Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:

ПРЕДИСЛОВИЕ

I

Сборник «Русско-индийские отношения в XVIII веке» тематически связан с предшествующей публикацией архивных документов об экономических, политических и культурных связях между народами России и Индии в XVII столетии («Русско-индийские отношения в XVII в». ЦГАДА и Институт востоковедения АН СССР. Составители: Т. Д. Лавренцова, Р. В. Овчинников, В. Н. Шумилов. Ответственные редакторы: К. А. Антонова, Н. М. Гольдберг. Т. Д. Лавренцова. Издательство восточной литературы, М. 1958). Продолжая эту тему, документы нового сборника отражают изменения в характере русско-индийских отношений в XVIII в., которые находились в прямой зависимости от экономического и политического развития обоих государств — России и Индии.

Экономическое и политическое развитие русского государства к началу XVIII в. подготовило страну к проведению больших государственных преобразований, направленных на преодоление хозяйственной, военной и культурной отсталости. Эти преобразования были осуществлены в первой четверти XVIII в. правительством Петра I, который поставил себе целью вывести Россию в число передовых и могущественных стран Европы.

Реформы, проводившиеся Петром I в острой борьбе с реакционной боярской оппозицией, способствовали подъему экономики и культурной жизни страны. Вместе с тем они привели к дальнейшему укреплению феодально-крепостнического строя, к упрочению власти и экономического положения дворянства и нарождавшейся буржуазии.

В годы правления Петра I определились важнейшие направления внешней политики русского правительства, в которой неизменно доминировали балтийская, черноморская и каспийская проблемы.

Занятая вопросами большой европейской политики, Россия в то же время значительное внимание уделяла дипломатическим и экономическим связям со странами Востока. Правящие круги России, заинтересованные в расширении торговли с Индией, предпринимали на протяжении XVII и в начале XVIII в. ряд попыток завязать постоянные торговые и дипломатические отношения с этой страной.

Известно стремление Петра I найти прямые пути в Индию и установить дипломатические отношения с Великим Моголом. Об этом, в частности, свидетельствует снаряжение специальной экспедиции и [6] содержание инструкции главе этой экспедиции князю Александру Беновичу, подписанной царем 14 января 1716 г.

Все эти попытки окончились неудачей, но российское правительство продолжало натравлять усилия на развитие торговли с Индией (Е. Я. Люстерник, Русско-индийские экономические связи в XIX веке, М., 1958. стр. 11). Отсутствие общих границ и значительная географическая отдаленность Индии от России затрудняли установление прочных политических и экономических контактов между обоими государствами. Основные пути из России в Индию пролегали через земли Персии и среднеазиатских ханств, правительства которых не были заинтересованы в содействии русской торговле. Установлению же непосредственного торгового контакта с Индией морским путем препятствовали другие европейские державы, в первую очередь Англия. Борясь с Францией за господство в Индии, Англия, естественно, враждебно встретила бы появление в Индии такого опасного конкурента, как Россия.

Фактически потребность России в индийских товарах удовлетворялась в первой половине XVIII в. главным образом за счет деятельности предприимчивых индийских купцов, которые, как и в XVII в., держали в своих руках торговлю России с Индией, а в значительной степени также и с Персией и частично со Средней Азией. Однако с середины XVIII в. наметилось значительное сокращение торговли индийских купцов, вызванное обострением внутриполитической обстановки в Индии, распадом Могольской империи, начавшимся завоеванием этой страны Англией и постоянными мятежами и войнами в Персии и соседних с ней странах.

В XVIII в. Россия выросла в сильную мировую державу, стремившуюся догнать в хозяйственном, военном и культурном развитии передовые государства Европы. Индия в это время переживала период экономического упадка, крушения военной и политической мощи. Крупнейшее государство Индии — империя Великих Моголов — после смерти Аурангзеба стала ареной ожесточенной династической борьбы между многочисленными претендентами на престол и власть падишаха в Дели.

Положение Индии крайне осложнялось сепаратистскими стремлениями правителей и наместников окраинных областей, которые начали борьбу с центральной властью за отделение от империи и создание независимых государств.

Междоусобные войны и отпадение окраинных областей ослабили империю Великих Моголов. Индия стала заманчивой добычей для правителей соседних государств (нашествия Надир-шаха персидского в 1738-1739 гг. и Ахмед-шаха Абдали в 1748-1767 гг.).

Политической и военной слабостью Индии воспользовались в захватнических целях европейские державы — Англия и Франция, издавна имевшие на индийской земле крупные торговые фактории. Конкурентная торговая, а затем и военная борьба между английской и французской Ост-Индскими компаниями завершилась к 1761 г. победой англичан.

Сокрушив основного соперника и используя противоречия между индийскими государствами, Англия приступила к утверждению своего господства в Индии. Преодолевая сопротивление индийского народа, английская Ост-Индская компания захватила Бенгалию, к концу XVIII в. завоевала господствующие позиции и в Южной Индии, в остальных же частях страны многие ранее полузависимые государства [7] и княжества к тому времени уже находились в вассальной зависимости от Компании (К. А. Антонова, Английское завоевание Индии в XVIII веке. М, 1958; Н. К. Синха, А. Ч. Банерджи, История Индии, М., 1954).

Положение, сложившееся в Индии в конце XVIII в., привело к заметному сокращению дипломатических и торговых связей индийских государств и княжеств с соседними странами. Тем самым стало труднее и индийским купцам поддерживать торговые связи с Россией.

Торговая экспедиция купца Семена Маленького в Индию (1695-1699 гг.) открывала, казалось, для России широкие возможности в деле установления прямых и постоянных экономических связей с Могольской империей. В этом были заинтересованы правительство Петра I, купечество и деловые круги русского дворянства. Все они исходили из взгляда на внешнюю торговлю как на важный источник укрепления экономической базы и политического могущества феодально-крепостнического государства. В торговых связях с Индией они видели один из крупных источников дохода казны и купечества. В декабре 1714 г., беседуя с ганноверским резидентом в Петербурге Фридрихом-Христианом Вебером, Петр I говорил о больших выгодах для России от торговли с Индией, указывая на Астрахань как на отправной пункт для торговых поездок в Персию и Индию («Записки Ф.-Х. Вебера», — «Русский архив»., 1872. № 7 и 8. стр. 1341).

Тогда же он предписал русскому посланнику в Исфахане А. П. Волынскому собрать сведения о торговых путях в Индию из Персии, об индийско-персидской торговле, об ассортименте русских товаров, потребных для индийского рынка (См. док. № 8). Позднее, в дни Персидского похода, находясь в Астрахани, Петр I долго беседовал на эту тему со старейшиной Индийской торговой компании купцом Анбу-Рамом (Ф. И. Соймонов, Описание Каспийского моря..., СПб. 1763. стр. 30). В 1714 г. он изучал проект дворянина Ф. С. Салтыкова, предлагавшего использовать для сношения с Индией и Китаем Северный морской путь (Док. № 7). Два года спустя Сенат рассмотрел записку двух купцов об использовании системы судоходных рек Европейской России и Сибири для торговых поездок в Японию и Индию. Но Петр I решил использовать старые торговые пути в Индию через земли среднеазиатских ханств и Персию, отправив туда в 1716 г. поручика А. И. Кожина (в составе экспедиции А. Бековича-Черкасского) (Док. №№ 9-26), а позднее — мурзу А. Тевкелева (Ф. И. Соймонов, Описание Каспийского моря..., стр. 20-21).

Неудачный исход этих начинаний не остановил Петра I. Отправляя в 1718 г. посольство секретаря Ориентальной экспедиции Посольской канцелярии Флорию Беневени в Бухарское ханство, он обязал его собирать сведения о соседних с Бухарой государствах, имея в виду прежде всего Индию, и о торговых связях между ними (А. Попов, Сношения России с Хивою и Бухарою при Петре Великом, СПб.. 1853, стр. 34-36).

Позднее у Петра I возникла идея морской экспедиции в Индию. 5 декабря 1723 г. он предписал вице-адмиралу Даниилу Вильстеру отправиться на фрегатах «Амстердам-Гален» и «Де Кронделиус» к [8] острову Мадагаскару, а оттуда — в Индию с грамотой к падишаху об установлении постоянных торговых связей между государствами (Док. № 39). К великому неудовольствию Петра I, фрегаты Вильстера из-за больших повреждений не смогли выступить из гавани (А. Заозерский, Экспедиция на Мадагаскар при Петре Великом, — «Россия и Запад», Исторический сборник. № 1, Пг., 1923).

