ДОКТОР МАРТИН ЛЮТЕР

К ХРИСТИАНСКОМУ ДВОРЯНСТВУ НЕМЕЦКОЙ НАЦИИ

ОБ УЛУЧШЕНИИ ХРИСТИАНСКОГО СОСТОЯНИЯ

AN DEN CHRISTLICHEN ADEL DEUTSCHER NATION VON DES CHRISTLICHEN STANDES BESSERUNG

X. Пусть папа воздержится и уберет руки от похлебки — не присваивает себе никаких титулов неаполитанского и сицилийского королевства. На него он имеет такое же право, как и я, но хочет, однако, быть над ним ленным владетелем. Это разбой и насилие, как и по отношению ко всем почти остальным его владениям. Поэтому император не должен разрешать ему владеть такими ленами, а если случится нечто подобное, не давать своего согласия, но указывать ему по Библии и молитвеннику, что он должен предоставить светской власти управлять странами и народами, в особенности теми, которых ему никто не дал, а его дело — проповедь и молитва.

Это должно соблюдаться и по отношению к Болонье, Имоле, Виченце, Равенне и всему в Анконитанской марке, Романье и в других областях Италии, что папа захватил насилием; и, к тому же, вопреки всем заповедям Христа и Св. Павла, вмешивается во [35] все их дела. Ведь, Св. Павел говорит так: «Никто пусть не вмешивается в мирские дела, кто должен блюсти божественное воинство». И вот, папа, который должен быть главой и первым в этом воинстве, занят светскими делами больше, чем какой бы то ни было император и король. Следовало бы помочь ему избавиться от этого и дать возможность блюсти свое воинство. Ведь, Христос, наместником которого он себя выставляет, никогда не хотел иметь дела со светским правлением, до такой степени, что сказал требовавшему у него осуждения брата своего: «Кто поставил меня судьей»? Но папа непрошенный вторгается в эту область, посягает на все дела, как некий бог, пока не теряет представления даже о том, что такое Христос, наместником которого он себя заявляет.

XI. В-одиннадцатых, пусть не совершается более обряд целования ноги у папы; это нехристианский и даже противохристианский пример, что бедный грешный человек дает целовать свою ногу тому, кто в сотни раз лучше его. Если этим выражается уважение к власти, то почему папа не делает того же по отношению к другим, в уважение к святости? Противопоставьте их друг другу, Христа и папу. Христос умыл своим ученикам ноги и отер их, а ученики никогда ему не умывали ног. Папа, как стоящий выше Христа, переворачивает это и заставляет считать великой милостью целование своей ноги; но было бы справедливей, если добиваются такой милости, противиться этому всеми силами, как Св. Павел и Варнава, которые не допускали чтить себя, как Бога, в Листре, но говорили: «Мы такие же люди, как и вы». Но наши льстецы зашли так далеко, что сделали из него идола, и никто так не трепещет перед Богом, как перед папой, никто не оказывает Ему таких почестей. Это они терпят, но чтобы величие папы сократилось хоть на волосок — ни в коем случае! Если бы они были христианами и о Божией славе заботились больше, чем о своей собственной, то папа никогда не был бы доволен, замечая, что пренебрегается Божия слава и возвышается его собственная, и не дал бы чтить себя, пока не заметит, что Божия слава возвысилась и превзошла его славу.

В этом великом и мерзком высокомерии есть одна гнусная вещь: папа не удовлетворяется выездами верхом и в коляске, но, хотя он здоров и силен, заставляет людей тащить его на себе, подобно какому-то идолу, с неслыханным великолепием. Милый мой, как согласуется такое люциферовское великолепие с Христом, который ходил пешком, как и его Апостолы? Есть ли такой король, который позволил бы себе такой светский и пышный выезд, как [36] выезд того, кто хочет считаться главой всех, презирающих светскую пышность и бегущих ее, то есть христиан. Не то, чтобы мы особенно беспокоились о нем, но мы должны бояться справедливого гнева Божия, если станем льстить такому высокомерию и не будем обнаруживать своего негодования. Довольно и того, что папа так неистовствует и сумасбродствует, но было бы слишком одобрять и благоприятствовать этому.

Ведь, какое христианское сердце должно или может радоваться, видя, как папа, когда он приобщается, преспокойно восседает, как зазнавшийся дворянчик, и принимает Причастие от коленопреклоненного кардинала из золотого тростника; как будто бы Св. Причастие недостойно, чтобы папа, несчастный смрадный грешник, стоя воздал хвалу Богу, в то время как все другие христиане, которые несравненно святее всесвятейшего отца, папы, принимают Причастие со всяческим благоговением. Что удивительного, если бы Бог покарал нас всех за то, что мы терпим такое поругание Бога, восхваляем проклятое высокомерие наших прелатов и становимся причастными ему своим молчанием и лестью.

Так же обстоит дело, когда он несет Св. Дары в процессии, — его должны нести, а Св. Дары стоят перед ним, как кубок с. вином, на столе. Короче говоря, в Риме Христос — ничто, папа — все. Да поможет Бог свободному собору научить папу, что он человек и вовсе не Бог, как он осмеливается ныне считать себя.

XII. В-двенадцатых, пусть будут уничтожены паломничества в Рим и никому пусть не разрешается итти на поклонение из простого любопытства и по своей набожности, разве если священник, город или господин сначала признают, что на это имеются достаточные и уважительные основания. Я говорю так не потому, что паломничество само по себе дурно, но оттого, что в настоящее время оно вредно влияет, так как в Риме они не видят никаких благих примеров, но только — суетные соблазны; они сами сложили поговорку: «Чем ближе к Риму, тем хуже христиане»; оттуда приносят они пренебрежение Бога и Его заповедей. Говорят так: кто в первый раз идет в Рим, тот ищет там соблазна; во второй раз он его находит и в третий — приносит с собой. А теперь они так наловчились, что за один раз совершают все три путешествия и, поистине, приносят нам из Рима такие штучки, что лучше было бы им никогда Рима не видеть и не знакомиться с ним.

И хотя бы всего этого не было, остается еще самое главное, именно, то, что простодушные люди совращаются к ложным [37] мечтаниям и неразумению заповедей Бога. Дело в том, что они полагают, будто такое странствование представляет собой весьма доброе дело, а это неверно. Оно — очень ничтожное доброе дело, а при многократных повторениях злое соблазнительное дело, так как Бог не заповедал его. Но Он заповедал мужу заботиться о своей жене и детях и обо всем, что входит в обязанности брачной жизни, служить и помогать своим ближним. А теперь случается, что человек идет на поклонение в Рим, затрачивает пятьдесят, сто или около того гульденов, чего ему никто не предписывал, оставляет свою жену, детей и своих ближних дома в нужде и, все-таки, воображает, дурак, что такое неповиновение и пренебрежение заповедей Бога скрашивается его совершаемым из прихоти паломничеством, между тем как оно-праздное любопытство или дьявольский соблазн. Этому папы способствуют своими выдуманными, лживыми и глупыми золотыми годами, чтобы, волнуя народ, отвлекать его от заповедей Бога и привлекать к своим собственным соблазнительным начинаниям; они совершают как раз то, что должны были бы запретить. Но это доставляет деньги и укрепляет ложную власть, а потому они продолжают в том же духе, хотя бы это было против Бога или спасения души.

Эту ложную соблазнительную веру простодушных христиан надо искоренить и вновь восстановить правильное понимание добрых дел; для этого необходимо уничтожить все паломничества, так как в них нет ничего хорошего, ни заповеди, ни послушания, но только неисчислимые причины грехов и пренебрежения заповедей Бога. Отсюда такое множество нищих, которые в этих странствованиях совершают бесчисленные безобразия, без нужды научаются и привыкают к нищенству.

Отсюда возникает такая распущенность и столько бедствий, что я здесь не могу их все перечислить. Кто хочет итти на поклонение или дать обет паломничества, пусть сначала укажет основания приходскому священнику или своему господину. Если окажется, что он намерен совершить его ради доброго дела, пусть священник или господин попросту отвергнут этот обет и это дело, как дьявольское навождение, и укажут ему, что деньги и труд, предназначенные на паломничество, должны быть отданы на исполнение заповедей Бога и в тысячу раз лучших дел, то есть его семье и ближайшим бедным. Если же он предпримет его из любопытства, чтобы видеть страны и города, это можно предоставить на его усмотрение. Если же он даст обет в болезни, то надо запретить ему, отговорить и [38] противопоставить заповедь Бога, чтобы он отныне довольствовался обетом, данным при крещении: держаться заповедей Бога. Можно, однако, чтобы успокоить его совесть, дозволить ему один раз исполнить свой дурацкий обет. Никто не хочет следовать истинной и простой дорогой заповедей Бога, каждый сам себе создает новые пути и обеты, как будто он уже исполнил все заповеди Бога.

XIII. Затем мы переходим к великому множеству тех, кто дает много обетов, но исполняет мало. Не гневайтесь, дорогие господа, я говорю с благим намерением. Это горькая и в то же время сладкая истина, и заключается в том, чтобы не позволять больше строить нищенствующие монастыри. Упаси Господи, их и так уж слишком много! О, если бы Бог смилостивился уничтожить их совершенно или свести к двум или трем орденам! Ни к чему доброму не ведет и никогда не вело к добру бродяжничество по стране. Поэтому я советую десять из них или сколько понадобится, соединить и устроить из них один, который, будучи достаточно обеспечен, не смел бы заниматься нищенством. Так будет несравненно лучше предусмотрено то, что служит к блаженству всех верующих, чем установлениями Св. Франциска, Доминика и Августина или кого бы то ни было другого, в особенности потому, что, по их мнению, такие установления не были даны.

И пусть у них будет отнято право проповеди и покаяния, разве только их призовут и потребуют к этому епископ, священник, община или верховная власть. Ведь, от такой проповеди и покаяния бывает только суетная зависть и ненависть между попами и монахами, всякий соблазн и вред для простого народа, вследствие чего это заслуживает и вполне достойно прекращения, а потому и должно быть отсоветовано. Легко понять, что святой римский престол не бесцельно умножает эти полчища, но с той целью, чтобы духовенство и епископы, возмущенные до последнего предела его тираннией, не стали, в конце концов, слишком сильны и не начали реформации, которая будет не особенно выгодна его святейшеству.

При этом должны быть также уничтожены столь многочисленные секты и различие в одном и том же ордене, которые возникают иногда по совершенно ничтожным причинам и еще большими мелочами поддерживаются в борьбе, ведущейся с невыразимой ненавистью и завистью, между тем как христианская вера клонится, тем не менее, к упадку на обеих враждующих сторонах, а, ведь, она достаточно твердо стоит и без всех таких различий; так привыкают оценивать и осуществлять добрую христианскую жизнь только [39] по внешним законам, делам и поведению и из всего этого вытекает и достигается этим только лицемерие и пагуба душ, как это каждый видит у себя перед глазами.

Следует, кроме того, запретить папе учреждать и утверждать новые ордена, некоторые упразднить и свести к меньшему количеству, так как вера Христа, которая является верховным благом и поддерживается без всяких орденов, подвергается немалой опасности вследствие того, что люди легко вводятся в заблуждение столь многочисленными и разнообразными правилами поведения и делами, и начинают заботиться об этих правилах и делах больше, чем о вере. И если нет в монастырях мудрых прелатов, которые более проповедуют и исповедуют законы веры, чем законы ордена, то невозможно, чтобы орден не был вреден и соблазнителен для простосердечных душ, внимание которых всецело поглощается делами.

