ЮНГХАСБАНД ДЖОРДЖ ДЖОН

ВОЙНА НА ГРАНИЦАХ ИНДИИ

INDIAN FRONTIER WARFARE

ГЛАВА III.

Действия в лесах.

Ни при какой другой обстановке индивидуальные качества солдата не подвергаются, вероятно, такому тяжелому испытанию, как при военных действиях в стране, покрытой лесами, чащами кустарника или высокими порослями камышей (джунглями). В таких местностях дороги в общем представляют лишь узкие колеи, извивающиеся от селения к селению; кругозор крайне ограничен; а каждое дерево, каждый куст и, наконец, даже высокая трава могут скрывать вооруженного врага, готового открыть огонь с расстояния в каких-нибудь 20 шагов. Волчьи ямы, острые колья и засеки постоянно встречаются на пути и каждому солдату невольно кажется, что он совершенно одинок в борьбе с опасностями, которыми кишит окружающая его глушь. Он едва видит своих соседей справа и слева, и не мудрено, что по мере движения вперед, по направлению, в котором он не всегда твердо уверен, часто среди мертвой тишины, и так уже действующей на его [58] нервное состояние, сознание опасности овладевает его душой. Но как ни тяжела и опасна работа каждого солдата, задана, выпадающая на долю старших его начальников, еще более трудна и ответственна. Чтобы маневрировать даже с небольшими силами на глазах скрытого неприятеля, вести эти войска по извилистым тропам против невидимых целей, согласовать действия колонн, направляющихся с разных сторон для одновременной атаки противника, от начальника требуется высокая степень искусства, смелости и решительности.

Поводы к открытию военных действий британцами в лесных областях северо-восточной и восточной части пограничной полосы обыкновенно те же, что и к экспедициям на северо-западной и западной границе Индии.

Убийство отдельного офицера, набег на чайные плантации, притеснение торговцев, нарушения границы, вот, что чаще всего приводить к кризису, требующему вмешательства вооруженной силы в той или другой области.

Предметом действий отряда, высланного, вследствие подобного рода происшествий для наказания населения лесной страны, большею частью являются наиболее значительные и богатые поселения с их запасами местных средств. Противник обыкновенно не собирается большими скопищами, не вступает в бой сразу на широком фронте, почему боевые столкновения при участии значительных сил [59] с каждой стороны представляют скорее исключение, чем правило. Обыкновенный способ действий здесь заключается в устройстве и предупреждении засад, быстрых ночных движениях, нечаянных нападениях с рассветом, внезапных атаках укрепленных селений и систематической конфискации жатвы, скота и оружия.

Первым предметом действий в Бирманскую войну являлся таким образом Мандалай, столица государства, представлявший для Бирмы тоже, что Париж для Франции, т. е. сердце и голову страны. Среди бирманцев было распространено преувеличенное понятие о своем собственном могуществе и о непобедимости своего повелителя. Этот спокойный, склонный к удовольствиям народ охотно внимал уверениям своего государя, что англичане жалкая нация странствующих торговцев, с которой можно легко справиться одними заклинаниями, без содействия даже пуль и пороха. Сэр Герри Прендергэст поэтому легко и быстро овладел Мандалаем; пленного короля увезли, а страну объявили присоединенной к британским владениям. Тогда то именно и пришлось индийским войсками изучить на собственном опыте ведение войны в лесных местностях. Причиной восстания в стране были не какие либо неудовольствия равнодушных бирманцев на перемену повелителей, а временное безначалие в период между ссылкой короля и вступлением в управление британских властей. Этим временем успели организоваться шайки разбойников и [60] прочего преступного сброда, стремившегося извлечь свои выгоды из смутного периода, под личиной патриотизма. Таким образом целью последующих действий англо-индийских войск явилось преследование и истребление разбойничьих банд «дакоитов», как их называли, и установление прочного местного управления.

Нередко также случается, что правители пограничных вассальных владений, в ущерб общим интересам, которые должны бы связывать их с сюзеренной Индийской Империей, вступают, вследствие интриг или легкомыслия, в дипломатические сношения с иностранными государствами, могущими стать во враждебные отношения к Англии. Такие временные уклонения с пути строгого соблюдения своих обязательств, случается, тоже требуют вмешательства британских войск и восстановления силой английского влияния; примером чего может служить экспедиция, предпринятая весной 1888 г. против правителя страны Сикким (Sikhim), лежащей на границах Тибета, который не взирая на договоры, связывавшие его с Англо-Индийским правительством, явно и открыто отдался под покровительство Далай-Ламы и китайского представителя в Лассе (Lhassa).

Или происходят дикие вспышки зверских инстинктов, иногда являясь делом нескольких головорезов, иногда же следствием организованного восстания, и приводят к убийству английских должностных лиц или истреблению мелких отрядов. [61] Такие факты, конечно, неизбежны на границах обширного, продолжающего рости государства, но все же их нельзя оставлять без внимания и к наказанию виновных, немедленно должны быть приняты меры, чтобы не дать повториться чему либо подобному, среди их соплеменников и соседей. На этом основании, например, послана была экспедиция в страну Лушаи (между Бенгальским заливом и верхней Бирмой), где погиб молодой лейтенант Стюарт с 2 солдатами, производивший топографическую съемку. Причина убийства весьма странная и в тоже время характерная: одному из сильных местных ханов, неимевшему поводов питать враждебные чувства ни вообще к англичанам, ни в частности к этой партии съемщиков, понадобились их головы, как выкуп за жену, находившуюся в плену у соседнего вождя. В этих случаях целью экспедиции является, конечно, возмездие по примеру закона Моисея, т. е. «голова за голову».

Расширение границ империи, как, напр., вследствие присоединения Бирмы, неизбежно вызывает открытие новых путей для связи новых владений с другими выдающимися частями Британской Индии, и действительное распространение английского влияния на мелкие племена, а равно производство точных съемок тех пространств, которые еще не попали на специальные карты. С такой целью была снаряжена экспедиция в страну Чан-Лушаи в 1890 г. Прежде всего экспедиционный отряд должен был наказать некоторые племена, [62] производившие набеги и опустошения на британской территории, затем покорить племена, покуда еще нейтральные, но теперь, силою обстоятельств, попавшие в сферу британских интересов и, наконец, рекогносцировать и открыть для европейцев территорию, лежащую собственно между Индией и Бирмой. Ужасное убийство британского делегата Квинстона и большой партии офицеров в Манипуре, в 1891 г., является другим примером событий, вызывающих высылку экспедиционных отрядов; на этот раз с целью наказания виновных и требования справедливого возмездия.

Вот собственно те причины, которые побуждают расположенные на границах Индии войска браться за оружие. Карательные экспедиции отрядов в этих странах и дают нам материал для предположенного нами в этой главе описания действий в лесах, как ростущих среди гор и холмов, так и на равнинах.

Как уже было упомянуто выше, захват столицы Бирмы, низвержение короля и принятие бразд правления британским правительством произошло весьма быстро и удачно, благодаря прекрасному водному пути, представляемому рекой Ирравадди, и только в течение долгого второго периода кампании, когда явилась необходимость предпринять постепенное и систематическое умиротворение края, британским войскам и генералам пришлось столкнуться с теми задачами, которые возникают при [63] ведении войны среди обширных лесных пространств,

Но прежде, чем переходить к подробностям, мы исследуем сначала те общие принципы, которым следовали при покорении государства, большого, чем Франция, покрытого на всем почти своем пространстве дремучими лесами и кишевшего. бесчисленными мелкими бандами неприятеля. Исполнение этой сложной операции было поручено сэру Джорджу Уайту и мы не можем лучше сделать, как обратиться к изучению методов, согласно которых велась кампания, изложив сначала в общих чертах ход операции, а затем перейдя к подробному описанию способов действия в бою тех небольших колонн, которые большею частью под командой младших офицеров, способствовали по мере слабых сил своих достижению великого конечного результата.

Часто говорят, что нет ничего нового в военном деле и что Александр Македонский, Цезарь, Аннибал и Наполеон только искусно применяли давно известные методы действий; но полагаем для всех достаточно ясным, что и для применения своих знаний в соответствующем случае и с действительным результатом все же нужно быть гениальным полководцем. Так, вероятно, для всех, кроме обладающих большой начитанностью военных, умиротворение Вандеи юным генералом Гошем является лишь ничем не выдающейся операцией, подробности которой без [64] сомнения большинством забыты. Однако задача, предстоявшая Гошу в Вандее, была та же, которую приходилось разрешать британским войскам в Бирме, с тою только разницей, что для последних она значительно затруднялась в много раз большею площадью театра войны. Благодаря военному гению сэра Фредерика Робертса, методы действий Гоша были взяты за основание при составлении плана кампании 1886 года. Так как такого рода операция может вновь выпасть на долю индийской армии, то мы считаем себя в праве сначала изложить подробно самые методы генерала Гоша, а затем уже применение их во время Бирманской войны.

Вандея, один из приморских департаментов Франции, занимает площадь в 2.588 кв. миль, имеет на севере и западе равнинный характер, на юге болотистый; на остальном пространстве местность волнистая и весьма лесистая.

Бокаж и Марэ, составлявшие ту часть Вандеи, где велась операция, имеют совершенно особый характер. Неровная и волнистая поверхность первого, перерезана оврагами и пересечена множеством живых изгородей, огораживающих каждое поле, откуда этот район и получил свое название «Bocage».

По мере приближения к морю местность понемногу понижается, примыкая к солончаковым болотам, и перерезана массой мелких каналов, делающих ее почти непроходимой. Этот район носит название «Marais». Единственным доходным занятием жителей являлось скотоводство, почему [65] скота всюду было много. Крестьяне сеяли лишь столько, сколько им было нужно для собственного прокормления. Значительных городов в крае почти не было. Между двумя главными путями тянулась полоса в 30 лье (120 в.) шириной, где имелись лишь поперечные дороги, соединявшие между собой деревни и поселки. Страна разделялась на множество мелких усадеб (Заимствов. у Тьера.).

Целью действий генерала Гоша являлось окончательное подавление восстания в мятежной Вандее. Этот юный генерал, столь же искусный политик, как и воин (Юный Гош во всех отношениях соответствовал высокой и трудной задаче умиротворения Вандеи, на него возложенной. Одаренный от природы светлым умом, отважным характером и непоколебимой решимостью; твердый, рассудительный и гуманный, он вполне обладал той совокупностью мягкости и решительности, которая необходима для залечивания ран и успокоения страстей междоусобной войны. Такое редкое соединение высоких военных и гражданских качеств, могло сделать его серьезным соперником Наполеона и повести к нарушению мира внутри страны, если бы Гош вместе с этими доблестными чертами своего характера, по обладал патриотической душой и любовью к свободе, которые ставили его выше всяких искушений и скорее подвигнули бы его до пути Вашингтона, чем Цезаря или Кромвеля.), ясно видел, что для победы над врагом, которого нельзя было ни настигнуть, ни принудить к открытому бою, одного оружия недостаточно; тяжело вооруженные солдаты, незнакомые с местностью, не могли соперничать в быстроте с крестьянами, которые не имели с собой ничего кроме мушкета, были уверены найти всюду необходимое продовольствие и были знакомы с каждой лощиной и [66] каждым холмом. Гош составил план операции, следуя которому с твердостью и предусмотрительностью, можно было наверняка рассчитывать на восстановление мира в этом разоренном крае.

Вандеец был в тоже время и солдатом и земледельцем. Среди ужасов междоусобной войны он не переставал возделывать свое поле и пасти свой скот, зарыв свое ружье где-либо поблизости, в земле или соломе. При первом сигнале своих начальников он устремлялся к сборному пункту для нападения на республиканцев, затем возвращался домой скрытно, лесами, и, спрятав оружие, вновь принимался за мирные сельские работы; так что республиканские солдаты не могли бы в нем и узнать недавнего воина. Так вандейцы сражались и жили, оставаясь неуязвимыми для войск противника, которые, не имея достаточной материальной поддержки со стороны разоренной администрации, во всем нуждались и находились в полнейшем расстройстве. Чтобы заставить вандейцев почувствовать всю тягость войны, единственным покуда средством являлось разорение страны, к которому и прибегли во время террора, однако без успеха, возбудив лишь в жителях страшное ожесточение.

