СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

Тимофей Акиндинов ¹ (1617-1653) известен как последний самозванец, в судьбе которого приняли участие ведущие политические силы Европы. В своей самозванческой легенде он выдавал себя то за сына, то за внука царя и великого князя Василия Ивановича Шуйского.

Поиск, публикация и исследование документальных материалов, имеющих отношение к истории авантюры Акиндинова, были начаты отечественными историками еще в XIX в.

Информация о местонахождении грамоты, которая рассматривается в предлагаемой работе, содержится в статье одного из основоположников отечественной скандинавистики Г.В. Форстена ². Он посвятил ее основной проблеме своих исследований – Балтийскому вопросу, точнее, его источнико- и архивоведческому аспектам и дал краткий обзор фондов архивов Любека и Данцига. По свидетельству автора, материалы об экономических и дипломатических отношениях Любека с Московским государством представлены в двух разделах соответствующего архива: Ruthenica и Miscellaneorum Russicorum, Vol. V.

Ю. Н. Щербачев составил выборку документов из Государственного архива Дании (бывшего Тайного королевского архива), а также из Большой королевской и Университетской библиотек, которая объединила памятники дипломатических отношений России и Дании в допетровскую эпоху ³. Не обошел своим вниманием самозванца и С.В. Соловьев, который опубликовал целую подборку документов, имеющих отношение к этому историческому лицу ⁴. Историк П.О. Пирлинг посвятил статью пребыванию Акиндинова в Риме ⁵.

Статьи об одиннадцатом самозванце содержатся в дореволюционных справочных изданиях – «Энциклопедическом словаре» Брокгауза и Ефрона ⁶ и в «Русском биографическом словаре» под редакцией А. А. Половцова ⁷.

Тем, что сведения об этом персонаже были введены в научный оборот в послереволюционный период, отечественная историография обязана Ю.Б. Симченко. Подготовленные этим исследователем материалы по теме были опубликованы после его смерти. Они вошли в статью «Лже-Шуйский II. Православный, мусульманин, католик, протестант» ⁸, приложения к тексту [96] которой составили такие источники, как «Извет приказу Новые Чети Тимошки Анкудинова» ⁹ и «Вирши Тимофея Анкудинова. Декларация московскому посольству».

К сожалению, статья не содержит ссылок на место их хранения. Однако она представляет собой огромную ценность для историографии самозванчества, так как построена на новом документальном материале и содержит первую попытку изложения биографии Акиндинова. Помимо архивных материалов, автор использовал известный труд Адама Олеария, посвященный дипломатическим поездкам через Московское государство в Персию ¹⁰.

Наиболее полная систематизация сохранившихся документов, связанных с авантюрой Акиндинова, а также обзор историографии, содержится в работах филолога В. В. Дубовик. Опираясь на материалы исследований Е. Е. Рычаловского, заведующего отделом микрофильмирования и фотокопирования РГАДА, а также собственных штудий, В. В. Дубовик составила наиболее полный на сегодняшний день перечень грамот, которые хранятся в архивах Италии, бывшей Югославии, Эстонии, Швеции, Дании, Германии ¹¹. В статье о самозванческой легенде Тимофея Акиндинова Дубовик перечислила документы, целиком посвященные ее изложению, и содержащие, помимо прочих сведений, краткую версию событий ¹². В этой работе, в частности, можно найти сведения о документации, которая в настоящий момент находится в РГАДА.

К прекрасному обзору источников В.В. Дубовик автор данной статьи может добавить только один, немецкоязычный, не известный отечественной историографии. Это «История Любека» ¹³, составленная в XVIII в., где упоминается русский самозванец.

Тимофей Акиндинов родился в Вологде в 1617 г. ¹⁴ в семье стрельца, который занимался торговлей холстами. В приведенной выше литературе подробнейшим образом описан русский период жизни будущего самозванца, включая эпизод, когда Тимошка, воспользовавшись своим положением подьячего в Приказе Новой четверти ¹⁵, заведующего приемом и выдачей сумм, которые поступали от великокняжеских кабаков и кружечных дворов, обманом выманил у писца того же приказа, Василия Григорьевича Шпилькина, драгоценности его жены и, наконец, ограбил московскую казну, после чего пустился в бега с подельником Константином Конюховым.

