БАРШУ ДЕ ПАНОЭН

ИНДИЯ ПОД АНГЛИЙСКИМ ВЛАДЫЧЕСТВОМ

L'INDE SOUS LA DOMINATION ANGLAISE

КНИГА ДЕСЯТАЯ.

О средствах находящихся во власти Англии к смягчению страданий народов Индии.

(Одиннадцатая подлинника. — Десятая книга, содержащая в себе описание политических отношений индии к смежным с нею государствам, выпущена переводчиком.)

ГЛАВА I.

Каким образом всякая законодательная реформа должна приноровляться к великим фактам, составляющим общественный быт и политику Индии.

Жан Жак сказал: «тот, кто первый, обнесши поля плетнем или обрывши рвом, сказал это мое, был истинный основатель человеческого общества».

В самом деле собственность осталась основанием наших обществ; течение веков не вытеснило ее, не вытеснит, может быть, никогда. Но если это так, если установление собственности и установление общества одно и тоже, значит, различные способы, по [320] которым оно определялось в последующие времена, необходимо проводили самую резкую черту устройства, организации этих обществ. Если рассмотрим например с некоторым вниманием общественное положение Индии, если сравним его с общественным положением других стран, то увидим с первого взгляда, что отличительный его характер есть именно устройство собственности. Тогда как повсюду в других странах земля разделена на множество частей, принадлежащих множеству владельцев, в Индии, по праву и фактически, она вся принадлежит правительству. И другие государи приписывали себе это право исключительной собственности земли. Мы видели это во Франции и в Англии. Но в Индии это право столь могущественно, что превратилось в факт.

Отсюда вышло, что в Индии правительство и народ находятся совсем не в тех отношениях между собою, как во всех других странах; правительство относительно народа здесь тоже самое, что хозяин относительно своих фермеров: последний старается отдать им в наймы землю как можно дороже, потом взыскать договорную плату, вовсе не принимая на себя труда заботиться о благосостоянии и о положении кортомщика. Он старается только собрать свои деньги, и вовсе [321] не хочет думать, что часть этой цены, оставленная в реках возделывателя, может быть, принесла бы выгоды, более или менее близкие, более или менее значительные сначала этому возделывателю, а потом самому обществу.

Отсюда три главные факта, или, если угодно три, разные стороны этого великого основного факта сосредоточения собственности в руках правительства; именно:

Что частная собственность в Индии не существует;

Что все правление состоит в сборе налогов;

Что почти весь доход государства состоит из налогов поземельных.

Три факта существенные, неизмеримой важности, которые составляют и направляют положение общественное, административное и финансовое индо-британской империи.

Мы представили это положение без горячности и без преувеличения, стараясь оставаться в пределах самого полного беспристрастия. Мы видели невозможность для правительства подать помощь народонаселению Индии, по крайней мере, если обстоятельства, в которых оно находится, не будут существенно изменены, по крайней мере, если ему не удастся создать в Индии быт общественный, [322] административный и финансовый, отличный во всех отношениях, от того, который существует там ныне. Всякая попытка политического преобразования и улучшения в Индии может иметь успех только под условием:

Создания, установления частной собственности на обширном основании;

Замены другой системой правления системы ныне существующей и основанной на сборе налогов;

Превращения известной, но необходимо значительной, части поземельного налога в налог, непрямой им в налог на потребление.

Но если это единственное действительное средство против бедствий, против страданий народонаселения Индии, то правительство имеет ли возможность им воспользоваться?

На этот вопрос, необходимо представляющийся, мы не усомнимся отвечать утвердительно.

Правительство, по нашему мнению, имеет эту возможность, по крайней мере до известной степени, в известных пределах; самая важность значения собственности в устройстве общественного быта служит этому доказательством. Ибо, по тому самому, что правительство в Индии владеет землею, оно владеет также и огромною силою; все [323] жизненные силы страны находятся, так сказать, в его руках. Оно может дать им полную свободу действовать; оно может уменьшить или уничтожить их. Оно есть то самое для народов Индии, что Привидение для остального мира. Этот налог, поглощающий целость дохода, есть рычаг, который может поднять политический мир. Некоторые изменения в системе сбора налога оказались достаточными для создания аристократии в президентстве бенгальском; другие создали фактически владельческую демократию в Мадрасе; судите по этому о силе подобного орудия в руках власти, понимающей всю его значительность и вместе с тем решившейся употребить его для блага народа, судьбы которого вверены ей Провидением. Странное дело! лекарство против зла может родиться из самой огромности зла.

Попытаемся объяснить себе выгоды, какие по нашему мнению могут извлечь англичане из этого положения, или лучше, какие мы желали бы, чтобы они извлекли.

Но прежде всего остановимся несколько минут на трех политических и общественных фактах, которые мы обозначили, и рассмотрим их отдельно один после другого. [324]

ГЛАВА II.

Каким образом общественное и политическое положение Индии состоят в разладе с законами политической экономии. Отсутствие частной собственности.

Поземельный налог, равняющийся целости произведения земли, доходящий до конфискации дохода владельца, т. е. до уничтожения собственности, вот отличительная черта положения Индии.

Мы рассмотрели уже часть гибельных последствий, проистекающих из этого странного факта. Но чтоб понять всю его важность, кажется, будет не лишнее пересмотреть его в отношении к общим законам политической экономия, в отношении к законам произведения и распределения общественных богатств. Этим сближением вопрос объяснится гораздо полней. Несогласие между этим фактом, собственно принадлежащим Индии, и этими общими законами даст нам возможность заключить, что отсюда нельзя ожидать никакого хорошего результата.

Общественное богатство, по учению политической экономии, проистекает из трех [325] источников: земледелия, промышленности, торговли.

Деятельность человеческая, в преследовании той великой цели, которая в порядке вещественной жизни поглощает и увлекает ее вполне, в произведении общественного богатства, является одновременною во всех трех сферах: в трудах земледельческих, промышленных, торговых. Важно рассмотреть, как и в каком порядке.

Неизвестно, в какую эпоху истории начинаются для народов труды земледелия. Прежде этой минуты бродили ли они в продолжении многих лет по поверхности земли, в след за многочисленными стадами, преследовали ли дикого зверя быстрой стрелой или обманывали рыбу озер и рек с помощию убийственного крючка? этого мы незнаем.

Но приходит минута, когда они делаются оседлыми, требуют пищи от земли, погружают железо или твердое дерево в недра этой мачихи, которая дает питательный сок только из растерзанных грудей; тогда связываются одно с другим различные звенья общественной жизни.

Долго эти первобытные люди ожидают, стерегут жадным, беспокойным взором, [326] жатву, которая должна следовать за посевом. Долго, очень долго вещество, которое они извлекают из земли, остается бедным и неверным, долго оно едва может, быть достаточным для укрепления силы их утомленных рук, долго труд самый упорный едва может прокормить трудящегося. Произведения охоты и рыбной ловли, молоко и волна стад, эти пособия земледелия, с начала оказывают ему только слабую помощь. Еслибы это положение дел сделалось постоянным; если б каждый, посвящая все свое время и весь свой труд обработыванию полей, заботам о своих стадах, производил только то, чего необходимо требуют его собственные нужды и нужды его семейства; еслиб все то, что он произвел, потреблялось без остатка, то судьба такого общества состояла бы в неподвижности на целые века. Не предвидится никакой перемены в положения отдельных, лиц, его составляющих.

Но приходит минута, когда произведение труда превышает потребление. С тех пор для народа, о первых шагах которого в жизни общественной мы рассказываем, начинается новая жизнь; между членами этого общества есть некоторые, произведения труда которых превышают на известное количество их нужды. Им позволено питаться, одеваться без [327] новых трудов в продолжении большого или меньшего времени. По той же причине они имеют в своем распоряжении известное количество первоначальных веществ, солому, кожи диких зверей, волну, полученную от их стад и пр. Тогда между этими тружениками, которых пот был столь плодоносен, пробуждаются новые инстинкты. Некоторым из них придет мысль заготовить наперед известные сосуды, платья, орудия, чтобы снабдить себя ими на время более продолжительное и не быть принужденными перерывать свои занятия в другое время, менее благоприятное.

