№ 76
1736 г. апреля 25. — 1740 г. — Выписка в Коллегии иностранных дел из реляций русского консула в Персии И. Калушкина об отношениях между Персией и Индией и о походе персидского шаха Надира в Индию
(л. 19) № 20 от 25 апреля
(Эта и следующая запись относятся к 1736 г.)
Вчерашняго дни прибыл сюда от шаха куриер, которой сказывал, что шах намерен итти в Индию, а осаду Кандагара поручить Пирмамет-хану, и надеется, (л. 19 об.) что вскоре, по отправлении ево, шах в поход поднялся.
(л. 20) № 24 от 7 июня
...Индейской царь присылал к шаху от себя посла с подарками семь вьюков, при котором случае шах бутто востребовал два пункта.
(л. 20 об.) Первой, понеже от шаха Тамаса первого, дано было индейскому царю Маюну на помощь 12 тысяч войска, которые тогда по Индии были удержаны, а потому и жительством тамо утвердились, чтоб оные все обретающаяся от оных персиян десцеденты отданы были без всякого отлагательства в Персицкую сторону (тому ныне, как я осведомился, будет лет з двести).
Второй, — чтоб притом заплачены были употребленные тогда на тех военных людей деньги и протчие иждивении. При случае того [142] чинимого требования оному послу шах отзывался, что ежели государь ево в том удовольствования учинить не похочет, то он, шах того будет искать вооруженною рукою, и с тем ево от себя возвратно отпустил.
(л. 33 об.) 5 февраля
(Эта и следующая запись относятся к 1737 г.)
...Еще слух произноситца, что индейской владелец самовластной, «минуемой Насир, набрав 30000 доброго войска, идет против шаха с таким разглашением, что он силы персицкой не боитца и шаха Надира не знает, кто он таков. Напротив того, шах об оном владельце с поношением отзывается, и что он угрозам ево смеетца (л. 34) и в дело не ставит и что он индейскому царю не подвластен и имеет свое собственное владение и многие пребогатые городы.
(л. 35) № 16 от 21 майя
Прошедшего апреля 20-то дня по прибытии турецкого посла в шахов лагарь, котораго шах велел сыну своему меньшому трактовать, и по обеде позван посол пред шаха, где, будучи на аудиэнции, близ часа стоя на ногах, и, почитай с гневом, шах посла от себя отпустил. И на другой день шах поднялся к индейскому городу, имянуемому Синт, лежащему между Мултаниею и Булучами. А турецкого посла велел отвести в Мешед, и ожидать тамо от него впредь указа.
№ 20 от 30 июня
Четвертаго дня с прибывшим от шахова лагера куриером получены в Испогани ведомсть о взятье индейского пограничного города Казнина, и что шах меньшаго своего сына отправил в 12 тысячах к городу Кабулу, которой не токмо по сю сторону того города, но о два дни езды за оным, многое число жилищ раззорил, (л. 35 об.) и в лагерь великое число пленных индейцов прислал, куда я сам шах намерение имеет вскоре итти для добывания того города. И с вышепомянутым куриером получил он, Калушкин, из лагиря от корреспондента ево два письма, ис которых о тамошних шаховых обращениях прилагает экстракт. В приложение экстракта из писем приятельских из лагеря от 15 апреля.
По взятье от шаха Кандагара бывшаго в том городе Гусеин-хана до тех мест под палками мучили и иных знатных казнили, пока они имение все объявили, которого в сохраненных местах под землею безчисленно много найдено, и все на шаха взято, (л. 36) Войску дано, по примеру ж шаха Абаса, полковникам по 500, офицерам всякому по 200, урядникам по 50, рядовому по 3 рубля на человека. Всех взятых в полон афганцев, старых и малых, послал шах в Хорасан, а самого Хусейн-хана и Шах Маметова, обрав все что у них ни было, туда ж отправил, дав им 14 мулов, 7 верблюдов и на дорогу 20 тысяч рублев, слышно: из Хорасана велено их к старому шаху в Сабзилю отвести.
Чтож до Кандагара подлежит, то шах оный до подошвы разорил, так что камень на камне не оставил.
(л. 36 об.) От индийского владельца, имянуемого Насир, прибыл шаху посол, которого свита не больше как в 20 человеках состоит; [143] и поднес шаху в презент один литок тонких шерстяных кушаков, а другой — калемкаров.
Шах отправил от себя в Индию посла а, сам жестясь, месть свою не умаляет, по-прежнему подданых своих пред собой давит и под палками мучает до смерти.
От 4 мая из другова.
Шахово намерение есть итти к городу Кесара для вольготы войска, для того что тамо место холодное и великие имеются луга. Слух происходит в лагере, что шах идет на Индию; то для турецкого посла, который был у шаха при Кандагаре, разглашается, дабы он в том мнении остался. Токмо шах (л. 37) другой вид намерение имеет, и в Индию не пойдет, но пробудет в тех лугах 40 дней, а потом возвратится в Испогань, а оттуда обратится на Белучей или на Карс (Далее зачеркнуто: О после Индийского могола, едущему к шаху, известие получено, что он, выехав за границу, два дни назад возвратился, почему шах и того посла, которой от индийского владельца здесь был, обратно отпустил).