В Кракове Акиндинов представился королю Владиславу именем Ивана Каразейского, воеводы Вологодского и наместника Великопермского, а компаньона Костку отрекомендовал как своего слугу, изменив его фамилию на полонизированную – Конюховский. По свидетельству Олеария, они покинули Польшу в 1646 г. Собственно, с этого момента начинается история Акиндинова как претендента на Московский престол.

Не найдя поддержки у венгерского короля, он переправился в Турцию, где представился паше как наследник русского престола. Турки вынудили [97] самозванца принять ислам и, как он позднее рассказывал датскому канцлеру, срезали с его тела знак, свидетельствующий о принадлежности к царскому роду. После побега из Турции в январе 1647 г. самозванец добрался до Рима, где папа Иннокентий X вновь крестил его и в сентябре 1648 г. отправил, очевидно, с каким-то заданием к гетману Богдану Хмельницкому. Из Рима Акиндинов вывез поддельную жалованную грамоту царя Михаила Федоровича и печать по образцу царской.

Дальнейший путь самозванца лежал через Венецию, Австрию, Венгрию, Семиградье, Польшу, и в конце 1649 г. он уже был в Чигирине, где прожил до начала 1650 г. Тем временем русские послы активно занялись розыском преступника. Гетман помог беглецам добраться до Венгрии, откуда они отправились в Любек. О подробностях пребывания самозванца и его сообщника в этом городе сведения практически отсутствуют. Через Ревель Акиндинов переправился в Стокгольм, где снискал благосклонность королевы Христины. Все попытки поимки русскими Акиндинова проваливались, не встретив поддержки у датчан. Когда же настал день очной ставки, русским сообщили о побеге Акиндинова. Послам был выдан только его подельник.

Самозванец же тем временем бежал в Голштинию. Герцог Фридрих III согласился выдать его в обмен на договор о позволении Голштинии провозить товары из Индии и Персии транзитом через владения московского царя ¹⁶. Алексей Михайлович также обязался передать Фридриху III всю переписку, которая велась по этому поводу ранее. Договор так и не вступил в силу. Посредническая роль России между Востоком и Западом осталась нереализованной.

Грамота, найденная в Архиве г. Любека, важна как историческое свидетельство, имеющее прямое отношение к этому эпизоду. Она является частью этой переписки и содержит просьбу царя Алексея Михайловича о выдаче беглеца.

Переданный русским послам Тимошка во время допроса в Москве требовал, якобы, подобающих своему сану почестей, присутствия боярина и согласился принять питье только из серебряной посуды. Получив требуемое, Акиндинов как бы добился подтверждения своей легенды о родстве с Шуйским. Запись о допросе содержит информацию о признании Акиндиновым своего самозванства, однако представляется невозможным достоверно судить о том, была ли это фиксация реальных слов или же акт, подтверждающий нелегитимность его претензий на престол, в котором нуждалась центральная власть.

После правежа в застенке и очной ставки с матерью и сыном самозванец был четвертован.

Особый интерес представляет личность одиннадцатого самозванца. Не случайно он стал для Адама Олеария эталоном русской образованности. Способности Тимошки позволили ему не только овладеть рядом языков, среди которых – латинский, итальянский, турецкий и немецкий ¹⁷, но и свободно ориентироваться в языке, т.е. в знаковой системе самых различных культур. Удивительна его попытка, подобно человеку, который имитирует иностранный акцент, взглянуть на русскую культуру глазами иноземца, носителя другого языка. Во время очной ставки с обманутым Василием Шпилькиным Акиндинов повел себя так, как мог бы повести себя немец (в значении [98] «иностранец»): попытался заговорить с ним на сарматском (иностранец-эрудит, для которого все восточные люди на одно лицо), а затем отказался признать его гонцом, истолковав фамилию Шпилькин как прозвище, указывающее на профессию продавца булавок.

