-

РУССКАЯ ЦЕРКОВЬ В ПОТСДАМЕ

1718-1815 гг.

Российский и прусский дворы уже более полутораста лет состоят в дружественных связях. В 1716 г. прусский король Фридрих-Вильгельм I объявил себя противу возвратившегося из Турции шведского короля, Карла XII, прогнал его из пределов Пруссии, и, вместе с Петром I, составил союз северных держав против Швеции. Осмотрев в Копенгагене прибывшие туда на галерах, для дессанта в Швецию, русские войска, Петр I поехал в Берлин на свидание с новым другом своим; провел у него, в Гавельберге, четыре дня; подтвердил дружественные трактаты с Пруссиею; согласился оставить за нею Штетин и, на прощанье, получил от короля «изрядный презент», как выразился Петр в письме к Екатерине, от 17-го ноября 1716 г., отъезжая из Гавельберга. Презент этот составляли: яхта, которая в Потсдаме «зело убраная», да кабинет янтарный, «о чем давно желали». С своей стороны Петр I отдарил Фридриха-Вильгельма I, собиравшего со всей Европы рослых людей для своего исполинского гвардейского баталиона — пятидесяти пятью фланговыми гренадерами, с которыми, по росту, не оказалось соперников в прусском войске ¹. [127] Люди эти прибыли в Потсдам в 1718 г.; с ними доставлены королю: шлюпка (баржа), построенная в С.-Петербурге, токарный станок и бокал, выточенный самим Петром I. Все эти подарки отправлены были при следующем собственноручном письме его ² из Ревеля, от 30-го июня (стар. ст.) 1718 г.:

«Светлейший, державнейший король и курфюрст, многоуважаемый брат, кум и друг. Вручитель сего — мой камер-юнкер, Толстой, будет иметь честь представить в. к. величеству 55 человек рослых гренадер, самых высоких, каких мог найти по сие время в моих владениях. И так как мне доставляет особенное удовольствие исполнять желание в. к. величества, то я хочу воспользоваться этим случаем послать в. к. величеству построенную в Петербурге баржу, вместе с токарным станком, в надежде, что в. к. величество соблаговолите благосклонно принять оные, как маленький подарок за память. При этом всеми силами уверяю в. к. величество, что я со всею искренностию и на всю жизнь пребываю в. к. в. верный брат, кум и друг, Петр».

Р. S. «Присем посылаю в. к. величеству бокал моей собственноручной работы». Контрасигн. «Головкин».

Конечно, по страсти Фридриха-Вильгельма I создать у себя исполинский баталион, присланные Петром 55 русских великанов были для короля «очень приятным подарком»; но тем не менее он порадовался и великолепному станку, ³за которым русский монарх искал и находил отдых от государственных дел; порадовался он и бокалу собственноручной работы Петра. Тотчас по [128] получении этих подарков, король написал на маленьком клочке бумаги следующее приказание:

«Фон-Ильген! Передайте самый мой любезный привет за прекрасный токарный станок и за бокал, сделанный самим царем».

Составленное фон-Ильгеном письмо от короля Фридриха Вильгельма I — Петру I посланное из Берлина 22-го октября 1718 г., состояло в следующем:

«Светлейший (и проч.). Камер-юнкер в. ц. величества, Толстой, исправно представил мне 55 челов. рослых гренадер и притом бокал собственноручной, а потому неоцененной работы в. ц. величества, точно также и выстроенную в Петербурге баржу и токарный станок, которыми меня соблаговолили подарить в. ц. величество.

«Все это для меня «чрезвычайно приятный подарок» и я более обязан в. ц. величеству, нежели могу то выразить.

«Я желаю только найти скорый случай на деле доказать в. ц. величеству мою сердечную признательность.

«Впрочем, вышеупомянутые гренадеры, со всею моею армиею, и со всем, что я в состоянии употребить к услугам и в пользу в. ц. величества — состоят в распоряжении в. ц. величества; а я сам, лично, на всю жизнь мою пребываю (и проч.).»

Контрасигнировал «Ильген».

