-

ОХОТА НА КРОКОДИЛОВ

Летом 1846 года, в то время, когда вся Англия бредила о железных дорогах, я жил на берегах Рогана, небольшой реки в одной из северо-западных областей Ост-Индии. Здесь, в первый раз, видел я муггера (Индийского крокодила). До тех пор я знал эту породу только по чучелам, украшающим потолки наших Музеев, да по рассказам путешественников, рассказам ужасным, невероятным. Я вспомнил Ватертона, доехавшего верхом на Гвианском каймане до берега реки. О [557] священных Нильских крокодилах я имел некоторое понятие; но все это было перепутано в моей голове; я готов был видеть в этом призрак, миф, фантазию в роде чудовищной птицы Синдбада Морехода, или того лесного человека, который, по словам негров, мог бы говорить как и всякий другой человек, если бы страх быть принужденным к работе не сковывал его языка.

Однажды утром, плывя в лодке по Рогану, я увидел, на песчаной отмели, что-то похожее на полусгоревший древесный обрубок. Я приблизился к этому предмету, и, к крайнему моему изумлению, очутился перед огромною пресмыкающеюся гадиною. И так, старинные предания о драконах, грифах, крылатых или чешуйчатых чудовищах не были вымыслами; геологи не бредили, когда толковали о мососаврах, гилесапрах, плесиосаврах и прочих саврах, прошедших или настоящих. Передо мною был действительный савр (т. е. ящерица), в осьмнадцать футов длины и с великолепною чешуей. Этого было достаточно для убеждения неверующего, и, в продолжение нескольких минут, я не спускал глаз с необыкновенного животного, спрашивая сам себя, что у него было на душе, или, вернее, в теле. Крокодил, повидимому, спал, но хорошо ли он спал? Не грезил ли он? О чем же мог грезить крокодил? О том старом свете, куда я мысленно запрятывал его? о рыбах, под ним плававших? о [558] мужчинах, и женщинах, которых проглотил на своем веку? Он дышал тяжело, даже храпел: не от несварения ли в желудке? не от нескольких ли колец или других медных вещей, украшавших руки и ноги какой нибудь Индусской красавицы, съеденной накануне? Но крокодил был так покоен, наслаждался таким безмятежным сном, что я не смел долго подозревать его в подобных жестокостях. Очевидно, что в нем не было даже тени угрызения совести, даже слабейшего вздоха раскаяния. Я взводил на него небылицу. Эта мысль разжалобила меня; я почти желал ему добра. Я не мог себе вообразить, чтобы, проснувшись, он вздумал схватить меня. Посмотрим, сказал я сам себе, и ударил веслом по воде. В то же мгновение, милая гадина, потревоженная в своем сне, приподнялась, разинула, как мне показалось, красную, липкую, усеянную острыми зубами пропасть, или, говоря проще, огромную глотку. Крокодил зевал. И как зевал! Однако он скоро сжал свои челюсти с таким скрипом, от которого у меня пробежала дрожь с головы до ног, и, гневно взглянув на меня, нырнул в воду.

Спустя несколько времени, я спокойно разговаривал, у себя дома, с братом моим, как вдруг к дверям подбежала, с пронзительными криками, Индианка, вырывая у себя волосы клочками, бросилась в ноги, и стала колотиться о [559] землю, как будто хотела разможжить себе голову. За нею следовала толпа женщин, которые все выли и бесновались. Я спросил о причине: двенадцать голосов отвечали мне на все тоны, что, за четверть часа перед тем, бедная женщина полоскала белье на берегу реки, имея возле себя годового ребенка, и страшный крокодил унес невинного младенца. Всякая помощь была невозможна; однако мы схватили ружья, и поспешили на место несчастного происшествия. Вокруг нас господствовала невозмутимая тишина; на воде ни одной струйки; над нами носился пестрый зимородок, склонив клюв к груди, и высматривая рыбу; вдруг он пустился как стрела, нырнул, и явился чрез несколько секунд, но без добычи: он дал промах, и, улетая, кричал резко, насмешливо, как будто хотел утешить себя в неудаче.