Помимо источников, которые послужили Акиндинову материалом для создания концепции собственной личности, интересен сам психологический феномен, который он демонстрирует современному исследователю. Его поведение перед казнью, которое навело Олеария на мысль о симуляции безумия, позволяет говорить о способности самозванца вживаться в образ того, чьим именем он себя называл.

Вообще, идея абсолютной религиозности средневекового человека, несмотря на упрощенность и догматизм, навязчиво присутствует в сознании любого ученого. Поэтому, когда он сталкивается с ересью (феномен сыра и червей) ¹⁸, атеизмом или, как в нашем случае, вероотступничеством и самозванчеством (т.е. отказом от своего ангела-хранителя), этими, казалось бы, не редкими для средневековья явлениями, они все равно в некоторой степени шокируют, заставляют искать спасения в концепциях народной культуры, «переворачивания» понятий и пр. В связи с этим, картина поведения Акиндинова перед казнью заставила автора вспомнить о своеобразной игре, которая в некоторых областях Испании предшествовала корриде.

Перед появлением быков на арену, выталкивали местного дурачка, наряженного в тореадорский костюм, и зрители начинали его подбадривать, вдохновляя на бой. Дурачок терялся, делал попытку убежать, но его, напуганного и упирающегося, подталкивали вперед. И вот в какой-то момент несчастный преображался: он отталкивал смеющихся людей, желая сразиться с быком. Этот порыв длился недолго. Дурачок внезапно осознавал, кто он на самом деле, и падал без чувств, не выдержав столкновения внушенного ему образа с реальностью. В нашем случае таким героем стал не дурачок, а хитрый и образованный человек. Тем не менее параллель, несмотря на кажущуюся абсурдность, оправдана. Авантюра Акиндинова была обречена на неудачу, но при этом слишком серьезные силы были заинтересованы в нем как в мнимом князе Шуйском. Формирование того образа, который он так отчаянно отстаивал перед казнью, требуя присутствия на допросе боярина, заставляя принести ему питье в серебряном сосуде ¹⁹, совершалось не только волей Акиндинова, но и множеством других воль. И, наконец, вспомним его финальное оцепенение во время казни, которую он «перенес, не выражая страданий» ²⁰.

Данная грамота была найдена автором в ходе сплошного обследования фондов Архива вольного ганзейского города Любека в 1999 г. Ее местонахождение – фонд Altes Senatarchiv ²¹, часть Externa ²², раздел Ruthenica, № 2. Справочная литература архива не содержала никаких сведений об этой грамоте. В описи (Findbuch) фонда единица хранения Ruthenica № 2 атрибутировалась как «торговая привилегия для Любека (с переводом)», причем в описях приводилась датировка грамоты – 1653 г. ²³ Больше никаких документов папка Ruthenica № 2 не содержала. [99]

Первое упоминание о грамоте в справочной литературе содержится в рукописных так называемых реперториях Драйера – описи Архива г. Любека, составленной в XVIII в.: Miscellaneorum Russicorum, Volumen II. 6) Acta, die Auswechselung des in Gottorp gefangenen Russen, Timoska Ankidinof, der sich Jobannem Sinensem oder Zuski genennet; und die zwischen dem Grossfuersten Alexio Michaelovitz und Herzog Friedrich zu Holstein ueber die Persianische Handlung hiebevor aufgerichtete pacten betreffend 1653. wobei etd: olearii Empfangschein ueber die ihm a Senatu eingehaendigten original Papiren.

