СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

№ 12

Увещательная речь к императору Карлу в защиту Лютера [или] Первое послание императору Карлу

Императора Карла, государя славного и непобедимого, приветствует Ульрих фон Гуттен

§ 1 Если бы ты, государь, во имя блага всей Германии, добровольно согласился испытать какие-то серьезные и тяжкие неприятности или подвергнуть себя явной опасности, то, полагаю, мы, германцы, из любви и привязанности к тебе, решительно воспротивились бы твоим намерениям. Ибо мы не сумели бы остаться безучастными, видя, как ты хлопочешь о нас в ущерб и убыток, – пусть § 2 даже незначительный, – самому себе. Но насколько важнее выступить подобным образом сейчас, когда, во власти заблуждения, ты идешь к гибели, сопряженной с огромными потерями для нас и с таким злом для всех граждан, которое не сравнится, пожалуй, ни с каким иным! Ну да, подумай сам: ведь осуждение Лютера нам несет потерю свободы, а тебе – шаткость положения и ущерб твоему § 3 достоинству! Вот почему, заявляю я, каждый из нас должен сделать все, чтобы совлечь тебя со столь пагубного и для государства, и для тебя самого пути, чтобы наставлениями, увещаниями и мольбами убедить тебя принять образ мыслей, соответствующий как высокому твоему § 4происхождению, так и блистательной судьбе. Я не думаю, разумеется, чтобы в этих своих поступках ты руководствовался злыми умыслами или намерениями, но, слушая одним ухом голос совести, а другим – бессовестных советчиков, ты не можешь выбрать, за кем последовать.

§ 5 Гони же прочь от себя, хотя бы на время, священников, – ведь они ни к чему не пригодны и только [369] впутывают тебя в беду,– гони их, ибо, во-первых, известно, что никогда никакого проку твоим предкам, императорам римским ¹, от этого сословия не было, а во-вторых, мы неопровержимо докажем, как пагубны их теперешние рекомендации. И в самом деле, что может быть несправедливее, § 6 если ты отошлешь Лютера, не дав ему возможности высказаться в свою защиту, а с другой стороны, может ли быть большая опасность и больший соблазн, нежели наказание заступника общей нашей свободы? А ведь § 7 именно к этому толкают тебя злые советчики, упорно домогаясь и того и другого, и, по слухам, уже успели выманить у тебя какой-то эдикт, запрещающий повсеместно чтение книг Лютера и даже ставящий под угрозу его жизнь. Весьма прискорбное для всего государства известие! Мы видим, как на пути ожившей было свободы встают непреодолимые препятствия, а, кроме того, есть основания думать, что эти выскочки воспользуются приобретенным ими влиянием не на благо ближнему, а для жестокой расправы с противниками.

Что за дело тебе до епископских интриг и стоит ли § 8 заниматься ими на соборе германских князей и представителей сословий, которому надлежит обсуждать вопросы государственной важности? Неужто столь велики заслуги духовенства, что решено, пренебрегши самыми неотложными делами, все внимание сосредоточить на одних только церковных распрях?! Допустим даже, что это так,– и тем не менее, раз требования их возмутительно несправедливы, раз они грозят бедой нашей славной Империи и всему христианскому миру, нельзя их принимать! Таково мое убеждение.

