-

ГРАФ ГОТЛОБ-КУРТ-ГЕНРИХ ТОТЛЕБЕН

в 1715-1763 гг.

Материалы для биографии.

X. ¹

При допросе в главной квартире армии Саббатка показал, что он родом из Бреславля; с Тотлебеном познакомился через своего родственника, у которого было в закладе серебро Тотлебена; серебро это слуга последнего, вместе с ним, Саббаткою, по данным комендантом Глогау паспортам, повез к Тотлебену в Столпе, но он, Саббатка, остановился в Кеслине. Затем узнав, по возвращении означенного слуги, что от Тотлебена к помянутому коменданту есть письмо без адреса, поехал в Глогау, где слуга тот и отдал, при нем, письмо коменданту, который, чрез неделю после того, приказал им обоим ехать к принцу Генриху. По получении от последнего письма к Тотлебену, они отправились к нему в Столпе. Прочитав письмо, Тотлебен сказал:

— «Принц Генрих пишет, чтобы не раззорять земель так, как прежде было, и не требовать контрибуций; но я держу все в должном порядке, так что и жаловаться на меня никто не может».

На другой же день, передавая им ответь принцу, говорил, [2] что просит в нем об увольнении сына его из службы. Через неделю после отдачи этого ответа, он снова отправился к Тотлебену с письмом без адреса, которое и передал в лагере при Бернстейне. Спустя некоторое время, Тотлебен подарил ему 12 фридрихсдоров, говоря, что это за то, что король прусский уволил его сына. Найденный при задержании его пакет получил он от Тотлебена для передачи кюстринскому коменданту, или принцу Генриху, или самому королю. Сын его был с ним только для услуг в дороге. В армии (русской) ничего не проведывал; что было в письмах Тотлебена и короля — не знает, так как они были запечатаны. Хотел ли Тотлебен бежать и намеревался ли видеться с королем — тоже не знает; шпионом королевским не был никогда. О купленной Тотлебеном мызе слышал в Столпе. В последний раз Тотлебен дал ему письмо для отдачи в Ландсберг на почту, с тем, что если его там не примут, то он может распечатать его, так как оно касалось только разных поручений.

На следствии же, в С.-Петербурге, Саббатка 29 января 1762 г. объяснил, что прежнее показание давал в страхе, а ныне объявляет, что письмо, которое он возил с слугою Тотлебена, было отдано ему, а не слуге, с указанием, что от короля. Посланные после того четыре письма от короля же были переданы им Тотлебену. Первое было дано принцем Генрихом в Грос-Глогау в марте 1761 г. и на оное, через три или четыре дня, получил ответ Тотлебена, с просьбою отдать самому королю и заявить, что он, Тотлебен, желает с ним свидеться, обещая притом, в случае свидания с королем, дать ему, Саббатке, 2 тыс. луидоров от императрицы и исходатайствовать ему и внучатам его особую милость. В марте же он прибыл вторично в Столпе из Лейпцига с ответом короля и через несколько дней отправлен снова к последнему с письмом. В третий раз, в исходе мая, он послан был королем к Тотлебену с двумя маленькими письмами, и на другой день отправлен с письмом к королю. Наконец, четвертое письмо привез в июне и отдал Тотлебену наедине. Содержания писем не знает. Первое Тотлебен не только изорвал в присутствии его, но даже [3] изжевал лоскутки его. Тотлебен желал видеться с королем и говорил ему об этом; король же два раза на то соглашался, велев в последний раз сказать Тотлебену, что когда он с армиею придет в Силезию, то найдет к тому случай и назначит место. За письма от короля ничего не получал, а от Тотлебена, за известия о прусской армии, получил 112 фридрихсдоров. Шифр приобрел у секретаря в Глогау за 70 дукатов.

С своей стороны, Тотлебен, написав Бутурлину письмо, в котором утверждал, что переписывался с неприятелем по точному приказанию его, Бутурлина, что впрочем, последний в реляции своей императрице отвергнул, показал, что корреспонденция с королем началась с марта. Всех писем, полученных через Саббатку, было четыре. В первом, уведомляя об увольнении его сына, король просил о менажировании его земель, а в следующих о сообщении о намерениях русского правительства и о том, каким образом будет действовать русская армия, обнадеживая своею милостию и возвращением деревень. И прежде о том же словесно просил принц Генрих, через домашнего его жида. Купца Гоцковского (запечатанное письмо к которому было найдено при аресте его) он знает давно и через него королем обещано было 2 миллиона за склонение императорского двора в его пользу. Он отвечал королю, что земли менажировать будет, о намерениях правительства не знает, за обнадеживание благодарен, а о 2 миллионах донесет фельдмаршалу; но ответ этот послан гораздо позже, как уже о минувшем деле, чтобы только более уверить и уловить короля. Письмо короля с шифром принес ему Саббатка и он разорвал их при аресте своем, а равно рвал при Саббатке и прочие королевские письма. О всем этом хотел донести Бутурлину обстоятельно, по прибытии к армии. Замысел его состоял в том, чтобы схватить короля, что он и намеревался сделать по соединении с армиею, при рекогносцировке; помышляя об этом четыре года, входил о свидании в сношения с королем, который, через Саббатку, и приказывал объявить ему о желании видеться, при сближении армий, для переговоров о важных делах. Желал же король, чтобы он служил кампанию 1761 года потому, что [4] он обещал менажировать его земли. Копии ордеров писаны его малолетним лакеем, а письмо к королю, отпуск коего найден в его бумагах, как помнится, отправлено чрез принца Виртембергского. Подарков от короля никаких не получал; о переписке с ним в корпусе никто не знал. Шифр показывал Ашу, говоря, что он принесен ему жидом из королевского кабинета. Цифры, помещенные в письме его к королю, означают: первые — принц Виртембергский; вторые — обстоятельства нынешней кампании или перемены, и третия — слуга Тотлебен. С Вернером никакой важной переписки не было.