Но теперь, в наше время, почти повсюду исчезли верующие прелаты, учредившие ордена. Некогда дети Израиля, по смерти своих отцов, знавших чудеса и деяния Бога, начали вскоре наставлять своих детей, вследствие непонимания веры и божеских дел, идолопоклонству и собственным человеческим делам. Подобно этому, ныне такие ордена перестали, к несчастью, разуметь веру и божеские дела, ужасающе терзают себя собственными законами и правилами поведения, трудятся и стараются, и, все-таки, никогда не приходят к истинному пониманию духовной жизни в Боге, как возвестил Апостол (2, Тим. 3), говоря: «Они имеют вид благочестия», но этим ничего не достигается, «они всегда учатся и никогда не могут дойти до познания истины». Поэтому лучше, если бы совсем не было монастырей, кроме управляемых благочестивыми разумеющими христианскую веру прелатами, ибо иные приносят своим управлением только вред и погибель и тем в большей мере, чем более они кажутся, по своим внешним делам, ведущими добрую жизнь.

По моему мнению, следовало бы, в особенности в наше опасное время, восстановить в устройстве монастырей и церковных учреждений тот порядок, который был дан им в начале, при Апостолах, и существовал долгое время спустя, когда каждому предоставлена была свобода оставаться в них, сколько ему заблагорассудится. Ведь, что иное были монастыри, как не христианские школы, где учились Писанию и послушанию христианским правилам веры и где воспитывались люди для управления и проповеди; так, мы читаем, что Св. Агнеса ходила в школу и теперь еще мы видим то же самое в некоторых женских монастырях, в Кведленбурге и [40] и в других местах. Поистине, все церковные учреждения и монастыри должны быть настолько свободны, чтобы служить Богу свободным, а не принудительным служением.

Но впоследствии из них сделали вечную тюрьму и сковали их обетами, которые почитаются больше, чем данные при крещении. Какие плоды приносит это, мы видим, слышим, читаем и убеждаемся на опыте каждый день все больше и больше. Я хорошо сознаю, что мое предложение могут счесть очень глупым, но я этим не интересуюсь. Я советую то, что мне кажется благим; кому не угодно — пусть отвергает. Мне хорошо известно, как соблюдаются обеты, особенно целомудрия, столь обычный в этих монастырях и, однако, не заповеданный Христом, но предоставленный очень немногим, как говорит Он сам и Св. Павел. Было бы очень желательно каждому оказывать помощь, но не сковывать христианские души человеческими, собственными, выдуманными правилами поведения и законами.

XIV. В-четырнадцатых, мы видим, как мучает совесть многих бедных попов, обремененных женами и детьми, и никто не приходит им на помощь, хотя она им крайне необходима. Если папа и епископ предоставляют все естественному ходу вещей и оставляют погибать то, что погибает, то я хочу спасти свою совесть, свободно поднять свой голос, пусть негодуют папа, епископ и кто бы то ни было, и скажу следующее.

Согласно установлениям Христа и Апостолов, каждый город должен иметь приходского священника или епископа, как ясно пишет Св. Павел (1 Тим. 3) и (Титу, 1), и не вынуждать их жить без брачной жены, но да будет каждому дано право иметь таковую, как пишет Св. Павел (1 Тим. 3 и Титу, 1) и говорит: «Епископ должен быть непорочен, одной жены муж, детей держащий в послушании со всякой честностью». Дело в том, что у Св. Павла священник и епископ одно и то же, как это удостоверяет и Св. Иероним. А современные епископы, о которых Писание ничего не знает, назначаются по общему христианскому порядку и властвуют каждый над несколькими приходскими священниками.

Таким образом, Апостол ясно учит нас, что в христианстве должно быть следующее устройство: каждый город выбирает из общины просвещенного благочестивого горожанина, поручает ему, должность приходского священника и дает содержание от общины, предоставляя на его свободное усмотрение, вступать ему в брак или нет; при себе он должен иметь нескольких духовных лиц или [41] диаконов, также, по их желанию, женатых или нет, чтобы они проповедью и совершением Таинств помогали управлять прихожанами и общиной, как это сохранилось доныне в греческой церкви. Так было и осталось теперь, хотя были многочисленные преследования еретиков и споры с ними, и много святых отцов добровольно отказывалось от брачного состояния, чтобы тем лучше прилежать и готовиться на всякий час к смерти и борьбе.

И вот, римский престол принял это, но по собственному беззаконию, и сделал из этого всеобщую заповедь, запретив брак духовному сословию. Это ему внушено дьяволом, как возвестил Св. Навел (1, Тим. 4): «Придут учители и принесут учение бесовское и запретят вступать в брак» и т. д. Через это возникло, к несчастью, так много бедствий, что всех не пересказать, этим было дано греческой церкви основание к разделению и умножились бесконечные раздоры, прегрешения, бесчестие и лукавство, как происходит во всем, что затевается и творится дьяволом. Как же нам теперь поступить?

Я советую сделать свободным вступление в брак или безбрачие и предоставить это на собственное свободное усмотрение каждого. Но тогда должно возникнуть другое управление и иное распределение благ церковное право все погибнет и уж не так много ленов будет отходить к Риму. Я думаю, что корыстолюбие явилось причиной жалкого нецеломудренного целомудрия, которое ведет к тому, что каждый хочет стать попом, каждый воспитывает к этому своих детей, но не с намерением жить в целомудрии, — это можно выполнять и без всякого поповского звания, — а лишь для снискания земного пропитания без труда и усилий, вопреки заповеди Бога: «В поте лица своего будешь есть хлеб свой». (Бытия, 3) Отметили его особым цветом, как будто его труд заключается в молитве и богослужении.

Я оставляю здесь в стороне папу, епископов, настоятелей монастырей, попов и монахов, которых Бог не устанавливал.

Если они сами возложили на себя бремя, пусть несут его. Я буду говорить только о звании приходского священника, которое установлено Богом и назначение которого в управлении общиной посредством проповеди и совершения Таинств; при ней священник должен обитать и иметь свое земное хозяйство. Им христианский собор должен предоставить право свободного вступления в брак, во избежание нерадивости и греха. Дело в том, что если Бог их не связал, то никто не смеет и не может связать их, даже ангел небесный, не говоря уж о папе; а то, что установлено против этого в церковном праве, — очевидная басня и вздор. [42]

Я советую далее, чтобы отныне тот, кто посвящается в священники или на другую должность, никоим образом не давал епископу обета соблюдать целомудрие, но, напротив, заявлял ему, что требовать такого обета он совершенно не имеет никакой власти и это дьявольская тиранние вынуждать к подобным вещам. Если же он хочет или должен сказать, как некоторые делают: quantum fragilitas humana permittit, то каждое из этих слов пусть означает свободное negative, id est, non promitto caslitatem, потому что fragilitas humana non permittit caste vivere, но только angelica fortitudo et caelestis virtus, чтобы сохранить совесть свободной от всяких обетов.

Я не хочу ни советовать, ни запрещать тому, кто еще не имеет жены, вступать в брав или оставаться без жены; это я предоставляю всеобщему христианскому устроению и каждому отдельному доброму разумению. Но от несчастного низшего духовенства я не намерен скрывать свой верный совет и не хочу воздержаться от того, чтобы подать утешение тем, кто благодаря жене и детям угнетен, опозорен и подавлен муками совести, так как их ругают «поповской развратницей» и «поповскими детьми», — и открыто скажу, по своему праву придворного шута, следующее.

Можно найти много благочестивых священников, которые опорочены лишь нарушением обета и опозорены тем, что имеют жену, хотя размыслили с нею в глубине сердца своего навсегда остаться друг с другом в истинной брачной верности, если бы только можно было сделать это с чистой совестью, даже под угрозой публичного позора; поистине, их брак заключен перед Богом. И вот, я говорю: если они так размыслили и так живут единой жизнью, то да спасут они совесть свою, — пусть он считает ее брачной женой и честно живет с ней, как супруг, не обращая внимания, угодно это папе или нет, и духовный это или плотский закон. Это более зависит от святости твоей души, чем от тираннических, самовластных, преступных законов, которые ненужны для святости и не заповеданы Богом. И ты должен поступить, как дети Израиля, которые похитили у египтян свою заслуженную плату, или, как раб, который похитил у злонамеренного господина свою заслуженную плату: так похищайте у папы свою законную жену и детей.

У кого есть вера, чтобы отважиться на это, пусть смело следует за мной и я не введу его в заблуждение. Если я не имею власти, как папа, то я имею власть, как христианин, помочь своему ближнему и дать совет ему в его грехе и нерадении, и не без основания и причины. Во-первых, не каждый священник может обойтись [43] без жены, и не только по человеческой слабости, но в гораздо большей степени ради нужд домашнего хозяйства. Должен ли он тогда иметь женщину, как ему разрешает папа, но не для брака? Что же другое делается этим, как не то, что оставляют вместе мужчину и женщину и запрещают им впасть в грех. Совсем, как если положить вместе солому и огонь и пытаться запретить им дымить и гореть. Во-вторых, папа так же мало имеет власти запретить это, как мало силы он имеет запретить есть, пить, совершать естественные отправления и жиреть. Поэтому никто не обязан держаться этого, а папа ответствен за все грехи, которые проистекают отсюда, за все души, которые губятся этим, и за все совести, которые соблазнены и замучены, так что он давно уже заслуживает изгнания из мира: так много бедных душ он задавил своей дьявольской петлей, хотя я надеюсь, что по смерти Бог будет милостивей, чем пава при их жизни. Никогда не было и не будет добра от папства и его законов. В-третьих, хотя папский закон и против этого, но браки все-таки возникают против закона папы, — с его законом уже покончено и он не имеет никакого значения. Дело в том, что заповедь Бога, который повелел, чтобы никогда не разделяли мужа и жену, далеко превосходит значением закон папы, и нельзя пренебречь и оставить заповедь Бога ради завета папы, хотя многие сумасбродные юристы выдумали с папой impedimenta и этим так разделили, запутали брачное состояние, так повредили ему, что заповедь Бога, благодаря этому, совсем уничтожена. Но к чему говорить об этом? Разве есть во всех духовных папских законах хоть две строки, которые могли бы дать поучение благочестивому христианину, и разве там нет, к несчастью, столь многих ошибочных и опасных установлений, которые не заслуживают ничего лучшего, как только разложить из них костер.