Они нападают на Лютера, кричат, что он еретик, сами § 9 не понимая, как преступно их обвинение. Все их нападки, все крики преследуют одну цель: они хотят, чтобы ты осудил Лютера, не выслушав, они для того и обступили тебя так тесно и кричат так громко, чтобы ты не мог пригласить его высказаться в свою защиту. И это грязное дело § 10 происходит на глазах у всей Германии, на плечи Германии ложится бремя этого позора! Человека так грозно обвиняют – и его же не хотят слушать, как он этого ни добивается, не дают оправдаться и ответить противникам, как он об этом ни молит! Я весь трепещу, я содрогаюсь при одном упоминании о чудовищной [370] несправедливости, противной всем обычаям, нашим исконным нравам, § 11 законам, праву, религии. Пусть даже речь шла бы не о Лютере, который возвращает нам давным-давно умолкнувшую евангельскую истину, ревностно, не щадя сил, проповедует ее, обороняет твою честь и достоинство от тех, кому они не дороги, ратует против самых свирепых и неуемных угнетателей нашей германской свободы, пусть даже так – и все же нет такого права, нет такцх законов, которые были бы в силе лишить обвиняемого возможности выступить по существу своего дела: отцеубийцы – и те говорят в свою защиту, и любое преступление, каким бы тяжелым оно ни было, подлежит прежде суду и лишь § 12 потом только – каре... Вот почему так встревожены вокруг тебя все лучшие люди каждого сословия, и во всей Германии не осталось ни единого порядочного человека, который не принимал бы этого дела близко к сердцу,– всех изумляет необычность, потрясают и ошеломляют неслыханные, невероятные новшества, доводит почти до бешенства мысль о чудовищной, отвратительной, злокозненной и злобной жестокости, а иные, во власти бури, неистово ревущей у них в груди, клянутся, что готовы на § 13все! И только попам нет ни до чего дела: они потому и нападают на Лютера с обвинениями, что писания и речи его направлены против их установлений и порядков, их непомерного владычества, их постыдной роскоши и разврата, в защиту учения Христова, в защиту древней нашей свободы и добрых нравов; они ропщут, словно видя уже воочию, как уплывают доходы, приходит конец сладкому § 14 и привольному житью, как рушится их тирания. Но так как сами они по-другому объясняют свою ненависть к Лютеру, то уже поползли слухи, будто всякое его слово отдает ересью, и ересью самой опасной. И вот уже папа Лев отправляет из Рима легатов ², чтобы, призвав на помощь наших епископов и кардиналов, они воспрепятствовали любым изменениям в положении церкви и как можно скорее погасили огонь беспокойства и мятежа, оставив раздувших его невыслушанными и беззащитными, не опровергая их доводов и не разбирая дела по § 15 существу. Напротив, все благородные и отважные мужи, которые и украшают твой трон и служат оплотом его за пределами отечества, которые могут помочь тебе советом во время мира и вооруженной рукой в дни войны, не [371] требуют ничего, кроме соблюдения законов и права – человеческого и божеского. А потому тебе надлежит § 16 решить, пожелаешь ли ты оскорбить тех, кто ради своих императоров и в прошлом всегда шли не колеблясь навстречу опасности, и впредь твердо намерены поступать не иначе, или угодить тем, кто, не задумываясь, отвернулись бы от тебя, если бы счастье и удача тебе изменили; предпочтешь ли ты нанести обиду тем, чья сила охраняет и власть твою, и самое жизнь, или обмануть бесчестнейшие ожидания тех, которые в случае любого, даже самого незначительного затруднения не сумеют придти тебе на помощь ни делом, ни советом. И правда, что, кроме ликования в стане врагов, принесет с собой осуждение Лютера?! Взгляни же на тех, § 17 которые могут оказаться верными спутниками и союзниками в опасностях, окружи себя друзьями, щедрыми благодеяниями привяжи их к себе: на досуге ты найдешь в них достойную отраду, в войне – надежную опору. Удали от себя тех, которые не только в военных, но и во всех других, мало-мальски серьезных делах проявляют невежество и опрометчивость; нет от них никакой пользы в час нужды, а в час удачи – один лишь вред. Теперь, § 18 когда обстоятельства благоприятны, они льнут к тебе, словно самые верные друзья, но если (положение дел изменится и начнет казаться, будто над тобой собираются тучи, – вот увидишь, они позорно бросят тебя и разбегутся, словно дезертиры. Еще бы – ведь они сопутствуют одной лишь удаче, и особенной преданностью никогда не отличались. Я мог бы, не ходя далеко за § 19 примерами, показать, как много бед и зла принесли эти люди правителям былых времен, – в доверие которых они умели вкрадываться не менее ловко, чем твои теперешние «друзья», – и сделать ясным, что не без основания должны нам казаться подозрительными их повадки. Вот § 20 хотя бы первое, что приходит мне в голову: разве не заслуживает внимания то обстоятельство, что, подчиняясь римскому папе и даже принося на верность ему присягу, они лишь в той мере заботятся о расположении и дружбе императоров, в какой это угодно папе? Они никогда и ни в чем не зайдут так далеко, чтобы не вернуться, если папа призовет их назад; и в нашей стране почти все их публичные выступления и поступки направлены к [372] тому, чтобы принести пользу папе, более того – они и вам не подадут такого совета, который, по их мнению, § 21 не был бы папе на благо. Вое это ты отчетливо видел бы теперь и сам, если бы твой рассудок не был заранее заполонен. Вырвись же из цепей заблуждения, исторгни залог своей благосклонности из рук недостойных владельцев § 22 и вручи его тем, кому он должен принадлежать. Говоря это, я отнюдь не оскорбляю благочестивых епископов и священников,– если они подлинно благочестивы, то сами никогда не пожелают заниматься тем, что не имеет к ним ни малейшего отношения: их долг – заботиться о храмах божиих, их дело – поучать, увещевать, доказывать, принося пользу всем и не вредя никому, зорко следя, как бы духовное заблуждение не привело кого-ни-будь к гибели; а исполнять эти обязанности, погрязая одновременно в заботах века сего,– невозможно. § 23 Но, люди беспредельно высокомерные и разнузданные, они жадно тянутся лишь к епископским почестям, а бремя епископское строптиво отвергают; выгод домогаются, тяготы отклоняют; гонятся за доходами, избегают трудов; нестерпимо чванясь своим саном и званием, непомерно обогащаясь, они до того усердно ограждают себя от занятий, сопряженных с их положением, что, по-видимому, § 24 просто презирают всевышнего. Берегись, император, как бы часть их вины не пала на тебя, прикажи им ведать собственными делами и от священного не отвлекай к мирскому, но, напротив, верни на истинный их путь тех, кто пошел чужою стезей. Обстоятельства требуют, чтобы ты привлек к совету доблестных мужей и не позволял этим изнеженным трусам злоупотреблять § 25 твоим расположением. Даже если бы от них и была какая-нибудь польза, все же представляется нелепым до крайности, чтобы их суждение правило Германией: ведь они привычны лишь к наслаждениям, праздности да безделию, серьезных мыслей близко к себе не подпускают, а потому и руководствуются во всем одной только прихотью, являя снаружи образ святости и благолепия, но § 26 в изобилии пряча за ним бесстыдство, срам и порок. И пусть они даже будут людьми порядочными, какими должно быть служителям бога,– все равно, ты обязан лишь питать к ним почтение и уважение, но не делиться с ними своей императорской властью; в [373] противном случае ты совершил бы провинность, отвлекая их от исполнения своего долга. Есть и еще одно немаловажное § 27соображение: ты не сумеешь сохранить верность и преданность германцев (которая так велика сейчас и которой, здраво рассуждая, ты должен дорожить, как зеницей ока), если не удалишь от себя этих людей. Недавно § 28 ты мог убедиться, как были все огорчены, когда ты впервые переправился на этот берег Рейна и мы узнали, что тебя окружают не воины, а эти капюшонники и целая толпа попишек. Неожиданная, несогласная с нашими упованиями весть; и сразу же родилась мысль, что закатилась былая слава Германии, – трудно представить себе горе сильнее! Немного спустя, когда мы услышали § 29 наглые требования Алеандро, многие испытали величайшее искушение дерзнуть на поступок, который был бы достоин их, и они дерзнули бы, если бы не сомнение: не огорчишься ли ты, сочтя неправильными их действия?