Снабжение королевского исполинского баталиона рослыми русскими солдатами продолжалось и в два последующие за Петром I царствования — Екатерины I и Петра II. Хотя для удовлетворения религиозных потребностей этих солдат велено было королем ежегодно приезжать в Потсдам находившемуся в Берлине при русском посольстве священнику и отправлять богослужение в Потсдамской городской думе; но, вследствие невозможности посольскому священнику отлучаться в Потсдам более одного раза в год, русские солдаты, число которых увеличилось до 300 чел., лишенные частых душеспасительных наставлений, более и более ослаблялись в религиозных и нравственных правилах. Поэтому русское посольство в Берлине вынуждено было довести до сведения императрицы Анны Иоанновны о замеченном упадке нравственности у находящихся в Потсдаме русских солдат и ходатайствовать о присылке особого для них священника. Императрица сочувственно отнеслась к этому ходатайству и 14-го октября 1730 года русский посол, князь Голицын, отнесся к генералу фон-Боркену с следующею докладною запискою:

«Частые перемены и другие события, совершившиеся в российском государстве, отсрочили до сего времени всегдашнее намерение [129] императорского дома принять участие в русских солдатах и других иностранцах греческого вероисповедания, которые состоят на службе у е. в. прусского короля, и которые, за неимением священника, не в состоянии совершать своего богослужения, что заставляет короля просить, от времени до времени, у русских послов православного священника, который, приезжая сюда только на короткое время, может на половину помочь горю. Вследствие сего многие православные живут без священника и никогда не присутствуют при богослужении по чину православной церкви, и потому настоятельно требуют большего попечения и заботы о них, нежели как то было до сих пор. Императрица, моя всемилостивейшая государыня, узнав об их положении, повелела мне объявить е. в. королю, что она намерена послать в Потсдам особого священника для русских солдат, с тем, чтобы расположить их служить королю со всем усердием и верностию, с каким они обязаны, и убеждена, что его величество не откажет принять этого священника, тем более, что е. в. король, не только намеревался сам выписать священника, но еще назначил в Потсдаме и место для церкви. Ее и. величество уверена, что король оценит этого священника и милостиво пожалует его своим королевским покровительством, также как он жалует других духовных лиц, которые находятся в таком же положении.

«Я считаю долгом передать вашему превос-тву о таком намерении е. и. в. и убедительно прошу быть столь обязательным довести о том до сведения короля и дать благосклонный ответ г. Калушкину, которого я имел честь третьего дня представить в качестве всероссийского секретаря, и которого я оставляю здесь, по приказанию нашего двора, до тех пор, пока на мое место прибудет другой».

Фон-Боркен, в самый день получения этой записки (17-го октября 1730 г.), послал королю следующее письмо:

«Сегодня, поутру, передал мне секретарь при русском посольстве прилагаемую присем докладную записку и притом просил меня всеподданнейше доложить в. к. величеству о содержании оной. В ней сказано, что императрица охотно желает послать в Потсдам особого священника для удовлетворения духовным нуждам солдат, которые, как в Потсдаме, так и в других местах, состоят на службе у вашего королев. величества. Ожидаю на этот предмет всемилостивейшего решения».

Король на полях этого письма написал: «Прекрасно. Я дам ему содержание. Пусть скажет, сколько ему нужно». [130]

Секретарь русского посольства не решился, однако же, выразить свое мнение о размере жалованья священнику, а сказал, что размер этот должен зависеть от усмотрения короля, и тогда фон-Боркен, 24-го октября, послал Фридриху-Вильгельму I следующую докладную записку:

«Я уведомил здесь пребывающего российского царского секретаря при посольстве о всемилостивейшем разрешении в. к. величества касательно священника, которого намеревается послать императрица совершать богослужение для русских солдат, состоящих на службе вашего величества. Он был этим очень доволен и обещал донести о том российскому двору. Что же касается до жалованья или содержания русскому священнику, то он предоставляет это единственно высочайшему благоусмотрению в. к. величества».

В тот же самый день (24-го октября 1730 г.) отправлено прусскому посланнику в Москве, Мардефельду, уведомление «о согласии короля исполнить желание императрицы относительно священника для русских солдат, с тем, чтобы посланник лично изъяснил волю короля по этому предмету, перед кем нужно». Мардефельд, от 16-го ноября 1730 г., донес на это:

«Со всеподданнейшим уважением получил я высочайший рескрипт е. к. величества от 24-го октября, касательно православного богослужения в Потсдаме и немедленно уведомил графа Остермана о всемилостивейшем соизволении его величества относительно православной церкви. Притом граф Остерман засвидетельствовал, что это будет для ее царского величества, императрицы, приятным известием и новым доказательством постоянной дружбы е. к, величества».

