СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

№ 2

Послание Гуттена славному мужу графу Герману фон Нейенар ¹, утверждающее его в намерении продолжать борьбу с врагами Капниона ²

Рыцарь Ульрих фон Гуттен приветствует славного господина, графа Германа фон Нейенар

§ 1 Едва успел я сойти с коня, вернувшись из Саксонии, как вместе с твоим безукоризненным письмом мне подали безграмотную книжонку Гохштратена ³ – ту, в которой он обливает грязью всех друзей Капниона, в том числе тебя. До какой же степени обнаглели эти мерзавцы! И все-таки я с удовольствием прочитал этот грязный вздор; разумеется, никакие твои огорчения или досады не могут быть мне приятны, но я предвижу, что подобными выходками эти молодчики сами навлекут на себя беду, ибо нет в Германии благородного дворянина ученее тебя, равно как и ученого – благороднее, а потому всеобщую ненависть возбудят к себе те, кто не постесняется вонзить жало своего § 2 недоброжелательства в такого человека, как ты. Да, ибо германская нация не в силах долее терпеть все эти подлости, и те, кто еще слепы, должны, в конце концов, прозреть.

Размышляя подобным образом, я вдруг с изумлением подумал: «Что за горестный рок столкнул нас с этими § 3 господами?!» В Италии я всякий раз сгорал от стыда за свою страну, когда итальянцы, заведя речь о гонениях на Капниона, спрашивали меня: «Неужели в Германии монахи забрали такую власть?» Поистине, мы и в грош не ставим свое достоинство, и только потому разрешаем нестерпимо докучать нам и даже публично нас проклинать тем людям, которых сами же, за счет отеческого нашего достояния, содержим для служения богу. Сыщется ли на свете племя высокомернее и разнузданнее? Кого щадят они, когда § 4 заберутся на кафедру – эту твердыню их своеволия? Как [287] презрительно они воротят нос, как возмущенно хмурят брови, как сурово морщат лоб, как неистово орут, пороча доброе имя любого из ближних!

К числу их принадлежит и франкфуртец Петр § 5 Мейер ⁴ – среди гонителей Капниона, я полагаю, самый невежественный, но бесстыжий и наглый до крайности. А здесь § 6 никто не решится состязаться в злобе и бесчестии с некиим Варфоломеем, по прозвищу Дециматор ⁵. Ни одной еще проповеди не сказал простому люду этот висельник, без того чтобы не приправить ее ядом своих пороков; всякое его слово пропитано ненавистью, для всякого порядочного человека припасен у него камень за пазухой. И какой только § 7 хулы ни изрыгает он то и дело на Капниона! Какой только скверною не тщится замарать безупречнейшего мужа! Но вышло совсем не так, как ему хотелось: стараясь возбудить ненависть черни к другим, он сам сделался ненавистен дворянству, и положение его становится небезопасным. Если бы тебе случилось его увидеть, ты решил бы, § 8 что перед тобой сама Злоба,– до такой степени характер этого человека отразился, волею природы, на его лице. В его наружности есть что-то от скорпиона: подобно тому, как хвост скорпиона всегда готов нанести удар, так каждая черта лица этого ничтожного подстрекателя выдает человека, непрестанно помышляющего о чем-то дурном, выдумывающего брань похлеще, строящего козни, плетущего интриги, одним словом – стряпающего какую-нибудь гнусность. Да покарает меня Христос, если я всегда не считал § 9 встречу с этим негодяем дурной приметой, а потому, куда бы я ни направлялся, завидев его, сразу поворачиваю назад. Не раз он открыто поносил меня в своих речах.

