СЕКТА ФАНЗЕГАРОВ В ИНДИИ

СЕКТА ФАНЗЕГАРОВ В ИНДИИ

Дела и нравы разбойников, как бы ни были представляемы историей, со всей ли свойственной ей верностью, или в поэтических идеалах драмы, всегда имеют какое-то непреодолимое очарование, возбуждающее любопытство, оковывающее внимание даже тем самым ужасом, которым они внушают. Но когда видим, что сии люди, изгнанные из среды человечества, соединяются в общество, повинующееся своим особенным законам, и в следствие адской морали, составленной ими самими, преследуют человека с такою же неутомимостию и хладнокровием, с каким гонится охотник за диким зверем в его берлогу, то ощущаем некоторый род ужаса, смешанного с изумлением, как будто тигры и львы, внезапно одаренные рассудком, составляющим силу человека, но не утратившие ничего из своей природной свирепости, составили между собою союз, для того чтоб методически оспоривать у людей живущих гражданскою, образованною жизнию владычество над землею. [231]

Поныне Испания, Германия и Италия считались единственными землями, где злодеи, сопряженные между собой тайными клятвами, имели возможность предаваться, в течение долгого времени, грабежам и убийствам; нельзя было вообразить, чтобы страсть к свирепствам могла где-либо оказаться с большей степенью искусства и сообразительности. Казалось, что в поэзии и в практике злодеяния невозможно было превзойти Гаспарони и его соучастников, оставивших столь ужасные воспоминания в окрестностях Римских. Однакож теперь нет сомнения, что Индостан ежегодно изрыгает из недр своих полчища убийц, упражняющихся в сем ужасном ремесле, с искусством, не имевшим нигде ничего подобного, число жертв коего ежедневно увеличивается.

Хотя давно уже подозревали существование тогов (так называют себя cии разбойники, по причине ловкости, с коей удавливают несчастных, попавшихся в их руки), однакож долго не имели об них определенных сведений; только ходили некоторые слухи о путешественниках, коих головы будто захватывались в шелковую сетку, бросаемую на них в расплох на подобие оркана¹; сверх того [232] прибавляли, что виновники сих убийств были отдельные разбойники, рассеянные по степям и пустыням Индийского полуострова. Вообще предполагали себя в праве думать, что Раджпутские провинции и королевство Удское, земли преданные анархии, где совершаются преступления, вне судебного влияния Компании, были исключительно театром сих злодеяний. И не прежде, как в 1830 году, после того как захвачена была целая шайка убийц, признания виновных открыли всю лютость и все могущество сих ужасных сообществ.

Тоги (thogs) или фанзегары (прозвание данное им для отличия от обыкновенных воров) состоят из безприютных негодяев, Музульман или Индийцев различных племен,кои в течение одной части года живут в городах или деревнях, по видимому занимаясь безвредною работою. Их сообщество можно уподобить отчасти Европейским франк-масонам; ибо, подобно им они имеют условные знаки чтобы, в случае нужды, узнавать друг друга. Кроме того они имеют особенный язык или наречие, коего ключем никто не владеет вне общества. Братство каждого округа собирается периодически в известные эпохи и разделяется на небольшия шайки, разсыпающияся на известном пространстве, которое становится театром их подвигов. Шайка Доабская предпочтительно отправляется в центральные провинции, где скрывается в засаде по большим дорогам, чтобы грабить и душить [233] несчастных, коих случай или коварство проводников предают в их руки.

В Индии известны собственно только три времени года: время холода, теплых ветров и дождей. Как во время дождей дороги бывают затоплены и реки суть единственные пути сообщения, то фанзегары нe прежде, как по наступлении холода, отправляются в поход. Индийцы, как известно, имеют страсть к перемене места, которая заставляет их часто путешествовать. Удовольствия, дела или религиозные причины бывают целию их странствований. Ежегодные ярмарки, и особенно пиллигримство, приводят в движение большое число путешественников. Иногда соединяются они в кафылы или караваны, чаще отправляются кучками от трех до четырех человек и более, но редко отваживаются путешествовать по одиночке. Количество пройденного ими пути простирается от десяти до тридцати миль в день, что весьма продолжает путешествие, замедляемое сверх того необходимостию отдыха для вьючных животных, кои везут тяжести. Ночью, за неимением каравансераев, караван укрывается в какой-нибудь пагоде или становится бивуаком на открытом воздухе, недалеко от какого-нибудь колодезя. Тогда разбивают палатки, зажигают огни, и после легкого ужина, состоящего из риса или муки, смешанной с овощами, всякой путешественник закутывается в платье и бросается на землю, дабы найти сон, которого Индиец никогда долго не ищет; ибо Индия есть именно [234] такая страна; где Лафонтен нашел бы ту настоящую спячку (le vrai dormir), о которой вздыхал с таким простодушием.