Гош остановился на весьма остроумном способе умиротворения Вандеи, помощью обезоружения жителей и производства частных реквизиций местных средств для нужд республиканцев, не опустошая края. Прежде всего он настоял на сохранении [67] существовавших укрепленных лагерей, из которых одни по реке Севре (la Sevre) отделяли Шаррета от Стоффле, а другие защищали Нант, прибрежье и часть страны, называемую les Sables. Затем он организовал линию постов, которая опиралась на реки Севру и Луару и должна была постепенно охватить всю страну. Посты, составлявшие эту линию, были очень сильны и связывались между собой патрулями, чтобы не дать возможности проскользнуть противнику, хотя бы и в небольшом числе. Эти посты должны были занимать все селения и поселки и обезоруживать жителей. Для этого им предписывалось захватывать стада и собранный в сараях хлеб, арестовывать главнейших лиц в селах и не отдавать ни скота, ни хлеба, ни заложников до добровольной выдачи оружия всеми жителями, в чем, конечно, не могло встретиться отказа, так как для вандейцев их закромы с хлебом были важнее Бурбонов и Шаррета. Чтобы не быть обманутыми крестьянами в числе подлежащего выдаче оружия, офицеры, заведывавшие обезоружением, должны были спрашивать рекрутские списки, имевшиеся в каждом приходе и требовать сдачи стольких ружей, сколько лиц была занесено в эти списки. Если же бы последних не оказалось, то они должны были требовать выдачи числа ружей равного 1/4 численности местного мужского населения, пересчитав таковое. Получив оружие, офицеры должны были безотлагательно возвращать забранные скот и хлеб, за исключением части зерна, взимаемой в виде налога, [68] которая должна была собираться в склады, образованные в тылу. При этом Гош требовал от исполнителей самого мягкого обращения с жителями, пунктуальной точности в возвращении скота, хлеба и в особенности заложников. Он рекомендовал офицерам беседовать с последними, быть с ними любезными, делать им подарки хлебом и другими предметами и даже иногда посылать их в главную квартиру. Особое уважение было предписано оказывать священникам, так как — «вандейцы» говорил Гош, «имеют только одну серьезную привязанность, — это к своим кюрэ, которые в свою очередь ищут лишь поддержки свыше и спокойствия. Дадим им и то и другое, прибавим кое какие выгоды, и мы привлечем к себе симпатии населения».

Линия постов, о которой было сказано выше и которая называлась линией разоружения, должна была, охватить Нижнюю Вандею, постепенно подвигаться вперед и, наконец, захватить всю страну. По мере движения вперед, эта линия оставляла за собой страну обезоруженной, усмиренной и даже примиренной с республикой, и в тоже время охраняла все пространство в тылу от покушений предводителей восстания, которые наказывали разорением подчинившиеся республиканцам селения. Для борьбы с этими предводителями впереди кордонной линии двигались две летучие колонны, которые должны были, тесня их все более и более, наконец, окружить и захватить их. Всем начальникам постов предписывалась, кроме того, самая большая бдительность и [69] постоянное патрулирование, чтобы не дать вооруженным бандам прорваться за линию и вновь вызвать восстание в тылу. Без сомнения, несмотря на все эти предосторожности, Шаретт и кое кто из его сторонников могли бы проскользнуть, хотя, конечно, в небольшом числе, между этими постами, но в таком случае они оказались бы среди обезоруженного населения, успокоившегося и уже примиренного хорошим обращением с республиканцами, отряды которых, разбросанные по всему краю, в тоже время являлись постоянной угрозой жителям. На случай восстания в тылу, впрочем, Гошем сделаны были нужные распоряжения. Он приказал, чтобы при первом известии о таком восстании, одна из летучих колонн немедленно устремлялась на мятежное селение и в наказание за скрытие оружия и поднятие его против республиканцев отнимала у населения хлеб и скот и захватывала главнейших местных жителей. Результаты таких экзекуций, применяемых с соблюдением строгой справедливости и рассчитанных не на возбуждение ненависти, а лишь на распространение спасительного чувства страха, были всегда успешны.

К исполнению плана Гоша приступили в брюмере и тримере (Ноябре и декабре 1795 года. Гош вступил в командование войсками в Вандее осенью того же года. Перев.).

Линия разоружения, проходя через С. Жиль, Леже, Монтэнь, Шантоннэ в виде дуги, упиравшейся одним концом в море, а другим в реку Лэ, должна [70] была постепенно запереть Шаррета в непроходимых болотах. Успех такого рода плана зависел всецело от способа исполнения, поэтому Гош не только дал своим офицерам самые ясные и толковые инструкции, но и сам неустанно следил за всеми подробностями этой сложной операции, требовавшей столько же осмотрительности, сколько и энергии.

Население вскоре начало выдавать свое оружие и выказывать покорность республиканским войскам. Гош освобождал недостаточных крестьян от сборов на войсковые нужды; лично беседовал с заложниками и, продержав их несколько дней, отсылал домой довольными. Одним он раздавал кокарды, другим головные уборы, оказывал помощь нуждающимся на обсеменение полей. Он находился в постоянных сношениях с кюрэ, которые, питая к нему полное доверие, сообщали все местные тайны.

Таким образом Гош приобрел огромное моральное влияние на население, что являлось самым действительным средством для окончания такой войны. Тем временем магазины, устроенные позади линии разоружения, были понемногу наполнены, также собрано большое число голов скота, и армия, благодаря лишь тому, что подати и пени стали взыскиваться натурой, оказалась обильно снабженной довольствием (Открытое полегание в Вандее, нанялось в марте 1793 года по поводу объявленной конскрипции. План действий республиканцев сначала заключался в концентрическом наступлении несколькими колоннами, затем в постепенном учреждении укрепленных лагерей; в этот последний период силы республиканцев доходили до 40 тыс., роялистов — до 20 тыс. В виду постоянных неудач, в начале 1895 г., республиканский генерал Канкло вступил в переговоры с вандейцами и в феврале заключил мир с вождями восстания (Шаррет, Стоффле и др.), но в июне Шаррет вновь взялся за оружие. Осенью в командование республиканскими войсками вступил Гош; силы его первоначально равнялись 15 тыс. чел., но затем ему подчинены были войска западных провинций Франции под названием армии океанского прибрежья. Весной 1796 г., с гибелью Стоффле и Шаррета, чем нанесен был решительный удар Вандее, окончилось и личное участие Гоша в умиротворении края. Перев.). [71] Шаррет с 150 ч. таких же отчаянных, как он сам, искал спасения в лесах. Сапино, взявшийся за оружие по уговору Шаррета, предлагал положить его вторично под условием сохранения своей жизни. Стоффле, запертый в Анжу, вместе с своей правой рукой — Бернье, собрал вокруг себя всех офицеров, покинувших Шаррета и Сапино. В Лавиоре, где была его главная квартира, он устроил себе нечто в роде двора из эмигрантов и офицеров. Он производил набор и собирал контрибуции под предлогом организации территориальной стражи. Гош внимательно следил за Стоффле и, все более и более окружая его укрепленными лагерями, грозил быстрым обезоружением при малейшем поводе к неудовольствию. Экспедиция, посланная Гошем для сбора хлеба и вина, в которых имелся тогда недостаток в г. Нанте, в Ле-Лару (Le Laroux), округ живший своей особой жизнью, независимой, как от главарей восстания, так и от [72] республиканских властей, возбудила в Стоффле сильнейшие опасения и заставила его искать свидания с республиканским генералом. Уверяя в своей верности заключенным договорам и предстательствуя за Сапино и шуанов, он пытался играть роль посредника при новом умиротворении края, с целью упрочить свое влияние. Кроме того ему хотелось выяснить намерения Гоша по отношению к нему. Гош, перечислив все причины к неудовольствию со стороны республики, дал ему понять, что, если он будет продолжать собирать людей и деньги, давать убежище мятежникам и вообще выходить из роли временного главы полицейской администрации в Анжу, то будет немедленно арестован и увезен, а вся провинция обезоружена. Полный страха за будущее, Стоффле должен был обещать совершенную покорность и уехал назад ни с чем (Заимствов. у Тьера.).

Эти действия Гоша на западе положили начало действительному умиротворению Вандеи, о котором столько уже раз напрасно объявлялось. Применявшийся ранее способ опустошительных набегов оказался не успешным. Тщетно республиканцы высылали из своих укрепленным лагерей, которые (числом 14) охватывали всю страну, летучие отряды для сжигания лесов, изгородей, кустов и даже селений. Вандейцы и среди этих ужасов продолжали возделывать свои поля. По сигналу своих вождей они быстро собирались, внезапно нападали [73] с тылу на лагеря и брали их штурмом, или бросались на неприятельские колонны, дав им углубиться в центр страны, и при удаче, истребляли всех до последнего человека.

На основании опыта войны в Вандее, так картинно описанной Тьером, была систематически организована и операция покорения Бирманской Империи. Прежде всего страна была подразделена на 6 районов, величина которых, в зависимости от разных обстоятельств, колебалась от 3.075 до 10.820 кв. миль. В каждом районе действовало по бригаде, независимо одна от другой, за исключением случаев совокупных действий на границах смежных районов. В общей сложности территория, которую необходимо было умиротворить, была обширнее всей Франции, а число употребленных для операции войск равнялось 25.599 г.

Из отчета сэра Уилльяма Локхарта, командовавшего одной из бригад, видно, что пока не была принята систематическая организация всего дела, недостаток в людях и обозе сильно затруднял начальников. Войска не были в состоянии преследовать до конца мятежников, так как не могли взять с собой более 2-х или 3-х дневного запаса довольствия; неприятель поэтому, после более или менее упорной схватки, исчезал только на некоторое время и с удалением британских войск неизменно возвращался на свои прежние позиции, без серьезных потерь, так как густая чаща джунглей и недостаток у британцев кавалеристов для [74] преследования на более открытых пространствах, облегчали ему безопасное отступление. Таким образом жители страны могли убедиться, что инсургенты были настолько сильны, чтобы налагать и собирать с них подати и при желании теснить их и мешать мирному труду, в то время, как небольшая горсть британцев одерживала лишь безрезультатные победы, еще подвергаясь при этом постоянным тревогам со стороны того же противника. При таких обстоятельствах население не могло усвоить себе того, что занятие Бирмы британцами являлось окончательным, и держалось в стороне, следя за событиями и не принимая, исключая случаев принуждения, активного участия в происходившей борьбе. Система довольствия мятежников заключалась в том, что они занимали какое либо богатое селение или группу селений и оставались там, если их не беспокоили, до полного истощения всех запасов. Тогда они или переходили в другой пункт, или высылали сильные партии фуражиров, человек по сто, в дальние селения, которые, нападая днем, когда жители работали в поле, забирали все, что было им нужно.

На каждую из колонн, на которую разделялась действовавшая в известном районе бригада, возлагалось отыскивать эти убежища и истреблять, брать в плен и рассеивать, укрывавшиеся там банды. Это требовало величайшего искусства, так как преследование шаек инсургентов и захват их главарей в бездорожной местности, представлявшей удобные укрытия и окруженной поясом [75] густых джунглей, шириной в несколько миль, почти никем кроме инсургентов неисследованных, было задачей далеко не легкой. Если к этому прибавить трудность получить какие-либо сведения от местных жителей, запуганных предводителями мятежников, казнивших их за сношения с британцами распятием, то будет понятно, что действия каждой отдельной колонны были обставлены бесчисленными затруднениями. Задачи, выпадавшие на долю британским войскам, являлись во многих случаях такими сложными, что не предоставлялось возможным давать подробных инструкций, и младшие офицеры вынуждены были действовать исключительно на свою собственную ответственность, что, конечно, должно было дать им весьма ценный для будущего опыт. От энергии и находчивости этих офицеров и зависел главным образом успешный ход операции. В общем за время систематического умиротворения страны произошло более 100 отдельных боевых столкновений и стычек с противником, имевших место или при ночных маршах и нечаянных нападениях на селения, или при штурме палисад, при засадах и контр-засадах, нападениях на британские транспорты и действиях авангардов и арьергардов. Среди массы этих боев не теряли из виду и конечной цели действий. В каждом бригадном районе пространство, освобожденное от мятежников, постепенно увеличивалось, обезоружение населения непрерывно шло вперед и по мере того, [76] как медленно, но крепко затягивались петли, вокруг нескольких отчаянных шаек, под сенью справедливой и гуманной администрации, организованной, благодаря энергичным действиям войск, распространялись мир, спокойствие и благосостояние. Установление новой эры благоденствия среди этой, до того времени угнетаемой расы, и полное умиротворение страны были естественной наградой, увенчавшей это сложное и трудное многолетнее дело. Подробно изложить все или, хотя бы часть этих многочисленных столкновений, из которых каждое содействовало достижению общей цели, было бы невозможно; но в других главах в числе примеров действий малых отрядов встретятся и извлеченные из истории Бирманской войны описания лесных боев, нападений на селения и штурмов завалов.

ГЛАВА IV.

Действия оборонительные.

В азиатской войне, когда воюющими сторонами являются европейская держава и население восточной страны, большею частью инициатива действий принадлежит первой; но, если в будущем на азиатском материке придется столкнуться двум европейским государствам, одно из них неизбежно будет вынуждено играть роль обороняющегося. В такой войне выдающееся значение будет принадлежать тем естественным рубежам, которые здесь пересекают все возможные театры военных действий. Высокие горные цепи, большие реки, и значительные лесные площади могут встретиться на упомянутых театрах отдельно или в совокупности; в тоже время силы воюющих сторон по многим причинам не могут быть так велики, как при войне, веденной ближе к пределам отечества; почему основные элементы задач, которые придется разрешать каждому из противников, несколько различаются от тех, которые представлялись бы им при войне в Европе. Для стратега или тактика, привыкшего к [78] европейским методам действий, составу отрядов и тактическим формам, азиатская война заключает много нового, странного и поражающего. Так оборона позиции, которая в Европе потребовала бы целого армейского корпуса, в Азии иногда поручается одному батальону, а переход какой-либо естественной преграды может вызвать такое раздробление сил, которое было бы опасным, не будь и противник вынужден к тому же. — Действительно, чтобы достаточно оценить трудности, представляющиеся войскам при переходе через естественные преграды, достаточно взглянуть на такую большую реку, как Инд, или на такой могучий горный хребет, как Гималайский, где переправы или перевалы находятся на расстоянии сотен верст друг от друга. Впрочем, мы не имеем здесь намерения входить в исследование стратегических операций оборонительного или наступательного характера, но предполагаем заняться лишь теми тактическими деталями, которые могут быть поняты каждым солдатом.

