-

БОЛОНСКИЙ МАГИСТР XIII в. И ЕГО УЧЕБНИК РИТОРИКИ

Бонкомпаньо да Синья, один из выдающихся представителей «болонской» школы риторики, жил на рубеже XII-XIII вв. (приблизительные годы жизни 1165-1240). Начав своё образование во Флоренции, он учился и читал лекции в университетах Болоньи и Падуи, школах Венеции и Флоренции.

Бонкомпаньо оставил после себя богатое наследие: это риторические и философские трактаты, сатирические новеллы и образцы любовных писем (знаменитый письмовник «Rota Veneris» частично переведён на русский язык и издан в серии «Литературные памятники») ¹.

При всём богатстве творческого наследия, личность Бонкомпаньо исследована мало. В историографии нам встречаются отрывочные, но яркие упоминания о своеобразии и уникальности личности магистра. М. Л. Гаспаров отмечает: «социальная среда Бонкомпаньо — город, родина его — Италия, стиль его — риторика, дух его — обострённый национализм и обострённый [48] индивидуализм намечающегося Предвозрождения» ². В схожем духе Э. Канторович пишет, что из всех болонских dictatores «мастер Бонкомпаньо, возможно, единственный, чья жизнь относительно легко прослеживается», и эта лёгкость, по Канторовичу, определяется филигранной авторской игрой «на гранях своей грубой и эксцентричной личности» ³.

В свете таких ремарок интересно заняться поиском специфики личности Бонкомпаньо, отразившейся в его произведениях. И цель настоящей статьи — проследить характерные черты личности Бонкомпаньо на примере одного из его текстов, «Античной риторики».

Произведение это датируется 1215 г., в основе его — курс лекций по риторике, прочитанных Бонкомпаньо в Болонском университете. Жанр произведения можно определить как сборник риторических шаблонов писем. Ars dictaminis, искусство написания писем, было важной частью средневековой риторики, преподавалось в школах и университетах; составлялись и учебные пособия с правилами построения писем. В конце XII — начале XIII в. всё большее распространение получают не столько учебные пособия, сколько сборники готовых эпистолярных моделей, содержащие шаблоны писем на разные жизненные ситуации.

Ярко и интересно написаны главы из первой книги «Античной риторики», связанные с жизнью средневекового студенчества: эта часть книги издана отдельно в Болонье в 1968 г. (именно с этим изданием источника мы работали) ⁴. Далее в тексте приводятся выдержки из этого произведения в переводе автора [49] статьи, за исключением данных главы «Античной риторики», переведенной на русский язык М. Игнатьевой ⁵ (в этом случае автор перевода будет указан в конце цитаты).

Еще одним источником нашего исследования будет одна из глав «Хроники» Салимбене Пармского ⁶. Здесь мы находим словесный портрет Бонкомпаньо, в котором отразилась харизматичная личность болонского магистра. Поскольку Салимбене писал свою «Хронику» в 1280-х годах, то есть примерно через 40 лет после смерти Бонкомпаньо, то можно отметить, что к тому времени вокруг имени магистра уже сложились своего рода топосы, популярные, возможно, в городской и студенческой среде.

Итак, проблематика нашей работы связана с отношениями личности и текста. Это очень спорная проблематика: как может в учебнике риторических шаблонов отразиться личность магистра? Тем более в Средние века, для которых сам вопрос авторства и личности ставится под сомнение. Но мы не говорим в данной статье об «авторском стиле» как самостоятельном феномене, хотя и этот вопрос в отношении творчества Бонкомпаньо можно поставить. Мы пытаемся найти в тексте Бонкомпаньо характерные черты авторской личности, отразившиеся вне зависимости от того, было ли в планах автора «говорить о себе».

Исходные посылки для поиска «авторской личности» даёт сам Бонкомпаньо в своих текстах. В «Трактате о добродетелях» Бонкомпаньо говорит об особом «stilus humilis», простом и ясном стиле написания писем, восходящем к отцам церкви, и противопоставляет этот стиль Орлеанской школе риторики ⁷. В «Античной [50] риторике» (если рассматривать её целостный текст — так называемый «Boncompagnus»), также есть апелляция к особому стилю письма: «semper in presentia dictare volebam», отмечает автор, подчеркивая свой интерес к конкретным, жизненным языковым примерам ⁸.

Тексты «Античной риторики», посвящённые студенческой жизни, отражают на себе «stilus humilis» в совершенно особом, юмористическом ключе ⁹. Смеховые образы пронизывают данный текст. Вот обедневший студент, просящий милостыни, нищенствует у дверей школяров и мирян, и получает «хлеб тройного замеса, который и собаки есть ужаснутся из-за примешанной к нему полбы, овощные отбросы, (из мяса) кожу, сухожилия, которые нельзя разжевать, покрытое слизью мясо, предназначенные на выброс внутренности, репу, бобы; достойное презрения пропитание и негодное вино чаще всего дают побирающимся» (перевод М. Игнатьевой) ¹⁰.