По разорению Кандагара шах определил в новопоставленном городе командиром (л. 37 об.) Кали-хана, дав ему войска афганцев 6 тысяч, да толикое же число из персиян. Весь кандагарский доход отдал оному Кали-хану на 120 тысяч рублев на год на откуп.
На всех афганцев велено доправить подати и других денег за 15 лет; и для собирания оных от нового командира разосланы военные люди, понеже им такого великого числа никак заплатить не можно, и чинятся в том ослушны, то таковых самих берет в полон и продают.
(л. 38) № 22 от 10 июля
У шаха Надыра имеется 5 сынов: 1) Ирза-Кулы мирза — 25 лет; 2) Несрулла мирза—14 лет; 3) Имат-Кулы мирза — 8 лет; 4) Сефи мирза — по другому году; 5) Мирза — от 6 до 7 лет.
И большой шахов сын, по взятии города Балха, и поныне в тех краях обретается и протчих при себе содержит.
№ 25 от 10 августа
В предприятиях шаховых в тамошних странах, по уведомлению приятельскому, усматривается, что между Персиею и турками никакого примирения не учинено, и шах путь свой продолжает к порубежному индийскому городу Кабулю (Далее зачеркнуто: Токмо о подлинном его величества намерении не ведомо куда он оттуда обратится — в Бухару или Индию. А понеже шах артиллерию к индийской стороне отправил, то видно, что с Индийским моголом без войны не обойдетца).
(л. 39) Вчерашнего дни прибыл сюда из Мешети курьер, от хорасанского губернатора отправленный; будто туда прибыл из лагаря курьер с ведомостью, что в приход шахов к Кабулю командир оного юрода со всеми знатными старейшинами приехал к шаху и город ему добровольно сдал, где шах, оставя своего векиль-девлета Маер-хана для учреждения порядка, а паче для (л. 38 об.) требования денег, сам с войском пошел к столичному городу индийскому Джалабату.
(л. 39 об.) № 27 от 31 августа
Что до действ шаховых подлежит, то, по объявлениям приезжающих от шаха куриеров (л. 40), сказывается, что шах пошел в Мултани. [144]
О здаче Кабула те ж произшествии повторил, о которых чрез прежних куриеров сведомо было, а ныне к тому прибавляют, что шах произведенные свои претензии древних лет на индейского могола возобновляет, состоящие в двух пунктах:
1. Чтоб все потомки, произшедшие от даного (л. 40 об.) персицкого войска 12 тысяч на вспоможение индейскому моголу Гамаюну, возвращены были в Персицкую сторону.
2. Сверх того требует за понесенные убытки, употребленные тогда на содержание тех военных людей из владения оных, яко поданных персицких с отбытия их ис Персии в Индию даже по нынешнее время на всякой год по 120 тысяч рублев, тому ныне с 200 лет. И понеже видно, что индейской могол оные (л. 41) претензии в разсуждение не принял и оставил в молчании, и шах намерение взял требуемое удовольствие отискать вооруженною рукою, однако ж, смотря на обстоятельства, какие при завоевании оной Мултании произойдут, потому и меры свои учреждать будет, нежели к продолжению войны способность явится. Сходственная с теми ведомостьми, которые в лагаре имеются, что между индейскими владельцы крайнее обстоит несогласие и нимало маголу не послушны, к тому ж (л. 41 об.) в великом страхе находятся, то шах прямо до столичного индейского города Джиганабат итти намерение имеет, понеже от Мултани до онаго 15 дней езды. Для вящего же в намеряемом ево предприятии успеха и дабы оных владельцев до общаго соединения не допустить, но паче одного от другова отделить и уласкать к стороне Персицкой, шах отправил от себя из Кабула к разным владельцам, и на оных людей 20 человек, и, ежели такими интригами (л. 42) они себя обольстить не допустят и к обороне своей или к наступлению на шаха вооружатся, в таком случае шах вдаль не пойдет, но, раззоря Мултанию и Кабул, из Индии выступит и возвратитца в Гиспогань.
№ 29 от 27 сентября
О действиях шаховых, что взятьем Кандагара казалось, якобы война в той стороне окончена, и все народы покорены, однако ж заподлинно (л. 42 об.) ведомо, что в тамошних краях от булучей и других кародоз обстоит великая опасность от кирманской стороны и между Кандагаром и Кабулом, чего ради, по указу шахову, на сих днях отправляют от Испогани пушки, бомбы и одну мортиру в Кирман к тамошнему командиру Обласен-хану, которому велено, соединясь с сердарем Лутф-Али-ханом, идти против оных народов, понеже оные так путь затворили, что проезду нет, и курьеры пробираются ночью и многие из оных пропадают.
(л. 43) Получил он Калушкин от корреспондента письмо от 28 июля, в котором явствует...
