№ 242

8 мая 1910 г. — Донесение Генерального консула в Калькутте Б. К. Арсеньева министру иностранных дел С. Д. Сазонову об отношении англо-индийского правительства и военных властей к проезду русских офицеров на родину через Северо-Западную Индию

Милостивый государь Сергей Дмитриевич!

Прибывший в Симлу в середине минувшего месяца капитан Генерального штаба Половцев обратился ко мне с просьбой об исходатайствовании разрешения андийского правительства на проезд его из Кашмира в пределы Российской империи через индо-китайскую границу via Гильгит, Килик, Ташкурган. Как известно императорскому министерству, капитан Половцев вернулся уже однажды из Индии в Россию сухим путем, проехав в 1907 году в бытность брата его, статского советника Половцева, нашим Генеральным консулом в Бомбее — из Сринагара з Ладакх и Кашгар, откуда он затем достиг Ташкента ¹. Тогда здешнее правительство обусловило свое согласие на такой сравнительно малоинтересный в военном отношении маршрут господина Половцева участием в экспедиции английского офицера. Предвидя, что ныне, когда намеченный господином Половцевым путь пролегает через важнейшие для англичан пограничные стратегические пункты и горные проходы, дело так просто не обойдется, я спросил названного офицера, нет ли с точки зрения нашего военного ведомства каких-либо препятствий к тому, чтобы его и на этот раз сопроводил представитель индийской армии. Мне думалось, что если бы я, передавая индийскому правительству о намерении господина Половцева вернуться в Россию через Восточные Памиры, мог одновременно заявить о полной готовности нашей, в свою очередь, допустить проезд по этому пути, вместе с нашим офицером, одного или нескольких офицеров английских — всякая подозрительность местных властей была бы таким дружеским заявлением уничтожена, и они пошли бы навстречу нашему желанию.

На вопрос мой господин Половцев мне ответил, что, по личному его убежденно, проезд английского офицера вместе с ним через Восточные Памиры не мог бы представить для нас решительно никаких неудобств. Однако во избежание нареканий от наших туркестанских властей, по-прежнему, несмотря на англо-русское сближение, относящихся несочувственно к посещению англичанами наших среднеазиатских владений, он просил меня не касаться в переговорах моих о здешним правительством вопроса о допустимости участия в задуманной им поездке представителя индийской армии.

Не считая себя вправе предпринимать по собственной моей инициативе какие бы то ни было шаги, которые могли бы не согласоваться со взглядами наших военных властей, я передал секретарю индийского правительства ходатайство каштана Половцева безо всякого упоминания о возможности предоставления с [333] на-щей стороны соответственной компенсации за просимое разрешение. Выслушав меня, означенный английский чиновник ответил мне, что возбуждаемый мною вопрос подлежит разрешению вице-короля ², которому, по прибытии его в Симлу, будет представлен по сему поводу специальный доклад.

Вероятно, доклад этот был составлен в отрицательном смысле: вскоре по приезде сюда лорда Минто Департамент иностранных дел известил меня, что, несмотря на самое искреннее желание вице-короля оказывать в пределах закона всякое содействие путешествующим по Индии русским офицерам, он, ввиду существующих правил о проезде иностранцев через пограничные пункты империи, не считает возможным разрешить капитану Половцеву проследовать через Гилгит и Килик.

С этим отказом индийского правительства любопытно сопоставить недавний мой разговор с главнокомандующим индийской армией ³, которого я несколько дней тому назад посетил ввиду специально выраженного им желания обменяться со мною мнениями по текущим политическим вопросам.