И после Петра I русское правительство неоднократно возвращалось к вопросу о русско-индийских связях. В середине 30-х годов XVIII в., после основания Оренбурга, снова возобновился интерес к установлению связей с Индией караванным путем через земли Средней Азии. Горячим поборником этой идеи выступил начальник Оренбургской экспедиции И. К. Кирилов, внесший на рассмотрение правительства два подробных проекта (1734 и 1735 гг.) (Е. Я. Люстерник, Е. Г. Шапот, О некоторых проектах организации русско-индийской торговли в XVIII веке, — «Ученые записки Ленинградского гос. ун-та». Серия востоковедных наук. вып. 9., Л., 1960, стр. 21-22. См. также док. №№ 80, 82), которые были утверждены именными указами императрицы Анны Ивановны (Док. № 83).

Позднее идеи Кирилова развивал его преемник на посту оренбургского губернатора И. И. Неплюев, который в соавторстве с А. И. Тевкелевым и при участии известного русского ученого П. И. Рычкова разработал проект учреждения в Оренбурге компании по торговле с ханствами Средней Азии и с Индией, использовав опыт посылки небольших караванов с товарами «в восточные края» — в Балх, Бадахшан и Кабул (Док. № 154, 166).

В январе 1751 г. проект был представлен правительству и в марте того же года утвержден Сенатом (Док. № 156). Но практическая реализация проекта натолкнулась на ряд осложнений, поскольку русские уклонились от вложения крупных капиталов в необычное и рискованное предприятие. В феврале 1753 г. Неплюев обратился за поддержкой в Главный магистрат, призывая его привлечь в торговую компанию состоятельных купцов из городов Европейской России. Главный магистрат оказал необходимое содействие Неплюеву, но купечество объявило, что оно «за дальностью расстояния тех в восточные край купечеств компаниями производить не желают» (Док. № 168. См. также ЦГАДА, ф. Главный магистрат, д. 6775, лл. 2-28).

Необходимость установления прямых торговых связей с Индией неоднократно признавалась руководящими деятелями Российской империи. Правительство императора Петра III, декларируя очередные задачи страны в развитии «земледельства и коммерции», указывало в манифесте от 28 марта 1762 г. на торговлю с Востоком и, в частности, с Индией как на один из путей укрепления экономики России и подъема благосостояния ее народа (I, ПСЗ, т. XV, № 11489). Последовательной продолжательницей дела Петра I объявила себя Екатерина II, желавшая, по ее словам, видеть Россию посредницей в торговле европейских стран с Индией и Китаем. «Направить торговлю Китая и Ост-Индии через Туркестан — это значило бы возвысить эту империю (Россию. — Р. О.) на степень могущества выше всех остальных империй Азии и Европы», — отметила она в своих Записках («Записки имп, Екатерину II», СПб., 1907, стр. 639).

В 1763-1764 гг. правительство Екатерины II рассматривало и одобрило представление о расширении торговых связей с Индией через [9] Сибирь (Док. №№ 196-200). В эти же годы П. И. Рычков предложил установить караванную торговлю с Индией через Среднюю Азию (П. И. Рычков. Изъяснение о способах к произведению российской коммерции из Оренбурга с Бухарскою, а из оной и с Индейскими областями, см Ф. И. Соймонов, Описание Каспийского моря..., стр. 353—360), а М. В. Ломоносов выступил с проектом использования Северного морского пути для торговых сношений с Китаем, Индией и Америкой (Док. № 204).

В 1763 г. Адмиралтейство отправило в Англию 6 русских морских офицеров для прохождения мореходной практики на кораблях Ост-Индской компании. В инструкции, врученной офицерам в Лондоне русским послом графом С. Р. Воронцовым, указывалось на необходимость изучения природных особенностей Индии, состояния ее промышленности, земледелия и торговли. Все эти сведения необходимы были для налаживания русской торговли в Индии (Док. № 201).

В 1792 г. астраханский вице-губернатор П. Скарятин подал правительству проект учреждения компании по торговле с туркменскими племенами, Афганистаном и Индией. Главную базу компании предполагалось установить на берегу Астрабадского залива, на территории, арендованной у Персии (Док. № 230). Дальнейшим Развитием этого плана явился доклад генерал-прокурора Сената П. X. Обольянинова Павлу I (1800 г.) (Док. № 247) и записка графа В. А. Зубова «Общее обозрение торговли с Азиею» (Док. № 248).

Таким образом, русское правительство, отдельные государственные деятели и ученые неоднократно ставили и пытались разрешить вопросы, связанные с установлением прямых торговых связей и дипломатических отношений с Индией. Однако отмеченные выше причины внешнеполитического, географического и экономического характера воспрепятствовали осуществлению этих планов.

В сборнике публикуются также проекты, поданные в XVIII в. русскому правительству, предлагавшие России учредить торговые организации по образцу европейских Ост-Индских компаний (Док. № 69, 96-101, 191-195, 226-228, 231-234, 235, 240). Лишь некоторые из этих проектов рассматривались в Коллегии иностранных дел, Коммерц-коллеги и Сенате, но были отвергнуты по их явной неосуществимости, из-за огромных затрат, технической непригодности и из политических соображений. Большинство из представленных проектов по этим причинам не были даже вынесены на обсуждение правительственных учреждений.

Что касается непосредственных торговых поездок русских подданных в Индиго, то они носили в XVIII в. случайный характер. Документы сообщают о поездках оренбургских татар — приказчиков купца Абдула Хаялина в 1749-1752 гг. (Док. № 206), сибирских татар из г. Тары (Док. № 196-200), трубчевского купца Н. Челобитчикова в 1760-1765 гг. (Док. № 219), астраханского купца И. Калустова в конце XVIII в. (Док. № 230). Эти считанные поездки, естественно, не могли удовлетворить большой спрос России на индийские и персидские товары, и поэтому русское правительство было заинтересовано в торговле обосновавшихся в России индийских купцов. [10]

Таможенная политика русского правительства по отношению к восточным и, в частности, к индийским купцам носила поощрительный характер, коренным образом отличаясь от системы таможенного обложения западноевропейских товаров, поступавших в Россию. На западной границе России действовали таможенные тарифы, по которым европейские товары облагались большой, по существу запретительной пошлиной. Вводя эти тарифы, русское правительство исходило из интересов молодой промышленности страны, продукция которой на первых порах не могла конкурировать с дешевыми европейскими товарами. Восточные товары — дорогие ткани, красители, драгоценные камни и изделия художественного ремесла — не затрагивали интересов русской промышленности. Более того, России было выгоднее закупать восточные товары непосредственно у индийских и армянских купцов, не прибегая к посредничеству европейских коммерсантов, до которых товары доходили через вторые и третьи руки, намного удорожаясь в цене. Именно поэтому з Астрахани, а со второй половины 30-х годов — в Оренбурге были установлены умеренные пошлины с восточных товаров (10-13% стоимости товаров плюс специальные сборы) (А. Семенов, Изучение исторических сведений о российской внешней торговле и промышленности с половины XVII столетия по 1858 год, ч. III, СПб., 1859, стр. 163-251). При таких размерах таможенного обложения торговля восточными товарами в России приносила крупную прибыль, привлекавшую ежегодно значительное число индийских купцов из Индии и Персии в Астрахань, Оренбург, Кизляр и другие порубежные города на юго-восточной окраине России. В конце XVIII в., с целью расширения торговых связей с Индией, предполагалось коренным образом пересмотреть Астраханский и Оренбургский тариф в сторону дальнейшего резкого сокращения пошлинных сборов с восточных товаров (Док. № 242, 244, 247, 248).

Индийские купцы неоднократно заявляли, что в России они пользуются такими привилегиями в торговле, каких они никогда не имели в Персии и других странах Востока (См. например, док. № 151).