Сия манера путешествовать отлично благоприятствует ремеслу тогов. Так как невозможно следовать с точностию по стопам путешественников, ни на верное определить место, где они лишились жизни, ни узнать, какого рода смертию они умерли, то, по большой части смертоубийства остаются неизвестными или приписываются естественным причинам; ибо известно, что путешественник, проезжающий равнины Индии, можешь погибнуть тысячью способов, без участия разбойников. В самом деле, тигры, змеи, холодная вода колодцев, часто причиняют смерть неблагоразумному путнику. Не редко проходят целые месяцы, прежде чем откроют трупы несчастных жертв; и когда находят их, то почти невозможно бывает на верное определить причину их смерти. Такой порядок вещей легко объясняет неизвестность числа и рода случающихся смертей; и дает средство фанзегарам скрывать часть своих кровавых подвигов.

Во время теплых ветров, когда прекращаются военные екзерциции, ципаям (туземным солдатам) дается отпуск, коим они обыкновенно пользуются, неся к семействам своим довольно значительные суммы денег. Весьма заметное уменьшение числа сей милиции заставляло думать, что они или умирали от трудности пути или обращались в побег; но теперь нет никакого сомнения, что большая часть их попадалась [235] в убийственные сети тогов. Число находимых трупов и их положение должны б были возбудить бдительность полиции и навести ее на следы убийств; но не тут-то было. Если верить оффициальному донесению одного важного лица Индийской Компании, то число трупов, вынутых из колодцев в одном Этавачском округе, в течение 1809 и 1810 годов, простиралось до шестидесяти семи; и хотя видно из того же донесения, что много отдельных убийц было схвачено и уличено в злодеяниях, характеризующих тогов, не смотря на то подозрение о существовании общества, основанного с явною целию грабежа и убийства, было принимаемо с какою-то недоверчивостию. Теперь ужасное открытие многочисленных убийц, наполняющих провинции Доаба и Бунделькунда, разделяемые рекою Юмною, и скрывающихся в недрах трудолюбивого народонаселения городов, заставляет думать, что cиe ужасное общество распространяется по всей поверхности Индостана.

Тоги почитают произхождение свое современным миpy; предания их смешиваются с древними баснями Индии. Жертвы человеческие,совершаемые ими, считаются, по их понятиям, приятными божеству, которое им покровительствует и которое само положило основание их обществу. И так смертоубийство, в глазах их, есть не преступление, а добродетельный поступок; и чем более губят они жертв, тем более считают себя успевающими на пути совершенства. Предмет поклонения их есть богиня [236] Кали или Бговани, коей храм, находящийся в Биндачули, возле Мизранура, весьма обогащен тогами; служение в сем храме отправляют жрецы, принадлежащие к их общине. Бговани божество свирепое, возимело намерение уничтожить род человеческий, за исключением своих поклонников. Но узнав, что по силе творческого могущества, пролитая кровь человеческая воспроизводит новые создания, она своими рукам слепила статую на подобие человека, оживила её дыханием жизни и собрала учеников своих, дабы на сей кукле научить их искусству отнимать жизнь, не проливая крови.

Богиня, показав им cие искусство, повелела поступать таким образом со всеми людьми, кои попадут к ним в руки, принимая на себя труд уносить трупы. Таково было, по мнению тогов, произхождение их ордена; они прибавляют, что божество держало свое слово, до тех пор как один из них, любопытнее прочих, совершив убийство, спрятался в одно потаенное место, чтобы посмотреть на богиню, когда придет она за трупом. Богиня, разгневанная сею недоверчивостию, объявила, что вперед предоставляет самим тогам избавлять себя от трупов, как им угодно; и с того времени вошло у них в обыкновение сожигать их. Сие варварское верование затворяет сердца тогов для угрызений совести, преследующей обыкновенно убийство. Их нравственное чувство, развращенное таким образом, искажает [237] понятия добра и зла и осуществляет на земле то святотатское их смешение, которое религиозные предания помещают в жилище мрачных, преисподних духов.

