-

ОХОТА НА ТИГРОВ В ИНДИИ

Рассказ французского охотника.

Продолжительное пребывание мое в одном округе Восточной Индии, опустошаемой тиграми, дало мне возможность изучить их нравы и быть свидетелем причиняемых ими бедствий. Каждое почти семейство туземных поселян имеет причину оплакивать потерю ближнего, погибшего в бою с этим зверем, или, что чаще случается, похищенного людоедом: так обыкновенно называют тигров, предпочитающих человека животному. Значительное число домашних животных, похищаемых ими, и великие потери, происходившие от того для бедных земледельцев, заставили [107] наконец правительство назначить большую денежную награду за голову тигра. Следующий факт дает понятие об опустошениях, делаемых тиграми: из оффициальных отчетов видно, что в одном округе, в продолжение трех лет, погибло триста человек и пять тысяч голов скота; следовательно средним числом на год приходится по сту человек и тысяче шести сот шестидесяти голов скота.

Тигр вообще труслив, коварен и кровожаден, но иногда с необыкновенною смелостью нападает, и ничто не может сравниться с стойкостию, с какою он защищает себя в бою, а спокойствие, с каким он умирает, ужасно. В каждом из них звериная природа выражается по-своему. Один лежит покойно в своей берлоге и, пробитый пулями, умирает, как дикарь Нового Света, не показывая никакого покушения ни к нападениям, ни к бегству; другой избегает боя до первой раны, но почувствовав удар свинца или железа, с отчаянием бьется, до последнего издыхания. Были случаи, что тигр, не дожидаясь выстрела, нападал на слона.

Большею частию старая тигрица делается людоедом; она выбирает самые уединенные места, ходит украдкою, иногда ползком, и при первой тревоге убегает в непроницаемую чащу, откуда только огнем можно выжить ее; мне случилось видеть, что одна тигрица оставила убежище тогда [108] только, когда уже вся шерсть на ней сгорела; но услышав шаги одного человека, она пробирается к самому краю чащи и осматривается кругом. Она знает, что невооруженный путешественник — легкая добыча, что доказывается множеством человеческих скелетов, раскиданных вокруг ее логовища. Тихим, кошечьим шагом, подкрадывается она к своей жертве, длинным хвостом своим бьет воздух направо и налево, острые когти выпускает из бархатных ножен, искры летят из зверских глаз ее; один прыжок, и добыча в судорожных движениях бьется в ее когтях; потом, с закрытыми глазами, с глухим ворчаньем, выражающим злобную радость, она сосет еще горячую кровь, ручьем льющуюся из горла умирающего.

Людоед всегда держится в засаде близ селения или проезжей дороги, и почти всегда выбирает свои жертвы между людьми. Когда тигр поселится, так сказать, у самых дверей жилищ, тогда полевые работы совершенно прекращаются. Женщины не смеют выходить к колодцу за водою; изредка случится увидеть несколько отважных земледельцев, выходящих из селения, или бегом возвращающихся назад; громкими криками они стараются устрашить невидимого своего врага.

Несмотря на все предосторожности, предписываемые благоразумием, каждый день исчезает [109] кто-нибудь из членов маленького общества; прохлада вечерняя приносит с собою не радостные звуки гитары или громкий смех девушек, но погребальный плачь.

Истребитель между тем заливает свое горло человеческою кровью, и дерзость его со дня на день усиливается.

Наконец терпение Индусов переходит в отчаяние. Молодые люди дают клятву, отомстить смерть ближних и освободить округ от зверя. С саблями и щитами они окружают логовище тигра. Все вместе с быстротою бросаются, на зверя, и почти всегда удается им изрубить его в куски. Но успех возможен тогда только, когда логовище находится в кустах не слишком высоких и победа покупается всегда ценою крови и потерь со стороны осаждающих.

Если тигр выбрал своим убежищем поле, засеянное тростником или яварри (растением из семейства зерновых), то ему не опасны нападения пеших людей. Без помощи слона нет никакой возможности выжить его оттуда и бедные земледельцы оставляют свои поля до того времени, пока не угодно будет зверю переселиться в другое место.