(л. 43 об.) В приложении той реляции от 28 июля экстракте писано, что шах, не доезжая до Кабула за 3 версты, стал лагерем, укрепя себя шанцами, (л. 44) На другой день город осадил. Тогда кабульцы учинили выласку в 1000 человек, при котором случае персияня употребили военную хитрость, якобы той выласки убоясь, назад побежали, дабы тем кабульцов далее от города отманить, и, увидя, что неприятели, пользуясь той притворной робости, за ними чрез нарочитое разстояние гнались, то персияне, обратясь на их, ударились, 300 человек порубили и 50 взяли в полон, а достальные ушли в город, и персицкой стороны урон считают до 30 человек. [145]
О состоянии Кабула доносит, что в нем два города: один — Белой, а другой — Кремль и строением очинь изрядной и весьма крепок, в котором (л. 44 об.) дознатся можно, что до прибытия шахова много людей было, а ныне малое число. И хотя из Белого города жители все с имением их убрались в Кремль и персиян оной осадить допустили, однако ж по осаде, спустя два дни, учинили другую выласку, на которой так же, как и на прежней, им удачи не было, но принуждены с уроном в город ретироваться. И от такой их смелости шах вельми осерчал и приказал стену пробить, еже и воспоследовало, понеже персияня, учиня пролом, вошли в город, которой уже был пуст, ибо из него перебрались в Кремль, кроме что самые подлые люди в нем остались, и тотчас без остатку были от персиян порублены, (л. 45) Потом и город весь раззорили до основания, оставя токмо башни некоторые, вывезли пушки, по крепости непрестанно сильную пальбу и метание бомб производили, понеже оная лежит на горе наподобие Кандагара и весьма крепка, откуда також пушками чинили жестокий отпор чрез 8 дней.
В то время кабульские артилерные служители незнание свое довольно оказали и не могли более действа персицкаго вытерпеть, выслали в лагерь одного человека с объявлением о здаче. Потом шах послал в Кремль от себя Маер-хана, дав ему войска 500 человек, которых хан при вступлении в город для лутчей осторожности посадил на каждую башню (л. 45 об.) по 100 человек, и с командиром кабульским виделся. А потом с ним выехал к шаху в лагарь в 15 человеках знатнейших людей с подарками и, пришед пред шаха, учинили обыкновенной поклон. При том шах оному командиру говорил, — для чего ты противился? На то он ответствовал, что он всегда надежду имел, что от государя ево прислано будет войска на помощь, ибо он того требовал, тогда как известие получил, как шах от Кандагара к границам шел, и что к нему помощь не прислано, то и город здать принужден; ежели бы он при себе имел войско, и на здачу б города не приступил (л. 46) и, видя приход такого славного монарха, за благо разсудил покоритца.
Те слова шаху вельми приятны были, и для того ему и всем выехавшим с ним знатным людем приказал дать по кафтану и потом их с Маэр-ханом в город послал. Тогда оный командир, называемый Чепычь-хан, и протчие знатные все свое имение, деньги и драгоценные каменья показали, а потом и артиллерию, которой множество имеется, ибо между иными весьма великих 400 пушек, кроме других, и никогда из оных (л. 46 об.) не стреляли, и ежели бы у них и скудные артилерные служители были, то бы шах никогда Кабула взять не мог. Коликое ж число оной артиллерии, о том подлинно сказать не можно, но кратко доносит, что пушек разной величины, также и ружья, весьма множество.
Гварнизон во оном городе состоял из 14 тысячах и 2000 конных, а достальные пехота, артилерные служители все армяня, прежде сего жулфинские жители; все оное войско и пушкари взяты в полон и приведены к шаху в лагарь.
В Кабуле армянских 30 дворов, индейских (л. 47) 4000, а другие все бусурманские.
О богатстве оных жителей утверждают, что деньги и других вещей безчисленно имеют, и командир кабульской представляет, чтоб жителей не принуждали, ибо ни самовольно все их имение отдадут и у себя одного объявил 4 милиона рублев, а у обывателей 1 милион готовых денег, и что будто более 5 мил ионов во всем городе найтить не можно, [146] которые от них отбирать начали. А будет ли шах тем Доволен или нет, о том время окажет.
Маэр-хан шаху доносил, чтоб довольствоватца тем, что дают, и, взяв те деньги, их более не мучить, и к тому клонит, что время пришло и в Персию возвратитца. (л. 47 об.) И когда те деньги взяты будут, что шах с жителями учинит, однако ж они войска на помощь к себе ожидают.
Шахово намерение есть от того времяни тамо пробыть два месяца, ожидая своего посла из Индии, которой в возвратном пути обретаетца.
О коммисии ево, о чем он к индейскому моголу будет послан, слышно, что шах от него требует денег, а сколько — неведомо. По прибытии ев о к шаху окажутца, куда шаху обратитца, внутрь ли Индии пойдет, или в Персию возвратитца; в которую сторону свою артилерию отправит, туда и поход восприимет.
