СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ШТЕЙНБЕРГЕР ИОГАНН ГЕОРГ

ЖУРНАЛ

УБИЙСТВО СИНКЛЕРА

6-го (17-го) июня 1739 г.

“Подробный рассказ о том, каким образом, вследствие русских происков, был убит шведский майор Синклер, в Шлезвиге, близь Наумбурга, при р. Бобре”.

Извлечение из рукописного журнала Иоганна Георга Штейнбергера, в Бреславле. Сообщено проф. д-м Августом Калерт.

Перевод с немецкого. “Нижеследующее описание гнусного дела, обратившего на себя в 1739 г. внимание всей Европы, заслуживает этого внимания потому, что рассказчик, современник этого события, жил в Бреславле, судах которого разбиралось дело, и сообщает некоторые [512] подробности, каких мы не встречаем в прочих многочисленных рассказах об убийстве Синклера. Первые более обстоятельные сведения об нем появились в печати в виде мемуара, изданного в Стокгольме в 1740 г., на французском языке (и вслед за тем появившегося в Берлине, на немецком). Этим мемуаром руководствовались Бюшинг (в восьмой части “Magazin'a”) и Шлецер (в четвертой тетради “Briefwechsel”, дополнив его рассказом о политических фактах, предшествовавших этому возмутительному событию. В связи с этими же фактами, не вдаваясь в особенные подробности, упоминает о нем и Шлоссер в своей истории ХVIII столетия. Следующей заметки будет вполне достаточно для уяснения нижеприведенного нами безыскусственного рассказа хроникера.

“В царствование слабого короля Фридриха (Гессенского), в Швеции господствовали две партии, из коих одна — придворная — подчинялась влиянию русских, а другая — французов. Это раздвоение повело к многочисленным интригам, разорившим страну, быв в то же время и причиной гибели храброго офицера, майора Малькольма Синклера, ехавшего по дипломатическому поручению. Французская партия желала войны с Россией и союза с Портой, для чего Синклер был послан в Константинополь. Придворная же партия, старавшаяся обеспечить мир с Россией, тайно уведомила об этом фельдмаршала Миниха, который стоял с войском на турецкой границе; и тот, при отъезде Синклера из Константинополя, послал за ним погоню. Преследователи настигли свою жертву лишь в Шлезвиге, близь Гринберга, но предпочли совершить убийство не на шлезвигской, а на соседней, саксонской территории, между Наумбургом и Христианштадтом, вследствие общности интересов России и государства саксонского. Когда разнеслась весть об этом событии, то общий говор был — что убийство совершено по повелению русской императрицы Анны, хотя она в газетах и опровергла гласно эти слухи. Шлоссер отвергает ее участие в этом деле и не сомневается в том, что она узнала о распоряжении Миниха лишь по совершении убийства. Как бы то ни было, это событие вызвало столкновение между Россией и Швецией и в манифесте о войне, обнародованном этою последней державой, оно приводится как одна из причин к распре. Известно, что война эта была гибельна для Швеции, вследствие существовавшего в ней разногласия партий, которое не дозволяло принять сколько-нибудь энергических мер. [513]

“15-го июня 1739 года, в полдень, в ту самую минуту, когда его прев-ство господин председатель главного суда (Oberambts-Director) в Бреславле, граф Шафготш, садился за стол, чиновник донес ему, что тамошний колесный подмастерье, Иоганн Эрнст Бинек, ныне торговец лошадьми, уехавший одиннадцать месяцев тому назад с шведским майором, только что по утру возвратился из Константинополя, и находится с своей женой на прежней квартире, на конном рынке в Мюльгофе (Muhlhoff).