Обнаруженная грамота богато украшена барочным орнаментом, который, как и часть текста ²⁴, исполнены золотом. На обороте грамоты указан адресат. Перпендикулярно по отношению к тексту адресата расположена позднейшая надпись чернилами: 1653. На бумаге проступает водяной знак. Он представляет собой изображение четырех букв, стволу каждой из которых мастер придал форму стилизованной колонны, имеющей усеченные треугольники на концах. Буквы расположены в два яруса. Наверху находятся буквы I H S. От центральной перекладины H вверх отходит крест. Внизу расположены буквы I C. Начертание христограммы (верхний ярус букв) подобно филиграни № 9461, 9463, 9465 из альбома-указателя водяных знаков Брике ²⁵. Бумага с водяными знаками такого типа имеет итальянское, возможно, ломбардское, происхождение ²⁶.

О важности грамоты свидетельствует ее декоративная сторона. Для сравнения обратимся к другим грамотам по тому же вопросу, которые исходили от Алексея Михайловича и предназначались Фредерику III. В грамоте 1653 г., хранящейся в Дании, золотые узоры расположены над текстом и вокруг начального слова «Бога», «писанного крупными буквами вязью» ²⁷. В труде Ю. Н. Щербачева также упоминается о том, что «в герцогском наименовании… одна лишь первая буква» в слове «велеможному» «писана золотом, остальное чернилами». В свою очередь, наша грамота демонстрирует гораздо больше деталей, исполненных в золоте.

Документ был снабжен печатью красного воска, которая ныне утеряна. Диаметр ее отпечатка – 104 мм. Судя по отпечатку на бумаге, диаметр утраченной печати должен был приближаться к 102 мм ²⁸.

Грамота требует дополнительного изучения, которое не замедлит последовать после ее введения в научный оборот, что, к счастью, происходит в отечественной историографии и как бы запоздало наверстывает время, упущенное после ограничения доступа к перемещенным фондам после второй мировой войны ²⁹. [100]

Бога всемогущаго и во всех всяческая деиствующаго и утешения благая всем человеком дарующаго, того в Троице славимаго, во единстве поклоняемаго Бога нашего, милостию и властию, силою и деиством, и благоволением, Богом избранныи християнскии, содержаще скифетр православия во осмотрение и во обдержание великого Росииского царствия и многих прибылых государств и з божиею помощию соблюдати мирно и безмятежно навеки, от великого государя царя и великого князя Алексея Михаиловича, всеа Руси самодержца, Владимерского, Московского, Новгородцкого, царя Казанского, царя Астраханского, царя Сибирского, государя Псковскаго и великого князя Тверскаго, Югорского, Пермского, Вятцкого, Болгарского и иных, государя и великого князя Новагорода Низовские земли, Резанского, Ростовского, Ярославского, Белоозерского, Удорского, Обдорского, Кондинского и всея Северные страны повелителя, и государя Иверские земли, Карталинских и Грузинских царей и Кабардинские земли, Черкаских и Горских князеи, и иных многих государств государя и обладателя, велеможному Фредерику, наследнику Норвецкому, арцуху Шлезвитцкому, Голъшстенскому, Стормарскому и Дитмарскому, графу Олденбургскому и Делменъгорскому – любителное поздравление.

В прошлом во 7160-м году збежали из нашего царского величества государства, с Москвы, от смертные казни воры подьячие Тимошка Анкидинов да Костька Конюхов, покрадчи нашу царского величества многую казну и учиня многое воровство, и, бегая меж государств, всякую ссору чинили и имяна себе перекладывали, и называетца тот Тимошка Шуиским, а в иных местех назывался Яган Синензис, и были они во Царе-Городе у турского салтана, и там он, Тимошка, бусурманился, а бусурманяся, заворовав, ушли от смерти в Полшу и в Литву, и были в воиске Запорожском у гетмана у Богдана Хмелницкого, и из Литвы тех воров по указу брата нашего наяснеишего великого государя Яна Казимера, короля Полского и великого князя Литовского и иных его королевского величества велено, сыскав, прислати к нам, великому государю, а для отдачи их послан был от королевского величества к гетману к Богдану Хмелницкому дворянин Юрьи Ермолич. И запорожских черкас гетман Богдан Хмелницкои тех воров и изменников велел поимать и нашего царского величества дворянину Петру Протасьеву поимочнои лист по них дал и к нам, великому государю, о том писал и тех воров хотел к нашему царскому величеству прислать, и те воры ушли в Рим к папе и приняли в Риме папежскую веру, а из Риму бегали по иным государствам и делали ссоры многие и объявились в Свеиском государстве.