Как уже было сказано выше, британским войскам в Индии редко приходится играть роль обороняющегося, напротив того, вследствие свойственных англичанам отваги и энергии, эта роль большею частью выпадает на долю противника. Из этого следует, что наши враги в течение многих десятилетий успели приобрести достаточную опытность в ведении оборонительных сражений и обороне горных хребтов и лесов. Искусство, которое при этом проявляют эти племена, несмотря на то, что им [79] приходится иметь дело с превосходно вооруженным и дисциплинированным и во много раз лучше организованным противником, не может не вызвать с нашей стороны вполне заслуженного удивления, а приемы, ими при этом употребляемые, могут служить образцами даже лучшим европейским войскам.

Не лишним поэтому будет прежде, чем приводить взятые из действительности примеры оборонительных операций большими и малыми силами, рассмотреть, как предмет достойный изучения, способы тактических действий полу варварских народов.

При обороне горных стран, исключая тех случаев, когда замешаются религиозные мотивы или народная гордость азиатцов, как общее правило, горные племена никогда не защищают серьезно внешних ее границ. Цель такого рода действий, — во-первых избегнуть открытого боя с лучше вооруженным врагом, а во-вторых заставить противника втянуться подальше в глубь страны, чтобы затем обратиться против самых чувствительных частей европейских армий, — обозов и транспортов, в нападениях на которые азиатские воины весьма искусны. Когда весною 1895 г. послан был отряд из Пешавара на выручку Читраля, то на первом же переходе, пройдя Индийскую границу, этой колонне пришлось переваливать через горный хребет, за которым лежала долина Сват. Хотя ни британцы, ни сватисы, не имели никаких поводов начинать вооруженную борьбу друг с другом, однако, когда [80] британское правительство, в силу необходимости, обратилось к этому племени за свободным пропуском войск через страну, то, несмотря на значительность предложенного денежного вознаграждения, сватисы, из национальной гордости, подстрекаемые соседними племенами, отказали в своем согласии. Британцам пришлось обратиться к оружию и на этот раз сватисы весьма упорно защищали именно внешнюю границу своей страны. Обыкновенно же горцы делают лишь вид сопротивления и оставляют несколько проходов вовсе незащищенными или слабо охраняемыми, а когда все внимание британцев поглощено трудностями движения по горам и войска их вынуждены разбросаться, собравшись со всех гор и селений, устремляются с оружием в руках против наиболее слабых пунктов расположения противника. Действия этих полудикарей, понявших, что противник уязвимее всего в то время, когда переваливает через горный хребет, могут служить и для нас поучительным примером, хотя оставление без упорной обороны такого серьезного внешнего рубежа, как горная цепь, и противоречит укоренившимся среди цивилизованных народов правилам военного искусства.

Пограничные племена Индии вполне усвоили себе тот принцип, что оборонительные действия в горных странах, вовсе не требуют исключительно или преимущественно вступления в бой на оборонительных позициях. Они и не вступают в открытый бой, если только этого возможно избегнуть, но [81] являются всегда и всюду неусыпным, решительным и деятельным врагом, готовым воспользоваться малейшими ошибками своего противника. Отсюда можно было бы, основываясь на опыте пограничных войн, вывести образ оборонительных действий, наиболее подходящий к смешанному племенному составу индийской армии; а именно, в то время, как стойкие в бою британцы, сэйки и гуркасы могли бы главным образом предназначаться для регулярных сражений, натанцы и другие горцы, привыкшие с детства охотиться в горах, могли бы употребляться специально для партизанских действий и тем значительно способствовать обороне горной страны.

Оборонительные действия среди обширных лесов тоже имеют свои выгодные стороны, с которыми до сих пор британские войска были знакомы с весьма неприятной, но за то весьма поучительной точки зрения, а именно в качестве наступающих. Это последнее обстоятельство надо считать особым преимуществом. При операциях, имеющих целью оборону покрытой лесами страны, неизбежная разброска сил обороняющегося без сомнения имеет большое влияние на возможность действий сосредоточенными силами; нужно однако иметь в виду, что с этим же невыгодным обстоятельством приходится считаться и противнику, пожалуй, даже в большей степени. В настоящих лесных чащах все возможные подступы заранее известны и определены и большею частью представляют дороги в [82] одну колею, не пересекаемые никакими другими путями, а такие дороги могут с неменьшим успехом обороняться каждая ротой индийской пехоты, как и целым корпусом, если, конечно, только не представляется возможности обхода и при таком узком фронте, как ширина лесного проселка, для наступающего безразлично атаковать ли всей своей армией или горстью людей.

Впрочем случаи, когда лес так част и дремуч, что баррикады и окопы, преграждающие лесную дорогу, не могут быть обойдены, встречаются довольно редко. Эту возможность обхода обороняющий обширную лесную площадь должен постоянно иметь в виду; так как, хотя стук топоров и может служить предупреждением обороняющемуся при обходе его значительными силами, но мелкие партии противника всегда успеют днем или ночью скрытно обойти фланги обороняющегося и броситься с тылу на его баррикады. При обороне отдельных лесов, зарослей и кустарников принято за правило, что выгоднее всего занимать их внешнюю опушку с угрожаемой стороны и приспособить ее к обороне так, чтобы закрыть противнику всякий в них доступ. Теоретически тоже правило должно применяться и при обороне больших лесных площадей, дабы удерживать противника на открытом пространстве, имея свои силы укрытыми. Но, когда площадь леса настолько велика, что он перестает уже быть местным предметом, относящимся к ведению тактики, а уже входит в [83] более обширную область стратегии, то не всегда возможно действовать согласно этим основаниям. Так, например, оборона внешней границы такого огромного лесного пространства, как Бирма с Сиамом, потребовало бы такой разброски сил, что не представило бы решительно никаких выгод обороняющемуся. Но, если, в виду значительных размеров лесной площади, является невозможным занятие внешней ее границы, то это не должно все же исключать необходимости обороны рубежей, находящихся внутри лесного пространства, и меньших по протяжению; особенно тех, которые пересекают пути наступления противника к избранным им предметам действий (морскому порту, главному городу края, стратегически важному пункту) и способствуют защите последних.

Для успешной обороны лесного пространства необходимо устройство хороших поперечных путей, если таковых не имеется. В этом отношении большие удобства представляют судоходная река или реки, текущие внутри лесной площади, параллельно ее внешней границе. Занятие берегов такой реки доставит обороняющемуся те же выгоды, как и оборона окраины лесной площади, с той лишь разницей в его пользу, что в этом случае противнику придется не только брать с бою лесную опушку, но и форсировать водную преграду. При этом нужно однако не упускать из виду, что все возможные пункты переправ должны быть тщательно охраняемы, а лес на противолежащих [84] участках другого берега вырублен, чтобы противник не мог им воспользоваться при форсировании реки, иначе оборонящийся лишится выгод своего положения. Правила эти, конечно, применимы только к рекам с известной шириной русла.

Большею частью, когда имеется река, текущая параллельно границе леса, то в том же направлении тянутся и ряды высот, которыми в свою очередь можно воспользоваться для задержания противника внутри лесного пространства, после того, как в силу каких-либо обстоятельств, обороняющийся очистит внешнюю его окраину.

Обратимся теперь к некоторым деталям обороны лесов и устройству укрытий для обороняющегося. — Подручным материалом для завалов, палисада и разного рода закрытий является, конечно, дерево. До последнего времени считалось, что стволы поваленных деревьев представляют хорошую защиту от ружейного огня противника; однако современные пули, равные по силе проникания пулям Ли-Метфорд, легко пробивают насквозь толстые бревна, поэтому присыпка к дереву земли является теперь необходимой; и даже сравнительно тонкие стволы, с насыпкой между ними 2-х футового слоя земли или 1 фута гравия, уже составляют достаточное укрытие. Как уже было сказано, пути наступления противника являются вполне определенными и могут, следовательно, быть на протяжении многих миль преграждены помощью всевозможных искусственных препятствий, известных войскам культурных [85] наций. К этому можно добавить еще способы, практикуемые бирманцами и другими обитателями лесных областей, а именно: искусно — замаскированные волчьи ямы, настолько глубокие и широкие, чтобы составить препятствие дальнейшему движению, даже после того, как они будут обнаружены; и, рассеянные в траве вдоль дороги, острые бамбуковые колья, которые своими остриями пробивают подошвы солдатских сапогов и калечат лошадей и вьючных животных. Часто также в таких местах, где дорога проходит по берегу реки или крутому скату, туземцы срезают часть полотна, а местность по сторонам загромождают засеками и баррикадами, так что, если скат очень обрывист или скалист, то наступающему приходится тратить не только часы и дни, но иногда и недели на исправление пути. Прибегать к последнему средству, равносильному порче мостовой переправы, обороняющийся может лишь тогда, когда не намеревается сам в скором времени воспользоваться тем же путем при переходе в наступление.

Весьма действительным средством поражения являются устраиваемые некоторыми племенами горцев камнемёты (stone-shoots) или скорее каменные лавины. Большое количество камней собирается у верхнего края обрывистого ската, под который сворачивает дорога, и затем скатывается вниз на противника непрерывным и убийственным дождем; так что покуда за этими грудами камней сидит партия горцев, (а выбить их оттуда или [86] даже увидать часто невозможно), дорогу можно считать непроходимой. Следовательно и этот способ можно с успехом рекомендовать обороняющемуся в горных местностях.

Сказав таким образом об оборонительных действиях на пограничной территории Индии вообще, перейдем теперь к изложению тех эпизодов из военной истории последних лет, когда британским войскам приходилось силой обстоятельств принимать на себя роль обороняющихся, хотя они вообще и считают для себя обязательным атаковать противника, несмотря на разницу в силах. Такие случаи имели и имеют место или, когда наступление временно приостанавливается в ожидании более благоприятного времени, или, когда отдельно действующие отряды предоставляются своим силам до подхода подкреплений.

Наиболее известным примером оборонительных действий на Индийской границе отряда большой численности являются действия британских войск под Кабулом и Шерпуром (Шир-Пуром) в декабре 1879 г. (Осада Шир-Пура и действия сторон до начала обложения подробно изложены у ген. Соболева «Англо-Афганская распря» стр. 197-249, и несколько отличаются от изложения кап. Иёнгхёсбенда. Перев.).

Британский отрад, под командой сэра Фредерика Робертса осенью этого года прошел Шутургарданским проходом, одержал победу у Чар-Азиаба (см. выше), занял Кабул, заставил понести [87] должную кару прикосновенных к избиению миссии Каваньяри и затем, вследствие соображений политического характера, расположился на зиму в столице Афганистана. В начале декабря почти внезапно произошло поголовное восстание всего населения и сэр Фредерик Робертс оказался окруженными 30.000-50.000 фанатизированных воинов, доведенных до высшей степени религиозного возбуждения и готовых истребить неверных победителей, как в 1840 г.

Генерал Робертс тотчас же сосредоточил весь свой отряд (2 бригады пехоты, 1 бригада кавалерии, 3 батареи или 7.000 ч. строевых и 24 орудия), и, верный традициям англичан в восточных войнах, смело атаковал противника, занимавшего большими силами скалистые и обрывистые высоты Асмаи, окружающие Кабул (черт. 3), и, несмотря на численное превосходство, нанес ему несколько поражений и овладел названными высотами. Дело было в середине зимы, горы эти имели около 7.000 ф. высоты и держать на их гребне войска ночью, вследствие резкого холода, было невозможно, если бы даже такого рода разброска и без того малых сил была признана отвечающей обстановке. Днем войска успешно штурмовали высоты, но к ночи им все же приходилось их очищать и отдавать в руки противника, с тем, чтобы на следующий день вновь повторить тоже самое. Тогда пришлось поневоле подчиниться климатическим условиям и требованиям осторожности. Сэр Фр. Робертс искусно отвел свои силы и расположил их за стенами Шерпура [88] или Шир-Пура, где, решил держаться оборонительного образа действий, рассчитывая, что противник истощит свои силы в атаках и что за недостатком довольствия скопища эти не продержатся в поле более 10-14 дней. При этом, благодаря затягиванию действий, войска, шедшие из Джеллалабада, могли успеть отбросить противника, перехватившего сообщения британцев, и во время поспеть на помощь генералу Робертсу.