Итак, ты должен самым серьезным образом подумать § 30 о том, до каких пределов тебе угодно будет распространить над нами власть римского папы и какое в результате этого возникнет о тебе мнение в народе. Помни – ты стоишь на самом краю пропасти, и ни на миг не упускай из виду, какие начала ты закладываешь, какие создаешь примеры на будущее. Ты должен заставить этих § 31 римлян подчиниться нашей власти, и смотри, не окажись виновником того, что они придавят наш народ еще более тяжелым ярмом! Что же это – неужели человека, который изо всех сил старался лишить тебя державы, ты поставишь во главе державы и даже самим тобою позволишь ему повелевать?! Неужели до такой степени § 32 поступишься своим императорским достоинством ради кого бы то ни было, а в особенности – ради того, кто так ясно доказал свою ненависть к тебе?! Неужели смиренно отдашь себя в рабство – ты, который должен повелевать всеми! Где же тогда твои обещания, которые ты § 33 щедро рассыпал князьям, выбиравшим тебя в императоры, заверяя, что вернешь Империи многое, утраченное ею. Осуществи, наконец, надежды, которые возлагала на § 34 тебя Германия, не допусти того, чтобы исчезла вера в справедливость, не изменяй самому себе, не становись причиной и источником собственного несчастья. Достаточно грозных бед уготовано тебе судьбой, не призывай [374] же новых, непоправимых, не губи себя своими же § 35 руками! Мы преданно молим тебя блюсти величие твоей власти и не отдавать своего достоинства на попрание. А если мы не можем этого добиться, то заклинаем тебя благополучием твоим и спасением, смилуйся хотя бы над нами и, падая в пропасть, не увлекай за собою всю нацию, не наноси жесточайшего оскорбления великому множеству высокородных дворян и доблестных рыцарей. § 36 В последние годы по разным поводам доводилось нам испытывать тяжкий стыд; не усугубляй его, рабски служа тем, чьим господином ты и можешь и должен быть, и отдавая всех нас в рабство иноземцам. Разве того заслуживает Германия, чтобы погибнуть вместе с тобой, а не за тебя? Веди нас лучше навстречу явной опасности, навстречу мечам, веди в огонь! Пусть все племена вступят в заговор против нас, пусть обрушатся на нас все языки, все оружие, какое только сыщется на земле, – лучше нам испытать свои силы и доблесть в открытом бою, чем так подло, так малодушно, без битвы и крови, по-бабьи склонить головы и покориться.