“Так как в Венгрии и Польше свирепствовала в то время чума и венский двор издал приказание, чтобы ни одного приезжего из Венгрии и Турции не допускать в Бреславль без предварительного осмотра и не осведомившись о причине приезда, то граф Шафготш немедленно потребовал к себе члена магистрата (Raths Syndicum) Гуцмара, сообщил ему о приезде колесника, приказав тотчас арестовать его и строго допросить о выдержанном карантине. Согласно с этим, колесник был задержан и сообщил, что он прибыл из Константинополя чрез русский лагерь и Польшу, вместе со шведским майором Синклером и французским купцом из Парижа, по фамилии Гутерье, коим он прислуживал в дороге, и что вышеупомянутые два путешественника остановились в гостинице “Золотая шпага”, у Николаевских ворот, и, вероятно, завтра же отправятся далее. Получив эти сведения, граф Шафготш немедленно послал, в С. Клара, к канцлеру приказание осведомиться у этих иностранцев об их имени и о цели их поездки, потребовать их паспорта и свидетельства о выдержании карантина; наконец, в случае отказа с их стороны — арестовать их. Когда канцлер приехал к ним в гостиницу и начал допрашивать майора, то последний принял его чрезвычайно высокомерно и недружелюбно, сказав, что он никому не обязан давать отчета о своем поручении; при везде же в город он сообщил свою фамилию и предъявил карантинное свидетельство и паспорта, выданные шведским и французским посланниками в Константинополе, и с этой целью, во избежание всякого подозрения, останавливался даже у городских ворот. На это канцлер возразил ему, что он имеет от королевского главного суда (Oberambt) приказание арестовать их, если они будут уклоняться от более обстоятельного ответа. Майор выразил свое удивление но этому поводу, прибавив однако, что он не может воспротивиться подобному распоряжению, так как находится совершенно в их власти, надеется однако, что ему не запретить тотчас отправить своему королю эстафету; а так как он едет по чрезвычайно важному поручению, то легко себе представить [514] с какой ответственностью связан его арест. В подтверждение своих слов он показал паспорта, собственноручно подписанные королями Франции и Швеции, и, как доказательство чрезвычайной важности их поручения и того, что сами они — лица не лишенные значения, он показал канцлеру еще два запечатанных письма, сказав, что одно из них посылается английскому, а другое шведскому королю. Канцлер донес обо всем графу Шафготшу, который послал одного из своих чиновников к майору извиниться за все случившееся, объясняя свой поступок самым строгим королевским указом. Теперь же, когда ему известны все подробности, то они могут беспрепятственно ехать куда хотят.

“Таким образом путешественники наняли, 10-го июня, почтовых лошадей и выехали в этот день в три часа по полудни. Два часа спустя, в Бреславль прибыл состоящий на русской службе, капитан барон фон-Кютлер, уроженец Шлезвига, со своим лейтенантом Левицким, четырьмя драгунами в мундирах и двумя почтальонами; подъехав к зданию главного суда, они потребовали переговорить с председателем, по весьма важному делу. Но так как последний только что перед тем уехал к сыну своему, старшему судье (Oberambts-Rath) графу Карлу, то они отправились в гостиницу “Голубой олень”, переоделись, с целью быть неузнанными, и отправились к графу Карлу. У него они, в свою очередь, узнали, что председатель уже поехал на вечер к кардиналу фон-Зинцендорф, где они и застали его. Капитан Кютлер показал председателю открытое предписание императорского резидента в Варшаве ко всем шлезвигским инстанциям; в предписании говорилось, что эти два офицера получили от своего двора приказание догнать и арестовать шведского майора и французского купца, возвращавшихся через Шлезвиг из Константинополя, с письмами, которые были первой важности для вышеупомянутого двора; так как в этом деле также был затронут интерес императора, то этим офицерам следует оказать всевозможное содействие и помощь. По прочтении письма, председатель передал им о случившемся, вследствие чего капитан просил поспешить изготовлением сыскных (Steckbrief) и открытой подорожной, так как они должны были спешить за беглецами. Поэтому, председатель созвал немедленно экстренное присутствие и так скоро отправил русского капитана, что тот в ту же ночь, в половине двенадцатого, с девятью всадниками выехал на почтовых в погоню за шведским майором.