Совершенным познанием уставов столь ужасного общества обязаны мы неутомимой деятельности одного агента Магмудпорского. Несколько человек, подозреваемых в участии в свежих убийствах, были схвачены по его приказанию и доведены до признания в своих преступлениях. Показание каждого из обвиняемых было подтверждено его сообщниками; и после сих показаний, отряд цыпаев открыл трупы жертв их в тех самых местах, кои были показаны. Собственноручные копии сих признаний были представлены в областной суд; и из сего-то оффициального источника почерпнули мы известия, на которые просим читателей наших обратить внимание. Сюда прибавим eщe, что случайное открытие сих трупов навело правительство на значительную шайку фанзегаров; при чем получено верное сведение, что шайка сия имела тайные сношения с другими разбойниками подобного рода, раззорявшими соседния области.

Жители деревни Бордаг, услышавши, что на дороге найдены растерзанные члены двух человек, кои, по мнению видевших, были умерщвлены тиграми, отправились туда толпою. Осмотрев тела, удостоверились, что хотя на них и видны были следы зубов диких зверей, но сии последние должны были [238] предварительно выкопать сии трупы из под кучи камней, где они были зарыты. Продолжая поиски, нашли под той же кучей еще три тела, совершенно свежия, на коих не было видно никакого знака наружных ран. Тогда вспомнили, что накануне шел близь сих мест многочисленный караван и что один дровосек, попавшийся ему навстречу с возом дров, принужден был свернуть с дороги, по убеждению какого-то незнакомца, который утверждал, будто принадлежит к Английскому каравану. Агент Магмудпурский, узнав о сих обстоятельствах, взял меры, которые предали убийц в его руки. Подробности сей экспедиции изложены в следующем разсказе, замечательном сколько по ужасной картине описываемых сцен, столько и по удивительному хладнокровию разскащика:

«Я один из взятых в плен фанзегаров. Меня остановили вместе с моими товарищами в деревне Дегов, около осьми миль от Бильвары, когда я намеревался возвратиться в свое жилище в Индостан; в это время отряд, заключавший в себе от восьми до десяти суваров (жандармов), объявил нам, что буррах-сагиб (агент), узнав, что мы вывозим с собой Гальваский опиум, дал приказание остановить нас. Эти слова изгнали из сердца нашего боязнь, внушенную суварами; ибо нас уже останавливали раза два или три по тому же подозрению, и как ничего не находили, чем бы подтверждалось сие подозрение, то всегда давали свободный пропуск. [239] Cиe-тo мнение и понудило нас без сопротивления воротиться в Бильвару, в той уверенности, что нам тотчас дадут свободу, удостоверившись, что мы не везем контрабанды. Но при въезде в город легко можно было увидеть по приему, сделанному нам жителями, и предосторожностям, взятым ими, дабы не дать нам уйти из рук суваров, что обвинение в контрабанде было только предлогом, дабы вернее изловить нас. Мы тотчас поклялись перед народом, дабы утишить его волнение, что мы совершенно невинны, что нам легко оправдаться перед сагибами, и что подозрение, будто мы принадлежим к секте тогов или фанзегаров, не имеет ни малейшего основания. В подкрепление сей клятвы мы показали паспорт от Английского Правительства, которое обещало нам покровительство законов и призывало мщение на всех, кои осмелились бы посягнуть на нашу свободу. Но видя, что все просьбы наши тщетны, и предчувствуя, что угрозы не более будут иметь успеха над нашими стражами, я пришел в большое безпокойство и решился открыть тайны моих соучастников, в надежде спасти свою жизнь. Так как за эту цену обещали мне прощение и cиe торжественно обещанное сохранение жизни возвратило спокойствие душе моей, то я спешу открыть вам наши кровавые тайны.