§ 37 Была надежда, что ты избавишь нас от римского ига, низвергнешь эту папскую тиранию; о, если бы продолжение оказалось счастливее начала! Хотя наши опасения еще не достигли предела, можно ли в таком унижении сохранить нетронутым чувство доверия, если могущественный император, повелитель столь многих народов, так легко, вопреки всем расчетам и ожиданиям, § 38 позволяет обратить себя в раба? Знай, германцам было бы легче примириться с тем что тебя одолели на поле брани и вынудили принять не слишком-то почетные условия мира, чем глядеть теперь, как двое бесчестных краснобаев, присланные сюда из Рима, все подчинили своей власти, все захватили, ни в чем не встречают отказа. Да, с полным правом будут презирать нас чужеземцы, видя, что мы ни в малейшей степени не способны управлять другими, ибо сами терпеливо несем ярмо § 39 позорнейшего рабства. Твой дед слишком высоко ценил секретарей, слишком много развел их у себя при дворе, и нам это было не по душе; что же станут говорить о тебе, когда у тебя столько же хозяев, сколько бродит вокруг кардинальских шапок и епископских митр, между тем как дед все же не давал власти уйти из рук [375] своих людей, хоть мало-мальски способных повелевать и управлять.

Допустим, однако, что недавно заключенная с папой § 40 дружба ³ может послужить всеобщему благу – но разве когда-нибудь эти римляне сохраняли верность тем, с кем подписывали договоры? И пусть даже иногда бывали такие случаи верности,– но разве сам нрав флорентийцев не должен был навести тебя на подозрения, на мысль о коварных уловках, тем более что их уже дважды и трижды уличали в обмане?! Что за дружба может быть с тем, кто издает закон, по которому завладевает твоим достоянием и подчиняет тебя самого своей власти? Еще немного – и заявила бы протест сама справедливость!

