БАРШУ ДЕ ПАНОЭН

ИНДИЯ ПОД АНГЛИЙСКИМ ВЛАДЫЧЕСТВОМ

L'INDE SOUS LA DOMINATION ANGLAISE

КНИГА ОДИННАДЦАТАЯ.

О БУДУЩЕМ ИНДО-БРИТАНСКОЙ ИМПЕРИИ.

В предыдущих книгах мы старались набросать беглый очерк английского учреждения в Индии.

Мы старались сделать еще более: мы хотели по мере сил наших рассмотреть самое здание, описать различные его части, их связь одна с другой, показать их механизм. Мы показали, как гений Европы сумел привести их в движение, и таким образом наложить свои законы, подчинить своим интересам народонаселение индийского полуострова, состоящее из двух сот миллионов жителей, покорить под одно и тоже иго два различные племени, живущие в Индии вместе уже три столетия, т. е. индусов, последователей Брамы, и мусульман, их победителей и владык.

Другой вопрос еще большого интереса, еще более непосредственной важности, [388] представляется, так сказать, сам собою при конце этих исследовании: это вопрос: «какие вероятности представляются в будущем для владычества Европы под индийским полуостровом? Нужно ли почитать это владычество окончательным фактом, приобретенным политическою философиею нашего времени или напротив фактом до крайности переходным? Продолжительность этого владычества будет ли пропорциональна тому, что в нем есть странного, исключительного, чудного? Или напротив оно даст новое доказательство того закона мира физического и нравственного, по которому продолжительность существования вещей прямо пропорциональна времени, в которое они возрастали и образовались? Можно ли по этому ожидать, что это владычество исчезнет, поглотится бездной с такою же быстротою, как оно вырвалось, так сказать, чтобы расшириться в пространстве и времени.

Все эти вопросы или другие им подобные должны быть уже решены, по крайней мере бессознательно в душе читателя вследствие предшествовавших рассуждений. Мы ограничимся кратким извлечением (resume) из этих рассуждений, т. е. покажем слабость политических и административных учреждений британского здания; покажем, что сохранение империи составляет задачу более [389] трудную, чем приобретение ее, покажем опасности, которым она может подвергнуться внутри и вовне, откуда должно проистечь указание пути, по которому Англия, для собственных своих выгод, должна следовать в продолжении своего владычества.

ГЛАВА I.

Об общей слабости правления индо-британской империи.

Английское правление в Индии, повторим еще, не походит ни на одно из тех, какие являлись до сих на свете. Вообще эти правления могут быть разделены на два рода: одни национальные, другие происшедшие из завоевания. Первые, исшедшие из самых недр общества, рожденные необходимостями, которым они должны удовлетворить, не смотря на их многочисленные несовершенства необходимо удовлетворяют этой цели более или менее. Они имеют нравственное влияние на народы, авкторитет неоспориваемый. Правительства, основанные на завоевании, не имея этого влияния, этого авкторитета, заменяют, их силою. Основанные [390] шпагою, они опираются на шпагу. Но английское правительство в Индии, что не раз было доказано с очевидностью, не имеет ни нравственного влияния, ни вещественной силы. Оно состоит из трех главных начал: учреждений финансовых, судебных, военных, учреждений, составленных из различных кусков, слепленных собственными руками Англии, и которым она вверила будущность своей власти. Итак этим механизмом и его различными частями мы займемся сначала.

