ИНДИЯ.

1. REPORTS AND PAPERS, POLITICAL, GEOGRAPHICAL, AND COMMERCIAL. Sir A. Burnes, Lieutenant Leech, Dr Lord, and Lieutenant Wood, etc. (Донесения и другие бумаги, относящиеся до политики, географии и торговли, представленные англо-индейскому правительству, сер А. Бернсом, поручиком Личем, доктором Лордом и поручиком Вудом, находившимися с 1835 по 1837 год при посольстве в Синдию, Афганистан и соседственные с ними земли. Калькутта. 1839.)

2. PERSONAL NARRATIVE OF A VISIT ТО GHUZNI, KABUL, etc. By G. T. Vigne. (Рассказ о поездке в Гезни, Кабул и Афганистан, и о пребывании при дворе Дост-Мухаммеда, с присовокуплением замечаний о Ренджит-Сине и Хиве. Сочинение Г. Т. Вина. Лондон. 1840.)

3. EMPIRE BRITANNIQUE EN ORIENT, par le comte de Bjornstjerna. (Картина Британской Империи в Индии. Сочинение графа Биёрнштерны. Париж, 1840.)

Никогда еще влияние Великобритании на судьбу Азии не достигало такого колоссального развития как в настоящее время. С одной стороны английские войска возводят на престол кабульский своего султана, занимают Кандагар и приближаются к Киргизской Степи, с другой флоты ее нападают на гавани Китая с откровенным намерением отторгнуть от Небесной Империи какую-нибудь область и основать там постоянное поселение. Никогда, следовательно, Английская Индия, основание и причина всех этих огромных предприятий, не заслуживала более тщательного изучения, и никогда сочинения, описывающие ее дела и внутреннее положение не возбуждали сильнейшего внимания и любопытства европейских читателей. Несмотря на безмерное число книг, написанных об этой стране, она вообще составляет для западной публики нечто загадочное и непонятное. Многие ученые, которым, как казалось, Восточная Индия была хорошо известна, познакомились с нею настоящим образом очень недавно. Прежде даже государственные люди в Англии имели о ней самые ложные понятия. Слитки награбленного золота, которые будто бы хранились в сундуках некоторых скупых султанов, служили великобританским политикам очевидным признаком богатства страны, которая между тем находится в крайней нищете. Теперь обладатели Индии стали умнее. Они поняли, что имеют в руках неисчерпаемые сокровища, но что эти сокровища заключаются в неистощимом плодородии почвы; в огромном народонаселении, которое до сих пор трудилось над нею только из насущного хлеба; в многочисленных [43] портах, открытых во всякое время года для кораблей всех стран света; в величественных реках, которые представляют удобные сообщения между гаванями и отдаленными местами промышлености, и, наконец, в обширности владений и разнообразии климатов, где можно с равным успехом добывать самые ценные произведения и тропического и умеренного поясов.

Но земледелие и торговля Индии находятся еще в младенчестве. Нельзя, и долго еще будет невозможно, определить количества хлопчатой бумаги, сахару, шелку, кофе, табаку, селитры и индиго, которые она может поставлять на рынки. При том же почти ежегодно прибавляется какая-нибудь важная статья к списку ее продуктов. Разного роду семена, из которых делается масло, каучук, шерсть стали вывозиться очень недавно: первый груз вывезен из Бомбая в 1833 году. Ассамский чай выше всех прочих по своему качеству, и, вероятно, Англичане скоро сделаются независимыми от монополистов этой статьи. Нет сомнения, что индийские конопля и лен ожидают только трудолюбивых рук, чтобы сравниться с привозимыми из других стран. Опыты в разведении кошенили увенчались успехом. Ревень родится также хорошо в Индии как в Китае, откуда много его вывозится в Россию под именем турецкого ревеню.

Быстрые коммерческие сношения между Калькуттой и Бомбаем, водворение колонистов и купцов во внутренности этих президентств, деятельно поощряют вывоз прежних и открытие новых статей торговли. С распространением вывоза индейских, увеличился сбыт и британских изделий. Между тем надо заметить, что гигантская сила паров не совсем еще приложена к делу, хотя она уже приблизила Индию к Англии на две трети пути в сравнении с теми патриархальными временами, когда компанейские суда совершали этот путь в шесть месяцев.

Несмотря однако ж на все эти заманчивые выгоды и увлекательные надежды, несмотря на то что Англичане владеют на востоке империею, которой позавидовали бы Цезари, Британская Индия остается почти terra incognita, для самых образованных Англичан, не только для прочих народов. Их равнодушие и невежество относительно Индии непостижимо и невероятно. Едва в парламенте зайдет речь об индейских делах, как скамьи внезапно пустеют, будто по какому-го волшебному мановению, даже толки и суждения большей части тех, которые остаются и выдают себя за знатоков, служат только ясным доказательством, что одного участия недостаточно для приобретения необходимых сведений в ост-индской политике.