Вот какие ныне у Германии апостолы, вот какие глашатаи § 10 евангельской истины. Их можно было терпеть, пока с должною кротостью они обличали людские пороки, но теперь, когда они решили, что им все позволено, когда они хулят кого только в голову ни взбредет, когда в проповеди своей следуют не религиозному рвению и не внушениям благочестия, но вместо слова божия сеют лишь хулу и с церковной кафедры сводят личные счеты свои с врагами, более того – сами чинят беззакония и притесняют невинных, когда они держатся так нагло и жестоко, не зная ни границ, ни меры,– что помешает нам в один прекрасный день палками и камнями разогнать этих лицемеров? [288]

§ 11 Нам было бы необходимо сейчас начать войну против турок, и все же, если бы вся Германия могла услышать мой голос, я посоветовал бы прежде всего найти средство против этого внутреннего недуга, а потом уж думать о походе в Азию. Стоит ли нам с таким упорством добиваться гибели Оттоманского дома, нашего соперника в борьбе за власть, если среди нас самих находят себе место ниспровергатели всяческого благочестия, осквернители чистоты христианстве, постоянно и на тысячи разных ладов подрывающие единство апостольской веры, постоянно затевающие все новые раздоры и смуты?! Словно не всем еще § 12 ясно, кто виноват в отпадении от церкви отважных богемцев ⁶! Я не стану говорить о печально знаменитом преступлении братьев-проповедников в Берне ⁷, об этом позоре Германии, я не хочу вспоминать о монахе Сергии, Магометовом выкормыше, изверге рода человеческого, я умолчу и о прочих подобных же мерзостях, которые мы терпим и не караем лишь потому, что хотим быть слишком,– Христом клянусь! – слишком набожными и смиренными.

§ 13 Я не уверен, нуждаешься ли ты в моих советах и наставлениях,– ведь и без того я уже много раз писал тебе о том, что, по-моему, следовало бы нам предпринять всем сообща. Иногда я начинаю сомневаться, правильно ли мы поступаем, упорно отвечая этим людям одним лишь презрением, не лучше ли дать им бой, самый яростный и беспощадный. По-видимому, презрения, которое я до сих пор всячески превозносил и оправдывал, все же мало для достижения нашей цели – а именно, чтобы расцвели науки и увяло варварство, чтобы ученых встречали повсюду почетом, а невежд пренебрежением; с помощью Христовой, мы достигли на этом пути некоторых успехов, но еще далеко § 14 не достаточных. Ах, если бы мы были сейчас вместе и я мог поделиться с тобой своими соображениями!

Эти господа уже принимаются истреблять друг друга. Когда несколько лет назад во Франкфурте францисканцы и братья-проповедники затеяли жесточайший спор о зачатии святой девы Марии (из-за такого-то пустяка они всех и вся подняли на ноги!), они сами, по собственной вине, оказались на волосок от тяжких бедствий, повсеместно § 15 восстановив против себя и князей и епископов. Немного спустя, в Берне вспыхнул пожар, который явственно грозил § 16 гибелью всем доминиканским монастырям. А вот [289] сведения, которые до тебя, по-видимому, не дошли: в Виттенберге, в Саксонии, образовались две партии ⁸, из которых одна восстала против авторитета папы, а другая выступает в защиту индульгенций. Борьба идет не на шутку, обе стороны напрягают все силы, а предводительствуют обеими ратями монахи. Вожди эти– мужи решительные, настойчивые, ловкие, проворные, они отчаянно кричат и вопят, иной раз даже льют слезы, проклиная судьбу. А совсем недавно взялись за перья. У книгопродавцев прибавилось работы: прилавки завалены тезисами, короллариями ⁹, заключениями, и этими пресловутыми параграфами, которые уже погубили столь многих. Надеюсь, что каждый из «бойцов» § 17 доставит другому случай сломать себе шею. На днях, узнав подробности этих событий от одного нищенствующего монаха, я сказал ему в ответ: «Что ж, пожирайте и истребляйте друг друга!» Я хочу, чтобы враги наши, вконец рассорившись и разодравшись, извели себя собственным упорством.