Отсюда или из тысячи подобных предположений самое грубое начало промышленности; теперь царствующей: в мире. Правда, что после этих первых шагов успехи ее становятся тотчас быстрыми. Она обработывает, изменяет тысячею способов первоначальное вещество; она скоро придает ему ценность, в сравнении с которою прежняя ценность его была вовсе незначительна. Со дня на день, она будет более и более господствовать над этим веществом, придаст ему тысячу новых форм, приспособит его. к тысяче новых употреблений.

Из промышленности раждается торговля. почти также необходимо и в тех же [328] обстоятельствах, как самая промышленность родилась из земледелия. Мы сказали: труды земледелия или заботы о стадах, чрезвычайно выгодные известным лицам, могли обратить их деятельность на промышленность; из этих последних те, которые имели возможность предаться приготовлению одежд, деланию домашних утварей, или плугов, заступов, кос, или также луков, стрел, колчанов, иногда наделают их наперед в большем количестве, чем сколько нужно по самым наибольшим расчетам. С тех пор между ними естественно, почти необходимо, заведется мена. Шерсть ягненка променивается на заступ или сошник плуга; лук и стрелы на такой предмет, который для производителя остается ненужным.

Каждый будет продолжать делать то, что ему удалось в первый раз. Помощию произведений своей собственной промышленности, он снабдит себя произведениями промышленности других. Эта мена сначала будет производиться натурою, а потом посредством другого продукта промышленности, способного представлять все, т. е. посредством золота, и серебра, а еще позднее посредством золота и серебра в монете. Производители или владельцы этих разных продуктов промышленности будут жить в разных местах. [329] Между ними тотчас установится посредник, т. е. торговля; родившись внутри каждого из этих племен, она распространится подобным образом к другим племенам и таким образом поставит их в сношения друг с другом.

Итак отсюда это великое и тройственны явление: произведение, кругообращение и распределение богатств. Земледелие, промышленность и торговля суть три орудия, с помощию которых оно совершается. В наших преуспевших обществах они действуют в одно время; но не так было сначала. Земледелие со всеми второстепенными принадлежавшими к нему трудами стало действовать прежде всех. Второе орудие могло начать действовать только тогда, когда первое произвело уже избыток произведения над потреблением; этот избыток произвел промышленность и промышленность произвела торговлю; этот избыток дал им средства обнаружиться. Результаты подобные, хотя и меньшей важности, моглиб произойдти и тогда, когда бы охота или рыбная ловля произвели избыток произведения над потреблением. Мы приняли предположение не только не необыкновенное, но самое правдоподобное, говоря исторически.

Итак заметим этот факт, как очевидно общий, общественное развитие [330] посредством земледелия, промышленности или торговли могло начаться только в ту важную, торжественную в истории человеческих обществ минуту, когда продукт труда в первый раз превзошел на известное время нужды трудящихся. Только в эту эпоху истинно началась собственность если не в принципе, то по крайней мере на факте; тогда человек в первый раз нашел возможность свободно располагать чем нибудь, чего он не мог делать прежде, потому что все, что он мог иметь до этого времени в руках, необходимо употреблялось на удовлетворение его собственных нужд, следовательно получало употребление, независимое от его воли.

Экономисты XVIII века, по крайней мере те, которые исключительно носили это название, отрицали всякую производительную силу промышленности в произведении народного богатства. Они рассуждали следующим образом: «всякий предмет искусства, принимая это слово в самом обширном его значении, требует для своего производства труда одного или нескольких работников, получающих плату по стольку то в день. Итак пусть будет 60 дней работника, по два фр. в день, что составит 120 фр.; это будет цена того или другого предмета искусства. А по мнению экономистов эта сумма едва может быть [331] достаточною для удовлетворения первым потребностям работника в продолжении его работы. Итак она не производит ничего. Еслиб тот же работник, прибавляют они, принялся за труды земледельческие, он удовлетворил бы своим нуждам с меньшими издержками например по 1 фр. в день. Итак он произвел бы ценность в 60 фр. Подобным образом рассуждали и о торговле; и там также находили, что труд едва удовлетворяет материальным нуждам трудящегося.

Рассуждение повидимому блестящее, однакож ошибочное. Во-первых ничем не доказано, что работник потребляет ценность равную той, какую он производит. Можно представить много примеров противного. С другой стороны, произведение земли далеко не соразмерно с количеством употребленным земледельцем; всего чаще употреблять на возделывание земли слишком большое количество рук значит уменьшать с нее доход. Наконец экономисты допустили странную ошибку; они, не заметили, что производитель предмета какого нибудь искусства произвел не только то, что он должен потребить в продолжении своей работы, но и то, что осталось, как следствие этой работы. Этот предмет искусства, раз конченный, остается в обществе и его ценность присоединяется тогда к [332] общественному капиталу нации. Он представляет тогда не только ценность грубого материала, но и ценность, приданную ему рукою человека. Прокормивши того, кто над ним работал, этот предмет присоединяется к производительному капиталу общества. Итак если земледелец прибавил к общественному капиталу 30 фр. то ремесленник в известных случаях прибавит 60 фр. (Это вовсе не напрасное отступление. Английские публицисты относительно Индии часто опираются на рассуждения французских экономистов XVIII века, между прочими Монтгомери Мартен.)

Теперь мы видим и осязаем коренную причину бедствий и бедности Индии. Так как поземельный налог поглощает в Индии целость произведений земли, то земледелие находится здесь в таком состоянии, в каком оно находилось у первобытных племен в ту эпоху их историй, когда труд доставлял средства удовлетворять первым нуждам трудящегося, но не более. Избыток произведений, пробуждающий промышленность и торговлю, здесь не существует: избыток произведений земли над потребностями возделывателя употребляется на издержки правительства, т. е. на издержки непроизводительные (Т. е. из издержек правительства, которые могли бы быть производительны, напр. жалованье, делаются в Англии и для Англии.). Это [333] всемогущее средство развития, прогресса, общественного улучшения, которое политическая экономия называет производительным капиталом, не существует в Индии даже и в зародыше. Действительно, этот производительный капитал есть собственность в ее разнообразных видах.

Один из путешественников самых проницательных, каких только раждали Франция и Европа, Бернье, не ошибался насчет причины бедности в Индии еще за два века. Он писал: «это происходит от того, что все земли суть собственность королей» (Bernier t. I. p. 512.). В другом месте: «от этого именно эти азиатские государства разрушаются перед нашими глазами столь жалким образом» (Id. ibid. p. 317.). [334]

ГЛАВА III.

Продолжение того же предмета. Правительство основанное на сборе налогов.

Недостаток материальной силы и нравственного влияния, печальный удел правительства империи индо-британской, уже показан! впрочем не лишнее обратиться на несколько минут к этому предмету и рассмотреть его с точки зрения более специальной, более технической, проникнуть в него глубже.

Совет владельцев и совет директоров суть в одно время вершина и основание индо-британского здания. Это правление образовано не так как должно быть, не так как образовано до известной степени всякое другое правление, т. е. в обоюдных интересах правящих и управляемых: оно устроено единственно в интересе первых. Отсюда произошло то, что оно все состоит в сборе доходов. Сбор доходов был не только его основанием, фундаментом, главною частью; он был целым правлением, составлял его вполне; все остальное было только придаточное: отсюда еще публичный механизм также новый, также единственный в истории мира, как и обстоятельства, среди которых он родился. [335]

Компания, приобретши давани трех провинций, Бенгалии, Багара и Ориссы, начала тогда только вступать в сношение с своими новыми индусскими подданными. Четыре коллектора в 1772 г. посланы были для обревизования условий, на основании которых земли были отдаваемы в наем; они сделались первыми посредниками между правительством и народом. Число коллекторов скоро увеличилось. Президентство бенгальское было разделено на шестьдесят шесть округов, мадрасское на двадцать пять, бомбейское на двенадцать. В каждом из этих округов или коллекторатств был назначен коллектор. В каждом также, или по крайней мере в большей части из них, поставлен судья. Наконец, как первое условие для сбора налогов состоит в некотором порядке, господствующем в обществе, устроена была система полиции сходная с английскою и состоящая из людей, называемых магистратами. Но так как расчеты не позволяли назначить чиновников для этих должностей, то сначала ограничились учреждением самых должностей. Сначала эти должности были предоставлены судье, теперь они предоставлены коллектору. Итак коллектор есть основание, краеугольный камень правительственного здания; власть магистрата в его руках дает ему только одним средством больше к собиранию податей. [336]