Но это невежество и равнодушие не могут продолжаться более и должны уступить место живейшему участию и любознательности, потому что Индия быстро приобрела важность в коммерческом отношении, а новейшие происшествия вовлекли ее в тесные политические сношения с Европою. Не решительное состояние дел по всей английской границе от Сетледжа (Sutlege) до Ирравади (Irrawady), и некоторые другие обстоятельства принудили генерал-губернатора отрядить значительные силы на запад Индии и послать войска в Китай. Можно смело сказать, что никогда англо-индийская политика не представляла [44] фактов занимательнее и достойнее внимания, не только самих Англичан, но всякого образованного человека.

Желая по возможности способствовать к знакомству наших читателей с англо-индейскими делами, мы представим очерк нынешнего состояния и будущих надежд Индии по трем новейшим и самым замечательным книгам, из которых первая имеет характер оффициального документа, вторая — путешествие исполненное занимательных подробностей, а третья — очень хорошая компилляция, составленная шведским дипломатом по лучшим источникам, особенно по статистическим сочинениям Монтгомера Мартина. Так как наша цель состоит в том, чтоб сделать эти сведения доступными для всего читающего класса людей, то нас нисколько не смущает мысль, что может быть из тысячи читателей найдется один глубоко сведущий в ост-индской политике, который не встретит здесь ни тонких замечаний, ни подробных исследований об этом предмете. Пускаться в подробности об отношениях, притязаниях и трактатах, значило бы понапрасну терять время и труд, потому что все это может быть совершенно понятно только немногим Англичанам, которые долго находились при делах по части ост-индской политики.

Для британской Индии вопрос состоял в том: быть или не быть? Как ни сильно было желание ост-индского правительства сохранить мир, необходимость готовиться к войне была еще сильнее. Никогда со времени управления лорда Вилльзли (Wellesley), политический горизонт не был так мрачен для Англичан как в 1837 и 1838 годах. Персидский шах, не обращая внимания на представления британского резидента и даже отвечая на них оскорблениями, предпринял осаду Герата и объявил дальнейшие притязания на весь Афганистан.

Движение это пробудило дремавшую ненависть магометан и внушило надежды на возвращение отнятого владычества. Эти надежды подкрепились еще ожиданием, что Англичане подвергнутся нападениям с другой стороны. В самом деле, после переворота в королевств Ава, там воцарился государь, который не хотел, подобно своему предшественнику, терпеливо подчиняться унизительному влиянию британской власти, какому потомок великого Алемгира, после двухлетней борьбы, был подвержен яндабусским трактатом 1826. Судя по поведению нового монарха в сношениях с генерал-губернатором, по тону публичных его отзывов об английском владычестве и, наконец, по его намерениям, нельзя было надеяться сохранить долее мир без оскорбления народной чести. Между тем и правительство королевства Нипаль также задумало о возвращении земель и могущества, отнятых у него лордом Гестингсом. Союз с Авою подавал ему надежду; оно вступило в сношения с тамошним двором, и таким образом возникли неприязненные отношения с северо-востока английской границы, в то самое время, как на северо-западе поднималась мрачная туча.

В самом деле, кажется, Англичане должны были защищать свое дело вмешательством в дела Афганистана. Они полагали, что для Индии необходимо было поставить Афганистан преградою к сближению сильной магометанской власти центральной Азии с остальным полуостровом. С другой стороны, выгоды занятия Афганистана, как [45] границы, и, в случаи нужды, как театра военных действий, чрезвычайно велики и разнообразны. В первом случае оно важно потому, что опасно было бы допустить занятие его Персиянами, и таким образом дать им сблизиться с полуостровом, на жителей которого они имеют более влияния нежели Англичане. Второй случай подкрепляется словами капитана Конолли. Он ясно доказывает, что «если бы Афганы решились противиться нападению Персиян, то нападающим невозможно бы было преодолеть трудностей: Афганцы могли бы не допускать или истреблять подкрепления, присылаемые со стороны; им нечего выиграть, и они могут только бояться проигрыша, допуская Персиян в свою землю; наконец они, как сунниты, религиозные враги Персиян, как шиитов».

Из всего этого должно заключить, что немного надобно было ума, искуства и храбрости со стороны Британцев в союзе с Афганами, чтоб дать отпор внешним врагам.

Между тем отступление персидского шаха от Герата приписано было всеми партиями мужественному и искусному сопротивлению лейтенанта Поттингера, который защищал город, а торжественное заключение афганистанской кампании взятием Газны, успокоило умы, как внешних так и домашних неприятелей и упрочило общее мнение в Азии о невозможности поколебать британское владычество.