В подобных обстоятельствах появление европейского охотника почитается здесь даром небесным; отыскивать и вступать в бой с этим бичом туземных племен составляет главную [110] прелесть охот в Индии. Охотятся на тигров большею частию облавами; но никогда не должно делать облав на угад — неудачная облава испортит на долго всю охоту; встревоженный зверь оставит окрестные логовищи, и переселится в отдаленные. Для избежания этих неудобств, надобно прибегать к помощи туземных промышленников-охотников, с необыкновенною верностию умеющих находить убежище тигров; для полного успеха нужен еще хорошо приученный слон.

Некоторые касты, полудикие и бедные; снискивают себе скудное пропитание трудным и опасным промыслом — истреблением тигров или отыскиванием их для европейцев. Эти промышленники-охотники имеют все достоинства, нужные для своего дела: при орлином глазе решительность и отвагу львиные, терпение и неутомимость.

Найдя свежий отпечаток лапы, такой охотник следит зверя дни и ночи, и оставит свои поиски тогда только, когда может дать верный в них отчет. От оврага до оврага он отыскивает широкие следы, иногда углубленные в песке, иногда так легко отмеченные на кремнистой поверхности, что для глаза европейца они вовсе, невидимы; но для опытного глаза достаточно одного кремня, сдвинутого с места, перевернутого листка или изломанной былинки, и он продолжает свои поиски с безмолвною самоуверенностию, до последнего [111] куста, служащего убежищем зверю; по удостоверении, что тигр не может быть в другом месте, его окружают облавою.

Обложенный таким образом, зверь почитается полуубитым. Иногда Индеец не довольствуется такою мелочью, и прекращает свои поиски тогда только, когда собственными глазами уверится, под каким кустом отдыхает зверь; потом возвратясь легким кошечьим шагом, уведомляет охотника.

Мне случилось видеть, что эти люди преследуют свою добычу в продолжение трех дней и оканчивают полным успехом. Ничто не может сравниться с смелостью этих полунагих дикарей. Под пламенным солнцем они умеют отличать самые легкие отпечатки на песке или на горячих скалах, отражающих блеск, нестерпимый для глаза других, и не смотря на то, они продолжают свои поиски в продолжении нескольких дней без остановки, с такою решительностию, которой никакая усталость поколебать не может; редко случаются с ними неудачи.

Там, где нельзя было найти опытных промышлеников, я употреблял другое средство для открытия логовища тигров; вечером привязывали молодого быка близ оврага или чащи, посещаемых ими; ночью бедное животное обыкновенно бывало похищаемо. Тогда не трудно было отыскать похитителя, после сытного обеда, в глубоком сне [112] покоющегося в своем логовище. Есть еще и другой способ: помещают многих сторожевых на деревьях; при рассвете они увидят зверя, возвращающегося с ночных похождений и обложат его. Каким бы способом зверь ни был отыскан, первая забота охотника — обеспечить свой успех; для этого нужно собрать сколько можно больше людей из ближних селений и обложить тигра со всех сторон, чтобы удержать его на месте до прибытия слона. Если приметят его беспокойство, что бывает с ним всегда, когда желудок ненаполнен досыта, то всеобщий крик облавы заставит его остаться в своем убежище: несмотря на свою лютость, тигр труслив, и не любит являться в свет среди белого дня.

Отыскавши тигра, скажем несколько слов о полезном союзнике охотника, слоне. Хорошо выдержанный слон имеет неоцененные достоинства: он ищет не хуже лягавой собаки, и безопасно несет своего седока по самой неровной и опасной поверхности, по непроходимой чаще, шаг за шагом, с осторожностию и осмотрительностию, которые возвышают инстинкт его почти на степень человеческого рассудка; он опрокидывает головою или вырывает хоботом деревья, загораживающие ему дорогу; для необъятной силы его нет никаких препятствий; по известному сигналу он подбирает камни и подает своему проводнику, [113] который бросает их в кусты, по предположению сслужащие логовищем зверю.