Учреждение политическое, общественное, административное в Индии, прежде заключалось почти все в учреждении селений. Англичане, ниспровергая это учреждение в одной части полуострова, в президенстве бенгальском, произвели самый глубокий переворот в этой стране, какому никогда не подвергалась ни одна страна в мире. В президенстве бенгальском их нововведение имели целию навлекать на общество известные аристократические формы. Лорд Корнуаллис предположил создать аристократию землевладельцев, которая воспроизвела бы до известной степени английскую аристократию на индийской почве. Известно, что следствие пошло прямо против намерений законодателя. Класс, из которого он хотел образовать эту аристократию, класс земиндаров, подвергся разорению [391] и бедности. Общественная иерархия, существовавшая до прибытия англичан, сокрушенная страшным механизмом, приведенным тогда в движение, покрыла тотчас Индию своими развалинами. Земиндары, бывшие до этой минуты, так сказать, естественными главами этого общества, тотчас исчезли в его последних рядах. В Мадрасе законодатель предположил себе, может быть, сам не думая, учреждение демократии. Произошел род аристократии свирепой, беспокойной, угнетающей. В обоих случаях общество было расстроено от основания до вершины, не только в своих политических и административных учреждениях, но даже в своей сущности. В презеденстве бенгальском и мадраском учреждение собственности было насильственно и глубоко изменено или лучше сказать ниспровергнуто. Отсюда бедность, страдание, перевороты, выше рассказанные, или лучше сказать указанные. Отсюда также на место старого общества, которое не могло выдти с этой минуты из своих развалин, явился род толпы разбросанной без связи, без сцепления которого рука Англии не имела сил устроить.

Нововведения, испытанные в судебной системе, не были и не могли быть счастливее. Древняя политическая организация Индии соединила судебные учреждения с финансовыми [392] или муниципальными. Земиндары, агенты финансов на известном пространстве земли, имели сверх того право производить уголовный и гражданский суд. В селениях были посреднические суды, сходные с нашими судами присяжных, Мусульмане не тронули их; они удовольствовались учреждением особенных судилищ для своего собственного употребления. Оба народонаселения продолжали управляться по своим собственным законам. Англичане одним ударом сокрушили всю эту судебную организацию. Они создали, слепили из ней новую по своему произволу; но эта последняя осталась неполною, неудовлетворительною для той цели, которой должна была достигнуть; она разрушила сверх того всякое судебное ограждение, она предала самые важные интересы, самую жизнь, произволу, невежеству европейских судей, т. е. иностранцев незнакомых своим подсудимым. В этих судилищах существует в одно время несколько систем законов различного происхождения; они борются между собою в большой части дел. Бессмысленная формальность, заимствованная из английского судопроизводства, оставляет все на произвол судей. Не смотря на их таланты и на их усилия, ни один из них не может надеятся исполнить когда нибудь дело на него возложенное. При насильственном ниспровержении общественных [393] отношений, число преступлений возрасло в ужасающей прогрессии. Но за всем тем не воровства, не убийства больше всего боятся индусы: они боятся английского правосудия. Если человек обокраден, если он подвергался опасности потерять жизнь, то все таки прежде всего он заботится о том, чтобы этого не узнал английский судья. Страх, внушаемый этой особой делает его соучастником вора, который ограбил его самого, спасителем человека, который пролил его собственную кровь.

Индо-британская армия может почитаться основным камнем английского владычества. Но эта армия, посредством которой совершенно завоевание Индии, теперь совсем не то, чем она была в первые времена после своего образования. Устройство 1796 г., до сих пор остающееся, убило истинновоенный дух первых времен, в пользу несовершенного подражания европейской дисциплине. Мы сказали, что сипаи некогда были сильно привязаны к английским офицерам; но эта связь ослабела и ослабевает с каждым днем; не мудрено, что она разорвется от первого удара. Армия, принимая наружность, устройство более правильное, соскучилась, потеряла этот жар, который некогда служил отличительным ее свойством. Воины первых времен, товарищи Клейва, Кута, Корнуаллиса, исчезли [394] навсегда; они уступили место наемщика солдатам, которые сделались чуждыми, враждебными своим офицерам. Выгодное жалованье, трудность найдти где нибудь другие средства существования, вот единственное побуждение, удерживающее индуса под британским знаменем. Но эти побуждения, могущие обеспечит повиновение в обыкновенное время, сделаются бессильными как только обстоятельства получат какую нибудь важность. Все, что некогда составляло достоинство, отличительные черты этой армии, пожертвовано в пользу мысли устроить ее совершенно по образцу наших европейских армий или лучше сказать армии английской. Это значило прежде всего лишить ее жизни, чтобы потом уставить ее труп по чужеземному образцу. В самом деле преданность солдата к своему начальнику, простиравшаяся у индусов дальше, чем у всякого другого народа, составляла жизнь этой армии. Единственное отношение., сохранившееся между индускою и европейскою частию армии, сделалось для первой предметом страдания, скорби и унижения. Единственные точки соприкосновения, уцелевшие между обеими племенами, суть именно те, в которых эти племена всего глубже язвят, всего более отталкивают друг друга; одним словом сделалось глубокое [395] разделение там, где прежде всего нужно было слияние, единство.