Трудности предпринятой Англичанами экспедиции состояли единственно в дикости и бесплодии страны между Индом и Кандагаром, где нет ни какой растительности и армия должна была делать переходы по двадцати миль, чтобы найти поды. Шах-Шуджа был принят с восторгом в Кандагаре. Барукзы бежали с свитою не более двухсот человек. Самые верные слуги оставили их. Все народонаселение, высший класс и чернь, встретили возвращенного Англичанами султана усыпая путь розами. На дороге от Кандагара к Кабулу, только в Газне оказано было сопротивление и то вероятно потому, что гарнизоном командовал любимый сын Дост-Мухаммеда. После того, вся двадцатитысячная армия оставила его.

В самом деле, исключая сопротивления в Газне, владычество над восточным Афганистаном приобретено для шаха Шуджы без всякого сражения.

Теперь следует сказать несколько слов о личном характере этого государя. Те, которые порицали лорда Окленда за принятие его стороны, описывают шаха слабым и робким человеком. Это сущая клевета. В жизни его есть черты личного мужества, решительности и, во вред собственным выгодам, слишком много кротости и снисхождения к неблагодарным. Если бы он прежде не с такою умеренностью употреблял власть свою, то никогда бы ее не лишился. Господин Эльфинстон, в своем сочинении, везде отзывается о нем с величайшим уважением.

Напротив, отзывы, как о правлении, так и об характере похитителей его престола из роду Барукзи всегда были неблагоприятны. Капитан Конолли сильно порицает поведение братьев, правителей Кандагара, и говорит, что они опираются только на военную силу, прибегают к способам, употребляемым людьми низкого происхождения и дурного характера и дозволяют войскам грабить страну. «Барукзи обременили [46] торговлю налогами, и народ, стеная под игом всякого роду угнетений, с тоской ожидает избавления со стороны Камрана или кого бы то ни было». Поручик Лич говорит то же самое об угнетении и разорении торговли. После этого неудивительно, что шах Шуджа был так хорошо принят в Кондагаре. Между братьями не было никогда истинной привязанности. Они вечно старались вытеснить или погубить друг друга. Дост-Мухаммед жаловался на коварные замыслы владетелей Кандагара, и майор Вуд говорит, что даже в то время, когда он в последний раз одержал верх над Сейхами, расположение партий к нему было таково, что если бы не прибытие британской миссии, то ничто не могло бы спасти его от заговора братьев». От господина Винамы узнаем, что только дружеское предостережение не допустило его войти в одну палатку, где он был бы лишен зрения, по милости покойного брага, Шир-Дибы, хана кандагарского; а из книги Бернса и его товарищей видим, что владетели однажды сговаривались соединиться с Ренджит-Сином, чтобы вытеснить своего брата, Дост-Мухаммеда, который с своей стороны предлагал сэр Александру Бернсу выгнать их из Кандагара, чтобы сделаться единственным властителем всего восточного Афганистана.

Защитники лорда Окленда приводят все это, как доказательства того, что для Англии не было бы ни какой выгоды вступить в союз с такими непостоянными и коварными людьми, и что этой непрочною связью не заградила бы она Персиянам пути в Афганистан; что генерал-губернатор поступил как глубокий политик вмешавшись в дела Афганистана и восстановив на кабульском престоле своего protege, прежнего шаха Шуджу.

Впрочем, каковы бы ни были мнения английских партий о благоразумии мер генерал-губернатора, нельзя не отдать справедливости быстроте и силе, с какими они приведены в исполнение. Необходимость быть в готовности на случай неприязненных движений вероломных соседей не позволяла ему обнаружить всей своей деятельности в приготовлении к экспедиции за Инд. Пока распоряжения делались постепенно, с благоразумием, которое, вместе с храбростию английских войск, много способствовало к довершению и обеспечению победы, войска в Арракане и Теннассериме, провинциях, уступленных Авою при заключении последней войны, получили подкрепление и убедили бирманский двор, что Англичане не дремлют и деятельно готовятся встретить и наказать неприятелей занятием их приморских гаваней. В то же время был перехвачен гонец от нипальского короля к Ренджит-Сину: первый узнал, что его изменические сношения с обоими государями полуострова и английскими подданными открылись; от него немедленно потребовали, чтобы он воротил свои отряды, которые двинул было к разным пограничным пунктам, а в подкрепление этого требования и в доказательство того, что он будет отвечать за неприязненные движения, приняты были меры к сосредоточию сильного наблюдательного корпуса в провинциях, наиболее подверженных опасности от Горцев. В обоих случаях эти меры оказались успешными. Король авский, хотя не переставал угрожать, однако ж по многим признакам можно было заключить, что он более страшился нападения, нежели готовился действовать [47] наступательно. Покорение Нипала решилось скоро и совершенно, и оба владения действительно были удержаны в своих границах, пока английские войска не потребовались в Афганистан.

Теперь от прошедшего мы обратимся к обозрения настоящего положения и будущих надежд британской Индии, сперва в отношении к независимым властям на ее границе, потом в отношении к тем землям, которые можно считать в общей черте английских владений.

Из первых заслуживают внимания только Пенджаб, Нипаль и Ава.