В другой раз, сидя на самом возвышенном месте берега, я стрелял в больших рыб, которые, от времени до времени, показывались на поверхности воды. Одну из них я застрелил, а мой любимый пудель бросился за добычей. Он уже доплыл до половины реки, когда, в шестнадцати футах ниже, я с ужасом заметил голову огромного крокодила: глаза гадины сверкали, пасть была открыта. Пудель взвыл пронзительно и вспрыгнул на воде. Крокодил плавал скоро; он был уже недалеко от собаки, но в это мгновение я выстрелил ему в голову. Пена, волнение воды, темная [560] полоса крови, больше я не видал ничего. Моя верная Юнона спешила между тем к берегу, держа над водою свою красивую, шелковистую голову; еще несколько секунд, и она, дрожа от страха, уже каталась у моих ног, смотря на меня своими томными глазами с чувством невыразимой радости. Бедная Юнона, не надолго принадлежала ты мне! Другой крокодил схватил ее в мое отсутствие. Я пожалел о собаке, и решился отмстить за нее.

Настала дождливая пора. Сосед мой, Голл, предупреждая меня о своем посещении, просил прислать ему грума с верховою лошадью. Грум и лошадь должны были ожидать его в назначенном месте. Сидгу — так звали грума — при небольшом росте, отличался силою и крепостью, имел открытую грудь, тонкие, но стальные члены, словом был совершеннейшим типом скорохода. Сопровождая барина едущего на коне, как это бывает на Востоке, он мог пробежать до осьми Английских миль (12 верст) в час.

Вскоре по закате солнца, г. Голл явился ко мне весь мокрый и в грязи. Я смекнул, что случилось какое-нибудь необыкновенное происшествие, и выбежал к гостю навстречу. Опасного, повидимому, ничего не было: приятель мой не имел на себе ни каких наружных признаков, и потому я стал подшучивать над его невольным купаньем. [561]

— Смеяться нечему, возразил Голл; ваш грум погиб.

«Утонул?»

— Нет, съеден огромным крокодилом.

Вот что рассказал мне Голл.

Достигнув небольшой речки, в двух милях, он и Сидгу нашли воду столь высокою, что надлежало пустить лошадь вплавь. Пришпорив своего коня, Голл смело въехал в реку, держа в руках конец веревки, которою грум опутал свое тело, как это обыкновенно делают Индусы, когда таскают воду из глубоких колодезей. Добравшись до берега, Голл потянул к себе веревку. Он видел, как медленно подвигалась, по мутной воде, черная голова Сидгу, в чалме, видел его жемчужные зубы, но вдруг грум опустил руки, вскрикнул и исчез. Голл, вокруг ручной кисти которого веревка была обвернута два раза, почувствовал, что его тянут, не устоял на берегу и упал в воду. Взгляд его встретился с длинным хвостом крокодила, зазубренным наподобие пилы, и колотившим воду в нескольких шагах. Явная опасность заставила Голла выпустить из рук веревку. Кое-как взобрался он по скользкому берегу реки, и когда осмотрелся, все было тихо; только развернувшаяся, в виде шарфа, чалма грума плыла по течению. Голл, увлекаемый чувством утопающего, который хватается за соломинку, побежал за чалмою, вытащил ее из воды палкою, и [562] взял с собою, как последнее воспоминание о бедном Сидгу.

Недобрые вести скоро распространяются в Индусской деревне: жена грума, узнав о своем несчастий, прибежала, плача и рыдая, к жилищу нашего приятеля, и положила к ногам его ребенка. Он не мог удержаться от слез, стараясь утешить вдову; с трудом удалось ему успокоить первые порывы отчаяния несчастной — обещанием обеспечить будущность сирот.

Голл не принадлежал к числу меланхоликов, но на этот раз мы оба курили молча; наконец, как бы повинуясь одной мысли, заговорили вдруг о средствах истребления крокодилова отродья. Многие планы были обсуждены в подробности, но ни один из них не представлял ручательств за успех. На другой день, после завтрака, я показал моему приятелю галвэническин снаряд, недавно присланный мне из Англии для взрыва древесных стволов, затрудняющих судоходство по рекам. Я уже хотел приступить к пояснению теории снаряда и его действия, как Голл остановил меня:

— Именно это нам и нужно! воскликнул он: вместо того, чтобы взрывать деревья, испытаем действие снаряда над крокодилами. Что скажешь?

Конечно, ничто не мешало нам взрывать крокодилов кроме возможности располагать самого миною. Однако чем более мы толковали об этом [563] замысловатом средстве, тем удобоисполнимее оно нам казалось.

