СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

№ 10

Инвектива против Марино Караччоли

Рыцарь Ульрих фон Гуттен ευ πραττειν римскому легату Марино Караччоли

Я не верил, тем, Марино Караччоли, которые с превеликой § 1 настойчивостью утверждали, будто ты человек честный и благоразумный, ссылаясь на твое пребывание в Майнце два года назад, да, не верил, потому что, насколько мне известно, из Рима никогда еще не посылали к нам честного легата. И все же я не считал тебя столь откровенно злым и порочным, чтобы в этом многолюднейшем собрании германских князей и народа ¹, где обсуждается вопрос о нашей свободе и громче, чем когда-либо прежде, звучит обличение римской несправедливости, ты мог без стеснения приняться за торговлю, помышляя лишь о грабеже, кражах и хищениях. Что же § 2 нам теперь остается думать, что предпринять, если в то время как мы, немцы, напрягаем все силы в стремлении сбросить с себя ярмо, деньги для борьбы с нами ты требуешь и вымогаешь не у кого-нибудь, а у нас же самих?! Мы возмущены вашей жестокой и гнусной тиранией, мы противимся насилию, отвергаем ваше владычество, не признаем вашей власти, повсюду объединяемся, чтобы вернуть себе свободу, и добиваемся своего так твердо и упорно, что давно уже можно было заметить, какой неприязнью, какой ненавистью прониклась к вам вся Германия. Меж тем ты, словно это не имеет к тебе ни § 3 малейшего отношения, так же безмятежно, как прежде, ведешь свои преступные дела, и за деньги одним отпускаешь прегрешения, другим дозволяешь грешить впредь. За разрешение вступить в брак ты требуешь плату с молодых немцев, ты охотно продашь все – [346] право божеское и человеческое, закон, честь, ты ищешь покупателя на религию, веру, добро и зло, ты берешь золото и серебро – вопреки всем порядкам и установлениям; нечестивец, ты выжимаешь последние гроши из § 4 наших бедняков! О беспримерная наглость! Кому дано будет догадаться, на что же ты все-таки надеешься, творя эти бесчинства? Где твой оплот, кто стоит у тебя за спиной? Да, мы знаем, есть люди, которые смотрят сквозь пальцы на твои преступления, чтобы самим можно § 5 было жить, как вздумается. И все же я никак не надивлюсь твоей наглости, если ты какую бы то ни было силу, какую бы то ни было мощь почитаешь достаточной, чтобы оборонить и защитить эту неслыханную гнусность, в особенности – теперь, когда люди снова начинают прозревать. От усвоенного тобою образа мыслей тебя не отвращает ни смысл совершающихся ныне событий, ни изменение обстоятельств, на которое вам бы § 6 следовало обратить сугубое внимание. Ну что, как подумаешь, способно тебя удержать? Стыд, которого у вас, римлян, нет, или страх перед богом, в которого вы не верите? Вот он каков «благоразумный посол, самый честный из всех папских легатов», о котором с превеликою спесью и бахвальством возвещали мне куртизаны! § 7 Как бы ты вел себя, негодяй, если бы попал к нам в ту пору, когда в Германии не было слышно ни единого свободного слова, ни даже вздоха, когда никто не смел заикнуться о вашем неправом владычестве, не смел косо взглянуть на вас! Чего бы ты только ни вытворял, если и теперь, когда мы твердо уповаем на лучшее будущее и даже в настоящем уже не столь несчастны, как прежде, – дерзко и с неуемною алчностью предаешься стяжаниям и в нашем отечестве, на глазах у людей, отовсюду устремляющихся к свободе, обираешь нас и увозишь § 8 наши деньги! Да, ты не делаешь тайны из этой грязной кабацкой возни, не считаешь нужным хоть сколько-нибудь скрывать свою низость. Один человек мне рассказывал, что хотел жениться на своей крестной дочери, а ты требовал за диспенсацию триста золотых, и когда он, презирая твою подлую жадность, видя, что твои поступки бесконечно далеки от справедливости, противны всему естеству, всем приличиям и, наконец, законам Христовым, предложил тебе восемь монеток, ты [347] ответил: «За восемь золотых я и слова-то никогда не вымолвлю, а уж писать попусту да печать прикладывать – об этом и речи быть не может!» Сначала я никак § 9 не мог заставить себя поверить этому рассказу, но в скором времени все новые и новые известия стали доходить до моего слуха. Я не стану перебирать все и спрошу тебя только об одном: неужели ты действительно считаешь справедливым взимать семьдесят золотых с человека, если он когда-то был восприемником отрока при миропомазании ², а потом женился на матери этого отрока? Ведь ты требовал денег с таким упорством, что когда он принес десять дукатов, ты приказал ему убраться вон с глаз твоих, точно тебе противно глядеть на того, кто так дешево ценит твои вздорные выдумки!