Слабость этого правительственного здания оказывается очевидно при одном соображении его средств с целью, которой оно должно достигнуть. Президентство бенгальское например, не считая некоторых новых приобретений, в то время, когда, сэр-Джон Шор производил вычисления, простиралось на 22,000 квадратных миль; в нем было 254,000 городов и селений; народонаселение доходило до 50,000,000 слишком: положим его в 50,000,000. Из чего состояло финансовое, судебное и полицейское учреждение, долженствовавшее управлять этим страшным народонаселением? судебное учреждение состоит из 49 судей, каждый из этих судей имеет следовательно в своем ведении пространство земли в 4480 квадратных миль, т. е. провинцию в семьдесят миль длины и в шестьдесят ширины; 4775 городов или селений, с народонаселением до миллиона и более жителей, что средним числом равняется народонаселению наших трех департаментов. Впрочем этот случай самый обыкновенный. Пространство ведомства некоторых судей гораздо значительнее. Судья, имеющий пребывание в Динагпуре, заведывает округом в 6000 кв. м., содержащим более 12000 городов и селений, и народонаселение более 2,700,000 душ. Другой судья, живущий в Баджахале, считает в своем ведомстве не менее 4 мил. душ. Итак первый из этих [337] судей находится в положении чиновника, который один должен был бы заведывать производством двенадцатой или тринадцатой части Франции т. е. шести или семи наших департаментов; ведомство второго соответствует девятой части народонаселения Франции, осми или девяти нашим департаментам; ведомство последнего по народонаселению вдвое более целой Шотландии (Shore t I. p. 187.).

Число коллекторов было немножко больше, чем число судей. В 1827 г. число их простиралось до 72; каждый из этих коллекторов или коллекторских помощников имел под своим ведением пространство земли в 3548 квадратных миль, с 6772 селениями или городами, с народонаселением в 8,000,000 душ т. е. почти равным народонаселению двух наших департаментов.

Притом обязанности магистрата, столь же сложные, как обязанности судьи или коллектора, соединены были некогда с должностью первого, а теперь с должностью второго; они удвояют тяжесть бремени уже подавляющего, для которого недостаточно никаких человеческих сил.

Неудовлетворительность этого правительственного механизма становится еще яснее, если [338] рассмотреть его сравнительно с каждым другим, например с механизмом правления одного из наших французских департаментов, английского графства или немецкого округа. В первом случае административная власть находится в руках префектов и меров. При каждом из этих чиновников находится совет, назначаемый жителями: общий совет, окружной совет, муниципальный совет. О главных делах департамента рассуждается сверх того в совете префектуры. Судебная система составляется из разных степеней судилищ, из мирных судей, из правительственного суда, суда первой инстанции, аппелляционного суда. Уголовное судопроизводство имеет совершенно отдельную организацию. При каждом из этих судов, публичное министерство представляет общие интересы общества. Адвокатам поручается защищение интересов частных лиц. В распоряжении полиции находится множество чиновников, по крайней мере по одному полицейскому коммиссару на округ; значительная военная сила, жандармы, находятся всегда в распоряжении полиции, также как и в распоряжении судебных мест. Собирание разных налогов, поземельного, с окон и дверей и проч. производится также несколькими управлениями: генеральный приемщик, окружные приемщики, приходские приемщики. Непрямые налоги собираются [339] управлениями полными и организованными. Военная власть во многих случаях присоединяется к власти гражданской. Проникая всюду, она всюду дает администрации необходимые для ней силы. Наконец ниже всего этого правительственного механизма находится администрация муниципальная, о которой мы уже говорили по отношениям ее к администрации общей. В каждом приходе (commune) эта администрация сама по себе достаточна для составления административного целого, маленького правительства. Среднее число народонаселения наших департаментов около 300.000 душ. Весь этот обширный снаряд, весь этот административный механизм, назначен единственно для исполнения дела гораздо меньшего, чем дело, порученное в Индии одному судье Н одному коллектору.

Сравнение Индо-британского коллекторатства с каждой другой административной единицей Европы, дало бы результаты того же рода. Округ в Германии, графство в Англии и Ирландии представляют, под различными формами, обширную и полную систему администрации и судопроизводства. В Англии, где администрация, менее систематическая, дает самое обширное поле действия отдельным лицам, тем не менее находится в графстве лейтенант, мирный судья, шериф и проч. [340] которые представляют под разными титулами центральную власть. Им помогают разные чиновники: собрания разных степеней созываются попеременно в определенные времена года, когда идет дело об интересах минуты. Подле этого стоит администрация юстиции, имеющая свою сферу действия. Наконец в Англии, также как в Германии и Франции, все это основывается на обширной системе администрации муниципальной; впрочем мы не приводим форм этого устройства, более или менее полных, более или менее сложных, но в сущности представляющих одно и тоже.

Вещественная слабость индо-британского правительства или недостаточность для той цели, которую оно должно преследовать обнаруживается сама собою из всего предыдущего.

Впрочем она объясняется самым началом этого правления и его целью. Четыре коллектора, назначенные в 1772 г. и размножившиеся потом до 49, составляли единственную Существенную часть этого правления. Другие чиновники, также очень малочисленные, были в собственном смысле коллекторские помощники; по крайней мере их главное дело состояло в том, чтобы облегчать сбор налогов. Малочисленность сих чиновников, не смотря на кажущуюся несообразность с целью, которой они должны были достигать, объясняется [341] однакож самою мыслию их учреждения. Число их было мало по двум причинам: во-первых потому, что это было дешевле, во-вторых потому, что в этом случае они могли получать большое жалованье. Их власть должна была сделаться огромной, потому что она составляла единственное средство, какое только имело правительство, к извлечению большого количества золота и серебра из страны, так быстро подпавшей под его владычество; с другой стороны туземцы необходимо были удалены от всех сколько нибудь выгодных должностей, потому что жалованье, которое бы в этом случае должно платить им, считалось ущербом в доходах компании. Едва некоторые из них были терпимы в должностях низших, незначительных, с наименьшим окладом, одним словом, в устроении этого странного правления соблюдаем был единственный интерес, интерес компании. Интерес туземцев был принесен в жертву и, что всего страннее, совершенно забыт и притом добросовестно. В первый раз с тех пор, как мир существует, мы видим народонаселение в 100 миллионов душ управляемых, судимых, исключительно в интересе нескольких сот купцов, живущих на расстоянии 3000 льё.

Итак правительство Индии выходит не из почвы, не из недр земли, к управлению [342] которой оно призвано; оно вышло из лондонского Сити, так сказать, вполне образованное, ищущее на удачу каких нибудь точек опоры, остающееся и доныне большею частию в воздухе.

Мы уже показали невыгоды нравственные и политические, неизбежно проистекающие из этого странного устройства. Но мы хотели показать его слабость, так сказать, осязательно, частию сравнивая его с системами правления и администрациями других стран, частию рассматривая дело, которое оно должно выполнить; это было необходимое вступление, потому что после мы намерены рассмотреть, нет ли какого средства помочь такому состоянию дел.

ГЛАВА IV.

Продолжение того же предмета. Увеличение поземельного налога.

Так как земля в Индии есть единственный предмет, который можно обложить налогом, то правительство берет с нее почти все суммы, потребные для его расходов. Таким образом поземельный налог один [343] представляет самую значительную часть доходов индо-британского правительства.