Пока есть рыба, крокодил остается в одних и тех же местах. Тот, который съел несчастного грума, хорошо был известен окрестным жителям: не раз уносил он коз, баранов, поросят, детей, и однажды хотел утащить даже буйвола, напав на него в ту минуту, когда он пил на берегу реки. Но добыча пришлась прожорливой гадине не под силу: по мелководью, крокодил не мог утопить буйвола, и, испытав действие его страшных рогов, поспешил убраться восвояси.

Производя опыты над взрыванием древесных стволов, я заметил, что от сотрясения погибали все рыбы, плававшие в окружности ста и ста двадцати футов. Все они являлись сонными на поверхности воды. Из этого я заключил, что, расположившись в приличном расстоянии от крокодила, мы можем, если не разорвать гадину на части, то, по крайней мере, оглушить ее потрясением. Подводная мина опрокидывает окружающие ее предметы гораздо сильнее, нежели равное количество пороха на суше, потому что сопротивление воды усиливает удар.

Окончив приготовления, мы сели в небольшую лодку — Голл, мой брат и я, и пустились по течению до того места, где речка впадает в Ротан. Здесь мы вышли на берег, и Голл купил в одной деревушке битого козленка. В этом [564] козленке, именно в животе, был зашит рог с шестью фунтами пороха, к которому были прикреплены проводники. К заряженному таким образом козленку мы привязали еще две крепкие веревки, и вокруг одной из них обмотали бичевкою проводниковую проволоку. Веревки имели в длину около девяносто футов, и на оконечности обеих было прикреплено по одной из тех козьих шкур, надутых в роде шара, которые употребляются в Индии для носки воды. Голл пошел, с одною из этих шкур под мышкою и с веревкою, намотанною на руке, по одному берегу речки; брат мой, вооруженный таким же образом, направился по другому берегу. Веревка, несомая моим братом, принадлежала к проводнику снаряда. Я следовал поодаль, сопровождаемый двумя носильщиками, которые несли на плечах привешенную к жерди галваничесную батарею, совершенно готовую к действию. К козленку был привязан поплавок, род бакена.

Продолжая путь вверх по речке, мы тащили козленка против течения, и старались направлять его вправо, и влево, во все углы и закоулки. Речка имела в ширину не более тридцати шести футов, и потому мы рассчитывали наверное встретиться с муггером, если б таковой оказался. Действительно, не прошли мы и четверти мили, как поплавок внезапно погрузился. Голл и брат мой в ту же минуту спустили в воду веревки с [565] надутыми козьими шкурами. Шкуры заколыхались; крокодил попал на удочку. Вспенив воду, он пустился зигзагами вниз по течению; я бросился за ним во всю прыть, но чтобы не терять напрасно времени, стал вытравливать весь находившийся у меня канат. Там, где берега речки возвышаются, кровожадное чудовище приостановилось. Я взбежал на возвышение, и начал тянуть канат, но старался не вытаскивать приманки поверх воды. Несколько минут, минут невыразимого волнения, ждал я носильщиков с батареей, потому что если бы крокодил ушел до прибытия их, мне надлежало бы вновь гнаться за ним, и неумолимый прожора мог бы разгрызть, как соломенку, проводники снаряда. Наконец я услышал приближение носильщиков, торопимых моим братом. Но вот беда! Лишь только головы носильщиков показались над берегом, один из них споткнулся и упал. Я был в отчаянии. Из снаряда, который брат поспешил поставить у моих ног, вылетело, от падения носильщика, значительное количество кислоты: по счастию, у нас была запасная бутыль, и мы вылили кислоты в снаряд. И так я стал притягивать канат, вокруг которого был утвержден проводник, но как можно тише, чтобы не потревожить нашего крокодила. Другая беда! Не смотря на все мои усилия, вздутая шкура, приблизившись к берегу, сдвинула несколько глыб земли, которые, упав, разбрызгали воду во все [566] стороны. К счастию, крокодил решился, по-видимому, преспокойно отобедать там, где находился. По устам моим пробежала торжественная улыбка, когда я увидел в руках своих конец проводников. Брат мой прикрепил один из них к батарее, другой я держал наготове. Простодушный крокодил покоился, во все это время, на дне речки, не подозревая угрожавшей ему опасности, не воображая, что проглотил брандер, и что этот брандер разорвется в его желудке, размечет его крепкую броню мгновенно, посредством одной искры, которую выпустят из адской машины два двуногие существа, стоявшие на берегу.