Королевство Пенджаб так называется от пяти рек, из соединения которых образуется Инд. Твердость духа, и дарования покойного Ренджит-Сина, положили ему основание, но вероятно в руках слабых его наследников оно распадется на части и сделается жертвой анархии. Только одна эта часть империи Монголов не подчинена британскому владычеству. Она занимает широкую полосу земли, щедро наделенной природою, как в отношении силы производительности, так и способов доставления. Во власти Пенджаба находится судоходство по Инду; Пишавер служит ему ключом к Афганистану, и, если бы не было препятствия со стороны Англичан, покойный владетель покорил бы своей власти всю землю от южной границы до океана.

Прозорливый Ренджит-Син, который умел удерживать свое честолюбие в границах умеренности, давно был убежден в необходимости сохранять всегда дружественные отношения к английскому и ост-индскому правительству. Поэтому, когда сэр Чарлз Меткаф (Metcalf), действуя под руководством лорда Минто, принудил его отказаться от намерения приобрести небольшое владение Сейхов, к востоку от Сетледжа, рядом с британскими провинциями, все виды его обратились к распространению своего владычества с противуположной стороны. Англичане же защитили от его честолюбия и Синду, магометанское государство, лежащее вниз по Инду, которое сильно искушало его, и он покорился требованию. Но Британцы опасаются, что сын и внук Ренджит-Сина не будут следовать его благоразумному примеру и попытаются померять силы свои с их войсками. Впрочем, опасение Англичан на этот счет несколько подозрительно: они в то же время утверждают, будто в случае нападения на них, организация и дисциплина армии Сейхов послужат только к совершенному и полному ее поражению. Одно или два сражения решат участь всего государства, а надежды на природную силу иррегулярной кавалерии сомнительны. Теперь спрашивается: за кого же они опасаются, за Сейхов или за себя?... и, если за первых, то искренно ли их опасение? К сожалению, нынешние владетели Пенджаба не понимают, что афганские и английские войска совсем не похожи друг на друга и должны сражаться по различным правилам. Впрочем, что бы ни предприняли Сейхи, следствием борьбы будет распространение британских владений до природной границы, до Инда, и присоединение Пишавера к Афганистану, словом то, чего, по-видимому, так опасаются Англичане. Они заранее, и весьма справедливо, складывают всю вину на Пенджаб, если бы последний вызвал их на борьбу, потому что с тем вместе угаснет национальная [48] независимость Сейхов, а Британия, с прибавлением земли, увеличит свои доходы и распространит ост-индскую торговлю. Но вероятно, само правительство не решится, из видов интереса, на приращение своей власти посредством войны.

Хотя могущество Нипаля было сильно ограничено трактатом, заключенным в декабре 1815, лордом Гестингсом по окончании двух кампании, однако ж соседство его, по некоторым причинам, весьма опасно для Англичан. Гурхи (Goorkhas), господствующее поколение, горды, храбры и пылкого нрава, которым вообще отличаются горцы; страна их защищена самою природою: в ней ничего не значат ни искусство военачальника ни самая строгая дисциплина. Все свободное народонаселение владеет оружием, следуя в службе полезной и любимой народом системе очереди; в руках Нипальцев находятся средства тайного сообщения с Бирманами, а ущелья, ведущие в их горы, прикрываются малонаселенною полосою лесу, прилегающею к плодоноснейшим долинам, принадлежащим Британнии, и к большим городам Бенаресу и Патне: следовательно, движения неприятелей могут быть скрыты. Последнее обстоятельство дает им возможность тревожить Англичан, в случае, если бы понадобилось вывести британские войска на северо-запад.

С другой стороны, дорога у подошвы гор, по причине периодически возвращающегося заразительного воздуха, доступна только однажды в год, и Гурхи, опасаясь кавалерии, могут с выгодою дать Англичанам короткое и кровопролитное сражение на бегарских полях, судя по храбрости, с какою они защищали природную твердыню своих гор в 1814 и 1815 годах.

Впрочем, едва ли Англичанам нужно будет воевать с Нипалом: нынешнее правительство этой страны слабо и не любимо подданными; притом Англичанам ничего бы не досталось, кроме бесплодных гор. Царствующий государь молод и неспособен; говорят, будто им совершенно управляют женщины; он предал мучительной смерти отличного министра и генерала, который в 1814 и 1815 годах долго умел противиться английским войскам. Самые умные из приближенных царедворцев были разжалованы и сосланы; от дурного правления гордость народа и дух государственной независимости совершенно упали; даже начинают поговаривать, что лучше покориться британскому владычеству нежели терпеть от нынешних правителей. По всему этому можно заключить, что Англичанам не нужно будет начинать военных действий для усмирения Нипаля.