17-го июня, около двух часов по полудни, майор Синклер [515] и французский купец прибыли в Нейштедель (Neustaedel), попросили почтмейстера не задерживать их, и направились по дороге в Гринберг. Два часа спустя, туда же прибыл капитан Кютлер с поручиком, четырьмя драгунами, тремя почтальонами, справился тотчас о шведском майоре и купце, показал тамошнему почтмейстеру письмо от почт-директора в Бреславле, по которому повелевалось немедля дать им все необходимое, и поехал далее на доставленных свежих лошадях, в сопровождении двух почтальонов, коим Нейштедельский почтмейстер приказал, в случае если они не догонят вышеупомянутых путешественников до Гринберга, сопровождать офицеров и драгун до границы и исполнять все их приказания.

“Не доезжая полверсты до Гринберга, они завидели майора Синклера; тогда капитан Кютлер послал своих двух почтальонов вперед, чтобы задержать почтальона, ехавшего с Синклером, — что и было исполнено. Когда подъехали офицеры с драгунами, то русский капитан сначала заговорил с майором Синклером весьма вежливо, на французском языке, но вслед затем приставил ему пистолет к груди, сказав, что он должен сдаться или умереть. Майор осведомился о причине такого насилия, и хотел завладеть их пистолетами, но видя, что его одолевают — сдался. Тогда один из почтальонов был послан в Нейштедель к почтмейстеру с приказанием немедленно отправить в главный почтамт Бреславля эстафету с известием, что офицеры настигли того, кого они искали. Русские офицеры приказали почтальону, везшему майора и купца, тотчас вернуться назад и, минуя Гринберг, проехать в Христианштадт, на Саксонской границе; сами они поехали верхом по обеим сторонам коляски, несколько раз приказывали почтальону остановиться, принуждали путешественников выйти из экипажа и с каждым из них отдельно разговаривали по четверти часа. Когда они отъехали 1/4 версты от городка Наумбурга, при р. Бобре, в двух верстах от Сорау, то капитан Кютлер оставил поручика при экипаже, а сам поехал с одним из почтальонов вперед в Христианштадт, чтобы осведомиться есть ли в нем гарнизон, и узнав на пути от двух личностей, ехавших из города, что там не стоять солдаты, он во весь опор примчался назад, принудил Синклера и купца выйти из экипажа, потребовал от первого ключи от его сундука и чемодана, на что тот не соглашался, но должен был наконец уступить в виду делаемых ему угроз; между тем капитан приказал почтальону отвязать вещи и так как, по причине [516] потайного замка, не мог сам отпереть сундук, то майор Синклер должен был отмкнуть его и указать где находились требуемые бумаги, и будто хотел даже вручить ему письма; но капитан возразил на это, что Синклеру теперь нет дела до сундука, так как он и сам сумеет отыскать все нужное; с этою целью капитан начал шарить в сундуке, нашел в крышке два письма, а под прочими бумагами большую сложенную карту, которую майор составил до начала правильных военных действий. Капитан Кютлер, под угрозой смерти, требовал от майора Синклера, чтобы тот высказал ему все, что ему известно относительно войны; когда же тот объявил, что ничего не знает, кроме того, что говорится в бумагах, находящихся в руках капитана, то последний еще раз по советовал ему обдумать свое положение, так как иначе он лишится жизни; однако майор и тут продолжал запираться; тогда поручик Левицкий, по знаку, данному капитаном, повел майора Синклера в кусты, за 80 шагов от экипажа и за 30 от проезжей дороги; вслед за тем, после короткой перебранки, раздался выстрел из пистолета и возглас “О, Боже!” в то самое мгновение, как поручик выстрелил ему в спину; несколько минут спустя, все четыре драгуна бросились на место преступления и покончили с Синклером, нанеся ему несколько ран. В это время русский капитан стоял около экипажа с купцом, который в отчаянии ломал себе руки, и просил пощадить его жизнь, что и было исполнено. Один из почтальонов просил капитана дозволить ему взглянуть на происходившее в кустах, но капитан не допустил этого, сказав, что негодяю достается по делам, так как он уже десять раз заслужил виселицу.