Господь, всемилостивейший и всемогущий, да сотворит, § 18 чтобы сгинули и пропали те, кто встал на пути возрождающихся наук, дабы поднялись, наконец, свежие поросли талантов и добродетелей, которые так много раз вытаптывали эти люди! Мужайся, достойнейший граф, и будь верен § 19 самому себе, я же навсегда останусь неизменным соратником твоим в трудах и опасностях. В то же время я буду пытаться привлечь на нашу сторону всех, кто может быть нам полезен при дворах у князей. Впрочем, уже и теперь § 20нас поддерживают многие славные мужи: в Нюрнберге за делом Капниона зорко следит Вилибальд Пиркгеймер ¹⁰, влиятельный в своем городе человек, в Аугсбурге – Пейтингер ¹¹, в Венгрии и Вене – Куспиниан ¹², оба люди богатые и образованные. Сочувствуют нам и советники императора Максимилиана – высокочтимый Якоб фон Баннисис ¹³, Якоб Шпигель ¹⁴ и Иоганн Штаб ¹⁵. Во Франции люто § 21 ненавидит гонителей Капниона благородный муж и замечательный ученый Гийом Бюде ¹⁶, твердо стоят за нас Коп из Базеля, королевский лейбмедик, и Фабер из Этапля ¹⁷, оказавший неоценимые услуги философам нашего времени. При дворе нашего Альбрехта врач Генрих Штромер (неизменный § 22 почитатель наук и ученых, а потому особенно любезный мне человек) не пропускает ни единого удобного случая, действуя на пользу Капниону и в ущерб его [290] § 23 противникам. Даже в Лейпциге, Как упорно ни сопротивляются тамошние софисты, поднимают голову искусства и умножаются ученые занятия. В Виттенберг князь Фридрих ¹⁸ призвал учителей греческого и еврейского языков.

§ 24 Обращаясь теперь к нашему Альбрехту, столпу и светочу всех германских епископов, я не могу тебе даже выразить, сколь велика его забота о процветании наук. Его письмо к Эразму привело бы тебя в восхищение – так ласково приветствует он Эразма, так настойчиво зовет к себе. Дома он не расстается с его книгами, и все, что выходит § 25 из-под его пера, читает ревностно и со вниманием. Вот одно из достопамятных его речений – шутка, по которой, однако, ты можешь судить, чего вправе мы ожидать от этого государя. Когда Штромер показал ему книжонку Пфефферкорна ¹⁹, на все лады поносящую друзей Капниона, Альбрехт прочел ее, но прочтя (а сидел он в это время у камина), бросил с отвращением в огонь грязную брань прохвоста-иудея и произнес слова, достойные вечной памяти потомства: «Такой смертью да погибнут все, кто ведет § 26 такие речи». Все это внушает нам надежду достигнуть того, к чему мы стремимся.

§ 27 Ты коришь меня забвением придворных обычаев, но чтобы оправдаться мне потребовалось бы не письмо, а целая речь, или даже книга, которую я и надеюсь написать § 28 когда-нибудь на досуге. А пока не думай, будто я хоть в чем-то изменил прежним своим привычкам; нет, я предполагаю снова помириться с Музами, если только они и в самом деле гневаются на меня за вынужденный союз с надменным Марсом,– ведь и они, бывало, не раз проводили ночи в лагере средь закона и лязга оружия.

§ 29 Я горячо одобряю твое намерение отомстить капюшоннику-подстрекателю и с нетерпением жду обещанного. Но только, начав, уже не отступай: «Пусть их ненавидят – лишь бы боялись!» К тому же ненависть их ты разделишь со многими, а то, что ненавистно этим господам, горячо § 30 одобрят все порядочные люди. Послание, которое ты написал в мою защиту, до меня не дошло. Сообщи, кому ты поручил его доставить. Через четыре дня я возвращаюсь в Саксонию. Прощай и береги здоровье.

Майнц, на третий день после апрельских календ.

Искренне. Запросто.