Еслиб правительство империи имело все совершенства, каких только можно было для него желать, то все-таки эти совершенства могли бы быть бесполезными по причине его общей неудовлетворительности и слабости. Число чиновников слишком мало в сравнении с делом, которое они должны выполнять. Кажется можно и легко помочь этому недостатку увеличивши число их. Но здесь именно начинается затруднение. Это правительство, не удовлетворяя своей цели, стоит однакож слишком дорого; с давнего времени его расходы выше доходов. Дефицит дополнялся, но единственно посредством монополии на опиум, т. е. из источника совершенно чуждого стране и совершенно случайного по самой своей природе. Не только всякое увеличение налогов в Индии есть вещь невозможная, но преувеличение налогов достигло до той степени, что сбор их становится со дня на день затруднительнее, а в некоторых местах скоро может сделаться совершенно невозможным. С другой стороны эта слабость правительства, так сказать, материальная, есть только малейший из его недостатков. Положим, что законодатель будет иметь средство удвоить, утроить число чиновников: он разрешит этим [396] только одну часть вопроса и притом самого маловажного. Условия при которых должны будут действовать эти чиновники останутся одни и те же; механизм этого иностранного правления постоянно будет раздражать тысячию способов народы, на которые он должен действовать. Рычаг будет иметь более крепости, но сила приводящая его в движение останется также ложною и гибельною.

Англия, по причине самого своего положения в Индии, не может вознаградить нравственною силою недостаток силы материальной. Европейская цивилизация, которой она служит здесь представительницею, и цивилизация индусская, с которой она должна бороться, отталкивают одна другую всеми точками. Некоторые публицисты надеялись и советовали обратить индусов и мусульман в христианство; многие миссионеры пытались сделать это; думали, что этим средством можно доставить торжество европейской цивилизации и следовательно укрепить английское владычество; до сих пор все подобные предприятия оставались без успеха. Христианство и браминизм остались отдельными; их основное понятие о Боге, их способ понимать отношение Бога к миру не представляют ничего сходного. Первые католические миссионеры думали, что они одолели эту трудность, но эта [397] мысль произошла от их неведения касательно этого предмета. Мы сказали, что множество обращений, которые по их мнению были ими совершены, на деле были не более как оптический обман; этот обман исчез с переменою точки зрения. Христианство не только не усиливается, но скоро падает; но в этом случае надобно остерегаться оптического обмана только противоположного. Если христианство повидимому падает, так это потому, что теперь миссионеры, узнавши лучше браминизм, тщательнее спрашивают у новообращаемых, на каких условиях они хотят сделаться христианами. Обращение мусульман представляет не менее трудностей.

Колонизация Индии Англиею, это другое средство помочь нравственной и вещественной слабости индо-британского правительства, должна быть также причтена к числу невозможностей.

Устройство собственности делает Индию страною совершенно отличною от всех тех, в которых когда нибудь заводились европейские колонии. Первое условие возможности какой нибудь колонии состоит в земле, на которой она могла бы утвердиться. А здесь можно владеть землею только при таких условиях, при которых владение равняется [398] невладению. Какую выгоду можно извлечь из имения, владелец которого должен сначала заплатить под именем налога сумму, целою третью больше той, какая составляет доход со всякого недвижимого имения в Европе? Возделывание индиго, заведение известных особенных родов промышленности могут быть причиною некоторых исключений в этом деле; но тем не менее факт остается общим. Уступит ли правительство земли этим новым поселениям на выгоднейших условиях? Но мы показали все неудобство, или лучше сказать всю невозможность этой меры. Во первых это была бы жертва, на которую правительство, и теперь уже не имеющее возможности удовлетворить своим нуждам, не могло бы решиться. С другой стороны это значило бы создать две совершенно различные собственности на одной почве, одну привиллегированную, другую подавленную бременем невыносимым. Это значило бы, одним словом, сеять полною горстью семена непреодолимым затруднений для будущего. Сверх того и мы умолчали о непреодолимой для правительства трудности управлять в одно время двумя народонаселениями, происходящими от разных племен и имеющими разные привычки и требования.