На шедши тигра, он уведомляет о близости врага, подняв вверх хобот и дуя из него особенным образом, что называется трубить (trompeter); хорошо натасканный слон стоит покойно, и ждет приказаний корнака.

Нетерпеливость и дерзость кидаться на тигра без позволения — самые большие пороки в слоне; от сильного потрясения седок теряет равновесие и верный выстрел делается невозможным; нужна большая ловкость, чтобы не полететь через его огромную голову, когда, во время нападения, он упадет на колена. Неопытность корнаков, которые поощряют топтать ногами тигра, обыкновенно бывает причиною этой дурной привычки в слонах, делающей их дикими и злыми. Первое достоинство слона — остановиться, как только тигр найден, и не показывать нетерпеливости; а чтобы приучить его к тому, должно запрещать ему касаться до убитого тигра. Корнак обязан только ласкать его и давать ему кусочки сахару, омоченные в крови тигра. Доводят иногда слона до такой степени хладнокровия, что он не пошевелится и тогда, когда тигр вскочит ему на голову; надобно однако же сказать, что не много таких, которые не пришли бы в робость от смелого нападения.

Ветеран, усовершенствованный опытностию и [114] хладнокровием корнаков и меткостию выстрелов своего господина, имеет полную к ним доверенность; но другие обращаются в бегство при первом реве тигра; скажем в заключение, что и лучшие из них подвергаются неизлечимой трусости, если были хоть раз ранены тигром.

Мне случалось ездить на слонах напуганных; положение весьма неприятное; но все я предпочитаю трусливого беглеца настойчивому упрямцу, который порывается убить зверя. В последнем случае гибель охотника почти неминуема; слишком пылкой слон или сбросит его в пасть бешеного тигра или раздавит собственными коленами.

На хорошо-приученном слоне охота на тигров вовсе не опасна. Помещение на боудасе (род кресла или скамьи, укрепленной на спине слона) весьма удобно; можно стрелять по всем направлениям, и только плохой стрелок сделает промах. Но и в этом случае опасности мало; тигр бросается на слона и охотник, на которого он мало обращает внимания, успеет раздробить ему голову и не даст времени наделать много зла.

Корнак играет важную роль в охоте; весь успех зависит от его смелости. Сидя верхом на шее слона, он управляет движениями этого тяжелого животного, поощряя его то голосом, то орудием, похожим на лодочный багор. Острием он принуждает его двигаться вперед или наказывает за упрямство; приложив крючок ко лбу или [115] уху слона, останавливает или поворачивает его по своей воле. Впрочем, положение корнака незавидно. Езда на шее слоновой беспокойна; в случае неудачи, обращение с ним господина жестоко; он всегда подвержен опасности или попасться в когти тигра или получить в затылок пулю, пущенную неловким стрелком; ему нужна двойная порция терпения и неустрашимости, и должно отдать справедливость корнакам: они всегда готовы на всякую опасность. Отважность есть качество необходимое в корнаке: робость его слон вдруг заметит, и сделается также боязлив, как и его проводник.

По прибытии к логовищу, первая обязанность охотника обознаться с местностию и расставить сторожевых на возвышенностях, чтобы тигр не мог проскользнуть неприметно. Наконец, слон медленно подвигается вперед, отбрасывая валежник, вырывая траву, и прочищая чащу. Вот слон трубит и тревожными вздрагиваниями подает знаки о близости зверя: раздается глухое рычанье — тигр переделами. Если он от первого выстрела не ляжет на месте, то кинется на слона или постарается убежать. В первом случае достаточно одного меткого выстрела, чтобы сбросить его под хобот слона; во втором крики охотников, а в случае нужды брошенные ракеты заставят его удалиться в берлогу. Когда же, несмотря на все предосторожности, ему удастся убежать, [116] тогда по указаниям сторожевых начинаются новые поиски.