При дальнейших допросах Тотлебен объяснил, что в марте или апреле старинный домашний его в Силезии жид Гришель привез к нему в Столпе несколько серебряных вещей, оставленных у него в 1756 году, и поклон от принца Генриха с просьбою поберечь королевские земли и не дозволять войскам раззорять их, что и король весьма милостиво примет. В ответ на это он написал принцу, что если прусские чиновники останутся на своих местах и будут доставлять провиант и фураж, то и насильств не будет, грабежа же он не терпит и награждения за это не требует; но просил принца, как старого друга, похлопотать об отпуске его сына и об отдаче конфискованных деревень. Принц не отвечал ему, а через три недели Гришель вернулся с вестями о неприятеле, которые он и сообщил фельдмаршалу. Тогда же явился Саббатка, вручил ему письмо короля о том, что он приказал земским советникам и директорам возвратиться на их места, и что он просит поберечь его земли, обещая, по заключении мира, быть справедливым в отношении сына и деревень. Ответив, что из прежних его действий король мог видеть, что он не допускает беспорядков и что если приказание о чиновниках будет исполнено, то и жалоб не будет, он снова просил об отпуске сына. С этим ответом был послан Саббатка, который через три недели и привез отпуск сыну, а с тем вместе и записку короля с изъявлением милости и новою просьбою о недопущении грабежей. На это он отвечал обещанием заслужить королевскую милость, если болезнь не помешает ему продолжать службу, рассчитывая таким [5] образом привлечь к себе Саббатку и, заставив короля ввериться ему, захватить его, при переговорах, когда он поедет для рекогносцировки с малым, по обыкновению, прикрытием.

В третий раз Саббатка приехал к нему в лагерь при Кеслине и подал два маленьких запечатанных пакета, в одном из коих был шифр, а в другом записка короля. Тогда же Саббатка вручил ему и объявление о турецком союзе. Содержание записки было в таком роде: принципал радуется уверениям его друга и обещаниям оберегать земли, желает выздоровления, чтоб для подданных принципала мог сделать еще кампанию, и просил сообщить откровенно, будет ли армия в этом году действовать наступательно или оборонительно, пошлется ли особый корпус к Лаудону (австрийскому генералу) и не завидует ли Тотлебен, что объявился новый жених Кольбергской девственницы? Не имея ни времени, ни охоты отвечать тогда же, потому что в тот день, по случаю праздника, у него было много офицеров, он на другой день отправил жида лишь с запискою, что друг принципала послание получил и при первом случае будет отвечать, и вместе с тем велел сказать королю, что очень желает с ним говорить, как и прежде о том наказывал. Затем, заготовив ответ королю в том виде, как он был изложен в найденном в его бумагах отпуске, послал его по эстафете к принцу Виртембергскому в Берлин; когда же 18 июня Саббатка передал ему записку короля, наполненную милостивыми выражениями и содержавшую просьбу уведомить о том, о чем король просил в последнем письме, при чем Саббатка сказал, что король очень склонен поговорить с ним когда армии сойдутся поближе и подаст к тому случай, то он отвечал, что друг уже сообщил принципалу о перемене его экспедиции и послал к принцу Виртембергскому, для доставления, письмо. Для того же, чтобы не отвратить от себя короля, но еще более вселить в нем к себе доверия, написал несколько слов цифрами и завернул письмо в ордер фельдмаршала, из коего можно было видеть какая произошла с ним перемена. Еслибы он замышлял что либо дурное, то мог бы послать ордер и маршрут еще из Шифельбейна, где они были получены; но так как они были [6] посланы из Бернштейна только 20 (19?) числа, то не были уже тайною, потому что уже были исполнены: маршрут армии простирался лишь до 17 числа и, следовательно, прежде чем мог дойти до короля, он, Тотлебен, был бы уже с своим корпусом при армии, или очень близко от нее ². О пехоте же, отправленной к Румянцеву из Шифельбейна, неприятель, натурально, должен был сведать в первый же день. Наконец, то, что король еще зимою знал, или догадывался, о марше нашей армии в Силезию или к Бреславлю, можно видеть из того, что он еще в апреле пошел из Саксонии в Силезию с корпусом от 50 до 60 тыс. человек и уже 16 числа был при Кунцендорфе и отправил генерала Гольца с обсервационным корпусом в Глогау.

Получив шифр, он тотчас же показал его Ашу, сказав: «вот мне жид привез шифр из королевского кабинета». Аш удивился, где он мог достать его. На это он ответил, что жид ныне вхож в королевский кабинет, и что он, Тотлебен, с помощью Божиею, съиграет в этом году с королем хорошую шутку, а шифр будет иметь фельдмаршал. Аш должен сознаться в этом, равно как и в том, что он, Тотлебен, много раз и часто публично говорил, что надеется в этом году нанести королю чувствительный удар. Точно также не скрывал от него и того, что переписывался с королем, потому что часто говорил ему о пересылке увольнительного свидетельства сыну и о приказании прусским чиновникам быть в их округах.

Саббатку увидал в первый раз в Столпе и прежде о нем не слыхал, а что он был главным королевским шпионом, того и знать не мог. Правда, он приносил ему письма короля и, по всем признакам, должен был быть доверенным у него лицем. Употреблял же его и впредь хотел [7] употреблять для приобретения королевской доверенности и для совершения, чрез это, великого своего предприятия, и старался сделать его откровенным и выведывать что происходит у короля в армии. Привлекая его в свою сторону, для приманки давал ему деньги и обещал хорошую награду, если будет служить верно и часто сообщать известия.