Отец мой был хлебопашцем в Бурайче; и я занимался тем же ремеслом, когда, будучи тридцати лет, вступил в сообщество тогов, [240] с которым с тех пор имел постоянно более или менее прямые сношения. Когда еще не были применены меры для безопасности страны, я служил под начальством знаменитого Удей-Синга; тогда предприятия наши не были ни так отдаленны, ни так выгодны, как сделались после восстановления порядка. В это время путешественники не отваживались пускаться в дорогу малочисленными толпами и без сильных средств к защите. Притом мы должны были опасаться нападения Пандаррских пиратов, кои щадили нас не более других, хотя ремесло наше должно бы было нас соединять для общей пользы. У нас было обыкновение после дождливого времени года разделяться на отряды от двадцати до тридцати человек и идти по различным направлениям в отдаленные страны. Всякой отряд был под командою начальника, облеченного неограниченною властию; и всякой член получал равную часть из добычи. Должности разделяются у нас следующими образом. Одни обязаны стоять на дистанции для наблюдения и извещать о приближении путешественников; другие рассылаются как шпионы по базарам, с обязанностию завлекать под разными предлогами в главную квартиру нашу легковерных охотников, которых тотчас и душат, как только они появятся. Эти поставщики называются риллеи. Есть еще третий класс суггеев или могильщиков, кои зарывают в землю трупы; другие, наконец, занимаются перетаскиванием мертвых к могилам, кои для них приготовлены; все это [241] делается с удивительною быстротою. Должность душегубов дается только тем, кои показали опыты отваги и ловкости, после предварительного испытания, в коем так поступающие должны доказать особенную силу мускулов. Когда кандидат совершит все сии опыты, то гуру (род духовного отца) выводит его из деревни и с нетерпением ищет какого нибудь предвещания², как напр. пения известных птиц или перелета их на право; и если предзнаменования благоприятны, то связывает двумя кончиками свой румель (roumaul) или платок и дает его неофиту, возсылая обеты за успех его предприятий. После сих обрядов, оба они приходят на место соединения, где возвращение их празднуется гастрономическим торжеством. Остальная часть шайки употребляется для низших должностей, как то: смотрения за скотом, за оружием, приготовления пищи; но, не смотря на сию иepapxию, разделение добычи производится по ровным частям, а не пропорциональным.

Так как опыт показал нам, что наружность часто бывает обманчива и что путешественники, богато одетые, не всегда бывают богато снабжены, то наружная бедность не защищала проезжих от наших нападений. Для большей безопасности, мы не щадили никого, когда были в состоянии действовать. Всех [242] тех, кои попадались к нам в руки, мы предварительно грабили; убийство естественным образом следовало за грабежем; ибо мы не могли без опасности оставлять в живых свидетелей, кои стали бы нашими обвинителями. Считаю невозможным в точности означить число погибших в наш последний набег. Сии случаи были так часты и так обыкновенны, что память не может сохранить об них воспоминания; кроме, того шайка действовала отдельно, а не совокупно; потому трудно дать совершенно верный отчет о наших работах.

Я не знаю, был ли со времени моего присоединения хотя один грабеж, который бы не сопровождался убийством. Удавливанье было нашею любимою методою; оно производилось различным образом: либо с помощию румоля³, платка или покромки из мокрого ссученого полотна, либо просто руками; это последнее средство употребляется однакож редко, и только в то время, когда румоль не исполнит своего дела. При условленном знаке убийцы бросаются на жертвы, и, как бы ни было велико число их, смерть всех бывает делом одной минуты. Тоги имеют большое старание в подобных случаях избегать пролития крови, боясь, дабы следы не привели к открытию преступления. Случается иногда, что опасение быть пойманными и число трупов не позволяют вырыть довольно глубокой ямы, чтобы скрыть их; тогда их рубят на скоро в мелкие куски и чрез то приводят в меньший [243] объем. Если их зарывают на краю дороги или в каком нибудь часто посещаемом месте, то имеют предосторожность зажигать над могилой огонь, дабы земля не казалась свежо взрытою. Так обыкновенно поступают тоги в своих летучих нападениях, все равно, попадаются ли жертвы на дороге, или, завлеченые обманом в стан их, без всякого подозрения, сидят у них на пиру. Часто сии убийства совершаются даже в виду деревень и городов, при слабом свете сумерок, посреди смешанных криков и шума тамтамов, заглушающих буйством адской радости плачевные стенания жертв.