Хотя по выраженному императрицею живому сочувствию к принятию мер для поддержания религиозности и нравственности русских солдат, состоящих на службе прусского короля, и охотно изъявленному Фридрихом-Вильгельмом I согласию давать содержание священнику, который будет прислан из России для этой цели, и можно было ожидать скорого прибытия этого священника; но, прошло три года, а священника еще не было. Тогда король решился построить в Потсдаме для русских солдат своих особую, деревянную церковь, за манежем у канала; ⁴ но без колокольни и колоколов. В ней, по греческому обряду, были: алтарь, ризница о двух комнатах, амвон в середине церкви, купель для крещения [131] младенцев и хоры для певчих. Наконец, весною 1734 года, прибыл священник с причетником и с нотами для певчих. Священник этот назывался Василий Щербацкий. Он, 11-го апреля 1734 г., в присутствии короля, королевы, королевских принцев и принцес и старого князя Дессау, освятил церковь и совершил первый обряд крещения над собственным своим новорожденным ребенком, восприемником которого был сам король; но священник этот, к величайшему огорчению всего своего прихода, не долго прожил: он умер еще раньше Фридриха-Вильгельма I, в 1740 году, и место его осталось праздным; о богослужении заботились уже сами прихожане и певчие, и для него, время от времени, приезжал из Берлина священник посольства русского; но, уменьшившийся обыкновенною смертностию русский приход потсдамской церкви, не мог уже выписывать на свой счет из Берлина посольского священника, и новый король, Фридрих Великий, приказал вознаграждать этого священника за каждую поездку в Потсдам ⁵ 16-ю талерами из своих королевских сумм.

Все это подтверждается следующими письмами:

_______________________________________

«Мой любезный, действительный тайный государственный министр, граф Подевиль.

«Все православные здешнего гарнизона требуют прибытия русского священника для удовлетворения их религиозных нужд. Вы должны, как следует, позаботиться о том, чтобы он прибыл сюда, а я вознагражу, как обыкновенно, его путевые издержки.

«Остаюсь благорасположенный к вам король Фридрих.

Потсдам, 3-го июня 1746 г.

_______________________________________

«Господину полковнику фон-Мейринг. В Потсдам.

«Высокоблагородный, милостивый государь, г. полковник. Ваше высокоблагородие имеете получить всемилостиивейшее, подлинное, собственноручное письмо короля, от 3-го сего месяца, которое прошу возвратить вместе с другими письмами. В нем его королевское величество требует в Потсдам русского священника для православных тамошнего гарнизона. Так как здесь подобных духовных лиц, за исключением священника при русском посольстве, нет, то русский посланник, граф Чернышев, по моей просьбе, позволил ему ехать в Потсдам на несколько дней. По прибытии туда, он будет иметь честь собственноручно передать вашему высокоблагородию это письмо. Согласно воли его величества, выраженной в письме его, путевые издержки помянутого священника в Потсдам и обратно, без всякого сомнения, будут приняты на счет его королев. величества, и тотчас же будут заплачены. Имею честь и проч. Подевиль».

Берлин, 5-го июня 1746 г. [132]

_______________________________________

«Высокоблагородный граф, милостивый государь и тайный государственный министр. Я имел удовольствие получить высокочтимое письмо вашего превосходительства относительно русского священника, которое вместе с сим отсылаю назад. Я тотчас же позаботился обо всем, необходимом для священника и заплатил за путевые издержки 16 талеров. Засим честь имею быть и проч. Мейринг».

Потсдам. 9-го июня 1746 г.

_______________________________________

«Покорнейше благодарю его превосходительство, действительного тайного государственного и военного министра, графа фон-Подевиля. за милостивое известие касательно отправления русского посольского священника в Потсдам и почтительно уведомляю, что все это вполне согласно с высочайшею королевскою волею, так как два года тому назад уже положено было выдавать священнику 16 талеров на путевые издержки. Определение же вновь особого русского или православного священника должно быть отложено еще на некоторое время. Соблаговолите, в. с., почтить меня, между прочим, вашею постоянною милостию. (Подписано): Е. Шумахер».