Широкому развитию индийского торга в России способствовала покровительственная политика русских властей по отношению к индийским и другим восточным купцам (А. И. Юхт, Индийская колония в Астрахани, — «Вопросы истории», 1957, № 3, стр. 138-139). Инструкцией Сената от 1720 г. астраханскому губернатору А. П. Волынскому предписывалось оказывать восточным купцам, обосновавшимся в Астрахани, необходимое содействие в их торговле, охранять их имущество, «держать ласку и привет доброй... и оберегать, чтобы им ни от кого никаких обид не было» (I ПСЗ, т. VII, № 3622). Указом от 20 сентября 1723 г. Сенат снял запрет для индийских и других восточных купцов на производство розничной торговли в Астрахани (Там же, № 4304). В октябре 1722 г. депутация индийских купцов во главе с Анбу-Рамом посетила находившегося в Астрахани Петра I и получила от него именной указ о предоставлении Индийской компании в Астрахани права разрешать имущественные споры по наследственным делам «самим им, индейцам, по их обыкновению и закону и правам» (См. док. № 48). Этот указ стал общей законодательной нормой при разрешении имущественных споров подобного рода и в этом качестве применялся на протяжении всей последующей истории Индийской торговой компании, был внесен в «Свод законов [11] Российской империи» и отменен лишь во второй половине XIX в., когда компания в Астрахани перестала существовать (АВПР, ф. Главный архив МИД, 1-9, 1885 г., д. 25, л. 4-4 об.).

В XVIII в. индийцы, торгующие с Россией, получили ряд новых привилегий. Указ 1685 г., запретивший индийцам торговлю в «верховых городах» Российского государства («Русско-индийские отношения в XVII в.», док. № 226.), на практике не применялся, и уже с конца XVII в. индийские купцы вели большую торговлю в разных городах России.

II

Публикуемые документы дают сведения о жизни и деятельности индийской колонии в Астрахани.

Документы, касающиеся деятельности этой колонии, были в значительной мере использованы в статьях Н. Н. Пальмова и А. И. Юхта (А. И. Юхт, Индийская колония в Астрахани, — «Вопросы истории», 1957, № 3). Дела об индийцах-ремесленниках в Астрахани, на которые в 30-х годах ссылался Н. Н. Пальмов, разыскать не удалось. Возможно, что эти дела пропали во время войны или при перевозке астраханских архивов в Ленинград. Не было этих материалов и у А. И. Юхта, тщательно проанализировавшего астраханские архивы и проделавшего трудоемкие подсчеты цифровых данных. Юхт даже, видимо, считает выводы Пальмова неправильными, так как «источники не подтверждают существующей в литературе точки зрения о том, что среди индийцев, обосновавшихся к Астрахани, имелись и ремесленники-ткачи» (Там же, стр. 137).

Об индийской астраханской колонии писала также Ф. М. Кемп в статье в журнале «Искус» и в своей книге «Бхарат-Русь» (Р. М. Kemp, Early contacts between India and Russia, — «ISCUS, Journal of the Indo-Soviet cultural society», Bombay, 1954, May; P. M. Kemp, Bharat. Rus. An introduction to Indo-Russian contacts and travels from mediaeval times to the October revolution, Delhi, 1958). Находясь в Индии, Ф. М. Кемп не имела, естественно, в своем распоряжении русских архивных документов, но она использовала все опубликованные к тому времени материалы и исследования по этому вопросу.

Анализ публикуемых ныне документов показывает, что в XVIII в. в Астрахани — этом крупном русском торговом центре — проживало от 50 до 100 индийских купцов (В 1707 г. в индийском дворе занимали лавки 52 человека (док. № 4), в 1737 г.— 70 человек (док. № 86), в 1747 г. по ревизской сказке — 53 человека и «вновь прибывшие из Персии» еще 23 человека (док. № 149), в 1752 г. — 64 (док. № 165), в 1777 г.— 104 человека (док. № 223)), занимавшихся продажей в России восточных товаров и вывозом в Персию товаров, закупленных в России. Индийские купцы торговали и в других русских городах. По свидетельству астраханского купца-индийца Марвари Бараева, в Россию в XVIII в. «выезжало в год человек по 200 и меньши» индийских купцов, а ныне (в 1735 г.) «зело мало выезжает: человек до 80 и меньши» (Док. № 77). В XVIII в. индийские купцы свободно ездили из Астрахани со своими товарами в Нижний Новгород на Макарьевскую ярмарку, в Москву, на Северный Кавказ, в Саратов, а с 1720 г. — и в Петербург, когда этот город уже был столицей государства и туда перебрался двор и иностранные послы (Док. № 29-34). Судя по челобитной, поданной в 1723 г. Петру I компанией [12] индийских купцов из Астрахани, индийцы добирались даже до Архангельска, закупая там европейские товары. В этой челобитной индийские купцы просили разрешения на свободный проезд в Европу, а также через Сибирь в Китай. Несомненно, что в это время компания индийских купцов располагала значительными средствами и торговыми связями.

И действительно, торговые обороты индийских купцов были тогда весьма крупными. Так в следующем же, 1724 г., по записям Астраханской таможни о взятии пошлин с товаров, вывозимых индийскими купцами в Москву, Нижний Новгород и на Терек, один из них, имя которого записано то как Жерам Мураров, то как Джерам Муратов, вывез в Москву и Нижний Новгород во время трех поездок товаров на 10 270 руб. другой. Адет Чинаев, — на 8 852 руб., третий, Перу Джадамов, — на 8 228 руб. и т. д. Стоимость товаров, вывезенных индийскими купцами из Астрахани во внутренние города России в 1724 г., превысила 104 тыс. руб. (Док. № 250).

В состав сбывавшихся индийскими купцами товаров входили в основном восточные ткани — большей частью персидские, реже — закавказские или же среднеазиатские. Ткани из Индии особо не выделены, но на основании как более ранних, так и более поздних данных можно полагать, что какая-то часть «выбоек» и «фат» была индийского происхождения. Данные о вывозе индийцами товаров из Астрахани во внутренние города России, видимо, в значительной степени показательны для общего объема импортной торговли индийских купцов в России.

Двадцатые — сороковые готы XVIII в. были периодом расцвета индийской торговли в России. По данным Астраханской таможни, за 8 лет — с 1737 по 1744 г. — индийские купцы вывезли в Персию товаров на 311,7 тыс. руб. и импортировали из Персии на 661,1 тыс. руб., что составляло 11,5% всей астраханской внешней торговли в тот период не считая сравнительно незначительной торговли с Хивой и Бухарой) (Львиная доля этой торговли приходилась на компанию армян Джульфы (пригорода Исфагана), составляя 52.5% ввоза в Россию и 37.1% вывоза в Персию. Интересно, что именно с это время была предпринята англичанами попытка установить торговый путь в Персию через Россию. Вопреки распространенному мнению эта попытка на первых порах сопровождалась удачей: в 1740 г. в Персию была послана пробная партия товаров на 1335 руб., в 1741 г. — на 17 500 руб., в 1742 г. — уже на 230,6 тыс. руб. Всего за 1742-1744 гг. англичане вывезли в Персию через Астрахань товаров на 775 тыс. руб., но ничего не ввозили в Англию этим путем. Таким образом, эта английская торговля отразилась на экономике России только в виде 59,4 тыс. руб. пошлин, взятых с англичан в Астрахани (все данные подсчитаны на основе цифр, приведенных в док. № 130)).

С конца 40-х годов XVIII в. начался упадок торговли индийских купцов в России. Непосредственную причину этого сами индийские купцы Астрахани следующим образом объясняли в своих челобитных. Основным преимуществом индийцев перед русскими купцами в восточной торговле являлись их родственные и торговые связи с обширной индийской колонией в Персии. Однако «в 1747 г. как бывшаго персидскаго шаха Надира персияня убили, то с того времяни и поныне (документ написан в 1750 г.) в той Персии происходят великия замешательствы, неспокойствы и грабежи... и от того братья наши, индейцы в Персии, спасая свое имение, укрываются в лесах и ни малого тамо, в Персии, купечества производить не могут... мы... товаров своих к ним посылать и от них здесь получать не в состоянии» (Док. № 151).

Эти феодальные междоусобицы в Персии продолжались вплоть до 1763 г., когда Керим-хану Зенду удалось объединить под своей властью [13] всю страну. Однако торговля с Персией все это время не прекращалась, хотя ее объем и ценность значительно уменьшились.