Впрочем некоторые английские публицисты одобряли этот род налогов в нем самом; они защищали его независимо от обстоятельств, которые могли сделать его необходимым в Индии. Один из них, оффициальный апологист правительства компании, говорил: «в земледельческой стране, какова Индия, наибольшая часть налога окончательно неминуемо падет на землю. Итак чрезвычайно выгодно, чтобы источник, из которого проистекает государственный доход, находился как можно ближе, как можно непосредственнее. Французские экономисты и некоторые из их учеников не доказывали ли, что всякий налог окончательно падает на землю? Если это справедливо хоть отчасти, то как же могло быть, чтоб система налогов, употребительная в Индии, не принесла пользы Европе» (Montgomery-Martine p. 248-9.). Идея одного налога, назначенного для замены всех других, и частию осуществленная в Индии, обольстила действительно европейских экономистов. Вобан один из первых пустил ее в ход. В своей Dixme royale он предлагает уничтожение всех других налогов посредством [344] единственного налога, который составлял бы десятую часть дохода. Вобан, один из талантов самых изобретательных и вместе с тех самых практических, был поражен недостатками и в особенности огромными издержками, с которыми было сопряжено собирание налогов при Людовике XIV. Государство было на аренде у собирателей; огромные налоги тяготели над народом, но из них только малая часть поступала в казну. Остальное употреблялось на издержки сбора или составляло незаконную выгоду фермеров. Например в 1818 г., спустя двадцать лет после того, как писал Вобан, для сбора одних соляных пошлин употреблялось не менее 80,000 человек. Сбор других налогов не был ни легче ни дешевле. Итак главная цель Вобана состояла в уничтожении всех посредников, равно разорительных для государства и для плательщиков.

Но тогда как Вобан старался в особенности об уничтожения злоупотреблений в системе сбора налогов, существовавших в его стране, экономисты пошли гораздо дальше. Они говорят: «что хотите вы получить посредством этого распоряжении, столь угрожающего и столь опасного? деньги. С чего хотят взять эти деньги? с произведений от земли? итак черпайте прямо лучше из источника и [345] требуйте раздела ровного, чистого и пропорционального чистому доходу с земли» (Arthur Young, p. 486. Letronne, t. I. p. 323.). С одной точки зрения справедливо, что все происходит от земли; но вовсе несправедливо то, что будто ничто, вышедшее раз из земли, не приобретает более ценности, что и составляло ошибку экономистов: а поэтому они отрицали производительность промышленности и торговли и приписывали ее исключительно земледелию. Они заключали отсюда, совершенно последовательно, об удобстве налогов на первоначальные материалы, которые по их мнению единственно имеют действительную ценность даже на самом месте своего произведения. Мы уже показали с теоретической точки зрения, до какой степени это рассуждение ошибочно, но к этому мы можем прибавить еще множество фактических доказательств.

Учение экономистов сильно отозвалось на трибун генеральных штатов. Единственный налог на земли там часто был предлагаем, Артур Юнг, один из самых замечательных умов, с глубоким знанием политической экономии, писал по этому случаю: «мы в состоянии переносить наши налоги (в Англии), устроенные как они теперь есть; [346] но еслиб они превратились в один поземельный налог, то земледелие получило бы от этого смертельный удар и нация была бы совершенно разорена» (Arthur Young p. 488.). Неккер доказывал с своей стороны, что для обращения различных налогов, существовавших тогда во Франции, в один налог необходимо было бы обложить фонды двадцатью осмью двадцатыми пошлин, т. е. целою третью выше ценности их чистого продукта.

Артур Юнг делает еще подобные замечания. По его мнению поземельный доход Англии превышал только одной пятой общую сумму налогов, но если к этой сумме прибавить сбор для бедных и сбор десятинный, то она будет выше поземельного дохода (Id. p. 489.). Финансовое положение Франции теперь, кажется, такое же. Доход по бюджету наших издержек восходит до 1404 мил. с другой стороны поземельный доход Франции можно положить в 1500 мил. фр. (D’Autiffret.) В случае еслиб учение экономистов было основательно, еслиб все налоги окончательно падали на землю, то Англии за уплатою налогов, во время [347] Артура Юнга не осталось бы ничего; Франция в наше время имела бы только 26 мил. на все издержки, на проценты с производительного капитала и проч. и проч. предположение, которое представляется само собой.

Поземельный налог сам по себе имеет еще много других неудобств, которые становятся очень важными, как скоро он будет преувеличен. Продолжительный опыт показал чрезвычайную трудность достигнуть точного познания свойств земли; отсюда действительное неравенство при кажущемся равенстве налогов на землю. Если они взимаются натурою с грубых произведений, то они в десять раз больше на дурной земле, чем на хорошей; часть, принадлежащая государству, перестает быть соразмерною с расходами, необходимыми для производства этого продукта. Если он полагается на чистый доход, тут не обходимо вмешается бесконечное число обманов. Примется ли кадастр за основание налога, неудовлетворительность этого средства окажется на первом шагу, как только налог сделается сколько нибудь значительным.

Кадастр в самом деле предполагает постоянную цену земли, которая, также как и всякая другая цена, если не более, изменяется. И так поземельные налоги соответствуют [348] только номинальной ценности владений; настоящая ценность не может быть определена; она изменяется, то залогами, то трудностями обработки, которых нельзя исчислить с достаточною точностию. Отсюда всякий поземельный налог сам по себе уже содержит неравенство, делающее его тяжким и разорительным для большого числа. Эти невыгоды не производят значительного действия там, где поземельный налог составляет только небольшую часть общего государственного дохода, как например в Европе; но они яснее обнаруживаются с тех пор, как налог получает приращение.

Поземельный налог сам по себе и во всех странах представляет еще другое неудобство; собирание его дорого, трудно и сложно. Поземельный владелец обязан платить свою часть налога не тогда, когда это ему удобно, как потребитель в налоге косвенном, но когда нужно для фиска. О его удобствах вовсе не спрашивают. Пусть он не продал своего хлеба, из которого он получает свои единственные доходы, тем не менее он должен заплатить налог. Пусть земля вместо того, чтоб принести ему выгоду, приносит наоборот убыток, как это часто случается; все же таки он должен заплатить туже сумму и в тоже время. Правда, если десятина [349] берется натурою, то уничтожается часть этих неудобств; но остаются неудобства другого рода, и самое главное то, что для собирания этого налога требуется огромное число чиновников. С высшей точки зрения поземельный налог имеет тот главный порок, что законодатель ни почему не знает степени, на которой он становится тягостным и разорительным. У владельца нет никаких средств скрыть от глаз фиска лугов, полей или виноградников.

Чрезвычайная простота, увлекавшая некогда в его пользу многих, может быть также причислена к неудобствам поземельного налога. Произведение, обращение, распределение общественного богатства суть явления очень сложные и очень разнообразные. Налог, который окончательно есть средство, преследовать и настигать это богатство повсюду, где только оно является, движется или останавливается, налог, говорим мы, не может быть столь гибким, пускаться в пути слишком различные, принимать на себя формы самые разнородные. Слишком большая простота его напротив есть ясный знак, что, пренебрегая всеми этими предосторожностями, он замечает общественное богатство только с одной стороны, настигает его только в одном месте, к великому ущербу тех [350] которые в этом месте, в эту минуту суть производители или владельцы.

ГЛАВА V.

О средствах помочь бедствиям Индии. Создание частной собственности.

Грубые произведения земли делятся на три различные части, которые можно почесть равными между собой: первая употребляется на издержки обработывания, вторая на содержание и на жалованье землевозделывателю, третья составляет доход владельца. Эта последняя цифра, помноженная на известное число, на 15, 20, 25, выражает общую ценность имения, ценность самого капитала. Очевидно, что эта ценность доходит до нуля, как скоро доход равняется нулю.

А британское правительство в Индии берет с валового дохода земли не одну треть, т. е. 33 1/3 процента, но 45% т. е. почти половину. Итак оно есть единственный владелец. Оно есть владелец известного капитала, составляющего произведение 45 помноженных на известное число. В этом сущность политического и общественного положения Индии. [351] Владеет правительство, а не подданный. С другой стороны мы показали в беглом обзоре, что тройственный механизм произведения общественного богатства посредством земледелия, промышленности и торговли предполагает для своего осуществления существование частной собственности, другими словами, избыток произведения над потреблением. Если нет этого всемогущего двигателя, то все три орудия остаются без действия, неподвижно и бесплодно. Итак мы основательно заключили, что единственное средство помочь бедности Индии, состоит в изменении главного факта ее положения. Надобно поставить ее в положение сходное с другими странами, в которых процветают богатство и благосостояние; надобно переместить собственность, хотя от части отнять ее из рук правительства и передать в руки частных лиц; одним словом, создать в пользу туземцев частную собственность, т. е. избыток произведения над потреблением.