Если ты скажешь, что это соблазнительно, и следует сначала получить разрешение папы, я отвечу: то, что есть в этом соблазна, является виной римского престола, который без права и вопреки Богу установил такой закон; перед Богом и Св. Писанием здесь нет никакого соблазна. Также, если папа из-за денег даст разрешение нарушить свои корыстные тираннические законы, то каждый христианин тоже может из-за спасения души и во имя Бога дать такое же разрешение. Ведь, Христос освободил нас от всяких человеческих законов, в особенности, если они направлены против Бога и спасения души, как учить Св. Павел (гал. 5 и 1 кор. 8). [44]

XV. В-пятнадцатых, чтобы не забыть мне также о бедных монастырях. Злой дух, который смущает ныне все сословия человеческими законами, сделав их невыносимыми, овладел также некоторыми аббатами, аббатиссами и прелатами, ибо они так управляют братьями и сестрами, что скоро попадут в ад и даже там будут вести тот жалкий образ жизни, какой ведут ныне все дьяволовы мучители. А именно, они удержали за собой право отпускать все или только некоторые смертные грехи, которые были утаены от них на исповеди и которые не могут быть отпускаемы ни одним другим братом, из послушания и под угрозой отлучения. Теперь не всегда и не везде можно найти только ангелов, но также плоть и кровь, которые скорей подвергнутся всем отлучениям и угрозам, чем покаются прелатам и определенным духовникам в своих затаенных грехах; затем они с такой совестью идут к Причастию, благодаря чему становятся irregulares и повергаются в еще большую скорбь. О, слепые пастыри! о, безумные прелаты! о, хищные волки!

И вот, я говорю: если грех совершен открыто или узнан, то лишь прелату подобает осуждать его, и только такие грехи и никакие другие он может удерживать или выделять; над утаенными грехами он не имеет никакой власти, хотя бы это были тягчайшие грехи, какие только есть или можно найти. И если прелат их выделяет, то он — тиранн, не имеет на это права и вторгается к суд Божий. Поэтому я советую этим чадам, братьям и сестрам, если духовное начальство не дает разрешения исповедываться в этих тайных грехах, кому ты хочешь, то возьми его сам, покайся своему брату или сестре, кому и где ты хочешь, пусть дадут тебе отпущение и утешение, иди и твори затем, что ты хочешь и что должен; если ты веришь твердо, что тебе отпущено, то в этом нет опасности. А отлучение, иррегуляритет или чем там еще угрожают, пусть не тревожит и не смущает тебя; это простирается только на открытые и узнанные грехи и на те, в которых не хотят признаваться; тебя это не касается. Что ты затеваешь, слепой прелат, хочешь ли ты своими угрозами бороться против тайных грехов? Оставь то, чего ты не можешь добиться открыто, пусть Бог тоже творит суд и милость над твоими чадами. Ведь, он не передал их в твои руки так всецело, чтобы выпустить их из своих рук. Нет, под твоей властью — меньшая часть; оставь свой статут быть статутом и не переноси его на небеса, в область суда Божия. [45]

XVI. В-шестнадцатых, следовало бы также совершенно упразднить или, по крайней мере, сократить годовщины, праздники в честь святых и заупокойные мессы, потому что, как мы наглядно видим, они превратились в насмешку, что сильно гневит Бога, и справляются только ради денег, обжорства и пьянства. Что за угождение от этого Богу, если жалкие вигилии и мессы не читаются, не отслуживаются, а мерзко отбарабаниваются, а если и отслуживаются, то не из свободной любви к Богу, а ради денег и по обязанности. Но, ведь, это немыслимо, чтобы Богу было угодно деяние или моление, обращенное к нему, которые совершены не по свободной любви. И будет по-христиански, если мы упраздним или, по крайней мере, сократим все, что, как мы видим, стало употребляться во зло и более гневит, чем умилостивляет Бога. Мне было бы приятней, Богу угодней и гораздо лучше, если в церковном учреждении, церкви или монастыре соединить в одно все годовые вигилии и мессы и служить на каждый день только одну истинную вигилию и мессу, с сердечной строгостью, набожностью и верой в своих заступников, вместо того, чтобы служить их тысячами в течение года, каждому особую, без надлежащего благоговения и веры. О, дорогие христиане, Богу следует молиться немного, но глубоко, ибо он осуждает долгие и многочисленные молитвы (Матфея, 6) и говорит, что этим заслуживается только больше мучений. Однако, корыстолюбие, которому Бог не верит, учреждает такой образ служения и заботится о нем, иначе оно умерло бы с голоду.

XVII. В-семнадцатых, должно также упразднить некоторые пени или наказания церковного права, в особенности, интердикт, который, без всякого сомнения, выдуман злым духом. Разве это не дьявольское дело, что один грех хотят улучшить многими еще большими грехами! Ведь, больший грех замалчивать или отвергать Слово Божие и служение ему, чем если бы кто задушил двадцать пап сразу, не говоря уж о том, чтобы защищать священника или духовные блага. Вот, еще одна из нежных добродетелей, которым учит церковное право, ибо церковное право называется духовным и это потому, что оно исходит от духа: не от святого духа, но от духа злого.

Отлучение следует употреблять не иначе, как в тех случаях, которые указаны Писанием, надо применять его против тех, кто неправильно верит или живет в открытых прегрешениях, но не из-за земных благ. Но теперь, поверьте мне, это перевернуто.

Каждый живет по своей воле, и, в особенности, те, кто грабит [46] людей, бесчестит их отлучениями, и все отлучения имеют теперь своим основанием земные блага, за что мы должны быть благодарны никому другому, как святому духовному бесправию, о чем я обстоятельней говорил раньше в своем Sermo.

Другие наказания и пени, суспензии, иррегуляритет, аггравации, реаггравации, депозиции, громы и молнии, проклятия, осуждения и другие вымышления, следовало бы зарыть на девять сажен под землей, чтобы даже имени и памяти их не было больше на земле. Злой дух, освобожденный церковным нравом, принес с собой эти ужасные несчастья и бедствия в небесное царство святого христианства и творит пагубу и вред душам, так что именно их надо разуметь в слове Христа (Матфея, 33): «Горе вам, книжники, что затворяете царство небесное человекам, ибо сами не входите и хотящих войти не допускаете», а вы взяли себе власть учить.

XVIII. В-восемнадцатых, пусть будут уничтожены все праздники и останется лишь воскресенье; если же хотят соблюдать праздники Божией Матери и великих святых, то пусть все они переносятся на воскресенье или соблюдаются только утром, во время мессы, и затем весь остальной день пусть будет рабочим днем. Так как праздник проходит в злоупотреблении пьянством, игрой, бездельем и всякими грехами, то, вследствие этого, мы гневим Бога в святые дни больше, чем в остальные, и выходит, как раз наоборот, святой день не святым, а рабочий — святым, и Богу с Его святыми не только нет никакого служения, но происходит великое бесчестие от многочисленных святых дней, хотя некоторые сумасбродные прелаты думают, что устанавливая по своему слепому благоговению праздники Св. Оттилии, Св. Варваре и всякому другому, каждый творит этим в высшей степени доброе дело, между тем как он поступил бы гораздо лучше, если бы сделал в честь святого из праздника рабочий день.

Простой человек, сверх этого духовного вреда, терпит два телесных ущерба тем, что прогуливает свою работу и, кроме того, проедает больше, чем в другое время, и этим ослабляет и делает менее годным свое тело; мы это видим постоянно, но никто не думает изменить к лучшему. И здесь не надо обращать внимание, папа ли учредил праздник или на это нужны дисленсации или разрешения. То, что идет против Бога и приносит вред душе и телу человека, это не только может быть запрещено и уничтожено, без ведома и желания папы или епископа, каждой общиной, советом или начальством, но они даже обязаны не допускать этого, во имя [47] спасения своей души, если бы даже папа и епископ не захотели запретить, хотя, собственно, им первым следовало бы сделать это.

И прежде всего подлежат совершенному уничтожению годовые церковные праздники, ибо они стали ничем иным, как настоящими кабаками, ярмарками и игорными домами, служат лишь к умножению бесславия Бога и погибели души. Здесь не поможет, если кто станет важничать, что здесь благое начинание и доброе дело. Да возьмет Бог обратно свой, собственный закон, данный Им с небес, ибо обращено во зло и каждодневно извращается заповеданное Им, разрушается Им сотворенное, все благодаря этому развратительному злоупотреблению, как стоит начертанное Им в 17-м псалме: «С соблазненными соблазнишься сам».

XIX. В-девятнадцатых, пусть будут изменены степени или колена родства, в которых запрещается брачное состояние, как, например, кумовство, третья и четвертая степени родства, чтобы во всех тех случаях, когда папа в Риме разрешает браки за деньги, каждый священник мог разрешать сам, безвозмездно и во спасение души. Да смилостивится Бог освободить от всего, что приходится покупать в Риме, и от денежных сетей духовного закона, — чтобы все это каждый священник мог делать и разрешать без денег, как, например, отпущения, послания об отпущениях, «послания о масле», послания о мессах и все, что относится к confesionalia, все эти многочисленные безобразия из Рима, которыми обманывают и лишают денег бедный народ. Ведь, если папа имеет власть торговать своими денежными сетями и духовными петлями, — я хотел сказать законами, — то, безусловно, священник имеет гораздо больше власти разорвать их и, во имя Бога, растоптать ногами; если же он не имеет на это власти, то и папа тоже не имеет никакого права продавать их на своих постыдных ярмарках.

Сюда относится также, чтобы посты были предоставлены на свободное усмотрение каждого и можно было свободно употреблять в пищу все, как разрешает Евангелие. Дело в том, что они сами в Риме издеваются над постами, а за его пределами заставляют нас жрать постное масло, которым они даже обувь себе не дали бы смазывать. Потом продают нам свободу есть коровье масло и все другое, между тем как Св. Апостол говорит, что мы, предпочтительно перед всем другим, имеем свободу по Евангелию. Но они сковали и обворовали нас своим церковным правом, заставляя нас выкупать ее деньгами, сделали нашу совесть такой робкой и [48] запуганой, что об этой свободе даже неудобно говорить в проповеди, так как простой народ сильно негодует на это и считает употребление масла даже за больший грех, чем ложь, божбу и даже прелюбодеяние. Однако, узаконенное людьми все-таки останется человеческим делом, как бы высоко его ни ставили, и никогда от него не будет ничего хорошего.

XX. В-двадцатых, пусть будут разрушены и сравнены с землей дикие капеллы и полевые церкви, как, например, привлекающие новые паломничества в Вильснаке, Штернберге, Трире, Гримментале, Регенсбурге и еще много других. О, какую тяжелую и печальную ответственность принимают на себя епископы, которые допускают такое дьявольское навождение и радуются ему; им следует быть первыми в борьбе против этого и, однако, они полагают, что это богоугодное святое дело, не видят, что подобными делами занимается дьявол, чтобы усиливать корыстолюбие, воздвигать ложную выдуманную веру, ослаблять приходские церкви, умножать кабаки и разврат, бесполезно тратить деньги и труд и только водить за нос простой народ. Если бы они читали Писание так же внимательно, как проклятое церковное право, они лучше сумели бы судить о вещах.

Ничего не значит, также, что там случаются чудесные знамения, ибо злой дух хорошо умеет творить чудеса, как возвестил нам Христос (Матфея, 24). Если бы они отнеслись к этому серьезно и запрещали подобные вещи, то чудеса скоро прекратились бы. А если они от Бога, то запрещения не воспрепятствуют им. И если бы не было иного свидетельства, что они не от Бога, то достаточно было бы, что они заставляют людей в неистовстве, бессмысленно, бежать толпами, как стадо скота, — ведь, это не может быть от Бога. Кроме того, Бог ничего подобного не заповедал; здесь совершенно нет ни послушания, ни заслуги. Поэтому нужно смело взяться за дело и защитить народ. Ведь, все незаповеданное и сотворенное свыше заповедей Божиих исходит, безусловно, от самого дьявола. Отсюда же происходит ущерб приходским церквам, ибо они меньше чтятся. Sumina summarum, все это знамение великого народного суеверия, ведь, если бы вера была правильная, все было бы в собственных церквах, куда заповедано ходить.