Купец Гоцковский ³ был у него по осени, в Кенигсберге, и зимою в Мариенбурге и, возвратясь оттуда, снова виделся с ним, но при всех этих случаях о короле и других сообщениях даже и помину не было. В последний же раз Гоцковский нарочно приезжал к нему в Кеслин, привез чепраки и, получив деньги, должные за забранные товары, спросил: к кому адресоваться в Петербурге, чтобы склонить двор на полезные королю мысли, потому что война очень наскучила королю и он с радостию употребил бы на это миллион или два. На это он ответил советом изложить этот вопрос на письме, для сообщения его фельдмаршалу. Впрочем, переписка с Гоцковским заключалась лишь в том, что он несколько раз писал от имени города Берлина относительно взятых там войском лошадей и о должных контрибуционных деньгах; но так как эти дела более до него, Тотлебена, не касались, то он и отсылал Гоцковского в главную квартиру. В бытность же Гоцковского в Кеслине, как он, Тотлебен, так и многие офицеры дали ему публично комиссию прислать разные конские уборы и другие дорожные вещи, о чем он к нему два раза и писал. все это и за старые долги он заплатил ему около 3 тыс. гульденов и получил в подарок лошадь. Более ничего не знает и адресов в Петербурге Гоцковскому не давал.

Первые два письма короля он изорвал как невинные и ненужные, но могущие причинить беспокойство бумаги, еслиб они были найдены; третие во время сильного припадка горячки, из опасения, чтобы оно не попалось кому нибудь в руки, а шифр и последнее письмо в сердцах, при аресте; иначе, т. е. еслибы исполнили его просьбу о запечатании его бумаг, он [8] передал бы их фельдмаршалу. Писать же последнему о своем проекте было опасно, за отдаленностию и, кроме того, он был уже на марше к армии. О захвате короля он прежде не думал, и только второе и третие письма короля дали ему о том мысль.

С Вернером переписывался лишь о том, что приказывал Бутурлин; говорил с ним в Столпе неохотно и только по приказанию; виделся же с ним не наедине, а в обществе других и если от него иногда и приезжал офицер, то только для переговоров о перемирии и о размене пленных.

Об имении Милитв он осведомлялся лишь для одного голландца, а самому купить его, за невозможностию платить и саксонские долги, было нельзя, потому что оно стоило более 500 т. гульденов.

По поводу этих объяснений, в экстракте из следственного дела были приведены следующие соображения:

Переписка Тотлебена с Вернером и принцем Бевернским была дозволена Бутурлиным и ничего важного из нее не произошло, но переписка его с принцем Генрихом и королем прусским происходила совсем на другом основании. В ордерах Бутурлина не только позволение, но и крайняя осторожность ему предписывалась, а начал он ее еще гораздо ранее получения этих ордеров, которые ни мало к оправданию его не служат, и именно, как сам признается, в исходе марта или в начале апреля, чрез жида Гришеля. На словесную просьбу принца. Генриха поберечь королевские земли отвечал письменно, и при этом просил об увольнении из прусской службы сына своего, чем и дал повод к дальнейшей переписке, так что после того и от самого короля получил четыре письма чрез Саббатку; но так как эти письма и ответы на оные Тотлебен изорвал, то и нельзя знать подлинно ли то, что он показал, а не о чем другом было писано. Третие письмо, при котором были присланы и шифры, хотя он также изорвал, будучи болен, однако содержание его несколько видеть можно из найденного в его бумагах концепта. В ответах же своих объяснил, что Гоцковский осведомлялся к кому адресоваться в Петербурге, чтобы склонить двор на полезные королю мысли, и хотя эти [9] ответы он готов подтвердить под присягою, но несколько сомнительным кажется, что после несклонности удовлетворить любопытство короля знанием об операциях нашей армии, чрез пять или шесть дней отважился было открыть все то, что во всекрайнейшем секрете должен был содержать. Еслибы один маршрут отправлен был, то это, как оный из чисел вышел, следовательно и армия те места прошла, не могло бы быть признано важным; но ни под каким видом не надлежало открывать неприятелю секретнейшего ордера фельдмаршала по апробованному ее императорским величеством плану похода армии прямо к Бреславлю и о прочих распоряжениях, хотя бы король и знал о том некоторым образом, но если по одной догадке, как сам Тотлебен упоминает, то мог бы сомневаться и рассудить двояко, ибо между догадкою и знанием великая разница. Еслибы в письмах короля, а особливо в последнем, ничего не было, то не зачем было рвать их и шифр при самом аресте, но следовало хранить в свое оправдание, как еще неизвестные фельдмаршалу. Чтоже касается до захвата короля, то надобно было об этом донести хотя фельдмаршалу, а без того и покушаться не следовало, тем более зная, что иначе учинить этого не мог, как только сыскав доверие непозволенною корреспонденциею.

XI.

Производство следствия над Тотлебеном в Петербурге поручено было особой комиссии, состоявшей из генерал-аншефа Николая Корфа, генералов: Данилы де Боскета, Семена Караулова, Владимира Лопухина, Михаила Деденева и полковников: Аристарха Кашкина и Василия Патрекеева, при генерал-аудиторе Илье Плюскове и обер-аудиторе Никите Малышкине, не знавших, однако, иностранных языков, вследствие чего от военной коллегии и был потребован переводчик.