Комментарии

Написано 3 апреля 1518 г. По общему тону и настроению сильно отличается от более поздних писем и публицистических произведений Гуттена, пришедшего впоследствии к поддержке лютеровских реформационных идей. Гуттен выступает в защиту светской науки и, что особенно интересно, сообщая своему адресату о первом выступлении Лютера, рассматривает его как грызню монахов между собой. Спустя недолгое время политическое движение, вызванное выступлением Лютера (а не богословское содержание нового учения), поставило Гуттена в ряды его приверженцев (см. также прим. к стр. 289).

1. Граф Герман фон Нейенар – немецкий гуманист, друг Гуттена. Возможно, участвовал в составлении «Писем темных людей».

2. Капнион – греческий псевдоним знаменитого немецкого гуманиста старшего поколения Иоганна Рейхлина (1455–1522). Родился в Пфорцгейме. Чтобы добывать себе средства к жизни, он был сначала заседателем вюртембергского надворного суда, потом швабским союзным судьей и именовался на заглавных листах своих филолого-теологических книг доктором прав. Рейхлин относился с большим уважением к Эразму Роттердамскому. Он рано стал известен своим современникам, занимая в гуманистическом движении Германии место основоположника. Он был очень образован, знал древние языки – латинский, греческий и древнееврейский. Его произведение «De rudimentis hebraicis» (словарь и грамматика с текстом для упражнений) было первым учебником еврейского языка на христианской почве, хотя оно и было составлено на основе сочинений старых еврейских грамматиков и лексикографов. Рейхлин занимался филологией как дилетант, оставаясь по профессии юристом. Лютер высоко ценил Рейхлина и называл его своим отцом; учениками Рейхлина были Меланхтон и Эколампадий. С именем Рейхлина связан знаменитый спор его с Пфефферкорном (1509 г., см. прим. к стр. 290), предложившим сжечь все еврейские книги. В основе литературных выступлений Рейхлина против Пфефферкорна лежало его убеждение в необходимости изучения христианской религии по ее источникам. В этом споре Рейхлин выступил сторонником веротерпимости и борцом за новые гуманистические идеи. Вокруг Рейхлина объединились все передовые силы Германии, сделавшие его имя знаменем борьбы с католическим обскурантизмом. Рейхлиновский спор был кульминационным пунктом развития немецкого гуманизма, четко обозначившим два враждебных лагеря, противостоящих друг другу в Германии. В Кельне действовал инквизитор, доминиканец Гохштратен, гуманисты же избрали своим центром Майнц. При посредстве Эразма дело Рейхлина с доминиканцами было приведено к благополучному концу. Гуттен принимал живое участие в борьбе Рейхлина с кельнскими обскурантами, которых называл «капнионовыми вшами». Рейхлиновский спор вызвал появление коллективного произведения гуманистов – знаменитых «Писем темных людей», направленных против кельнских обскурантов.

3. Якоб фон Гохштратен (1460–1527) – кельнский инквизитор, обладавший большой властью, одно время декан Кельнского теологического факультета. Он понял опасность гуманистов для католицизма и резко выступил против них. Выступил он и против Рейхлина в его споре с Пфефферкорном. В 1513 г. он предложил Рейхлицу явиться на суд инквизиции в Майнц по делу о его памфлете «Глазное зеркало», которым Рейхлин ответил на клеветническую книгу Пфефферкорна «Ручное зеркало». Благодаря вмешательству архиепископа затея Гохштратена не удалась. Однако он не оставляет и дальше своих нападок. Гохштратен был приглашен в Рим, где папой Львом X была создана комиссия для разбора спора его с Рейхлином, но и здесь он ничего не достиг. Гуттен не щадит Гохштрагена в своих произведениях. Однажды, при встрече с ним на дороге около Левена, Гуттен чуть не убил его, но, по его словам, оставил ему жизнь, не желая обагрять свой меч столь гнусною кровью. Гохштратен поносил в своих трактатах, речах и статьях Рейхлина и его приверженцев. Один из этих многочисленных пасквилей и упоминает здесь Гуттен.