Выше уже отмечалось привилегированное положение индийских купцов в России, вызванное стремлением правительства увеличить доходы казны от таможенных пошлин и добиться наибольшего развития страны путем усиленного обмена товаров с Востоком. Индийцы в России пользовались свободой вероисповедания и правом жить по своим собственным законам. Как иностранцы, индийские купцы не платили податей, не были обременены постоями, ставшими в Астрахани в первой половине XVIII в. настоящим бедствием для населения, как свидетельствовал сам президент Астраханского магистрата (Док. № 126). Сбор за право торговли и за помещение для товаров на гостином дворе в Астрахани составлял всего 12 руб. в год, что для купца с тысячными оборотами нетрудно было заплатить.

Русское правительство, как и в XVII в., защищало «своих» индийских купцов и в Персии. Согласно разъяснениям царского правительства, данным в 30-е и 40-е годы XVIII в., добытые Петром I в результате персидского похода привилегии для русских купцов в Персии, в частности освобождение от импортных пошлин, распространялись лишь на тех индийцев и армян, которые записались в России в посады и приняли клятву верности русскому государю (Док. № 78, 85). Однако, когда индийцы отказались записываться в посады, аргументируя это тем, что тогда им перестанут присылать товары их соотечественники и компаньоны в Персии и Индии, в 1744 г., по правительственному указу, всем восточным купцам в Астрахани было разрешено принимать временное подданство, с тем чтобы все права русских купцов в Персии распространялись и на них. При этом предписывалось, «чтоб тому, кто жить в России более не пожелает, не держав, отпущать, представляя то, что кто на здешней женился, здесь детей имеет, двор построит и в торгу прибыль увидит, тот, конечно, не поедет» (Док. № 123, 124).

Конкурентная борьба с индийскими купцами в России со стороны их русских соперников продолжалась и в XVIII в., однако в это время она приняла несколько иные формы, чем раньше. Если в XVII в. русские купцы неоднократно просили ограничить торговлю индийцев только Астраханью и не пускать их в глубь страны, то в XVIII в. русские купцы настойчиво требуют запретить индийцам розничную торговлю. Ряд документов сборника содержит такого рода требования, а также челобитные индийцев, просивших разрешить им свободно торговать в России без всяких ограничений. Правительственного указа, раз навсегда решающего вопрос о розничной торговле индийцев за пределами Астрахани, видимо, не последовало, однако практически воспретить индийским купцам продавать свои товары в розницу вряд ли было возможно. Индийцы, как правило, продавали свои товары небольшими партиями и разным лицам. Даже в начале XVIII в. когда индийцам еще требовалось особое разрешение на выезд из Астрахани в другие города, в документах уже появилась формула: «отпущен до Саратова и до Москвы и где погодитца» (Док. № 250, 251), а позднее, свободно торгуя по разным городам, индийские купцы фактически могли продавать свои товары так, как находили выгодным, и никакие власти не могли заставить их подчинять этот Торг каким бы то ни было административным ограничениям. После отмены в 50-х годах XIX в. внутренних таможенных сборов в России [14] ведение таможенных книг в непограничных русских городах прекратилось, и историк лишен возможности наблюдать за дальнейшей торговлей индийских купцов в России.

В середине XVIII в. русское купечество добилось указа о наложении дополнительной 10% пошлины на каждую торговую сделку индийцев, совершенную за пределами Астрахани. Однако едва ли этот указ оказал большое влияние на индийскую торговлю, поскольку индийцы давно уже стали вести дела от имени армянских, а иногда и русских партнеров.

В XVIII в. индийские купцы в России все больше стали заниматься не только торговлей, но и ростовщической деятельностью. В документах XVII в. есть только одно дело о ростовщичестве (1669 г.), но тогда речь шла о займе индийских купцов друг у друга. В материалах же XVIII в. начиная с 20-х годов, начинает попадаться много заемных писем, дел о взыскании долгов и другой официальной переписки о ростовщической деятельности индийцев. Из этих документов видно, что ростовщичество стало широко распространенным занятием среди индийцев. Они ссужали деньги под весьма высокие проценты (по свидетельству астраханских властей, в среднем из 30-36% годовых, а в отдельных случаях — и до 50%) индийским и русским купцам, астраханским татарам и даже крепостным крестьянам. Астраханский магистрат жаловался в 1745 г., что многие индийцы, «не имев настоящего купечества, зделались знатными гражданами, то есть банкеры, которые одними векселями в процент торг чинят, но зело процент держут тяжелой, от которого юртовские татара и протчия купцы по прилунившейся нужде принуждены брать и потом в великое убожество приходить» (Док. № 135). В другом документе приводились случаи, когда взятые в долг 140 рублей через пять лет вместе со сложными процентами превращались в 1000-рублевый долг (Док. № 125). После смерти в Москве в 1757 г. индийского купца Сухананда осталось имущества на 300 тыс. рублей, в том числе на 26,5 тыс. рублей чужих векселей, подлежавших оплате (Док. № 188).

Нормы буржуазного правопорядка настолько укоренились к тому времени в Российском государстве, что царское правительство защищало интересы ростовщиков-чужеземцев даже против собственных подданных. Так, в 1753 г. по высочайшему указу взыскали с поручика Ярославского пехотного полка по векселю, данному в 1745 г. его отцом-полковником индийскому купцу Сухананду (Док. № 131-134). В 1753 г. был также взыскан долг индийцам с русского купца Малинькова (Док. № 169), а также с членов Астраханского магистрата, поручившихся за приказчика Кобякова (Док. № 146), в 1754 г. — с петербургского купца Ольхина (Док. № 182-183) и т. д.

Несмотря на обращение в 1744 г. Астраханского магистрата к Правительствующему сенату с просьбой запретить индийцам занятие ростовщичеством, их ростовщическая деятельность продолжалась невозбранно в течение всего столетия. Последний документ XVIII в. о взыскании денег по долговому векселю относится, как видим, к 1798 г. (Док. № 236). По данным Н. Озерецковского, относящимся к 1804 г., индийцы в Астрахани «не упускают купечествовать с российскими жителями, а особливо [15] с астраханскими татарами, которым в долг дают свои товары с преужасными процентами, так что сии бедняки в вечных находятся у них долгах» (Н. Озерецковский, Описание Колы и Астрахани, СПб., 1804, стр. 128).

В этой связи очень интересно дело Марвари Бараева.

Марвари Бараев был, как показывает самое его прозвище («марвари бара»), крупным купцом и ростовщиком. В первый раз его имя встречается в документах в связи с заемными письмами 1724-1727 гг. За это время он оформил документы на отдачу «в рост» примерно 8 тыс. рублей (Док. № 149). Кроме того, Марвари Бараев скупал у других индийцев, очевидно за бесценок, векселя, а в 1730 г. он подал челобитную на имя царицы Анны Ивановны, прося дать указание эти долги «на порутчиках и на порутчиковых женах и детях... доправить» (Док. № 29-34.). Соответственный указ и был послан в декабре 1730 г. из Сената в Астраханскую губернскую канцелярию.

Хотя в основном индийская колония в России была связана с торговлей и ростовщичеством, но были и индийцы, попавшие в страну по различным причинам (Док. № 158-160).

Большое значение индийцы придавали праву на свободу вероисповедания, которым они пользовались в России. В XVIII в. на Индийском гостином дворе три комнаты были отведены под молельню. В документах неоднократно упоминаются «индийские попы», жившие в Астрахани на пожертвования своей паствы или, как писали тогдашние канцеляристы, «пропитание имевшие морским подаянием». В 1747 г., например, таких «попов» в Астрахани было четверо из 53 индийцев, постоянно проживавших в этом городе (Док. № 189). В документах также говорится о том, что отдельные богатые индийцы возили с собой своего священнослужителя в Москву или Петербург (Любопытно, что, давая в рост крупными суммами, например, в 999 рублей, Марвари Бараев не гнушался и более мелкими —в три рубля с полтиной (см. док. № 40, 41, 42)). Лишь в 1751 г. «полицымейстерская канцелярия» Астрахани запросила Правительствующий сенат о разрешении вывести за город эти молельни, где индийцы, как надменно выразились тогдашние полицейские чины, «чинят поклонение зделанным наподобие собак болванам», но Сенат положил это дело в долгий ящик, и только в 1765 г., ввиду того что больше никто в Астрахани этого вопроса не поднимал, было вынесено решение сдать дело в архив (Док. № 65).

Еще большее значение имело право жить по собственным законам, дарованное всем иноземным купцам Астрахани, но фактически использованное только индийцами. Это право, подтвержденное индийской колонии Петром I в 1722 г., неуклонно соблюдалось правительством, отказывавшимся в пользу индийской колонии даже от взятия в казну выморочного имущества индийских купцов (Док. № 111-116).