Укрепления, известные под названием Шерпура, представляли параллелограмм, северную сторону которого составляли невысокие, но крутые холмы Бимару или Бемару (Bimaru), возвышавшиеся на 300 ф. над равниной и тянувшиеся с запада на восток на протяжении 2.500 ярдов (2 1/4 верст.) считая скаты, а южную — непрерывная массивная стена 10 ф. высоты и протяжением несколько более 2.650 ярдов (1.160 саж.). В стене этой пробиты были на расстоянии 700 ярдов (950 ш.) одни от других трое ворот, защищаемых полукруглыми бастионами. Между этими воротами, а также и по углам имелись еще бастионы меньшей высоты, дававшие возможность прекрасно фланкировать все подступы. Такого же начертания была и западная сторона, длиной около 1.000 ярдов (470 саж.), но только северная ее оконечность сильно пострадала от недавнего взрыва. Что касается восточной стороны, то здесь укрепления были слабее, так как, построенные по тому же плану, что и предыдущие, имели высоту стен лишь в 7 ф. Эта стена, обогнув селение Бимару, [89] примыкала к восточному скату холмов того же названия (Реляция сэра Фр. Робертса.).

Эта укрепленная ограда была возведена эмиром Шир-Али для афганской армии.

Значительные размеры крепости при малочисленности британских сил являлись ее главным недостатком. Но другой выгодной оборонительной позиции не имелось, а оставить без обороны часть крепости было немыслимо, так как вследствие этого перешла бы в руки противника и часть холмов, что сделало бы дальнейшее пребывание в Шерпуре невозможным.

Ближайшая к Шерпуру местность имела такой характер: на севере холмы Бимару спускались в открытую равнину шириной в 1 1/2 мили (2 3/4 в.), за которой лежало озеро Бимару, растянутое параллельно холмам на 3 мили (4 1/2 в.) с запада на восток, при ширине 1/4-1/2 мили (1/2-3/4 в.), что делало эту сторону безопасной от нападения; с трех других сторон местность была открыта и обработана, пересечена ручьями, реками и глиняными оградами полей и застроена селениями и глинобитными укреплениями.

Из последних ближайшие к Шерпуру предполагалось разрушить для образования открытой эспланады, но необходимость произвести более нужные работы (сбор продовольствия и устройство укрытий от снега для войск), вместе с недостатком рук [90] и времени заставили отказаться от исполнения этого намерения.

Оборона была разделена на 5 отделов, каждый под начальством генерала или штаб-офицера, а против середины внутреннего ската хребта Бимару расположен резерв.

Между штабом отряда, находившимся близь одних из ворот, и каждым отделом проведен был телеграф, а между отделами устроена оптическая сигнализация. Для закрытия бреши, о которой упоминалось выше, у северо-западного угла крепости были устроены нечто в роде ретраншементов при помощи афганских лафетов и бревен, а перед ними расположены искусственные препятствия в виде проволочных сетей и засек (Соболев. «Англо-Афганская распря» стр. 236: «Проход этот был закрыт следующим оригинальным образом: приставлены были колоса от захваченных у афганцев орудий друг к другу и врыты в землю; перед образовавшейся таким образом линией колес вырыта канава». Перев.).

Для обстреливания фланговым огнем северного и западного фасов Шерпура занята была лежавшая отдельно, непосредственно за линией укреплений, деревушка Мустауфа. На высотах Бимару было построено 6 башней или блокгаузов, соединенных между собой траншейными ходами проходившими по всему протяжению кряжа. Траншеи прикрывались засеками, а в более важных пунктах были устроены артиллерийские ложементы. Для усиления северо-западной оконечности крепости, на западных склонах [91] высот, возвели 2-х орудийную батарею и соединили ее с ближайшей башней на холме и с селением внизу. — В стенах селения Бимару были пробиты бойницы; стоявшие впереди окраины дома приведены в оборонительное, состояние, а на открытом пространстве к северо-востоку устроены проволочные заграждения и засеки. — Также увеличена была высота стен восточного фаса укрепления венцами из бревен, а впереди фаса, как и в других местах, устроена засека.

Осада началась 14-го декабря, одновременно с занятием афганцами Бала-Хиссара и Кабула, оставленных британцами, а 15-го декабря была испорчена противником телеграфная линия и генерал Робертс оказался фактически отрезанным от сообщений с Индией и своей базой. В этот и следующий день все поголовно были заняты усилением Шерпурских укреплений, а артиллерийская прислуга и мастеровые — приспособлением крепостных орудий и снарядов, захваченных у афганцев. — Эти последние были так увлечены грабежом города, что почти вовсе не беспокоили гарнизона атаками. Между прочим, им удалось завладеть 130 тонами пороха и 100.000 патронов Снайдера, что весьма усилило их материально.

17-го декабря большие скопища противника показались на соседних высотах, в расстоянии 2.000-2.500 ярдов, (около 900-1.150 саж.), но не атаковали, ограничившись лишь враждебной демонстрацией. Их обстреливала артиллерия осажденных. Однако [92] 18 декабря, незадолго перед полуднем, неприятель в больших силах вышел из Кабула и занял сначала холмы к югу и западу от Шерпура, а затем, пользуясь укрытыми подступами, которые представляли находившиеся впереди южного фаса крепостной ограды и юго-западного бастиона — глиняные стены, рвы и селения, стал наступать дальше и, несмотря на огонь крепостной артиллерии, подошел на расстояние 400 ярдов (530 ш.) к укреплениям. Здесь их остановил меткий и частый ружейный огонь британцев, до вечера дело ограничилось одной перестрелкой. С наступлением же темноты афганцы продвинулись вперед и овладели двумя фортами, лежавшими всего в нескольких стах шагах от восточного фаса Шерпура и которых британцам не удалось разрушить.

Рано утром 19-го декабря генералу Бэкеру с отрядом в 800 ч. при 2-х орудиях было поручено выбить противника из этих фортов и разрушить их, что ему и удалось сделать. В течении всего этого дня, а также и следующего, противник поддерживал непрерывный огонь со всех сторон и нанес некоторый урон осажденным, от выстрелов которых афганцы укрывались весьма удачно. Потери британцев равнялись уже 77 убитым (из них 8 офицеров), и 220 раненым (в том числе 15 офицеров). 21-го декабря афганцы стали обнаруживать особую деятельность, выступили в большом числе из города и, обойдя Шерпур с востока, заняли весьма значительными силами расположенные [93] в этом направлении многочисленные форты. Это передвижение, повидимому, являлось подготовительным для атаки крепости с этой стороны; в тоже время было получено донесение от лазутчиков, что противник заготовляет штурмовые лестницы для штурма западного и южного фасов.

Но решительных действий в этот день не произошло и до 22-го декабря включительно противником предпринимались лишь отдельные бессвязные атаки. Ночью 22-го числа, однако, получено было известие, что с рассветом 23 декабря противник перейдет в общее наступление против крепости и что сигналом для этого должен быть огонь, зажженый на высотах Асмаи. Затем было узнано, что главная атака будет вестись против восточного, слабейшего фаса и что другая, с демонстративною целью, будет направлена против южной ограды Шерпура. День, назначенный для штурма, был последним днем мусульманского праздника мохэрряма и для еще большого возбуждения религиозного фанатизма афганцев престарелый мулла Мушк-и-Алам должен был сам зажечь сигнальный огонь на вершинах Асмаи. Перед самым рассветом огни, вспыхнувшие на высотах, показали британцам, что решительная минута действительно настала. Противник немедленно вслед затем открыл сильный огонь по южному и восточному фасам ограды и в 7 ч. утра повел атаку против восточной стороны; в тоже время, южнее, значительное число афганцев с штурмовыми лестницами расположились в [94] ожидании благоприятной минуты под прикрытием стен соседних садов. С 7 до 10 ч. бой велся весьма оживленно, так как противник неоднократно пытался эскаладировать низкую восточную стену, но всякий раз, достигнув засеки, был вынуждаем убийственным огнем осажденных к отступлению. Вся тяжесть отражения этих атак выпала на долю гидов и 67-го пехотного полка. Вскоре после 10 ч. бой как бы затих, но в 11 ч. возобновился с большим жаром, хотя уже без прежней энергии со стороны афганцев, которые успели прийти в сильное расстройство. Видя это, генерал Робертс решил перейти от пассивной обороны к активной. Три полка кавалерии и батарея, выйдя из укреплений, устремились на противника и обратили его в бегство. Последнему обстоятельству способствовало и достигшее до афганцев известие о приближении подкреплений, высланных из Индии.

Утром 24-го декабря в соседних селениях и на окрестных горах уже не было видно ни одного афганского воина. Таким образом 7-ми тысячный отряд британцев, находившийся не в особо благоприятных условиях, выдерживал в течение одинадцати дней атаки противника в 10 раз превосходившего силами и, наконец, разбил того же противника на голову и рассеял его скопища.

Из этого и многих других примеров видно, что редко обороняющемуся удается найти позицию близкую к идеалу; напротив, часто бывает, что приходится занимать позиции, где невыгоды, [95] повидимому значительнее выгодных сторон. При обороне Шерпура, как мы видели, 7.000 ч. обороняли ограду протяжением более, чем в 7.000 ярдов, (6 1/4 в.), для защиты которой не был бы слишком большим и 20 тысячный гарнизон. Форты, селения, глиняные стены и арыки представляли со всех 3-х сторон прекрасные укрытия для осаждающего в расстоянии всего нескольких сот шагов от крепости, а, согласно теории, положение гарнизона укрепления уже считается опасным, когда осаждающие занимают позиции в 500 шагов от валов. Внутреннее пространство крепости было настолько открыто и лишено всяких безопасных от огня помещений, что не только люди постоянно выбывали из строя, но случалось, что защитники одной стороны поражались с тылу опием, направленным по сзади лежащему фасу.

Из этого следует, что существующая система обучения офицеров британской армии, требующая от них уменья выбрать позицию, а затем ее укрепить, далеко неосновательна, и что более практичным было бы предлагать им составлять соображения по обороне таких позиций, какие могут встретиться в действительности. Так как более или менее соображающий офицер всегда сумеет выбрать по карте образцовую позицию; но с трудом найдет такую в военное время и особенно на азиатском театре войны.

Оборонительные действия в таких больших размерах, как вышеописанные, составляют исключение; большую часть силы обороняющего [96] представляют небольшую горсть людей, временно предоставленную своим собственным силам. Образ действий в этих случаях весьма поучителен, особенно для молодых офицеров, на долю которых может выпасть та же участь в каком либо пункте пограничной полосы Индии.

Остановимся в виду этого на обороне форта Читраль весною 1895 г. небольшим отрядом, состоявшим из 6 английских офицеров, 1 роты 14-го полка сэйков (99 ч.) и 301 ч. кашмирской пехоты. Форт (черт. 4) был местной постройки, квадратного начертания, со сторонами в 80 ярдов (107 шагов) каждая, имел стены 25 футовой высоты и 8 футовой толщины, над которыми по углам еще на 20 футов вздымались 4 башни; пятая башня (с водохранилищем) стояла впереди северного фаса, у реки. От восточного фаса тянулась на протяжении около 180 шагов садовая стена, а в 50-60 шагах от юго-восточной башни стоял летний павильон. По северному и западному фасам шли конюшни и прочие при стройки. Стены форта были грубой каменной кладки и держались не цементом, а были скреплены балками. Форт стоял на правом берегу реки Читраль, в 70 шагах от воды, и командовался с весьма близкого расстояния скатами окружающих высот.

Не будем входить в объяснения, каким образом этот маленький отряд очутился в Читрале (1 января 1895 г. владетель (мехтар) Читраля был убит своим братом; пользуясь чтим, в страну Читраль вторгся соседний Джандольский хан-Умра. В ф. Читрале находились сначала только поручик Гордон с 10 солдатами конвоя, державшийся в стороне от событий; через месяц туда прибыло 50 ч. подкрепления из ближайшего форта Мастудж, а затем брит. агент в Гильгите, Робертсон. Последний потребовал присылки новых подкреплений, которые и прибыли в числе 360 ч. сипаев. Следующая попытка выслать отряд из Мастуджа оказалась неудачной, отряд был перебит и Мастудж обложен. Вслед за тем Умра-хан потребовал удаления британцев из Читраля, население которого 3 марта объявило себя враждебным англичанам. С этого дня англичане оказались запертыми в Читральском форте. Перев.): [97] достаточно будет сказать, что до этой минуты отношения населения края к британцам были дружественными и буря поднялась так внезапно, что отряд только успел достигнуть единственного находившегося вблизи убежища, Читральского форта, где и был немедленно окружен противником. При этом не удалось разрушит садовых стен и пристроек, которые давали противнику возможность располагаться укрыто под самыми стенами укрепления, внутренность которого к тому же еще обстреливалась с близкой дистанции с соседних деревьев.

Командовавший отрядом капитал Тоунсенд принял все, какие мог, меры, чтобы сделать для гарнизона возможным держаться в форте. От башни, стоявшей над рекой, к воде был проведен закрытый путь. Из досок, балок, дверей, вьючных седел, ящиков и земляных мешков были устроены траверсы для прикрытия от тыльных выстрелов; но так как этого материала не хватало, то для защиты, если не от выстрелов, то хотя от взоров [98] противника, были повешены ковры, полотнища палаток и занавеси.

Осаждающие были хорошо знакомы с осадой таких фортов, как Читраль, так как многие из них провели чуть не всю жизнь, защищая или атакуя такие укрепления; поэтому они тотчас же сообразили насколько важно отрезать гарнизон от воды и на третью ночь осады повели атаку на башню у реки, овладели ею и подожгли. Однако гарнизон залпами с близких расстояний прогнал атаковавшую партию и прекратил пожар. Для охраны себя от таких ночных нападений гарнизоном были построены платформы, выступавшие за стены, на которых поддерживались огни для освещения окружающего форт пространства. На девятую ночь осаждающий произвел новую серьезную атаку, но был отбит с уроном.

