-

САЛТЫКОВ А. Д.

ПИСЬМО ИЗ ВОСТОЧНОЙ ИНДИИ

Утакаманд. 1-го Сентября 1841.

Позвольте рассказать вам о моем странствии и как меня занесло сюда, хотя вы и неохотники до странствий. Признаться, и я бы предпочел быть дельным; но что делать? бурные страсти, т. е. лень и скука, увлекают меня. В Лондоне мне показалось весьма сыро и холодно, и особенно в воскресенье так скучно, что я сквозь туман отправился по железной в Southampton, а оттуда на пароходе Ливерпуле сквозь жестокую Бискайскую бурю в Гибралтар, Мальту и Александрию, где наткнулся на некоего Г. Уаггорна, который на пароходе же (пароход Паши) доставил меня в Каир. Каир чудной город среди степи как муравейник. В лабиринте узких и темных переходов, сквозь странную Африканскую толпу, на осле, с трудом я [13] достигнул ворот отеля Г-на Уаггорна. Тут представилась мне сцена совсем в другом вкусе. Множество Англичан и Англичанок, старых и молодых, хорошеньких мисс и детей хлопотали около чемоданов, или поспешно закусывала сандвичами и запивали элем и портером, а Уаггорн командовал среди стада верблюдов, ослов, лошадей и полудикого Арабов. Поспешно вьючили огромные сундуки с надписями: Бомбай, Мадрас, Калькутта (the mail), и закладывали разного рода таратайки, брики и телеги — которую ослами, которую верблюдами или лошадьми. Волшебный Каир как будто бы не существовал для этого деятельного народа (busy people). Все это спешило в Индию за деньгами. В Суэсе уже дымился пароход. Увлеченный толпой, я тоже избрал себе лошадь, передал багаж на руки Уаггорну, отсыпал ему фунтов тридцать, и мы поскакали по степи сперва сквозь лагерь Ибрагим (или Айбрагим) Паши, потом, зажимая нос, сквозь пустыню, усеянную мертвыми телами. На всяком шагу лежали то верблюд, то лошадь, а иногда и человек. Нас было человек 40 Европейцев, 80 верблюдов и бесчисленное множество Арабов, Абиссинцев и Нубийцев. Степь эта простирается на 90 Английских миль. Безотрадная степь — но Уаггорн, в четырех местах, на ровных расстояниях, построил на ней порядочные дома, заключающие в себе ветчину, солонину, эль, портер и шери. Ночью, на короткое время, в [14] этих домах мы располагались спать. На третий день, прежде свету, уж поблизости Суэса, приближаясь к узкому переходу между песчаных гор, все Англичане и Арабы, у которых были ружья и пистолеты, зарядили их, а конвой Али-Паши, под предводительством Турецкого офицера, рассыпался по высотам и смотрел вдаль. Однакож Бедуины не являлись. Как бы это сократить? В Суэсе, в Уаггорновом отеле, кого бы вы думали, я встретил? Г-на Лев-Веймара (ныне Барона Веймара), окруженного восточною пышностию, отправляющегося консулом в Багдад; и дабы в Аравийских степях не попасться в руки Бедуинам, он выдумал ехать по Красному морю в Бомбай, потом по Персидскому заливу в Бассору, а там по Тигру. И так мы отправились на пароходе Беренисе, битком набитом, в Феврале, в несносный жаре, по Чермному, мимо горы Синайской, Абиссинии, Нубии, Мекки, Мокки, в Аден — настоящий ад, и потом в Бомбай (за эту переправу из Суэса в Бомбай берут по 80 фунтов с души). В Бомбае разорили меня Гебры, а климат порядком хватил за живот; и так как некий сир Колин Камбелл отправлялся в Цейлан губернатором (увы! на парусах, на купеческом!), то я, пробыв с неделю в удушливом Бомбае, воспользовался сим случаем в хорошей компании побывать в Цейлане. Остров прекрасный. Дремучие пальмовые леса, попугаи, павлины, обезьяны, слоны, женщины полудикие и [15] полуголые. Один Англичанин, живущий там 15 лет, убил (застрелил в лесу) семь сот слишком слонов. Ананасы ростут пуще капусты, просто кустарником в диком лесу около дороги. Иногда ночью Будистские жрецы ведут сквозь лес слонов в процессии, под балдахинами, с факелами, трубами и литаврами. Храмы их между деревьями почти не видны. Регулярный