“По совершении убийства, капитан сказал почтальону, ехавшему с Синклером, что он может возвратиться домой и подробно рассказать своему почтмейстеру о всем виденном, для того чтобы об этом было донесено председателю суда. Купца же он велел привязать к лошади и повез с собою в Христианштадт, а оттуда в Сорау, где написал графу Шафготшу о своей счастливой находке, присовокупив, что обстоятельства вынудили его к некоторой крайности, о которой он сожалеет, но не может сказать ничего подробнее; к тому же, графу, вероятно, все уже известно от Гринбергского почтмейстера; сам же капитан должен как можно скорее спешить со своей добычей обратно. Действительно, он поспешил из Сорау в Польшу и затем точно исчез с лица земли, так что никто не знал куда он со своими людьми подевался; однако, несколько времени спустя, стало известно, что они [517] проехали в Данциг и оттуда, вероятно, в Петербург. Что же касается французского купца, то он, по распоряжению русского резидента в Дрездене, содержался шесть недель под арестом в Зонненштейне (aufm Sonnenstein) за то, что он донес будто убийство совершено русскими; но затем, в виде удовлетворения, получил от короля золотую табакерку, а от русского резидента — кошелек с дукатами, и, по освобождении, поспешил в Стокгольм, чтобы словесно сообщить обо всем шведскому королю.

“Тело убитого майора Синклера было найдено, четыре дня спустя, одним пастухом, пасшим в роще овец; он донес об этом в Наумбургский суд; однако вскрытие не было произведено, так как тело, по причине летней жары, уже сильно разложилось и поэтому, 24-го июня 1739 г., было предано земле, в четырех шагах от того места, где его нашли.

“Письма, отнятия у шведского майора, заключали в себе весьма важную тайну, о чем проведал один варшавский министр, который и подстрекнул русского генерала Миниха преследовать этих мнимых шпионов и перехватить у них бумаги, из коих можно бы узнать в каких отношениях к России стоят Франция и Швеция.

“Королевский высший суд (Oberambt) сообщил немедленно обо всем случившемся в Вену, ожидая дурных последствий этого дела, так как все поистине удивлялись этому убийству и тому обстоятельству, что благородный Синклер проехал невредим столько пустынных местностей (он ехал до границы Шлезвига с конвоем), и вдруг, среди благоустроенной страны, на большой, почтовой дороге, подвергнулся нападению, был ограблен и убит.

“Добрый колесник был признан невиновным и освобожден 7-го июля от ареста, а хозяин “Голубого оленя”, очень хлопотал о том, чтобы сняли печать с комнаты, в которой русские оставили свои вещи, обещая хозяину скоро вернуться; но ему пришлось подождать еще несколько дней. Почтальоны были допрошены как в Гринберге, так и перед королевским верховным судом.

“Ни одна газета не решалась писать об этом гнусном деле; наконец, 25-го и 28-го июля, появилось первое известие о нем в “Берлинских Ведомостях”, Затем некоторые подробности были напечатаны в Гегенсбургской и других газетах, по которым и составлен наш подробный рассказ. Вслед затем 1-го августа, в “Берлинских Ведомостях появилась из Петербурга следующая декларация, которая, по-видимому, никоим образом не могла так скоро быть прислана оттуда.