Каким образом достигнуть осуществления этого исполинского плана? Каким образом переломить этот пучок собственности, соединенной теперь в руках правительства? Каким образом разметать по почве, так чтобы его обломки достались в тысячи или миллионы рук? каким образом [352] изменить в корне без потрясений и общественных переворотов ход дел, установившихся веками? Никогда и нигде не представлялося для государственного человека задач с столь огромными последствиями.

Но от огромности задачи было бы несправедливо заключать к невозможности е» решения. Постараемся объяснить как можно короче. В самом деле английскому правительству представляется три средства к достижению этой цели: продажа части земель, которыми оно владеет; сложение части налога, уступка землевозделователям части земель, находящихся в залежи, на условиях более выгодных, чем те, на которых они владеют землями теперь.

Первое средство, т. е. продажа известной части земель Индии, не во власти правительства. Земледельцы не только не в состоянии сберечь капитала, необходимого для подобной покупки, но едва в состоянии жить день за день или лучше сказать совсем не умереть с голоду. Притом правительство, продавая часть земель, отказалось бы или должно было отказаться от части дохода, который они дают ему. Как же помочь этому? издержки ежегодные, стало быть нужны и ежегодные доходы. Куда бы поместило оно капитал, [353] вырученный из этой продажи? это привлекло бы новые затруднения, предполагая гипотезу осуществимою. Но как мы сказали, она неосуществима; теперешние владельцы никак не могут сберечь капитала необходимого для этой покупки. Попытается ли правительство поверить в том содержателям, сделавшимся владельцами? согласится ли оно рассрочить уплату на несколько лет? затруднение будет тоже, как и прежде. Если фиск отбирает от них все то, что они производят, то чем же они будут выплачивать этот погодный долг? Второе средство, т. е. сложение части налога с ежегодных доходов, не более исполнимо. Поземельный налог простирается до 350 мил. фр.; предположим, что из него сложена треть или менее трети 100 мил.; очевидно, что это составит частную собственность. Эта собственность, перемноженная но 20, дает капитал в два миллиарда, выражающий ценность частной собственности, созданной в один раз. Эта сумма в 100 мил., оставаясь в руках нынешних содержателей земли, выразила бы их ежегодный доход. Целый класс владельцев ожил бы. Но каким образом правительство восполнит этот ежегодный дефицит в своем бюджете? мы видели, что оно отказывалось от самых малейших уменьшений доходов, представленных необходимыми его собственными агентами. [354] Сказать правду, настоящее положение его финансов, уже теперь не позволяет ему больше поддерживать политического учреждения, которое однакож не может удовлетворить потребностям его положения.

Третье средство состоит, как мы сказали, в уступке части земель возделывателям на условиях, отличных от тех, которые существуют до сих пор. Правительство, по обстоятельствам столь же странным, как и все прочее в этом историческом факте, которым мы занимаемся, имеет это средство в руках. Оно может передать частной промышленности земли, которые хотя и составляют часть почвы Индии, однакож находятся вне ее общественного быта.

В самом деле Индия, как мы сказали, владеет известным количеством земель в залежи, различным в разных местах, но везде очень значительным.

Лорд Кориваллис, в одном писме к совету директоров, считал, что количество этих земель доходит до трети всего пространства провинций Бенгалии, Багара и Ориссы. Итак эти земли в руках правительства могли бы сделаться могучим средством улучшения, преобразования общественного. Оно могло бы обработать их, сделать [355] производительными, предоставив их нынешним возделывателям земли, отказавшись от всяких притязаний на получение с них каких либо выгод. Произведения этих земель составили бы доход класса владельцев, вновь созданных. Промышленность и торговля при надобности могли бы преобразовать их и умножить.

Это средство, это орудие общественного богатства, сначала слабое, скоро сделалось бы сильным и могущественным. Политическая экономия показывает нам, как быстро возрастает всякий производительный капитал, если он не расстроивается от каких нибудь внешних причин. Итак земли, снова обработываемые, недолжны быть обременены тем же налогом, как те, которые обработываются ныне. В противном случае ничто не изменится в положении Индии. Половина земного шара могла быть обработана вновь на том же основании, и все так вышли бы теже последствия: только доходы правительства стали бы востолько больше. Но правительство должно прежде всего поставить себе законом предоставить частной деятельности все произведения вновь возделываемых земель.

Выбор средств для приведения в исполнение этой меры не без трудностей. Говоря о колонизации, мы представили трудность или [356] лучше сказать невозможность уступить эти земли европейцам. Часть этих неудобств встретилась бы тогда, если бы эти земли были уступлены туземцам. Эти уступки, для достижения цели, должны быть более выгодными, чем нынешние владения. Это значило бы в одной и той же земле создать две совершенно различных собственности. Притом отсутствие или уменьшение налога на новые земли дало бы новым владельцам способы сбывать их произведения дешевле, чем сбывают старые содержатели. Последние, не имея, возможности выдержать соперничетво, тотчас попали бы в зависимость первых. Может быть, они принуждены бы были сделаться их фермерами. Далее обработание этих залежных земель потребовало бы капиталов, которыми никак не могут распологать туземцы. Закон наследства, определяющий в Индии равенство дележа, произвел бы еще неудобство, которое особенно поразило бы англичан. Владения скоро были бы раздроблены и перестали бы приносить выгоды хозяевам и правительству. Предлагали, правда, помочь этому неудобству утверждением закона первородства; но утверждение этого закона неминуемо глубоко раздражило бы индусов. История Индии, национальные учреждения, противны этому закону; гибельные последствия раздела владений конечно не поразили бы нас столько, [357] как англичан; но для них они представляются столь важными, что без сомнения составят главное препятствие к введению этой меры.

И так ужели Индия никогда не воспользуется этим всемогущим средством улучшения своего быта, которое, кажется, сохранило для ней само Провидение? Не думаем. Может быть, для этого нужна только рука, способная и сильная. Устройство селений, по всей вероятности, даст законодателю средства приготовить и упрочить эту новую будущность.

Селения, по праву возделывания и первого занятия, принадлежа к одной муниципальной администрации, могут быть почитаемы, в некоторых отношениях, владельцами залежей, находящихся в их соседстве. Всякие раз, как только правительство получало возможность располагать этими землями в целом или в частях, они жаловались энергически. Между тем эти земли были для них бесполезны; они заботились только об удержании своего права, и притом не права собственности, но' права обработывания, возделывания. Итак правительство могло бы отказаться в пользу селений от своих собственных притязаний на земли, лежащие в их соседстве; оно могло бы предоставить им эти земли, как [358] средство облегчить бремя нынешнего налога. Положим, что этот налог, по среднему расчету из двадцати или двадцати пяти последних лет, будет объявлен постоянным. Произведения земель, вновь обработываемых, останутся в пользу селений. Это будет избыток произведения над потреблением, от которого правительство откажется навсегда в пользу муниципальной промышленности.

Администрация каждого селения тогда ежегодно будет обработывать вновь известную часть этих земель. Общества легче и на лучших условиях могут делать займы, чем частные лица. Притом экономия первого года поставит их в возможность продолжать дело в последующие. Неудобство слишком большого раздробления земель будет таким образом отвращено. Мы видели уже, что земледельческие производства сохраняли всю свою целость, среди всех изменений собственности, произведенных законом наследования. [359]

ГЛАВА VI.

Продолжение того же предмета. Восстановление прежних сельских учреждений.

Обработывание залежей в Индии, т. е. создание частной собственности, предполагает, как мы видели, восстановление устройства сельских общин. Это устройство, может быть, произведет следствие еще другого рода, гораздо важнейшее. Может быть, в нем откроется средство помочь слабости правления, основанного совершенно на сборе налога, о котором мы уже говорили. Постараемся объяснить это.

Мы не возвратимся к тому, что мы уже сказали в начале нашего исследования, с некоторыми подробностями; но чтобы понять всю важность учреждения, все выгоды, какие можно извлечь из его возобновления, не излишне будет остановиться на нем на несколько минут. Впрочем, мы ограничимся только кратким изложением важности, какую имеет оно в глазах туземцев, благодеяний, какие произошли бы из его сохранения. Наконец мы сравним муниципальные учреждения Индии с двумя другими муниципальными учреждениями, происшедшими от европейской [360] цивилизации; если преимущество останется за ними в этом сравнении, то мы должны будем заключит, что они могут удержать его и на будущее время.