Самого же себя студент описывает так: «Мои товарищи — черви и вши, и когда они шествуют по ощипанному капюшону, то если бы у них был крест, они казались бы крестным ходом. В моей сумке, очевидно, больше, чем в любом государстве, лазеек, через которые мыши входят и выходят, и когда ночью умножают там рвение, шмыгая по соломе туда и сюда, я часто бью вокруг себя руками, но они не желают упускать того, чем владеют, [51] кажется, по праву наследства. Как в таком случае следует прийти на помощь столь несчастному и находящемуся в такой беде, знает ваше милосердие» (перевод М. Игнатьевой) ¹¹.

В данных отрывках мы сталкиваемся с бытом студенчества, с бедностью и поиском пропитания. Но и «болонская грязь», и «крестный ход» вшей и «государство» мышей позволяют нам сопоставить образы студенческого быта с городским смеховым фольклором, с «присказками», которые являются частью «stilus humilis».

«Присказки», формы народного языка, перекликающиеся с городской культурой, часто используются в «Античной риторике». Юноша, постоянно откладывающий путь к занятиям наукой, обращается в «народную басню», поскольку желая «подражать воронам и птенцам, презирает орлов» ¹², то есть не может решиться приступить к учению. Родители, оставившие студента без субсидии, превосходят «жестокостью диких зверей, которые о своих рожденных детях имеют природную заботу» ¹³. Вот еще один острый, комический упрек студента скупым родителям: «Я отправлюсь к варварам и испрошу помощи у язычников» ¹⁴. В письме к матери студент упрекает отца, который отказывается помогать школяру: «Он думает, быть может, что я внебрачный ребёнок, чем наносит вред вашей чести» ¹⁵.

Порой Бонкомпаньо выстраивает сложные и запутанные ряды из образов. Например, описание ссуды, предоставленной ростовщиком: она «словно ржавчина, что поедает железо, словно проказа, что обезображивает кожу, словно денежная моль, словно струпья искажающие, подобная пиявке, и даже более, чем пиявка, ибо пиявка кожу оставляет, наполненная кровью, но ссуда есть злее их». Ростовщик же подобен «больному водянкой, которому всякое питьё вводит в жажду» ¹⁶. [52]

Удивительна восприимчивость Бонкомпаньо к «городскому», можно сказать даже площадному языку, это делает его образы живыми, повествование интересным.

Хотелось бы отметить еще один момент — тесное переплетение народных присказок с комическими ходами, характерными для учёного сообщества. Так, нерадивый студент, постоянно перебегающий от грамматики к праву, «склоняет hec musa в номинативе как musardus» ¹⁷.

Еще один характерный пример — описание студента, переусердствовавшего в грамматике: «О, если бы кто увидел многолетнего барана, сосущего вымя козы, то не рассмеялся бы? Вот старик, начинающий учиться, обозревал восемь правил речи, шесть групп и падежей, и так, с междометием скорби будет погребён в могильном холме аблятива» ¹⁸. Народные формы языка (образ «многолетнего барана, сосущего вымя козы») переплетаются с грамматическими терминами, понятными школьной среде.

Показателен отрывок, в котором Бонкомпаньо пишет о благородных по рождению, но неблагородных по нравам студентах: «кто себя лишает благородства через дурной образ жизни и бесчестие нравов, достигает высшего бесчестия, потому подвергается насмешкам отдельных лиц и превращается в народную присказку. Он же словно плевелы, что отбрасываются из зерна и словно кривое дерево, которое, поскольку своему роду не отвечает, не берётся для дома, но предаётся огню для сжигания» ¹⁹. Автор продолжает свою мысль о благородстве так: благородство, которое переходит только по наследству, без «равных эффектов», «скорее служит насмешкам, чем чести, так как без заслуженной добродетели (virtutibus meritorum) отступает к ларам невежества позорными шагами» ²⁰.

Язык народный, городской (апеллирующий к «народной присказке») тесно переплетён здесь с темой деятельного благородства — одной из центральных тем университетской культуры. [53] «Центральной» эту тему можно назвать хотя бы потому, что она проходит сквозной нитью через XIII век: в начале века, в стихотворении Carmina Burana, посвящённом благородству, мы читаем: «благороден тот, кого облагородила добродетель (virtus nobilitavit) ²¹», а в конце века — в «Романе о розе» Жана де Мена — «лишь добрые дела ведут нас к благородству, а не рожденья факт» ²².