Несмотря на это, может быть много крови и золота пропадет напрасно. Нам в Европе трудно представить себе невежество и надменность авского двора. Тамошний генерал Бендула (Bundoola), при нападении в начале последней войны на Читтагон (Chittagong), самый южный пункт английских владений, привез с собой золотые цепи, чтобы заковать самого лорда Амгерста, и имел приказание, тотчас по взятии Калькутты, итти... на Лондон! Но поражение за поражением, кажется, несколько отрезвило спесивых Индо-Китайцев. Офицеры, которые спешили к столице, вперед английской армии, самым нелепым образом признавались в невозможности устоять, а несчастный предводитель войск, который сделал последнее усилие нанести [49] удар Англичанам на мест, называемом Пегем-Мью (Pagham Mow), был в наказание раздавлен слонами, когда, возвратясь, принес известие о поражении. Король понял свое гибельное положение только тогда, когда английская армия приблизилась на три дня расстояния от столицы. Но еще Англичане не оставляли страны, а уже можно было видеть, что даже такой строгой урок, как наложение контрибуции в миллион фунтов стерлингов за военные издержки, и взятие лучших провинции, не обещает продолжительного действия.

Теперь, когда прошло четырнадцать лет с тех пор, как авскому двору были предписаны эти унизительные условия, и когда, после революции, престол занял другой государь, он и двор, если не весь народ, кажется, совсем забыли урок, который стоил Англичанам мало крови и денег. Кроме последних поступков их в отношении к британскому правительству, о надменности их свидетельствует еще весьма умный и беспристрастный наблюдатель, господин Мальком (Malcolm), в своем недавно изданном «Путешествии по юго-восточной Азии».

«От монарха, который величает себя самыми пышными титулами, какие только прийдут ему в голову, до последнего офицера, все надуты самолюбием. Они так же высокомерны с иностранными посланниками, как Китайцы, и обходятся с ними как с просителями и данниками. Всегда стараются они устроить так, чтобы день представления их пришелся в великий «день прощения», который бывает один раз в три месяца, когда все знатные допускаются на аудиенцию к государю и повергают к ногам его дорогие подарки. Очень трудно иметь дело с этими напыщенными варварами и удерживаться от ответа на неприятности, которые они делают не только в обхождении, но и в соблюдении обязательств».

Английское правительство, кажется, искренне желает не иметь вторичной войны с этим народом. Она не принесет ни славы, ни пользы, а между тем вести ее трудно и убыточно, как по положению самой страны, так и по отдаленности ее от обитаемых мест и расположения английских войск. Резиденция и сила правительства находятся в верхней оконечности долины Ирравади. Столица отстоит на шесть или семь сот миль от моря. Нижняя часть долины — вонючее болото. Хотя часть английской армии может сократить себе путь пройдя через арраканские горы, но переход значительного корпуса с военными принадлежностями и припасами, в пустыне, по тропинкам, обойдется, без всякого сомнения, очень дорого. Таким образом, не сопротивление Бирманов, которых военные силы были преувеличены, по природные препятствия, утомительны и потребуют огромных издержек.

В 1837 году, твердость лорда Окленда много способствовала к сохранению мирных отношений. Британский резидент при авском дворе, и многие другие гражданские и военные чиновники, явно и усердно побуждали к отмщению за честь оружием. Армия, скучая бездействием и добиваясь славы и денег, также подала голос в пользу этого мнения. Дерзость короля Авы и медлительность британского правительства старались описать самыми черными красками. Между тем лорд Окленд, сделав в тишине приготовления, дал знать Бирманам, что он готов драться и наказать их за дерзость. В продолжении трех [50] лет англо-индейская армия овладела одной из столиц, и теперь война с Бирманами не представляет для Англичан опасности более чем в 1837 году.

Взглянем еще на отношения Англичан к тем государям, которые более или менее независимы от английского правительства, но владения которых находятся в общей черте британской Индии.

Главные из них — Низам и султан Ауда, или Лекноу (Lucknow), у которого столица Гайдерабад, а подданные магометане; потом король Синды и раджа берарский, столицы которых называются Гвалиор и Негпур, а подданные Индусы, маратского племени; и наконец раджпутские государи средней и северо-западной Индии, владычествующие над поколением Индусов, чрезвычайно гордых, напыщенных древностью своей касты, но известных по прямодушию, честности и воинским доблестям.

Один путешественник разделяет всех этих властителей, по свойству их отношений к Англичанам, на шесть разрядов:

К первому разряду он относит государства и области, имеющие с Англичанами наступательные и оборонительные трактаты и пользующиеся правом на покровительство английского правительства, которое с своей стороны может вмешиваться в их внутренние дела. Сюда принадлежат пять государств; главнейшие Ауд, Мейсур и Берар.

Второй разряд заключает в себе государства, находящиеся в таких же отношениях, кроме того что английское правительство не имеет права вмешиваться в их внутренние дела. Сюда должно отнести Гайдерабад и Бароду.

