Е

ПУТЕШЕСТВИЕ А. Е. СНЕСАРЕВА В ИНДИЮ В 1899 г.

18 июля 1899 г. на стр. 5 газеты «Таймс» (№ 35824) появилась короткая заметка «Исследование Средней Азии», в которой выражались пожелания более пристального изучения этого интересного района с географической и климатической точки зрения. Заметка заканчивалась сообщением: «Капит. Дизи, в настоящее время совершающий поездку по Вост. Туркестану, прибыл в Полу... Подполк. Пауэл 1-го Гуркасского полка в настоящее время, по пути домой, находится в Русской Средней Азии. Подполк. Мак-Суини 1-го кавалерийского полка Гайдерабадского контингента получил от русского правительства разрешение ехать в Индию по Закаспийской жел. дор. через Туркестан и Кашгар. Подобное же разрешение посетить Индию через Среднюю Азию получили у британского правительства и русские офицеры — подполк. Полозов и капит. генер. штаба Снесарев, оба причисленные к генеральному штабу. Подполк. Полозов в Ташкенте изучал индустани».

Андрей Евгеньевич Снесарев, второй из упомянутых офицеров, только что окончил основной и дополнительный курсы Академии Генерального штаба и за «отличные успехи в науках» был произведен в штабс-капитаны (2 июня 1899 г.). А затем последовал ряд приказов в отношении его: о причислении к Генеральному штабу ¹, о выдаче денег на обмундирование, о прикомандировании его к Ташкентскому гарнизону ², откуда он и прибыл уже 13 июля 1899 г.

Дело в том, что по предписанию Главного штаба ³ молодой офицер был командирован в Индию. Ему предстояло «прорезать» Памир (выражение Андрея Евгеньевича) с севера на юг, перевалить через Гиндукуш и спуститься в Индию. Более двух недель ушло на подготовку к высокогорной экспедиции: нужно было закупить теплые вещи, лошадей, подыскать проводников, а также сшить себе «статское платье», ибо Андрей Евгеньевич считался «гостем Великобритании по всей территории Индии». [236]

Накануне отъезда он пишет своей сестре: «Все, что окружает меня, совсем не такое, как у тебя: люди, животные, деревья, воздух, климат... все иное, все говорит о ином укладе жизни, о других верованиях, помыслах, чувствах...» ⁴.

Из Ташкента по железной дороге он выехал в Андижан, а оттуда проследовал в г. Ош, откуда начинался путь всех, кто стремился попасть на Памир.

Через несколько дней небольшая группа в составе двух офицеров, трех казаков, каракэша (проводника вьючных лошадей) и джигита уже пробиралась по памирским кручам с севера на юг. Во время поездки А. Е. Снесарев не только вел научный журнал, он также писал письма своей сестре К. Е. Комаровой и наскоро набрасывал в записную книжку все, привлекавшее его внимание. Эти беглые заметки и словесные зарисовки впоследствии вошли в его книги и придали им ту живость, которой всегда отличается свидетельство очевидца.

«Я нахожусь сейчас на Памире на р. Мургаб... 11 дней, как иду верхом по высотам 13-14 футов... Температура на высотах и на данной географической широте невозможная: открыто солнце — тропическая жара, закрыто и еще ветерок — стужа... Много видел нового и интересного, два раза охотился.« еловом, еду с открытым ртом ребенка... сегодня у нас дневка...» ⁵.

“По Восточному Памиру картины, им представляемые, самого однообразного и удручающего тона... вы следуете широкой, сухой долиной, устланной галькой, иногда сыпучим песком... редкие травянистые площадки ютятся... у какого-либо ручья, вода которого, пройдя несколько сажен, обыкновенно теряется в гальке... Все так безжизненно, дико, словно вы попали на поверхность луны” ⁶.