(л. 48) № 32 от 10 ноября
Получил он, Калушкин, от корреспондента своего из походу одно письмо, в котором обстоятельно явствует, что шах в тамошних краях действа свои продолжает, и что еще один город имянуемой Джурбани, шаху добровольно здался. И хотя в имевшихся с авганцами сражениях великой урон с персицкой стороны воспоследовал, однако оной недостаточен был войско шахово обезсилить, ибо персияня главную верхность над неприятелями возимели, (л. 48 об.) так что оные не в состоянии были жилища свои оборонять, которых множество вконец раззорено.
Что же до намерения шахова подлежит, то из поступок ево главнейше усматривается, что шах все свои меры к столичному индейскому городу Джиганабату учреждает, о чем впредь окажетца, и тако принуждено на словах того куриера утверждаетца, что шах по отправление ево обретаетца в индейской провинции Джелин-Абат.
№ 4 от 25 марта
(Эта и следующая запись относятся к 1738 г.)
(л. 52) ...Что же до действ шаховых, происходимых в Индии, подлежит, то я на сих днях получил от известного человека, чрез прибывших из Хорасании торговых людей, три письма, которые им тамо присланные из Кандагара куриеры отдали, и хотя оные давно писаны, однако во оных о тамошних произшествиях обстоятельно изображено. С тех при сем прилагаются копии. И между других явствует, колико шах индейскаго владения городов завоевал а имянно: Джеган-Дерин, Казнин, Кабул, (л. 52 об.) Калманин и Джелил-Абат, о которых здесь обретающиеся индейцу говорят, что оные города все знатные. Також де в каком состоянии персицкое войско находитца, которое, претерпевая великой голод, и ныне онаго при шахе всего более дватцати четырех тысяч не имеется, которое, по причине труднаго походу ж и непрестанно от него, шаха, претерпеваемых суровых изнурений, к измене наклоняется, и уже многие войска в Индию ушли и еще завсегда туда уходят, где таковых ушедших персиян с ласкою и награждением принимают, и коль он, шах, словами своими все войско в отчаянии приводит, говоря непрестанно, чтоб они ни о них, ни о себе не думали сщасливо в Персию возвратиться, понеже он намерен их всех погубить; и [147] коим образом (л. 53) толь сильное вооружение с индейской стороны против шаха чинилось, но без всякого успеха рушилось, еже не от чего иного, токмо от единого несогласия индейского могола с его везирем произошло; равномерно же какие пересылки между шахом и индейским маголом в пользу шахову происходят, понеже двор индейской все завоеванные городы в персицкое владение уступает, и сверх того по требованию шахову казну прислать обещает, но шах тем не довольствуется и все свои виды к завоеванию столицы индейской устремляет. (л. 53 об.) В Индии имеет быть в собрании войска якобы милион, еже те индейцы сами опровергают и вменяют оное разглашение, уверяя, что Индия, ежели все индейские владельцы в соединении будут, от трех до четырехсот тысяч и более доброконного войска поставить может. Но со всем тем из протчих обстоятельств, яко же и из речи индейскаго посла, которую он шаху говорил, явствует и сматривается, что индейской магол от приходу шахова в страхе находится; и помянутый корреспондент утверждает, что ежели персицкое войско шаху не изменит, то индейцы против персиян стоять не могут, о чем впредь время изъявит, ибо какое бы несогласие (л. 54) между индейцами ни было, однако ж, видя от шаха наступление, принуждены будут, наконец, во оборону отечества вооружитца. О дальнейших же шаховых действ никаких новых ведомостей не имеется.
(л. 56 об.) ...О здешних отношениях отношу, что два месяца как шах со всем имеющемся при нем войске обратился из Кабула и прибыл в Джелил-Абат, и, хотя на пред сего я о трудных на пути переездах через высокие горы в письме моем обстоятельно доносил, однако ж и ныне о том повторить запотребно нахожу, что дорога в горах, которою мы следовали, столь узка была, что один человек едва с трудностию уместится и проехать мог, и потом с ночлега до другого скорей четырех ден (л. 57) ехать было невозможно. И шах, видя такие несносныя затруднения, причиняемые войску и лошадям, принужден был при каждом начлеге для отдыхания по пяти и десяти дней стоять, и между тем посылал из войска партии раззорять деревни, лежащие наверху гор в преизрядных местах, где обретающиеся тех деревень обыватели с помянутыми партиями по два и по три дни сражения имели, и будучи от персиян побеждены, уходили в непроходимые горы; после которых оные персидские партии оставшую рогатую скотину и довольно лошадей, получа в добычу, приводили в лагерь и много хлеба привозили, а деревни жгли; других же вещей, золота и серебра ничего не нашли.