Третий разряд: властители, заключившие наступательные и оборонительные трактаты с Англичанами, но подчиненные, платящие дань, и обязанные помогать английскому правительству, хоть и управляют своими землями на правах верховной власти. К этому разряду относится двадцать пять небольших владений, из которых главные Индура, Бертпура, Бопаль и раджпутские княжества.

Четвертый разряд: государства, имеющие право на покровительство и защиту со стороны Англичан, но совершенно подвластные английскому правительству, и которых государи не пользуются верховною властью. Сюда принадлежат пять маленьких владений и некоторые другие области Сейхов и Гиллов (Seikh and Hill states).

Пятый разряд состоит только из одного государства, находящегося в дружественных связях с Англичанами: это Синда.

В шестом разряде заключаются три государя, которые не имеют ничего, кроме имени: Англичане содержат их под своим присмотром и имеют право требовать от них отчета в делах внутреннего их управления. Один из них, падший представитель некогда страшной династии Тимура; другой раджа саттарский (Rajah of Sattara).

Всей земли в этих сорока одном и других мелких владениях 449,845 квадратных миль; они приносят доходу в год: [51]

на наши деньги 312,000 миллионов рублей ассигнациями, или около 90 миллионов серебром.

Упомянув об отношениях, рассмотрим теперь обстоятельства, которые произвели эти отношения, влияние их как на народ так и на правителей. «Вы не можете останавливаться, вы должны итти все вперед»: таково было пророчество лорда Клайва о непреодолимой силе обстоятельств, которые, волею или неволею, влекли Англичан к владычеству над Индией. Несколько лет спустя, в торжественном акте нижней палаты парламента сказано было, что «стремление к завоеваниям и распространению владений, противны политике и чести нации». Последствия вполне оправдали предсказание государственного человека: мечтательное и недальновидное стремление английских законодателей к добру не принесло ни каких плодов. В 1832 году сэр Генри Россель представлял комитету нижней палаты парламента о невозможности остановить поток обстоятельств. «Изменив однажды характеру наших постановлений и заменив дух торговли видами властолюбия, мы вступили на поприще, на котором трудно удержаться, но нельзя и остановиться. Главнейшие из наших завоеваний и приобретений сделаны со времени обнародования закона 1784, где сказано, что стремление к завоеваниям и распространению владычества противны видам, чести и политике нации. Лорд Корнваллис прибыл в Индию в 1780, когда слова эти еще звучали в его ушах, и застал сэр Джона Мекферсона в переговорах с Маграттами и Низамом. Эти державы старались вовлечь нас в войну с Типпу. Первым действием лорда Корнваллиса было прервать переговоры и объявить, что Англия не будет вести ни какой другой войны, кроме оборонительной. Но потом он сам предложил этим властям союз в войне, которою увеличились наши владения. Впрочем, то была вина не лорда Корнваллиса, а обстоятельств, в которых он находился. Он не мог долее управлять происшествиями: они стали управлять им; то же самое было почти со всеми его предшественниками».

Так оправдываются Англичане в своих завоеваниях, к которым будто бы побуждала их необходимость, особенно после бирманской войны. Они уверяют, что правительство их принуждено было к неприязненным мерам дерзостью и домогательствами авского двора, ослепленного непрерывными успехами в своих предприятиях со времени Алемгира. Самые честолюбивые из генерал-губернаторов никогда не простирали своих видов на завоевания в тех местах: лорд Гестингс политическою хитростью избег войны в конце своего управления. Но лорд Амгерст принужден был присоединить к огромной империи обширные провинции, покрытые большею частию непроходимыми лесами, мало населенные, нездоровые и лежащие [52] вдалеке от естественной границы английских владений. Все это, говорят они, не могло, кажется, искушать страсти к приобретению. Известно было, что климат одной провинции был равно смертелен, как для европейских так и для тамошних войск. Но между тем, по их мнению, настояла необходимость положить крепкую преграду между мирными подданными и соседственными варварами там, где нельзя было позаботиться об убежище для недовольных данников, или полу-побежденных подданных бирманского государства, которые усердно помогали Англичанам во время войны; и наконец наложить на Аву наказание, чтобы оградить себя на будущее время от ее притязаний. Все это бросило Англичан, как и государей Ассама, Арракана и Теннассерима, в середину индо-китайских владений. Хорошо еще, если происшествия не перебросят их в противуположную сторону полуострова, между Татаро-Индейцов.