Комиссии этой Тотлебен показал, что подтверждает ответы, данные им в армии, хотя в то время и не мог всего упомнить и притом не надеялся достичь там правосудия, вследствие [10] известных жалоб его и просьб. В дополнение же к ним считает нужным объяснить, что в письме к принцу Генриху он просил об освобождении не только сына, но также и брата, полковника голландской службы, содержавшегося, с самого начала войны, под арестом в Глогау. Двух единственных своих детей, воспитывавшихся в Берлине перед войною, он старался вырвать из неприятельских рук, и при посредстве глогауского конфидента втайне перевез из Силезии в Польшу все, что только мог спасти из своих капиталов и ценных вещей, а барону Мирбаху в Руцау и надворному советнику Шютцлеру в Дрездене выдал доверенности на покупку имений в Курляндии и Саксонии, ассигновав им и деньги в Данциге. Еслиже он и купил в Столпе, т. е. в неприятельской стране, два дома и сад, то это для того, чтобы держать там свои экипажи и лошадей, так как содержание их в Польше было очень дорого. Впрочем, эти дома тотчас же подарил своей дочери, баронессе Мирбах, чтобы можно было, по желанию, снова их продать. Получение письма прусского короля, касавшегося приказания ландратам быть на их местах, он не скрывал, но о содержании его доносил фельдмаршалу и объявлял публично. Сообщить же ему на словах свои предположения о захвате короля он не имел возможности, так как хотя Бутурлин и позволил ему пробыть два дня в Данциге, но сам в это время уехал в Эльбинг, а затем не было времени съездить к нему в виду близкого окончания срока перемирия и нахождения неприятеля в трех милях от Столпе. Шифр прусский нужен был потому, что в прежнее время была захватываема шифрованная переписка неприятеля, которую нельзя было разобрать. По получении же показывал его Ашу, равно как и печатный лист о союзе Пруссии с Турциею, и говорил ему, что деньгами и все можно сделать, и пусть король теперь бережется; но при этом никого не было. Доказательством тому, что он замышлял не дурное, а доброе дело, служат найденные в его бумагах жалобы императрице и Воронцову, которые он отправил бы вместе с шифром, в Петербург, тотчас по прибытии в Ландсберг. Отпуск письма к королю он сохранил у себя также потому, что хотел отослать его в Петербург. Главный проект свой [11] (о захвате короля) обдумал не ранее мая и давал понять о нем Ашу, но не мог донести о нем двору по краткости времени, массы дел, марша к армии и болезни.

Когда Саббатка принес ему первое письмо, то он мог считать его королевским шпионом, но так как он доказал письмами, что уже служил генералу Чернышеву, за что и сидел в Берлине под арестом, то надлежало уже назвать его конфидентом и тем более, что полученные через него известия были весьма важны и вероятны. А что он был главным шпионом короля и пользовался его доверием, видно из того, что иначе не мог бы сообщить этих известий, и потому весьма важно было подкупить его.

Представляя эти объяснения, Тотлебен подал и 60 вопросов, которые просил предложить Ашу для подтверждения сказанного в них, «если в нем есть хоть капля честной крови», но это было признано излишним, так как и без того дело тянулось долго. Впрочем, Аш был все таки допрошен и показал, что шифр Тотлебен ему показывал, говоря, что Саббатка достал его за деньги из королевского кабинета и что об сделает знатное дело; о передаче же шифра фельдмаршалу не говорил. О присылке абшида сыну Тотлебена, о прибытии земских чиновников и о получении через Гришеля и Саббатку известий о неприятеле он, между разговорами, слыхал и для донесения фельдмаршалу переводил, но не с оригиналов, а с рукописи Тотлебена, и не знает даже были ли те известия письменные.

XII.

26-го апреля 1762 г. дежурным генерал-маиором Кашкиным был объявлен именной указ об учреждении над Тотлебеном генерального кригсрехта. Презусом этого суда был назначен генерал-фельдмаршал принц Гольштейн-Готторпский, а ассесорами: генерал-аншеф, камергер, всех полиций директор Николай Корф, генерал-фельдцейхмейстер Александр Вильбоа, генерал-поручик и с.-петербургский оберкомендант Иван Костюрин, генерал-поручик [12] фон-Пальмбах ⁴ и генерал-маиоры граф Брюс и Ляпунов, а для производства — действительный статский советник и обер-аудитор гвардейских полков Эмме.

На другой же день кригсрехт собрался и презус объявил переданное ему государем оправдание Тотлебена и следующие к нему прошения, а генерал Корф предложил адресованный к нему Тотлебеном запечатанный пакет с объяснением подсудимого о его невинности ⁵.

Затем находившемуся на карауле у Тотлебена поручику Англеру дана инструкция, чтоб он содержал Тотлебена под крепким караулом, не допуская к нему никого, кроме посланных от суда или от президента оного; чернил, бумаги, перьев и карандашей ему не давать и его из квартиры не выпускать и всегда находиться при нем безотлучно; впрочем, поступать с ним почтительно и вежливо, чтобы он «чрез случающиеся иногда непорядки к неудовольствию и огорчению причины не имел», еслиже он, для своего здоровья, в покоях прохаживаться захочет, то это ему не запрещать.

Освидетельствовав шкатулку Тотлебена, в которой оказались лишь ордена, золотая табакерка с брилиантами, два перстня и прочая мелочь, а в записной книжке векселя, счеты и тому подобные бумаги, допросив Тотлебена и выслушав дело, суд 20 мая постановил следующий приговор:

— Тотлебена, как изменника, казнить смертию; Саббатку же освободить, так как он был только письмоносцем и шпионом Тотлебена, не зная что было в письмах, русской армии не причинил никакого вреда и, напротив того, доставлял полезные сведения о неприятеле.

По постановлении этого приговора презус объявил, что его императорское величество приказал спросить Тотлебена в пополнение: куда он взятые им в Берлине из замка (дворца) и из (королевской) конюшни вещи девал и какие именно и кому им отданы, для чего ко двору не присланы, [13] и если присланы, то к кому и имеет ли в приеме их росписку? ⁶

По этому предмету суд положил допросить Тотлебена 21 мая, но какой им был дан ответ — нам неизвестно; из поднесенного же императрице Елизавете реестра вещам, присланным Тотлебеном с адъютантом его Мейвотом 26 ноября 1760 г., т. е. после уже взятия Берлина, видно, что Тотлебеном были посланы разные вещи не только для Воронцова, его жены, братьев Шуваловых, кн. Трубецкой и графини Бутурлиной, но и для самой императрицы и великого князя с его супругою, и в числе их три портрета Фридриха II ⁷, которые, конечно, не были написаны по заказу Тотлебена, а были приобретены им в Берлине, тем или другим способом.