Отметим, что переплетение «городского» и «университетского» исследователи находят и в других текстах Бонкомпаньо. Немецкий исследователь искусства Ars dictaminis Ф. Гартманн отмечает схожее переплетение в трактате Бонкомпаньо «О дружбе» школьного, университетского чувства единения с городским «concordia» ²³.

Анализируя особый стиль текстов Бонкомпаньо, мы подходим к характерным чертам его личности, в которой сфокусировались черты городской и университетской культур. Эти характерные черты личности нашли отражение в образе Бонкоманьо, созданном Салимбене Пармским в его «Хронике». С одной стороны, Бонкомпаньо предстаёт как «великий шуткарь» («trufator maximus»), приводятся его стихи (очень схожие по мотивам и ритмике с поэзией вагантов) ²⁴. В центр рассказа о Бонкомпаньо ставится история о розыгрыше, устроенном Бонкомпаньо жителям Флоренции. Объявив о чудесной способности летать, Бонкомпаньо сделал себе два крыла, собрал горожан у подошвы [54] горы Святой Марии, и после того как те собрались и с недоумением некоторое время смотрели друг на друга, заявил: «Ступайте с Богом, и да будет вам достаточно того, что вы узрели лик Бонкомпаньо» ²⁵. Перед нами — характерный образ флорентийского шутника, героя городских fablio.

С другой стороны, Салимбене отмечает, что Бонкомпаньо — «известный учитель грамматики в городе Болонье, написавший книгу о составлении писем». Автор «Хроники» описывает и жизненный путь Бонкомпаньо: «пришёл в римскую курию в надежде снискать там за своё сочинительство какую-либо милость», но не получил её и «в старости он дошел до такой нищеты, что жизнь ему пришлось окончить в какой-то флорентийской богадельне...» ²⁶. Важно поставить акцент на том, что линия судьбы болонского магистра, прочерченная Салимбене, удивительно схожа с судьбами ученых людей конца XII — начала XIII века ²⁷.

Замечательно, как у Салимбене переплетены два образа, два топоса личности Бонкомпаньо: топос городского весельчака, провокатора и топос человека из «ученой среды», жизненный путь которого характерен для представителей ранних университетов.

Своеобразная диалектика «городского» и «университетского» — узловой момент личности Бонкомпаньо, который мы находим как в его текстах, так и в источниках, повествующих о [55] магистре. Такая диалектика определяет и социальную природу личности Бонкомпаньо, который был в равной степени участником городского и университетского сообщества.

Анализируя социальную природу личности Бонкомпаньо, мы можем идти чуть дальше: поставить вопросы о роли риторики в итальянских городах, в жизни которых искусство «Ars dictaminis» играло большую роль ²⁸, и в целом — об интересной взаимосвязи городской и университетской культуры в Италии. Оба этих фактора могли оказать влияние на развитие первых университетов Италии (Болонского и Падуанского).

Но не только социальная природа личности Бонкомпаньо отразилась в «Античной риторике». Описанное Бонкомпаньо — не только литературные шаблоны, но и реальные условия жизни автора, часть его мировосприятия. Сама кончина Бонкомпаньо удивительно рифмуется с одной из шаблонных юмористических ситуаций. Вот письмо, в котором Бонкомпаньо описывает городскую богадельню: «в госпитале дурно пахнет “божья трапеза” и стоны страждущих больных не позволяют успокоиться живым, отчего у меня пропадает желание есть. А то, как служители этого госпиталя заботятся о нуждах больных, я не могу обсуждать подробно, потому что во мне уже угасает природное мужество» (перевод М. Игнатьевой) ²⁹. Повторимся, у Салимбене Пармского мы читаем: «В старости он дошел до такой нищеты, что жизнь ему пришлось окончить в какой-то флорентийской богадельне» ³⁰.

Внутренняя параллель, построенная нами, спорная — ведь сам Бонкомпаньо в богадельне оказался уже на самом закате жизни. Но существенна параллель — комичность текста и реальность жизни, на фоне которой мы можем чуть иначе понимать [56] юмор Бонкомпаньо. С такой позиции бедствия студентов имеют не только смеховые, но и трагические истоки. С нашей точки зрения, такой трагизм мог иметь историческую основу: развитие первых европейских университетов во многом связано с энтузиастами, которые, не взирая на материальные трудности, отдавали свою жизнь служению науке.

Комментарии

1. Бонкомпаньо да Синья. Колесо Венерино / пер. М. Л. Гаспарова // Жизнеописания трубадуров. М., 1983. С. 401-405.