Таким образом закон и общее мнение, которые согласовались между собою, не в состоянии были удержать потока обстоятельств, увлекавших Англичан к распространению своих владений в Индии, но с другой стороны и это стеснение в действиях, по их словам, много вредило, как их собственным выгодам, так и благу индостанских владетелей и большей части народа их обширной империи, принуждая правителей ее употреблять власть свою непрямо и прибегать к дурным способам, вместо прямых и открытых действий. Вот как историк Индии, покойный Джемз Милль говорит об этом:

«Как британские законы, так и Ост-индская Компания сильно противились распространению наших завоеваний; но между тем всегда случалось, как случается и теперь, что правителей Индии побуждал к этим завоеваниям род какой-то необходимости. Может быть ни одной из наших войн нельзя назвать войною по необходимости; однако все те войны, посредством которых мы приобрели земли, были предприняты, я думаю, по необходимости, а не по произволу. Такова например война с Типпу и Маграттами. Несмотря что завоевания наши по этим войнам были уже упрочены за нами, мы часто не признавались, что сделали какие-нибудь приобретения. Правительство как будто предвидело, что всякое явное завоевание поднимет бурю негодования в Англии, но что известие о нем приймется хорошо, как только назовут его, не завоеванием, а каким-нибудь другим именем; и этим-то способом приобретены союзы, покровительства и вспоможения. К несчастию, чтобы защититься от предрассудка, мы в этот промежуток времени испытали все горестные последствия самого дурного правления в завоеванных землях».

Сэр Генри Россель с своей стороны говорит, что этому дурному правлению и конца не предвидится.

Магометанские династии Ауда и Гайдерабада совсем истощились. Главные магратские владения в том же положении. О мелких владениях не стоит упоминать. Только в одних раджах Раджпутаны остается еще несколько политической силы. Английское правительство, как слышно, приняло меры к оживлению народного духа и чувств независимости в княжествах Джейпуре и Джоудпуре. В магометанских правителях, которые только носят один титул, угасла всякая нравственная сила, а между тем Англичане обязаны по трактатам поддерживать их и усмирять их несчастных подданных. Вот следствия меры, названной «вспомогательною системой», [53] которою стараются отклонить туземных государей от враждебных замыслов против английского владычества, — и эта система распространена на прекраснейшие и населеннейшие провинции Индостана.

Все негодование за поддержку дурного правления падает на британское правительство. Между тем оно, посредственно или непосредственно, само терпит следствия зла, которое распространяется и на его подданных, смежных с землями, угнетенными дурным правлением. Англичане жалуются, что должны платить все издержки, которых требует защита полуострова от внешних притязаний, как недавно в Афганистане, и содержать для этого военные посты из доходу, которого целая треть остается в недоборе с земель, наружно или действительно подчиненных их власти. Впрочем, этим жалобам сильно противоречат упомянутые выше 12,000,000 ф. ст. доходу, собираемого с тех земель. Кроме того, говорят Англичане, что хотя войска, служащие на жалованье тамошних владетелей, под командою английских офицеров, могли бы, в случае необходимости, быть употреблены с пользою, однако ж большая часть всех этих государей содержат беспорядочную сволочь, которая в обыкновенное время не только опасна для мирных подданных, но может служить орудием большого зла, если бы английской армии и границам угрожало несчастие, или в случае внутреннего возмущения.

Таково настоящее положение Англичан в Индии. Спрашивается: каким образом они могут изменить его? Этого нельзя сделать, не нарушив торжественных трактатов с владетелями, которых они обязались поддерживать, и с которыми их договоры, по большей части, выпрошены ими самими, чтобы укрепить себя в затруднительных обстоятельствах, а не вынуждены победами, как может быть думают многие в Европе. Таким образом остается одно средство, — смелая политика. С другой стороны Англичане не могут исполнять этих трактатов, не содействуя своей могущественной властью к угнетению миллионов людей, не истощая собственных средств, и не лишая себя способов на самом деле покровительствовать Индии и благодетельно управлять ею. Эти способы и так уже ослаблены теми, у кого они были в руках. Часть доходов с собственных английских провинций употреблена на то, чтобы наблюдать и остерегаться какой-нибудь измены и злодейских поступков со стороны безвластных правителей. Таким образом Англичане, будучи обязаны соблюдать верность по трактатам, лишены средств к принятию мер для улучшения состояния народа, которым управляют.

Индия, при всех своих способах и богатстве, может назваться бедной страною. Масса ее жителей находится в крайнем унижении. Нравственные и умственные качества зажиточного класса почти не развиты. Очевидно, что влияние политической тирании в течении столетий и другие причины, нанесли глубокую язву организму общественному.

Первая из этих причин — лжерелигия; вторая — система каст, нравственный яд, который, за исключением может быть Египта, к счастию миновал другие жаркие страны.

Упрямое остроумие, которое однажды уже защищало выгоды дикого состояния и вооружалось против благ, даруемых просвещением, [54] старалось доказать, что Индусов изображают слишком с невыгодной стороны, и что если б наше самолюбие допустило сравнение, то едва ли бы перевес нравственных качеств остался на стороне народов просвещенных. Не станем приводить здесь всех доводов, которыми старались подкрепить это мнение. Больше всего указывали на страшные преступления, которые совершаются во многих европейских землях и на терпимость безнравственности. Но разница состоит только в том, что в Индии преступления не возбуждают ни ужаса ни негодования; всеобщий мрак мешает рассмотреть вину, которую просвещение выставляет во всем ее безобразии. Индеец не потеряет уважения к своему соотечественнику убедясь в его лживости, лихоимстве, или клятвопреступлении; на все есть верное оправдание: он — умен! Ни один туземный государь или правитель не постыдится иметь дела с Тегами или дать убежище разбойнику, чтобы получить за это долю из его добычи; даже ни какой стыд не преследует участников в самых ужасных преступлениях.