ХIII.

За последовавшею вскоре по постановлении приговора кончиною императора Петра III приговор этот остался не исполненным и участь Тотлебена не была решена. Очевидно, что императрице Екатерине было не до него. Только 1 сентября она вспомнила о нем и, отправляясь в Москву на коронацию, указала сенатору Ивану Ивановичу Неплюеву, оставленному ею в Петербурге для заведывания этою столицей, содержать Тотлебена под арестом так, как он содержался до тех пор, а находящихся по его делу под караулом разных людей освободить и выслать за границу.

Указ этот Неплюев объявил 3 сентября сенату, который и распорядился: предписать капитану Апгелару неотлучно находиться при Тотлебене, содержать его под крепким караулом, никого к нему не допускать, кроме присланных от Неплюева, чернил и бумаги не давать и из квартиры не [14] выпускать, но против него никаких беспорядков и огорчений не чинить и дозволять ему прохаживаться в покоях. «А для выпроваживания означенных людей за границу» прислать с.-петербургскому обер-коменданту Костюрину унтер-офицера, знающего немецкий язык, и 2-х солдат, с которыми их и отправить до Риги, где и сдать в местную губернскую канцелярию, для высылки их за границу.

Согласно этому определению, Саббатка, его сын и прислуга Тотлебена были высланы с сержантом Ацарити, который 27 сентября и выпроводил их за границу. Тотлебен же продолжал сидеть под караулом вплоть до весны 1763 года, потому ли, что у императрицы было много дел, более важных, чем его, или же потому, что, быть может, ей хотелось окончательно убедиться не был ли он подкуплен, ведя недозволенную переписку с прусским королем, и не попали ли те два миллиона, о которых говорил Гоцковский, хотя бы частию, в его руки, или, наконец, что при занятии Берлина он не ограничился получением в подарок только той суммы, которую сам указал и которою поделился с корпусами Чернышева и Лесси, но приобрел, тем или другим способом, более значительный капитал. В этом отношении невольно обращают на себя внимание указ императрицы Неплюеву от 19 ноября 1762 г., из Москвы, и объявленное в сенате 25 февраля 1763 года повеление относительно пожитков Тотлебена, привезенных из за границы на кораблях. В указе Екатерины II Неплюеву сказано было: «Бывшего в нашей службе генерал-маиора графа Тотлебена сундук с письменными делами и в нем шкатулка его же, Тотлебена, печатию запечатанная, оставлены в ведомстве вашем при сенатской конторе.

«В помянутом сундуке письменные дела, которые понужнее, те прикажите описать и опись к нам прислать. Но паче всего вы сами с нашим генералом и сенатором Корфом и с статским советником Эмме находящуюся в том сундуке шкатулку секретно распечатать имеете и все в ней вещи приказать описать, а всего больше векселя или облигации, какие в той шкатулке есть, осмотреть и переводы оные сюда прислать как наискорее, дабы можно было узнать где и в [15] чьих именно руках какая денежная сумма оного Тотлебена находится ⁸».

Чтоже касается до распоряжения о пожитках Тотлебена, то оно заключалось в том, что 25 февраля 1763 г. императрица приказала в сенате доложить ей «в комнате» о тех пожитках, которые были привезены из армии и значились в реестре военной коллегии ⁹. Но в числе их, как видно из описи им, драгоценных вещей было немного, а именно: две золотые табакерки, перстень с портретом прусского короля, «небогато осыпанный мелкими бриллиантами», и несколько других золотых вещей. Были также 12 маленьких медных и 2 небольшие чугунные пушки, которые, быть может, были взяты при разграблении в 1760 году нашими войсками резиденции маркграфа Бранденбург-Шветского и служили только «для увеселения» ¹⁰, но все это не составляло признаков богатства, и при том из переписки коллегии иностранных дел с представителями иностранных держав можно было видеть, что на Тотлебена были предъявлены взыскания по векселям, выданным им еще в 1757 г. в Регенсбурге, Вене и других местах на немаловажную сумму ¹¹. Правда, Тотлебен показал, что он поручал зятю своему Мирбаху и поверенному в Дрездене покупать имения на переведенные им в Данциг суммы, а равно приобрел дом в Столпе с конским заводом, но ведь имел же он родовые имения в Саксонии и Силезии и давал же деньги на содержание подчиненных ему полков, как это значилось в его показаниях, и подтверждалось выданными ему росписками на 11,466 руб., которые, при возвращении ему бумаг, хитрый сенатский секретарь Борис Сахаров счел долгом отобрать, «яко принадлежащие до полковых дел», а И. И. Неплюев не велел отдавать Тотлебену ¹². Наконец, нет сомнения и в том, что он, как сказано в «Разговоре в царстве мертвых», не забыл себя в Берлине, пользовался представлявшимися случаями и был [16] богат настолько, что в Данциге и Гамбурге у него было 600 т. гульденов, которые тамошнему русскому резиденту велено было истребовать, но он ничего не добился. В том, что наш резидент в Данциге Ржичевский ничего не добился, служат доказательством хранящиеся (в Московск. архиве м. и. д.) ¹³ донесения его, подтверждающие с тем вместе и то, что Тотлебеном была припрятана не маловажная сумма. Так, 5 июля 1761 г., Ржичевский уведомил, что на конюшне у Тотлебена 40 хороших лошадей и что по полученным им сведениям Тотлебен, будучи весною того года в Данциге, отправил оттуда скрытным образом свои вещи и деньги морем в Любек и затем в Гамбург, к банкиру Гиссу, а из Гамбурга все сундуки должны были быть отвезены вверх по Ельбе, но куда и кому, никто не знает. Распорядившись после того наложить арест на деньги и вещи Тотлебена, находившиеся у банкира Матия ¹⁴, и потребовав от магистрата, чтобы все купцы, у которых были вещи Тотлебена, показали по совести, сколько их у них и куда отправлены, Ржичевский 26 июля донес, что у Матия два сундука, а у другого купца один маленький, за печатью Тотлебена, что магистрат велел наложить арест, что по показанию купца Шварца Тотлебен дал ему в 1760 г. 8 ящиков, но в мае 1761 года ¹⁵ взял их обратно; другие же купцы показали, что в январе 1760 г. было привезено 42 ящика и узла, а в мае 1761 г. Тотлебен велел их отправить в Любек; остался лишь небольшой ящик; 14 мая 1761 г. он дал Матию 8 т. [17] руб. для перевода в Берлин Гоцковскому ¹⁶, а на следующий день велел им выдать 20 т. руб. для уплаты по данной им ассигновке некоему Шиеслеру в Дрездене на 28 т. р. и 2 т. августдорами, затем 16 мая взял у них 5 т. гульденов и 18-го дал на них ассигновку в 3,360 р. и прислал, для продажи, три куска парчи и несколько «антолажных» манжет, но потом потребовал их обратно. Не смотря на противодействие Ржичевскому саксонским вицекоммисаром бароном Лейбницем, бывший у Матия сундук был распечатан и в нем оказалось 11,068 фридрихсдоров, 972 червонца, 4 золотых медали и 8,599 рублей. Кроме того из принадлежавших Тотлебену сумм найдено: у Матия —62,860 гульденов, 29 грошей и 2 т. августдоров и у купца Мейерголта 3 куска бархата. Донося об этом в октябре 1761 года, Ржичевский присовокупил, что в Саксонии «Тотлебен много должен остался» ¹⁷.