“Так как 28-го июля из Гринберга получена реляция об [518] убийстве Синклера и в этом злодеянии без всякого основания обвиняются русские, что еще на днях подтверждалось “Гальскими Ведомостями” (Hallische Zeitung), то, согласно требованию ее императорского величества императрицы Российской, до всеобщего сведения доводится следующее:

Извлечение из циркуляра ее императорского величества к ее министрами при иностранных дворах, данного в С.-Петербурге 30-го июля 1739 гола.

“Божией милостью, мы, Анна, императрица и самодержица всея России и пр. и пр., получили со вчерашней почтой донесение из Гринберга, из коего мы (откровенно сознаемся) с неописанным удивлением узнали о случившемся с шведским офицером Синклером. Хотя, благодарение Богу! наша репутация, христианские намерения и великодушие на столько упрочены, что ни один честный человек не заподозрить нас и народ наш в малейшем участии в этом убийстве, — поэтому с нашей стороны было бы совершенно излишним оправдываться в глазах света, но так как, к сожалению, всем слишком хорошо известно, что, с открытия последнего Рейхстага в Швеции, вся Европа говорит, — хотя, мы не сомневаемся, совершенно неосновательно, — о замыслах этого государства против нас, а равно и об наступательном и оборонительном союзе между Швецией и исконным врагом христианства, в виду чего иным может придти на мысль будто мы — с целью узнать намерения, касающиеся благосостояния и спокойствия нескольких миллионов людей и в особенности нашего государства и наших подданных, — могли принять участие в этом деле, тем более, что в донесении упоминается о двух русских офицерах, совершивших будто бы это злодеяние; — наша честь и совесть слишком дороги для нас, чтобы мы могли прибегнуть к столь постыдному средству или сколько-нибудь способствовать ему для открытия тайны, как бы важна она ни была для нас. Так как до сих пор все вышеупомянутые, носящиеся в Европе слухи не принимались нами на веру и никогда не побудили бы нас принять какие либо меры, которые не оправдывались бы здравым смыслом и должным благоразумием, поэтому и ныне, тотчас по получении вышеупомянутого донесения, мы сочли нужным всемилостивейше поручить всем нашим министрам при иностранных дворах ко всеобщему сведению письменно или словесно, смотря по обстоятельствам, от нашего имени объявить, что мы, в этом гнусном (lachen) деле, если таковое действительно совершено, и о коем нам известно лишь из вышеупомянутого донесения, не только не принимали ни малейшего участия, но признаем его гнусным и в высшей степени недостойным нашей чести и достоинства; мало того, мы просим и требуем даже Е. И. В-во римского императора и Е. К. В — во короля польского, во [519] владениях которых совершилось происшествие, учинить повсюду розыск с целью найти виновных, арестовать их и предать заслуженному наказанию, а также печатно объявить — кто был замешан в этом деле. И хотя мы не можем и не хотим верить, чтобы кто-либо из наших подданных был способен на такой бесчестный и постыдный поступок, но объявляем вместе с тем, что мы употребим все усилия и не успокоимся до тех пор, пока злодеи не будут в руках правосудия, а вместе с тем будет доказано все наше отвращение к подобным злодеяниям и то, что мы никогда не допустили бы такого дела, которое может нарушить дружбу, существующую между нашим и шведским двором и которую мы всегда высоко ценим и с нашей стороны намерены всегда поддерживать и сохранять. Пребываем вам и пр. и пр.”.

4-го октября того же 1739 года, в Бреславль приехали Антон Христоф фон-Греннииг, из Вейсмара, и майор Фризе, уроженец Бреславля, в качестве депутатов от шведского короля, чтобы тщательно исследовать дело об убиении Синклера; первый остановился в гостинице “Голубой олень”, второй — в “Золотом скипетре”; в половине октября они отправились в Нейштедель, где в доме прелата, в их присутствии, состоялось собрание королевской верховной комиссии (Oberambts Commission), при участии Иоганна Вольфганга фон-Дорш, королевского судьи (Konigl. Oberambts Rath) и Карла Иосифа Сала-фон-Гроссе (Oberambts Concipists); почтальоны допрошены еще раз и показания их записаны.