В следствии 1833 г. подполковник Сэйкс был призван комитетом палаты лордов. Дело шло о некоторых местностях, в которых, в следствие военных событий, старая система сельских общин была совершенно разрушена и где введена новая система поголовного сбора (Ryotwar settlement.).

В нему обращены были следующие вопросы: «возможно ли восстановить старую систему селений?» (Mouzawar settlement.) т. е. по выражению комитета поставить общество на его старые основания? — Конечно это очень легко. — При которой из двух систем (Mouzawar ила ryotwar settlement.), по вашему мнению, правительство могло бы получить более дохода? — При системе селений. Сверх того эта система мало затрудняет правительство и его агентов. Сумма, взимаемая ежегодно по возможности и доходам каждого селения, будет выплачиваться в определенное время. Эта сумма будет [361] выплачиваться без затруднения и без всякого обмана. Эта система дает потайлю достаточную власть в селении, поддерживает существование почетного сословия владельцев, наконец предохраняет жителей от притеснений низших чиновников правительства. — При которой системе, думаете вы, землевозделыватели будут счастливы? — Судя повидимости, я скажу, что проходя взад и вперед через Деккан, живучи среди туземных народов, переходя из селения в селение, из округа в округ, из селений компании в селения джагердаров (Ленные владельцы.), что последние восемь из десяти более процветают, чем наши, что они окружены гораздо большим количеством садов, обнаруживающих большее довольство, промышленность и удобства жизни, и однакожь джагедары дают не больше льгот, как и компания. Их система состоит в сборе по селениям. Эта система удалась ли бы также компании, как джагедарам? — Отчего ж нет? Учреждение будет тоже самое, кто бы ни пользовался его плодами» (Показания пред специальным судом. — Допрос подполковника Сэйкса.).

Могущество этого учреждения, в самом деле, обнаруживается в Индии, так сказать [362] на каждом шагу. Обстоятельства самые неблагоприятные едва оказывают ему какое нибудь сопротивление; «повсюду, говорит Брайггс, в земле бедной, вы замечаете одно или несколько селений в цветущем состоянии и вы можете быть уверены, что управление этими селениями находится в руках туземцев, без всякого европейского вмешательства. Я не думаю, чтоб тут можно было сколько нибудь сомневаться, и это доказывает, что мы гораздо менее туземцев способны управлять их собственными делами» (Briggs, p. 443.).

Впрочем сравнение индусской системы с другими системами муниципальной администрации, обнаруживает еще лучше все ее относительные преимущества; пусть напр. сравнят ее с самыми лучшими системами, какие только могла, по крайней мере по нашему, произвесть европейская образованность, — и тут увидят все превосходство индусской системы. Очертим кратко это превосходство, сравнивая с одной стороны муниципальное управление северо-американских штатов, произведение самой неограниченной свободы, с другой стороны муниципальное управление севера Италии, которое по причине стечения необыкновенных [363] обстоятельств развилось более, чем все другие муниципальные управления в Европе.

В американской общине народ действует прямо; здесь он назначает своих чиновников и всего чаще руководствует ими в исполнении их обязанностей (Tocqueville. De la democratie de l’Amerique t. I. p. 96.).

Американская община (по крайней мере общины самые малые, деревенские) не имеют ни мера, ни муниципального совета, как общины французские; Selectmen суть чиновники или агенты общины, которых число простирается от трех до девяти; они имеют власть исполнительную и заменяют мера. Муниципальные избиратели заменяют муниципальный совет. Selectmen суть чиновники общины; они тоже для нее, что наши меры для муниципальных советов, т. е. они исполняют то, что было рассмотрено в общих собраниях. Они при случае советуются с обществом избирателей. Они созывают собрание общины, как только найдут это необходимым; они обязаны созывать его во всяком случае, если этого требуют десять избирателей. Это собрание избирает их ежегодно в определенное время. [364]

Тоже собрание в тоже время назначает многих других чиновников общины: одни из них обязаны распределять налоги, (акцессоры) другие собирать их (коллекторы), один полицейский офицер (констэбль); писарь, который записывает все определения; кассир, хранитель сумм; попечитель бедных, заботящийся об исполнении законов и правил относительно бедных; коммисары школ и инспекторы дорог; потом, кроме этих чиновников, которых можно считать самыми важными или первоклассными, коммиссары приходов, занимающиеся издержками для богослужения; инспекторы различных родов, из которых одни обязаны управлять действиями граждан в случае пожара, другие надзирать за жатвами, иные разрешать временно недоумения, могущие произойдти при взятии кого нибудь под арест; иные надзирать над межеванием лесов, и над мерами, весом и пр.; все это составляет девятнадцать различных должностей, которые каждый член общины обязан принимать под опасением штрафа (Правда, что большая часть получает жалованье.).

Общины новой Англии в собственных делах независимы ни от кого. Они продают, [365] покупают, жалуются или защищаются перед судами, возвышают или понижают свой бюджет без всякого вмешательства высшей административной власти. Никакой связи нет между разными общинами, которая бы делала из них что нибудь целое. Никакой посредствующей власти нет между ними и государством, которая бы могла сделаться органом, средством их официальных сношений. «Случается порой, говорит писатель, у которого мы заимствуем эти подробности, что чиновники графства переменяют решения, принятые общинами или чиновниками ее. Но вообще можно сказать, что правление графства не имеет права располагать действиями управления общины» (Tocqueville, p. 114.). «Нет нигде, говорит он несколько дальше, никакого центра, к которому сходились бы радиусы административной власти». Государство может вмешиваться только косвенно, посредством судопроизводства. Но это может быть только в немногих случаях, определенных положительно, т. е. в случаях преступлений; стало быть государство действует некоторым образом отрицательно. Американская община, повторяем, имеет существование полное, но отдельное. [366]

Этого устройства нет в больших общинах: в них вообще бывает мер и муниципальный совет, разделенный на два отдела. Сила обстоятельств здесь как и везде, сосредоточивала власть по мере ее расширения.

Север Италии сохранил в продолжение средних веков сильное общинное устройство. Однакож эта система около половины XVIII в., в отношении к деревенским общинам, подверглась полному преобразованию. С этого времени эти общины получили нынешнее устройство.

Коммиссия, назначенная Мариею Терезиею для кадастрации миланских владений, оставшихся образцовыми в своем роде, занялась многими административными вопросами, связанными с этим делом. Муниципальное управление в особенности обратило на себя ее внимание. Она перестроила его, совершенно исправила и привела в однообразную форму, которой до тех пор не было. Мы будем заниматься исключительно деревенскими общинами; они одни, как мы сказали по поводу американских общин, имеют прямое отношение к нашему предмету.

Скажем сначала, что избиратели, долженствующие рассуждать о делах общины, не [367] ограничиваются небольшим числом, как в общине американской. В общине из трех сот или менее платящих подати, избиратели все владельцы или платящие подати, не смотря на количество имения и податей. Законодатель позаботился о том, чтобы земледельческое население было независимо от больших владельцев; «потому что было бы несправедливо, говорит нам декрет об этом учреждении, чтобы общины были подчинены в управлении своими делами воле двух или трех владельцев» (Декрет 30 декабря 1755.).

Собрание владельцев, под председательством старосты (doyen d’age) должно собираться на сроки в назначенном месте. Для заседания его достаточно присутствия осми членов; если не будет этого числа, оно может рассуждать, но его определения поступают на утверждение начальства провинции. Это собрание занимается надзором и управлением имениями, состоящими во владении общины. Оно составляет список платящих подати, налагает общинный налог, надзирает за дорогами, занимается предметами общего или местного интереса, как-то устройством фонтанов, публичных зданий и пр. Оно назначает людей в общинные должности, представляет правительству [368] списки кандидатов на места, сделавшиеся вакантными в центральных и провинциальных собраниях; оно рассматривает счеты предыдущего года, представляемые ему в последнее заседание. Собрание созывается правильно дважды в год, в определенное время; оно может собираться также, как только потребуют обстоятельства.

