-

ВОСТОЧНЫЙ КУПЕЦ

До наших дней, восток сохранил свой собственный тип и характер. Перевороты, произведенные в нем магометанскими завоевателями, только потрясали, но не изменяли его; а западный элемент, если и вносился, как например Александром Македонским, пролетал над ним светлыми метеором, и никогда не имел решительного влияния на жизнь и быт восточных народов.

Пройдите города востока, от турецкого Стамбула до бенгальской Калькутты или китайского Кантона, — каждый имеет свою резкую неизгладимую печать; взгляните на одежду и осанку жителей, прислушайтесь к их языку, и вы узнаете, какого народа и какой страны эти люди. Есть одно только исключение — Бомбей на Индийском океан. Вечная шумная деятельность и пестрое смешение всех народов востока и запада дают ему сходство с нашими европейскими ярмарками; Брамины, Буддисты, Мусульмане, Евреи, Христиане и Парсы, находятся здесь в постоянных сношениях между собою; все они космополиты, потому что все купцы, — а золото не имеет ни предубеждений, ни народной ненависти.... Вот правоверный руннит из Джиды, тихо поглаживая свою длинную, черную как смоль бороду, продает мирру и кофе арменцу, в черном плаще и белой овчинной шапке, и торгует у персидского шиита финики и лошадей из Ормуза или Бассоры; мимо бедуина, из пустыни попавшего в хаос всемирного торгового города, тихо плетется матрос вечного серединного государства; рядом с голубоглазым сыном Германии стоит черный толстогубый абиссинец, дальше — целые толпы коренных жителей, Малабарцев, робко пробирающихся между Креолами, полукровными потомками древних португальских завоевателей.

