-

ТИГР В БОЧКЕ.

В одном Французском замке собрались охотники... Шли рассказы об охотничьих подвигах; каждый старался выставить свое мужество и ловкость. Из всех охотников молчал только один: то был шестидесяти-летний старик, много странствовавший по свету, много видевший в жизни своей, но редко говоривший о делах своих.

— А с вами не уже ли никогда не случалось ничего чрезвычайного? спросил старика один собеседник. В глазах старика мелькнул огонь; ужас выразился на лице его. [364]

— Ничего, господа, сказал он, ничего, — это воспоминание. Тому уж тридцать лет, — в 1814 году, познакомился я с капитаном бенгальской армии, Мек-Кленчемом. Он славился мужеством, хладнокровием, удальством на войне и на охоте.

Так, например, он любил бродить по следам диких слонов. Он раздражал их, ловко укрываясь от их ударов, и, взбесив их, показывался им и хладнокровно вырывал у них волосы из хвоста.

Раз, после скучного плавания, прибыли мы к устью реки Xугли, и, по недостатку ветра, или от других причин, принуждены были бросить якорь. Большая лодка спущена была на море и послана на реку за водой. Капитан Мек-Кленчем и я, запасшись провизией, поехали провожать пустые бочки; случилось так, что у одной из них выломалось дно, и матросы оставили ее на берегу. Мы вышли на берег, а матросы поплыли далее; нагулявшись вдоволь, стали мы искать местечка, где бы нам пообедать. Не было видно нигде тени.

Капитан увидел пустую бочку; мы прикатили ее на то место, которое нам казалось повыгоднее, расположились в тени ее, начали есть, пить, провозглашать тосты за здравие друзей и [365] родных; вдруг... здесь, господа, позвольте не много приостановиться... тридцать лет тому назад, как услышал я этот рев... Он и теперь еще страшно отдается в ушах моих.

Капитан Мек-Кленчем не потерял присутствия духа, закричал мне: «смотри, Роберт, берегись!» сделал прыжок, которому позавидовали бы горные серны, и очутился на другой стороне бочки. Я успел присоединиться к моему другу прежде, чем предстал пред нами королевский тигр, или, вернее тигрица...

Началась страшная борьба. Никто из нас, ни капитан, ни я, ни тигр, не бывали еще в подобном деле. Поле сражения — пустынный берег, окоп наш — бочка, оружие — ловкость. Можете вообразить положение и чувства наши!

Луч надежды мелькнул нам. Не кинется ли тигрица на остатки нашего обеда? Она удовлетворит свой аппетит, и, может-быть, не захочет уже попробовать нашего мяса. Две минуты простояла она перед нашею провизией, и в эти две минуты успели мы собраться с духом и сообразить план обороны. Напрасная надежда! тигрица неподвижно глядела на нас, — мы были добычей, которой ей хотелось.

Несколько времени кружились мы около бочки. Это было выше сил человеческих; еще минута [366] и капитан и я пали бы от усталости... К-счастию, зверь был нетерпеливее нас; его раздражительной натуре не нравилась эта трагедия без развязки. С минуту тигрица была неподвижна, как-будто обдумывала, на что ей решиться; наконец свернулась, собрала все силы, чтоб прыгнуть на нас через бочку.

В голове моей пробежала, как электрическая искра, мысль о неизбежности смерти; я упал на колени. Через минуту, дивясь, что еще дышу, я повиновался голосу моего друга, который сказал: «Роберт, полезай!» Тогда я понял, в чем дело: бочка стояла вышебенным дном к верху, она нагнулась, когда тигрица кинулась к ней, и мой спутник, с тем хладнокровием, которое его всегда отличало, толкнул бочку ногой и дал ей такое направление, что она опрокинулась на зверя. Тигрица очутилась в клетке, в которую свет проходил только сквозь втулку.

Мы взлезли на бочку, стали на дне ее. Размышление показало мне, что положение наше мало улучшилось; мы не имели никакого средства дать знать о своем бедственном положении матросам; не могли долго пробыть на этой деревянной эспланаде, под которой рычал невольник, могши сделаться нашим господином, как-скоро мы оставили бы свой пост. [367]

Солнце склонилось к западу; с ним исчезали наши надежды на помощь. Хотя врагу нашему негде было развернуться, но мы слышали глухой рев его, как рев волкана, грозящего извержением. Мы находились как-бы над миной, которая, с минуты на минуту, грозила, взорвавшись, уничтожить нас. На бесстрастной до-тех пор физиономии капитана выразилось беспокойство, которое он тщетно силился скрыть. Вдруг, черты его изменились, улыбка осветила бледную его фигуру, он положил указательный палец на губы, в знак того, чтоб я молчал, нагнулся, осторожно склонил колено, протянул правую руку, и прежде, чем успел я отгадать, что он хочет сделать, он выпрямился, и я увидел в руках у него хвост чудовища, который он подметил в устье втулки, и тянул к себе до самого корня. Сколько мог, я помог ему в этом новом маневре. Было ясно, что пока между нами и тигрицей будет бочка, мы можем считать себя безопасными. Мы могли надеяться также, что дотащим тигрицу до берега.

Осторожно слезли мы с бочки. Но неверно рассчитали мы свои силы и силы тигрицы; не смотря на то, что тигрица почти не могла действовать задними ногами, она потащила нас за собой... Все наши усилия остановить ее были напрасны, — она [368] быстро шла, и мы с нею, все далее и далее, и глухо ревела...

Так пробежали мы с милю; капитан крепко держал хвост; я держался за капитана. И сказать ли вам, господа? В голове у меня пробежала-было адская мысль, покинуть друга и бежать. Так слаб человек, когда дело идет о спасение, или о личной выгоде!

От неровности почвы, от корней, выдавшихся наружу, тигрица приостановилась. Эта минута отдыха позволила моему храброму и сметливому другу придумать средство спасения, которое рекомендую каждому, кому случится быть в таком же положении, в каком мы находились. Это средство испытанное.

Чудесное средство состояло в том, что капитан сделал из хвоста узел, который не мог проскочить во втулку, когда он выпустил его из рук. Тигрица должна была тащить с собою тюрьму свою, но мы имели возможность бежать. Сделав узел, капитан велел мне крикнуть как можно пронзительнее. Дико, страшно крикнули мы, и, в добавок, я разбил одну об другую две бутылки старого рома, бывшие у меня в кармане. Испуганная тигрица пустилась бежать с бочкой, и скоро исчезла из вида.

Этот смелый подвиг, без сомнения, был самым блестящим подвигом в жизни моего друга капитана, и, не смотря на свою скромность, [369] он вспоминал иногда этот эпизод. С какою радостью встретили мы матросов на берегу! Они хотели уже плыть к кораблю, в море... Наступила ночь, — долго искали они нас, увидели на песке следы тигра и остатки нашего обеда, и заключили, что мы сделались добычею лютого зверя.

Несколько дней пролежал я в горячке...

Текст воспроизведен по изданию: Тигр в бочке // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 50. № 199. 1844