Только 31 марта 1763 года императрица подписала следующий указ, обнародованный сенатом 11 апреля того же года:

«Содержащийся под арестом армии генерал-маиор Готлоб-Курт-Генрих граф фон-Тотлебен, служа прошлую войну в нашей армии, собственным своим поведением обличен в вредительных намерениях ¹⁸ противу Российского государства, что самое, как свидетельством посторонних людей, которых он к тому употреблял, так, наконец, и собственными его своеручными письмами ему доказано; и потому, держанным над ним кригсрехтом осужден лишению чести, имения и живота, и сентенция подписана одним генерал-фельдмаршалом, двумя полными генералами, двумя генерал-поручиками и двумя генерал-маиорами. Но мы, в [18] рассуждении том, что злое его, Тотлебена, умышление никаких вредительных следствий нашему государству еще не произвело, и он уже около трех лет в аресте сидел, по природному нашему великодушию, живота у него не отнимаем. А вместо того повелели мы нашему сенату его, Тотлебена, яко преступника, более нетерпимого в областях наших, под караулом вывезти за границу нашей империи и там, прочитав сентенцию военного суда, а потом и сей наш указ, отнять все чины и кавалерии у него и взять письменный реверс в том, чтоб он ни под каким видом, ни тайно, ни явно, в империю нашу не въезжал и что в противном случае, ежели кто его увидит и узнает в государстве нашем, тот право имеет отнять у него живот, каким заблагорассудит образом, и не преступит ни прав гражданских, ни военных, ниже общенародных, которые его, Тотлебена, защищать, яко изменника, выгнанного из Российского государства, более не могут; а потом вывезти за границу и оставить тамо без всякого абшида. Об имении же его от коллегии иностранных дел знать дать ко всем нашим, у дворов чужестранных пребывающим, министрам, дабы они, по повелению нашему, объявили пристойным образом там, где обретаются, что секвестр с имения его, Тотлебена, в Гданске и Гамбурге, и где оное содержится, мы снимаем, с тем, чтобы каждый имеющий на него, Тотлебена, свою претензию мог, своим порядком, где надлежит, удовольствия своего искать, якоже мы в оном имении никакого участия желать не имеем ¹⁹. [19] Насупротив того, тех людей, которые еще при оном Тотлебене и по ныне содержатся, по невинности их, так, как в той сентенции военного суда объяснено, повелеваем освободить, в силе той же сентенции, и сей указ публиковать во всем нашем государстве» ²⁰.

Исполнение этого указа были возложено сенатом на премиер-маиора астраханского пехотного полка Мезенцова, которому в помощь был придан, знавший немецкий язык, прапорщик Реэр, унтер-офицер и 6 рядовых.

В инструкции Мезенцову, между прочим, значилось, что, привезя Тотлебена в Ригу, он должен истребовать из губернской канцелярии, для указания российской границы между Курляндиею и Лифляндиею, кого пристойно, и затем в точности исполнить все то, что предписывалось означенным указом.

Согласно этому, 13 мая 1763 г. Тотлебен был выпровожен за местечко Шульцен-круг ²¹.

Г. К. Репинский.

Спб. 5 октября 1887 г.

ПРИЛОЖЕНИЯ.

Рассуждение о известной сюрпризе.

Самое сие обстоятельство, что наши войска из Трептавского и Грейфенбергского округов назад к Керлину отступили, видится в помянутой сюрпризе наилучше способствовать и неприятеля успокоивать может.

Когда паши войска не только в помянутых округах с одной, но и в Кеслине, Цанове и Ригенвальде с другой стороны стояли, следовательно Кольберг с обеих сторон в заперти содержали, то натурально сие расположение наших войск не могло иначе, как неприятеля о Кольберге тревожить, столь больше, что и город крайнюю во всем нужду претерпевал, [20] и неприятель еще чаять мог, что иногда таким образом и формальная осада крепости предприимется, не смотря, что потребной к тому артиллерии нет.

Сие справедливое опасение, конечно, единственною причиною было, что Вернер с корпусом своим из Мекленбургии уже в Померанию до Старгарда с немалою артиллериею пришел, где теперь и находится.

Но как, напротив того, теперь ваши войска до Керлина назад подались, то неприятель, причитая сие отступление своему приближению, отнюдь нужды не имеет ближе к Кольбергу и Трептау идти, столь наипаче, что и без того сия сторона нашими войсками уже испражнена, следовательно, от оной Кольберг в безопасности находится.

