ПРОКАЖЕННЫЕ В ИНДИИ. К любопытным книгам не грешно возвращаться и по два раза. Вот как один из сотрудников великолепного альманаха, The Oriental Annual, с которым мы недавно познакомили наших читателей, описывает встречу свою с прокаженным Индейцем. [19]

«Спустя день или два по приезде в Бомбей, я бродил перед захождением солнца по берегу Колебы, — островка, который, в прибылую воду, отделяется от Бомбея узким проливом, а в малую совершенно доступен сухим путем: вдруг внимание мое остановилось на странном предмете. Ко мне приближался человек в обыкновенной одежде низших сословий, обернутый по поясу простыней. Кожа, его была совершенно бела, точно мел; и когда он подошел ко мне, я заметил, что она стекловидна, как будто от разглажения горячим утюгом. Его волосы, не покрытые чалмою, были точно такого же цвета как кожа, и висели длинными космами по тощим и высохшим плечам. Глаза, кроме одних зрачков, были совсем красны и мутны, и он беспрестанно склонял их к земле, как будто свет был для него несносен, — это обстоятельство он подтвердил мне изустно, когда я начал его расспрашивать. Он шел медленно и шатаясь; все члены его высохли до такой степени, что страшно было смотреть. Торчащие ребра можно было прочесть за несколько сажен, и весь остов означился так ясно, что незнакомец стоял передо мной живым костяком. Сначала он не смел приблизиться, я остановился довольно далеко. Я сам подошел к нему; он немного попятился, и умолял меня не дать ему погибнуть с голоду, потому что все его презирают, — товарищи чуждаются как изверга. Он просил самым жалким образом; предостерегал, чтоб я не подходил к нему близко, потому что он нечистая тварь; что всякой подымает на него руку и ни в ком нет к нему жалости. Заговорив с ним ласково, я скоро приобрел его доверие; он остановился и не мешал мне быть подле него. Я спросил о причине его необыкновенного вида. Он сказал мне, что целые годы страдал проказою и, хотя напоследок выздоровел, но она оставила на нем след неизгладимого осквернения. Самый цвет кожи из темного превратился в болезненно-белый, и каждый тотчас узнавал в нем бывшего прокаженника.

«Проказа почитается в Индии карою, и проклятием Божества; оттого страждущие ею — во всеобщем омерзении, и много их умирает ежегодно в нуждах и муках [20] жертвами ужаса, который вселяет их болезнь. Этот бедняк был самой низкой касты, но никто из его сословия не хотел иметь с ним сношений, и он был вынужден скитаться по пустыням, где только страдальцы, подобные ему, могли принимать в нем участие».

«Нет ничего печальнее той мысли, что человек может дойти до такого положения. Не только отринутый обществом, но в презрении даже у самой уничиженной из всех каст, он не имеет угла, куда приклонить голову, и кроется в дали от людей, которые, лишь только его завидят, гонят в леса и кустарники, а там — дикие звери ждут своей добычи; если он вздумает противиться своим гонителям, то, вопреки всем законам чувства, члены его собственной семьи предают несчастного жестокой смерти».

«Но жизнь для Индейца такой драгоценный дар небес, из-за которого он всем пожертвует и с которым редко расстается произвольной смертию, разве фанатизм побудит его предпочесть жизни, непосредственное обладание вечным благом. Хотя эти явления изуверной набожности довольно обыкновенны, Индеец весьма редко наложит на себя руку, чтоб избавиться от бремени горького существования. Прокаженный несет кару недуга со всеми ужасами, которые она за собою влечет, и поверяет ветру свои жалобы; но среди всех лишений, среди всех телесных зол, на какие нельзя смотреть без содрагания, он терпит свой бедственный удел и держится за жизнь с неимоверным упорством».

Текст воспроизведен по изданию: Прокаженные в Индии // Библиотека для чтения, Том 15. 1836