И в прошлом во 160-м году наши царского величества подданные новгородцы и иных городов торговые люди, которые для торговых своих промыслов ездят в Свеиское государство, тех наших царского величества изменников и воров в Свеиском государстве, познав, поимали, Тимошку Анкидинова в Колывани, а Костку Конюхова в Ругодиве, и привели в тех городех к генералом, и генералы тех воров у них приняли, а без королевина величества указу тех воров нашим царского величества подданным торговым людем отдать не смели, и прислали того Костку Конюхова из Ругодива в Колывань же и велели тех наших царского величества изменников и воров до королевина величества указу держать в Колывани за приставы.

И в прошлом же во 160-м году писали мы, великии государь, наше царское величество, к вельможнои королеве Свеискои, к ее королевину величеству, з гонцом нашим, з дворянином с Янаклычом Челищевым, чтоб ее королевино величество по сосецкои с нами, великим государем, с нашим царским величеством дружбе и любви и по нашему государскому вечному утверженью тех наших царского величества изменников и воров подьячих, Тимошку Анкидинова, что, перекладывая имя свое, называетца Шуиским и Яганом Синенъзисом, и Костку Конюхова, которого называли ево, Тимошкиным, человеком, велела отдать тому нашему, царского величества, дворянину Енаклычу Челищеву. И по тому нашему, царского величества, писму ее королевино величество тех, нашего царского величества, воров и изменников нашему, царского величества, дворянину Енаклычю Челищеву отдать велела и лист о отдаче тех воров и изменников в Колывань к генералу Кирику Оксенстерну послала, а велела тех воров нашему, царского величества, гонцу Енаклычю Челищеву, как он ис Стеколна в Колывань приедет, отдать тот час. И наш, царского величества, изменник Тимошка Анкидинов ис Колывани из за пристава ушол до приезду из Стеколны в Колывань нашего, царского величества, гонца, а товарыща ево Костку по указу и по писму королевина величества в Колывани нашему, царского величества гонцу, дворянину Енаклычю Челищеву отдали, а того вора Тимошку Анкидинова при дворянине нашем в Колывани и в ыных Свеиских городех не сыскано. [101]

А ныне нам, великому государю, нашему царскому величеству, ведомо учинилось, что тот наш, царского величества, изменник, вор, Тимошка Анкидинов, которои ушол из за приставов ис Колывани, по извету нашего царского величества подданного новгородца Петра Микляева поиман в вашем княжестве, в Голстенскои земле, в городе Неистате, и для того мы, великии государь, наше царское величество, послали к тебе, Фредерику князю, с сею нашею, царского величества, грамотою, нашого, царского величества, гонца Василия Шпилкина. И тебе бы, Фредерику князю, для нашие, царского величества, дружбы и любви того нашего, царского величества, изменника, подьячего Тимошку Анкидинова, велети прислати к нам, великому государю, нашему, царскому величеству, с тем нашим, царского величества, гонцом и с ыными нашего царского величества подданными, которые для того посланы со всяким помогательством, чтоб тот вор и изменник никуды не ушол, и ссоры б впред нигде никакие не учинил, а мы, великии государь, наше царское величество, тебе, Фредерику князю, учнем воздавати нашею царского величества дружбою и любовью, в каких делах случитца.

Писан в государствия нашего дворе, в царствующем граде Москве, лета от создания миру 7161-го, месяца декабря, 1-го дня.

Велеможному Фредерику, наследнику Норветцкому, арцуху Шлезвицкому, Голстенскому, Стормарскому и Дитмарскому, графу Олденбурскому и Дельмангорскому.

1653

Комментарии

1. В документах встречается ряд вариантов написания имени самозванца: Акиндинов, Акундинов, Анкиндинов, Анкудинов, Онкудинов. В статье использован вариант «Акиндинов».