Где нельзя найти слона, там бьют тигров с высоких дерев. Замечательно, что тигр никогда не делает покушений влезть на дерево, хотя, по устройству его членов, казалось бы легко это сделать. Может быть тяжесть его тела служит тому препятствием; но вероятнее всего, что им нет нужды делать эти упражнения, судя по способам, какими они приобретают добычу. Мне часто случалось стрелять тигров с высоты, не превосходящей шести футов, и никогда я не примечал попыток их добраться до меня, хотя им ясно было видно, откуда сделан выстрел. Раненый тигр редко ищет неприятеля над своею головою, но смело кидается вперед против опасности.

Хотя охота этим способом не доставляет полного удовольствия, но ожидание зверя производит какое то неопределенное внутреннее волнение. Я видел многих и убил многих; и что же! и в последний раз, при внезапном появлении властелина вертепов, по всему составу моему пробегал какой-то трепет, о котором можно составить себе понятие только по опыту. Злобный зверь перед вами; вы убеждены в его ужасной силе; вы любуетесь его красивою кожею и мощными формами. На минуту он останавливается и грозным ворчанием вызывает на бой; полный жизни, этот образец силы и гибкости с важным видом [117] приближается к своему вертепу, ни человек, ни животное не осмелится следовать за ним, но он не достигнет своего убежища: выстрел карабина раздался; пули пробили его легкие, и кровь ручьем полилась из открытой пасти; он делает судорожный скачек, и радостные крики охотников отвечают на предсмертный его ропот.

Замечателен способ истреблять тигров, употребляемый в округе Уайноде. Окружают логовище крепкими сетями (тенетами), прикрепленными к высоким шестам. Туземцы, под предводительством жрецов, становятся около сети и вызывают тигра на бой, бьют его копьями сквозь сеть, когда он кидается на них, и всегда убивают. Один очевидец уверял меня, что этого рода охоты весьма занимательны. Несколько раз тигр покушается прорвать сеть, и каждый раз, получив новые раны, отступает окровавленный и обессиленный.

Тигров, выпущенных из клеток, окружают всадники с одними копьями: но это одна только забава. На тигров, живущих на свободе, этого рода охота была бы безрассудна; разве сама судьба спасет охотника от пасти зверя.

Есть смельчаки, которые пешком, с холодным оружием, охотятся на тигров. Я знал пять братьев, молодых, неустрашимых и сильных людей, которые охотились таким образом; все вместе они дружно нападали на тигра, спящего в берлоге, и всегда счастливо; но горе им, если [118] зверь приметит их прежде, чем они успели поразить его: и пятидесяти человек мало для полной удачи. Вообще, немногие из опытных охотников отваживаются на охоты такого рода, и сколько мне известно, эта безрассудная отвага имела неизбежным следствием преждевременную смерть.

Удивительная живучесть кошечьей породы требует возможной осторожности в охотах на тигров; предположим, что охотник, имея достаточно отваги и хладнокровия, подпускает зверя на близкое расстояние, в полной уверенности посадить ему пулю между глазами: и в случае успеха он не может считать себя вне опасности. Все опытные охотники уверят его, что пуля, пущенная в голову тигра, не остановит его. Я сам был свидетелем, как он, с пулею во лбу, пронесся на значительное расстояние.

Следствия неосторожного приближения к тигру, почитаемому убитым, ужасны. Один силач из Мадраса мерил хвост тигру, полагая, что он уже издох; испуская последний вздох, зверь раздробил ему череп своими когтями. Вот другой случай: старый охотник положил на месте тигра, выстрелив по нем с дерева; бывший с ним сын его, несмотря на запрещения, соскочил с дерева и горящим факелом стал обжигать усы зверя; этот, сделав быстрый оборот, схватил лапами ногу юноши и не выпустил ее до [119] последнего издыхания. Неблагоразумный юноша остался калекою на всю жизнь.

Следующие случаи покажут невероятную силу мускулов тигра.