Среди этого пестрого, волнующегося моря, увидите вы людей в снежно-белых мантиях и в пурпуровых шляпах без полей; походка их твердая; взгляд смел и полон огня. Это Парсы. Слишком тысячу лет тому назад, когда религиозный фанатизм Мусульман заставил их покинуть отечество, они нашли свободную землю на западном берегу Индии и заселила се. Но и в новом отечестве, куда они перенесли до ныне пылающий священный огонь, нравы и обычаи их сохранились в первобытной чистоте. Новые переселенцы, искавшие только веротерпимости и возможности мирных занятий, чувствуя при том свое бессилие, избегали всякого [93] участия во внутренних раздорах страны, отказались от роли исторической и довольствовались жизнью страдательной. Пока другие вели кровопролитные войны, они деятельно занимались торговлею, и приобрели огромные богатства, в особенности в Бомбее, где многочисленная община их отличается от прочих жителей многими гражданскими добродетелями. Однако и в Парсах, рассматривая их как одно целое, как народ, видны следы того перерождения, которое замечается у большей части азиатских народов. Что между этими Парсами не появился ни один великий воин, объясняется их исключительным положением и мирным образом жизни; но хотя они одарены вполне поэтическою натурою, однако ж у них никогда не было замечательного поэта; а религия превратилась в какую-то смесь пошлых предрассудков и бессмысленных церемоний, не обнаруживая ни малейшего нравственного влияния на их действительную жизнь. Последняя черта резко отличает огнепоклонников от Мусульман и Индусов, которых верования имеют такое сильное влияние на внешнюю жизнь, что поселяют в них почти непреодолимое отвращение к последователям других религий, — чувство совершенно чуждое первым. Такое равнодушие к иноверцам подает миссионерам большие надежды на обращение их к христианству; впрочем до сих пор надежды эти осуществлялись очень слабо. Обхождение и манеры Парсов приятны, ласковы, и не смотря на недостаток прямодушие и откровенности — следы угнетения, которое терпела эта горсть пришельцев от людей чуждого языка и религии, — в них западного элемента более, чем в других жителях востока. В конторе они ничем не отличаются от европейских купцов; но в домашнем быту строго придерживаются обычая предков. Жены занимают второстепенную ролю и неохотно показываются иностранцу, хотя пользуются гораздо большею свободою, чем жены Магометан. В вечеру Парсы обыкновенно отправляются на широкую улицу, разделяющую Бомбей на две неровные половины; это у них род биржи. Здесь они толкуют о торговых делах и изредка бормочут молитвы, смысла которых, так как зендский язык, на котором написаны священные книги, давно исчез между ними, — они совершенно не понимают. Молитвы и сделки продолжаются до заката солнца, и когда обожаемое ими светило утонет в волнах океана, они расходятся по домам…. Вообще религия Парсов давно потеряла свое внутреннее значение, — сохранилась только внешняя мертвая форма; их [94] бессознательная молитва, часто прерываемая самым незначительным разговором, служит ясным тому доказательством. Но и этот народ произвел вполне великого в своем род человека! Имя его сэр Джемсиджи-Джишибгой. Рожденный в Бомбе, в 1783 году, от бедного парса, добывавшего насущный хлеб покупкою и продажею старых бутылок, он еще в юности отличался таким умом и трудолюбием, что богатый купец Франджи Насирванджи сделал 18-тилетнего Джишибгоя своим зятем и компанионом по торговле; а двадцать лет счастливых спекуляций, несколько удачных путешествий в Китай и кораблестроение¹, которым он занимался в обширных размерах, сделали его одним из богатейших купцов Индии и благодетелем человечества, какого восток никогда еще не видывал. Единственная страсть Джишибгоя — делать людям добро, избегая притом малейшей известности. Однажды, в 1826 году, он выкупил из бомбейских тюрем всех заключенных за небольшие долги. В продолжении 18 лет он пожертвовал на общественные постройки до 608,000 рупий² и вероятно столько же на благодеяния частным лицам; на парские храмы — 170,000 рупий; на постройку здания, в котором бы решались тяжбы его одноверцев — 50,000 руп.; пострадавшим от пожара жителям Сурата — 35,000 руп.; в Пинджарполь или заведение для больных животных — 65,000 руп.; для примирения разных частных лиц и для окончания чужих тяжб благородный друг человечества издержал 30,000 рупий; на вспоможение людям невинно постигнутым несчастием или бедностью — 40,000; на устройство колодцев и ключей 15,000 руп.; на украшение кладбищ 30,000 руп.; и на постройку дома, в котором всякий чужестранец имел бы безденежный приют — 20,000 рупий. — Все это только малая доля добра, сделанного Джишибгоем. Как купец, он самой строгой честности, и его имя уважают туземцы и европейцы целой Индии; в обращении он прост, добродушен и невероятно скромен. Очень понятно, что благодеяния Джишибгоя преимущественно обращены на Парсов; но бесконечная щедрость его простирается также на несчастливцев всех религий и всех народов. Директоры Ост-Индской компании, в знак высокого уважения к этому огнепоклоннику, испросили ему у королевы [95] Виктории дворянское достоинство; он первый из природных жителей Индии принял английское «сэр», — и право, во всем христианстве и еврействе нет такого благородного барона, как он! Возведение Джишибгоя в бароны происходило с величайшей торжественностью, в Парелле, обыкновенной резиденции бомбейского губернатора. Многочисленная толпа Парсов, Евреев, Индейцев и Магометан собралась на невиданное доселе зрелище. Того же дня, община Парсов, желая действовать в духе своего благородного одноверца, положила основание заведению для перевода полезных книг с европейских и восточных языков на гусератский, который в западной Индии давно стал их родным языком; потом передали новому барону подписанный 932 членами адрес на английском языке, в котором выхвалялись его честность, деятельность и человеколюбивый образ мыслей. Джишибгой благодарил в прекрасной, дышащей теплой любовью к ближнему, речи. Выразивши свою признательность, он продолжал: «вы слишком благосклонно отзываетесь о моих человеколюбивых поступках, и ваше благорасположение меня глубоко трогает! Моя же единственная заслуга состоит в том, что все сделанное мною происходило только от чистого душевного желания избытком земных благ, которыми меня одарило Провидение, улучшить, сколько могу, положение страждущих ближних. Никогда себялюбивая цель не управляла моими поступками; никогда я не искал общественных почестей или одобрения частных лиц. В простоте души и сердца, само дело награждает меня. Когда я узнал о милостивом намерении Ее Королевского Величества, то меня особенно обрадовало, что именно в моем лице Англия так ясно выразила свое благоволение к Индейскому народу. Так понимаю я почесть, которую сегодня возложили на меня! Цель же предполагаемого вами заведения вполне прекрасна, и я всегда желал участвовать во всех попытках, имеющих целью распространение наук и образования между моими соотечественниками. Давно уже я обдумываю средства для облегчения участи бедных Парсов в Бомбее, Сурате и окрестностях; вы сами знаете, сколько детей ростет в бедности и невежестве. И так я назначаю сегодня капитал в 300,000 руп. государственными ассигнациями, с тем, чтобы проценты с этой суммы употреблялись на поддержание бедных семействи, и на обучение их детей. Теперь же, любезные друзья, позвольте мне повторить еще раз, что всего дороже для меня счастие и благоденствие [96] моих сограждан, которым я обязан вечною благодарностью за их доброе мнение обо мне».