Таково ли, по крайней мере, было бы состояние страны, находящейся под владычеством [399] Англии, что могло бы до ставить правительству эту силу, которая ему не достается с тех сторон? Но общественное устройство Индии не позволяет ей достигнуть когда нибудь большого развития богатства. Здесь нет первого условия ремесленного и комерческого развития каждой страны. Произведения не только ни чем не превышают потреблений, но они недостаточны для того, чтобы оградить народы полуострова от бедности и голода. Индус, с самого своего рождения преданный бесплодной работе, осуществляет в строгом смысле слова поэта Sic nos, non nobis. Индия в полном смысле слова есть только обширная земледельческая мануфактура, содержимая Англиею; ее жители наемщики или поденщики, возделывающие землю, которая им не принадлежит. Итак понапрасну богатейшие жатвы покрыли бы поля Индии; бедность и голод тем не менее остались бы уделом ее жителей. По энергическому выражению, которое мы не перестаем повторять, «тоже бы было, еслибы земля производила не хлеб, а золото». Потому что произведениями земли пользуется не Индия, а Англия, стало быть наконец самое устройство собственности, служащее основанием английского правительства — самый факт существования этого правительства лишает Индию всех средств улучшения и общественного развития. [400]

Английские привычки, т. е. надменность, гордость, презрение к другим народам, вместе с различием религии и нравов, держат обладателей Индии в отдалении от их подданных и окончательно лишают их всякого нравственного влияния. Самые настоятельные требования английского правительства остаются без последствий, если только они предписывают что нибудь в пользу индийцев или мусульман. Офицеры армии, чиновники при сборе податей, из которых многие может статься принадлежат к фамилиям некогда могущественным, может статься происходят от государей некогда царствовавших над этой страной, не удостоиваются ни малейшего знака уважения от последнего английского чиновника. Верный обычаям своего отечества, англичанин живет в Индии среди чуждых народов, как будто окопавшись; он отделен от них бездною, которую неумолимая гордость вырывает с каждым днем глубже и глубже.

Наконец на почве Индии не прививаются смешанные породы, происходящие от смешения победителей с побежденными, которые могли бы сделаться соединяющим звеном. Небольшое число лиц, происшедших из этого смешения, осталось постоянным с той минуты, когда стало возможно наблюдать их. [401] Незаметная дробь из этого числа втерлась в английское общество; все остальные исчезают среди туземного народонаселения, от которого они ничем не отличаются.

Что касается до потомков чистых англичан, рожденных на почве Индии, то Индия поглощает их в юности; она пожинает в цвету это потомство своих владетелей, которое повидимому должно бы было упрочить завоевание своих отцов. [402]

ГЛАВА II.

Отчего сохранение индо-британской империи составляет задачу более трудную чем ее приобретение?

Сэр-Джон Мелькольм сказал: «размышляя о настоящем положении нашего владычества в Индии, нельзя сомневаться, что приобретение нашей империи было легкою задачею сравнительно с той, какую представит ее сохранение» (Malcolm. Hist, polit., t. II, p. 64.). Слова эти глубоко истинны не смотря на то, что они кажутся парадоксом.