О вредном влиянии каст, лорд Бекон говорит, что они уничтожают в человеке естественное чувство личности и развивают самовластие восточных деспотов. Брамин скорее станет есть, пить и иметь всякого роду дела с брамином Тегом, если только уверен в безопасности своей жизни, нежели с самым добродетельным человеком низшей касты. Пять лет тому назад, недалеко от Калькутты, был повешен человек за страшное смертоубийство. Чиновники, присутствовавшие при казни, услышали, к удивлению своему, крики негодования против преступника, чего никогда не бывало. «Видно в самом деле, заметил один английский офицер, что это страшный злодей». — «Совсем не то, отвечали ему: это просто негодяй из низшей касты, который выдавал себя в тюрьме за Раджпута, и теперь шестеро других арестантов исключены из своей касты за сообщение с ним».

Вот до какой степени нравственного унижения дошли индийские племена. Кажется, что только одна чистая, могущественная власть христианской религии, co временем, может вполне совершить великое дело восстановления. Англичане находят, однако ж, что их правительство отнюдь не должно, даже для собственной безопасности, вмешиваться непосредственно в эти дела. На нем, говорят они, лежат две различные и важные обязанности: во-первых, соблюдать нейтралитет, то есть, не делать ничего, что может утвердить народ в заблуждении, и предоставить полную свободу проповедыванию истинны; и, во-вторых, распространять между подданными этот свет постепенно, с величайшею осторожностью.

В последнее время, Ост-Индская Компания и ее представители не исполняли как следует ни одной из этих обязанностей, и правительство, вопреки обещанию, не доставляло способов к просвещению, а напротив различным образом способствовало к утверждению своих подданных в идолопоклонстве и суеверии.

Англичане добровольно вызвались употребить свою власть на сбор и сохранение даров, приносимых в пользу идолопоклонства, для самых безнравственных целей.

Во всяком случае, пока распространение свету истины будет [55] предоставлено одному усердию христианских проповедников, английское правительство, оказывая всем сектам равную терпимость и покровительство, обязано стараться больше нынешнего о просвещении своих подданных.

Просвещение, улучшения по части гражданского и военного судопроизводства, и распространение внешней и внутренней торговли должны быть предметами постоянных забот представительной власти в Индии. Особенно просвещения не следует смешивать с общими вопросами и мелочными подробностями о финансах, о монополии соли и опиуму, о почтах, паровых машинах, податях и других предметах, напротив оно должно быть предметом исключительных попечений и пользоваться щедрыми пособиями, чтобы благотворное влияние его распространилось в высшем и низшем классах английских владений. Общий упадок, отсутствие жизни и потребность в движении нынче дошли до такой степени, что должно принять самое отеческое участие в народе.

Упомянем еще о недостатках по части правосудия. Нынешний порядок дел много стесняет развитие местных способов. По несовершенству уложения, земледельческие и торговые предприятия не вознаграждаются и в половину.

Скажем несколько слов о торговле. Генерал-губернатор, в недавно изданной брошюре о разведении и употреблении хлопчатой бумаги, извещает, что налоги на Бенгал и Бомбай заменятся в скором времени транзитною пошлиною в Мадрасе.

Свободное плавание по Инду, открывшееся особенно после удачного похода по ту сторону и дружеских сношений с владетелями Синда, представляет обширные виды для коммерческих предприятий. Партии хлопчатой бумаги, английских сукон и железных товаров могут быть доставляемы с рынков на Инд без трудностей продолжительного сухого пути, как прежде, и без всяких прижимок со стороны множества мелких владетелей.

При благоустроенном управлении, Афганцы будут значительными потребителями. Они, и, далее за ними, Узбеки, отличаются предприимчивым характером и склонностью к коммерции. Но к этому способствует доверчивость, которую все эти народы, даже на самых отдаленных пунктах, питают к бескорыстию и благонадежности Англичан.

Вероятно, предложение сэра Бернса об учреждении складочного места с ежегодною ярмаркою в Дера-Гази-Хане (Dera Ghazee Khan), или где покажется удобнее, будет приведено в исполнение. Он и доктор Лорд доказывают, что такая мера совершенно согласуется с духом народа, с которым Англичане будут иметь дело, и что она с большим успехом употреблена Русскими; что у Афганцев, Узбеков и Тюркменов в большом уважении многие статьи британской промышлености, за которые они могут доставлять шелк, москотильные товары, золото, и прочая.

Текст воспроизведен по изданию: Путешествия // Сын отечества, Том 2, № 20. 1841