«Только что прибыл и очень устал: всю дорогу приходится за всем следить, многое запоминать; остановлюсь на привале, сейчас же за писание... Завтра предстоят новые перспективы; только что привык к этим, как открываются новые горизонты... как бы не лопнуть от любопытства...» ⁷.

На листочки ложатся географические названия и их переводы, чаще значения этих названий: Джаушан-гуз (река) — «Здесь сеют ячмень», Мын-теке (перевал) — «Тысяча козлов», Беик (перевал) — «Высокое место», Кульма (перевал) — «Не смейся». Озеро Зоркуль — «Сильное» — имеет много других названий: «Большое», «Озеро Вуда», «Озеро Виктории» — плоды европейского честолюбия или “Хаус-Калян”, «Кол-и-Сикандари», «Сир-и-кол» — плоды азиатского честолюбия и др.

К географическим сведениям об оз. Яшилькулъ прибавляется, что порою из его голубых вод слышен плач женщин и детей, брошенных туда, чтобы они не достались победителям-китайцам.

«Пишу тебе у слияния рек Каллика и Кара-Чукура... Перевалили вчера пер. Мыхман-Юлы... По какой круче и камням приходится идти, лошади портят себе ноги... Облака плывут [237] уже под ногами, идешь по глубокому снегу, в 50 шагах от тебя видишь куски (край) ледника в 5 саж. толщиной» ⁸.

В книге А. Е. Снесарева «Северо-Индийский театр» разбросан ряд указаний, помогающих проследить путь молодых людей в Индию: «Нам с полк. Полозовым понадобилось два часа на подъем к вершине перевала Каллик» ⁹.

«Река выбегает из двух ледяных каверн быстрыми потоками... Таково место рождения великой реки (Пянджа/Аму-Дарьи), первые капли которой все же скрыты от любопытного взора человека нависшими моренами и мощью ледника» ¹⁰. Пер. Мын-теке осмотрен им лично в августе 1899 г. ¹¹. В письмах мелькает не раз название Муркуш, место пересечения дорог, идущих с пер. Каллик и пер. Мын-теке.

В Шерип-Майдане, «местечке после перевала Каллик», они встретились с тремя британскими офицерами (подполковник Мак-Суини, несколько задержавшийся в Новом Маргелане, наконец-то догнал их здесь), с которыми им предстояло совершить дальнейший путь. «Нас встречали солдаты, два [дардских] принца, масса челяди (англичане ездят с массой прислуги), почету нам масса... Позавтракали мы превосходно» ¹².

«Раджи Гунзы и Нагара отдавали нам визит, мы были во дворце одного из них... Вчера (после почти полуторамесячного путешествия) в первый раз приехали в культурный угол — Гильгит (недалеко от слияния рр. Канджута и Ясина... в северной Индии)... Я совсем одичал: лицо черное, сам угрюмый, волоса совсем коротки, движения дикаря... Сегодня придется нарядиться во фрак с белым галстуком... Скоро буду в Равальпинди, где с радостью ожидаю писем из России... что это за духовное удовлетворение... Много тут интересного, а родины все-таки нет... Она далеко» ¹³.

Из Гильгита путь экспедиции лежал по Инду. Из записной книжки Андрея Евгеньевича на страницы книги легли описания «узких скалистых ущелий, где река течет быстрым извилистым потоком, в одних местах давая целый ряд водоворотов, в других ниспадая пенящимися полукаскадами...». «Сообщение вдоль всего участка очень трудное; нижней дороги совершенно нет, остается лишь верхняя, которая идет по обоим берегам. Вьючная лошадь с трудом проходит в некоторых местах, в иных только-только можно провести свободную лошадь» ¹⁴.

Путешественники, по-видимому, останавливались в дер. Горкой, на которую автор указывает как на «образчик крошечных поселений», которые «радуют путника полями богатой жатвы и зеленью плодовых деревьев... Здесь поспевает даже виноград благодаря хорошей комбинации влаги и тепла» ¹⁵. Андрей Евгеньевич подметил и груды абрикосов, лежащие на крыше для просушки.