Но зачем мне говорить! Каждый думает лишь о том, чтобы устраивать и поддерживать подобные паломничества в своем округе, совсем не заботясь, истинно ли верует и живет народ. Правители подобны народу: один слепой ведет другого. Да, там, где паломничества не удаются, начинают объявлять святых, не во славу [49] самих святых, которые достаточно прославлены и без их возвышения, но для того, чтобы вызвать стечение народа и денежные приношения. Этому ныне способствуют епископы и папа. Здесь дождем льются отпущения, и на них есть достаточно денег; но о том, что заповедано Богом, никто не заботится, никто к этому не стремится, никто на это не имеет достаточно денег. Горе, что мы так слепы и дьяволу в его навождениях не только предоставляем свободу, но укрепляем его и усиливаем. Оставьте в покое дорогих святых и не совращайте бедный народ. Какой дух дал папе власть объявлять святых? Кто сказал, святы они или нет? Хотят ли вновь искушать Бога, подвергаться его осуждениям и дорогих святых воздвигать, как золотых тельцов!

Поэтому я советую предоставить святым самим возвышать себя. Да, сам Бог пусть их объявляет святыми, и каждый пусть остается при своей приходской церкви; там он найдет больше, чем во всех церквах, куда стекаются паломники, как если бы все они были такими церквами. Здесь находятся крещение, Таинства, проповеть и твой ближний, все это более высокие предметы, чем все святые на небесах, ибо освящены Словом Божиим и Таинством. Но так как мы пренебрегаем этими высокими предметами, то Бог, справедливый в своем гневном осуждении, ниспослал нам дьявола, который водит нас туда и сюда, учреждает паломничества, воздвигает капеллы и церкви, объявляет возведение в святые и заставляет делать много других глупостей, чтобы мы переходили из истинной веры в новое ложное суеверие, подобно тому, как некогда он поступил с народом Израильским, совратив его от храма Иерусалимского к бесчисленным местам, притом во имя Бога и ради доброй видимости благочестия, против чего проповедывали все пророки и были за это подвергнуты мучениям. Но никто ныне не проповедует против этого, ибо, наверно, его тоже подвергли бы мучениям папа, попы м монахи. Подобным же образом ныне Антоний Флорентийский и многие другие объявлены святыми и возвышены, чтобы их святость служила молве и деньгам; но в другое время они служили бы только славе Божией и благому подражанию.

И хотя возвышение святых некогда могло быть добрым делом, теперь оно никогда не бывает к добру, как и многое другое некогда было благим, а теперь стало соблазнительным и вредным, как, например, праздники, сокровища церквей и их украшение. Ведь очевидно, что возвышением святых стремятся не к Божией славе и не к улучшению христиан, а к деньгам и собственной [50] славе, что одна церковь хочет быть чем-то особенным в сравнении с другими, печалится, если другие имеют то же самое и ее преимущество становится общим достоянием. Духовные блага до такой степени подчинены злоупотреблениям и стяжанию мирских благ в эти последние злейшие времена, что все относящееся к самому Богу служит только корыстолюбию.

И подобные преимущества вызывают лишь сектантские расколы и высокомерие, потому что церкви отличные от других презирают одна другую и возвышаются, между тем как божественные блага, равно общие для всех, должны служить лишь к единению. Этому радуется папа, которому было бы неприятно видеть всех христиан равными и едиными.

Сюда относится требование уничтожить или отвергнуть, или сделать всеобщими для всех церквей вольности, буллы и все что продает папа в Риме на своей живодерне. Дело в том, что если он продает или дает Виттенбергу, Галле, Венеции и, прежде всего, своему Риму indulta, привиллегии, отпущения, милости, преимущества, facilitates, то почему он не дает их всем церквам безразлично. Разве он не обязан для всех церквей делать безвозмездно и во имя Бога все, что в его силах, и даже кровь свою пролить за них? Так объясни же мне, почему он дает или продает этой церкви, а другой нет? Или проклятые деньги устанавливают такое неравенство в глазах его святейшества между теми христианами, у которых одно и то же крещение, Слово, вера, Христос, Бог и все другое? Разве хотят сделать наши видящие глаза слепыми и сделать нас глупыми с нашим здравым смыслом, чтобы принудить нас поклоняться такому корыстолюбию, безобразиям и притворству? Он — пастырь; да, поскольку у тебя есть деньги, но не дальше! И они не стыдятся такого безобразия, своими буллами водит нас туда и сюда. Все они делают только ради проклятых денег и не из-за чего больше.

И вот, я советую: если не прекратятся эти дурачества, пусть каждый благочестивый христианин откроет глаза и не дает сбивать себя с толку римскими буллами, печатями и лицемерными толкованиями; пусть остается дома при своей церкви и считает для себя лучшим свое крещение, Евангелие, веру, Христа и Бога, одного и того же повсеместно, а папа да останется слепым вождем слепых. Ни ангел, ни пава не смогут даровать тебе так много, как дарует Бог в твоей приходской церкви; да, папа совращает тебя от даров Божиих, которые даны тебе безвозмездно, к своим дарам которые ты принужден покупать, и дает тебе свинец за золото, [51] шкуру за мясо, шнурок за кошелек, воск за мед, слова за благо; буквы за дух, как ты сам наглядно видишь; а если ты все-таки не хочешь этого замечать и намерен на его пергаменте и воске вознестись на небо, то твоя колесница скоро сломится и ты низвергнешься в преисподнюю, — не во имя Бога! Только знай твердо одно правило: то, что ты вынужден покупать у папы, не есть благо и не исходит от Бога; ибо исходящее от Бога даруется безвозмездно, но весь мир подвергнется каре и осуждению за то, что он не пожелал принять безвозмездно, ибо в этом заключается Евангелие и божеские дела_ Такое заблуждение мы за то заслужили от Бога, что пренебрегаем Его Святым Словом и милостью крещения, как говорит Св. Павел: «Они не заботились иметь Бога в разуме и предоставил их Бог превратному уму делать непотребства», так как они не приняли истины к своему блаженству, и этого достойны они по заслугам.

XXI. В-двадцать первых, одной из крайних необходимостей является уничтожение всякого нищенства во всем христианстве. Никто не должен просить милостыни ради Христа. Легко можно издать распоряжение против этого, если содействовать этому мужественно и строго, а именно, пусть каждый город позаботится о своих бедных и совершенно не допускает пришлых нищих, как бы они там ни называли себя, будут ли это странствующие братья или монахи нищенствующих орденов. Каждый город, вероятно, в силах прокормить своих бедных, а если он слишком незначителен, то надо обратиться к населению близлежащих деревень с увещеванием тоже помочь; ведь, приходится же им прокармливать столько бродяг и негодяев под названием подаяния милостыни. Кроме того, так можно будет узнать, кто действительно беден и кто нет.

Следует иметь попечителя или опекуна, который бы знал бедных и сообщал совету или приходскому священнику об их нуждах, или как там лучше всего можно будет устроиться. По моему мнению, ни в одном занятии не бывает так много безобразий и мошенничеств, как в нищенстве, а их легко можно устранить. Простой народ терпит много бед от этого свободного повсеместного нищенства. Как я узнал, в каждую местность является ежегодно пять или шесть нищенствующих орденов, каждый больше шести или семи раз, а сверх того простые нищие, сборщики пожертвований и странствующие братья; существует даже отчет, согласно которому один город за год выдавал подаяние около шестидесяти раз, не считая того, что было отдано светскому начальству податями, налогами и жалованьем и что грабил, бесполезно проматывая, [52] римский престол посредством своих товаров; так что мы величайшим чудом Божиим должны почитать, как мы еще в силах жить и имеем на пропитание.

Что же касается мнения некоторых, что таким образом нищие не будут обеспечены достаточно и нельзя будет строить таких больших каменных церквей и монастырей, то я с этим вполне согласен; но в этом и нет нужды. Кто хочет быть бедным, тот не должен быть богатым; пусть он берется за плуг и сам добывает себе от земли. Вполне достаточно, если бедные будут обеспечены настолько, чтобы не умереть с голоду и холоду; не подобает, чтобы один бездельничал, богател и благоденствовал за счет труда своего ближнего, тогда как ближнему живется плохо, как существует теперь превратный и дурной обычай; ведь, Св. Павел говорит; «Кто не работает, тот пусть и не ест». Никому не назначено Богом жить от имущества другого, кроме только проповедующих и управляющих священников, как говорит (1 нор. 9) Св. Павел, ради их духовного труда, и как говорит также Христос своим Апостолам: «Каждый трудящийся достоин награды своей».

XXII. В-двадцать вторых, следует также обратить внимание, что многочисленные мессы, установленные в церквах и монастырях, не только приносят мало пользы, но и возбуждают великий гнев Божий. В виду этого было бы полезно не устанавливать их больше, но упразднить многие из установленных, ибо очевидно, что их исполняют, как молитву и доброе дело, между тем как они — священнодействие, подобно крещению и покаянию, приносящим пользу не другим, но только тому, кто их принимает. Но теперь вошло в обыкновение служить мессы за живых и за мертвых, на них основывается все, почему их и установили так много и привели к тому состоянию, какое мы теперь созерцаем. Но это, во всяком случае, новая и неслыханная вещь, особенно в тех случаях, когда такими мессами стараются обеспечить сбыт товара; такие лишатся своего ремесла и пропитания, но об этом я не стану более говорить, пока вновь не возникнет истинное понимание того, что такое месса и для чего она полезна. К несчастью, уже в течение многих лет из нее делают ремесло для материального пропитания, и я очень советую, чтобы отныне пастух или другой работник, прежде чем стать священником, узнавал хорошенько, что такое служение мессы.

Я здесь не касаюсь старых монастырей и духовных учебных заведений, которые, без сомнения, учреждены вот для чего: так [53] как по обычаю немецкой нации не каждый сын знатного рода становится владетелем и правителем наследства, то остальные воспитываются в таких монастырях и затем свободно служат Богу, учатся, делаются сами и делают других просвещенными людьми. Я говорю о новых монастырях, которые предназначены только для молитвы и служения месс, по примеру которых старые монастыри тоже переобременяются такими мессами и молитвами, так, что не приносят уж никакой пользы или очень мало. Впрочем, на это тоже попущение Божие, что они, вопреки всей своей почтенности, опускаются до уровня общего ничтожества, то есть до рева органов и хоров, до ленивых и холодных месс, чтобы только собрать и промотать установленные материальные доходы. Эх, за подобными вещами должны были бы наблюдать папа, епископы, доктора, указывать на них, а, между тем, именно, они занимаются этим больше всего, допускают все, что только приносит деньги: всегда один слепой ведет другого. Вот, что делает корыстолюбие и духовное право.

Также недопустимо более, чтобы одно лицо имело больше, чем монастырь и один приход; надо удовлетворяться скромным положением, чтобы другой около тоже мог иметь что-нибудь; этим уничтожается оправдание тех, кто заявляет, что для поддержания надлежащего положения ему нужно больше одного прихода. Надлежащее положение можно оценивать так высоко, что целой страны не хватит для его поддержания. Так уверенно ссылается на Бога корыстолюбие и скрытое неверие, до такой степени, что часто откровенное корыстолюбие и неверие выдается за потребность надлежащего положения.