Однакож как собрание не может управлять само, оно принуждено делать это посредством представителей. В следствие этого оно возлагает эту обязанность на так называемую депутацию, т. е. на трех владельцев, из которых один необходимо избирается из числа лиц платящих наиболее податей. Их дело состоит в исполнении решений собрания, в надзоре за ходом дел, в сношениях с высшей властью. В эти должности выбираются на три года, без жалованья; в них не может вступать ни один чиновник правительства. Собрание имеет одного общинного агента, секретаря депутации; другого агента, того же рода, только низшего (cursore); двух полевых сторожей; сборщика податей, который в тоже время есть кассир общины и пр. Как и в Америке, эти формы изменяются, если община становится значительнее. Таким образом если община состоит более, чем из трех сот человек платящих подати, то она [369] управляется муниципальным советом, состоящим из тридцати членов. Две первые трети избираются из числа лиц, платящих наибольшее количество податей; третья может быть выбрана из всех жителей без различия, даже не имеющих собственности, только бы они имели в общине какое нибудь коммерческое или промышленное заведение.

Деревенские общины, кроме агентов или чиновников уже наименованных, имеют еще других. Законодатель поставил им в обязанность содержать врача, цирюльника, бабку? пробывшую известное число лет в гошпитале и выдержавшую экзамен. Добровольные приношения доставляют часто аптекарю возможность доставлять даром лекарства. Наконец общины обязаны содержать в больницах, умалишенных, одержимых хроническими болезнями и доставлять каждому больному находящемуся дома, помощь смотря по важности болезни; содержать две школы, одну для мальчиков, другую для девочек и пр. Все эти издержки, необходимо падающие большею частию на богатых, определяются однакожь всеми. Во сколько раз это устройство выше этого хвастливого человеколюбия, которое выставляет Англия в своем налоге в пользу бедных! Правда наш богач сберегает несколько крох от своего праздничного [370] обеда; но ведь он сам разделает их по своему произволу.

Этому не должно удивляться: сколько других учреждений того же рода, относящихся к публичной системе родилось может быть от дыхания католицизма; по крайней мере законодатель 1755 г. имел благородного предшественника в Карле Бороме; великий архиепископ предупредил его в некоторых частях его дела. Борроме, один из тех людей, которые являются веками, увенчанный святым сиянием человеколюбия, велел открыть публичные школы даром во всех частях своего диоцеза. Он хотел сверх того, чтобы в этих школах учили сами священники и при недостатке другого помещения в самых церквях.

Всякое сравнение между общинами американскою и ломбардскою без сомнения будет говорить в пользу последней. Жители той и другой принимают одинаковое участие в управлении их делами, в назначении их выборных; та и другая утверждают непосредственно в общинные должности агентов, в которых имеют нужду. Личная свобода одинаково обеспечена в той и другой; за общинными интересами имений производится одинаковый надзор. Во всем прочем [371] преимущество принадлежит общине ломбардской. Принцип свободы остается бесплодным на почве Америки, но орошаемый христианской любовью он приносит в Италии удивительные плоды; мы говорит о обязанности каждой общины содержат учителя и учительницу, врача, цирульника, раздавать пособия больным и неимущим 7. Американская община обеспечивает для каждого пользование его средствами и безопасность того чем он владеет, но все выгоды, которые она его обеспечивает суть именно те, которые имеет он сам по себе в общественном положении. Напротив община ломбардская заботится преимущественно о тех, для которых общество не сделало ничего; она заботится об их нуждах, заставляет их учиться, защищает их против болезней. В американской общине и общине ломбардской, издержки богослужения не входят в общинный бюджет. В Америке священнику дается жалованье из добровольных приношений; в северной Италии духовенство имеет недвижимую собственность.

Итак ломбардская община имеет преимущества перед американский; но община индийская, без сомнения, выше обеих. Не только огромное большинство, но все жители индийского селения имеют участие в делах общинных. В самом начале, от этого [372] общего собрания, по причине его верховной власти, зависело назначение начальника и агентов каждого селения; в последствии нравы, обычаи Индии, делая их наследственными, устроивали, так сказать, фамильные связи между ними и общинами; потребности общества удовлетворяются с такою же или с большею предусмотрительностию в индийской общине, как и в американской. Тогда как в последней считается девятнадцать агентов или должностных лиц, в индийской общине их двадцать четыре. Индусское селение занимается удовлетворением других умственных потребностей, которые пренебрежены в общинах ломбардской и американской; в списках его мы находим поэта, музыканта, танцовщицу; школьные учители, пособие больным, там на иждивении общества, как и в Ломбардии; но сверх того община обязана оказывать гостеприимство иностранцам, давать милостину нищим. Сельская администрация производит суд, платит за издержки богослужения, чего не делают общины ломбардская и американская. Подобно первой она обеспечивает личную свободу, подобно последней исполняет дело человеколюбия; наконец она послужила первым типом, первым практическим осуществлением этого великого начала общения, которому суждено, может быть, изменить лице мира. Индусское селение есть маленькое государство, в [373] котором мы встречаем разделение трудов, связь между частными и общественными интересами, обобщение усилий расходящихся, но направленных к одной цели.

Отсюда понятно, какую важность имело бы для целой Индии восстановление древних сельских учреждений во всех их подробностях. Полковник Уилькс совершенно основательно писал насчет этого предмета: «компания простых купцов могла бы доставить этим странам благодеяние гораздо прочнее того, которое консулы римские в своих прокламациях обещали городам Греции. Свобода в ее разумной и самой удобовосприемленой форме может быть дарована маленьким республикам Индии посредством объявления постоянного и умеренного налога, который каждая из них должна платить на будущее время. Правительство должно предоставить им самим внутреннюю раскладку этого налога, и неиначе вмешиваться в вопросы о налоге или о поземельной и личной собственности, как по требованию их маленьких начальств» (Следствие. Т. III. p. 584.).

Восстановление сельских учреждений дополнило бы, стало быть, тот недостаток правительства, который мы заметили в Индии. [374] Эти учреждения, еслиб можно было возвратить им прежнюю силу и энергию, излечили бы пороки правления, установленного с единственною целью собирания налога. Они составили бы администрацию, которая, начинаясь там, где оканчивается политическое и административное учреждение Англии, углублялось бы в самую внутренность земли.

Наконец это одно учреждение может дать средства создать в Индии частную собственность, этот производительный капитал, из которого может проистечь ее возрождение. [375]

ГЛАВА VII.

Продолжение того же предмета. Превращение части поземельною налога в налог косвенный.

Отсутствие избытка произведения над потреблением есть главная, лучше сказать, единственная причина общественного положения Индии. Пока произведение не превышает потребления, народы не могут сделать ни одного шага на пути вещественного благосостояния.

Производительный капитал, как мы сказали, находится в Индии в зародыше. Есть много залежей, которые при искусном побуждении правительства могут покрыться богатыми жатвами. Произведения тех из этих земель, которые могут быть обработаны, по мнению некоторых писателей ценятся во 100 мил. Предположим, что часть этой суммы, превышающая нужду земледельца, непотреблена и обращена в промышленность и торговлю; предположим, что часть составляет половину всех произведений этих земель, т. е. 50 мил. Эти 50 мил. в первый год составят уже зародыш будущего производительного капитала Индии. Та же самая сумма, скопляемая в [376] продолжение 20 лет, даст миллиард, как выражение капитала страны. Мы предположили на минуту что капитал будет скопляться единственно посредством сбережения. Но если эта сумма будет составлять настоящий производительный капитал, то есть, если она будет обращена в промышленность и торговлю, то она должна возрастать совсем в другой пропорции. Известна быстрота истинно чудесная, с которой умножается этот род капиталов. Если сбережение увеличивает капитал в прогрессии арифметической, то промышленность и торговля увеличивают его в прогрессии геометрической. Миллиард, следуя этому закону, может быть, менее чем в полстолетие, изменил бы совершенно общественное положение Индии. Производительный капитал во Франции, я думаю, простирается от 50 до 40 миллиардов, а в Англии от 40 до 50. Из этого мы можем понять всю силу, все могущество этого орудия. Но создание этого общественного капитала не есть однакож единственное дело законодателя. Создавши его, законодатель должен еще обеспечить ему возможность развиваться как можно выгоднее для общественного благосостояния. Ему надобно предоставить всю свободу действовать на себя, преобразоваться как можно полнее и как можно выгоднее. Политическая экономия располагает многими средствами, могущими благоприятствовать развитию [377] этого производительного капитала; одно из самых действительных средств состоит в том, чтобы не трогать произведения прежде чем оно достигнет наивысшей ценности или по крайней мере прежде чем оно приблизится к ней. Должно будет налагать как можно менее налогов на первоначальные вещества и ожидать, чтобы они получали всю ценность, какую могут придать им промышленность и торговля. Иногда эта ценность по истинне чудесна.