«...Возле Румду через реку переброшен веревочный мост... длина моста по кривой его — 370 фт., величина провеса — 80 фт. Тропа, ведущая к мосту, идет по скользким скалам... и [238] в некоторых местах столь узка и трудна, что приходится пользоваться вспомогательными лестницами. Ни лошади, ни крупный рогатый скот не могут пользоваться мостом, мелкий же скот переносится пешими людьми на плечах» ¹⁶.

Карандашным наброском выглядит словесная зарисовка местного жителя, не уступая в объемности, живописности и характерности карандашу Верещагина: «Отличительная внешняя особенность дарда, это — живость и легкость его движений... Дард в пути, заложивший полы своего верхнего платья за пояс, воткнувший в свою войлочную шапочку пучок цветов, держа за спиной руки, в которых часто имеется небольшая палочка, и скользящий по откосам диких пропастей, представляет собою веселое, живописное и изящное явление» ¹⁷.

Несколько ниже по течению, в районе деревни Бунджи, и дальше «Инд течет по просторной долине, по сторонам которой встают округленные холмы»; течение реки шириной 100 — 150 футов достаточно плавное и спокойное, а около Бунджи Инд вместе с берегами напоминает реки равнинной России. И туг же Андрей Евгеньевич делает сноску: «До впадения р. Астора долину Инда приходилось наблюдать лично» ¹⁸. Теперь по Северной Индии они ехали вдвое медленнее, «чем сами», еще без сопровождения «собратий по оружию», ехали, окруженные всевозможным комфортом и вниманием, граничащим с подозрительным; на остановках среди пути устраивались завтраки с: вином, палатки во время стоянок разбивались определенным, не всегда понятным образом, при каждом из русских путешественников находился слуга, «приглядывавший» за ними во время вечерней работы ¹⁹.

Путь Гилгит — Сринагар, по которому шла экспедиция, пролегал по реке Астор, левому притоку Инда, которая образована слиянием двух рек — Камри и Бурзиля, и далее следовал долиной последнего. Дорога была сдавлена громадами гор, и река шла по ложу ущелья где-то внизу, а по обеим сторонам дороги вставал густой сосновый лес, разносился пряный запах цветов, раздавались крики птиц. Разрушенные земледельческие террасы, где жители когда-то собирали обильную жатву, уцелевшие там и сям одичавшие плодовые деревья... говорили о набегах неприятеля, превративших в первобытное состояние некогда возделанные поля ²⁰.

Миновали Астор, в прошлом резиденцию асторского раджи и цитадель всей местности против нашествия враждебных соседей, превратившуюся теперь в деревню и насчитывавшую всего около 1200 жителей.

По долине Бурзиля были разбросаны небольшие деревни и маленькие поселки, которые все тонули в зелени садов. Глаз ученого отмечает абрикос, ореховое дерево и др., по берегам расстилались хорошие луговые угодья. По мере подъема к перевалу леса уступали место кустарнику, кустарники — траве, которая стлалась почти до вершины. [239]

Перевал Бурзиль был пройден 20 сентября 1899 г. ²¹.

С вершины перевала Раджианган путешественники любовались расстилавшимися под ними горами: «Хребет в этой части представляет целую сеть разветвлений, сильно напоминавшую поверхность взволнованного моря, но с неопределенным направлением хода волн» ²². «Перевал Раджианган — перевал капризный и коварный, — заносит Андрей Евгеньевич в записную книжку. — В осень 1890 года на перевале погиб караван в 300 мулов вместе с погонщиками, застигнутый морозом и снежным бураном» ²³.

Путешественники вступили в долину Кашмира, рай Индии, по выражению европейцев, посещавших страну, «изумруд, оправленный жемчужинами», живописный образ зеленой долины, окруженной пиками снежных гор, на поэтичном языке ее жителей.