Политическое и общественное положение Индии в то время когда англичане здесь основали свое первое учреждение, приготовляло, так сказать, призывало завоевание. Индия была тогда разделена на маленькие государства, которые стремились некоторым образом отдаться под покровительство сильнейшего. Все государства, сделавшиеся сильными и образовавшиеся прежде или вместе с учреждениями англичан, стремились также ко всеобщему владычеству. Они не достигли этой цели, но единственно в следствие какой нибудь случайности, встретившейся на их дороге; эта причина не происходила из самой природы вещей; [403] она никак не сходствовала с теми причинами, которые останавливали в Европе все государства, стремившиеся по той же дороге. Монголы в продолжении слишком двух веков обладали этой всеобщею монархиею. Маратты вероятно овладели бы ею в свою очередь, но их остановил меч афганов в кровавой битве панипутской. Сначала Гайдер, потом Типу без англичан имели бы более успеха. А эти афганы победители при Панипуте, эти англичане победившие Гайдера и Типу, были вне политической системы Индии; они вмешались в нее только случайно. Едва разорвались феодальные связи, прикреплявшие все государства Индии к трону Великого Могола, как по-видимому они старались найдти новый центр, к которому бы можно были прикрепиться. Они стремились со всех сторон устроится вновь под теми же условиями. Они попытались образовать подобную политическую систему около нового правительства, обещавшего каждому мир, покровительство небезопасность.

Не более трудности находили англичане в овладении внутренним правлением каждого государства. Основные учреждения страны, т. е. касты и селения не представляли никакого сопротивления замене правительства мусульманского или индуского правительством английским. Наклонности самые естественные для [404] человеческого сердца, любовь к новости, привлекательность неизвестного, отвращение к тому чем человек владеет, расчеты честолюбия, неудовольствие живущее подле всего, что только существует, люди чрезвычайно способные к этому делу, наконец тысяча других случайных причин пришли на помощь англичанам. Все эти причины, своим действием и воздействием неминуемо должны были доставить их первому бенгальскому заведению владычество над полуостровом; так только воздух, вода, теплота извлекают огромный дуб из желуди, вверенной почве. Трудность, которую должно было преодолеть государственным людям, занимавшимся судьбами империи, в начале состояла в том, чтобы замедлить ее распространение, а не в том, чтобы ускорить его. Как и всегда бывает там, где народы или отдельные лица совершают дело Провидения, все им помогало: дурная и хорошая сторона английского характера, дикое корыстолюбие некоторых из их чиновников, также точно как таланты генералов и гений государственных людей.

Теперь все на изворот. Те самые естественные и случайные причины, которые некогда благоприятствовали честолюбию англичан стали действовать против их безопасности. Всякий неприятель, явившийся теперь [405] против Англии, имел бы на своей стороне те самые вероятности, которые некогда ей благоприятствовали. Слабость свойственная английскому правлению, явившаяся при самом его начале и учреждении, возрастает с другой стороны от времени. Англичане пришедши в Индию чуждые учреждениям и внутреннему положению страны, никак не думали смешиваться с народонаселением, еще менее управлять им когда нибудь. Они хотели только извлечь как можно более выгод. Таким образом они искали золота и серебра в самых недрах общества, так сказать, подобно компании рудокопов. Они взяли всю руду, блестевшую на поверхности, разработывали с начала жилы самые богатые, потом менее богатые, потом до последних следов, до малых частиц. Все эти работы, предпринятые на удачу, выполнялись без плана, без симметрии; число шахт было непомерно велико; не рассчитывали на работу завтрашнего дня и потому оставляли шахты без поддержки, таким образом пришла минута, когда пустое сделалось, может быть, шире чем полное; когда малейшие потрясения, малейший случайный удар заступа может обрушить все, потому что каждый день работа продолжается, жилы истощаются, гибельные предвестия умножаются. Если верить некоторым из этих [406] рудокопов, лучше нас имеющих возможность изучать общность работ, уже и теперь опасность грозит сильно. Некоторые признаки, по их мнению возвещают минуту кафастрофы; некоторым кажется уже, что они чувствуют дрожание земли под ногами и над головой.

Сэр Джон Шор, смело показавши опасность, оканчивает следу тощими словами: Я довольно долго жил между народами Индии, для того, чтобы понимать их чувства. Я убежден, что кризис не может быть далек... Я боюсь гибельных последствий, которые произойдут из этого, для нас для самих и для индусов, а от того я хотел бы, чтобы в душе тех, от которых зависит судьба столь многих миллионов нам подобных, (между которыми находятся их жены, их дети, их семейства), родилось желание поправить то, что есть дурного, поставить себя в возможность встретиться с этим кризисом, обратить его даже в пользу своей страны, к утверждению нашего владычества, которое не может иметь другой твердой основы, кроме доверенности и преданности народа» (Shore, t. II p. 102.).