А скоромные грамоты, которые ты с немалым прибытком § 10 продавал целую зиму! И в самом деле, кому ты разрешил бескорыстно вкушение коровьего масла, или молока, или яиц, меж тем как сам набиваешь утробу убоиной и дичиною, не обращая ни малейшего внимания на календарь? Впрочем, тут я готов винить злую судьбу, преследующую народ христианский, который мог потерять разум настолько, чтобы не видеть, что согласия палы на отмену его же запрета ни при каких условиях не должно покупать за деньги. А твоя дерзость § 11 ни с чем не сравнима, ибо то, чего никогда не потерпели бы даже здравомыслящие, хладнокровно рассуждающие люди, ты делаешь теперь, когда кругом такое возмущение умов, такая неудержимая тяга к перевороту. Неужели § 12 алчность твоя настолько нетерпелива, что не в силах была переждать хотя бы эти комиции ³, главная цель которых – вернуть Германии свободу, впредь лишить вас возможности грабить, обманывать, красть на немецкой земле, чтобы не были данниками Рима те, кому надлежит повелевать целым миром, чтобы совесть людей была свободна, чтобы истина вышла из мрака на свет, Евангелие звучало бы в ушах каждого, папские установления были изгнаны за пределы гарамантов ⁴ и индийцев, буллы не могли больше терзать Германию и касались бы нас столь же мало, сколь города Рима – тяжбы наших духовных, одним словом – чтобы немцы были и свободным и подлинно христианским народом?! [348] § 13 Даже так недолго, повторяю, не мог ты подождать?! Но ты не сомневаешься в своей победе, ты уверен, что усилия наши бесплодны, – полагаясь на помощь всех этих епископов, а теперь уже и некоторых кардиналов, которые, однако, никогда не были бы с тобою заодно, если § 14 бы не опасались и за свою собственную тиранию. Я же думаю по-иному и питаю совсем иные упования: я твердо надеюсь, что поскольку дальше идти некуда, вскорости все остановится и рухнет. «Да, но сила противников велика...» – мы отобьемся! «Тяготы...» – преодолеем! «Больше того, грозная опасность...» – мы прорвемся, решимость нам не изменит, нет, не изменит!

§ 15 И не думай, что, повторяя все это снова и снова, я зову глухих или вещаю в одиночестве. Не все, кто воздерживаются от речей, малодушны. Я свободно говорю, другие чувствуют не менее свободно, впрочем, есть и еще люди, которые не молчат; я неустанно обращаюсь с призывами, многие откликнутся на них мужественными деяниями.