Ты говоришь, что твои действия имели целью благо § 41 государства? Пусть так, но вот что, не тратя лишних слов, еще раз скажу я тебе: после того, как высказали свои мысли столь многие и столь несхожие друг с другом люди ты должен был понять, что твой союз с Римом нам не просто неприятен, но отвратителен, ненавистен, и мы никогда не согласимся с ним, пока римляне требуют для себя таких привилегий и уступок, на которые люди свободные пойти не могут. Сколько раз заключал с ними § 42 подобные договоры Максимилиан, подогревая их охладевшую кровь, и все же незадолго до смерти он говорил, что ни один из пап, которые сменяли друг друга на протяжении тридцати с лишним лет его правления, не был ему верен. А то, что затеваешь ты,– куда серьезнее; и если даже все обернется как нельзя лучше, если папа будет неукоснительно выполнять условия вашего договора, все же покупать мир такой ценой – для тебя позорно, а для Германии нестерпимо. Ведь ты уступаешь итальянцам свою императорскую власть и отдаешь им город Рим – сердце империи; ты благосклонно разрешаешь им грабить Германию, сколько душе угодно; ты не мешаешь им ни взимать аннаты, ни продавать должности, позволяешь торговать буллами, даруешь куртизанам не только жизнь, но и царство. Можно ли усматривать § 43 общественное благо в дружбе, которая стоит так дорого, в мире, заключенном на таких условиях? «Да, но это – мнение советников», скажешь ты. Верно, но твои попы для того и обступили тебя так тесно, для того и опутали твой [376] разум, чтобы давать подобные советы; они охотно обелят любое преступление Рима, дабы самим не впасть в ничтожество, если однажды их собственные поступки и действия доведут нас до протеста и возмущения.

§ 44 А к какому оправданию ты прибегнешь, когда, свято чтя хозяйскую волю своих друзей и не желая ни в чем им отказывать, ты станешь осуждать на изгнание и на смерть тех, кто наставляет тебя на путь истины и подает подлинно здравые советы? (Бичи твоих эдиктов уже гуляют по их спинам). Ведь они только об этом и кричат, твои «друзья», не без основания ссылаясь на императорское § 45 распоряжение; вот почему они поздравляют друг друга, словно с Лютером уже покончено, вот почему и мне грозят самой беспощадной расправой. Но что бы ты ни замышлял, я не перестану желать тебе добра; даже если ты решишь погубить меня, я все-таки попытаюсь хоть силой удержать себя от неверного шага, уберечь § 46 от падения, спасти от гибели. Впрочем, обо мне пусть позаботятся бог и судьба, сейчас, по-моему, важнее всего то, как ты обойдешься с Лютером. И не только потому, что было бы величайшим позором осудить невинного, но и потому, что для будущего вряд ли сыщется § 47 страшнее и хуже пример, чем это насилие. Подумай сам: кто решится впредь откровенно и честно высказать свое мнение, если дельных советников ожидает не награда, но, напротив того,– кара?! Придет время, когда ты готов будешь дорого заплатить за такого человека, как Лютер, судьба которого, – должно тебе знать! – волнует сейчас немало сердец. Не смотри на то, что не так уж много защитников отстаивают его столь же рьяно, как это делаю я: ведь германцы вообще более склонны к делам, чем к речам. Помни, что всех порядочных людей сильно тревожит нависшая над Лютером опасность; многие и сейчас ропщут, возмущенные тем, что ты позволил убедить § 48 себя обнародовать тот эдикт. А ты – неужели ты ждешь еще каких-то речей, слыша скорбные вздохи, понятные без всяких слов?.. Да и вообще не следует лишать права на защиту кого бы то ни было, в особенности же – ревнителя твоего императорского достоинства. § 49 Если не все в деле тебе ясно, достаточно поучительно уже то, с каким жадным нетерпением враги Лютера требуют от тебя обвинительного приговора, как ликует [377] стан ненавидящих его (суди сам – есть ли у этих людей совесть!), каким нескрываемым восторгом, какими овациями был принят твой эдикт. Разве они наседали бы на тебя так неотступно, будь они уверены, что сумеют доказательствами подтвердить свое обвинение независимо от возражений ответчика? Неужели ты все еще не понял, § 50 что, стараясь закрыть Лютеру доступ к тебе, не дать ему высказаться, ответить на злобные нападки, оправдаться в несодеянных преступлениях,– не справедливой и заслуженной кары добиваются они, а нагло требуют насилия над человеком, ни в чем не повинным?! Ну, подумай, стали бы они так радоваться твоему эдикту, если бы сами были порядочными людьми? Гони же прочь гнусное § 51 племя, в коем нет ничего человеческого! Свирепо и буйно, со всею разнузданностью порока, набросились они на праведных, увлекая за собою в стан бесчестия и позора и тебя, императора, чья слава не может нас не заботить всечасно! Гони их прочь!