Итак владычество Англии нельзя почитать окончательным. Напротив те, которые [407] наиболее содействовали его утверждению или, которые лучше его изучили, менее всего верят его будущности, Уоррен Гестингс писал: «если Индия связана с Англиею, то связана нитью столь тонкою, что удар малейшего события, даже дыхание общего мнения может разорвать эту нить». Аббат Дюбуа: «власть, теперь господствующая в Индии, в одно время лишена и вещественной и нравственной силы».

Сэр Джон Шор: «кризис должен последовать неминуемо». Сэр Джон Мелькольм «приобретение нашей империи в Индии было легкой задачей сравнительно с задачей ее сохранения». Генерал-майор Брайгс: «это соединение (т. е. Индии и Англии) противоестественно и не может продолжаться». Итак государственные люди, миссионеры, чиновники, военные, посетивши Индию, согласны в этом пункте, в непрочности английского владычества. Чтож могло согласить их, если не истина? Все они смотрят с разных точек зрения, все пишут в разных интересах и мнениях, в которых нет ничего общего и однакож все согласно думают, что эта странная империя есть здание без фундамента, поддерживаемое на воздухе каким то чудом равновесия, род чужеземного растения, поддерживающего жизнь помощию [408] искуства, попечений, но не связанного с почвой, ему чуждой; может быть достаточно слабого дыхания ветра чтобы его вырвать.

ГЛАВА III.

Каким образом Англия должна приготовляться к падению своего владычества?

Два рода опасностей не перестают никогда угрожать английскому владычеству в Индии; одни внутренние, другие извне. Возмущение в Велоре, восстание в Бенаресе и Барельи служат в этом отношении предвестниками событий, которые, может быть, готовятся в будущем.

Честолюбие России могло бы произвесть эту внешнюю опасность, о которой мы говорили. Мы видели, что русская армия на берегах Инда, даже не очень значительная, привела бы в опасность империю. Препятствия для подобного похода были всего более политические, теперь они удалены. Персия повинуется русскому влиянию. Афганистан надолго, может быть, навсегда ускользнул из под [409] влияния Англии. Русский флаг один развевается на Каспии; русская торговля распространяется к югу и востоку от этого моря. Хива и Бохара с каждым днем теснее связываются с Россиею. Чисто военные вероятности, кажется, будут равны или могут быть предположены равными между корпусом русских войск, достигшим Инда, и индо-британскою армиею, выступившею в поход для отражения этого корпуса. Но вопрос не мог бы остаться чисто военным: он необходимо будет связан с политическими событиями и планами, а последние неминуемо будут против индо-британского правительства. Невозможно и думать, чтобы внутренние волнения не вспыхнули при внешнем ударе, а мы сказали, какие будут необходимые последствия этих волнений.

Из всех этих соображений, кажется, можно заключить, что Индия необходимо когда нибудь вырвется из рук Англии. Кажется при том, что все общие аналогии в истории представляют это владычество фактом чрезвычайно переходчивым. Индо-британское государство можно счесть сходным с римской империей. Но империя римская не была последним словом Провидения. Когда все народы мира поочередно пали под мечем Рима, можно было подумать, что мир достиг [410] окончательного положения. Цель, к которой столько веков стремилось безмерное честолюбие царственного народа, была наконец достигнута. Римлянин, сидя подле последней былинки, скошенной его победоносной косой, мог считать свою задачу решенною; жатва повидимому была кончена. Но новое зерно прозябало уже на обширном поле истории. Христианство, начиная действовать среди варваров и побежденных народов, долженствовало преобразовать мир. Еще невидимая для масс, эта новая работа необходимо должна было открыться тем, кому дано было поднять покров будущего. Так точно в недрах индо-британской империи прозябает будущее, может быть еще скрытое от большинства, но уже открывающееся отчасти тем, которые глубже проникли в ее положение.