Оживленная и продолжительная беседа наша началась с заявления сэра О’Мур Крига, что в его лице я вижу одного из искренних и горячих сторонников англо-русской дружбы, о которой он давно уже мечтал и утверждению которой он, по его словам, старался всячески способствовать. Затем, восторженно отозвавшись о нашей армии, с которой он имел случай близко познакомиться в Китае во время боксерского восстания ⁴, главнокомандующий высказал свое глубокое убеждение, что Россия, конечно, осталась бы победительницей в последней войне ⁵, если бы внутренние события не помешали ей выполнить свой стратегический план до конца. «Во всяком случае, — продолжал он, — за печальный исход кампании русская армия не ответственна. Я уверен в этом, ибо я знаю ее. Я знаю ее превосходные качества, ее воинский дух, которым могли бы позавидовать любые войска в мире. И я как солдат, и как англичанин, мог бы только приветствовать установление тесной дружбы между нею и армией, вверенной моему попечению. Их задачи, их цели тождественны, и я не вижу, какими соображениями можно было бы оправдать нынешнее их отчуждение».

«К сожалению, однако, — добавил он, — не совсем так смотрят на дело здешние гражданские власти. Об этом я говорю Вам с откровенностью старого служаки — под большим, конечно, секретом. В них еще живы старые предрассудки, старый, ни на чем не обоснованный страх перед русским нашествием на Индию. Никто другой, как они, тормозят дальнейшее развитие англо-русского сближения, которое одинаково желательно для обеих сторон».

Тут я счел уместным коснуться поездки капитана Половцева, лично известного главнокомандующему.

«С моей стороны, — ответил мне сэр О’Мур Криг, — не было бы никакие препятствий к проезду русского офицера через Гилгит — конечно, при том непременном условии, что и моим офицерам не возбранялось проезжать через по граничные стратегические пункты Русского Туркестана. Но разрешение вопроса как Вы знаете, зависит не от меня, а от гражданских властей, которые, был может, посмотрят на это иначе. Во всяком случае, — добавил главнокомандующий, — чрезвычайно важно, чтобы как мною, так и русским военным ведомством в подобном случае избирались люди тактичные и культурные джентльмены в лучшем смысле этого слова, которые могли бы содействовать укреплению, а н ослаблению англо-русских симпатий. За капитана Половцева Вы, представитель России в Индии, ручаетесь. Этого для меня было бы вполне достаточно. В свою [334] очередь и я обещаю Вам, что при выборе английских офицеров, которым русское правительство, быть может, со временем разрешит проехать отсюда в Ташкент сухим путем, я буду крайне осмотрителен».

Затем главнокомандующий с живым интересом расспрашивал меня о впечатлениях, вынесенных мною от пребывания моего в Китае ⁶. С особенным вниманием отнесся он к моим сообщениям о быстрых культурных успехах Срединной империи ⁷, о распространении среди китайцев идеи национального единства и о преобразовании китайской армии.

«Все, что Вы говорите о Китае, лишний раз подтверждает факт пробуждения Азии, чреватый опасностями для всех держав, имеющих интересы на Востоке — прежде всего для России и Англии, которые перед лицом надвигающейся грозы должны как можно теснее сплотиться теперь же, пока еще не поздно».

Этими словами главнокомандующего закончился наш разговор, в котором с такой яркостью обнаружилось тяготение к нам главы индийской армии — лица, занимающего первое после вице-короля место в иерархии Индийской империи.

Считаю долгом донести Вашему Превосходительству, что идея необходимости теснейшего англо-русского сближения, насколько я мог заметить, широко распространена среди здешних военных кругов, представители коих неоднократно во всеуслышание высказывали мне искренние свои симпатии к России и сожаление, что между английской и русской армиями не существует более близкого единения. Дружеские излияния эти едва ли можно объяснить одною только вежливостью по отношению к иностранному представителю. С коллегами моими английские офицеры говорят совершенно иным языком. Так, например, мой немецкий сотоварищ не раз жаловался мне на крайне недоброжелательное, порою просто вызывающее их отношение к нему.