2. Форстен Г. В. Архивные записки в Любеке и Данциге по истории Балтийского вопроса // ЖМНП. 1890. № 8. С. 299.

3. Щербачев Ю. Н. Датский архив: Материалы по истории древней России, хранящиеся в Копенгагене. 1326-1690 гг. // ЧОИДР. М., 1893. Кн. 1. С. 235-237.

4. Соловьев С. В. Тимошка Акиндинов (XI самозванец) // Финский вестник. СПб., 1847. Т. 13. С. 1-38; Т. 14 С. 1-34.

5. Пирлинг П. О. Тимофей Анкудинов в Риме. 1648 // РС. М., 1908. Т. 136. С. 3-4.

6. Энциклопедический словарь / Ф. А. Брокгауз, И.А. Ефрон. СПб., 1890. Т. 2. С. 790-791.

7. РБС. СПб., 1900. Т. II. С. 152-154.

8. Симченко Ю. Б. Лже-Шуйский II. Православный, мусульманин, католик, протестант // Русские: Историко-этнографические очерки: Народы России. М., 1997. С. 14-41.

9. РГАДА. Ф. 149. № 73 (без начала). 1646 г., декабря 11.

10. Олеарий Адам. Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно. СПб., 1906.

11. Дубовик В. В. Материалы по истории самозванца Т. Акиндинова в архивах Италии, Югославии, Эстонии, Швеции, Дании, Германии // ВА. М., 1999. № 4/5.

12. Дубовик В. В. Самозванческая легенда Тимофея Акиндинова. // Вестн. Литературного ин-та им. А. М. Горького. М., 2000. № 2. С. 216-219.

13. Umstaendliche Geschichte der kaiserlichen und des heiligen Roemischen Reiches freyen Stadt Luebeck. Luebeck, 1784.

14. РБС. Т. II. С. 152.

15. Новой чети.

16. Формально договор был заключен с русской стороной еще в 1634 г. послами Крузиусом и Брюгеманом вопреки герцогскому наказу и повлек за собой казнь Брюгемана.

17. Олеарий Адам. Указ. соч. С. 251.

18. См.: Гинзбург К Сыр и черви. М., 2000.

19. Олеарий Адам. Указ. соч. С. 252.

20. Там же. С. 253.

21. Старый архив Сената.

22. Раздел содержит документы, имеющие отношение к внешней политике Любека.

23. Опись (Findbuch) Архива вольного ганзейского города Любека Ruthenica (Russland), раздел Privilegien, Verordnungen (привилегии, распоряжения).

24. В золоте также исполнены первые четыре строки грамоты.

25. Briquet Ch. M. Les filigranes: Dictionnaire historique des marques du Papier des leur apparition vers 1282 jusqu’en 1600. Leipzig, 1923. Vol. III Ср.: Дианова Т. В., Костюхина Л. М. Водяные знаки рукописей России. XVII в. М., 1980. № 88 (1692 г.), № 950 (1669 г.), № 958 (1672 г.) – примеч. Б. Н.. Морозова.

26. Briquet Ch. M. Les filigranes… Vol. III P. 498.

27. Щербачев Ю. Н. Указ. соч. С. 236.

28. Каштанов С. М. Русская палеография. М., 1988. С. 166.

29. Черновой отпуск данной грамоты из архива Посольского приказа хранится в РГАДА в фонде «Сношения России с Голштинией» (Ф. 51. Оп. 1. 1652 г. № 1. Л. 7-16). В его конце приведено описание посланной грамоты: «Белая грамота писана на александрейском середнем листу, кайма и богословие и государево имя по Владимерского писано золотом, а дело все писано чернилы. Подпись дьячья на загибке, запечатана государственною печатью на красном воску под кустодею. Да в той же грамоте запечатан перевод сей грамоты неме[ц]ким писмом. Послана в тафте, тафта четь аршина, пол тафты. Подписал дьяк Алмаз Иванов.» (примеч. Б. Н. Морозова).