полк Малеев, родом из Явы (Malay Rifles), числом в три тысячи, держит в решпект весь остров и отлично действует. Кроме того есть полка два-три Англичан. Я прожил месяца слишком два в Цейлоне; оттуда погнал меня дождик, и наняв в Коломбо до Мадраса небольшой кораблик, помнится, за 40 фунтов, с капитаном Португальцем и 8-ю матросами из Малабар, я отправился с своим хозяйством, построив себе для избежания тараканов шалаш на палубе. Буря и дождик были как нельзя хуже, однакож через три дня кое-как нас прибило к острову Рамиссераму или бишь Менару. Тут древний и чудный Индийской монастырь. Приближаясь к черным башням его, я встретился с Браминами, ехавшими на двух слонах с толпой и чертовской музыкой. Чтоб принять честь, как следовало, я выкарабкался из паланкина; Брамины навертели на меня гирлянды из цветов удушливого запаха (это род ясмина) и представили мне партию своих танцовщиц (штук 12 черномазых девок), которые тотчас приударили [16] вприсядку, и в сопровождении всего этого кортежа я введен был в монастырь. Мрачные каменные своды и бесконечные колонады с чудовищными изваяниями выражали таинственную мифологию Индии. По крутой деревянной лестнице я взошел на обширную белокаменную крышу. Там явилась мне волшебная сцена Восточной архитектуры, и стаи зеленых попугаев полетели в пальмовые рощи, окружающие сей древний монастырь. Становилось темно. Я подымался медленно по гранитным ступеням серой башни, в роде Сухаревой, но из гранита; летучие мыши кружились около меня. Я боюсь мышей, и потому отправился вниз опять в этот вертеп Браминских таинств. Уже везде царствовала мгла и тишина. По временам однакож в сокровенных капеллах раздавался трубный глас и виднелся огонь. Иногда дева, из принадлежащих к монастырю, как тень скользила вдоль стены и скрывалась в алтаре или в темных галлереях, и я уж не мог рассмотреть, молодая ли то была неопытная дева, или уж старая, закоренелая в пороке. Тут я прожил три дня и случайно был свидетелем свадьбы. Жених малой молодой, со всем семейством своим, старыми и малыми, отправлялся на слоне к невесте. Я тоже за ним. Невеста была дева молодая в пригожая, но чорная и уже на сносях. Таков обычай здесь. Свадьбу совершают не прежде 9-го месяца du soidisat promisat. Из Рамиссерама отправился я по Коромандельскому берегу, в [17] прекрасную погоду, но сильный зной — и внезапно представился мне город Транкебар Датский. Я было бросил якорь, но увидев с палубы аккуратность и порядок, царствующий в сем городе, удовольствовался и велел опять поднять якорь. Однакожь Датчане расхлопотались и прислали проведать что и как. В Пондишери я кое о чем поболтал с Французами. Старый моряк, губернатор, наговорил мне страшную дичь про Англичан, про их глубокую политику и как нерады они будут приезду Русского шпиона. В Мадрасе губернатор лорд Эльфинстон принял меня как друга. Во дворце его царствует вечная тишина и мгла. Только слышен шум воды, которую беспрестанно льют на сплетенные из витивера рогожи, которыми завешены окна. Все адъютанты и секретари молча лежат, убитые жаром (general dibility), или пишут деловые бумаги. Множество слуг, Индийцев, в кисейных одеяниях и босиком, часто пробегают по обширным залам, но их не слышно. По всем углам пионы (слуги) веют огромными веерами. В Аркоте видел я Англо-Индийскую кавалерию, из Индийцев, весьма хорошо действующую. Она делала атаки колонной и фрунтом очень хорошо. Англичане весьма рады Русскому и показывают все. Делают нарочно для меня смотры. Как в Аркоте, так и в Тричинополи, где я был после, и где пехота, кавалерия и артиллерия на быках, хотели было, чтоб я принимал салют, но [18] по природной скромности от этого я отказался. В Велоре старинная Индийская крепость, окруженная рвом, в котором держат пропасть крокодилов. Я не верил, но