Установление римского владычества над известным миром было точкою отправления для проповедания Евангелия; установление английского владычества в Индии будет также точкою отправления новой фазы развития человечества: она означает эру слияния между цивилизациею Востока и Запада. Видно только, что это слияние совершится под условиями, которые от нас еще скрыты, и что эти условия будут не те, которые Англия думала предписать Индии исключительно в свою пользу. [411]

Индия с гордостию может тогда вспомнить о подвигах, которых она была театром, о талантах обнаруженных в ее недрах великими государственными людьми Англии. Она заботливо сохранит память Клейва, завоевавшего индо-британскую империю; Уоррена Гестингса, умевшего сохранить ее; Уильсли, ее расширившего и утвердившего; лорда Минто, понявшего необходимость английского перевеса; лорда Гестингса осуществившего эту мысль. Она забудет бедствия, которыми эти великие события сопровождались; она вспомнит только о том, что в них было великого и славного.

КОНЕЦ.


Примечание к стр. 400.

Когда я был обер-офицером, говорит полковник Гопкинсон, я имел привычку и обязанность часто бывать в квартирах европейцев, чтобы удостовериться, что улицы и квартиры содержатся в хорошем порядке и что удовлетворены потребности солдат. В этих частых посещениях я имел случай видеть большое число детей чистой европейской крови. Во все продолжение моей службы я помню только один случай, что один из этих детей достиг совершеннолетия. Это обстоятельство произвело на меня глубокое впечатление. В продолжении многих лет я производил множество исследований касательно этого предмета; но я нашел тот же результат. Может быть многие из этих детей вступили в армию или в другую общественную службу. Это обстоятельство поразило меня тем более, что оно сближалось с другим замечанием, которое я имел случай сделать в это время. Большое число солдат, прибывших в Индию в [414] звании рекрут артиллерии, для получения отставки должны были найдти себе преемников. Конечно это не представило бы никаких трудностей, еслиб только немногие из этих детей, рожденных в Индии, достигали совершеннолетия. Но я никогда не видал и не слыхал, на всем пространстве президентства мадрасского, чтоб сделано было хоть одно подобное замещение; я никогда не слыхал сверх того ни об одном человеке чистой европейской крови, рожденном в Индии, который бы достиг достаточного возраста, чтоб заступить место солдата.

«Я писал об этом факте мадрасскому генерал-адъютанту и обратил на это его внимание. Он был им поражен, сообщил об нем в свою очередь главнокомандующему, которой, по его рекоммендации, дал приказание всем корпусам королевских и компанейских войск доставлять сведения о всех детях, рожденных в Индии от европейских родителей. Эти сведение были доставлены мне. По несчастию начальствующие, кажется, не очень точно поняли мысль приказа. Пересмотрев сведения, я убедился, что они были неполны [415] и неправильны. Во многих говорилось о детях, рожденных в Индии, но оставивших ее с родителями; в других говорилось о детях смешенной крови, об англо-индусах. Во всяком случае, не смотря на неточность списков, я убедился, что чрезвычайно мало число живых детей относительно числа рождений, чрезвычайно мало из них выходят из детства!» (Следствие. t. r. p. 54-55. Показание полковника Гопкинсона.)

Конечно, что факт чрезвычайно любопытный. Жаль как нельзя больше, что его не изучали и не наблюдали с достаточною заботливостию, чтоб извлечь из него все возможные следствия. Нельзя однокож сомневаться, что в замечании полковника Гонкинсона много правды.

Впрочем это подтверждается еще другим фактом. В соседстве военных квартир народонаселение смешенной крови чрезвычайно незначительно и сверх того постоянно (Id. ibid. p. 54. id. Возражения против колонизации p. 55.).

Текст воспроизведен по изданию: Баршу де Паноэн. Индия под английским владычеством. Том 2. М. 1849

© текст - ??. 1849
© сетевая версия - Тhietmar. 2018
© OCR - Иванов А. 2018
© дизайн - Войтехович А. 2001