С тех пор сэр Джемсиджи Джишибгой как-будто посвятил свое имущество исключительно на благодеяния и вспоможения. В 1843 году он начал постройку больницы; прекрасное, обширное здание в готическом вкусе давно окончено, и теперь в нем помещается 300 больных; щедрый парс издержал на него 170,000 рупий. Вскоре после того английское правительство в знак благодарности и признательности прислало ему золотую осыпанную алмазами медаль с надписью: «за щедрость и патриотизм», которую сам губернатор сэр Джордж Артур торжественно передал ему. В приветственной речи губернатор упомянул о том, что сэр Джемсиджи Джишибгой издержал на общеполезные дела более 900,000 рупий и еще значительнейшую сумму на вспоможение частным лицам. Но великодушное пожертвование почти 2 милл. казалось ему недостаточным; в благородной душе его давно зрели два великие предприятия, и именно теперь привел он их в исполнение.

Бомбей построен на одном из многочисленных островов, лежащих у Малабарского берега. Остров этот имеет до 7 миль в длину и до 3-х в ширину. Берег, обращенный к океану, высок и крут; противный же, обращенный к земле, покрыт великолепными кокосовыми пальмами и омывается волнами тихого залива, но почва суха и бесплодна, так что многочисленное население города получает жизненные припасы с Сальсеты и твердой земли. На главном пути сообщения между Сальсетой и Бомбеем находится, хотя узкий, по чрезвычайно опасный пролив, и как правительство не построило моста, то переправа происходила на перевозных судах, которые в бурное время очень часто опрокидывались. Джишибгой решился помочь общему горю. В 1843 г. он начал на собственный счет построение моста и ведущего к нему мак-адамовского шоссе; в 1845 году все было копчено, и жители пользуются тем и другим бесплатно. Строителю это стоило 155,000 рупий, к которым леди Джишибгой прибавила еще 20,000. Едва окончив одно благодеяние, Джишибгой начал другое. Пуна, бывшая столица воинственных Магратов, и теперь еще очень важная по местности, лежит на горной равнине, омываемой двумя реками; по как уровень этих рек ниже самой равнины, то город терпит по целым месяцам засуху и недостаток в воде. Наш [97] парс загородил устье рек каменною, в 18 футов высоты и 650 футов длины, плотиною; устроил огромный бассейн, водопроводные трубы, и снабдил город водою. Два раза, в 1845 и в 1847 году, быстрое течение прорывало плотину и грозило наводнением; наконец в 1849 новые постройки уничтожили всякую опасность. Затем он основал в Бомбее еще один дом для призрения странников; здание обошлось в 80,000 рупий, а на содержание бедных пришельцев он положил 50,000 рупий, к которым его леди прибавила еще 20,000. А сколько он дарил школам, человеколюбивым заведениям и т. п., никто не знает; но любой учитель Бомбея скажет вам, что, в продолжении тридцатилетних пожертвовании и вспоможений, щедрая рука Джишибгоя раздала до 6 миллионов рупий!

Комментарии

1. Парсы считаются лучшими кораблестроителями на востоке.

2. Рупия не много больше полтины серебра.

Текст воспроизведен по изданию: Восточный купец // Москвитянин, № 4. 1853