§ 16 И ты полагаешь, что такое множество свободных людей можно сразу же поразить насмерть какими-то эдиктами? Испугать – и то нельзя! Не так уж мы неискушены в делах, чтобы не знать, сколь быстро и неожиданно меняются решения властителей. Воспользовавшись удобным случаем, вы внушили ваши суждения и взгляды молодому государю, еще не осознавшему своего положения и высоты жребия, который ему выпал; и он поддался, § 17 уступил. Но как станет он действовать, когда, подобно всем своим предшественникам – германским императорам, узнает, что римские епископы не держат слова, не соблюдают соглашений, не выполняют обещаний, не хранят верности договорам? Как станет он действовать, коварно одураченный вами (ведь этого не миновать!), ловко обведенный вокруг пальца, постыдно и бесчестно обманутый? Неужели не почувствует, что мы бескорыстно подавали ему правильные советы, а вы, невзирая на великую § 18 мзду, хитрили и лукавили? Да, несчастный он человек, если в самом ближайшем будущем не поймет, что вы надуваете его, нимало не таясь, и не остановится на пороге ловушки, в которую вы его заманиваете; а еще большее несчастье – если, совращенный вами, он зашел так далеко, что может вернуться назад лишь ценою [349] тяжелейших потерь. Вот чего я теперь опасаюсь, и потому хочу предупредить его, пока не поздно. Но пусть он даже § 19 и не слушает – ведь вы завладели его слухом, захватили и заняли его мысли – в один прекрасный день эти уши, по праву принадлежащие мне, откроются для более здравых советов. Так будет, увы, после бедствий, которые ему придется испытать, ибо не столь опасны для мореплавателей песни сирен, сколь для христианских государей – сладкие речи римлян. Поэтому я говорю, я приказываю тебе, § 20 Марино: перестань растлевать ум непорочного и чистого юноши, перестань позорно дурачить главу князей и народа Германии! Знай: есть люди, которые безмолвно следят за твоими преступными действиями, но не будет недостатка и в таких, что с громовым шумом воздвигнут мщение. Или, может быть, ты надеешься, что тебя и дальше будут здесь терпеть, хотя ты не просто обираешь нас, но к тому же и портишь? Еще раз говорю тебе: уходи § 21 отсюда, убирайся немедленно! Хотя Германия и убедилась, наученная горькими своими несчастьями, что честные легаты и послы из Рима не приезжают, однако, именно в тебе она с особенной отчетливостью узрела то, смиряться с чем и впредь ни в коем случае не намерена, и я боюсь даже, как бы возмездие не пало на твою голову прежде, чем ты начнешь думать об осторожности. Ты не можешь § 22 не знать, как широко известны людям твои позорные дела. Ты видишь – на тебя указывают пальцами и кивками; видишь и прекрасно понимаешь – мы больше не можем терпеть эту горькую досаду. Слишком долго мы были помешаны в уме – теперь понемногу приходим в себя; столько лет нам отводили глаза пустыми призраками – теперь зрение проясняется. Твори, мерзавец, твори свои подлые § 23 хищения, нечестивые грабежи, неправый суд! До сих пор мы это сносили, ныне туман, которым вы закрыли наш взор, рассеивается, проповедуется Евангелие, возвещается истина; ваши законы теряют силу, римская болтовня встречает одно лишь презрение; появилась надежда обрести свободу. Перестань же так уверенно подсчитывать § 24 добычу, всякий раз как кто-нибудь захочет согрешить дозволенным образом: тебе не дано будет больше развращать нравы, губить совесть, растлевать умы, – твои факультаты опротестованы! И ты очень больно § 25 почувствуешь это, коль скоро вовремя не одумаешься: [350] если ты теперь же не прекратишь эту торговлю сущим вздором, если ты, второй Веррес ⁵, не перестанешь выметать деньги из Германии и разевать пасть на наше добро, я призову обнажить мечи и взяться за оружие.

§ 26 Ты сомневаешься, в силах ли я что-нибудь сделать, не веришь, что мои призывы найдут какой-либо отклик? Что ж, сомневайся, не верь – скоро все поймешь, если только Христос-спаситель еще не совсем отвернулся от § 27 благочестивых душ. Я больше не стану сдерживать себя, довольно! Твои ужасные преступления, святотатственная торговля, зараза, которую ты сеешь вокруг себя, уже давно разожгли во мне гнев и возмущение, и если я увижу, что ты продолжаешь упорствовать в черных своих делах, то не смогу ограничиться одними только словами. О да, пока я жив, тебе не ускользнуть от беды – разве что ты § 28 остановишься, разве что уберешься отсюда! Я проложу себе путь к благосклонному слуху Карла, который так долго закрыт для меня; и он заметит, заметит доброго советчика и, вопреки твоему желанию, внимательно § 29 выслушает необходимые предостережения. А я открою ему глаза на твои «преславные» деяния, на твое «святейшее» посольство. Я объясню ему, чего ты здесь искал и что нашел. Я докажу, что все вы, посланцы римских епископов, на протяжении вот уже нескольких веков всегда бывали предателями Германии, грабителями нашего § 30 народа, извратителями права и справедливости. Да, докажу, и ты не сможешь меня опровергнуть!

Итак – прочь от нас, прочь! Что ты медлишь, злодей? Что замешкался, о самый вороватый из всех, кто когда-либо воровал на этой земле, самый свирепый из грабителей, самый хитрый из обманщиков, самый коварный, пристрастный, порочный?! Знай, что это не только единственно спасительное для тебя, но и последнее предупреждение. Научись же повиноваться перу, дабы не пришлось отступать перед мечом.

Комментарии

1. Т. е. на Вормсском рейхстаге 1521 г.

2. Обряд миропомазания в католической церкви соответствует протестантской конфирмации, совершается при первом причастии юноши или девушки.

3. Комиции – народные собрания у римлян, созываемые магистратом для обсуждения и принятия решений по разным вопросам. Гуттен здесь имеет в виду Вормсский рейхстаг 1521 г.

4. Гараманты – земледельческий народ, живший в древней Фазании (на территории нынешнего Марокко) и ведший торговлю с Карфагеном.

5. Веррес – римский наместник в Сицилии (73–71 гг. до н. э.), который своими поборами довел страну до полного разорения Своей печальной известностью обязан направленным против него знаменитым обвинительным речам Цицерона.