Потому полагать можно, что неприятель удовольствуется остаться в Старгарде, а по крайней мере в Массове и Наугардене, в чем ему и больше нужды быть видится, дабы, переходя реку Регу, наши войска, особливо у Шибельбейля, от Персанты удалять.

В сем случае надлежало-б только его нападения храбро встречать и отпор делать, подавая притом разными маневрами и посылкою партий такой вид, что единственно от нас ищется Вернеров корпус назад прогнать, дабы тем неприятель более уверен быть мог, что корпус наших войск слаб, и что по сей причине, и по приближении Вернера и назад отступил.

Таким образом, владея мы рекою Персантою и имея по ней в удобных и крепких местах наши войска в расположении, а сверх того содержа большую часть пехоты в Кеслине, Цанове и Кранге, можно бы было успеха надеяться в благополучном произведении помянутой сюрпризы; а особливо когда остальные два баталиона и конный гренадерский Каргопольский полк, по рассмотрению, в удобных местах и в близости на под крепление расположатся.

Но что до самого предприятия сей сюрпризы касается, то хотя полагается оная на лучшее рассмотрение главного над тамошними нашими войсками командира, и на его ревность и усердие к службе, но притом за нужно поставляется приметить:

1) Чтоб за несколько недель до означиваемого к тому дня отнюдь не было послано никаких партий к Кольбергу, дабы как город, так и неприятель в большей беспечности был.

2) Что когда день к тому назначится и потребная к тому партия отправится, то надлежит накануне того ночью некоторое число пехоты и легкого войска за лежащие близь Кольберга горы в тихости завести и там держать, дабы они, по подаваемому от партии знаку, тотчас за тою в город следовали и оную там усилили; ибо, напротив того, в неудачливом, от чего Боже сохрани, случае имеют сии за горами остановленная [21] пехота и конница к тому служить, что помянутая партия со всякою безопасностию туда ретироваться может.

3) Тою же ночью и большей части всего корпуса, при главном командире, к Кольбергу податься, оставляя в крепких местах около Керлина достаточные команды.

4) Между тем в самый день предприятия всемерно надобно нарочную партию против Вернерова корпуса послать, дабы его тем упразднить и верить заставить, что дело только до него идет.

5) В число отправляемой для предприятия на Кольберг партии может быть употреблено до 200 конных гренадер или, за неприбытием еще оных, столько и пеших гренадер, посадя их на казачьих лошадей и придав им, по рассмотрению, несколько пушек с аммуницею и исправными канонерами, тако-ж и артиллерийскими унтер-офицерами.

6) Что принадлежит до удержания сей крепости, по благополучном ее занятии, против приходящего для отобрания ее назад неприятеля, то в том, кажется, дальней опасности и отваги быть не может, ибо как по объявлению поручика Древеса имеются в Кольберге не малые магазины, кои между тем теперь с Трептауского и Грейфенбергского округов и умножатся, то не только всю пехоту, то есть три полка, тотчас туда ввести, но и еще от Вислы в поле против неприятеля, в помощь легким войскам, подвинуть можно; а напротив того неприятель, как бы приходом своим туда не торопился, из Штетина скоро придти, а наименьше осадную артиллерию привести в состоянии найдется. Вернер же сам собою гораздо слаб, чтоб крепость отобрать мог.

7) Напоследок, помянутый поручик Древес вскоре обратно отсюда пришлется, потому что его, кажется, всемерно к сей экспедиции употребить надобно, в рассуждении, что он не только наперед сего все состояние и обстоятельства Кольберга совершенно знает, но и вновь ныне в самом том предместья был, откуда сие предприятие учинено быть имеет, а особливо, что он ведает как те места, где через рвы вплавь к крепости перебраться, так и те самые в воротах калитки, в которые на валы тотчас взойти можно.

8) О сих и других, к успеху сюрпризы служащих, способах по приезде его обстоятельнее от него самого донесено будет.

9) А как по его же объявлению находится в Кеслине надворный советник Шмит, крайний приятель и корреспондент Кольбергскому коменданту, то для большего проведения сего коменданта, надобно помянутого бургомистра, за день до предприятия, под крепкий караул посадить и до окончания оного содержать, а между тем велеть ему написать от себя к коменданту такое письмо, какое оным поручиком требовано будет.

10) Сверх же того, буде надобно, можно в назначиваемый к сему [22] предприятию день сделать между нашими казаками притворное сражение, дабы равномерно Кольбергского коменданта уверить, якобы оное сражение между неприятельскими и нашими легкими войсками происходило.

Впрочем, все сие оставляется в лучшее на месте главного командира усмотрение с усердным желанием, при помощи и благословении Всевышнего, всякого в том успеха и с обнадеживанием монаршей ее императорского величества милости, что показуемая в сем деле заслуга отменно взыскана будет.

II.

Маршрут армии ее императорского величества от реки Варты к Силезским границам 1761 г.

15 июня главная квартира с пятью бригадами резервной артиллерии, инженерным полком и Чугуевскими казаками перейдет от Познанки к деревне Вири, расстоянием одну милю, а оттуда 16 числа к городу Мосину полторы мили.

Первая дивизия 14 числа перейдет от Чарикова к Турновцу полтретьи мили; оттуда 15 и 16 чисел к Оборникам полтретьи же мили; от Оборников 17 числа к Напохавью, также полтретьи мили; а от Напохавья 18 числа к Янковцам одну милю.

Вторая дивизия 15 числа из Познани к Ленчицку перейдет одну милю, а оттуда 16 числа к Совинецку одну же милю.

Третия дивизия с остальною резервною артиллериею и тяжелым багажем первой и третьей дивизии 13 числа перейдет от Устц к Кускову две мили, откудова 14 и 15 чисел к Велнам полтретьи мяли. 16 числа от Велно к Совинску две мили, а оттуда 17 числа к Познани полторы мили.

