-

ПОДЛИННЫЕ БУМАГИ ПО ДЕЛУ О УБИЕНИИ СИНКЛЕРА

(Слич. в Зритель 1862, № 44, стр. 527 и д; а об участии импер. Анны отзыв ссыльного канцлера Бестужева в Чтениях общ. ист. и др. 1862, кн. I, стр. 125 и 126, в деле о Бироне. П. Б.)

Переписка о убиении Шведского майора Синклера выписана мною из семейного архива князя Дмитрия Федоровича Шаховского, который по матери своей (княгине Наталии Дмитриевны, рожд. княжне Щербатовой) есть родной праправнук славного дипломата первой половины XVIII в. князя Ивана Андреевича Щербатова, на чье имя адресованы нижеследующие письма графа А. Г. Головкина. Князь И. А. род. 1696, ум. 1761 в звании сенатора и в чине действ, тайн. советника; был посланником в Испании, в Турции и Англии. Он был тестем почтенного историографа, кн. Михаила Михайловича Щербатова.

Юрий Толстой.

Копия с экстракта из Венских публичных ведомостей.

(Копия писана по немецки).

Несколько дней тому назад пришло сюда неожиданное и неприятное известие, [675] что один Шведский майор, по имени Синклер (Sinclair), недалеко от Христианштата, в Лузации, был убит догнавшими его верхом двумя Русскими Офицерами. С Имперским двором от имени двора Русского никогда ни малейшего по сему предмету сношения делаемо не было; поэтому весьма сильно подозревается, что упомянутые Русские офицеры осмелились, вопреки воле её Всероссийского величества, значительно превысить имевшиеся у них начальнические повеления. Тем менее было делаемо какое либо распоряжение отсюда о воспрепятствовании его, Синклерову, путешествию. Поэтому то, что знаю об его особе, основано единственно на всюду распространенном слухе, будто бы он, Синклер, был отправлен для заключение с Портою противного Христианству оборонительного и наступательного союза. Впрочем этому слуху не придавали достаточной важности, чтобы, по поводу его, сделать наималейшее распоряжение. Видно только из донесений, присланных Бреславльским Верховным Управлением (обер-амтом), уже по воспоследовании события, что г. Русский резидент в Варшаве обращался к тамошнему г-ну Имперскому резиденту с ходатайством о предписании тому верховному управлению арестовать и задержать Синклера: что и было исполнено. Причиною таковому ходатайству было выставлено, что упомянутый Синклер имеет при себе бумаги, крайне опасные для обоих союзных дворов, клонящиеся ко вреду Христианства и к оказанию помощи неверным, с коими ведется открытая война. Так как в Вене не знали, да и знать не могли, о времени выезда Синклера из Турции и о пути, по которому он поедет, то легко понять, что не было возможности дать наставление ни [676] г. Имперскому резиденту в Варшаве, ни верховному управлению в Силезии, о том, как действовать в этом деле. А весьма было бы желательно, чтобы подобный случай мог быть предвиден, ибо тогда наверное убийство не совершилось бы. Но г. фон-Кюнеру было только вообще и уже давно указано в рассуждении Синклера (о котором, кроме вышеизложенного, ничего более здесь не было известно), чтобы он, во всех действиях шел об руку с г. Русским министром и оказывал ему взаимную помощь (In allthuhnlichen Dingen zum gemeinsamen Behuff an Hand zu gehen), по причине установленного между обоими дворами союза. Он мог, нимало не сомневаясь, задержать Синклера в его проезде, ибо такое невинное распоряжение отвратило бы собственный вред и воспрепятствовало бы пособничеству явному врагу. Но когда упомянутое письмо пришло в Бреславль, то Синклер уже восемь часов как выехал из этого города. Как едущий через Польшу, он, по причине опасения заразы, был подвергнут осмотру (Examinirt) и, когда его свидетельства о здоровье были просмотрены, то ему было оказано на почте всякое пособие к дальнейшему следованию, так что ему легко было бы спастись от опасности, если бы он ожидал чего нибудь для себя враждебного. Со стороны верховного управления, по письму г. фон-Кюнера, также не последовало никакого распоряжения, кроме того, что послано приказание задержать Синклера и представить его к ближайшему начальству. О чем много раз упомянутое верховное управление тогда донесло, прося прислать повеление о заарестовании. Но еще прежде чем донесете это было или могло [677] быть получено, убийство уже почти совершилось. Русские офицеры, через всю Польшу преследовавшие Синклера, захватили его неподалеку от Грюнберга, но не решились убить его на месте, а проводили с собою в окрестности Христианштата, где, по показанию почтаря, в лесу, после долгого разговора их на языке неизвестном почтарю, воспоследовал выстрел, и таким, должно быть, образом он, Синклер, и был лишен жизни.