Перед глазами А. Е. Снесарева — географа разливалось буйство растительного мира: склоны гор были покрыты деревьями и кустарником — кедр, ель, ольха, береза, арча и др. Иные плодовые деревья, произрастая в диком виде, дают, оказывается, плоды, вкусом не уступающие своим собратьям, взращиваемым в Европе по всем правилам культурного садоводства. Виднелись знакомые яблони и груши, рдели крупные кисти винограда. А малина, клубника, смородина по своим размерам и качеству могли поспорить с европейскими.

Местные хакимы (врачи) хорошо разбираются в лекарственных свойствах трав Кашмира и успешно пользуются ими при врачевании. Растительные волокна широко применяются в хозяйственном обиходе жителей — от веревок до крыш и даже грубой бумаги.

Пернатому царству живется весело и беззаботно, реки и озера кишат рыбой. Вода порой так прозрачна, что видна рябь на дне, а также ракушки и черепки разбитой посуды.

Жители долины жалуются на многочисленное и нахальное племя обезьян, которые очень смелы и ведут себя бесцеремонно. Выдру, шкура которой здесь высоко ценится, местные охотники называют «вудар» (какое сходство названий!).

Глаз А. Е. Снесарева — этнографа подмечает бытовые сценки: стоя по брюхо в воде, сытая лошадка с хрустом поедает густую болотную траву; горбатый бычок, черный или серый, прилежно тянет соху самого примитивного вида; стройная кашмирская красавица несет на голове три сосуда, поставленные один на другой.

Привлекли внимание своей оригинальностью плавучие огороды на оз. Дал: на циновку, сделанную из местного тростника, насыпают кучи земли, в них сажают семена и в положенное время снимают урожай огурцов, помидоров, арбузов. Подобный огород можно буксировать с места на место.

Жители Кашмира всегда славились своим искусством в ремеслах. Знаменитые кашмирские шали отличаются [240] превосходной отделкой, изяществом рисунка. При изготовлении ковров характер рисунка, способ применения красок переняты с технологии изготовления шалей. Изделия из папье-маше, серебра и меди обращают на себя внимание оригинальностью и совершенством исполнения. Поколения ткачей, кузнецов, резчиков; по дереву, горшечников, изготовителей бумаги довели свое ремесло до совершенства, возвели его в ранг искусства.

Отметил Андрей Евгеньевич и некоторые легенды: некогда на месте долины было большое озеро и по нему на лодке плавала богиня Парвати. Другая легенда рассказывает, что в далекие времена озеро затопило нечестивый город, но могучий силач Кашаф, внук Брахмы, возжелавший помолиться в тысяче храмов, скрытых под водой, прорыл в горах туннель и осушил долину, которая стала известна под именем Кашафмар (т. е. дом Кашафа), это название постепенно и превратилось » Кашмир.

Великие Моголы любили, посещали и украшали Кашмир, особенно Джехангир, который, по словам одного путешественника-европейца, говорил, что готов отказаться от любой провинции в Индии, но не от Кашмира. Предание гласит, что, когда он лежал уже на смертном одре и его спросили, не хочет ли он чего-либо, он ответил: «Только Кашмир».

Андрей Евгеньевич встречался и беседовал со многими людьми самых разных профессий: с инженером Макдональдом, строителем дороги через перевал Камри, он обсуждал сложность подобных работ в высокогорных районах ²⁴; встретившись со специалистом по виноделию и виноградарству, французом по национальности, приглашенным наладить эти отрасли хозяйства в долине и поставить их на промышленную основу, Андрей Евгеньевич ясно представил широкие возможности этого дела и богатые перспективы вывоза винограда и нескольких сортов вин. По дороге на одной из станций разговорились с офицером имперской службы, призванным инспектировать войска, который признался, что «давно махнул рукой на дело обучения этих “неисправимых дикарей” и теперь занимается одной лишь охотой» ²⁵. Андрей Евгеньевич подметил, что английские офицеры «ни в какие отношения с туземными офицерами не вступают, никогда не пускают их в свои собрания», в некоторых случаях третируют их как свою прислугу и обращаются: с видимой грубостью ²⁶.