_______________________________________

С 1746 по 1763 год, в Потсдаме вовсе не было православного богослужения, конечно вследствие веденных тогда Фридрихом Великим войн — сначала против Австрии, а потом противу Австрии, Саксонии, Немецкой Империи, Швеции, Франции и России. По окончании этой последней, семилетней войны, в 1763, 1764 и 1765 годах, приезжал один раз в год священник русского посольства в Потсдам, для отправления там православного богослужения; но с 1765 года это богослужение уже совсем прекратилось и с тех пор маленький приход русских остался и без священника, и без церкви, так как Фридрих II, в этом году, дал русской церкви другое назначение: в ней открыт публичный театр. ⁶ Tempora mutantur!.

Между тем, как комедиант Шух и его труппа помещалась в освященной покойным отцом Василием Щербацким русской церкви, русские гренадеры короля прусского собирались для молитвы [133] в наемной зале ⁷ и место священника, со времени смерти Щербацкого, заменял один из прихожан. В первый раз отправлял эту должность и вообще заботился и надзирал за делами и потребностями русского прихода инвалид Шиванович, проживший до 1790 года, а после него — инвалид Стефани (?). Тогда весь русский приход, — как утверждал Стефани, — состоял всего из 20-ти ветеран; но-число их с каждым годом уменьшалось, так, что в 1805 году, кроме Стефани, не оставалось в живых ни одного русского ветерана.

Священные сосуды и остальная церковная утварь, помещавшаяся в доме Люттиха, на углу Булочной улицы и под-Липами, — где в последнее время нанималась зала для отправления богослужения русских ветеранов, — в 1808 году отданы на хранение в потсдамский магистрат, а в 1809 году переданы оттуда в ведомство придворных церквей, в котором и оставались до 1815 года; в этом же году они сданы в королевское гофмаршальское ведомство. Все эти сосуды и утварь заключались:

1) В серебряной, позолоченой чаше (весу 1 марка 15 1/2 лот.), оцененной в 21 талер. 2) В такой же четырехугольной чаше (6 1/2 лот.), оцененной в 4 талера 8 грот. 3) В такой же тарелке, в которую вставлялась лампада (12 1/8 зол.), оцененной в 8 талеров 14 грош. 4) В тарелке для святого хлеба (4 1/2 лот.), оцененной в 2 талера 19 грош. 5) В кадильнице (2 марки, 6 лот.), оцененной в 23 тал. 18 грош. 6) В большой библии, обитой 5-ю серебряными бляхами, оцененной в 5 тал. 7) В двух маленьких бархатных воздухах (одного красного, другого чорного), оцененных в 2 тал. 8) В подержаном распятии. 9) В 4-х картинах библейского содержания. 10) В семи или восьми книгах, частию на греческом, частию на русском языках. 11) В двух парных, деревянных подсвечниках, с медными трубочками. 12) В одном деревянном подсвечнике.

О происхождении этих сосудов и утвари, равно и вообще о русском приходе, Стефани говорит в судебном допросе (7 янв. 1808 г.) следующее:

«Мои предшественники по службе рассказывали, что все эти вещи подарены первоначальному приходу русским царем Петром I, и что они были присланы сюда из Петербурга. Первоначальное образование русского прихода относится к 1716-1720 годам. В 1790 году, когда умер Шиванович, был составлен, по приказанию бургомистра Фрейтага, список всех этих вещей, однако-ж я копии оного не получал. В прежние времена главным надзирателем [134] над оными был сам русский священник, а потом каждый старшина, у которого был и ключ от залы для богослужений. Городской магистрат меньше других заботился о нас. По приказанию его величества, короля Фридриха II, в 1763, 1764 и 1765 годах, в каждый год один раз совершалось богослужение русским священником из нашего посольства, а с 1765 года это прекратилось, и мы сами наставляли друг друга; но вот уже три года, как, за неимением членов прихода, богослужения не было. Я уже заметил, что с тех пор как я заведываю делами прихода, никто не заботился о нас. Когда русский царь в первый раз подарил королю Фридриху-Вильгельму I сто человек солдат, то их сопровождал сюда русский священник, и вышеупомянутая утварь была подарена царем приходу».