видел сам этих морских животных огромного размера. Тут, в крепости, сидят жены и потомки Типпо Сагеба и отца его Гайдер Али. Их взяли 40 лет тому назад. Также содержится тут 14-ти летний сын бывшего Кандийского короля в Цейлане, заполоненного назад тому лет двадцать. Он и умер в Велоре. Ужаснейший тиран, который даже тут в темнице убивал своих людей, а во время царствования убивал детей в ступке и заставлял матерей их есть. Тут садят также многие из бунтовавших в Индии фамилий. Я их посетил всех. Их чуть ли не распускают, почти всех, но они привыкли тут жить; им покойно. Говорят, крокодилы посажены тут были встарину, чтоб пленные не могли спасаться вплавь, или получать помощь от друзей. В мое время в Мадрасе получили из Америки лёд, и все Англичане с ума было сошли от радости: только и разговору, что про мороженое в iced Champaign. В один прежаркой вечер я в Мадрасе лег в паланкин, равно как и Немец мой в другой, и понесли нас в Танжор. В Танжоре Ража царствует неограниченно в своей крепости в вне оной, на расстояньи пушечного выстрела, где всего народу тысяч десять. Вся же богатая Танжорская сторона принадлежит Компании. Она платит ему [19] два миллиона рублей ассигнациями и содержат при нем Резидента, который за ним смотрит. Этот владетель, у которого около десятка тысяч подданных, держит триста женщин, сорок слонов, одиннадцать тигров, несколько самых злых солдат и огромную пушку, лежащую в песке. Но кроме того есть у него маленькие пушки. Когда я въезжал к нему на двор, то из них мне салютовали, слоны были расставлены, злодейская музыка гремела, а царь сидел на троне из слоновой костя, в странной Индийской колоннаде, под балдахином, одетый золотым газом; на груди и на глазетовом тюрбане с пером сияла драгоценные камни огромного размера, и один изумруд, как третий глаз, блестел повешенный на носу. Около него пропасть слуг махали позлащенными веерами в павлинными хвостами, разгоняли комаров и курило фимиам на ступенях трона, а герольд провозглашал доблести я титулы. По обеим сторонам трона повешено было по луку и по колчану с стрелами, все это золотое. Царь встал, обнял меня, троекратно прижал к груда и посадил. Человек он толстый и молодой. Тут начался разговор о взаимном удовольствии, о погоде и здоровье: но скоро, истощив сии предметы, я изъявил желание удалиться. Тогда царь велел принести цветов, обвешал меня ими, опрыскал розовой водой, помазал розовым маслом, снабдил бетелем, обнял и отправил. В [20] Кончевераме и Мадюре видел я удивительные храмы, которые, во величине в удивительной скульптуре, по крайней мере могут равняться с лучшими готическими церквами в Европе. В Кончевераме живут десять тысяч Брамин и держат пропасть обезьян. Во всех этих местах жар несносен, и путешествовать можно только ночью. В одно утро меня принесли в Курталем, место, принадлежащее уже к Траванкорскому царству. Я почувствовал сырость в давно забытую прохладу, в вылез из паланкина. Курталем довольно высокое и гористое место. Тут я нашел Английского резидента при Траванкорском дворе. Он тут скрылся от палящего жара. Старик глухой; он принял меня со всевозможным гостеприимством и устроил, как нельзя лучше, дальнейший мой вояж во Траванкору. Путь мой в Квайлон, в продолжение верст 50-ти, сначала лежал сквозь лес самый дремучий, проходимый только по узкой в худой тропе. В этой глуши стадами прогуливаются слоны и ревут тигры, и иногда заедают бедных прохожих, пеших Индийцев. И потому мне дали несколько пионов, т. е. слуг, с ружьями, 12 человек с факелами, в одного трубача, с огромной трубой, в которую он минут через пять дул изо всей силы, и я думаю перепугал всю дикую породу. Посреди этой дичи я вдруг увидел избу, не на курьих ножках, а дом деревянный, который построил себе тут один Англичанин mr. Hogsam