Близ нашего лагеря был зарезан молодой бык в поле, огороженном заостренными кольями, вышиною в шесть футов. Спустя два часа по получении о том известия, мы пришли на место происшествия. К нашему удивлению, бык съеден был за огорожею, и между тем все было цело; ни один кол не поврежден. Два широких отпечатка лап по обе стороны ограды объяснили нам тайну: тигр одним скачком перенес свою добычу через ограду; явные признаки, что бык зарезан внутри ограды, убедили нас в истине этого заключения.

Другой пример. Один земледелец пахал землю четырьмя быками; окончив одну борозду, он стал поворачивать на другую; в это время из ближнего кустарника тигр кинулся на первого быка и одним ударом мощных когтей раздробил ему шею; таким же образом он убил остальных трех. Земледелец нашел спасение на дереве, откуда мог видеть, как чудовище, окончив дело разрушения, скачками скрылось в чаще, не коснувшись ни одного трупа, как будто желая показать, что оно действовало по страсти к кровопролитию, а не для удовлетворения голода. Один из быков [120] с такою силою был опрокинут на спину, что рога его глубоко вошли в землю.

Мне случалось видеть быка, убитого тигром; на висках трупа видно было по пяти ран, и кровь ручьями лилась из горла; других признаков насилия я не нашел, но череп был так раздроблен; что уступал давлению моей руки, как мешок, наполненный мелкими костями.

Такая сила не удивит того, кто анатомически знает построение тигра. Его лапы имеют чудный механизм; к кости, столь же плотной и крепкой, как слоновая, прикреплена полная система мускулов и жил, какую можно найти только в этом грозном оружии одного из самых ловких и разрушительных зверей. Я с точностию мерял одну из таких лап: она имела в окружности два английских фута: длина тигра от морды до конца хвоста была десять футов; он была средней величины; челюсти, шея и плечи показывают такую же силу и крепость.

От туземных охотников я слышал, что дикие собаки, если число из достаточно, нападают на тигров, и разрывают их на куски. Дикие индейские собаки очень злобны; они ростом с большую дворовую, шерстью рыжие или светлокаштановые, уши у них стоячие, остроконечные, хвост висячий, пушистый. Они охотятся без лаю, стаями от десяти до тридцати, и так, горячо и дружно [121] гонят, что могут опрокинуть всех жителей лесных.

Мне рассказывали о двух нападениях этих собак на тигров. Не знаю до какой степени верить этим рассказам, но по своим наблюдениям могу уверить, что тигры избегают встречи с ними, и что, стая диких собак, поселившаяся в соседстве их, всегда вытесняет их из любимого логовища.

Тигр подстрекает свою добычу обыкновенно ночью; днем он почти невыходит из своей берлоги и видеть его можно только при поисках.

Нападений среди белого дня можно ожидать только от людоедов; так я думаю; другие же тигры, в этом отношении, опасны только при встрече с ними лицом к лицу, особенно, когда их томит голод, или самка защищает вход к своим детям.

Любовь материнская, чувство, делающее необыкновенно смелыми самых робких животных, должна повидимому усиливать отвагу тигрицы, но на деле выходит не так. Мы убили многих, с молодыми разного возраста, и мне не случилось заметить, чтобы они обнаружили материнскую заботливость о сохранении малюток, когда сами находились в опасности: они обыкновенно покидали детей, предоставляя их собственным благоразумием выпутаться из беды, и не показывали никакого беспокойства об их безопасности. [122]

Во всех животных человек производит какой-то инстинктивный страх, и потому они не избирают его своего добычею до тех пор, пока случай не откроет его слабости. Тигр, сделавшей такое открытие и попробовавший человеческого мяса, совершенно изменяется в своих свойствах — тогда он делается людоедом. С этого времени он покидает пустынные леса, и переселяется в соседние места к селениям; стада безнаказанно пасутся перед ним; попадается в его пасть один хозяин.

Людоед особенно отличается самою тонкою хитростию и злостию. Следующий анекдот дает о том понятие.