Отошли от себя и этих римлян, которые прибыли § 52 совсем не для того, чтобы укрепить твою дружбу с папой или подать полезный для государства совет; нет, это лазутчики и шпионы, которые прилежно разнюхивают и разузнают обо всем, что у нас делается и говорится, а потом доносят в Рим. Проведав об опасности, предусмотрительный Лев послал тебе этих двух заложников, которых ему не жалко и вовсе лишиться, – двух отъявленных негодяев, мастеров своего дела: один искуснейший лицемер, другой – отчаянный наглец, и оба – без малейшего намека на честь или скромность. Вся их служба при твоем дворе – это одна лишь злоба, § 53 вероломство, враждебность, подкопы; только с этой стороны они нам и знакомы. Если не удавалось им добиться своего хитростью или лестью, они, не колеблясь, пускали в ход страх и угрозы, как о том недавно прямо заявил Алеандро.

И таким-то кознодеям мы позволим ускользнуть § 54 безнаказанно? Ты, как я вижу, готов позволить, но прими в рассуждение, что есть еще в Германии люди, которые не оставили помышлений о славе и подвигах, хотя и рискуют навлечь твое неудовольствие – на время, ибо в будущем деяния их навеки останутся источником блага. Вместе со мною и со всеми добропорядочными людьми, § 55 [378] они молят и заклинают тебя сегодня, да соблаговолишь ты отказаться и от этого тяжкого, пагубного заблуждения и от негоднейших твоих советников и, угадав истинный облик и характер Германии, да приблизишь к себе тех, которые и хотят и могут помочь тебе полезными и честными советами, а в случае нужды готовы подкрепить § 56 свой совет делом. А Лютера выслушай и выслушай внимательно, и не отказывай в защите законов и права мужу, жалобам которого, – уступая желанию столь многих дворян и других добрых германцев, – следовало § 57 бы внять независимо от того, виновен он или нет. Даже если бы он весь трясся от ужаса, его все-таки нужно было бы выслушать; а ведь Лютер, твердо уповая на свою правоту, жаждет выступить с необходимыми объяснениями и бесспорно должен получить такую возможность. Да, ибо будь он даже в подозрении у всех и каждого, тем не менее нельзя оспаривать его права защищать себя; а ведь честность Лютера ни у кого из порядочных людей не вызывает ни малейшего сомнения, и только те немногие, кому ненавистна добродетель, поносят его,– так не дай же свершиться ничему, противному законам, древним обычаям и общественному порядку! Мы просим тебя об этом с тем же прямодушием, с каким признаем над собою твою императорскую власть.

§ 58 И кроме того (так как каждому ясно, с чем связано дело Лютера), поверь, вся Германия, словно упав на колени, со слезами молит тебя, с громкими рыданиями заклинает: помоги! сжалься! защити! Спаси нас и верни нам минувшее, освободи от рабства, избавь от тирании, и если только дорога тебе память о тех, кто некогда не склонился перед римлянами, покорившими весь мир, да не позволишь ты нам подчиниться этим изнеженным бабам!

Прощай и повелевай нами многие лета.

Отправлено из Эбернбурга за 6 дней до апрельских календ.

Комментарии

Увещательная речь Гуттена к императору Карлу в защиту Лютера была присоединена им к первому изданию своих инвектив. Она относится, следовательно, к первым месяцам 1521 г.

1. Официальная государственная доктрина рассматривала германскую империю как преемницу древней Римской империи, а германских императоров – как наследников римских императоров.

2. Легатами Льва X на Вормсском рейхстаге 1521 г. были уже известные нам кардиналы Алеандро и Караччоли.

3. Имеется в виду поддержка Карлом V папистов на Вормсском рейхстаге, за что папа должен был поддержать власть Карла V (как испанского короля) в Нидерландах и не противиться притязаниям Карла на Милан.