XXIII. В-двадцать третьих, нет ничего хорошего в братствах послушников, item, в отпущениях, посланиях об отпущениях, «посланиях о масле», дисненсациях и во всем, что подобно этому, — все это пошло на пьянство и погибло. Если папа разрешает тебе употребление масла, слушание мессы и т. д., то он должен свое право предоставить также и священнику, и лишать его этого он не имеет власти. Я говорю также о братствах послушников, в которых распределяются отпущения, мессы и добрые дела. Милый мой, в крещении ты начинаешь на земле братство с Христом, со всеми ангелами, святыми и христианами, держись его и удовлетворяйся им, с тебя достаточно этого братства; предоставь другим лицемерить, как им угодно, зато они все равно что счетная марка в сравнении с гульденом. Если же и бывают братства, которые собирают деньги, чтобы оделять нищей бедняков или помогать каким-либо другим образом, то они творили бы доброе и имели свое [54] отпущение и награду на небесах, если бы не превратились теперь в места обжорства и пьянства.

Прежде всего, следовало бы изгнать из немецких стран папских уполномоченных с их facilitates, которые они нам продают за большие деньги, что является явным безобразием; например, они берут деньги и несправедливое имущество делают справедливым, разрешают от клятв, обетов и союзов, разрывают этим и учат разрывать верность и доверие, условленные взаимным договором; говорят, что папа имеет на это власть. Это значит, что они говорят от злого духа. И, таким образом, они продают нам дьявольское учение, берут деньги за то, что учат нас грехам и ведут в ад.

Если бы не было никаких других злых коварств, доказывающих, что папа — истинный Антихрист, то даже этих штук достаточно, чтобы доказать это. Слышишь ли ты, папа, не всесвятейший, а всегреховнейший, уже немного времени осталось и Бог разрушит с небес твой престол и низвергнет во глубины преисподней! Кто дал тебе власть возвыситься над твоим Богом, нарушать и разрешать то, что Он заповедал; научать христиан, особенно, христиан немецкой нации, которые восхваляются всеми историческими сказаниями за благородство, постоянство и верность, научать их быть непостоянными, вероломными, бесчестными, быть клятвопреступниками, изменниками и злодеями. Бог заповедал, что надо соблюдать присягу и верность даже перед врагами, а ты берешь на себя право освобождать от этой заповеди, утверждаешь в своих еретических антихристовых декреталиях, что имеешь на это власть, и твоими устами и твоим пером злой сатана лжет, как он еще никогда не лгал! Ты искажаешь и изменяешь Писание по своему произволу О, Христос! о, мой повелитель! воззри с небес, разрази свой страшный суд и разрушь дьяволово гнездо в Риме! Там восседает человек, о котором Павел сказал, что он возвысится над Тобой и воссядет в Твоей Церкви, поставит себя, как Бога, человек греха и сын осуждения. Чему другому служит папское владычество, как не тому лишь, чтобы научать грехам и злодеяниям, умножая их, отдавать души на осуждение, именем Твоим и отличием?

Дети Израиля держали некогда клятву, которую, несознательно и обманутые, дали врагам своим Гибеонитам. И царь Седекия погиб со всем народом своим, ибо нарушил клятву перед царем вавилонским. И в наше время, сто лет назад, честный Владислав, король Польши и Венгрии, к несчастью был убит Турками вместе со множеством народа своего, ибо он был введен в заблуждение [55] папским посланником и кардиналом и разорвал заключенный с турками священный полезный договор и клятву. Благочестивый император Сигизмунд совершенно не имел счастья после Констанцского собора, на котором он позволил негодяям нарушить охранную грамоту, данную Яну Гусу и Иерониму; и вся несчастная вражда между вами и богемцами воспоследовала отсюда. И в настоящее время, защити Господи, сколько христианской крови пролилось из-за союза и клятвы, нарушенных папой Юлием после того, как он заключил их с императором Максимилианом и королем Людовиком французским. Могу ли я рассказать о всех бедствиях, какие вызвали папы этой дьявольской дерзостью, нарушая клятвы и обеты между великими государями, превращай их в издевательство и беря за них деньги. Я надеюсь, страшный суд уже у дверей. От него не будет и не может быть хуже, чем от того, что делает папский престол. Заповедь Бога он низвергает, свой завет воздвигает вместо нее. Если не это Антихрист, то объясните мне, что он такое. Но об этом в другой раз — полней и лучше.

XXIV. В-двадцать четвертых, настало надлежащее время, глубоко и правдиво взяться, наконец, за дело богемцев, чтобы им объединиться с нами и нам с ними, и прекратить, в конце концов, ужасающие оскорбления, ненависть и зависть с обеих сторон. Я по простоте своей первым изложу свое мнение, предваряя того, кто понимает дело лучше меня.

Во-первых, мы правдиво должны признать истину, оправдаться с своей стороны и кое в чем уступить богемцам, а именно, что Ян Гус и Иероним Пражский были сожжены в Костнице, вопреки папской, христианской, императорской охранной грамоте и клятве, благодаря чему была нарушена заповедь Бога и возникло крайнее ожесточение богемцев. И хотя бы они вполне заслуживали потерпеть от нас столь тяжкую несправедливость и неповиновение перед Богом, но, все-таки, они не обязаны одобрять что-либо подобное и признавать совершенным но справедливости. Нет, они еще и но нынешний день должны скорей положить душу и тело, чем признать, что справедливо было нарушить папскую императорскую охранную грамоту, вероломно поступив против нее. Поэтому, хотя богемцы и повинны в несдержанности, но гораздо большая вина лежит на майе и его приближенных за все бедствия, заблуждения и пагубу душ, воспоследовавшие за этим собором.

Я не намерен ни обсуждать здесь тезисы Яна Гуса, ни бороться против его заблуждений, хотя я не нашел, по своему разумению, [56] в них ничего ложного и спокойно могу полагать, что преступившие своим вероломным деянием христианскую охранную грамоту и заповедь Бога не постановили ничего хорошего и осудили несправедливо; поэтому нет сомнения, что они более одержимы были злым духом, чем святым. Никто не станет сомневаться, что Св. Дух не может действовать против заповеди Бога; и никто не может быть настолько несознателен, чтобы не понимать, как противно Богу нарушение охранной грамоты и верности, хотя бы они были даны самому дьяволу, а не то что еретику; точно также очевидно, что данная Яну Гусу охранная грамота не только не была выполнена, но, напротив, он был сожжен. Я вовсе не хочу делать Яна Гуса святым и мучеником, как поступают некоторые богемцы, хотя и признаю, в то же время, что с ним было поступлено несправедливо и так же несправедливо осуждены его книги и его учение, — ибо суд Божий страшен и неисповедим, никто, только Он один, может возвещать и выражать его. Я хочу сказать только одно: пускай Гус был еретиком и таким злонамеренным, как только это возможно, но, тем не менее, его сожгли несправедливо и против Бога, и не должны вынуждать богемцев принимать это, как справедливое, иначе мы никогда не достигнем единения. Общепризнанная истина должна нас объединить, а не упрямство. Не имеет значения выставленный ими тогда предлог, что охранную грамоту, данную еретику, можно не соблюдать. Это то же самое, как если сказать, что для соблюдения заповеди Бога надо не соблюдать заповедь Бога. Дьявол их сделал безумными и глупыми, если не понимали, что они говорят и делают. Соблюдать охранную грамоту заповедано Богом; ее должны были соблюдать, хотя бы весь мир погиб, а не то что спасся бы один еретик. Надо еретиков преодолевать Писанием, как делали древние отцы, а не огнем. Если бы преодоление еретиков огнем было искусством, то палачи оказались бы ученейшими докторами на земле, тогда нам уж не надо было бы учиться, но — кто превосходит другого силой, тот может его сжечь.

Во-вторых, пусть император и князья пришлют нескольких благочестивых, разумных епископов и ученых, — но ни в коем случае не кардинала или папского уполномоченного или вразумителя еретиков, ибо эти люди более чем невежественны в делах христианства и, кроме того, стремятся не ко спасению душ, а, как все папские лицемеры, к собственной власти, выгоде и славе; они же были главными виновниками костницкого несчастья, — эти посланные должны разузнать у богемцев об их вероисповедных делах и [57] возможно ли объединить все их секты. Здесь папа должен, ради спасения душ, отказаться на время от своей власти и по статуту всехристианнейшего Consilium Nicaenum позволить богемцам поставить в Праге избранного имя самими архиепископа, которого утвердит епископ ольмюцкий в Моравии, или епископ гранский в Венгрии, или епископ гнезненский в Польше или епископ магдебургский в Германии. Достаточно, если он будет утвержден одним или двумя из них, как было во времена Св. Киприана; этому папа противиться не может. Если же он станет противиться, то поступит, как волк или тиранн, и никто не должен тогда повиноваться ему, а его отлучение пусть отправят назад взаимным отлучением.

Впрочем, я могу допустить, чтобы это дело совершилось с ведома папы, по славу престола Св. Петра, если только богемцам это ни гроша не будет стоить, если они ни на волосок не обяжутся папе и не подчинятся его тирании союзным договором и клятвой, как это происходит, вопреки справедливости и Богу со всеми другими епископами. Если же он не захочет удовольствоваться честью, что с этим вопросом обратились к его совести, то да выпадет ему удачный год с его клятвами, правами, законами и тиранией, и пусть онт, довольный своим избранием и кровью всех душ, остается в высокомерии и вопит во всю глотку. Ведь, никто не обязан одобрять несправедливость, а тираннии и без того оказана надлежащая честь. Если и не может быть иного выхода, то, все-таки, избрание и одобрение черни имеет то же значение, как и тиранническое утверждение; однако, надеюсь я, в этом не будет необходимости. В конце концов, некоторые римляне или благочестивые епископы и ученые заменят папскую тиранию и оградят от нее.

Я не хочу, также, советовать вынуждать их к отказу от Причастия под обоими видами, потому что нельзя назвать его ни христианским, ни еретическим, но пусть они остаются, если им угодно, при том же обряде; только чтоб новый епископ был согласен с этим, иначе может возникнуть несогласие из-за этого обряда. Пусть он их увещевает добром, чтобы не было никакого заблуждения, подобно тому, как не должно возникать раздора из-за того, что священники имеют иную одежду и внешний вид, чем миряне. Подобным же образом, если они не хотят принимать римских духовных законов, их не надо принуждать, но следует, прежде всего, обращать внимание, чтобы они правильно поступали по вере и [58] божественному Писанию, ибо христианская вера и состояние вполне могут существовать и без нестерпимых законов папы. Но они могут благополучно существовать, только если римских законов совсем нет или есть, но мало. В крещении мы стали свободны и подчиняемся только Слову Божию; почему же мы должны отдаваться в плен слов человеческих. Как говорит Св. Павел: «Вам дана свобода и не будьте никогда рабами людей», то есть тех, кто управляет человеческими законами.