4. Петр Мейер – франкфуртский пастор и проповедник. Один из ярых противников лютеранства и врагов Рейхлина, Мейер запретил распространять памфлет последнего «Глазное зеркало» и переслал его теологическому факультету в Кельне, как опасную книгу. Гуттен зло высмеивает в своих произведениях этого попа, называя его самым необразованным и самым наглым из всех, причинивших Рейхлину зло. В 1522 г. Гуттен совместно с дворянином Гартмутом фон Кронбергом вел разными способами упорную борьбу с Мейером, требуя у франкфуртского магистрата его изгнания и всячески угрожая ему. В 1525 г. франкфуртцы сами изгнали Мейера из города.

5. Варфоломей Дециматор – Бартоломей Цегендер, католический священник из Майнца. Враг Рейхлина и противник реформации. Прозвище Decimator (от латинского decimare – отсчитывать десятую часть) – перевод немецкого Zehender.

6. См. прим. к стр. 103.

7. В связи с богословским спором О «непорочном зачатии» девы Марии, монахи доминиканского монастыря в Берне сделали попытку доказать, что дева Мария «зачата во грехе». Для этой цели они решили произвести на свет нового «святого», которым должен был стать душевнобольной, невежественный человек, некий Иоанн Истцер. Чтобы продемонстрировать появление на теле последнего стигматов, т. е. «божественных» ран, повторяющих крестные язвы Христа, они выжгли раны на руках, ногах и на боку Истцера. По уверениям доминиканцев, Истцеру являлись во сне и в церкви святые и даже сама дева Мария, сокрушающаяся, что она рождена во грехе. Не выдержав мучений, Истцер донес обо всем властям. Четыре главных участника этого скандального даже для католической церкви дела были сожжены на костре (1509 г.).

8. Гуттен имеет в виду здесь известное выступление Лютера, прибившего 31 октября 1517 г. к дверям дворцовой церкви в Виттенберге свои 95 тезисов, направленных против продажи в Германии индульгенций. Гуттен вначале воспринял ожесточенную полемику по вопросу об индульгенциях как обычную схоластическую грызню монахов между собой. Однако непримиримая позиция Лютера со времени Лейпцигского диспута (1519 г.), когда он порвал не только с папским Римом, но и со всей католической традицией, заставила Гуттена пересмотреть свое отношение к виттенбергскому проповеднику. Чрезвычайная решительность выступлений Лютера в этот период поставила его в центр общенародного движения против католического духовенства, и Гуттен в борьбе против Рима считал необходимым установить единство действий с лютеровской реформацией. В письме к Лютеру от 4 июня 1520 г. (см. стр. 303 сл.) Гуттен предлагает последнему заключить прочный союз для защиты национальной свободы Германии и в своих произведениях широко пропагандирует идеи Лютера, а по некоторым вопросам занимает более решительные позиции, чем сам Лютер. В то время как Лютер переходит к проповеди мирного развития и пассивного сопротивления, Гуттен требует беспощадной «войны против попов». Выступление немецкого рыцарства в 1522 г., пытавшегося силой оружия осуществить свою политическую программу, вызвало осуждение Лютера, однако Гуттен до своей смерти в 1523 г. продолжал поддерживать реформатора и высоко оценивал его заслуги перед Германией.

9. Королларий – в средневековой логике тезис, непосредственно вытекающий из предыдущего и потому не требующий особого доказательства.