Наконец наступила решительная минута: я произвел роковое прикосновение... успех полный! Сначала мы ощутили довольно сильный удар, будто на берег упало что-нибудь тяжелое; потом поднялся грязный столб воды, послышался глухой шум, и затем уже показался густой дым. Поднялись волны, речка как бы кипела, и по воде распространилась большая красная полоса. Кое-где плавали куски чешуйчатой кожи; сбежавшиеся Индейцы притащили их к берегу, и с криками радости поднесли нам эти трофеи.

Взорванный муггер поплыл вниз по течению, и скоро мы потеряли его из виду, ни сколько о том не сожалея, ибо зрелище этой страшной охоты озадачило бы самого бестрепетного наблюдателя.

Спустя неделю, мы жестоко были оскорблены: [567] галванизированный нами крокодил был вовсе не тот, который съел бедного грума. Тот крокодил здравствовал и отличался еще большею прожорливостью: мы ошиблись. Какой удар нашему самолюбию! Нас утешило однако следующее рассуждение: если казненный нами не был действительно убийцею кого-нибудь другого, даже многих, то все же мы имели право видеть в нем злодея, достойного своей участи.

Тем не менее надобно было отмстить за смерть Сидгу, и разделаться с его убийцею: до тех пор мы не могли оставаться в покое. И так мы решили предпринять вторую экспедицию, и скоро сообразили план кампании. На этот раз мы положили не заряжать батареи до очевидного доказательства, что нажива схвачена крокодилом, и потому наполнили приготовленною кислотою один из тех глиняных кувшинов, в которых привозят Гленливетскую водку. Затем мы повлекли, как и прежде, битого козленка. Целую милю шли мы по берегу без всякого успеха, и с горя сели покурить. Голл устроил себе почти комфортебельное седалище из свернутого каната, на который положил вздутую козью шкуру. Брат мой последовал его примеру, а я укрылся под тенью тростника, возвышавшегося близ реки. Жар был невыносимый; рассуждая о вероятностях успеха, мы крайне сожалели, что не взяли с собою нескольких бутылок доброго старого эля: вдруг что-то [568] ударило меня в носу; в то же мгновение, брат мой скатился с своего седалища, и тоже случилось с Голлом на противуположном берегу речки. Канаты, козьи шкуры, увлекаемые течением, понеслись; мы принялись хохотать, но, опомнясь от неуместной веселости, посмешили за крокодилом. Достигнув мыса, где речка круто поворачивала, шкуры остановились под берегом, почти в средине внутренной излучины. К несчастию, проклятый берег был так крут, что нам невозможно было подойти к нему, не потревожив крокодила в занимаемой им позиции. Мы сдвинули не без труда несколько глыб земли, и столкнули их в воду, туда, где, по нашему предположению, находился крокодил. Этот план удался, и шкуры опять тихо поплыли по течению реки.

Оставив брата с носильщиками, я побежал к тому месту, где берег становился покатее. К нашему счастию, на этом самом месте было сильное течение, и вода ударялась в берег. Через несколько минут, шкуры подплыли к берегу; я бросился к тому меху, к которому был прикреплен проводник, и закричал брату, чтобы он заряжал батарею и спешил ко мне. Заряжание было кончено скорее, нежели я воображал. Между тем другая шкура все еще колыхалась, следовательно и крокодил был еще в движении. Я [569] приблизил проводник батареи; через несколько секунд участь крокодила была решена.

Тут случилась, впрочем, мгновенная остановка, вероятно от незначительного где нибудь недостатка изолирования; но потом послышался обычный предвестник, глухой шум, показался дым, словом все было так же, как и в первый раз: на поверхность воды всплыла наконец огромная и безобразная груда окровавленного мяса. Голл просил притащить эту груду к берегу, чтобы убедиться, нет ли в ней каких нибудь следов бедного грума. Посредством бамбуковой трости притащили крокодила; но представившееся нашим глазам было так отвратительно, что мы не могли выдержать и оттолкнули безобразное чудовище.

Мы не ошиблись: бедный грум был отмщен, и с тех пор замолкли слухи о пребывании крокодилов по близости.

Текст воспроизведен по изданию: Охота за тиграми на Сыр-Дарье // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 96. № 384. 1852