Насколько же подробны и достоверны были знания русского общества и царского правительства об Индии на протяжении XVIII в.? Обратимся к документам.

Познания русского правительства о географии и природе Индии были, видимо, менее точными, чем те, которыми оно располагало в XVII в. Так, Петр I собирался послать Кожина с морскими судами по Аму-Дарье в Индию с приказом вернуться, по возможности, [16] Каспийским морем (Эти сведения приведены еще у Малиновского. См. А. Ф. Малиновский, Известие об отправлениях в Индию российских посланников, гонцов и купчин с товарами и о приездах в Россию индийцев, — «Труды и летописи общества истории и древностей российских», СПб., 1837, ч. VII, стр. 121-207). В данном Кожину наказе Петр I приказал ему закупить в Индии «довольное число птиц больших всяких, а именно струсов, казеариусов и протчих», а также разных зверей (Док. № 18). Политическое деление Индии Петр I знал лучше. Перед посылкой Кожина Петр не только велел поднять все дела о торговой миссии Семена Маленького, но и допросить астраханских индиицев об имени государя, правившего в то время Индией. Однако, когда индийцы ответили, что «царь де ныне в—Ындеи имянем Феркша (т. е. Фаррухсияр), который тамо 4-й год» (Док. № 15), то Петр им не поверил и приказал дать Кожину с собой грамоту на имя Шаулема (т. е. Шах Алама), поскольку это имя было указано в одной немецкой книге, изданной в 1711 г. Между тем Фаррухсияр действительно воцарился в 1712 г., за 4 года до этого, как и указали индийцы, а грамота Петра была адресована покойнику. Сведения, полученные из вторых рук, т. е. из книг, изданных в Западной Европе, оказались запоздалыми по сравнению с показаниями индийцев. В XVII в. отдавали предпочтение именно таким непосредственным свидетельским показаниям — «сказкам».

Сведения об Индии проникали в Россию различными путями, и одним из таких каналов информации в XVII и в XVIII вв. было русское посольство в Персии. В конце 30-х годов XVIII в. русский резидент в Персии Калушкин переслал в Россию рассказ одного из своих агентов, участника индийского похода Надир-шаха. Сведения о Надир-шахе и его индийском походе совершенно достоверны. Новым для историков является сообщение, что в битве при Карнале по существу победила индийская армия, и только смятение и несогласованность в действиях придворных и военачальников правителя Могольской империи помешали им воспользоваться победой и побудили их подчиниться Надир-шаху (Док. № 93, 94).

Как подлинные сведения об Индии была воспринята и написанная для русского двора «автобиография» человека, прибывшего в Петербург в 1734 г. и выдававшего себя за «султана Гин-Ахмета», правнука Аурангзеба, правителя Могольской империи (Док. № 93, 94). В качестве достоверного сообщения «автобиография» Гин-Ахмета приведена и в работе А. Ф. Малиновского. Однако сейчас, при ближайшем рассмотрении, рассказ Гин-Ахмета оказывается вымыслом. В архиве сохранился кусок черновика этой «автобиографии», написанный типичным немецким почерком того времени, какого не могло быть у индийца, лишь около 3-4 лет прожившего, по его словам, в Европе. В его рассказе о своих родителях и своем пребывании в Индии многое не только сомнительно и неточно, но и просто невероятно. Так, Аурангзеб стал править не с 1660 г., как у Гин-Ахмета, а взошел на престол в 1658 г., официально же короновался в 1659 г.; Рафи-уд-Дараджат (у Гин-Ахмета — «Рафиуел Туле») и Рафи-уд-Дауле (Дувербаг) правили один за другим в первой половине 1719 г., а не в 1720 г. и т. д. Лишь европеец мог, по традиции того времени, считать синонимами слова «индус» и «баньян» и писать о том, что его якобы отправили в «монастырь баньянов», где обучали... учению Конфуция! О философии Конфуция в те времена не было, вероятно, известно [17] ни одному индийцу. Точно так же лишь европеец мог написать, что кого-то «выбрали Моголом» (в смысле: правителем Могольской империи), поскольку в Индии моголами называли вообще мусульман Индостана. Тем более не могли индусы призвать мусульманина Гин-Ахмета в брахманы, как он уверяет, потому что членом касты брахманов (как и любой другой) можно было только родиться. В Индии не существовало также турецкого титула катиб-паши (Катшиби Баша в «автобиографии»), в Индии этого «начальника канцелярии» называли бы «мир мунши». Ни в одной индийской хронике не упоминается о наличии у Акбара, сына Аурангзеба, сына по имени Мирав (якобы отца Гин-Ахмета), хотя известно, что у Акбара был другой сын — Боланд Ахтар, о котором Гин-Ахмет не говорит. Никакой сын Акбара не был до изгнания Акбара в Персию наместником Гуджарата, хотя Гин-Ахмет уверяет, что этот пост занимал в то время его отец Мирав. Все индийские имена и названия даны в чрезвычайно искаженном виде, почему-то с турецким (а порой просто немецким) оттенком произношения (Ахмет вместо индийского Ахмад; Амадабад вместо Ахмадабад; Туле вместо Доуле и т. п.). Самое имя Гин-Ахмет не встречалось на Востоке.

Если еще отметить, что ряд сообщаемых Гин-Ахметом подробностей о Европе совершенно точны (например, философ Вольф действительно в то время преподавал в Марбургском университете) и что на заданный ему в Петербурге вопрос, какие языки он знает, он назвал четыре европейских (немецкий, латинский, французский и итальянский), а из восточных — только гиндийский (очевидно, хинди), В то время как государственным языком Могольской империи был персидский и любой член Могольской династии не мог его не знать, то можно с большой долей уверенности предположить, что этот самозванец был на самом деле европейским (вероятно, немецким или голландским) авантюристом.

Вместе с тем значительная часть сообщенных самозванцем сведений о Великих Моголах, правивших в Дели в первой четверти XVIII в., и об их родственных взаимоотношениях оказывается верной. Это удивительно, потому что в то время европейцы не имели своих факторий в Северной Индии и были весьма плохо осведомлены о событиях в Дели. Правда, сам «Гин-Ахмет» считал столицей империи не Дели, а Агру. По-видимому, он все же побывал в Индии или хорошо знал какого-то европейца, прожившего в Индии много лет.

Если в России после Петра I были более осведомлены о природных условиях самой Индии, то о сухопутном пути в Индию, географических и политических трудностях, связанных с ним, в России не имели почти никакого представления. С 40-х годов XVII в. и вплоть до самого конца XVIII в. русским казалась, до Индии рукой подать. Отсюда и жадный интерес в России ко всяким сообщениям о путешествиях в Индию из Средней Азии и принимаемым на веру фантастическим слухам, например о том, что татарские купцы города Тары на Иртыше «приезживали из Тары в Индостан верхами в 16-й день» (Док. № 199), отсюда и многочисленные, уже упоминавшиеся выше проекты установления постоянной торговой связи с Индией через Оренбург.

Надо добавить, что хотя английское завоевание Индии исключало с середины XVIII в. возможность для России проникновения в Индию морским путем, но было бы ошибкой считать, что именно это было основным препятствием и для караванной торговли, поскольку англичане [18] завоевали Делийскую область лишь в начале XIX в., а Пенджаб был ими захвачен только в 1846—1848 гг. Торговле через Среднюю Азию и Афганистан больше всего мешали феодальные распри, развал Могольской империи и общий упадок и разорение Северной Индии, подвергшейся нашествиям Надир-шаха из Персии и Ахмад-шаха из Афганистана, феодальные смуты в Персии, а также географические трудности, становившиеся непреодолимыми в условиях, когда караван мог продвигаться лишь под очень сильным военным эскортом.

Впервые обо всем этом было официально сказано оренбургским военным губернатором Н. Н. Бахметьевым лишь в конце 1800 г., однако и он поддерживал идею установления сухопутной индийской торговли, предлагая лишь выбрать традиционную дорогу индийских купцов — из Астрахани по Каспию и через Персию (Док. № 245).