Несколько дней спустя пришло, приведшее гарнизон в уныние известие, что подкрепления, шедшие из Мастуджа с большим артиллерийским и инженерным обозом, потерпели поражение и что весь транспорта попал в руки противника. Покуда однако гарнизон мог еще неопасаться за свою судьбу и занялся вновь усилением своих укреплений. Вскоре люди перестали получать мясную порцию и довольствовались дачей крупы в половинном количестве. Офицеры убили своих лошадей, мясо которых было посолено и заготовлено впрок. В течение нескольких дней затем шел дождь и причинил много вреда стенам, так как часть западной стены форта [99] развалилась, и восстановление ее доставило гарнизону много хлопот. На 26-й день осады, 24-го марта, над самой высокой башней был поднят английский флаг, сделанный из красных тюрбанов сипаев и прочего подручного материала, и с того же дня счастье вновь начало улыбаться осажденным! За это время было сделано несколько попыток войти в сношения с остальным миром, но безуспешно, также не удалось сообщить гарнизону о движении колонн, посланных на его выручку, хотя были испробованы всевозможные средства, до метания стрел с письмами включительно.

31-го марта противник построил новый ретраншамент на противоположном, командующем берегу реки, в 240 шагах от места, где гарнизон брал воду; но, не ограничившись этим, сам повел траншейный ход к воде от своего нижнего ретраншамента, находившегося всего в 100 шаг. от русла. 5-го апреля неприятель проявил усиленную деятельность против юго-восточной оконечности форта, заняв павильон в 60 шагах от стен и построив новое укрытие против главных ворот. Отсюда осаждающие открыли сильнейший огонь по бойницам форта, так что наблюдение за тем, что делается вокруг, сделалось для осажденных весьма трудным и опасным. В 5 ч. утра 7-го апреля противник в значительных силах вновь открыл сильный огонь с деревьев, стоявших против северной башни, и произвел нападение на крытый ход к воде, но был отбит залпами сэйков. Тем временем, под прикрытием перестрелки, [100] нескольким смелым читральцам удалось сложить кучу дерева у угла пороховой башни, находившейся на юго-восточной стороне форта, и зажег ее. Огонь тотчас же перешел на башню. Положение было очень серьезно и капитан Тоунсенд немедленно послал людей внутреннего пикета тушить пожар наполненными землей шинелями, поливая в тоже время горевшую постройку всей водой, которую можно было в эту минуту достать. Сильный ветер затруднял тушение пожара, а противник к тому же открыл меткий огонь с расстояния около 60 шагов, от которого пали старший врач Робертсон и 9 нижних чинов. Вторичная попытка произвести пожар вечером 8-го апреля опять была отбита, а 10-го апреля с таким же результатом была повторена атака против крытого хода, ведшего к воде.

На следующий день было замечено, что со стороны павильона раздаются громкие крики, барабанный бой и звуки флейт, но только 4 дня спустя, благодаря топкому слуху одного часового, удалось уловить стук, происходивший от минных работ; для заглушения которого, повидимому, и производился весь этот шум. 17-го апреля сделалось настоятельно необходимым произвести вылазку для разрушения мины, так как голова мины уясе подошла к стенам всего на 12 футовое расстояние. Это отчаянное предприятие было поручено поручику Гарлей (Harley) с 40 сэйками и 60 человек кашмирцев. В 4 часа дня ворота в восточном фасе форта тихо растворились и Гарлей быстро устремился в главе [101] своих людей к павильону, коля направо и налево, выгнал застигнутых в расплох афганцев из этой постройки и поднял на штыки 35 человек, находившихся в минном колодце. Но тревога уже успела распространиться среди противника, который, сообразив, что форт в данную минуту, вероятно, слабо охраняется, в свою очередь атаковал ход к реке. На разрытие мины поручику Гарлею понадобилось более, часу времени; затем, заложив в нее 110 фунтов пороху, взятых им с собой, и взорвав мину, Гарлей бросился обратно к форту. Потери его партии были велики, и состояли в 21 человеке раненых и убитых.

Это был 46-й день осады и без сомнения смелая вылазка Гарлея произвела самое сильное впечатление на противника, так как для него теперь сделалось очевидным, что, несмотря на тяжкие испытания, непоколебимое мужество войск гарнизона ни мало не ослабло. Вместе с этой крупной неудачей противника достигли известия, что с севера и юга на выручку гарнизона спешат 2 колонны. Это заставило противника поневоле снять осаду и уйти в горы.

Защита Читраля представляет превосходный пример оборонительных действий при самой неблагоприятной обстановке. Внутреннее пространство форта командовалось со всех сторон и обстреливалось в течение 46 дней сильным огнем противника с такого близкого расстояния, что можно лишь удивляться тому, что гарнизон не был перебит до последнего человека. [102]

Стены были такой слабой кладки, что обсыпались при сильном дожде, такой неудачной профили, что до постройки выступных галлерей (Машикули.) защитники Читраля не могли видеть подошвы стены и чуть не, сделались жертвами попыток противника поджечь форт, как несколько лет раньше это было сделано с английской миссией в Кабуле.

Офицерам индийской армии часто приходилось сидеть над сухими деталями фортикационных руководств и, вероятно, не одну сотню раз перечитывать скучное перечисление предметов, употребляемых при приведении в оборонительное состояние английских усадебных построек, лишенное для служащих в стране, где таких строений нет, всякого интереса. Здесь поэтому мы считали нужным обратить внимание читателя на: практическое применение разного материала, который действительно может оказаться под рукой при приведении в оборонительное состояние какого-либо населенного пункта в Индии. Каменные стены, балки, полотнища палаток (для укрытия от взоров противника), ящики от боевых припасов, мешки, плащи и бурдюки (для переноса земли) — все было применено к делу гарнизоном Читраля!

Если можно сделать некоторый упрек обороняющимся, то только в том, что несколько старых горных пушек, найденных в форте, остались без должного употребления. Конечно, стрелять ими [103] со стен, не разрушив последних, было немыслимо, но, повидимому, в первые дни осады имелась некоторая: возможность построить небольшой окоп перед одним, из выходов и поместить в него 1 или 2 орудия,. что сделало бы невозможным слишком тесное обложение форта противником. Таково, по крайней мере, мнение тех военных критиков, которым удалось впоследствии посетить Читраль; хотя с другой стороны, если гарнизон и был достаточен для обороны стен форта, то в числе людей его составлявших не было вовсе опытных артиллеристов, и вряд ли сэйки питали бы особое доверие к орудию, с которым они не умели бы обращаться.

Оборона резиденции английской миссии в Кабуле.

Перейдем теперь к описанию обороны другого пункта при в высшей степени неблагоприятной для обороняющего обстановке, и когда не имелось вовсе времени на приведение существующих построек в оборонительное состояние.

Летом 1879 г. сэр Луис. Каваньяри прибыл в Кабул в качестве британского резидента, с конвоем из 50 пеших и 25 конных гидов («Гиды» комплектуются туземцами Бр. Индии. Перев.) под командой поручика Хэмильтона. Миссия расположилась в обыкновенном жилом доме в форте [104] Бала-Хиссар, а конвой был расквартирован в ближайших саклях. С одной стороны дом миссии мог считаться безопасным от нападения, так как примыкал к стене форта, обрывавшейся отвесно вниз с высоты 30-40 футов; но с других сторон здание было совершенно беззащитно.

Рано утром 3 сентября несколько гератских полков прибыли в Бала-Хиссар, требуя от главнокомандующего армией Афганского эмира уплаты содержания, которого они давно не получали; но, за отсутствием в казне денег, им было в этом отказано. На обратном пути проходя мимо британской миссии, гератцы, ради потехи, сделали несколько выстрелов но часовому и стоявшим вблизи сипаям.

Немедленно заперты были ворота и к зачинщикам беспорядка обратились с увещаниями, однако без успеха. Каждую минуту прибывали новые и новые войска и стрельба но зданию приняла, наконец, серьезный характер. Гиды, которые никогда не прочь от боя, тотчас же начали отвечать на выстрелы и можно было даже одно время думать, что их прекрасная дисциплина и выдержанный огонь охладят пыл нападающих. Нет сомненья, что результат именно и был бы таков, если бы приходилось иметь дело только с атаковавшими гератцами, но звуки выстрелов привлекли со всех сторон массы народа, которые заполнили все ближайшие улицы и лишили нападавших возможности отступить, когда бы они даже и хотели. Однако до [105] тех пор нападавшим не удавалось произвести должного впечатления на осажденных, пока не привезены были находившиеся случайно по близости орудия, поместив которые за небольшой стенкой, афганцы открыли убийственный огонь по зданию посольства с расстояния всего нескольких шагов. Дважды поручик Хэмильтон устремлялся против этой батареи и дважды захватывал ближайшее орудие, но всякий раз был отбиваем обратно с потерей почти всей вылазочной партии. Наконец, при третьей геройской попытке, когда удалось вновь овладеть орудием и дотащить его почти до дверей посольского дома, Хэмильтон нал мертвым под ударами врагов вместе со своими сподвижниками. В тоже время и прочие англичане (сам Каваньяри, его помощник Дженкинс, доктор Келли) были перебиты или переранены и руководство обороной перешло к туземному офицеру, родом сэйку, джемадару (поручику) Дживанд-Синг. Несколько раз в течение дня нападающие предлагали сохранит жизнь гарнизону, если будут выданы английские офицеры; но ответом на такие предложения был лишь град пуль. Даже теперь, когда английских офицеров уже не было в живых, мужественный старый сэйк продолжал упорно защищаться.

Гарнизон к концу дня представлял лишь небольшую горсть людей, но все еще продолжал деятельно обороняться, когда нескольким афганцам, пробравшимся по крышам ближайших домов, удалось поджечь здание посольской резиденции. К 8 [106] часам вечера дальнейшее пребывание в доме сделалось невозможным и геройские остатки гарнизона, мужественно защищавшего в продолжении 12 часов, несмотря на подавляющее, численное превосходство противника, покинув горевшее здание, бросились в средину толпы врагов и. пали все до единого под их. ударами. Как потом сделалось известным, этот небольшой отряд, хотя и подвергся поголовному истреблению, однако успел нанести врагу значительный урон — до 600 человек убитыми и ранеными.

Оборона селения Тобал.

Прекрасным примером успешных оборонительных действий малого отряда против численно превосходного противника является оборона селения Тобал поручиком Грантом.

27-го марта 1891 г. в г. Таму было получено, известие о катастрофе, постигшей в Манипуре, столице соседнего полунезависимого владения; отправленную туда миссию, в составе 4 чиновников и конвоя из 7 офицеров и 454 гуркасов, в главе которой находился британский правительственный комиссар Квинтон. Узнав об истреблении этой миссии манипурцами, командовавший гарнизоном в Таму, поручик Грант, решил по собственному почину [107] немедленно двинуться на Манипур, в надежде»с пасти тех, кому удалось уцелеть от избиения. Небольшой отряд, которым он мог располагать, для этой цели, состоял, всего из 30 гуркасов (43-го полка), вооруженных ружьями Мартини и 50 человек 12-го пехотн. Бирманского полка, вооруженных ружьями Снайдера, при 2-х туземных офицерах. Гуркасы имели по 60; а бирманцы по 160 патронов на. винтовку. Из последних 30 человек были рекруты, успевшие выпустить лишь несколько учебных патронов.

Расстояние от Таму до Манипура равняется пятидесяти пяти милям (83 в.).