Все эти обстоятельства, в совокупности, служат достоверным доказательством, что Имперский двор не принимал ни прямого, ни косвенного участия в этом событии и не одобряет оного по всем обстоятельствам, при коих оно совершилось. Обь этом и было, немедленно по получении известия, объявлено с нарочными и эстафетами г. маркизу де Ботта и г. фон- Гофенгольцу с поручением сделать Русскому двору надлежащая по сему предмету представления, коих действия следует ожидать; и, если принять в соображение всему свету известное и удивления достойное праводушие её Всероссийского величества, то можно заранее быть уверенным, что в этом отношении нельзя ни малейшее сомневаться в решении соразмерном столь ужасному событию.

Копия с декларации Русского двора

(Копия писана по немецки)

Божией милостию мы, Анна, императрица и самодержица всея России и проч., и проч., и проч.

Высоко и благо-урожденный, нам любезно-верный,

На вчерашней почте получили мы из Берлина прилагаемый при сем [678] экстракт писания из Грюнберга, из коего мы (в чем праводушно сознаемся) с неописанным изумлением усматриваем что учинилось с неким Шведским офицером Синклером (Sincler).

Хотя, благодарение Богу, наши репутация, честь, христианское настроение и великодушие столь хорошо всему свету известны, что не найдется никакого благомыслящего человека, который бы захотел заподозрить нас или наших подданных в малейшем даже участии в подобном смертном убийстве, а потому, хотя и не нужно было бы явно перед светом о сем заявлять и нам причинять себе какую либо заботу;

но как, к сожалению, лишь слишком общеизвестно, какие с начала последнего собрания государственных чинов в Швеции, исходят доселе повсюду по Европе от сей короны замыслы; как явно разглашается (хотя—как мы оною короною удостоверены — без основания) о переговорах относительно офь-и де-фенсив алианции между сею короною и наследственным врагом имени Христианского; и как, по сей причине, может иногда прийти мысль, что, яко бы для открытия предмета, касающегося благоденствия и безопасности многих миллионов людей и в особенности представляющегося столь опасным для наших государств и подданных, могли мы принять какое либо участие в сем событии; тем более что в экстракте упоминается о двух Русских офицерах, яко бы сие самое убийство ими учинено: но нам слишком дороги наша честь и совесть, чтобы, какую бы важность ни имела для нас тайна, мы для обнаружения её одобрили столь постыдные средства или каким бы то ни было образом им способствовали. И так как все выше упомянутые во всем [679] свете явно разглашаемые ведомости доселе не пробрели у нас никакой веры, а также не могли подвигнуть на что либо иное, как на то, чего здравой разсудок и предусмотрительность естественно от всякого требуют; то, немедленно по получении вышеупомянутого экстракта, сочли мы за нужное (что сим и исполняется) всемилостивейше поручить всем нашим при чужестранных дворах находящимся министрам, от имени нашего письменно и словесно, как того потребуют на месте обстоятельства, явно объявлять: что мы не только не имели и не принимали ни малейшего участия в таком мерзком деле (если только оно действительно учинено, о чем впрочем мы никаких других ведомостей не имеем кроме содержащейся в много раз упомянутом экстракте); но что мы напротив смотрим на оное как на мерзкое дело и в высшей степени недостойное нашей чести и нашего сана и оное до чрезвычайности ненавидим. Сим мы не довольствуемся, но безотлагательно с настоянием просили и требовали, чтобы его Римско-имперское величество и его Королевско-польское величество, в территориях коих сие должно было совершиться, повсеместно в своих землях учредили наистрожайшее исследование для разыскания убийц и где бы они сысканы ни были, под стражею представить их на праведный и заслуженный позор, дабы явно всему свету могло быть, кому должно приписать сие дело.