Корпус генерал-поручика графа Чернышева 15 числа перейдет от Вронков к Тарску две мили, а оттуда 16 числа к Буку полтретьи мили.

Легкому корпусу под командою ген.-маиора Тотлебена следовать из Померании к Дризену, или Ландсбергу, вдоль по реке Одеру, оставляя оную в правой стороне, а оттуда идти через Парадис Клостер в Тирштагель или Збочин.

Генерал-квартирмейстер Штофель.

Сообщ. Г. К. Репинский.

Комментарии

1. См. «Русскую Старину» изд. 1888 г., т. LX, октябрь, стр. 1-34; изд. 1889 г., т. LXII, июнь, стр. 513-544. т. LXIII, сентябрь, стр. 459-480.

2. По замечанию Бутурлина, ссылка Тотлебена на безвредность посылки Фридриху II маршрута армии опровергается тем, что когда легкие войска, торопясь, по аресте его, соединиться с армиею, пришли в Ландсберг, то местные жители удивлялись скорому их прибытию, так как, по их сведениям, они должны были придти гораздо позже, «почему, конечно, и король такое же уведомление от него, Тотлебена, получил». Архив кн. Воронцова, VII, 384. — Г. Р.

3. Гоцковский был один из богатейших купцов Берлина и, беря огромные подряды на казну, пользовался, конечно, доверием Фридриха II. — Г. Р.

4. 3-го мая, вместо отправленного к армии Пальмбаха, был назначен генерал-инженер де-Боскет.

5. Бумаг этих нет в сенатском деле. — Г. Р.

6. Рапортом от 3 октября 1760 г. Тотлебен доносил: «королевский весь замок приказал я осмотреть, только в нем ничего не найдено как 3 сундучка, которые тогда же запечатаны и находятся при моей команде; прочее же, что было, все перевезено в Магдебург» (моск. арх. м. и. д., 1761 г., № 106).

7. Архив кн. Воронцова, VII, 421. — Г. Р.

8. Сборник Историч. Общества, т. VII, стр. 185.

9. Сенатский архив, 105 книга высочайших повелений, л. 173.

10. Ордер Бутурлина 23 апреля 1761 г.

11. Следственное дело.

12. Сенатское дело.

13. Дело 1761 г. № 7, копии реляций.

14. 3 июля 1761 г. находившийся в Познани бригадир князь Путятин, при пересмотре, «по обыкновению», почты в Гданске, нашел, под чужим конвертом советника местной соляной конторы, письма Тотлебена, писанные карандашом, и, между прочим, одно к данцигскому купцу Мати о том, чтобы деньги и сундуки его скорее отослать в Дрезден и Гамбург (М. а. и. д., 1761 г., № 106).

15. 28 апреля 1761 г. Бутурлин разрешил Тотлебену съездить в Данциг на неделю, «для исправления его нужд» (м. а. м. и. д., № 49), а 12 мая Тотлебен писал Мирбаху, что по получении этого разрешения он передаст советнику Фризе 8 т. талеров, приданых дочери, у которой, кроме того, есть не маловажная часть в наследстве покойного генерала барона д’Ауервица, дяди ее матери, и не мало денег на сохранении в Ейзенахе (м. а. м. и. д. 1761 г. № 48). — Г. Р.

16. Рапортом от 24 марта Тотлебен просил Бутурлина об уплате ему денег, истраченных на награды Адеркаеу и другим лицам при заключении перемирия, объясняя, что они ему нужны, так как ему надо заплатить Гоцковскому 8 т. рублей по векселю (м. а. м. и. д., 1761 г., № 49).

17. В ноябре 1761 г. вдова Шенауер, прося графа Воронцова о взыскании должных ей Тотлебеном 7 т. гульденов по векселям, выданным в Вене в 1756 и 1757 г., указывала, что деньги эти были взяты для набора рекрут в Германии и что все имение Тотлебена в закладе (м. а. м. и. д., 1761 г., №20).

18. Проект этого указа исправлялся, а может быть и был написан секретарем императрицы Тепловым. Вместо слов: «вредительных намерениях», в проекте было сказано: «явился не только в намерении, но и в делах изменнических». (Сборн. историч. общества, т. VII, стр. 272). — Г. Р.

19. В проекте указа, кроме того, было сказано: очего ради и те вещи, которые при сенатской конторе по описи находятся, с ним вывезть и ему отдать за границею, удовольствуй прежде из того здесь находящихся наших подданных, если кому из них он, Тотлебен, чем должен» (Сборник историч. общества, т. VII, стр. 273); но слова эти были зачеркнуты и 3 апреля сенату был дан особый указ по этому предмету, такого содержания: «Высланному за преступление из нашей службы Тотлебену следует выдать заслуженного жалованья по полному окладу с 1 сентября 1760 года по 19 июня 1761 г. и со дня ареста по 31 марта 1763 г. половинное, и в то число он получил некоторую сумму. Справясь, сделать рассчет, и если что не додано, то выдать, а переданное возвратить, также как и издержанные на перевозку его из Познани в С.-Петербург, по показанию Аша, 800 р. из имения Тотлебена, находящегося в сенатской конторе, уплатив из него и партикулярные его долги, если они окажутся». (Книга высочайших повелений, 106, л. 27). Исполняя этот указ, сенат вызывал, чрез публикации в газетах, кредиторов Тотлебена, но никто из них не явился. — Г. Р.

20. Полное собр. законов, № 11794.

21. Где именно находится это местечко — неизвестно; в настоящее время есть в Динамюнденском кирхшпиле маленькое, в 1/8 гака, именьице Шульценгоф. — Г. Р.

Текст воспроизведен по изданию: Граф Готлоб-Курт-Генрих Тотлебен в 1715-1763 гг. Материалы для биографии // Русская старина, № 10. 1889