Если бы я был уверен, что у беггардов нет никакого другого заблуждения в Таинствах алтаря, кроме веры, что под естественным хлебом и вином скрыто истинное тело и кровь Христа, то я их отверг бы, но позволив войти в округ епископа пражского. Ведь, Членом Веры не значится, что хлеб и вино естественно и вещественно присутствуют в Таинстве, — это пустое заблуждение Св. Фомы и папы, — но Членом Веры значится, что в естественном хлебе и вине истинно и естественно заключается тело и кровь Христа. Поэтому мечтание обеих сторон можно терпеть, пока они не придут к единогласию, так как нет никакой опасности, веришь ты или не веришь, что к Причастии находится хлеб. Дело в том, что мы вынуждены терпеть всякие ордена и различие и они не приносят ущерба вере; если бы они верили иначе, я предпочел бы видеть их за пределами церкви, но они учат истине.

Остальные расколы и заблуждения богемцев, какие еще можно найти у них, надо терпеть, пока вновь поставленный архиепископ не приведет, с течением времени, массу верующих к согласному учению. Но, только, пусть их вновь объединят не насилием, не угрозами и не поспешно. Здесь нужно время и смиренномудрие; должен же был Христос так долго убеждать своих учеников и терпеть их неверие, пока они не уверовали в Его воскресение. Если бы там были восстановлены епископ и управление закономерно, без папской тирании, то, я надеюсь, это произошло бы гораздо благополучней.

Земные блага, принадлежащие этой церкви, мы не должны исторгнуть из нее строжайшими мерами, но, — так как мы христиане и каждый из нас обязан помогать другому, — мы имеем власть перед Богом и миром оставить и допустить их во имя единства. Ибо Христос говорит: «Где двое объединятся на земле, там Я среди них». Если будет на то воля Божия, мы с обеих сторон будем содействовать этому, с обеих сторон протянутся руки с братским смирением и мы утвердимся не на своей силе или праве; любовь важней и необходимей, чем римское папство, в котором нет любви, так [59] же как и любовь возможна без папства. Я хочу приложить к этому и свои усилия. Если папа и его приближенные станут мешать, они дадут отчет за то, что, вопреки любви Божией, более искали своей выгоды, чем пользы своего ближнего. Папа должен был бы потерять свое папство, все свои блага, если бы этим он мог спасти хоть одну душу; а ныне он скорей даст миру погибнуть, чем дозволит хоть на волосок сократить свою дерзновенную власть, и все-таки хочет быть святейшим. Этим я оправдан.

XXV. В-двадцать пятых, университеты тоже нуждаются в хорошей и глубокой реформации; мой долг сказать об этом и пусть негодует, кто хочет. Дело в том, что все утвержденное папой и то, о чем он распорядился, направлено к умножению грехов и заблуждений. До настоящего времени университеты были устроены по слову книги Маккавеев, на подобие gymnasia epheborum et graecae gloriae; в них ведется распущенная жизнь, мало изучается Св. Писание и христианская вера, и только властвует слепой языческий учитель Аристотель, шире даже, чем Христос. Здесь мой совет — совершенно уничтожить книги Аристотеля: Physica, Metaphysica, De anima, Ethica, которые до сих пор считались лучшими, вместе со всеми другими, расписывающими о естественных вещах, хотя, однако, из них нельзя научиться ни естественным, ни духовным предметам. К тому же их суждения доныне никем не были поняты и, вместе с тем, столько времени и прекрасных душ было бесплодно занято бесполезной работой, изучением и затратами. Я осмеливаюсь сказать, что простой горшечник имеет больше знания о естественных вещах, чем содержится в этих книгах. Мое сердце скорбит, что проклятый, надменный, лукавый язычник со своими ложными изречениями совратил и одурачил так много прекраснейших христиан; Бог нас покарал им за наши грехи.

Несчастный, ведь, он учит нас в своей лучшей книге De anima, что душа умирает вместе с телом; притом многие напрасными речами старались защитить его, как будто у нас нет Св. Писания, где в изобилии дается поучение о всех вещах, о которых Аристотель не имеет ни малейшего представления, даже не нюхал их; но, тем не менее, мертвый язычник победил, — преодолел книги живого Господа и совершенно вытеснил их, так что, раздумывая об этом несчастьи, я не могу придти ни к чему другому, как только, что злой дух принес это учение. Этой книге подобна Ethica, гнуснейшая из всех книг, направленная непосредственно против благодати Божией и христианских добродетелей и, однако, [60] тоже почитаемая одной из лучших. О, подальше от всех христиан с такими книгами! Никто не смеет мне поставить в вину, что я отвергаю то, или говорю слишком много о том, чего не знаю. Милый друг, я хорошо знаю, о чем говорю! Аристотель мне так же хорошо знаком, как и тебе и таким, как ты; я тоже читал его и слушал о нем, с большим разумением, чем Св. Фома или Скот, так что могу заявить об этом без сомомнения и, в случае нужды, смогу доказать. Я не считаюсь с тем, что в течение многих столетий столь много возвышенных умов воспитывалось на нем. На меня никогда не действовали их многочисленные убеждения, так как очевидно, что в течение многих сотен лет множество заблуждений сохранялось в мирской жизни и в университетах.

Я могу еще согласиться, что можно сохранить книги Аристотеля о логике, реторике, поэтике, и они, изложенные иначе и сокращенные, могли бы с пользой читаться для упражнения молодых людей в красноречии и проповеди. Но комментарии и схолии надо уничтожить и как реторику Цицерона, так и логику Аристотеля, читать в простом виде, без таких обширных комментариев и схолий. Но теперь по ним не научаются ни искусству речи, ни проповеди, и сводят их исключительно и всецело к утомительному словопрению. Наряду с этим можно ныне оставить латинский, греческий и еврейский языки, математические дисциплины, историю. Эти знания я поручаю рассудительным людям, да это и само собой произойдет, если будут стремиться к строгой реформации; и, поистине, большое значение имеют они. Дело в том, что их должны изучать и на них воспитываться христианское юношество и наши благороднейшие люди, которыми держится христианство. Я полагаю поэтому, что никакое, ни папское, ни императорское дело, не может осуществиться иначе, как через посредство реформации университетов, также как и никакое дьявольское и лукавое дело иначе, как посредством нереформированных университетов.

Врачам я предоставляю реформировать их факультеты, юристов же и теологов беру на себя и заявляю, прежде всего, что хорошо было бы уничтожить церковное право от первой буквы до последней, в особенности, декреталии. Нам вполне достаточно написанного в Библии о нашем поведении во всех обстоятельствах, а такое изучение только вредит Св. Писанию, тем более, что большая часть духовного права пропитана корыстолюбием и высокомерием. И хотя бы там было много хорошего, оно, тем не менее, по справедливости, должно быть уничтожено, потому что папа запер все [61] духовное право в «шкатулке своего сердца», так что отныне изучать его тщетно и бесполезно и в нем только обман. Ныне церковное право заключается не в книгах, а в произволе папы и его льстецов. Если бы ты наилучшим образом обосновал какое-нибудь дело на духовном праве, то папа имеет против этого Scrinium pectoris: этому должно подчиниться всякое право и весь мир. Теперь этим Scrinium распоряжается, большей частью, какой-нибудь негодяй и сам дьявол, но выдает себя за одержимого Св. Духом. Так обходятся с несчастным народом Христа, навязывают ему много законов и ни одного не соблюдают; заставляют других подчиняться им или откупаться от него деньгами.

И вот, в то время, как папа и его приближенные сами уничтожили все церковное право, не считаются с ним и во всем руководятся только собственным произволом, должны ли мы следовать им и тоже отбрасывать писанное право? Для чего нам напрасно изучать его? Ведь, все равно, мы никогда не сможем изучить произвол папы, к которому свелось теперь все церковное право. Хорошо. Да падет во имя Божие то, что воздвиглось во имя дьявольское, и да не будет на земле никаких doctores decretorum, но только — doctores scrinii papalis, то есть папские угодники. Говорят, что нигде нет лучшего светского правления, чем у турок, которые, однако, не имеют ни церковного, ни светского нрава, но только свой Алкоран. Напротив, мы должны признаться, что нет более постыдного правления, чем у нас, благодаря церковному и светскому праву, так что ни одно сословие не сообразуется даже с естественным разумом, не говоря уже о Св. Писании.

Светское право, защити Господи, какой дикостью оно стало, хотя оно гораздо лучше, разумней, справедливей церковного, в котором, кроме имени, нет ничего хорошего; но оно стало теперь слишком обширным. Истинно говорю, разумные правители дают наряду со Св. Писанием слишком достаточно права, как говорит Св. Павел: (1 кор. 6): «Неужели нет между вами ни одного разумного, который мог бы рассудить между ближними своими, что вы судитесь перед неверными». Равным образом, мне кажется, что земские суды и обычное право должны быть предпочтены имперскому общему праву, а имперское право надо употреблять только в случае необходимости. И да будет воля Господня на то, чтобы каждая область, сообразно своему образу жизни и занятиям, управлялась собственным кратким правом, как она управлялась раньше, до создания имперского права, и как управляются без него многие страны. Обширные обстоятельные [62] законы служат только обременению людей и скорее препятствуют, чем способствуют. Впрочем, я полагаю, что эти вещи уже обдуманы и предусмотрены лучше, чем моими усилиями.

Мои милые теологи надрываются от усердия и труда, оставляют в покое Библию и читают Sententiae. По моему мнению, Sententiae должны служить молодым теологам для начала, а Библию надо предоставить для doctores; но поступают наоборот: Библия изучается вначале и только баккалаврами, а Sententiae являются последним предметом на все время доктората; притом, к ним относятся с таким священным усердием, что Библию может читать всякий, кто еще не священник, но Sententiae должен читать священник и, как мне кажется, честный человек может быть доктором в Библии, но ни в коем случае не в Sententiae. Что отвратило от нас лицо счастья, если мы поступаем так превратно, и Библию, Святое Слово Божие, ставим так низко? Сверх того, папа многократно и строжайше заповедует изучать его законы в школах и пользоваться ими в судах. Но о Евангелии мало думают. Таким образом, происходит, что Евангелие праздно лежит в судах и школах в пыли под лавкой, чтобы зловредные папские законы дарили полновластно.

Если мы по имени и титулу называемся наставниками в Св. Писании, то мы должны на самом деле изучать, по своему призванию, Св. Писание и ничто другое, между тем как высокомерного надменного титула бывает достаточно, чтобы человек прославлял себя и увенчивал, как наставника в Св. Писании. Но это еще было бы терпимо, если бы имя оправдывалось делом. Ныне, однако, вследствие полновластного господства Sententiae, в теологах больше языческого и человеческого мрака, чем истинного священного учения Писания. Что же нам теперь делать? Я не могу дать никакого иного совета, как смиренно молить Бога даровать нам doctores theologiae; doctores искусств, медицины, права, Sententiarum, могут создавать папа, император, университеты; но знай твердо, что доктором богословия тебя никто не сделает, кроме только Св. Духа с небес, как говорит Христос (Иоанна, 6): «Все вы должны просветиться от самого Бога». И Св. Дух требует не красных и коричневых беретов или другого чего, относящегося к внешнему блеску, не спрашивает, также, кто ты, молод или стар, мирянин или поп, женат или девственник, монах или светский человек; больше того, некогда Он говорил устами ослицы против пророка, который ехал на ней. Боже помоги нам стать достойными получения таких doctores, мирян или священников, женатых или девственников; хотя ныне Св. Дух [63] приписали папе, епископам, докторам, но никакое внешнее величие не докажет, что Он почиет на них.

