бедствие для душ вы превращаетесь! Смотрит на это Сатана, смеясь и наслаждаясь соответствующей этому пляской, сидя арбитром среди дряхлых старцев и юных девиц, и изумляется тому, что они делают больше того, к чему он их склоняет. А сам между тем, чтобы они не уставали в этом, возбуждает старческие чресла и чужеземными мехами раздувает слепой огонь, отчего там и сям возникают безобразные пожары.

Уж не говорю о бесчестии, похищении, кровосмешении, прелюбодеяниях, — всё это игрушки для папской распущенности. Умолчу о мужьях, чьих жён похитили, а их самих изгоняют не только из родного угла, но и из пределов отечества, чтобы они и пикнуть не смели; наконец, и о том, что является самым тяжким из оскорблений: иные мужья получают назад обесчещенных и забрюхатевших от чужого семени жён, которых после родов вновь забирают насильно для удовлетворения похоти развратников. Всё это известно не мне одному, но и народу, даже если он и молчит; но хотя и молчит, возмущение становится уже большим, чем страх, и негодование начинает превосходить ужасную похоть. Словом, я пропускаю всё это. Сегодня я предпочитаю [176] развеселить тебя, а не вызвать гнев. Ведь гнев, если не может мстить, обращается сам на себя и злит своего господина.

Итак, был некий старикашка из их числа, достойный упоминания во всех анналах. Похотливый, как козёл, и даже ещё похотливее, да ещё и более вонюч, чем козёл. Так вот он боялся спать в одиночестве, страшась то ли мышей, то ли привидений. Для него не было ничего неприятнее и ничего мучительнее воздержания. Каждый день он посещал новую «невесту» и постоянно путался в беспорядочных любовных связях, пока рот его не стал пустым, а возраст — полным; ему недавно исполнилось семьдесят лет, и едва ли он сохранил семь зубов. Был у него в услужении сводник, один из многих, не менее похотливый, чем его господин. Сети и ловушки этого сводника были расставлены на всех улицах, и особенно у домов бедняков. Сюда он притаскивал то деньги, то ленты, то перстеньки, потом льстивые речи, остатки от обеда — всякого рода приманки и со всяческой изворотливостью собирал женские души. Между прочим, сам он с воодушевлением пел — действительно был кантором из тех, кто переносит голос от алтаря на танцы и в публичные дома. Я знал этого человека, на него народ указывал пальцами. Подобными уловками он, как уверяли, отправил в пасть старого волка много добычи. Об этом ходят тысячи забавных историй. Как-то этот сводник многочисленными посулами заманил несчастную молодую девушку или жалкую блудницу, склонив её оказать услугу его господину, занимавшему высокое положение и имеющему большое влияние, но не привлекавшему ни красотой, ни возрастом.

Что долго расписывать? Тот почивает, а она, словно Психея у апулеева Луция ²⁹, которая должна быть удостоена счастливого брака, подходит к ложу незнакомого мужчины. Дело известное: старец, не терпящий промедления, вскакивает и, схватив её за локти, целуя обвисшими губами и кусая беззубым ртом, с сопением намеревается овладеть новой «невестой». А та, [177] потрясённая внезапным оскорблением и напуганная изжелта-бледным лицом дурно пахнущего старца, кричит, что она пришла к некоему великому выдающемуся прелату, а не к престарелому безобразному священнику; что, если он применит силу, она, сколько сможет, будет отбиваться руками и ногами, кричать и вопить и, пока жива, не потерпит насилия от столь отвратительного старца. Выкрикивая это, она громко рыдала. А он, зажимая нежные уста нечистой рукой и грубым слюнявым ртом, пытался приглушить жалобы и стоны и утешить несчастную несвязным бормотанием и нелепыми льстивыми словами (кроме прочего, он ещё и шепелявил, так что понять у него можно было немного). Когда ничего не помогло, выдающийся старец потащил её в секретарскую комнату и, схватив красную шапку, которая отличает кардиналов от прочих, напялил это своё отличие на лысую, седую голову и сказал: «Кардинал я, кардинал, не бойся, дочь моя!» Утешив только что плакавшую подружку своим видом и надеждой на великолепное будущее, он увлёк её в постель; и не Юнона покровительствовала этому ложу, а Тисифона и Мегера ³⁰. Таким образом, весьма искушённый в делах Купидона, жрец Вакха и Венеры, не вооружённый, но одетый в тогу и кардинальскую шапочку, справил триумф своей любви. Рукоплещи: история закончена. Если ты знаешь этого человека, с удовольствием посмеёшься.