Лозунг общества есть простая фраза, не могущая сама по себе возбудить никакого подозрения, как напр. тумба-ку-лу (принеси табаку). Румоль или покромка из свитого полотна составляет единственное opyжиe тога. Я никогда не видал, чтобы употребляли веревку или снурок, хотя этот слух распространен всюду; даже невозможно предположить, чтобы он когда нибудь был в употреблении, ибо подобное орудие было бы явною уликою, в случае взятия под стражу. Так как наши кафилы (караваны) могли бы, при вступлении в какую нибудь землю, возбуждать подозрение числом людей, их составляющих, то мы стараемся прежде всего оправдать присутствие наше каким-нибудь правдоподобным предлогом и ведем себя по наружности тихо и скромно. По сей-то причине между нами редко бывает оружие, так что на каждую шайку из двадцати или тридцати тогов едва ли придется две-три шпаги. Потом когда, пропажа [244] нескольких путешественников начинает возбуждать безпокойство, стараемся представить дело правителям областей в превратном виде.

Теперь я войду в некоторые подробности касательно последних наших действий. После многих дней путешествия, мы встретили только одного человека, который показался нам достойным внимания. Он имел общую участь. На шестой день, неподалеку от одной реки, мы увидели четырех ципаев, которые остановились готовить себе обед. Увидев нас, они поспешно встали и быстро ycтpeмились к деревне, куда шпионы наши последовали за ними. Cии последние скоро донесли нам, по какой дороге должны следовать наши ципаи; ибо мы считали их уже за верную добычу. Сильный отряд немедленно отправился в засаду и успел в своём предприятии, но не без труда, ибо один из солдат, хотя схваченный неожиданно, поднял копье своё против нас; но сопротивление его было тщетно; его задушили, равно как и трех его товарищей. У них нашли две тысячи рупий. Вскоре после того повстречали мы четырех празагариев (странствующих комедиантов), которые на наше дружеское обхождение и обещание одной рупии за тo, чтоб показать нам образчик своего искусства, без всякого подозрения подошли к нам. Видя, что они так охотно идут в разставленные сети, и не дожидаясь пиесы, которую они располагались было играть, мы ускорили развязку с помощию румоля и овладели их багажом, [245] который стоил до сорока рупий. В нем нашли мы мирдинг или ручной барабан, который произвел удивительный эффект, аккомпанируя нашим песням. Следующий день был ознаменован встречею с одною частию фанзегаров, которые с добычею возвращались в Бунделькунд. Дорогою преследовали они двух человек, кои вели быка, тащившего на себе груз; они пригласили нас следовать за собою, чтобы вместе разделить добычу. Пожива была самая ничтожная и на нашу долю досталась только медная чашка и несколько тряпок. В этой неудаче утешило нас внезапное появление двух браминов, которые направляли стопы свои в Индостан; несколько времени шли мы вместе, как будто охраняя святых отцев и, когда случай показался благоприятным, дали им знать, с кем они имеют дело На этот раз мы щедро были награждены за труд большим количеством золотых монет. Мы нашли также при наших жертвах несколько векселей от Индийских банкиров; но решились сжечь их, ибо не удобно было получить по ним сумму. Притом это наше всегдашнее обыкновение.

Чрез несколько дней после того, мы перешли в другой кантон, где один судабах,и при нем двое ципаев, завлеченные к нам шпионами, легко пали под нашими ударами. Четвертый пушешественник, обманутый такими же хитростями, испытал подобную ж участь. Не смотря на сии удачи, так как роща, в которой расположились мы, была часто посещаема, то мы разсудили, по [246] благоразумной осторожности, что надо перенестись на другой театр. Первый путешественник, которого случай привел нам на глава, задал нам ужасную работу: мы должны были залавливать его в наши сети целые четыре дня. Это был человек богатый; с многочисленным конвоем, что препятствовало отправить его на тот свет без церемоний. Чтобы войти к нему в благосклонность и отдалить от себя всякое подозрение, мы не переставали оказывать ему всевозможных услуг и внимания; но он все держал ухо очень востро. Наконец мы успели совершенно подделаться к нему и к его свите; и ни один из них не ускользнул от нас. Пожива была знатная. Вскоре после того, разными хитростями, завлекли мы в сети четырех ципаев, которые согласились провести с нами ночь. Эта ночь была для них последнею. Подобные же хитрости доставили в наши руки мусульманина и брамина, кои шли одной дорогой с нами и коих путь продолжался не более одного дня. Всего драгоценнее для нас в этой богатой добыче было zattu, вьючное животное, нагруженное опиумом, продажа коего, произведенная чрез посредничество кутваля (полицейского чиновника) принесла нам барыша с сотню рупий, уменьшенного однако целою четвертью в пользу нашего посредника за его маклерские хлопоты. При этом месте встретили мы осмнадцать фанзегаров Myсульманского отряда, кои будучи огорчены дурным успехом своей экспедиции, присоединились к нам, чтобы вместе делить опасности и выгоды. [247]