Выступив в 5 ч. 30 м. утра 28 марта, поручик Грант только к 5 часам вечера мог достичь реки Локчао (Lokchao), двигаясь всего со скоростью 1 мили в час. Выступив в 2 часа утра 29-го, дошел к вечеру до Конгаунга, находившегося в расстоянии 10 миль (15 в.) от названной реки, имев по дороге перестрелку с противником, а в 11 ч. ночи продолжал свое движение далее, при лунном свете. Через несколько времени оказалось, что неприятель преградил дорогу телеграфной проволокой, снятой со столбов, и срубленными деревьями, что сильно затрудняло наступление; тем более, что расчистке пути мешал сильный огонь, скрытого в засаде противника. Поручик Грант выслал для прогнания неприятеля несколько небольших партий, которым и удалось выгнать последнего из засады и захватить 3 орудия и боевые припасы. [108]

Продолжая свое движение далее, в 6 часов утра поручик Грант, оставил за собой полосу холмов и. подошел к селению Палель (Palel), занятому 200 человек манипурских воинов. Слабый британский отряд немедленно атаковал селение и, выбив оттуда противника, преследовал его еще на расстоянии 3-х миль (4 1/2 в.), захватив несколько человек пленных. Остановившись здесь на отдых, в 11 ч. вечера поручик Грант опять выступил в дальнейший путь и в 5 ч. 30 м. утра, пройдя вдоль горных отрогов и по мокрым лугам, достиг группы селений, состоявших из отдельных больших усадеб, окруженных каждая стеной, рвом и плетнем. Выгнав противника из этих деревень, поручик Грант очутился но другую их сторону, на краю равнины около 1.300-1.400 шагов шириной. Вдали виднелся горевший мост, по сторонам которого в окопах и за изгородями расположен был противник. Чтобы спасти мост от уничтожения, Грант решился немедленно атаковать неприятеля, и начал наступать по равнине, имея впереди цепь из 2-хт. отделений, по 10 человек каждое, за ними 2 отделения в качестве поддержек и в резерве остальных 40 человек. Смело подвигаясь вперед, сипаи подошли на дистанцию 140 шагов от окопов, бросились в реку и, атаковав противника, разбили его на голову и преследовали от закрытия до закрытия. Силы неприятеля равнялись около 1.000 ч., а потери его были по полученным донесениям весьма велики. [109]

Поручик Грант, раненый в этом деле; в виду малочисленности отряда, не имея возможности продолжать дальнейшее наступление, решил остаться в селении Тобал (черт. 5), которое он теперь занимал, и привести его в оборонительное состояние; так как это селение, находясь на дороге из Манипура и всего в 15 милях (22 в.) от этого города, будучи укреплено, могло послужить убежищем для тех из миссии Квинтона, кто успел спастись от избиения. Весь вечер 31-го марта прошел в подготовке к обороне, расчистке зоны действительного огня и устройстве засек. Для продовольствия людей было собрано более тонны риса и пять или шесть глиняных сосудов с тростниковым сахаром. Ночь прошла спокойно, но около 6 ч. утра 1-го апреля противник появился в больших массах. Для предупреждения его атаки, поручик Грант выслал 30 стрелков к стене, находившейся шагах в 500 впереди позиции; огонь этих людей остановил противника и заставил его на время отступить; но в 3 часа дня противник появился опять и, развернувшись на фронте протяжением около 1 мили, открыл сильный огонь из ружей систем Снайдера, Мартини и Энфильда. Вновь выслав людей к упомянутой выше стене, поручик Грант, выждав подхода противника на точно измеренную во время подготовительных действий дистанцию в 800 шагов, открыл по нем убийственный огонь, и заставил его вторично отступить под прикрытие своих орудий. Неприятельская артиллерия начала [110] теперь обстреливать британцев с расстояния около 1300 шагов; но поручик Грант, определив дистанцию по звуку выстрелов, обсыпал орудия таким градом пуль, что они вынуждены были замолчать и отойти на холм, возвышавшийся в 650 шагах позади; впрочем и там их настигли Мартиниевские ружья, на огонь которых орудия отвечали беспорядочной пальбой. Тем временем противник поддерживал сильный ружейный огонь, но попытки его подойти ближе к селению всякий раз кончались отступлением, как только: он пробовал переходить упомянутую выше дистанцию в 800 шагов. С наступлением темноты противник показал намерение охватить левый фланг оборонявшихся, почему поручик Грант по одиночке убрал своих людей с занятой ими передовой позиции и собрал весь свой отряд в укрепленной части селения. До 2-х часов, ночи противник усиленно обстреливал селение, но гарнизон, которому приходилось беречь каждый патрон, не отвечал на его огонь. В 3 часа утра осажденные приступили к дальнейшему фортификационному усилению Тобала, употребляя для этого корзины е землей, сухарные и вещевые мешки, наполненные песком, и засеки. В течении дня противник присылал парламентеров с разными выгодными предложениями; но Грант отказался от принятия каких либо условий до выдачи ему всех пленников, находившихся еще в руках у манипурцев. При этом он, в виде военной хитрости, надел полковничью перевязь и выдавал себя за [111] командира целого полка, находившегося теперь якобы в составе его отряда. Роль эту он разыграл так удачно, что даже ввел в заблуждение одного из европейцев, бывшего в плену у манипурцев. После 3-х дней бесплодных переговоров неприятель возобновил неприязненные действия, поведя с рассветом 6-го апреля решительную атаку на селение, поддержанную сильным артиллерийским огнем. В 8 ч. утра в руках противника уже находились стены и изгороди, которых британцы не могли разрушить заблаговременно, всего в 130 шагах от позиции обороняющегося. Но и теперь, теснимый со всех сторон превосходным противником, поручик Грант не потерял присутствия духа: он принял смелое решение сделать вылазку и, пробравшись, незаметно для противника, с 10 гуркасами, обошел слева один из каменных заборов и, бросившись внезапно на укрывавшихся за забором манипурцев, обратил их в бегство, убив 6-7 человек. Затем он вернулся в укрепленную ограду. В 11 часов он нашел необходимым произвести новую вылазку и, выйдя скрытно из селения с унтер офицером и шестью гуркасами и отогнав противника от одной изгороди, заметил в расстоянии 25 шагов, в углу за стеной, партию человек в 60. Смело бросившись на них через открытое поле под сильным ружейным огнем, Грант (сам с винтовкою в руках) и гуркасы схватились с ними в рукопашную. Из 60 манипурцев 11 осталось на месте, прочие, среди которых было [112] не мало раненых, обратились в бегство. Грант возвратился в свои окопы. Так как по приведении в известность наличных боевых припасов оказалось, что осталось всего по 50 патронов на ружье Снайдера и по 30 на ружье Генри Мартини, то было решено держаться пассивно-оборонительного образа действий и приказано никому не стрелять, пока противник не подойдет до половины обстреливаемой зоны. Неприятель до ночи продолжал непрерывную, но безрезультатную стрельбу по укрепленной ограде, а затем отошел назад.

7-го апреля были замечены значительные партии противника, продвигавшиеся вправо от позиции британцев, которая в этот день была еще усилена. Но ни 7-го, ни 8-го апреля нападения не произошло, а 9-го поручику Гранту было доставлено через посредство манипурцев, которые, повидимому, рады были с ним так или иначе развязаться, письмо его начальника, предписывавшее ему отступить на Таму, откуда послан был отряд на его выручку.

Темной дождливой ночью, при сильной грозе, поручик Грант спокойно покинул Тобал и, отступив без потерь по направлению на Таму, был вскоре встречен вышеупомянутым отрядом.

Оборона Тобала дает превосходный пример того, что значит в войне с азиатцами отвага и решимость идти на пролом. Нужно при этом заметить, что манипурцы имели более или менее регулярную армию, обученную европейскими инструкторами, вооруженную заряжающимся с казны ружьями, [113] снабженную неограниченным количеством боевых припасов и, что они только что одержали победу над значительным отрядом гуркасов с британскими офицерами во главе (т. е. над миссией Квинтона.), которая не могла не иметь в их глазах большого значения.

В действиях Гранта являются поучительными не только сделанный им выбор позиции и укрепление ее, но и ряд смелых контр-атак, доставивших блестящую победу малочисленному его отряду и более всего способствовавших окончательному отбитию противника, — тем более достойных внимания, что при данной обстановке, имея всего 80 человек против нескольких тысяч и артиллерии противника, чисто пассивный образ действий не был бы поставлен ему в укор. Таким образом здесь еще раз подтвердилось, что смелые контр-атаки всегда составляют главное основание успешности оборонительных действий.

Три приведенных выше, примера иллюстрируют лишь оборонительные действия небольших, отдельно действующих отрядов против противника значительно превосходящего в силах; для полноты изложения перейдем теперь к действиям в более крупном масштабе; так как изредка британским военоначальникам все же приходится выступать в роли обороняющегося. К такого рода оборонительным боям относится и сражение при Ахмед-Хэйле. Это сражение, хотя и давно ожидаемое, в [114] действительности однако произошло, когда британский отряд, не предполагая скорой встречи с противником, двигался походным порядком. Вследствие стремительной и почти внезапной атаки противника на фланг, отряд вынужден был развернуться в этом направлении и принять оборонительное положение.

Сражение при Ахмед-Хэйле.

(Achmed-Kheyl).

(Составлено почти дословно по оффициальной реляции.)

19-го апреля 1880 г. отряд генерал лейтенанта сэра Дональда Стюарта на походе из Кандахара в Кабул, около селения Ахмед-Хэйль, в 28 милях (38 в.) от Газни, встретил значительные силы афганцев, численность которых определялась в 1.000 коней и от 12.000 до 15.000 ч. пехоты.

За несколько дней перед тем кавалерийскими разъездами был обнаружен неприятельский отряд, двигавшийся параллельно генералу Стюарту и милях в 8 (12 в.) вправо от него. Страна, по которой проходил путь британцев, на протяжении 100 последних миль (150 в.) была покинута жителями и почти совершенно опустошена; так, что не только организация довольствия войск встречала затруднения, но почти невозможно было получить какие-либо сведения о характере ожидаемого сопротивления. [115]

19-го апреля отряд выступил с места ночлега у селения Мушаки в следующем порядке:

1) Авангард, в составе 689 ч. пех. 350 ч. кав. и 6 конных орудий.

2) Главные силы (2-я пехотная бригада), всего 1.092 ч. пех. 349 ч. кав. и 10 орудий.

3) Обоз разного назначения, имея с каждой стороны по небольшой прикрывающей части (Так называемый лагерный хвост (camp-followers) состоял из 6.300 чел. Лошадей и мулов в отряде было 3.500; верблюдов и других животных до 6.300 и 11 слонов. См. Соболев «Англо-афганская распря» стр. 299. Перев.).

4) Арьергад (1-я пех. бригада), в составе 1.393 ч. пех. 316 ч. кав. и 6 горных орудий.

Протяжение всей колонны в глубину равнялось 9 верстам. Пехота авангарда успела пройти около 7 миль (10 в.), когда находившимся при ней штабом отряда было получено донесение от авангардной кавалерии, что противник занимает позицию в 3-х милях (4 1/2 в.) впереди (черт. 6). Генерал Стюарт приказал баталионам 2-й пех. бригады (из главных сил) построиться левее дороги, на одной линии с конной батареей, находившейся еще в походной колонне, а кавалерии перейти вправо, так как местность с этой стороны была ровная и открытая мили на 3 (4 1/2 в.) до реки Газни. 19-й пехотный Пэнджабский полк, шедший до сих пор в авангарде, должен был вместе с 2-мя ротами сапер составить резерв. Две остальные батареи (6 девятифунтовых пушек, два 40 фунтовых орудия и две [116] 6,3 д. гаубицы), присоединились к остановившейся на дороге конной батарее. Арьергарду приказано было выслать вперед 1 1/2 бат. пехоты и 2 эскадрона.

В 8 часов утра наступление возобновилось, причем был выслан полуэскадрон 19-го Бенгальского уланского полка для прикрытия слева 2-й пех. бригады, которая теперь двигалась в весьма близком расстоянии от цени невысоких холмов. Эти холмы тянулись сначала параллельно направлению марша, а затем, повернув с запада на восток, пересекали под прямым углом путь наступления британцев. Там, где дорога вступала в эту полосу холмов, виднелись войска противника, правое крыло которого загибалось по гребню высот и, следовательно, брало во фланг наступающую колонну.

Подойдя на дистанцию 1 1/2 мили (около 2 в.) от противника, конные и полевые орудия выехали на позицию для обстреливания неприятеля, занимавшего впереди лежащий гребень, а пехота развернулась левее, против правого крыла противника, об угрожающем фланговом положении которого уже было упомянуто, и стала параллельно дороге, фронтом на запад. Вправо от пехоты, фронтом на север, расположилась, как сказано выше, артиллерия, имея в прикрытии 1 эскадрон 19-го Бенгальского уланского и 1 роту 19-го Пэнджабского полков, а справа 2-й Пэнджабский полк. Левый фланг пехоты прикрывался 1 1/2 эскадроном улан.

Тяжелая артиллерия была поставлена на бугре у [117] дороги, на крайнем левом фланге, так что между нею и бенгальской кавалерией оставался довольно значительный промежуток. За этим бугром расположился обоз с шанцевым инструментом. 19-й пех. Пэнджабский полк и бывшие в резерве саперы стали позади левого фланга отряда. Генерал Стюарт намеревался уже приступить к атаке, когда около 9 ч. утра весь извилистый гребень холмов вдруг покрылся на протяжении почти 2-х миль (3 в.) массой неприятельских воинов. Едва только английская артиллерия успела открыть огонь, как они тучею спустились с гор и с саблями на-голо, пешие, устремились на пехоту и артиллерию отряда, пытаясь охватить оба его фланга. В тоже время сильная кавалерийская часть двинулась вдоль холмов, угрожая левому крылу и тылу британцев. Пройдя по двум лощинам, тянувшимся от холмов, эта кавалерийская масса ударила на улан прежде, чем те успели приготовиться к их встрече. Уланы вынуждены были отступить и при этом привели в замешательство 3-й полк гуркасов, стоявший на левом фланге пехоты. Командир последнего, полковник Листер, немедленно построил ротные каре и смело встретил противника, но уланы были сильно расстроены и могли быть собраны лишь тогда, когда прошли почти всю линию пехоты.

Тем временем афганская иррегулярная пехота (Состоявшая из воинов — добровольных борцов за мусульманскую религию, т. наз. газиев. Перев.) [118] продолжала свои атаки с фанатическою яростью, так что пришлось ввести весь резерв в боевую линию: один полубаталион 19-го Пэнджабского полка и саперы стали влево от гуркасов, а другой полубаталион с 2 ротами генеральского конвоя занял место между правофланговым баталионом 59 пехотного полка и двумя батареями артиллерии.