Подобных историй о нём и о других тысячи; некоторые из них не развлекательны, а постыдны, другие сверхъестественны и ужасны. Вот теперь и удивляйся таким пастырям и тому, что Христос благосклонно оказывает милости и народу своему, и государству.

Комментарии

1. «Там» — речь идет об Авиньоне.

2. Вавилон — древнейший город, столица сначала Старо-Вавилонского, а затем Ново-Вавилонского царства, переживший несколько падений и возрождений, пока не был окончательно сметен с лица земли и засыпан песком. Со временем из-за нравственного упадка его обитателей и правителей вроде Валтасара название «Вавилон» стало синонимом всякого безнравственного города. В Апокалипсисе Вавилон назван великой блудницей (Откр. 18:2). Петрарка и в «Письмах без адреса», и во многих других посланиях, инвективах, и даже антипапских сонетах называет Вавилоном Авиньон.

3. Среди «потерь» в Авиньоне Петрарка называет утрату трех т.н. главных богословских добродетелей — надежды, веры, милосердия, что выглядит откровенным сарказмом по отношению к центру католичества и папскому двору.

4. Петрарка упрекает здесь клир в одном из семи т.н. «смертных» грехов, (алчности).

5. Петрарка перечисляет главные компоненты христианской «картины мира».

6. «Священный город» звучит явно саркастически, Авиньон по роли и пребыванию папы должен быть таковым, на деле все, в глазах Петрарке, наоборот.

7. Иерусалим как Святая Земля и одно из главных поименований Царствия Небесного в данном случае усиливает противопоставление истинного благочестия и авиньонской греховности и разврата.

8. Идея о том, что человек должен непрестанно учиться и совершенствовать себя, одна из кардинальных в петрарковской гуманистической антропологии.

9. Пс. 104:4: «Ищите Господа и силы Его, ищите лица Его всегда».

10. Платон. Федр 250d: «Зрению не дано видеть чью-либо разумность, иначе, если бы когда-нибудь нам явился зримый воочию образ её ли или другого свойства, достойного любви, то он вызвал бы в нас сильнейшую страсть» (перевод А. Егунова).

11. Петрарка везде в письме говорит о Вавилоне в женском роде, поскольку исторически этот город назывался «Вавилония». Поэтому Авиньон-Вавилон и называется блудницей, а земными царями — папы.

12. Петрарка имеет в виду евангелиста Иоанна; в данном случае речь идет о его сочинении «Апокалипсис»; дальше автор письма цитирует несколько высказываний из этого текста.

13. Три реки: Родан (Рона), Сорга (Сорг) и Друенция.

14. Откр. 17:5.

15. Откр. 17:4.

16. Откр. 17:5.

17. Откр. 17:6.

18. Откр. 18:2.

19. Откр. 17:4-5.

20. Откр. 17:7-8.

21. Имеется в виду Симон-Волхв, предлагавший апостолам деньги за то, чтобы они научили его «низводить святой дух на людей» (Деян. 7:9-24). По имени Симона тех, кто покупал церковные должности за деньги, стали называть симонитами.

22. Ср.: «Итак умертвите земные члены ваши: блуд, нечистоту, страсть, злую похоть и любостяжание, которое есть идолослужение» (Кол. 3:5).

23. Петрарка часто называет папу понтификом, т.е. титулует как главного римского жреца.

24. Петрарка здесь называет еще один сметный грех, «мать» всех других грехов, гордыню.

25. Энкелад и Тифей, гиганты, восставшие против олимпийских богов; Энкелад был придавлен вулканом Этной, а Тифей — островом Энар.

26. Здесь, среди прочего, представители папского двора обвиняются Петраркой еще в двух смертных грехах — обжорстве и сладострастии. В результате авиньонские духовные лица оказываются погрязшими практически во все смертные грехи.

27. Вакх — бог вина и виноградарства; здесь метонимически «вино»; вакханки — жрицы этого бога, их празднества отличались исступлённым неистовством.

28. Италийские области Лигурия и Кампания славились своими винами.

29. Имеется в виду Психея, возлюбленная Амура, которую он навещал под покровом ночи, так что она не знала, кто он такой. См.: Апулей. Метаморфозы, VI, 5.

30. Юнона — у римлян покровительница брака; Тисифона и Мегера — в греческой мифологии богини мщения, постоянно пребывавшие в Эребе.