Несколько дней спустя, они возвратились в Бреславль; г. Г реннинг поместился этот раз в гостинице “Золотая шпага”, на улице Рейш (Reushen Gasse), заболел лихорадкою, но вскоре выздоровел. Майор Фризе снова остановился в “Золотом скипетре”. Они очень желали получить письмо императорского резидента в Варшаве, но оно было послано в Вену, и оттуда его трудно было получить, а быть может, оно и затерялось. Поэтому они донесли обо всем своему королю, и получили приказание привезти с собою в Штральзунд труп убитого Синклера. Согласно с этим, они уехали, и майор Фризе прислал вскоре хозяину гостиницы “Золотая шпага” следующее письменное известие от 15-го дек. 1739 из Штральзунда:

“29-го ноября мы вырыли, в 5 часов, тело покойного майора барона Синклера, в 1/4 мили от Наумбурга, в кустах, где его сразили убийцы. Выстрел, сделанный навылет, пять ран, нанесенных в голову и три в живот, свидетельствуют о том, как безжалостно покончили с ним убийцы. В Наумбург мы заказали прекрасный дубовый гроб с шестью вылуженными ручками и опустили в него гроб, в котором лежало тело; в тот же день мы доехали с покойником до Кроссена (Crossen); [520] оттуда направились во Франкфурт; из этого города комиссар Греннинг поехал в Берлин, я же — с телом — в Штральзунд. Со мною был императорский, шведский и прусский паспорт, подписанный собственноручно Е. И. В — м, так что покойника пропускали везде без задержки. 9-го декабря (благодаря Бога), я прибыл благополучно, не заболев, в Штральзунд, оставил гроб в предместье (Franken-Vorstadt) и донес об этом генералу и старшему коменданту барону Цюллиху; вследствие чего он распорядился послать в предместье покров, которым и был накрыт гроб. 12. унтер-офицеров были командированы сопровождать колесницу, снять гроб в городе с дрог и внести его в часовню, обтянутую черным сукном; по стенам в стенных подсвечниках горели белые восковые свечи. 30 человек королевской лейб-гвардии были командированы в процессию и во всех церквах города звонили в колокола. 14-го числа происходила погребальная процессия; гроб сопровождали генерал и все военные и гражданские высшие сановники. Гроб несли 14 обер-офицеров; двенадцать пушек дали залп два раза и 400 человек лейб-гвардевцев салютовали из своих ружей. Гроб поставлен в склепе Николаевской церкви, где майор будет покоиться до последнего пришествия”.

25-го января 1740 г. в Лейпцигской газете было помещено: “По повелению двора, над могилою майора Синклера, в церкви св. Николая в Штральзунде, помещена следующая эпитафия:

“Здесь покоится добрый и честный шведский патриот, майор Малькольм Синклер, родившийся в 1691 году от генерал-майора Синклера и госпожи Гамильтон. Жизнь его была рядом самых странных и замечательных случайностей. С 1709 по 1722 г. он был военнопленным в Сибири; наконец, при исполнении одного государственного поручения, был самым безжалостным образом убит, 17-го июня 1739 г., близь Наумбурга в Шлезвиге; тело его, по милостивому повелению Е. В-ва короля Фридриха I, вывезено из Шлезвига и доставлено 9-го декабря в Штральзунд, майором Фризе; 14-го числа того же месяца оно предано земле с надлежащим церемониалом. Прохожий! Пророни слезу над этой могилой, и уходя подумай о том, как непостижима бывает судьба несчастных смертных!”

Примечание. Заимствовано, по указанию академика А. А. Куника, из Zeitschrift des Vereins fuer Geschichte und Alterthum Schlesiens. Namens des Vereins herausgegeben von Dr. Richard Roepell. Бреславль, в 8°. Первая тетрадь, 1855 г., стр. 178-189.