Эти последние стреляли теперь картечью по наседавшим афганцам; но ни их огонь, ни сильный огонь пехоты не мог остановить натиска этих фанатиков. Расстреляв всю картечь, обе батареи должны были отойти на 250 шагов назад, также вынужден был податься назад и правый фланг пехоты.

Положение британского отряда в эту минуту было критическое, оба фланга его растянутого боевого порядка были обойдены, а войска приведены до некоторой степени в расстройство стремительностью и внезапностью атаки. Впрочем, кавалерия противника, обходившая левый фланг, была вскоре приостановлена стойкостью гуркасов и несколькими удачными выстрелами 40 фунтовых орудий, а на правом фланге 2-й Пэнджабский конный полк удачно произвел контр-атаку и заставить атакующего отойти, чем дал возможность артиллерии, проявившей здесь много мужества и дисциплины, отступить на новую позицию и возобновить огонь. Пехота правого фланга тоже вскоре оправилась от временного замешательства и открыла по афганцам сильнейший огонь. 2-й полк сайков, стоявший в центре, формируя временами [119] ротные каре, с непоколебимым мужеством отстаивал свою позицию. Две пушки, а затем и остальные орудия полевой батареи были передвинуты с правого фланга левее, ближе к центру, а 2 эскадрона 1-го Пэнджабского конного полка, прибывшие из арьергарда, вместе с 19 Бенгальским уланским полком направился вправо, к реке Газни.

Тем временем выдержанный и хорошо направленный огонь всего боевого порядка и артиллерии вносил сильнейшее расстройство в толпы атакующих, которые, после целого ряда геройских и упорных попыток прорвать линию британских войск, начали колебаться под их смертоносным огнем. Остановленные в своем порыве афганцы пришли в замешательство и, наконец, совершенно расстроенные, бросились в рассыпную по полю. В виду необходимости оберегать большой обоз и парки преследования не было и в 10 часов бой прекратился.

Противник оставил на поле сражения 1.000 ч. убитыми, а все его потери доходили до 3.000 челов. У британцев выбыло из строя убитыми и ранеными 141 челов., в том числе 9 офицеров.

Это сражение имеет много общего с сражением под Мейвандом, о котором будет сказано ниже; разница заключалась лишь в более высоких нравственных качествах солдат и лучшем, пожалуй, вооружении с британской стороны; этого, однако, было достаточно, чтобы привести к совершенно [120] различным результатам. Боевой же порядок британцев и тактические приемы противника были в обоих случаях одинаковы.

Сражение при Ахмед-Хэйле произошло в апреле, а бой под Мейвандом в июне того же года. По этому можно предполагать, что генерал Бурроус (Burrows), командовавший под Мейвандом, в своих распоряжениях взял за образец успешное для англичан Ахмед-Хейльское сражение, — хотя обстановка и была совершенно иная: генерал Стюарт успел построит свою бригаду, послал за своими резервами и ждал лишь их прибытия для начатия атаки; но был предупрежден афганцами и вынужден действовать оборонительно против стремившегося охватить оба его фланга противника; вряд ли поэтому можно было думать, чтобы в подобных обстоятельствах он вновь построил свои войска в таком же, малоотвечающем условиям обороны порядке.

Опыт этих двух боев, как нам кажется, указывает, что, наступая по открытому пространству против неприятеля; который может сам свободно перейти в наступление и предупредить нашу атаку, выгоднее принять какое-либо другое построение, чем одна непрерывная линия с слабым резервом. Конечно, такая линия дает возможность направить на противника огонь сравнительно большого числа винтовок; но обыкновенно это все-таки не останавливает натиска неприятельских воинов и не обеспечивает флангов от их напора. Эти воины, лишь почувствуют, что миновали зону [121] самого действительного огня, тотчас устремляются на фланги, и в тыл обороняющемуся. Естественным следствием этого является то, что, ради лучшей самозащиты, фланговые части подаются назад и в конце концов вся линия свертывается и сбивается в кучу; как это и удалось противнику сделать с британцами под Мейвандом и как это едва не случилось под Ахмед-Хэйлем.

Нельзя рекомендовать также и бригадные каре, представляющие громоздкое, неудобоподвижное построение, всегда указывающее на неуверенность в себе и излишнее уважение к силам противника и поэтому действующее на последнего ободряющим образом (Построение баталиона, принятое в египетской армии (4 роты в передовой линии и 2 в поддержке), повидимому, ближе всего подходить к идеалу; так как с одной стороны дает возможность развить сильный огонь, а с другой — позволяет легко построить каре, загнув фланговые роты. Прим. англ. издателя.). К построению бригадных каре, следовательно, несмотря на представляемую этой тактической формой относительную безопасность, можно прибегать лишь, когда войска сильно расстроены предыдущими поражениями или когда этого требуют какие-либо чрезвычайные обстоятельства. Вообще же в такого рода боях (каковые могут не раз еще иметь место и с тем же даже противником), было бы желательно сокращать протяжение фронта и усиливать фланги, а тыл охранять кавалерией; артиллерию же массировать в центре боевой части, отряжая орудия на фланги, лишь по мере [122] необходимости. Таким образом построение отряда, из 3-х баталионов, 2-х батарей и полка кавалерии будет такое: в центре артиллерия, по сторонам ее по баталиону; в каждом баталионе один полубаталион в одной линии с орудиями, а другой — в ротной колонне, непосредственно за внешним флангом первого, в готовности немедленно переменить фронт к стороне фланга. Третий баталион в колонне, в 200 ярдах (270 шаг.) за орудиями, составляет резерв; за ним кавалерия.

Счастливая идея полковника Листера — построить своих гуркасов в ротные каре, каковому примеру последовал и 2-й полк сайков, конечно, много способствовала благополучному результату действий на фланге и в центре боевого порядка. Таким построением можно рекомендовать пользоваться и в будущем, не только против кавалерии, но и для отпора фанатизированным пешим воинам, натиск которых, с саблями наголо, в действительности также страшен, как и кавалерийская атака.

Выше было упомянуто, что генерал Стюарт, отказался от преследования неприятеля кавалерией, опасаясь за безопасность своих обозов; но из опыта этого сражения, также, как боев под Шерпуром и Кандахаром, можно теперь убедиться, что опасения такого рода не должны иметь места. Раз афганские войска приведены в расстройство, какую бы отвагу они перед тем не выказывали, они в сущности перестают существовать и не [123] представляют уже никакой опасности для обозов отряда. Поэтому все конные и пешие люди, которыми начальник отряда может располагать, должны быть направлены для преследования противника, и чем скорее, тем лучше; так как разбитая афганская армия исчезает мгновенно, — и через несколько часов вся окружающая местность совершенно пустеет, и разве кое-где можно будет встретить нескольких безоружных поселян.

Сражение при Мейванде.

Длинный ряд блестящих побед, одержанных при весьма трудных условиях, вероятно, вселил в индийских войсках убеждение в своей непобедимости. Не имея ни малейшего намерения поколебать в них уверенность в своих силах, благодаря которой было выиграно ими не одно сражение, мы тем не менее полагаем, что не лишним будет изучение и оборотной стороны медали; так как поражения столь же поучительны, как и победы и часто их разделяет лишь один шаг.

Самое тяжелое и решительное поражение, которое пришлось понести индийской армии на границах Индии за последние годы, выпало на долю сводной бригады из английских и бомбейских войск под Мейвандом (селение в 50 милях (75 в.) к С.-З. от Кандахара) в Афганскую войну 1878-1880 г.г. [124]

В первых числах июля 1880 г. в Кандахаре получено было известие, что Эюб-хан с несколькими тысячами человек выступил со стороны Герата. Действительной целью этого движения был, повидимому, не сам Кандахар, а Газни, куда предполагалось проникнуть кружной дорогой, оставив Кандахар в стороне, и поднять там знамя восстания. На перерез Эюбу была тогда направлена из Кандахара бригада генерала Бурроус, силой в 2.599 человек, в том числе 565 кавалеристов, при 12 орудиях, из которых 6 гладкостенных, захваченных у афганцев. 21-го июля эта бригада, после различных передвижений, о которых распространяться не будем, находилась, уже на укрепленной позиции у Кушк-и-Нахуда.

Ночью 26-го июля генерал Бурроус, получив донесение, что селение Мейванд. лежащее в 11 милях (17 в.) от места ночлега, занято передовыми иррегулярными частями противника, за которыми в 3-х милях (4 1/2 в.) находится отряд кавалерии, решился выступить с рассветом и атаковал эти силы. После значительного промедления, причиной чему был обоз, бригада, наконец, тронулась в путь, двигаясь по совершенно открытой местности в линии ротных колонн, окруженная кавалерийскими разъездами. В 10 ч. утра было получено от шпиона точное сведение, что Мейванд занять значительными силами Эюб-хана, а вскоре головные разъезды увидали, милях в 6 (9 в.) впереди, двигавшиеся к этому селению крупные войсковые части. [125] Общее направление движения противника пересекало облически путь Британцев, о выступлении которых из Кушк-и-Нахуда, повидимому, Эюб-хану еще не было известно. Чтобы дать головам колонн должное направление, генерал Бурроус переменил фронт отряда на три четверти оборота влево; причем во время захождения отряд, благодаря неровностям местности, пришел в некоторое расстройство, а правофланговый полк сильно утомился. Вслед затем бригада развернулась в боевой порядок (черт. 7): на левом фланге стал Бомбейский гренадерский полк, в центре — 1-й полубаталион 30-го п. Бомбейского полка и на правом фланге — 60-й п. полк; 2-й полубаталион 80-го полка и рота сапер стояли в резерве, в 200-300 шагах за центром. Пройдя немного в таком порядке, бригада была остановлена, людям было приказано ложиться. В тоже время была отозвана артиллерия (6 конных и 6 гладкостенных орудий), которая выехала было вперед и прогнала неприятельскую кавалерию, и построилась несколько левее и шагах в 500 впереди пехоты, — под прикрытием двух эскадронов 3-го Бомбейского и взвода 3-го Синдского конного полков. Перевязочный пункт был у строен 7 в углублении, образованном оросительными канавами (В оригинал «nullah»: причем слово это не объясняется. У ген. Соболева «Англо-Афганская распря», стр. 716, сказано следующее: «отряд находился на берегу низкой части одного из карызон (полуподземных оросительных канав, в то время сухих), образовавшего здесь между двумя селениями впадину, обыкновенно назыв. «nullah». Перев.), за пехотой, где также находилась и большая [126] часть обоза. Сзади обоза стали 2 эск. 3-го Синдского конного полка, составлявшие до того арьергард отряда.

В 10 ч. 50 м. утра неприятельская артиллерия открыла огонь; видно было, как толпы газиев продвигались вправо, к правому флангу британцев; одновременно крупные части гератцев и иррегулярной кавалерии обходили левый фланг отряда и начали даже угрожать его тылу. Британцы оставались неподвижными и тем придали смелости противнику, который построил против фронта англичан свою регулярную пехоту, присоединив к ней еще новые орудия. Эти орудия, благодаря волнистой местности и нескольким углублениям (nullah), незаметно выехали на позицию, вправо и влево от своей пехоты, и начали успешно обстреливать британские войска.

Во время этого артиллерийского дела, которое велось обеими сторонами весьма энергично, британская пехота была подвинута на 500 шагов вперед, почти на одну линию с своей артиллерией.

Порядок расположения частей теперь (около 11 ч. 15 м. утра), значительно изменился: так, начиная справа, шел 66-й полк, левее его — полубатальон 30-го и. Бомбейского полка, затем 2 конных орудия, еще левее 2 роты 30-го полка и 2 кон. орудия, рота сапер, остальные 2 к. орудия, 1-й Бомбейский грен. полк с 6 гладкостенными орудиями и на самом левом фланге — 2 роты 30-го п. [127] Бомбейского полка. Резерва или поддержек, повидимому, не было. Кавалерия оставалась в прежнем положении.

Около часу продолжалось единоборство артиллерии, причем с все возрастающей энергией со стороны афганцев, которые имели значительный перевес в числе орудий. Около 12 ч. 15 м. дня две гладкостенных пушки были передвинуты вправо от 66-го полка, так как противник повел атаку в этом направлении, а огонь единорогов был направлен против гератской кавалерии, угрожавшей левому флангу. Этот фланг был вследствие этого усилен 50-ю человеками 3-го Синдского конного полка. Натиск противника на фланги был теперь так силен, что они оба загнулись назад и весь отряд образовал как бы подкову. В тоже время противник, окруживший отряд со всех сторон, энергично атаковал арьергард и прикрытие при обозе. — Воспользовавшись соседним углублением (nullah), афганцы теперь продвинули свою артиллерию и часть стрелков всего на 900 шагов от британцев и начали обстреливать батарею последних весьма действительным фланговым огнем. Всего у противника было 30 орудий, в том числе 6 заряжающихся с казенной части 9 ф. орудий Амстронга, 10 шестифунтовых пушек, заряжающихся с дула, две 12 ф. гаубицы, 2 горных единорога (4 2/3 д. калибра) и 4 трехфунтовых пушки.