Важно, что все поиски путей в Индию, проводившиеся в течение полутора столетий, были вызваны, как показывают публикуемые документы, стремлением к мирной торговле, но отнюдь не проектами военного завоевания страны. Когда, например, в 1723 г. Петру I, по донесению А. И. Остермана, собирался ехать какой-то голландец, чтобы представить ему проект завоевания части Индии, Петр отказался принять автора воинственного проекта (АВПР, ф. Коллегия иностранных дел, Приказные дела новых лет, 1723 г., д. 9, л. 5—5 об). Пример англо-французской борьбы за покорение Индии не изменил характера русской политики в этом отношении. Россия прочно стремилась установить с Индией дружественные отношения и, как указывалось, поставила индийцев в своем собственном государстве в чрезвычайно благоприятные условия.

III

Особой группой документов, публикуемых в настоящем сборнике, являются материалы, относящиеся к жизни и деятельности Герасима Степановича Лебедева. Яркая фигура Г. С. Лебедева мало привлекала к себе внимания в царской России. Возможно, что в буржуазном обществе его бескорыстный энтузиазм казался чудачеством или даже сумасшествием, как полагал Павел I («Архив кн. Воронцова», кн. 24, М., 1880, стр. 179).

Г. С. Лебедев опубликовал отчет о своей деятельности и своих злоключениях в Индии в предисловии к своей книге о грамматике языка хиндустани (Н. Lebedeff, Grammer of the pure and mixed East Indian dialects with dialogues affixed spoken in all the Eastern countries, methodically arranged at Calcutta, according to the Brahmenian system of the Shamscrit language, comprehending literal explanations of the compound words and circumlocutory phrases, necessary for the attainment of the idiom of that language, etc. Calculated for the use of Europeans, with remarks on the errors in former grammers and dialogues called Moorish or Moors, written by different Europeans; together with a refutation of the assertions of Sir William Jones, respecting the Shamscrit alphabet, and several specimens of Oriental poetry, published in the Asiatic Researches... London, 1801, p. I-VIII) и сообщил отдельные биографические данные о себе в другом своем крупном труде — о нравах и обычаях населения Индии (Г. С. Лебедев, Беспристрастное созерцание систем Восточной Индии брамгенов, священных обрядов их и народных обычаев..., СПб., 1805). Некоторые сведения о Лебедеве привел также его современник И. X. Аделунг (J. Ch. Adelung, Mithridates oder allgemeine Sprachenkunde mit dem Vater Unser als Sprachprobe in beinahe fuenfhundert Sprachen und Mundarten, Th. 1, Berlin, 1806, S. 185). Отдельные сообщения о Лебедеве имеются в книге [19] Ф. Аделунга (F. Adelung, Catherinens der Grossen Verdienste um die vergleichende Sprachenkunde, СПб., 1815, стр. 205). В 1880 г. в книге 24-й «Архива князя Воронцова» было опубликовано письмо Г. С. Лебедева Воронцову и одновременно вышла большая биографическая статья о Лебедеве, написанная Ф. И. Булгаковым, наиболее вероятным автором и заметки о Лебедеве в «Русском биографическом словаре» (Ф. И. Булгаков, Герасим Степанович Лебедеврусский путешественник, музыкант в Индии в конце XVIII века, — «Исторический вестник», 1880, т. III, стр. 515-534; «Русский биографический словарь», т. III, СПб., 1914, стр. 104-105). Булгаков использовал неопубликованные записные книжки Лебедева, хранившиеся тогда в архиве кн. П. П. Вяземского. Позднее краткие заметки о Г. С. Лебедеве были опубликованы в различных биографических словарях («Словарь светских российских писателей», т. II, М., 1845, стр. 4; Г. Генади, Справочный словарь о русских писателях и ученых, умерших в XVIII и XIX столетиях и список русских книг с 1725 по 1825 гг., т. II, Берлин, 1880, стр. 220; С. А. Венгеров, Критико-биографический словарь русских писателей и ученых, т. II, Пгр., 1916, стр. 21. См. также [С. В. Руссов] Путешествие Герасима Лебедева в Индию, — «Воспоминания на 1832 год», кн. VII, СПб., 1832, стр. 64-78, а также С. К. Булич, Очерк истории русского языкознания в России, ч. I, СПб., 1904, стр. 618-625. Не показал значения Г. С. Лебедева В. Бартольд в своей книге: История изучения Востока в Европе и России, изд. 2, 1925, стр. 278), а Д. И. Успенский напечатал сведения, касающиеся устройства Г. С. Лебедевым в Петербурге типографии с индийским шрифтом (Д. И. Успенский, Письма Д. П. Трощинского к А. Л. Николаи, — «Русская старина», 1904, № 12, стр. 717).

В Англии только в начале XX в. появилась краткая биография Г. С. Лебедева в словаре индийских биографий Бакленда (C. E. Buckland, Dictionary of Indian biography, London, 1906, p. 248). Наряду с аутентичными сведениями, почерпнутыми из предисловия Г. С. Лебедева к его грамматике хиндустани, в заметке имелись неизвестно откуда взятые измышления, например, о том, что Лебедев был театральным директором у Великого Могола и т. п. В 1923 г. о роли Лебедева в развитии бенгальского театра упомянул в Индии Дж. Грирсон (G. Grierson, The early English theatre and the Bengal drama, — «Calcutta review», 3d ser., vol. IX, 1923, p. 84), источником которого было все то же предисловие Лебедева к его грамматике хиндустани.

В СССР в 40-е годы оживился интерес к нашему знаменитому соотечественнику, так много сделавшему для укрепления русско-индийских культурных связей.

В своих статьях акад. А. П. Баранников упомянул о Лебедеве в 1946 и 1948 гг. (А. П. Баранников, О культурных отношениях между Россией и Индией, — «Известия АН СССР. Отделение литературы и языка», т. V, вып. 6, М., 1946, стр. 461-463; А. П. Баранников, Советская индология, — «Известия АН СССР. Отделение литературы и языка», т. VII, вып. 1, М., 1948, стр. 3-4), но широкий советский читатель узнал о Герасиме Лебедеве из небольшой заметки в «Огоньке», написанной Е. Л. Штейнбергом в связи с покупкой им у букиниста книги Asiatis Annual Register за 1799 г., принадлежавшей ранее Г. С. Лебедеву и имевшей на полях его заметки («Огонек», 1947, № 11). Е. Л. Штейнберг опубликовал также дневник русского мореплавателя XVIII в. Ю. Лисянского, в котором есть запись о встрече Лисянского с Лебедевым на Мысе Доброй Надежды (Е. Л. Штейнберг, Жизнеописание русского мореплавателя Юрия Лисянского, содержащее историю его службы на военном флоте российском, его плаваний в Западную и Восточную Индию, в Северную Америку и Южную Африку, а также о знаменитом первом путешествии русских моряков вокруг света с 1803 по 1806 год, М., 1948, стр. 104). [20]

В 1956 г. К. А. Антоновой были опубликованы выдержки из тетрадей Лебедева (К. А. Антонова, К истории русско-индийских связей. Из тетрадей Г. С. Лебедева (1795-1797), — «Исторический архив», 1956, № 1, стр. 156-195). В том же году вышли две статьи о нем в сборнике Института народов Азии АН СССР (В. С. Воробьев-Десятовский, Русский индианист Герасим Степанович Лебедев (1749-1817), — «Очерки по истории русского востоковедения», сб. II, М., 1956, стр. 36-73; Л. С. Гамаюнов, Из истории изучения Индии в России (к вопросу о деятельности Г. С. Лебедева), — там же, стр. 74-117; Л. С. Гамаюнов, Герасим Лебедевосновоположник русской индологии, — «Советское востоковедение», 1956, № I, стр. 145-154). В статье талантливого молодого ученого, безвременно умершего В. С. Воробьева-Десятовского были использованы документы, хранившиеся в ленинградских архивах, а статья Л. С. Гамаюнова базировалась на анализе взглядов Лебедева, высказанных им в книге «Беспристрастное созерцание... брамгенов» и в его записных книжках. В следующем году Л. С. Гамаюновым была опубликована биография Лебедева отдельной брошюрой (Л. С. Гамаюнов, Из истории изучения культурных связей нашей страны с Индией, М., 1955).

Архивные материалы об организации Г. С. Лебедевым типографии использованы в статье Р. В. Овчинникова (Р. В. Овчинников, Из истории русской индологии (новые данные о биографии Г. С. Лебедева), — «Вестник истории мировой культуры» (М.), 1960, № 4, стр. 74-83). Специальный раздел о Герасиме Лебедеве имеется также в книге О. Ф. Соловьева (О. Ф. Соловьев, Из истории русско-индийских связей, М., 1958, стр. 39-43).