Следует также сократить количество теологических книг и выбрать из них лучшие. Дело в том, что многочисленные книги не дают учености, обильное чтение тоже нет, но благие результаты и частое чтение, как бы его ни было мало, вот, что делает ученым в Св. Писании и, к тому же, благочестивым. Да, писания святых отцов древности также надо прочитывать в течение долгого времени, чтобы через их посредство вникнуть в Св. Писание; но так как мы читаем только их, всегда остаемся на них и никогда не переходим к Св. Писанию, то мы уподобляемся тем, кто следит все время за придорожными вехами и, все-таки, не идет по дороге. Дорогие отцы своими сочинениями хотели руководить нами в Св. Писании, а мы посредством них уходим от него, между тем как только Писание есть наш виноградник, где мы все должны упражняться и трудиться.

Предпочтительно перед всем другим должны читаться в высших и низших школах общие и главнейшие лекции по Св. Писанию, а для юношей — по Евангелию. И да поможет Господь, чтобы в каждом городе имелась также женская школа, в которой каждый день девушки слушали бы на одном уроке Евангелие, все равно, по-немецки или по-латыни. Поистине, устройство школ, мужских и женских монастырей, предпринято было некогда с похвальными христианскими намерениями, как мы читаем о Св. Агнесе и о многих святых: там были святые девы и мученики и все в христианстве обстояло вполне благополучно. А теперь в них происходит только пение и молитвы. Разве не должен, по настоящему, каждый христианин в девять или десять лет уже знать все Св. Евангелие, ибо там начертана его жизнь и призвание? Ведь, учат же пряхи и швеи дочерей с ранних лет тому же ремеслу. А теперь Евангелия не знают даже великие ученые прелаты и епископы.

О, как несоответствует этому наше обращение с несчастной молодежью, которая поручена нам для управления и обучения; и тяжкий ответ мы дадим за то, что не излагаем ей Слова Божия; с ней происходит по слову Иеремии: «Мои глаза устали от плача, моя душа ужаснулась, печень моя исторгнута, из-за погибели дочерей моего народа, ибо юные дети гибнут на всех улицах всего города; они говорят своим матерям: где хлеб и вино, и изнемогают, как раненые, на улицах города, и испускают дух на коленях матерей». И мы не замечаем тяжкого несчастья, что молодежь [64] изнемогает в христианстве и горестно погибает, потому что у нее отымают Евангелие, которым следовало бы с нею всегда заниматься, наставляя ее.

Мы должны также, когда водворится в университетах усердие к Св. Писанию, посылать туда не каждого, как происходит ныне, когда заботятся только о количестве и каждый хочет иметь степень доктора, — но лишь наиболее способных, получивших предварительное образование в низших школах. На это должны обратить внимание князья и советы городов, позволяя посылать туда только очень способных; а туда, где Св. Писание не господствует, я, поистине, никому не советую помещать своих детей. Всякий университет, где не изучают беспрестанно Слова Божия, ведет к погибели; поэтому мы видим, что за люди в университетах и чем там становятся. Это вина никого другого, как только папы, епископов и прелатов, которые предписали так обращаться с молодежью. Дело в том, что высшие школы должны воспитывать людей, исключительно глубоко разумеющих Писание, могущих стать епископами и священниками, чтобы стоять на страже против еретиков, против дьявола и всего мирского. Я очень боюсь, не станут ли высшие школы великими вратами адовыми, если в них не будут наставлять и научать молодежь Св. Писанию.

XXVI. В-двадцать шестых, я хорошо знаю, что римская шайка выдумывает и высокомерно рассказывает, будто папа воспринял от греческого императора священную римскую империю и передал ее немцам, за каковую честь и благодеяние он, по справедливости, заслуживает от немцев благодарности, подданства и всяких благ, и должен их получать. Поэтому, должно быть, он осмеливается пускать на ветер все попытки их реформировать и заставляет видеть только это одарение римской империей. На этом основании они так самовластно и дерзновенно преследовали и притесняли до сих пор многих дорогих императоров, до такой степени, что горестно говорить об этом; этой же хитрой уловкой они сделали себя верховными повелителями над всякой светской властью и правлением, вопреки Св. Евангелию, и потому я должен говорить также и об этом.

Нет сомнения, что истинное римское царство, о котором возвестило Писание пророков (4 Числ, 24 и Даниил), уже давно разрушено и пришло к концу, как ясно возвестил Валаам, говоря; «Изыдут римляне и озлобят евреев и сами вкупе погибнут». Это произошло благодаря готам и особенно, потому, что наступило тысячелетнее царство Турции; кроме того, с течением времени отпали [65] Азия и Африка, затем возникли Франция и Испания, наконец, Венеция, и Риму ничего не осталось от его былого владычества.

Так как, далее, папа не мог подчинить своему произволу греков и константинопольского императора, который был наследником римских императоров, то он выдумал эту хитрость, чтобы ограбить у него империю и титул и передать их немцам, которые в то время были доблестны и богаты славой, чтобы они приняли под себя власть римской империи, и чтобы она была в их руках в качестве лена. И вот, произошло следующее: у константинопольского императора были взяты имя и титул и приписаны немцам, которые, благодаря этому, стали слугами папы, и теперь возникло другое римское царство, ибо то, первое, уже давно, как сказано, погибло.

Так, ныне римский престол осуществил свое самовластие: захватил Рим, изгнал немецкого императора и обязал его клятвой не жить в Риме. Он — римский император и, однако, не должен владеть Римом, к тому же, он все время принужден зависеть от произвола папы и его приближенных, подчиняться ему, так что у нас титул, а у них страна и города. Дело в том, что они всегда злоупотребляли нашим простодушием для целей своей тирании и дерзновенности, и называют нас глупыми немцами, которые позволяют себя дурачить и издеваться над собой, как им будет угодно.

Ну, ладно же! Для Господа Бога ничего не значит бросать туда и сюда государства и княжества. Он так снисходителен к ним, иногда дает королевство какому-нибудь негодяю и берет его у благочестивого, иногда посредством предательства злых и вероломных людей, иногда посредством наследования, как мы читаем о царстве персидском, о Греции и почти о всех государствах. И Даниил (2 и 4) говорит: «Он обитает на небесах, владычествующий всем, и он один завещает царства, бросает их туда и сюда и создает их». Поэтому, как никто не должен гордиться полученным царством, в особенности, если он христианин, так и нам, немцам, не следует зазнаваться тем, что мы наделены новым римским царством, ибо в Его глазах это злой дар, который Он чаще всего дает неспособнейшим, как говорит Даниил: «Все, кто обитает на земле, перед Его липом, как ничтожество», и Он имеет власть над всеми людскими царствами давать их, кому захочет. [66]

И вот, хотя папа насилием и несправедливостью овладел римской империей или титулом римской империи, ограбив его у законного императора и наделив им нас, немцев, но, безусловно, это Бог использовал папское злодеяние, чтобы дать немцам эту империю и воздвигнуть после падения первого римского царства другое, стоящее ныне. Хотя в данном случае мы не были причастны к папскому злодейству и не понимали его лживых стремлений и намерений, мы, однако, слишком дорого заплатили, к несчастью, за эту империю, благодаря папским коварствам и хитростям, заплатили безмерным кровопролитием, подавлением нашей свободы, захватом и грабежом всех наших имуществ, особенно церквей и ленов, претерпением неописуемых обманов и позором. У нас имя империи, но у папы наше имущество, честь, тело, жизнь, душа и все, что мы имеем. Так обманывают немцев и через обман производят с ними обмен. Этого добивались папы, ибо они охотно стали бы императорами, а так как не годились для этого, то поставили себя над императорами.

И вот, Божьим попущением и искушением злых людей нам, без нашей вины, дана империя, и я советую не отказываться от нее, но в страхе Божием и пока будет на то Его воля справедливо управлять ею. Ибо, как сказано, для Него не имеет значения, как досталось царство; Он хочет, чтобы им управляли. Если папы его несправедливо отняли, то мы, однако, не несправедливо его приняли. Империя дана нам через посредство злонамеренных людей по Божьему соизволению, которое мы должны чтить больше, чем лживое намерение пап, бывшее у них, самим стать императорами и даже больше, чем императорами, а нас дурачить пустым титулом и издеваться над нами. Царь вавилонский тоже добыл свое царство грабежом и насилием и, однако, Бог возжелал, чтобы оно управлялось святыми князьями Даниилом, Ананией, Азарией и Мисаилом. И тем более воля Его, чтобы эта империя управлялась христианскими немецкими государями. Украдена она папой или отнята насилием, или создана заново, — все это Божье веление, которое было дано нам раньше, чем мы узнали о нем.

Вследствие этого, папа и его приближенные могут не гордиться, что ими немецкой нации сделано великое благодеяние пожалованием этой римской империи. Это, во-первых, потому, что они ею не дали нам ничего хорошего, но только употребили во зло наше простодушие, чтобы утвердить этим свою дерзновенность против истинного римского императора в Константинополе, у которого папа взял, вопреки [67] Богу и справедливости, то, на что он не имел никакого права. Во-вторых, потому, что папа этим путем не передал нам императорства, но присвоил его себе, чтобы подчинить себе, если бы Бог не запретил наши владения, свободу, имущество, тело и душу, а через нас и весь мир, как он ясно сам высказывает в своих декреталиях и как он искушал разными злыми кознями многих немецких императоров. Так-то мы немцы хорошо по-немецки научены: мы намеревались стать господами, а вместо этого сделались рабами лукавейших тираннов; у нас имя, титул и герб императорства, которого сокровища, власть, право и свободу взял папа; таким образом, папа жрет зерно, а мы забавляемся шелухой.

Итак, да поможет нам Господь, который, как сказано, отдал нам это царство через посредство хитрых тираннов и повелел им управлять, и даст нам использовать соответственным образом имя, титул и герб, и спасти нашу свободу, показать, наконец, римлянам, что мы приняли империю от Бога. Они хвалятся, что наделили нас императорством; хорошо, пусть будет так, пусть будет верно: в таком случае, пускай папа добавит сюда Рим и все, что он имеет императорского, пускай освободить нашу страну от своих невыносимых грабежей и сокровищ, пускай возвратит нашу свободу, власть, и имущество, честь, тело и душу, и пусть императорство будет таким, как ему подобает быть, чтобы осуществились его намерения и речи.

Если же он этого сделать не хочет, так чего же он лицемерит своими ложными, выдуманными словами и крючкотворством? Не достаточно ли в течение многих сотен лет так нагло и беспрестанно водить за нос благородную нацию. Из того, что папа коронует и дает имя императору, еще не, следует, чтобы он имел над ним власть. Ибо пророк Св. Самуил помазал и короновал царей Саула и Давида но Божьему велению и, все-таки, остался их подданным? И пророк Натан помазал царя Соломона, но, благодаря этому, не был поставлен над ним. Item, Св. Елисей велел одного из своих слуг помазать царем израильским Иегудой. И, однако, они остались ему покорны. И еще не случалось никогда во всем мире, чтобы становился выше царя тот, кто его посвящает или коронует, — единственно только за исключением папы.