2. Гаспаров М. Л. Любовный учебник и любовный письмовник (Андрей Капеллан и Бонкомпаньо) // Жизнеописания трубадуров. М., 1983. С. 573.

3. Kantorowicz E. An 'Autobiography' of Guido Faba // Medieval and Renaissance Studies. Vol. I. London, 1943. P. 253-280 (URL: http://www.archive.org/stream/ernstkantorowicz00reel02#page/n756/mode/1up).

4. Boncompagno da Signa. Testi riguardanti la vita degli studenti a Bologna nel sec. XIII / A cura di V. Pini. Bologna, 1968 (далее указания даются на номер страницы издания).

5. Бонкомпаньо да Синья. Древняя риторика. Книга I. Глава XVI. О бедствия студентов / Пер. и предисл. М. Игнатьевой // Традиции воспитания и образования в Европе XI-XVII вв. Иваново, 1995. С. 122-126.

6. Салимбене де Адам. Хроника / Сост. В. Д. Савукова. М.: РОССПЭН, 2004. С. 86-87.

7. Ab humili autem stilo incipiebant sancti patres: Gregorius, Ambrosius, Leo Magnus, Iohannes Osaurei и далее Tantorum ergo patrum et doctorum uolens humiliter uestigia imitari, Aurelianensium sententiam improbo confidenter, qui dicunt in principio uerba ornatiora siue auctoritates semper poni debere (Boncompagno da Signa. Tractatus virtuum / Ed. Steven M. Wight. URL: http://scrineum.unipv.it/wight/tv.htm).

8. Boncompagno da Signa. Boncompagnus / Ed. Steven M. Wight (URL: http://scrineum.umpv. it/wight/bonindx.htm).

9. М. Л. Андреев обращает внимание на комический аспект авторского стиля Бонкомпаньо, говоря о том, что болонский магистр перенёс схематизм Ars Dictaminis на «области, дотоле им не затронутые, что подчас порождает даже комический эффект, автором в полном согласии с особенностями его характера весьма тщательно культивируемый» (История литературы Италии: в 4 т. Т. 1: Средние века / под. ред. М. Л. Андреева, Р И. Хлодовского. М, 2000. С. 252).

10. Boncompagno da Signa. Testi riguardanti la vita... P. 43.

11. Ibid. P 45.

12. Ibid. P. 15.

13. Ibid.

14. Ibid.

15. Ibid.

16. Ibid. P. 42.

17. Ibid. P 25.

18. Ibid. P. 12.

19. Ibid. P. 23.

20. Ibid.

21. Carmina Burana. Munchen, 1979 (URL: http://www.hsaugsburg.de/~harsch/saecpl3.html).

22. Гильом де Лоррис, Жан де Мен. Роман о Розе / пер. Н. В. Забабуровой. Ростов н/Д, 2001. С. 244.

23. All these model letters on friendship reflect both the importance of friendship networks within the school context, as well as the centrality of friendship, peace and Concordia in the political life of Italian commune / F Hartmann. Eloquence and friendship. Letter-writing manuals and the importance of being Somebody ’s friend (Networks of learning. Perspectives of scholars in Byzantine East and Latin West, c. 1100-1200. Berlin, 2014. P 81. URL: https://clck.ru/9RUH4).

24. Салимбене де Адам. Хроника. С. 86.

25. Там же. С. 86.

26. Там же. С. 87.

27. Схожая судьба Вальтера Шатильонского, умершего в безвестности после неудачного путешествия в Рим описана в работе: Добиаш-Рождественская О. А. Коллизии во французском обществе ХII-ХIII вв. по студенческой сатире этой эпохи // Добиаш-Рождественская О. А. Культура западноевропейского Средневековья. М., 1987. С. 115-143. Жизненный путь Генриха из Сеттимелло, потерявшего своё место и вынужденного нищенствовать, описан в работе: Элегия Генриха Сеттимелло «О переменчивости фортуны и утешении философии» / Перевод с введением Д. К. Петрова // Записки Неофилологического общества. Вып. III. № 2. СПб., 1895.

28. О роли Риторики в жизни городов и в Предвозрождении см.: Hartmann F. Op. cit. P. 67-89; Witt R. Medieval “Ars dictaminis” and the beginnings of Humanism: a new construction of the problem // Renaissance Quarterly. Vol. 35. № 1. Chicago, 1982. P. 1-35 (URL: https://clck.ru/9RUHL).

29. Boncompagno da Signa. Testi riguardanti la vita... P. 46.

30. Салимбене де Адам. Хроника. С. 87.

Текст воспроизведен по изданию: Болонский магистр XIII в. и его учебник истории // CURSOR MUNDI: человек Античности, Средневековья и Возрождения, Вып. VII. Иваново. ИвГУ. 2015