От Кабула до Джелил-Абата 40 агачей (российских з двести верст), в близости которого такие высокие горы, каких я никогда не видел; (л. 57 об.) и в тех горах по разным местам афганцев по 10 и по 5 тысяч находится, которые по получении ведомости о приближении шаховом из Джелил-Абата и околичных мест, ушли в помянутые горы в таком намерении, дабы во время переезда персидского войска чрез означенные гору шаху путь препятствовать. Крепость же оных гораздо превосходит Дагестан; и теми горами мы ехали два месяца.
Из двух городов — Джурбула и Логмаи, которые от Кабула были на пути, також из Джелил-Абата прежде прибытия туда шахова все знатные со всем своим имением, женами и детьми убрались в горы. И ныне шах в Дабаре и великое оскудение в провианте имеет; как что один маленький из муки хлебец, сделанной с мякиной, продается по 2 рубля; сечки батман — российского весу 7 фунтов, продают по рублю; (л. 58) пшено же и масло, чего достать весьма трудно, в высокой цене обстоит; и многократно дни по два без пищи пребывает. В платье у персиян крайней недостаток, понеже сукна багрецового аршин — по [148] 12 рублей, тонкого — по 6 рублей; башмаков пару — 4 рубля; сшитой тонкого сукна кафтан, в который входит только по два аршина — по 19 рублей продают. И во всем там всякую нужду претерпевают, ибо ниоткуда в привозе не имеется, а напред сего оное все в дешевой цене состояло. Також за поковку одной лошади дают по 2 рубля, а без подков, по причине каменистых гор, лошадей много падает, отчего войско немалый труд несет.
Перевод с письма приятельского к резиденту Калушкину из Джелил-Абата от 1 октября 1738 году.
Еще ж доношу, что до сего времяни шах намерение свое скрывал, объявляя, якобы месяц или 40 дней еще пробудет в Джелил-Абате, на которых его словах (л. 58 об.) все утвердились, а ныне открыл его всеконечные меры, принял путь свой до индейской столицы Джилан-Абата продолжать, да которого от Желил-Абата на пути имеютца 7 изрядных городов и из оных токмо четырем имена знаю. Первой — Пишвар, другой— Тагор, третей — Кишмир, четвертой — Тавтав, и неизвестно, в котором городе из помянутых семи индейское войско обретается. От индейского же моголя послы и куриеры к шаху приезжают, и посла шахова в-Ындии содержут, куда много шпионов от шаха разослано.
На сих днях приехал сюда из Индии турецкой купец, которого шах призвал к себе, спрашивал о состоянии индейской стороны. И я чрез помянутого купца уведомился, что когда персицкой посол в Джиган-Абат прибыл, тогда он тамо находился, (л. 59) и слышал, коим образом он разглашает, что государь ево безчисленное войско имеет, и при том оный у индейскаго моголя 5000 военных слонов и несметное число войска в готовности находитца, и неоднажды индейской могол, собрав войско, принуждал итти на встречю против шаха, но оное нимало на то не склонилось, отзываясь, когда шах переправитца чрез реки, в то время на него пойдет, и всегда разсходились, из чего все заключают, что войско не повинуется индейскому моголю, которой очень молод.
В самой тот день, как я сие письмо писал, приехал из Индии от персицкого посла куриер и доносил шаху, что индейской могол города Джиган, Дерин, Казнин, Кабул, Джурбани, Колманин (л. 59 об.) и Джелил-Абат, которые шах взял, уступлет ему во владение по самое то место, где лагарем стоит, и казну прислать обещает. Но шах на сие с таким изъяснением отзывался, что он намерен следовать прямо в Джиган-Абат, а в Персии шахом учредить своего сына Резу-Кулы мирзу, которого вскоре к себе ожидает, дабы его окороновать, действительно объявить шахом персицким, и к приезду его всякие потребные приуготовлении чинятца, и по учинении Резу-Кулы мирзу шахом неотменно имеет намерение итти внутрь Индии.
Ныне шах, усмотря в войске великой голод, приказал отвесть командирам с их подчиненными редовыми на пашне места, где посеяно (л. 60) ячмень, овес и пшено, и накрепко повелел всякому отведенное ему место охранять, пока все то поспеет, и потом употреблять себе в пищу лошадей, вменяя то за дачю провианта и фуража. Почему из войска шахова персияня очень много бегают и чинят везде грабежи, для удержания которых от того грабежа определил розослать по всем дорогам насахчиев гвардии шаховой. И когда помянутых убегающих персиян, поймав, приводят к шаху, тогда он их приказывает давить и притом, призвав всех командиров, гневается на них за то, что они команду свою слабо содержат, и говорит, чтоб они не надеялись в добром здоровье возвратитца в Гиспоган, ибо всех тех, которые от неприятельских рук не помрут и останутца живы, он велит (л. 60 об.) давить. И уже [149] несколько авганцов пехотных и конных передавлено и много из юзбашей (так, как в России офицеры) авганских родных персицких с своими рядовыми в-Ындию ушли, которым индейской могол всякую честь и награждение показывает.