При наличии такого тяготения в нашу сторону представителей здешней армии для нас, быть может, было бы желательно пойти навстречу этому благоприятному для нас движению, условившись с английским правительством относительно установления правильного взаимообмена сношений между индийской армией и нашими туркестанскими войсками. Нынешний, одинаково стеснительный для обеих сторон порядок этих сношений, порожденный старым, отжившим предубеждением и основанный главным образом на взаимной подозрительности, едва ли при настоящих условиях соответствует нашим политическим интересам. До тех пор, пока он существует, мелкие трения и недоразумения, тормозящие дальнейшее развитие сближения нашего с Англией, неизбежны. Всякая поездка русского офицера в северо-западную Индию вызывает ныне переговоры взаимораздражающего характера, приводящие иногда, как, например, в вышеприведенном случае, к отказу, одинаково неприятному и тягостному для обеих сторон. Да это и понятно: трудно ожидать, чтобы англичане, коим мы отказываем в свободном пропуске через нашу туркестанскую границу, тем не менее с готовностью соглашались на проезд русских офицеров через важные в стратегическом отношении пункты северо-западной Индии. В результате обширный, почти непосредственно примыкающий к нашим среднеазиатским пределам край, столько раз в истории служивший поприщем военных состязаний, остается для нас запретною, неведомою областью, какою-то terra incognita.

Позволяю себе высказать мнение, что разрешение затронутого мною вопроса находится в тесной связи с общим принципиальным взглядом императорского правительства на английскую политику в Средней Азии. Если бы индийская армия поныне признавалась им нависшей над нами постоянной угрозою, от которой мы [335] должны обезопасить себя всеми имеющимися в нашем распоряжении средствами, — в таком случае, конечно, не могло бы быть и речи об облегчении английским офицерам доступа к нашей туркестанской пограничной линии, как не могло бы быть и надежды на то, чтобы индийское правительство допускало русских офицеров к изучению своих оборонительных и наступательных приготовлений.

Но раз такого взгляда более не существует, если, наоборот, для нас ясно, что задачи индийской армии сводятся ныне к поддержанию status quo в Средней Азии, в котором мы столько же заинтересованы, как и Англия, то, казалось бы, для нас, так же как и для англичан, могло бы быть только желательно возможно близкое единение двух соседних наших, преследующих тождественные цели, армий с устранением всех поводов для взаимного недоверия.

Каковы бы ни были неудобства, которые могли бы быть сопряжены с уничтожением недоступности нашего Туркестана для английских офицеров, неудобства эти, смею думать, были бы по меньшей мере вознаграждены уже одними теми выгодами, которые мы, в свою очередь, получили бы от возможности изучить действительное положение дел на северо-западной границе Индии.

С глубоким почтением и таковою же преданностью имею честь быть, Милостивый Государь, Вашего Превосходительства покорнейшим слугою

Арсеньев.

АВПРИ, ф. 147 Среднеазиатский стол, on. 485, д. 960, л. 54-68. Подлинник.

Комментарии

1. Половцов. Отчет о поездке в Индию. — Отчеты о поездке по Индии. Добавление к «Сборнику географических, топографических и статистических материалов по Азии». СПб., 1908, X» 9, с. 145-176.

2. Имеется в виду лорд Минто, вице-король Индии в 1905-1910 гг.

3. О’Мур Криг (1848-1923), английский военный, на службе с 1866 г., с 1870 г. — в Индии, принимал участие во 2-й англо-афганской войне, в подавлении Боксерского восстания в Китае, главнокомандующий англо-индийской армией в 1909-1914 гг.

4. В подавлении Ихэтуаньского (Боксерского) народного восстания (1899-1901 гг.) в Северном Китае принимали участие войска Германии, Японии, США, Франции, Италии, Австро- Венгрии, а также Великобритании и России.

5. Имеется в виду русско-японская война 1904-1905 гг.

6. До своего назначения в 1909 г. Генеральным консулом в Бомбей Б. К. Арсеньев служил первым секретарем русской императорской миссии в Пекине (с 1908 г.).

7. Термин некорректен. Китайцы называли свою страну «Срединное государство». Империи в Китае начиная с 225 г. до н.э. носили названия правивших династий.