Два случая привычно неосознаваемой надменной жестокости врезались в память Андрея Евгеньевича в благодатной Кашмирской долине.

На берегу реки играли несколько детей, и среди них оказался мальчик из местных; хорошенькая белая девочка неожиданно ударила его и так толкнула, что тот упал, — отвратительное воспроизведение ребенком часто наблюдаемой жестокости взрослых. Или другая сцена: Андрей Евгеньевич как-то вечером шел в гости вместе с добродушным и милым [241] капитаном-англичанином. Старик индиец освещал им путь фонарем, который слегка мигал, за каковое преступление (фонаря) добродушный капитан всю дорогу немилосердно бил старика, ничуть не стесняясь своего спутника-чужестранца. «С такими скотами иначе нельзя» ²⁷, — объяснил он.

В Сринагаре молодые офицеры были приняты магараджей: Партаб-Сингхом в его дворце в цитадели Шир-Гари. Присутствующие при этой аудиенции англичане поразили их своим бесцеремонным поведением по отношению к пожилому, почтенному хозяину княжества.

Побывали русские путешественники и на парадах, где присутствовали высокие военные чины и дамы, и на строевых учениях. Выправка солдат производила хорошее впечатление, ружейные приемы проделывались с «лоском и вывертами старых времен», но лица их были бледны, истощены и свидетельствовали о дурном питании ²⁸, чувствовалась рука лихоимца, обирающего вверенных чинов самым безжалостным образом. А. Е. Снесареву запомнилась встреча с образованным стариком индийцем, историком по специальности, который тихо сказал: «При Моголах ни копейки не шло за рубежи Индии, хотя и: было много греха в распределении богатства... При англичанах богатства уходят из страны, и только потому не совершается греха в распределении их, что и распределять-то нечего» ²⁹..

Двухнедельное пребывание молодых офицеров в Кашмире раскрыло перед ними не только внешнюю сторону жизни долины, богатство и разнообразие ее природы, житейские будни ее людей, но и «скрытое в народе беспокойство, неудовольствие и нервное искание новых горизонтов и новых надежд» ³⁰. «Что же касается англичан, — гневно восклицает Андрей Евгеньевич дальше, — то они в долине ненавистны, как и во всей Индии. Имя англичанина, его сухая, холодная фигура, высокомерие — все это для впечатлительного кашмирца составляет предмет ужаса» ³¹.

Из Марри («небольшой городок к западу от Сринагара») Андрей Евгеньевич пишет: «Теперь наше путешествие получило нежелательную для меня форму какой-то прогулки: всюду встречи, парадные обеды, тосты... после обеда музыка (я пою, вызыв[ая] незаслуженные восторги обездоленных голосами англичан и англичанок)... Мой план остановиться в Лагоре не одобряется правительством Индии, оно разрешает мне лишь ездить по Индии, но не останавливаясь нигде на продолжительное) (подчеркнуто А. Е. Снесаревым. — Сост.) время... Скоро буду в Симле и думаю поговорить лично с лордом Керзоном — вице-королем...» ³².

Следующее письмо было из Лагора, в котором он пишет, что с 18-27 октября «лихорадка (здешняя, в малярийной форме) с солнечным ударом и огромным переутомлением приковала меня к постели. В Симле, уже больной, я работал свыше 14 часов в сутки... Страна богатая, полная и оригинальная, [242] но все плывет мимо, так много работы: читаешь, делаешь выписки, а вместе с тем фигурируешь на обедах, ведешь тонкие разговоры на 3 — 4 языках...» ³³.