И хотя мы никак не можем и не хотим верить, чтобы кто либо из наших подданных мог быть способен поступить до такой степени гнусно, забыв всякую честь и совесть; однако же объявляем мы далее, что мы употребим все средства и дотоле не успокоимся, пока убийцы не будут [680] сысканы и всему свету не будет явно, как премного гнушаемся мы подобными мерзкими делами; и что мы наверное никогда не позволим что либо, что может наималейше быть противно счастливо существующим между нами и короною Шведскою дружбе и союзу, так как мы оные во всякое время высоко ценим и с нашей стороны намерены со всяким прилежанием неподвижно соблюдать и поддерживать.

Впрочем имеете вы пристойным образом в местном министерстве разведывать и прилагать старание, чтобы сие богомерзкое дело было запрещено в местный или иные тамошних стран газеты в печать отдавать. Ежели же, до получения сего в вашем месте, дело сие было бы разглашено, то имеете вы в таком случае и вышепрописанную нашу декларацию равномерно во все газеты в печать отдать. А впрочем пребываем мы к вам императорскою милостию благосклонны. Дан в С.-Петербурге 3 Июля 1739 года.

По её императорского величества всемилостивейшему повелению: (подписали)

А. Остерман.
Кн. Черкасский.
А. Волынский.

Примечание к № 1 и 2

Копии с экстракта из ведомостей и с декларации в подлинных списках писаны Немецкими (готическими) буквами за исключением слов подчеркнутых в переводе, которые писаны буквами Латинскими; это именно, кроме имен собственных, и разные слова взятые с Французского, как напр. off-и defeusiv alliance оборонительный и наступательный союз; Resident – резидент; wegen dessen arrestirlichen [681] Anhalten - о арестовании и задержании; Ministris — министра и т. д.

Оба Немецкие экстракта писаны дипломатическим языком, которым писали Немецкие чиновники того времени, и который стоит к нынешнему Немецкому языку точно в таком же отношении, как язык высоких указов императрицы Анны Иоанновны к нынешнему деловому Русскому языку.

В переводе декларации сохранены, по возможности, выражения, попадающиеся в последующих Русских указах по тому же делу.

Копия с высокого указа от 7 июля 1739.

На прошлой почте сообщили вам полученную из Берлина весьма дикую ведомость об учиненном будто чрез двух Российских офицеров смертном убийстве над Шведским офицером. На пришедшей потом чужестранной почте из Берлина подтвердилось, что оная ведомость публично там разглашается, и потому чаять надлежит, что из Берлина оная уже и во всюду писана и разглашена.

Мы ни откуда никаких других ведомостей о том не имеем и для того такожде не знаем, как о том деле рассуждать. Довольно того, чтоб мы чести нашей за противно почитаем на такое мерзкое дело позволит или хотя наималейшее участие в оном принять. И для того такожде подтверждаем содержание последнего нашего рескрипта. А именно, что, ежели б подобные разглашения и у вас происходили, то б не токмо оную декларацию формально учинить, но и в куранты на всех языках в печать отдать. И мы подлинно ни иждивений ни способов жалеть не будем, чтоб те убийцы сысканы и явно всему свету наше [682] праводушие и сколь мало мы в таком мерзком деле участие имеем, явно показано было.

Ежели, до получения сего, повеленная декларация еще не учинена, то можете при учинении оной слова офь-и де-фен-сифъ выпустить и просто алианцию писать.