и живет [21] тут с женой и детьми, имея при себе несколько слуг Индийцев обоего пола. Он тут разводит кофе, сахар, кардамон, гвоздику, корицу, красный перец и пр., в надежд обогатиться. Он ожидал меня. В лихорадке, бледный и уничтоженный сплином или Lever complaint, он вышел мне навстречу, чтоб исполнить долг гостеприимства в предложил мне зейдлиц паудер, теплую ванну, т. е., как здесь вообще водится, несколько шаек воды в чулане, и завтрак. Он говорил, что вчера ночью слон приходил и хоботом пробовал колонну крыльца. Он выстрелял и слон ушел. Что же дальше? В Квайлоне, на Малабарском берегу (называемом Индийцами: Сырой берег, а Коромандельский сухой, потому что на первом вечная сырость и зелень, а на втором сушь и песок), в Квайлоне ничего не было интересного. Только сырость, жар и общественные обязанности — визиты. Дом резидента приготовлен был для меня, и разумеется все припасы, и даже снабжение на дорогу, даром. Гостеприимство неимоверное, но путешествие в паланкинах дорого. При каждом паланкине 12 человек носильщиков и факельщик. С экономией приходится около шилинга на милю, но почти всегда побольше. Голландцы не даром царствовали некогда в Траванкоре. Они соединили все озера каналами, и по Траванкору можно путешествовать на лодке с пением гребцов самым скверным. Все покрыто густою в свежею [22] зеленью и кокосовыми лесами. Люди живут в шалашах едва видных, женщины голые с головы до пояса, шоколадномолочного цвета, а на Коромандельском черные, почта как Арабы. В главном городе Трававдруме (где тоже готов был для меня дом глухого резидента, снабженный всем нужным изобильно). Ража опять принял меня на троне, говорил по-Английски. Молодой человек весьма застенчивый, дурный собою, в бабьем одеянии. При нем живет Англичанин, астроном по охоте, строит отличные обсерватории и выписывает удивительные инструменты на счет Ражи. Англичане надоели обедами. Наконец принесли меня на Синие горы (по Индийски Ниль-гери) в Утакаманд — слишком семь тысяч футов над морской водой. (В Селоне я был на таком же месте, столь же высоком, называемом Нюра-Эллиа). В Утакаманде (Ootacamund) Английский климат: холод, сырость, туман, изморозь (Scotch mist), ветер и дождик. Все, кто только может из Англичан оторваться от должности, стремглав бегут сюда. Настроили избушек (с каминами), как можно дальше друг от друга (по общепринятому обычаю в Индии. В Мадрасе разбросаны дворцы мили на три один от другого, и чтоб сделать визита два-три, надобно проехать по крайней мере миль десяток. Но там фиакры единственные и множество домов, в которых живут Баядерки с музыкой. Баядерки Португальское слово, а по [23] Индийски ночь.). Тропическая зелень исчезла для меня на время. Одни jongletrees and Rododindrons с огненными цветами составляют темную зелень на этих горах. Лорд Эльфинстон, в самом уединенном месте этих прохладных долин, построил себе избу из грязи, для которой через Дорсе выписал зеркальные стекла для окон, мебель, занавесы, мраморные камины и бронзы, и уж издержал 100.000 рубл. (4 т. фунтов). Я рад, что сюда попал, а то жар и сырость на Малабарском берегу изнурили было меня до того, что я почти не мог ни спать, ни есть, ни ходить, ни дышать. Здесь совсем другое, только насморк, чего в law country не бывает. Прощайте. Не знаю совершенно, что у вас делается. С тех пор, как я здесь в Индии, не получал еще ни разу писем из России, что весьма жестоко; надобно как-нибудь храбриться. Живу здесь покуда у некоего доктора Беки (Baikie) косого и кривогубого, который был в Персии и лечил Н... А... от болезни в роде холеры. Сии обстоятельства и привлекло меня к нему.

Князь А. С...ков.

Р. S. Если угодно что приказать, то напишите в Калькутту.

Текст воспроизведен по изданию: Письмо из Восточной Индии // Современник, Том 26. 1841