Наконец же, нижайше доношу, что путь от Джелил-Абата до Кандагара весьма опасен, ибо полторы тысячи человек едва от воров свободно проехать могут и почти по пятам разбойники на них набегут, от которых чрез великую силу обороняютца, и шах столько войска не имеет, чтоб на каждом стану по одной или по две тысячи персиян определить, но паче он сам сумневается о своих куриерах, которые прибытием замедливают, и вовсе отзывается, что знатно тем куриерам в агути препятствие чинитиа.
(л. 61) Перевод с письма известного человека из Джелил-Абата от 1 ноября 1738-го
О здешнем происхождении доношу, что шах из Кабула до Джелил-Абата следовал 5 месяцов с половиною и на пути в горах имел сражение с обретающимися тамо авганцами, из которых несколько, поймав, казнил, протчие же авганцы всегда нощным времянем воровским и тихим образом приходят в лагарь, и много губят персиян, и лошадей уводят, а сами убегают.
(л. 61 об.) По всем обстоятельствам усматривается, что шаху нигде от индейцов сопротивления показано не будет. И за подлинно могу донести, что ежели войско шахово ему не изменит, то он всю Индию под свое владение может покорить, токмо все виды войска более к измене оказываются, нежели к верности, понеже шах каждому служивому определил жалования в год по 120 рублев, из которых повелел иметь по 2 хороших лошеди, а имян но юзбашам и дегбашам, то-есть офицерам и урядникам, одну для себя с серебряным убором, а другую— (л. 62) под вьюк, також кафтан, ножи с чепраками с нашивками и кинжал (ножи носят на кушаках) золотыми были. И при осмотре у кого из вышеозначенного чего не явитца, оных, поставя рядом, приказывает саблями рубить, причем все персияня, не обинуяся, самому шаху доносят, что они из определенного жалованья не могут того учинить, изъясняя, что уже каждой по 200 рублев долгу на себя имеет.
Еще ж когда от шаха посылаются для раззорения деревень и взятия плена в горы партии, то полученную тамо добычю, а имянно лошадей и всякой провиант, по возвращении их оттуда на шаха отимают; которые же свою добычю похотят скрыть, тех давит. И от такого шахова поступка немилостивого все войско весьма недовольно, и от несносных чех изнурений принуждены бежать в Индию (л. 62 об.), куда уже много и ушло.
Чрез шесть дней шах все свои войска и служителей их, також и маркитантов, смотрел, и у которых лошади худые были, приказывал их рубить, а хозяев казнил, и потому ныне в лагаре лошади весьма дороги.
№ 5 от 4 апреля
(Эта и следующая запись относятся к 1739 г.)
Прибыл сюда от шахова сына из Мешети куриер с ведомостью, что шах индейской город Лагор взял, и наперед действа свои вдаль [150] продолжать до столицы индейской Джиган-Абата, которую уповает в непродолжительном времяни завоевать, и потом возвратитца в Персию.
(л. 64) № 20 от 12 сентября
Отправленной из шахова марша Мегемет-Керим бек от Маер-хана с письмами к гиспаганскому навабу и, по знакомству, сообщил мне следующее.— О победе, над индейским моголем одержанной, и о взятье столицы ево, объявил следующее, — что такое славное происхождение особливому декрету божиему приписать должно, а не персицкому оружию, ибо когда обои войска в приближение сошлись, тогда ни шах сам, ниже последней из войска, одним словом, все генерально не надеялись против неприятеля устоять и себя уже пленными почитали, (л. 64 об.) понеже при моголе доброконного и вооруженного войска было с триста тысяч, из которого токмо малая часть, состоящая, может быть, в пятидесят тысячах, сперва на шаха сильное наступление учинила, и по три дни персиян с поля збила. А сам могол со всем своим главным войском стоял неподалеку в ретранжаменте, укрепя оной пушками, которых число более тысячи превосходило. Все те неперерывно производимые акции подали в персицком лагаре к опасным разсуждениям повод, что могол ищет тем способом персиян утомить и обезсилить, а потом всею силою на них ударить (л. 65). Еже в самом деле н воспоследовало, понеже на третей день после тех сражений усмотрели идущее из индейскаго лагаря сильное войско, отчего персияня пришли в вящее оробение и странно обезумели, ибо большая часть из войска всякой, водя за собой лошадь свою, перехаживал с места на место и оттого во всем войске причинили крайную конфузию, невзирая на то, что индейцы час от часу ближе подходили. Тогда шах стоял перед своим наметом и, увидя, что войско его из надлежащей своей должности выступило, яко же и о причине онаго смешания ему притом донесено было, то шах (л. 65 об.) иного способа к исправлению такого гибельнаго непорядка найтить не мог, понеже время было кратко, токмо, что сам вскорости сел на лошадь, прибежал к правому крылу и закричал, чтоб садились на лошадей, и велел трубить. И едва телом исправится могли, то уже неприятели пред руками были, которые персияне с двух сторон жестоко схватили и сражение