А впрочем имеете вы нам на всякой почте доносить что иногда в сем деле происходить станет и тамо отзовется.

Экстракты из последующих указов о Синклерове деле

от 4 августа 1739 секретно.

На вчерашней почте получены Утрехские куранты, в которых вышеупомянутое письмо уже напечатано.

Вам надлежит крайнейше стараться проведать, чрез кого оное в печать отдано и не от самого ли иногда Цесарского двора (Подчеркнутое здесь и далее в подлиннике тайнописью) и нам о том донести. В оном письме такие обстоятельства находятся, которые, ежели оные прямо изъяснены (и ?) наследованы будут, всемерно к оправданию Цесарского двора поступков в сем деле служить не могут.

от 14 августа 1739

Что до дела убийства Шведского майора Синклера принадлежит, то в том ссылаемся на прежние наши о том рескрипты.

Пребывающей здесь Цесарской министр марки де Ботта неотменно [683] старается нас уверить, что известное из Вены к цесареву в Гаге секретарю присланное и уже везде в газеты внесенное до сего Синклерова дела касающееся письмо от Цес. двора никому чужестранному не сообщено, якоже от него Ботты по последней мере нам оное здесь не сообщено; но как то все ни есть, то мы ничего для подлинного открытия сего дела не оставим и по получении на посланные к генералу фельдмаршалу графу фон Минниху о семь деле наши указы ответа вослибо (Т. е. авось либо- должно надяться, что...) с каким вящим основанием до подлинной правды дойти мочно будет.

Выписки из писем посланника в Гаге графа Александра Гавриловича Головкина к посланнику в Лондоне князю Ивану Андреевичу Щербатову.

от 11 сентября 1739.

Высоким указом от того же 21 августа повелено мне сообщить вашему сиятельству о Синклеровом деле такожде и о ведомостях присланных ко мне о действах армии нашей. Какову декларацию по указу все Российские министры о Синклеровом деле учинили, и оная в. с-у известна и уже и напечатана. Однакож, ежели вашему сиятельству угодно, то я пришлю с оной копию. А ныне оной не посылаю для того, чтоб не отяготить пакета. Но потом в другом указе повелено из той декларации выпустить следующие слова: о-ф-ъ и д-е-ф-а-н-с-и-в-ъ а-л л-и-а-н-ц-и я с Турками, и упоминать только просто а-л-и-а-н-ц-и-я.[684]

от 14 сентября 1739.

При прежнем моем от 11 сего не было времени выписать экстракты из последующих указов о Синклеровом деле. И тако ныне оные при сем прилагаю. (Приложены значащиеся выше под № 4 и 5 экстракты; в конце последнего приписано): На указ от 4 августа доносил, я что Утрехской газетир ответствовал мне, что он-то письмо выписал из Венских публичных ведомостей.

от 25 сентября 1739.

Почтенное вашего сиятельства письмо от 18 сего исправно я получил, за которое и за высокосклонное сообщение по премногу благодарствую и при сем прилагаю копии и с прежних указов о Синклеровом деле. И тако со всех указов, которые ко мне о том деле присланы, копии у вашего сиятельства ныне есть.

(Приложены значащиеся выше копии с указов под № 2 и 3.)

от 28 сентября 1739.

... На прошлой почте отправил я копии с прежних указов о Синклеровом деле. А из последующих экстрактов при прежнем моем ваше сиятельство уже получили. И понеже в оных экстрактах упоминается пьесе или письме от Цесарск. двора, которое рассеяно так, что оное и в Утрехские газеты внесено, того ради копию присем с того письма для совершенного о всем известия прилагаю, тем наипаче что Шведы на том письме будут либо (78 Т. с. вероятно.) то дело следовать. А ныне в [685] Бреславле о том деле экзамен постилионов отправляется в присутствии Шведских комиссаров.

(Приложена копия значащаяся под № 1.)

Текст воспроизведен по изданию: Подлинные бумаги по делу об убиении Синклера // Русский архив, № 5. 1866