Итак всякая система налогов должна иметь предметом давать первоначальным материалам время приобретать всю ценность, какую они могут приобресть; в этом состоит самое большее число выгод косвенного налога.

Таким образом если бы было возможно, чтобы часть произведения земля в Индии достигла высшей возможной ценности прежде чем она будет обременена налогом, то эта часть принесла б правительству столько же дохода, не делаясь между тем обременительною для плательщика. Предположим например, что правительство хочет, наложить налог на железо; что по этому на десять фунтов железа ценою в двадцать су будет наложено по 10%, т. е. два су. В следствие этого налога железо вздорожает, произведения всех [378] ремесл, для которых употребляется железо, начиная от делания гвоздей и доходя до производства часовых пружин, несколько затруднится. Предположим одна коли., что из десяти фунтов железа выходил 500 часовых пружин, стоящих по сту су за штуку, что на них наложено по 10% их цены. Тоже самое количество железа, обложенное той же пошлиной в этом случае дает 25 фр. место двух су, вместе с тем не произойдет никакого затруднения для ремесл, занимающихся обработыванием железа. Итак попечение законодателя должно быть обращено на то, чтобы дать производительному капиталу средство достигать наибольшей ценности, какой только он может достигнуть.

Поземельный налог, кроме непомерной его величины в Индии, останавливает еще производительность. Он облагает налогом предметы, не давши им времени приобрести посредством промышленности или торговли такую ценность, которая дала бы им средства его выдержать. Итак законодатель в Индии должен будет взяться за решение этой огромной задачи: превратить часть поземельного налога в налог косвенный или на потребление. Известны все выгоды, признанные экономистами в налогах этого последнего рода. Они делаются равнее, чем все другие. Их платят только тогда, когда [379] удобно плательщику. Но правительство, если оно будет иметь руку достаточно ловкую, твердую и верную, чтобы решиться на подобное дело, оказало бы Индии еще более значительную услугу. Допустим, что оно сбавит по сту миллионов с поземельного налога; оно будет находиться к стране точь-в-точь в тех отношениях, как капиталист, оставляющий свои деньги в руках промышленного должника. Предположим сверх того, что этот последний сумел извлечь из них наибольший выгоды; по наступлении срока, он не только будет иметь возможность заплатить эти деньги, но еще сбережет значительную прибыль, происходящую из их употребления. Таково положение налога при правительстве, с умевшем устроить налоги таким образом, чтобы не стеснять производства.

Каким образом, какими средствами может быть произведено в Индии преобразование поземельного налога в косвенный, в налог на потребление? Безрассудно бы было думать указывать это средство. Несомненно то, что это была бы одна из самых необходимых мер, каких требует теперь общественное положение Индии; что доказывается всем предыдущим. Итак, можем смело сказать, только посредством создания производительного капитала, посредством его свободного [380] развития, Индия может стать в экономическом отношении в положение, подобное положению других государств.

ГЛАВА VIII.

О необходимости для Англии исполнить как можно скорее предложенные реформы; сравнение положения Индии с положением Ирландии.

Не раз мы имели случай говорить обо всем том, что есть рокового, исключительного в политическом и общественном положении Индии под английским владычеством. Мы старались дать понятие о том, чем это положений глубоко отличается от положения Франции, Англии, от положения наших европейских государств. По крайней мере мы высказывали это так часто, как только представлялся случай. Глубокие, радикальные различия в положении этих государств не допускали более прямого сравнения. В замен того есть другая страна, совершенно годная для этого сравнения. Это Ирландия. Нет ничего любопытнее как исследовать, каким образом общественное положение, так сказать, тождевственное, обнаруживается в этих двух [381] странах, отстоящих на 3,000 лье друг от друга, принадлежащих к различным религиям, племенам, климатам, разделенных безднами океана, так сказать, целым миром, и соприкасающихся только одной точкой, подданством Англии.

Индия и Ирландия суть две страны существенно земледельческие. В Индии все (за исключением разве самой малейшей части), в Ирландии три четверти жителей занимаются земледелием. Торговля и промышленность Ирландии остались для ней, так сказать, чуждыми: они питаются английскими капиталами; они и не служат выражением общественного быта страны. Если они употребляют руки ирландцев, то разве тех, которых отказывается кормить земля. Отнимите от Ирландии эту четверть жителей, употребляемых для работ, за которые платят иностранцы, явятся не только сходства, даже тождевство между обеими странами. Итак в обеих странах самыми важными экономическими вопросами будут те, которые имеют соотношение с возделованием земли; отношения, существующие между кортомщиками и землевладельцами, которые заключают в себе сокращение всех вопросов, самых важных для жителей, устройство поземельной собственности, условие на основании которого она отдается труду [382] человека, составляют здесь весь общественный вопрос. Итак и здесь не будет недостатка в аналогии.

Туземцы в Индии и в Ирландии исключены из владения землею. В обеих странах поземельная собственность находится в руках чужеземных господ и завоевателей. Примите массу протестантов или оранжистов, владеющих землями в Ирландии за одно собирательное существо, земледельческий доход в Ирландии будет в руках этого собирательного существа. Вы находите в Ирландии положение дел, какое мы видели в Индии. Находится ли собственность в руках одного или нескольких, в этом нет никакой разницы, если только отношение кортомщиков и земледельцев в обеих остаются одни и теже.

Правительство в Индии, владеющее землями и владельцы земель в Ирландии берут одинаково весь чистый доход с земли, одно под именем налога, другие под видом доходов. Между владельцами и кортомщиками в обеих случаях находятся посредствующие агенты, midlemen в Ирландии, собиратели податей в Индии; те и другие обязаны распределять известные части земли, более или менее значительные, между теми людьми, которые [383] непосредственно должны их обработывать. Народонаселение в Индии и Ирландии, не имея других средств жизни кроме земледелия, обязаны возделывать землю на таких условиях, какие угодно будет предложить землевладельцу. Налог в Индии, доход землевладельца в Ирландии непрерывно стремятся к возрастанию, издержки возделования остаются теже; стало быть уменьшается со дня на день часть возделователя. Теперь ирландец и индус делят на три или на четыре части горсть рису или мерку картофеля, которую прежде они истрачивали на один обед. Ни тот ни другой не могут получить никакого облегчения при тех условиях, на которых отдана им земля. Им нужно подчинится закону, налагаемому на них правительством и владельцем, или решиться умереть с голоду в одном уголке поля. У них нет другого средства удовлетворить своим нуждам; земля в Ирландии и в Индии в отношении к своему возделованию раздроблена до бесконечности; но недостаток капиталов парализирует большею частию усилие землевозделователя.

Здесь не место рассуждать о выгодах и невыгодах больших и малых поместьев; те и другие могут иметь свое достоинство относительное и зависящее от обстоятельств. [384] Малое поместье в руках владельца, располагающего капиталом, как бы он мал ни был может иметь некоторые выгоды, которых не имеет большое. Но этого нельзя сказать о кортомщиках ирланских и индусских. Они не более как работники; у них нет никакого капитала, который бы они могли вверить земле для ее оплодотворения. Всякий знает, что земледелие, может быть более всякой другой промышленности, требует самых больших капиталов, потому что оно больше всех оставляет их бесплодными. По этому Индия и Ирландия напрасно предлагают огромные залежи народу исключительно земледельческому, для которого однакож это средство не составит достаточного пособия.

Текст воспроизведен по изданию: Баршу де Паноэн. Индия под английским владычеством. Том 2. М. 1849

© текст - ??. 1849
© сетевая версия - Тhietmar. 2018
© OCR - Иванов А. 2018
© дизайн - Войтехович А. 2001