Около 1 ч. 30 м. дня гладкостенная британская батарея расстреляла все свои снаряды и должна была [128] отойти назад для их пополнения. До сих пор пехота не несла значительных потерь и 66-й полк выдержанными залпами обстреливал артиллерию и густые массы противника. Но теперь дела приняли критический оборот, так как противник не только выставил 4 орудия Армстронга в 900 шагах от британцев, но ему удалось продвинуть против того же фланга и другую батарею, а затем выставить 2 трехфунтовых орудия против центра англичан и всего от них в расстоянии 600 шаток. В тоже время стали наступать, несколькими линиями, более или менее укрываясь местностью, кабульские и гератские регулярные пехотные полки, а также гази, которые, водрузив свое знамя в 900 шагах от 66-го полка, устремились по лощинам в обход правого фланга. Таким образом для пополнения снарядов гладкостенной батареи была выбрана весьма неудачная минута, так как до этого британцы, хотя и сильно теснимые, все же оставались непоколебимыми.

Теперь несчастие следовало за несчастьем. Гази, с саблями на-голо, теснили обойденный ими справа 36-й пех. полк, но все усилия офицеров заставить 3-й Синдский конный полк (Этот полк вместе с прочими туземными, участвовавшими в сражении, был затем расформирован.) броситься на них в атаку оказались тщетными. 30-й пех. Бомбейский полк и саперы все еще поддерживали сильный огонь по противнику, наступавшему против фронта [129] боевого порядка; в то же время 1-й Бомбейский гренадерский и 2 остальные роты 30-го полка вели более или менее оживленную перестрелку на левом фланге, — пока новая атака афганской кавалерии и пехоты не заставила 2 последние роты податься назад. Конной батарее, которая находилась теперь в большой опасности, приказано было немедленно отступать. При этом в руки афганцев попали 2 орудия, не успевшие взять назадки. Остальные орудия батареи и гладкостенные пушки отошли за большое углубление (nullah), находившееся позади британцев, не прекращая участия в бою.

Между 2 и 3 ч. дня огонь противника стал ослабевать и можно было предполагать, что у него оказался недостаток в боевых припасах, но, как сейчас же выяснилось, это затишье только предшествовало общей атаке газиев. Эта атака была успешна; гренадеры и остатки 30-го полка были отброшены вправо на 60-й полк, который, теснимый с фронта афганцами, а с фланга и тыла приведенными в расстройство сипаями, начал отступать в порядке и, отстреливаясь от толпы афганцев, находившейся всего в каких нибудь 25-30 шагах, отошел назад за рытвину (nullah).

Чтобы дать время пехоте привести себя в порядок, генерал Бурроус приказал кавалерии произвести контр-атаку; но приказание это было исполнено так неохотно, что ожидаемого результата не получилось. С этой минуты отряд пришел в полное замешательство, которое окончилось [130] совершенным его разгромом. Потери убитыми и ранеными равнялись 1.109 (из 2.446 ч. участвовавших в бою), в том числе 29 офицеров, кроме 338 военно-рабочих. Коней погибло 269.

Сражение при Мейванде, как часто бывает при открытии кампании или в начале нового ее периода, было случайным для обеих сторон. Генерал Бурроус оставил свою укрепленную позицию у Кушк-и-Нахуда, чтобы напасть на небольшой отряд иррегулярной пехоты и кавалерии, находившийся по имевшимся сведениям близь Мейванда, в то время, как Эюб-хан, ничего не зная о наступлении Бурроуса, двигал свои войска ему на перерез и совершенно не ожидал встречи с британцами. Быть может, выступи генерал Бурроус с рассветом, как это им и предполагалось, оба отряда разошлись бы, не встретив друг друга, или, замедли Бурроус еще более свое выступление, донесение лазутчика о приближении всех сил Эюб-хана застало бы его еще в начале пути и дало бы ему возможность своевременно остановиться. От таких незначительных обстоятельств зависит иногда судьба сражений! Однако может быть читателю покажется мало вероятным, чтобы два крупных отряда могли не увидеть друг друга и разойтись на совершенно ровной и открытой местности; но в действительности при больших жарах, благодаря мгле, застилающей горизонт, и миражам, не только удаленные предметы перестают быть ясно видимыми, но появляются призраки несуществующих озер и селений. Так и в данном случае офицеры [131] передовой кавалерии Бурроуса, не смотря на бинокли, некоторое время не знали — имеют ли они перед собой противника или только группы деревьев и стада.

Хотя Эюб-хан и имел огромное превосходство в силах и в числе орудий над британцами (примерно, раз в 10), но и при таких обстоятельствах британским войскам, находившимся в умелых руках, удавалось одерживать победы. Поэтому истинные причины поражения под Мейвандом должны быть иные, чем одна лишь разница в численном составе отрядов английского и афганского.

Причины эти легко найти. Вопервых сражение происходило в июле, в один из самых жарких дней года; с каждым шагом войск жара увеличивалась и, наконец, сделалась положительно нестерпимой. Даже для одинокого путника движение при такой температуре было бы утомительным, тем более оно утомляло солдат, с их тяжелой ношей на плечах, шедших к тому же в ротных колоннах, весьма неудобных для передвижения на большие расстояния.

Люди 66-го полка перед выступлением получили чай и легкий завтрак, но туземные войска ничего не ели с вечера накануне. Один из полков (1-й Бомбейский гренадерский) не имел с собою даже воды, другим же удалось кое-как наполнить свои баклаги во время привала, который продолжался от 8 ч. 30 м. до 9 ч. 15 м.. Уже сильно утомленная, вследствие жары и несоответствующего порядка походного движения, бригада к концу марша, т. е. перед самым [132] началом боя; получила приказание переменить фронт на 3/4 поворота влево. Во время этого захождения, находившийся на внутреннем фланге Гренадерский полк (бригада была построена в линию батальонных колонн), недостаточно убавил шаг, почему прочим частям пришлось потратить много сил, чтобы сохранить должные расстояния. Таким образом к началу боя, который к тому же происходил под палящими лучами полудневного тропического солнца, в самое жаркое время года, вся бригада прибыла сильно утомленной, голодной и изнемогающей от жажды.

В первую минуту встречи двух противников ни один из них не имел на своей стороне явного преимущества. Но генерал Бурроус, продолжая наступать, как бы гонимый злым роком, поставил свою бригаду в такое положение, что сзади нее находилась большая рытвина, образованная оросительными каналами, а другие такие же углубления (nullah) и складки местности дозволяли противнику приблизить свои орудия на расстояние в 700 и даже 500 шагов от его фронта и флангов. Действительно, как заметил генерал Добени (Danbeny), осматривавший месяц спустя поле сражения, афганская артиллерия, судя по следам лафетных колес, стреляла с таких близких дистанций, каких англичане не могли себе и представить.

По объяснению генерала Бурроус, он вынужден был принять описанное выше положение, чтобы поддержать свою артиллерию, которая, выехав вперед почти на две мили и открыв огонь, вызвала этим [133] преждевременное начало боя. Допустив однако, что таково было основание его действий, вряд ли может быть желательно, чтобы решения начальника зависели от случайного, может быть, открытия огня несколькими орудиями. Насколько ошибочно рассуждал в этом случае генерал Бурроус, ясно для всякого, кто судит по известным теперь фактам; но дело в том, что решение это имело свою причину: пока мы — военные, а через нас и остальная часть общества, будем придавать особое, фиктивное значение орудиям, начальники будут всегда бесполезно рисковать ради поддержки или спасения своей артиллерии. Такое отношение к артиллерийским орудиям возникло еще в те дни, когда они были редки и дороги, а недостаток дорог и перевозочных средств делал перемещение их весьма трудным. Таким образом в те времена потеря орудия представляла значительный материальный ущерб для одной стороны и такую же материальную прибыль для другой. В настоящее же время, и особенно сражаясь с теми противниками, которых мы встречаем на границах Индии, потеря орудия, кроме вызываемых этим по старой традиции чувств, не может иметь никаких практических последствий: противник не обладает ни умением с ним обращаться, ни соответствующими снарядами, а для замены одного потерянного в наших арсеналах найдутся сотни таких же новых. Однако многие генералы до сих пор связывают себе руки приведенным выше взглядом на орудие, — самая блестящая победа для них [134] омрачается, если при этом была потеряна хотя бы одна пушка.

Следует заметить, что когда британская бригада перешла на свою вторую позицию, она была построена в одну линию, не имея ни поддержек, ни резерва, ни опоры для флангов. Если требуется доказательство того, что такое построение является весьма слабым, то мы имеем таковое в том факте, что обоим флангам пришлось немедленно податься назад и в конце концов вся бригада приняла подковообразное расположение. Нет никакого сомнения, что даже лучшие войска, будь они английские или туземные, могут быть поколеблены стремительным натиском фанатичных масс противника. Конечно, лучшие и наиболее закаленные войсковые части обладают должным мужеством, чтобы противостоять такому удару и отразить его, даже при построении в одну линию; но другие войска, и в особенности впервые попадающие в такую обстановку, следует располагать в более глубоких боевых порядках, так как успех натиска такого врага основывается главным образом на моральном эффекте. Можно с полною уверенностью сказать, что в сражении при Ахмед-Хейле атака газиев (См. выше стр. 117.) была отражена только благодаря присутствию духа старших офицеров, построивших своих людей в ротные каре. Построение каре или вообще таких групп, где люди чувствуют за собою поддержку своих товарищей [135] представляется наиболее обыкновенным способом для встречи кавалерии, а на атаку газиев, устремляющихся на противника с саблями в руках, следует смотреть почти, как на кавалерийскую атаку, но только производимую с меньшей быстротою; поэтому встреча такой атаки войсками, построенными в одну линию, является вообще рискованной.

Что касается двух кавалерийских полков, находившихся в составе британского отряда, то, как видно из описания сражения, действия их вряд ли могли послужить к их славе. Не будем, впрочем, останавливаться на этом факте, причинами которого были недостаточно высокие моральные качества полков и отсутствие в их рядах хорошего боевого материала, так как в настоящее время все это уже изменилось. Но тут имеется одно обстоятельство интересное для нас, как освещающее вопрос о стрельбе кавалерии с коня. Согласно оффициальным показаниям достовернейших свидетелей, люди 3-го Синдского конного полка, получив приказание атаковать, сначала взялись за карабины вместо сабель, а затем с явным неудовольствием оставили карабины и обнажили холодное оружие; когда же вскоре этому полку вновь пришлось идти в атаку, то оказалось, что люди имели опять в руках свои карабины. Естественным заключением из этого является то, что люди 3-го Синдского полка были обучены доверять более карабину, чем сабле, так что даже в конном строю, когда решительно не было в том никакой надобности, инстинктивно брались за свои [136] ружья, предпочитая их саблям. Описанный эпизод еще раз доказывает, что кавалерия, которая привыкла преимущественно полагаться на действие своего огнестрельного оружия, теряет присущие ей качества: стремительность, импульс и решительность (Некоторым объяснением поведения 3-го Синдского конного полка является тот факт, что полк был вооружен двухствольными карабинами, проэктированными генералом Жакобс; этот доблестный, опытный в пограничных войнах генерал никогда бы, конечно, не поверил, что кавалерийскому полку придет в голову стрелять с коня. Но он приучил людей сражаться одинаково, как в конном, так и в пешем строю, и вот почему, относясь безразлично к перемене строя, они, вероятно, и взялись за карабины. Примечание англ. издателя.). Что поражение имело главным образом моральные причины, можно вывести на основании нижеследующих рассуждений, так как прямых тому доказательств трудно найти, вследствие того, что вообще показания о ходе боев большею частью мало согласуются между собою, тем более, когда речь идет о поражении. Батареи британского отряда представляли главную цель, на которой противник сосредоточил свой, как артиллерийский, так и ружейный огонь. Не подлежит сомнению, что потери их в лошадях и, вероятно, в людях были велики, хотя во время боя только один офицер выбыл из строя раненым (Другой был убит во время отступления.). Сильно досталось также по всей вероятности и пехоте, ближайшей к орудиям. С другой стороны, ни в одном из кавалерийских полков не было убито ни одного офицера и только один был ранен, хотя казалось бы, что конный строй должен был значительно [137] пострадать от неприятельского огня. Также не было убитых или раненых офицеров до той минуты, когда боевой порядок отряда расстроился, ни в 66-ом пехотном, ни в Бомбейском гренадерском полках, а в 30-м пех. Бомбейском (т. наз. «стрелках Жакобса»), убыло только два офицера убитыми. Так как во всех сражениях на востоке отношение числа убитых офицеров к числу убитых людей всегда чрезмерно велико, то, прилагая эту меру к Мейвандскому сражению, мы приходим к естественному заключению, что убыль в рядах до приведения боевого порядка в расстройство была весьма незначительна. Нельзя поэтому не повторить, что в день боя моральный элемент относится к физическому, как три к одному. Вот тот великий урок, который может нам дать история этого сражения и, если на этот урок будет обращено должное и серьезное внимание, то горький опыт этого дня, хотя и купленный дорогою ценою, не пропадет напрасно.

(пер. Н. Богуславского)
Текст воспроизведен по изданию: Война на границах Индии. СПб. 1899

© текст - Богуславский Н. 1899
© сетевая версия - Тhietmar. 2017
© OCR - Иванов А. 2017
© дизайн - Войтехович А. 2001