В том же письме Андрей Евгеньевич описывает парадный обед у вице-короля Индии в Симле, на котором присутствовали высшие представители власти. Обед был великолепен. После обеда состоялась беседа с вице-королем. Лорд Керзон был человеком высокого роста, бритый, с широко поставленными серыми глазами, резко сосредоточенными. Его лицо можно было бы назвать красивым, если бы оно не было так холодно и самоуверенно. Он расспрашивал Андрея Евгеньевича о путешествии, о его впечатлениях... говорили о книге лорда, посвященной долине реки Гунзы (собеседники были из числа немногих побывавших там). Коснулись и любимой темы вице-короля — среднеазиатского вопроса. «Среднеазиатский вопрос, — сказал он при этом, — принадлежит к разряду тех, которыми никогда не устаешь заниматься» ³⁴.

После аудиенции Андрея Евгеньевича попросили спеть. Он спел «Азру» Рубинштейна и «Лесного царя» Шуберта под аккомпанемент дочери министра финансов (два раза чуть не разошлись) и некоторое время спустя, побеседовав со многими обо всем и ни о чем, как это бывает на больших приемах, по просьбе леди Керзон спел еще и пушкинское «Я вас любил», аккомпанируя себе на рояле.

На следующий день он принял участие в верховой прогулке по окрестностям, и за каждым из всадников «несчастной собакой бежал худощавый туземец-конюх». За ним тоже побежал было индиец-слуга, но, увидев его побледневшее лицо и тяжелое дыхание, Андрей Евгеньевич велел ему возвратиться и дожидаться у отеля.

В Агре заставил вспомнить о себе труднейший переход по горным дорогам, который потребовал огромного напряжения моральных, физических и нервных сил. Они знакомились с достопримечательностями города, его дворцами и мечетями. «Мой переводчик, — пишет Андрей Евгеньевич, — сопровождавший меня в Индию, в Агре боялся подняться на первый балкон минарета, настолько у него были расстроены нервы путешествием по Канджуту» ³⁵.

Листочки в книжке (которой уже!) все заполнялись краткими и длинными записями, впечатлениями, мыслями, отрывочными сведениями, цифрами, словесными зарисовками: «Корзинщик из Центральных провинций побил рекорд дешевой жизни. Он умудряется прокормить семью из 4-х человек, получая в месяц натурой около 3 пудов риса, что стоит, приблизительно, 60 коп., значит, на 2 коп. в день» ³⁶.

«Слух о двух русских, полковнике и капитане, породил настоящую тревогу, мы были закиданы вопросами... в мечети молились за одного из нас, временно заболевшего» ³⁷.

«Индийские математики уже умели решать неопределенные [243] уравнения второй степени так называемым циклическим методом за 2000 лет до француза Лагранжа, предложившего его в 1769 году» ³⁸.

И все резче в них проглядывает социальная оценка всего того, что привлекает его взор: «Когда вы путешествуете по Индии, то вами овладевает общее впечатление, будто вы ходите по какому-то огромному кладбищу; кругом вас дивные, несказанных богатств и истинно божественные памятники прошлого: храмы, пагоды, дворцы, крепости, мавзолеи, часовни, каналы, пруды, покинутые города; это море чудес и море богатств вы теперь видите пред собою уснувшим навеки... Мне пришлось в одной зале агрских дворцов видеть разрушенный от времени потолок Моголов и в одном углу его тощую попытку англичан: реставрировать кусочек этого потолка в старинном его виде. Этот кусок имел несколько квадратных аршин, и восстановление его потребовало стольких сумм, что расчетливые англичане с места испугались и свели реставрацию к пустяку... Как жалок и мал реставрированный английский кусок на огромном фоне: потолка Великих Моголов» ³⁹.

«Пишу тебе из Агры... Проехал из Лагора — Амритцар, Амбаллу и Дели — много красивого, почтенно-древнего... буду рассказывать после... В моем положении, при той работе ума и нервов, которые мне приходится переживать, твои строчки о Бобке с котенком — большое отдохновение... Недели через две я покидаю Индию и из Калькутты проеду (морем) в Коломбо (остр. Цейлон), где сяду на один из пароходов Добр, флота и проследую дорогой Аден — Суэц — Константинополь — Одесса — Памфилово... Письмо, вероятно, придет около Нового года, с которым сердечно вас поздравляю... Новое столетие!! Что-то оно даст бедному человечеству...» ⁴⁰.