10. Пиркгеймер, Вилибальд (1470–1530) – друг Гуттена, богатый германский патриций, выдающийся гуманист, государственный деятель и дипломат. Получил гуманистическое образование в Италии, где изучал право в университетах Падуи и Павии. Вернувшись в Германию, стал членом Нюренбергского сената и эту должность занимал в продолжении 27 лет. При нем Нюренберг становится одним из блестящих гуманистических центров Германии. Сам Пиркгеймер был известен как выдающийся знаток греческого языка. Он написал ряд исторических трудов, переводил древних авторов (Платона, Ксенофонта, Плутарха и Лукиана), издал свод гражданского права императора Юстиниана («Corpus juris civilis»), значительно облегчив этим изучение римского права в Германии, соединив таким образом в своем лице выдающегося юриста и филолога. Пиркгеймер решительно выступал в защиту Рейхлина, а затем Лютера. Он написал после лейпцигского диспута сатиру на врага Лютера – Экка и в 1520 г. издал ее под псевдонимом (что не спасло его от серьезных неприятностей со стороны папского двора). В предисловии к переводу «Рыбаков» Лукиана Пиркгеймер берет под защиту Рейхлина. Направление рейхлиновского процесса возбуждало его опасения за исход дела. Близко сошедшийся с Пиркгеймером Гуттен в письме к нему успокаивает его, говоря о правоте дела Рейхлина и неизбежности оправдания его потомством. Пиркгеймер был весьма разносторонним человеком. Он находился в переписке с широким кругом гуманистов. Его близким другом был его земляк – великий художник Альбрехт Дюрер. Гуттен, который был моложе его на 18 лет и принадлежал к младшему поколению гуманистов, посылал ему свои новые произведения, в частности диалог о придворной жизни (см. прим. к стр. 56), который Пиркгеймер нашел очень интересным, но незрелым, вследствие отсутствия у Гуттена, по мнению Пиркгеймера, опыта жизни при дворе. Службу Гуттена при майнцском дворе Пиркгеймер не одобрял, советуя Гуттену заниматься лучше наукой и литературой. В дальнейшем, в разгар крестьянской войны, Пиркгеймер охладевает к реформации и отходит от гуманистов.

11. Пейтингер, Конрад (1465–1547) – германский патриций, гуманист, археолог и историк. Получив широкое и разностороннее образование в Италии, он собирал и издавал памятники немецкой старины, а также произведения латинских и греческих писателей. Многочисленные письма Пейтингера имеют большое значение для истории немецкой культуры. Он был городским секретарем в Аугсбурге, выполнял дипломатические поручения, участвовал в имперских сеймах. Он приветствовал выступления Лютера против Рима ив 1521 г. на Вормском рейхстаге завязал с ним дружеские отношения. Пейтингер активно выступал за Рейхлина при императорском и папском дворах, ходатайствовал за Гуттена перед императором Максимилианом. Пейтингер вместе со Шпигелем и Штабом пытался приблизить Гуттена к императорскому двору, но без большого успеха. Гуттен послал из Майнца в Аугсбург своему покровителю и другу рукопись своей речи о необходимости похода против турок, но Пейтингер отсоветовал ее печатать опасаясь, чтобы нападки на папскую курию не навлекли, на автора неприятностей. В письме к Пейтингеру Гуттен описывает свою жизнь при майнцском дворе, отмечая пустоту и невежество придворных и резко отделяя их от своих друзей-гуманистов.

12. Куспиниан (Иоганн Шписгаймер; 1473–1529) – ученик одного из основоположников немецкого гуманизма Конрада Цельтеса и преемник его в должности библиотекаря в Вене. Император Максимилиан часто давал ему дипломатические поручения в Венгрию и Польшу. Куспиниан был хорошо образованным человеком и поддерживал гуманистов. Увлечение его реформацией было временным, и он остался католиком. Издавал и комментировал произведения древнеримской литературы, а также труды средневековых историков и был сам автором нескольких исторических сочинений.

13. Якоб фон Баннизис – советник императора Максимилиана. 13 октября 1518 г. Гуттен послал ему свою речь о необходимости борьбы с турками с просьбой представить ее императору и выхлопотать для него какое-нибудь назначение.