Касательно постройки православной церкви, обращенной впоследствии в театр, Мангер, в своей истории архитектуры (на стр. 481, год 1755), передает нам следующее:

«Одно крыло, известное под именем «Большой Конюшни», или «Большого Манежа» — было выстроено в 1781 году. На другом конце, по направлению к большому городскому каналу, была деревянная пристройка, в два этажа, в которой во времена Фридриха-Вильгельма I совершалось греческое богослужение для многочисленных райцев (?), русских, греков, служивших в лейб-гвардейском полку. Так как баталионы иностранцев распускались, а рекрутов из тех стран не прибавлялось, то число их мало по малу уменьшилось до того, что дом этот с 1750 года оставался пустым; но когда Фридрих II позволил театральным труппам давать в этом доме представления, с условием устроить в нем на свой счет театр, со всеми принадлежностями для оного, то дом этот превратился в театр. До конца 1777 года давались в нем различного рода представления труппою Везера, но позднее король запретил здесь эти представления, и дом этот мало по малу запустел, окна заколотили старыми досками, но и те были растасканы, так, что дом принял очень безобразный вид, и король велел вместо его выстроить новое, каменное, трехэтажное здание и в нем устроить амуничники».

Сообщ. А. П. Языков.

Комментарии

1. Фасман, в своем сочинении: «Жизнь и деяния Фридриха-Вильгельма I» на стр. 178-й, говорит: «Король подарил царю позолоченную, чрезвычайно великолепную яхту, купленную его знаменитым отцом в Голландии, за восемь лет перед тем, со всеми матросами и находящеюся внутри дорогою утварью. Эта яхта, как говорят, стоила более 100 тыс. талеров. Она стояла на Гавеле, у Потсдама, откуда была отправлена в Гамбург, а из Гамбурга далее в Петербург. За то русский монарх обещал королю ежегодно снабжать его сотнею рослых солдат в большой прусский гвардейский гренадерский, или коронный (ныне королевский) полк. Поэтому, вследствие изданного Петром Великим приказа, шесть месяцев спустя, прибыли в Потсдам, в первый раз из России, 150 человек определенного роста. Высылка людей исправно продолжалась и после смерти Петра Великого. За то русскому двору возвращались от времени до времени очень ловкие и опытные русские унтер-офицеры и солдаты, которые состояли шесть или более лет на королевско-прусской службе и которые могли быть очень полезны для русской армии» Это показание Фасмана, относящееся к 1716 году — к году свидания русского и прусского монархов в Гавельберге, делает сомнительным известие Копиша в его сочинении: «Королевские замки и сады в Потсдаме» (стр. 62), по которому упомянутая яхта подарена в 1717 году, во время пребывания Петра в Потсдаме. А. Я.

2. Подлинное письмо Петра Великого хранится в тайном прусском государственном архиве. Repositur, 47, р. 3, «Акты о солдатах православного исповедания, присланных королевскому прусскому дому русским правительством: о назначенном для них в Потсдаме богослужении и о церковной утвари этого прихода. 1808–1809» А. Я.

3. В настоящее время он находится в замке Monbijou, в Берлине, и тщательно сохранился среди другой исторически-замечательной утвари: мебели, моделей и прочих вещей королевского дома. А. Я.

4. Ныне здание для амуничников королевского 1-го гвардейского полка. А. Я.

5. Сколько известно, поездки эти предпринимались в два года один раз, и то на несколько дней. А. Я.

6. В потсдамском военно-сиротском доме помещалась школа для детей гарнизонных солдат. После семилетней войны помещение этой школы делалось год от году теснее от увеличивающегося числа сирот в упомянутом сиротском доме и потому школа и ее ректор переселялись из одного частного дома в другой. Это неудобство и необходимость более просторного помещения дали полковому пробсту, Бальку, мысль ходатайствовать пред королем об отдаче под школу русской церкви. Фридрих II. 24-го ноября 1765 г., приказал объявить Бальку: «так называемая «русская церковь», требуемая Бальком для гарнизонной школы, теперь обращена в публичный театр: а для упомянутой школы еще должно найтись место в здешнем сиротском доме». (Вероятно, королю не было известно, что школа помещалась уже в частных домах). А. Я.

7. В открытой, 1-го октября 1755 г., новой потсдамской ратуше не было свободного места и поэтому городовой магистрат выдавал ежемесячно по 1 талеру и 6 грошей, для платы за наем залы. А. Я.

Текст воспроизведен по изданию: Русская церковь в Потсдаме. 1718-1815 гг. // Русская старина, № 5. 1875