Его венчают на папство трое подвластных ему кардиналов и, однако, он остается выше их. Почему же он должен возвышаться над светской властью и императорством, вопреки собственному примеру, вопреки всему миру и учению Писания? — только потому, что он [68] его коронует или посвящает? Достаточно того, что он выше его в божественных делах, то есть в проповеди, наставлении и совершении Таинств, в чем каждый епископ и священник тоже выше всякого человека, подобно тому, как Св. Амвросий по престолу был выше императора Феодосия, и пророк Натан выше Давида и Самуил выше Саула. Поэтому оставьте германскому императору быть истинным и свободным императором и пусть не склоняет он своей власти и своего меча перед этими слепыми заявлениями папских угодников, будто они должны управлять всем, независимо от меча.

XXVII. В-двадцать седьмых. Этого достаточно о духовных неустройствах. Их можно найти и больше, если правильно оценивать их. Мы намерены указать также часть светских. Во-первых, крайне необходима всеобщая заповедь и соглашение немецкой нации против расточительного изобилия и драгоценности одежд, благодаря чему обеднело так много знатных и богатых людей. Бог нам даровал, как и другим странам, довольно шерсти, мехов и льна, и все это надлежащим образом служит для подобающих почетных одежд каждому сословию, так что нам не нужно расточать и растрачивать ужасающе громадные сокровища на шелк, бархат, парчу, и другие заграничные товары. Я полагаю, что если бы папа не грабил нас, немцев, своими нестерпимыми обирательствами, мы все-таки более чем достаточно терпели бы от этих домашних разбойников, торговцев шелком и бархатом. Мы видим, как, благодаря этому, каждый старается сравняться с другим, как возбуждается и умножается среди нас и по нашим заслугам высокомерие и зависть. Это оставляет далеко за собою все другое и все другие несчастия, но пусть благоразумие заставит нас с благодарностью довольствоваться благами, дарованными Богом.

Подобно этому, необходимо сократить употребление прянностей, которые тоже представляют собой один из больших кораблей, увозящих деньги из немецкой страны. С соизволения Божия возрастает у нас страсть к таким дорогим и изысканным кушаньям и напиткам, как ни в одной другой стране. Может быть, я предлагаю глупую и невозможную вещь, желая уничтожить очень крупную торговлю и купечество. Но я делаю свое; если не произойдет всеобщего улучшения, то каждый пусть улучшает себя самого, кто этого хочет. Я не вижу, чтобы через посредство купцов проникали в какую-нибудь страну особенно хорошие нравы, и Бог некогда велел, по этой причине, своему народу Израилю жить вдали от моря и не заниматься много торговлей. [69]

Но, несомненно, величайшее несчастие немецкой нации заключается в ростовщичестве. Если бы его не было, то многим пришлось бы оставить непроданными свои шелка, бархат, золотые украшения и всякого рода роскошь. Оно существует немногим больше ста лет и уже повергло всех князей, монастыри, города, дворянство и наследных владетелей, в бедность, горе и погибель; если оно просуществует еще сто лет, то в Германии не останется, должно быть, ни одного гроша и, наверно, нам придется пожрать друг друга. Дьявол выдумал его, а папа упрочил и разнес несчастье по всему миру. Поэтому я молю и взываю: пусть подумает каждый о погибели своих детей, своего наследия и себя самого, о погибели, которая не стоит у дверей, но уже вошла в дом, и пусть император, князья, владетели и города содействуют тому, чтобы лихоимство было осуждено и запрещено отныне, не обращая внимания, что против этого будет папа и все его право или бесправие и что все лены или церковные учреждения основаны на этом. Лучше учредить в каком-нибудь городе один лен на справедливом наследственном владении или процентных капиталах, чем сто ленов на заемных ссудах. Да, один ростовщический лен хуже и обременительней, чем двадцать, основанных на наследственном владении! Ростовщичество, поистине, образ и знамение, что мир продан дьяволу за тяжкие грехи, ибо одновременно земные и духовные блага наши осквернены преступлением; и, однако, мы еще ничего не замечаем.

Здесь следовало бы по справедливости наложить узду на Фуггеров и другие подобные товарищества. Можно ли считать божеским и справедливым, что один человек нагромоздил у себя столь великие царские богатства! Я не знаю торговых расчетов. Но я не понимаю, как возможно на сто гульденов приобрести в год двадцать или даже гульден на гульден; и это не посредством земли или скота, так как приобретение благ зависит не от человеческой смышленности, а от соизволения Божия. Я предоставляю это разумеющим в мирских делах. Я, как богослов, могу осуждать в этом лишь злое и лукавое обличие. о котором Св. Павел говорит: «Бойтесь всякого злого обличия и внешнего вида». Одно я хорошо знаю, что гораздо более по-божески было бы умножать земледелие и уменьшать торговлю, и те делают лучше, кто, согласно Писанию, обрабатывают землю и в ней ищут свое пропитание, как нам и всем сказано было во Адаме: «Проклята будет земля, когда станешь ты на ней работать; тернии и волчцы произрастит она и в поте лица своего [70] будешь ты есть хлеб свой». Много еще есть земли, которая не вспахана и не обработана.

Перейдем далее к злоупотреблению обжорством и пьянством, из-за которого о нас, немцах, идет недобрая слава в чужих краях и которое считается особым, только нам присущим пороком; этого нельзя даже обсуждать в проповедях, так сильно это въелось и утвердилось. От него был бы ничтожный материальный вред, если бы за ним не следовали другие преступления, убийство, прелюбодеяние, воровство, богохульство и всяческое забвение добродетели. Здесь следовало бы светскому мечу принять некоторые меры, иначе может произойти, как говорит Христос, что страшный суд придет тайно, когда они будут пить и есть, свататься и волочиться за женщинами, строить и насаждать, покупать и продавать, как делают они теперь, и делают так усердно, что я боюсь, поистине, уже у дверей страшный суд, хотя о нем совершенно не помышляют.

И последнее: разве это не прискорбно, что мы, христиане, допускаем у себя свободные общие публичные дома, тогда как все мы крестились для целомудрии! Я хорошо знаю, как некоторые оправдывают это, говоря, что это стало обычаем и не только в нашем народе, что это трудно вывести, что лучше иметь дело с такой женщиной, чем опозоривать замужнюю или девушку или, вообще, честную. Разве не должно светское и духовное правление подумать, что нельзя к этому относиться так по-язычески? Если народ Израиля мог существовать без такого непорядка, то почему народ христиан не может так жить? Да, кроме того, как же обходятся без таких домов многие города, ярмарки, местечки и деревни? Почему же большие города не могут обходиться без них?

Я хочу этой и другими, изложенными выше статьями показать, как много добрых дел могла бы совершить светская верховная власть, в чем заключаются обязанности всякой верховой власти, чтобы каждый познал, какая тяжкая ответственность лежит на тех, кто правит и держит верховную власть. Что пользы, если повелитель сам по себе свят, как Св. Петр; если он не приложит своего усердия на помощь своим подданным, согласно изложенным мною статьям, то собственная власть ляжет на него проклятием, ибо верховная власть обязана стремиться к высшему благу подданных. Если бы, однако, верховная власть заботилась о том, чтобы молодежь вступала в брак, то надежда на брачное состояние окажет большую помощь каждому, чтобы выносить искушения и сопротивляться им. А теперь происходит, что каждый воспитывается для [71] священнического и монашеского звания, и девяносто девять сотых из них не имеет никаких иных побуждений, как только искание средств пропитания и сомнение, что в брачной жизни могут содержать себя. Поэтому они заранее распутствуют вдоволь и хотят, как говорится, перебеситься, но на самом деле, как учит опыт, только втягиваются в разврат. Я нахожу справедливой поговорку, что сомнение создает большинство монахов и попов. От этого происходит то, что мы видим.

Я от чистой души советую, чтобы, для отвращения тайно вторгающихся прегрешений, юноши и девушки раньше тридцати лет не давали обета целомудрия и духовной жизни, которая является особой милостью, как говорит Св. Павел. Поэтому тот, кого Бог не призывает исключительно, пусть не торопится со своим посвящением в духовное звание и с торжественным обетом. Даже больше, я говорю: если ты так мало доверяешься Богу в том, что, женившись, ты не сможешь добыть достаточное пропитание, и только вследствие этого малодушия хочешь стать духовным, то я прошу тебя, ради твоей собственной души, не становись духовным, но лучше стань крестьянином или чем ты можешь. Дело в том, что если необходимо чистосердечное упование на Бога, чтобы добыть мирское пропитание, то, безусловно, в десять раз большее упование нужно, чтобы пребывать в духовном звании. Если ты не доверяешься Богу, чтобы Он дал тебе мирское пропитание, то как ты можешь довериться ему, чтобы Он сохранил тебя в духовной святости? Ах, неверие и малодушие губит все, вводит нас во всякую скорбь, как мы это видим во всех сословиях! Много следовало бы еще сказать о жалком существовании. Молодежь не имеет никого, кто заботился бы о ней. Все предоставляется естественному ходу вещей, и все владеющие властью так мало ей помогают, как если бы их совсем не было, между тем, как это дело должно являться важнейшей заботой капы, епископов, правительств и соборов. Они хотят иметь обширную и твердую власть, совершенно не принося пользы. Благодаря этому, какой редкой птицей будет на небесах господин или начальник, хотя бы даже он построил Богу сто церквей и воскресил всех мертвых!

На этот раз достаточно. (Что касается того, как надлежит поступать светской власти и дворянству, об этом я, но моему мнению, достаточно сказал в книжке о добрых делах. Дело в том, что следовало бы жить и управлять лучше, чем они это делают. Но нет никакого сравнения между злоупотреблениями духовными и светскими, как я там указал). Я хорошо сознаю, что моя песня [72] вышла слишком громкой, я предложил многое, что покажется неосуществимым и на многое я нападал слишком резко. Но что же мне было делать! Мой долг высказать это. Если бы я мог, я также и действовал бы. Пусть лучше мир гневается на меня, чем Бог. Ведь, у меня не смогут взять больше, чем только мою жизнь. Много раз до сих пор я предлагал мир своим противникам, однако, как я вижу. Бог заставляет меня, благодаря им, все громче подымать свой голос, и так как они не знают меры, то я даю им достаточно оснований говорить, лаять, вопить и писать. Ладно, я знаю еще одну песенку о Риме и о них! Хоть у них и зудит в ушах, я все-таки буду петь самыми высокими нотами. Понимаешь ли ты, милый Рим, что я подразумеваю?

Много раз, также, обращался я со своими сочинениями ко всем слышащим и разумеющим, и ничто не помогло, хотя, в то же время, я знаю, что мое дело будет осуждено на земле и оправдано только Христом на небесах, ибо мое дело — истинное; ни одно такое дело не было никогда оправдано людьми на земле, но во все времена враждебная партия была слишком сильна и велика. И вот, мое величайшее опасение и забота в том, что мое дело может остаться неосужденным, ибо по этому я узнал бы наверно, что оно еще не угодно Богу. И потому пусть оно только будет объявлено смело папе или епископам, попам, монахам или ученым. Они, поистине, те люди, которые должны, как они поступали всегда, преследовать истину.

Подай Господи всем нам христианское разумение, а христианскому дворянству немецкой нации, в особенности, праведное духовное мужество сделать все лучшее бедной церкви. Аминь.

© текст - Рожицын. 1912
© сетевая версия - Тhietmar. 2016
© OCR - Иванов А. 2016
© дизайн - Войтехович А. 2001
© ЗИХУ. 1912