чрез три часа безпрерывно с непрестанным оружейным огнем продолжалось, при котором случае шах отчаянно поступал, и где наибольшая опасность была, тут и присудствовал, поощряя свое войско к супротивлению. Тогда персияна, видя, что шах персону свою нимало (л. 66) не щадит, приняли бодрость последней опыт — пропасть или выиграть — употребить: брося ружье, ударили дружно в сабли, так что неприятели сперва уступили, а потом и в бегство обратились, оставя поля персияном. И хотя сия последняя акция, паче всякого чаяния, в пользу шахову обратилось, однако ж на то вовсе не надеялись, но ожидали от индейского войска еще наступления, жесточае прежних. Но к вящему удивлению и к генеральному всех обрадованию индейской могол с сыновьями своими и со многими раджиями, то-есть владельцами, также и с министрами своими в персицкой лагерь приехал (л. 66 об.) и, пришед к шаху, себя пленным объявил. Тогда шах, отошед с своего места сажени с три, ево принял и, обняв ево, говорил, что он такого великого монарха за пленного не почитает, но признает за своего брата и посадил ево подле себя по леву руку, содержа ево в своем лагаре дни три или 4 со всяким надлежащим государю почтением. А между тем ретраншамент и артилерию взял в свою власть, из войска же [151] индейского большая часть разбежались, а досталыные добровольно в плен себя отдали. Потом оба, как шах, так и могол, в столицу индейскую въезд учинили, где шах пробыл 2 месяца. И для приему драгоценных (л. 67) камней определил из министров своих Маер-хана и Мехти-хана, которые во всю шахову бытность по всякой день каменья принимали, выбирая по приказу шахову самые лутчие и высокой цены. Какое же шах сокровище в драгоценных каменьях: жемчуге, золоте и серебре в Джиган-Абате получил, того описать трудно, но кратко заключает, что никакой персицкой шах такового не токмо видал, ниже слышал, а особливо трон моголев, которой шах тотчас с приезда своего к себе взял, ум человеческой помрачает по причине драгоценных (л. 67 об.) камней, понеже оной украшен яхонтами и красными алмазами и изумрудами неимоверной величины; також де персицкие министры и другие знатные люди, даже до последняго служивого, великой избыток достали.
(л. 70) № 28 от 14 декабря
Здешние знатные люди из лагаря шахова получили письма. Изо всех тех полученных писем о намерении шаховом сообразить не могу по причине, что о не между собой весьма прекословят, ибо некоторые уведомляют, что шах намерение свое итти в Туркестан пред сим отменил, а ныне оное возобновляет еще не токмо чрез всякое к тому приуготовление и набор войска в завоеванных городах подтверждается, но шах по-прежнему начинает отзываться, что присудствие его к покорению Туркестани, Бухары и Хивы весьма в тамошних краях нужно есть (л. 70 об.) И колико они внутренние шаховы замыслы признать могут, то он на оных туркестанцев и озбеков приуготовляется, но более под тем самым претекстом все свои силы на Хиву устремляет, и что для лучшего в том своего предприятия поспешествования лесть принял у е. и. в. просить вспоможения, дабы, по усмотрению нужды, российские войска с одной стороны, а он — с другой неприятелей способнее сократить можно. И для того намерен меня с собой потребовать и взять в тамошние края с собой в поход в таком разсуждении, чтоб я, будучи при нем, об оном вспоможении почасту доносить мог. (л. 71) А другие пишут, что е. в. почасту говорил о великих предприятиях, которыя в человеческое разсуждение и вместить трудно, ибо против всего света оружие свое хочет обратить и везде сам присудствовать, кроме Туркестани, которая, яко же Бадакшани, у всей Великой Татарии, даже до Хивы, завоевания в малое дело вменяет и уже одною своею славою все те страны и протчие отдаленные народы, не вынув сабли, под власть свою покоренными почитает и, не останавливаясь мнением своим, идет на Китайское государство и турок войною и притом и лизгинцев (л. 71 об.) не забывает, которых намерение взял разорить до основания, так чтобы одно имя их осталось.
И что все те свои военные намерении к произведению в действо учреждает после их персицкого нового года, которой обыкновенно 10 марта случается, и отзывается оной праздновать в Герате, куды и индейского могола просил, чтоб он с своим войском с ним тамо свидание возиметь труд принял, и тем бы способом ему оказию доставил не токмо угощение, которое шах от него в индейском его государстве имел, взаимно в пограничном своем персицком городе отплатить, но еще постановленные между ими (л. 72) союзные трактаты наивящее утвердить.
О чем они в письмах своих разсуждением разпространяются, что шах индейского могола не для чего иного к себе в Персию призывает, [152] токмо для показания всему свету, коим образом такой славной государь ему повинуется, и тем желает наибольшее имяни своему прославление приумножить.