* * *

В архиве востоковедов ЛО ИВАН СССР в фонде А. Е. Снесарева хранится рукопись его статьи «Святой город Индии». Эта рукопись написана мелким, убористым почерком автора, карандашом, на 5 листах большого формата, с оборотами. В текст внесены немногочисленные исправления самого автора. Под текстом стоит подпись «Мусафир» — один из псевдонимов; Андрея Евгеньевича, которым он особенно часто пользовался в 1906-1910 гг. Рукопись без даты.

Бенарес был, по-видимому, последним городом, в котором побывал А. Е. Снесарев перед отъездом из Индии в декабре 1899 г., и свои впечатления, тонкие наблюдения, бытовые зарисовки, краткие географические и исторические сведения об этом Древнем религиозном центре он изложил с присущим ему мастерством.

Рукопись нигде не была опубликована.

Комментарии

1. ЦГВИА, ф. 409, д. 338-604/1911, л. 3. Приказ № 17 по Генеральному штабу от 5 июня 1890 г.

2. Там же. Приказ по войскам Туркестанского военного округа № 227, 1899.

3. Там же, л. 6 об. Предписание Главного штаба № 150 от 9 июля 1899 г.

4. Письмо сестре К. Е. Комаровой от 29 июля 1899 г. из Ташкента (здесь и далее письма А. Е. Снесарева взяты из архива Е. А. Снесаревой, его дочери).

5. Письмо от 17 августа 1899 г. с Памирского поста.

6. Снесарев А. Е. Северо-Индийский театр. Т. 1-2. Таш., 1903; т. 1, с. 53 (далее — Северо-Индийский театр).

7. Письмо от 22 августа 1899 г. Ущелье Мыхман-Юлы.

8. Письмо от 24 августа 1899 г. р. Каллик.

9. Северо-Индийский театр. Т. 1, с. 130.

10. Там же, с. 73.

11. Там же, с. 128.

12. Письмо от 25 августа 1899 г. Ур. Шерип-Майдан.

13. Письмо от 9/21 сентября 1899 г. из Гильгита.

14. Северо-Индийский театр. Т. 1, с. 224, 225.

15. Там же, с. 227.

16. Там же, с. 231.

17. Там же, т. 2, с. 34.

18. Там же, т. 1, с. 232.

19. Там же, с. 331.

20. Там же, с. 254.

21. Там же, с. 184.

22. Там же, с. 192.

23. Там же, с. 194.

24. Там же, с. 184.

25. Там же, т. 2, с. 355.

26. Там же, с. 355.

27. Снесарев А. Е. Индия как главный фактор в среднеазиатском вопросе. Взгляд туземцев Индии на англичан и их управление. СПб., 1906, с. 133-134 (далее — Индия как главный фактор).

28. Северо-Индийский театр. Т. 2, с. 357.

29. Индия как главный фактор, с. 78.

30. Северо-Индийский театр. Т. 2, с. 343.

31. Там же, с. 344.

32. Письмо от 16 сентября 1899 г. из Сент-Марри.

33. Письмо от 29 октября 1899 г. из Лахора.

34. Индия как главный фактор, с. 2.

35. Северо-Индийский театр. Т. 2, с. 80.

36. Индия как главный фактор, с. 94.

37. Северо-Индийский театр. Т. 2, с. 344.

38. Индия как главный фактор, с. 128-129.

39. Там же, с. 75-76.

40. Письмо от 29 ноября 1899 г. из Агры.

Текст воспроизведен по изданию: Русские путешественники в Индии XIX - начало XX вв. Документы и материалы. М. Наука. 1990