Находка новых материалов — дневника Г. С. Лебедева периода его возвращения из Индии в Англию и пребывания в Капской колонии — вызвала появление интересной статьи М. М. Медведева в популярном приложении к газете «Известия» (М. М. Медведев, Африканский дневник Герасима Лебедева, — «Неделя» (приложение к газете «Известия»), 1960, № 24, стр. 10, 23).

Тем временем Г. С. Лебедевым заинтересовались и в Индии. В результате индийский ученый Р. К. Дасгупта опубликовал статью о Лебедеве в английском журнале (R. К. Dasgupta, G. S. Lebedev (1749-1817); The first Russian Indologist,— «Oxford Slavonic papers», vol. VII, 1957, pp. 1-16), где использовал в числе других источников также объявления Лебедева, опубликованные им в газете «Калькатта газетт» в ноябре 1795 г. и в марте 1796 г. Лебедеву посвящен также раздел в вышеупомянутой книге Ф. М. Кемп, где хорошо обрисована та индийская среда, которая окружала Лебедева в Калькутте, и те слои, из которых Лебедев черпал свои знания индийских обычаев и верований, а также господствовавшие тогда воззрения на индийское общество среди английских чиновных кругов в Индии (P. M. Kemp, Bharat-Rus..., pp. 119-183). Однако автор не знала новейшей советской литературы о Лебедеве и потому несколько страниц, например, посвятила обоснованию ошибочного утверждения Бакленда о том, что Лебедев был музыкантом при дворе Великого Могола в Дели.

Несмотря на то, что в последнее время проявляется большой интерес к жизни и деятельности Г. С. Лебедева, многие подробности его биографии еще окончательно не установлены. Ряд документов нашего сборника публикуется впервые и поможет выяснению некоторых сторон его жизни.

Г. С. Лебедев (1749-1817) происходил из духовной семьи. Сообщения современников о крепостном происхождении Г. С. Лебедева ошибочны. Родиной его, возможно, был Ярославль. Одаренный музыкант-виолончелист, Лебедев сопровождал графа Разумовского в 1777 г. в [21] в Вену, а оттуда один поехал в Париж и в Лондон. В Лондоне он познакомился с князем Воронцовым и священником православной церкви в Лондоне Я. И. Смирновым. Из Англии Лебедев оправился в Индию, где первые два года работал музыкантом в Мадрасе, а затем переехал в Калькутту, где познакомился с бенгальцем Голокхнатх Дасом (Датой), у которого учился бенгальскому, хинди и санскриту, а сам обучал своего учителя европейской музыке. Овладев языками, Лебедев организовал в Калькутте с помощью Голокхнатх Даса первый индийский театр европейского типа (взяв за образец театр Волкова в Ярославле). Для этого театра Лебедев перевел на бенгальский язык две английские комедии, переработав их при этом на индийский лад, т. е. перенеся действие из Испании в Калькутту и Лакхнау и сделав действующими лицами бенгальцев. На открытие своего театра Лебедев пригласил всю индийскую интеллигенцию города Калькутты и его окрестностей. Первые два представления прошли при огромном стечении публики. Однако создание театра на бенгальском языке с современным репертуаром было совершенно невиданным для того времени начинанием и вызвало ярую вражду колонизаторов, в особенности владельцев английского театра Ост-Индской компании. Стремясь всеми мерами к закрытию театра Лебедева, они сманили индийских актеров, подстроили порчу декораций и подговорили работавших у Лебедева столяра, плотника, садовника и повара предъявить ему ложные денежные иски. Высокопоставленные английские патроны Лебедева в Калькутте, оказывавшие ему покровительство прежде, когда он лишь услаждал их слух своей музыкой и не устраивал представления индийцам, теперь отвернулись от него, и разоренный и больной Лебедев был вынужден вернуться в Европу. Поскольку он не был в состоянии платить крупные суммы за проезд, помощник капитана и шкипер английского корабля, на котором он ехал, издевались над ним, били его и попортили его вещи. Все попытки Лебедева найти на них управу у английского губернатора Капской колонии были тщетны.

Раздобыв немного денег концертами в Капштадте, Лебедев прибыл, наконец, в Лондон, где обратился за помощью к кн. Воронцову и к Я. И. Смирнову. Будучи в Индии, Лебедев их сильно идеализировал, полагаясь на их просвещенность и горячую заинтересованность в распространении знаний. Однако в Лондоне Лебедеву пришлось в них разочароваться. Оба они отнеслись к нему как к нахлебнику и авантюристу.

Опубликовав в Лондоне свою грамматику бенгальского диалекта хиндустани в 1801 г., Лебедев уехал в Россию, где выпустил в 1805 г. свою вторую книгу, в которой не только сообщал о древнеиндийском календаре, о философии, религии и обычаях индийцев, но дал сведения и об английском господстве в современной ему Индии. При этом Лебедев писал в духе глубокого уважения к индийцам и негодования по отношению к их английским властителям.

Лебедев положил начало изучению санскрита в России и составил бенгальский шрифт для типографии Академии наук. Над этим он трудился до конца своей жизни.

В кратком предисловии нет возможности коснуться всего разнообразного круга вопросов, затронутых в публикуемых документах. На основе этих документов можно сделать выводы о характере и объеме русской восточной торговли в XVIII в. и роли в ней индийских купцов, о жизни индийской колонии в России, о непрекращавшихся попытках [22] организовать мирные торговые сношения с Индией, о просветительской деятельности в Индии нашего знаменитого соотечественника Герасима Лебедева, наконец, отчасти об объеме тех сведений по Индии, которым располагало русское общество в XVIII в. Самое главное, однако, что четко вырисовывается из приводимых документов, это всегда жившая в России традиция дружественного интереса к Индии и стремление установить с ней тесную и непосредственную связь. В наши дни, когда это удалось, наконец, осуществить в интересах народов как СССР, так и Индии, публикация этих документов должна, со своей стороны, содействовать укреплению этих дружественных связей.

IV

В сборник «Русско-индийские отношения в XVIII веке» вошли документы, выявленные в различных архивохранилищах СССР.

Основная масса документов для сборника извлечена из фондов Центрального государственного архива древних актов СССР (ЦГАДА). Из фонда Сената взяты документы, отражающие историю торговли индийских купцов в России, их правовое положение и взаимоотношения с русским населением и восточными купцами в Астрахани и Москве; наряду с этим документы фонда освещают историю неоднократных попыток русского правительства установить прямые торговые связи с Индией через Персию и среднеазиатские ханства, а также многочисленные проекты учреждения компании по торговле с Индией. Аналогичные сведения отражены также в документах, извлеченных из фондов Коммерц-коллегии, Главного магистрата, Посольского приказа (сношения России с Индией, Персией, Бухарой, Хивой), Канцелярии генерал-прокурора Сената и из коллекций бывш. Госархива Российской империи (разряд IX—Кабинет Петра I, разряд X — Кабинет Екатерины II, раз ряд XIV — Придворное ведомство, разряд XVI — внутреннее управление, разряд XIX — Финансы, разряд XXIII — Кавказские дела). Из фонда Камер-коллегии в сборник включены записи из книг Большой московской таможни и таможни Макарьевской ярмарки, где приведены сведения об ассортименте и объеме товаров, явленных индийскими купцами в таможнях и о взятых с них пошлинах. В сборник вошли также многочисленные записи из книг Астраханской крепостной конторы и Кизлярской крепостной конторы, содержащие сведения о ссудных операциях индийских купцов, о найме индийцами работников, о вступлении их в торговые сделки с русскими и армянскими купцами. Из фонда Канцелярии статс-секретаря Д. П. Трощинского, входящей в состав фондов бывш: Дворцового архива, извлечены документы о Г. С. Лебедеве. Из числа других фондов ЦГАДА в сборник включены отдельные документы, выявленные среди материалов Мануфактур-коллегии и собрания Воронцовых.