14. Шпигель Якоб – советник императора Максимилиана. Возвращаясь из Болоньи в Германию, Гуттен в июле 1517 г. проезжал Аугсбург, где находился тогда Максимилиан. Воспользовавшись этим, друзья Гуттена – гуманисты Пейтингер и Штаб – вместе со Шпигелем решили исходатайствовать у императора какое-нибудь пожалование для Гуттена. Для этого Гуттен должен был издать, с посвящением Максимилиану, свои итальянские эпиграммы. Гуттен был награжден императором лавровым венком. Шпигель, наряду с двумя упомянутыми гуманистами, пытался приблизить Гуттена к императорскому двору, но Гуттен держался от него в стороне. Вместе со Штромером, Пейтингером и Штабом Шпигель одобрительно отзывался о работе Гуттена.

15. Штаб (Стабий), Иоганн – ученый, советник императора Максимилиана и его историограф. Занимался также географией и математикой.

16. Бюде Гийом (1467–1540) –гуманист, секретарь французского короля Франциска I. Гуттен познакомился с Бюде в Париже во время своей поездки во Францию по поручению курфюрста Майнцского в конце 1517 г. Гуттен был хорошо принят здесь не только благодаря своей миссии, но и вследствие своей громкой литературной известности. Бюде был корреспондентом и соперником Эразма Роттердамского, автором многих сочинений по филологии, философии и юриспруденции. Он высоко отзывается в письмах к Эразму о тонком и истинно благородном характере Гуттена.

17. Фабер из Этапля, или Жан Лефевр (ок. 1455–1537) – французский философ-гуманист, один из ранних представителей реформации во Франции. Известность ему принесло истолкование сочинений Аристотеля и перевод Библии на французский язык. Он вновь пробудил во Франции интерес к аристотелевой философии. О нем высоко отзывался Рейхлин в одном из своих сочинений. Гуттен во время своей поездки во Францию, предпринятой по поручению Альбрехта Майнцского, в конце 1517 г. встречался с этим выдающимся гуманистом.

18. Фридрих, прозванный Мудрым, курфюрст Саксонский (1463–1525) – влиятельный почитатель гуманистов и покровитель Лютера. Впоследствии Гуттен считал отношение курфюрста к делу Лютера слишком сдержанным. Когда Фридрих дал пристанище Лютеру после Вормсского эдикта 1521 г., Гуттен хвалил курфюрста за то, что в его груди не погасла искра прежнего мужества; «но когда же, наконец,– писал он,– вспыхнет она священным пожаром?»

19. Пфефферкорн, Иоганн – один из главных противников Рейхлина, крещеный еврей из Кельна. В сентябре 1509 г. он явился (по-видимому, в Штуттгарте) к Рейхлину и показал ему указ императора Максимилиана ко всем евреям империи, требовавший предъявления Пфефферкорну всех еврейских книг (кроме ветхозаветных) под тем предлогом, что они направлены против христианства и должны быть уничтожены. Пфефферкорн просил Рейхлина поехать с ним по городам Рейнской области для приведения в исполнение этого предприятия. Однако Рейхлин не только уклонился от этого дела, но и решительно выступил в защиту еврейских книг. В результате евреи получили обратно почти все отнятые у них Пфефферкорном книги. В своем пасквиле («Ручное зеркало»), обращенном против Рейхлина, Пфефферкорн обвинял его в незнании еврейского языка. Пасквиль этот, по уверению Рейхлина, Пфефферкорн сам разносил и продавал на франкфуртской пасхальной ярмарке, частью же он разослал и раздарил его разным лицам. Рейхлин ответил Пфефферкорну язвительным и гневным памфлетом «Глазное зеркало» и обратился к императору с жалобой на клеветника. Борьба между ними продолжалась и дальше. Эразм и Пиркгеймер находили, что Рейхлину не следовало увековечивать в своих сочинениях такое ничтожество, как Пфефферкорн. Но Гуттен также полемизировал с Пфефферкорном (стихотворение «Триумф Капниона»). Пфефферкорн издал против первой части «Писем темных людей» (см. вступительную статью) свою «Защиту», отзываясь о «Письмах», как о богохульной, более чем сарацинской, книге Гуттен расправляется с Пфефферкорном во второй части «Писем темных людей».