Известие, не совсем верное, обратило нас к преследованию четырех путешественников, про которых говорили, что они много везут с собою; так как они значительно опередили нас, то мы были принуждены идти усиленным маршем; но какова была наша досада, когда разделавшись с ними по нашему обыкновению, мы нашли несколько ничтожных инструментов и точильных камней! Мы задушили скудных ремесленников, которые путешествовали, чтобы найти работу для жалкого своего ремесла. В тоже время мы испытали другую подобную неудачу, только без боя; мы видели с горестию, как пред нашими глазами, тянулся караван купцев, торговавших лошадьми, состоявший из пятнадцати человек и не могли решиться напасть на него, ибо схватка с такими многочисленными противниками была бы очень для нас опасна, особенно в открытом со всех стороне месте. В следующий день мы захватили шестерых носильщиков, возвращавшихся с двумя женщинами и двумя детьми. Ввечеру они направили шаги свои к мечети, где провели ночь, что заставило нас отложить исполнениe наших намерений до завтрашнего дня. Мы напали на них при повороте в лес, и зарыли десять трупов в глубокой ров, нарочно для того приготовленный. Несколько недорогих галантерейных вещиц и незначительное количество рупий слабо вознаградили нас за труды. Здесь я умалчиваю о некоторых маловажных случаях, чтобы скорее приступить к развязке наших приключений. [248]

Несколько дней спустя, труппа наша, увеличившаяся несколькими отрядами, разделилась, чтобы отвратить подозрения полиции, которая, казалось, с недоверчивостию смотрела на столь многочисленное собрание. Шайка, к которой я принадлежал, пошла по направленно к Пишлюреду, где мы расположились под защитой одного огромного утеса. Из этой засады приметили мы одного магаюма (купца), в сопровождении четырех слуг, кои занимались приготовлением ему обеда. Отличная наружность магаюма и чистота одежды его сначала привлекли взоры наши; но наше любопытство, должно быть, показалось ему подозрительным, ибо он поспешил кончить обед и продолжал путь свой с свитою. Страх так встревожил нас, что мы не подумали преследовать его; и так он совершенно свободно мог достичь своего жилища. После узнали мы, что он попался в руки одного нашего отряда, которому смерть его принесла много выгод. Мы продолжали путь наш к Нимучу и в это время заманили к себе в стан четырех путешественников; и хотя они были недалеко от одного Английского заведения, мы не призадумались разделаться с ними по своему. За несколько миль оттуда, задушили мы четырех буниагов (мелочных лавочников); это был последний наш подвиг до прибытия в Дегов, где полиция положила конец нашим работам.

Я описал вам все убийства, в которых принимал участие, как действующее лице или как очевидец; ежели я пропустил [249] некоторые, то потому, что память моя не сохранила об них воспоминания. Вам известно все; остается только сдержать свое слово; от вашей добросовестности ожидаю награды за мою откровенность».

Не нужно много слов, чтоб начертать для воображения театр и картину сих ужасных сцен. Вообразите обширную, пустую равнину, усеянную кое-где густыми деревьями: вдали видна деревня с мечетью или пагодою, потом группы разбойников, разсеянные на первом плане; одни из них заняты приготовлением пищи, другие курят табак или поют песни, при звуках барабана; несколько вьючных животных лежат на земле; лошади, привязанные к кольям, рисуются на сей живой сцене. Во глубине картины слабый луч красноватого света бежит с горизонта, уступая место ночи, которая должна приодеть мраком своим убийц, их жертвы и могилы, разверзтые для их принятия.

(Asiatic Journal)

Комментарии

1. Слово thog значит обольститель; и вероятно разбойников называют так за хитрости, которые употребляют они для приобретения доверенности путешественников, прежде нежели их задушат. Ниже увидим мы, что тоги не употребляют веревки для убийства путешественников, а душат их платками.

2. Фанзегары называют сии предзнаменования sugoor: слово,которое очевидно есть испорченное Персидское ***.

3. Румоль или бумаль (boomal) называется также pateo.

Текст воспроизведен по изданию: Секта фанзегаров в Индии // Телескоп, Часть 16. № 14. 1833