Но о приезде его, могола, в Герат различно разсуждают: иные сумневаются, чтоб он, оставя свое государство, где власть его весьма колеблема есть, отважился ко угождению шахову на его прозьбу поступить, или паче таким отдалением к собственному своему (л. 72 об.) низвержению подать повод, и тако, может быть, употребит в том какую пристойную отговорку, представляя непослушание, показуемое ему от индейских раджей, то-есть владельцев, которые в его отсудствии лехко против персоны его возмущение учинить могут. А протчие уповают, что могол из одного опасения и, дабы шаха не огорчить, и его против себя вторично войною не поднять, из воли его выступать не похочет и, следовательно, на учиненное ему от шаха призывание в Персию не отречется.
Елико до оных полученных ведомостей касается, то изо всех обстоятельств усматривается, что или подлинное свое намерение (л. 73) от министров своих скрывает, или от щастливых своих индейских предуготований тако возмерился, что и в проэктах своих замешался и не знает, х которой стороне обратится.
№ 29 от 31 декабря
Шахов фаворит и министр Маэр-хан к своему свойственнику писал, что шах из Хейберских гор поднялся и пошел в Синд на тамошняго владельца, зовомого Мианасир, за то, что он авганцам чинил против шаха вспоможение, а с другой стороны, Тагы-хану повелел, оставя Маскадскую экспедицию, итти от Бендерской стороны на другой ево же владения город (л. 73 об.) имянуемой Диул, а ево, Маер-хана, со взятым в Индии имением отправил в Герат с приказом, чтоб он туда за месяц до новаго их года прибыл, которой всегда случается марта 10-го дня, и притом шах отзывался, что он, управясь с неприятелем, крайнее свое старание приложит к оному дни в Герат приехать.
Что же до вышедонесенных мест, Синда и Диула, подлежит, куда ныне шах пошол, то оные, как я в ландкарте смотрел, лежат в части Персии к Арабскому морю или Индейскому океану, о которых Мехти-хан ко мне в письме своем означил со изъяснением, колико городов и пристаней по заключенному с моголом трактату уступлено в персицкую сторону.
(л. 78 об.) № 2 от 14 генваря
(Эта и следующая запись относятся к 1740 г.)
Елико до одержанной шахом над индейским моголом победе и о завоевании ево столичнаго города касалось, то я всякими способами от здешних армян, которые своих прикащиков в Индии имеют, також и чрез аглинских консулей, обретающихся в Бендер-Абасах и в Кирмане. О подлинном такого счастливого успеха произшествии ведать возможное старание прилагал. И хотя из Индии в подтверждение оной виктории как к армянам, так и в Бендер-Баса к агличанам, письма приходили, токмо весьма с неосновательными и несходственными обстоятельствы, а индейцы тогда за подлинно, також и некто из персиян сюда еще сперва о помянутой над индейцоми победе писал, что оная по сильном сражении одержана, а каким образом разбитие индейскаго войска [153] произошло, то ни от кого такого точнаго описания здесь (л. 79) в получении не было, понеже такое славное произшествие единому декрету божиею приписывают, а не мужеству персицкаго оружия. И то могол паче всякого чаяния с одного обробения сам себя пленным в руки шаховы отдал и прочее, как о том в реляции № 20 от 12 сентября прошлого 1739 году пространно донесено.
О протчих же ево, шаха, в продолжаемом ево возвратном пути упражднения между другим и сие находится, что он, шах, отзывался о многих важных происках, о чем след есть дознатца, что он под тем претекстом намерение свое о нынешнем предприятии скрывал, дабы на синдского владельца вдруг учинить со всех сторон нападение, ибо о походе ево, шаховом, в Синд ни Маер-хан, хотя и в великом у шаха кредите был, и никто до тех мест не известен был, пока он туда действительно налехке поднялся, отпустя (л. 79 об.) все свои тягости в Герат, куда Идаги-хан от Бендерской стороны для соединения с ним, шахом, в 15000 пойдет.
№ 3 от 31 генваря
Прибыл сюда один из шаховых ближних придворных служителей, которой, будучи со мною очень знаком, мне объявил о состоянии обретающегося в тамошних краях войска; надеется оного быть до 120000 или 130000, включая и тех, которые с шахом в походе находятся, також де и новоизбранных в уступленных от индейской стороны городах и аульных людей, которых шах раскосовал между природными персиянами, и оставил иных в Кабуле и Пишеваре для содержания оных городов, а паче хейберцов и других присовокупленных в Персии народов, в их должности. А с достальными сам пошел в Синд, и по той причине Туркестанскую экспедицию отсрочил до тех мест, пока он, управясь с синдским (л. 80) владельцем, возвратитца в Герат.
(л. 83) № 4 от 16 февраля
Прибывшыя в Гиспаган на сих днях партикулярные люди разгласили, что шах не токмо (л. 83 об.) города Диул и Синд взял, но и владельца тамошняго пленил, на чем вовсе утвердится невозможно, ожидать подтверждения.
АВПР, ф. Коллегия иностранных дел, Сношения России с Персией, 1736-1741 гг. оп. 1, д. 22, лл. 19-20 об., 33 об., — 48 об., 52-54, 56 об, — 62 об., 64-67 об., 70 об, — 73 об., 78 об. — 80, 83-83 об. Подлинник.