На втором месте — по числу представленных в сборнике документов — стоит Государственный архив Астраханской области, в фондах которого (Астраханская губернская канцелярия, Астраханская таможня, Астраханское губернское правление, Армяно-Азиатский суд) выявлены документы, отражающие внутреннюю жизнь индийской колонии в Астрахани, торговые операции индийских купцов, их взаимоотношения с местной администрацией и астраханским купечеством. Особое место среди этих документов занимают материалы переписей жителей Индийского гостиного двора в Астрахани, содержащие данные об экономическом положении индийцев, о роде их занятий, об их связях с [23] зарубежными торговыми компаниями в Персии и Индии. Записи книг Астраханской таможни, сохранившиеся, к сожалению, далеко не за все годы, дают сведения о размерах торговых оборотов индийских купцов, об ассортименте и количестве товаров, ввозимых ими в Россию и вывозимых «за море» — в Персию и Индию.

Значительное число документов вошло в сборник из фондов Архива внешней политики России (АВПР). В фондах Коллегии иностранных дел (Сношения России с Индией, Персией, Бухарой, Хивой, Мадагаскаром, Англией; Лондонская миссия, Административные дела, Департамент хозяйственных дел и личного состава) хранятся документы о торговле индийских купцов в России, об индийских компаниях в Астрахани и Кизляре, о приезде в Россию авантюриста, выдававшего себя за индийского принца Гин-Ахмета, о поездках русских подданных в Индию, о проектах установления прямых торговых связей с Индией, о попытках организации русско-индийской торговой компании, о службе Г. С. Лебедева в Коллегии иностранных дел и о его научной деятельности в области индийской филологии, о некоторых событиях внешнеполитической жизни Индии (поход Надир-шаха на Индию).

Отдельные документы были извлечены из других архивохранилищ и рукописных собраний СССР. Из Центрального государственного исторического архива СССР в Ленинграде (ЦГИАЛ) взята переписка Канцелярии генерал-прокурора Сената об организации в России компании по торговле с Индией. Из Центрального государственного архива литературы и искусства СССР (ЦГАЛИ) и отделов рукописей Государственной библиотеки им. В. И, Ленина и Государственной публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, заимствованы документы о пребывании Г. С. Лебедева в Индии, о его театральной и научной деятельности. Из Центрального государственного архива военно-морского флота СССР (ЦГАВМФ) извлечен журнал плавания мичмана Н. Полубояринова в Индию в 1763-1765 гг.; из Государственного архива Оренбургской обл. — описание путешествия Габайдуллы Амирова в Индию в 1775-1805 гг.; из Отдела письменных источников Государственного исторического музея — письмо индийских купцов в Опекунский совет Московского воспитательного дома.

Помимо документов, в приложениях к сборнику печатается ряд неактовых повествовательных материалов о путешествиях русских в Индию, описания Индийской колонии в Астрахани, торговли индийских купцов в России, их нравы, обычаи, религиозные обряды. В свое время они были изданы в России в XVIII — начале XIX в., но ныне стали библиографической редкостью и включены в сборник для полноты освещения темы.

Сборник включает документы, освещающие экономические и культурные связи между народами России и Индии в XVIII столетии, но в порядке исключения в публикации помещены материалы о служебной и научной деятельности Г. С.-Лебедева в 1801-1817 гг.

Сборник состоит из двух разделов.

В первом разделе сборника помещены документы 1706-1802 гг., отражающие историко-экономических и культурных связей между Россией и Индией.

Во втором разделе опубликованы документы 1785-1815 гг., отражающие научную, театральную и служебную деятельность замечательного русского путешественника по Индии и основоположника русской индологии Герасима Степановича Лебедева. Объединяя эти документы в самостоятельный раздел сборника, составители руководствовались целью дать полное собрание документов о жизни и научных трудах [24] Г. С. Лебедева. Следует отметить, что в сборник не включены рукописи научных трудов Г. С. Лебедева, сохранившиеся в архивах и рукописных собраниях СССР (Рукописи научных трудов Лебедева хранятся в Центральном государственном архиве литературы и искусства СССР (ЦГАЛИ) в составе четырех тетрадей (фонд Вяземских, дд. 6075-6077, 6081): 1) тетрадь с переводами пьес для театра в Калькутте и меморандум Лебедева, на русском, английском и бенгальском языках (д. 6075); 2) тетрадь с переводами пьес, афишами театра в Калькутте, на русском, английском и бенгальском языках (д. 6076); 3) переписка Лебедева с Ост-Индской компанией на русском и английском языках (д. 6077); 4) тетрадь с записями лингвистического и исторического характера на русском и бенгальском языках (д. 6081). Две рукописи сохранились в Архиве Института народов Азии АН СССР: «Арифметические восточных индейцев таблицы» (ф. 90, д. 4/1226) и «Систематические восточных индейцев начальные умозрительные и существенные основания арифметики» (ф. 90, д. 2/1226). В Центральном государственном историческом архиве СССР в Москве сохранилась рукопись перевода поэмы «Биддаи Шундар» бенгальского поэта Бхарот Чондро Рая (ф. 1151 — фонд А. Е. Шишкова, оп. 1, отд. Л. Ф., д. 102). Следует указать также на предисловие к сочинению «Арифметические восточных индейцев таблицы», сохранившееся в Архиве внешней политики России (ф. Коллегия иностранных дел, Административные дела, р. IV-15, 1817 г., д. 4). Рукопись поэмы «Притворство» в переводе с английского на русский и бенгальский языки находится в Государственной публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина (отд. рукописей, ф. Ф. П. Аделунг). В Архиве Института русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР хранится так называемый «Африканский дневник» Г. С. Лебедева (ф. Редакция журнала «Русская старина», д. без №)). Публикация научного наследия Г. С. Лебедева является специальной и почетной задачей советских ученых-индологов, и она не может быть выполнена в данном сборнике документов.

Наконец, как уже отмечалось, в приложениях к сборнику опубликованы источники повествовательного характера, представляющие и сегодня определенный интерес.

Документы в сборнике внутри разделов и в приложениях расположены в хронологическом порядке. Отступления от этого порядка допускались лишь в тех случаях, когда документы публикуются целыми делами (так, как они отлагались в делопроизводстве учреждений). В этих случаях дела размещаются среди документов сборника по дате первого (инициативного) документа дела.

Передача текста документов сборника и оформление их проведены в соответствии с «Правилами издания исторических документов» и с учетом тех особенностей археографической обработки документов, которые были приняты при издании сборника «Русско-индийские отношения в XVII в.».

Как правило, в сборнике публикуются подлинники документов, а в случае их отсутствия — отпуски, копии и экстракты. Документы на иностранных (европейских) языках публикуются на языке оригинала.

Сборник снабжен терминологическим и именным указателями и словарем индийских слов.

Сборник составлен и подготовлен к изданию старшим научным сотрудником Центрального государственного архива древних актов СССР (ЦГАДА) Р. В. Овчинниковым и сотрудником Института народов Азии Академии наук СССР (ИНА) М. А. Сидоровым. Документы из фондов Центрального государственного архива древних актов СССР выявлены Р. В. Овчинниковым и М. А. Сидоровым при участии старшего научного сотрудника ЦГАДА М. Б. Давыдовой, из фондов Архива внешней политики России — Р. В. Овчинниковым и М. А. Сидоровым. Р. В. Овчинников занимался также выявлением документов по фондам Государственного архива Астраханской области, по коллекциям рукописных отделов московских библиотек и музеев. Выявление документов [25] по другим архивам проводилось сотрудниками этих учреждений. В археографической обработке документов принимала участие М. Б. Давыдова.

В словарях и указателях обработка русских терминов, имен и названий проведена Р. В. Овчинниковым и М. Б. Давыдовой, а восточных— сотрудниками ИНА кандидатами исторических наук Н. И. Семеновой и К. З. Ашрафян, а подготовительная работа — сотрудниками ИНА А. X. Вафой, М. А. Сидоровым и Ю. Я. Цыганковым. Филологическая работа по составлению словаря бенгальских слов проделана сотрудниками ИНА, кандидатами филологических наук Е. М. Быковой и Л. М. Чевкиной, а объяснения написаны сотрудником ИНА доктором исторических наук К. А. Антоновой.

Перевод с английского языка документов, относящихся к деятельности Г. С. Лебедева, сделан К. А. Антоновой.

В предисловии к сборнику первый и четвертый разделы написаны Р. В. Овчинниковым, второй и третий разделы — К. А. Антоновой.

Редакция всего сборника и транскрипции восточных имен проведена сотрудниками ИНА К. А. Антоновой и Н. М. Гольдбергом.