Несколько лет тому назад, одна тигрица навела ужас на всю окрестность. Пожирая одних только людей, она с такою быстротою переходила от одной деревни к другой, что не было никакой возможности узнать, где ее логовище; что день, то новая потеря; все поиски по соседним берлогам оставались без успеха, враг был уже далеко; на другой день оплакивали другую жертву в селении, отдаленном на значительное расстояние. Правительство назначило большие награды и потом удвоило их; но жестокость и хитрость тигрицы такой навели страх, что никто не отваживался напасть на нее. Зло увеличивалось со дня на день: некоторые деревни опустели, жители не смели выходить из домов, и каждое утро в каком-нибудь семействе [123] оплакивали потерю одного из членов. Наконец охотники послали толпу сыщиков по ее следам; три дня следили ее по жгучим пескам и только на четвертый день могли обложить ее: так осмотрительно избегали они нечаянного нападения; но для этих людей нет невозможности.

На четвертый же день, в главной квартире получили счастливую весть, что славная тигрица обложена. Многие охотники, с хорошо выученным слоном, прибыли на место. Они были на лошадях; один из них, переезжая чрез овраг, был аттакован тигрицею и только скорость лошади спасла его от опасности. Тигрица была встревожена, нельзя было медлить. Пустили слона, сыщик шел подле него, чтобы открыть следы; вошли в чащу.

Следы были свежие, и полукругом довели охотников до того места, откуда начинались. Далее, ни признака; сам сыщик пришел в недоумение. Сделали новый круг, но без всякого успеха; но каково было удивление охотников, когда за ступнями слона, они приметили свежие следы тигра! Чистая загадка. Сделали еще круг; к таинственным следам присоединились новые и потому же направлению, но тигра не было; не зная, что делать, они остановились.

Сыщик отошел от слона, и капитан О., сидевший на нем, оборотился назад, чтобы осмотреться, и к удивлению его, глаза его встретились [124] с глазами тигрицы, притаившейся на крупе слона и внимательно следовавшей за движением сыщика. Во все время она украдкою шла за слоном, нем разрешилась загадка двойных следов, и вероятно выжидала случая схватить сыщика, как будто была уверена, что при ее сметливости ружья охотников не опасны. Но час ее пробил. Капитан О. послал ей пулю между глаз и растянул на месте.

В заключение, расскажу забавное происшествие, слышанное мною от одного Кандимского охотника.

«Мы гнались за раненым тигром, у которого была перебита нога. Несколько сыщиков, искавших его в высокой траве, возвращались назад; вдруг сзади слона выскакивает тигр и нападает на заднего из них, человека низенького, хохлатого, кривоногого, кубической формы, похожего больше на сатира, чем на человека. Бедняжка изо всех ног уплетал до ближнего дерева: тигр с ревом гнался за ним.

«Клянусь Магометом! забавно было смотреть на прыжки маленького охотника. Как раз вовремя добежал он до дерева и вскарабкался на сук. Он съежился на нем до возможно малого объема, в ожидании скорого путешествия к гуриям. Тигр сделал несколько отчаянных попыток, чтобы схватить свою добычу, но на трех ногах все скачки были безуспешны, силы его скоро истощились. [125] Теперь настала очередь сыщика. Уверенный в личной безопасности, он начал горькую филиппику против беззащитного своего врага, который сидя на корточках, бросал на него пламенные взгляды и страшным ревом отвечал на обидные ругательства.

«Воспламененный собственным красноречием, оратор стал прыгать с сучка на сучок, кривляясь и каркая на разные голоса, что давало ему вид рассерженного бабуина; иногда, чтоб больше досадить тигру, подражал его реву; наконец, выбившись вовсе из сил, растянулся на сучке, наклонился почти до самых когтей и кончил эту неподражаемую сцену, плюнув в морду своему презираемому врагу; сначала встревоженные опасностию нашего маленького товарища, мы погнали было слона на тигра, но фарс имел столько комизма, что мы остановились и смеялись до колотья в боках: к нашему сожалению, надобно было кончить эту комедию трагически — смертельным для тигра залпом».

Текст воспроизведен по изданию: Охота на тигров в Индии. Рассказ французского охотника // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 98. № 389. 1852