Наказы третьего сословия арраского бальяжа в 1789 г

НАКАЗЫ ТРЕТЬЕГО СОСЛОВИЯ АРРАСКОГО БАЛЬЯЖА

в 1789 г.

ГЛАВА VI.

Народное хозяйство.

Земледелие, промышленность, торговля.

Судя по данным наказов, можно заключить, что фермерство было очень частым явлением в Артуа. Наказ деревни Лэр указывает, как на причину бедности крестьян, на фермеров, которых было по три, по четыре в каждой деревне, (379, § 8). Вполне понятно, почему крупный собственник предпочитал отдавать свою землю в аренду нескольким фермерам, чем крестьянам. Этим он освобождался от массы хлопот и недоразумений, которые неминуемо возникли бы при существовании значительного числа мелких арендаторов-крестьян. Крестьяне, сидевшие на небольших участках земли, а также безземельные, справедливо рассуждая, что, “чем больше будет земледельцев, тем меньше будет бедных” (379, § 8), не могли примириться с сосредоточением большого количества земли в руках немногих фермеров и высказали в наказах желание, чтобы было запрещено брать в аренду более трехсот “мер” земли (178, § 20). “Мера” земли в Артуа была различна: в одних приходах она равнялась 35 арам, в других — 44 арам (в переводе на метрическую систему). Крестьяне деревни Рюмокур желают запрещения сеньерам и аббатствам сдавать свои земли в аренду одному фермеру (471, § 5).

Владения аббатств и бенефиции раскинулись по всей провинции. Они сдавались в аренду на условиях нисколько иных, чем [92] светские земли. Существовал закон emptorem, благодаря которому над арендаторами бенефиций (Наказ деревни Миньовал (411, § 15) утверждает, что неотчуждаемые и церковные земли занимали две трети земли в провинции. Конечно это гипербола; однако подобное заявление дает основания полагать, что количество церковной земли было действительно велико. Следовательно велико было число и фермеров, арендовавших эти земли) постоянно висел дамоклов меч неуверенности в пользовании землей в течение условленного срока. Держатель бенефиции (Держатели бенефиций назывались еще gens de mainmorte, т. е. пользовавшимися неотчуждаемыми имениями церкви; рука церкви была “vive” чтобы принимать и “morte”, чтобы отчуждать) мог умереть или же перейти на другую бенефицию раньше, чем кончится срок договора с арендатором и в обоих этих случаях арендные договоры, заключенные с ним, аннулировались. Разумеется, при таких условиях арендатор не решался перейти к интенсивной обработке, арендуемой земли и не заботился об удобрении, боясь, что плоды его трудов попадут не в его руки. Земля вследствие подобной обработки истощалась; следовательно закон emptorem препятствовал успехам земледелия в стране. Он, наконец, был неудобен для самих бенефициариев, так как рисковавшие арендаторы платили за аренду бенефиций меньше, чем за аренду иной земли.

Наказ деревни Анзен приводит пример уничтожения арендных контрактов совершенного агентами кардинала Рогана, коммендитарного аббата (См. главу “Церковь и школа”) в королевском аббатстве Сен-Вааст; этим они, по словам наказа, вызвали нищету среди арендаторов (155, § 59).

Все невыгодные стороны закона emptorem подробно рассмотрены в наказах, которые требуют уничтожения его и ходатайствуют о разрешении заключать всякие арендные договоры на более долгий срок, напр. на 27 лет (ч. II, § 19). “Мы ходатайствуем”, пишет наказ прихода Матрингем — “о том, чтобы для поощрения земледелия (единственного источника дохода в нашей провинции) был составлен закон, устанавливающий срок арендных контрактов в 27 лет или, по крайней мере, в 18 лет” (403, § 16; idem 538. § 16).

Следствием незначительности зависимых крестьянских участков и невозможности для крестьян по недостатку средств [93] арендовать больше участки земли были расчистки под пашню и разделы общинных угодий. Большой приманкой в этом случае являлся закон, по которому со всякой распаханной новины в течение двадцати лет не надо было платить десятины и некоторых налогов. Были, конечно, и другие причины: не имевшие скота крестьяне не получали никаких выгод от общинных угодий и желали раздела их для обращения под пашню. Но тогда страдали те, у кого было достаточное количество скота. С уменьшением скота являлся недостаток удобрения, что влекло за собою упадок земледелия. Жалобы на подобные последствия раздела общинных угодий не редкость в наказах (157, § 23; 188, § 7; 195, § 6; 208, § 12; 251, § 12; 339, § 6; 371, § 4; 528, § 9; 545, § 33).

“Земледелие, первое из, всех дел, столь достойное обратить на себя внимание наших Генеральных Штатов, нуждается в поощрении для того, чтобы выйти из состояния неподвижности, в котором оно коснело так долго. Пора освободить его от всех препятствий и вернуть ему его прежний блеск”, так начинают свой наказ жители общины Вилье-Плуиш (529, § 1). Таких препятствий было очень много, и подробно о них было сказано в главе о сеньериальных повинностях. Посадки сеньеров, право охоты, голуби сеньеров вредили земледелию, отнимая у земледельца значительную часть урожая. Из того, что было собрано, надо было платить многочисленные оброки, которые, вместе взятые, составляли, по рассчету наказа прихода Бюисси, три четверти урожая; впрочем наказ сюда же причислил плату жнецам, работавшим за двенадцатый сноп (234, § 28). По словам наказа прихода Тэнк, земледелец лишался доброй трети урожая (524, § 8). Понятною становится угроза жителей Бюисси, что все препятствия чинимые земледелию, “вскоре вынудят их, к глубокому сожалению, сделать то, что некогда сделали протестанты, т. е. искать в другом месте родину, где они смогут, по крайней мере, мирно пользоваться своим трудом” (234, § 28).

Крестьянин, видя, что все его труды служили только для обогащения других, а ему самому доставляли лишь столько, чтобы не умереть с голода, не желал переходить к интенсивному хозяйству. Существовало значительное количество земель, [94] совершенно обрабатывавшихся (129, § 2) и, вообще, обработка земли велась небрежно (416, § 12).

В местностях с болотистой почвой крестьяне прибегали к мелиорации земли только потому, что, в противном случае, она, совершенно ничего не принесла бы. Так, в приходе Флербе, чтобы сделать болотистую почву годной под пахоту, приходилось проводить много широких и глубоких канав, которые вместе с дорогами, по словам наказа, отнимали шестую часть всей территории прихода (389, § 41).

Для улучшения породы скота существовали государственные конские заводи (haras), но по утверждению наказов, не совсем понятному, они вели только к вздорожанию лошадей в провинции. По этой причине наказы требуют для блага земледелия уничтожить существовавшие конские заводы (317, § 36; 351, § 42).

II.

Традиционный цеховой режим, отмененный в кратковременное министерство Тюрго, после его отставки, был восстановлен, правда, с некоторыми смягчениями. Число цехов для каждого города было ограничено от 20 до 25; корпорации, занимавшияся сходными ремеслами, были объединены — напр., корпорация токарей и мастеров музыкальных инструментов; переход из одной корпорации в другую был облегчен; часть ремесл осталась свободной, и каждый мог заниматься ими, сделав соответствующее заявление старшине и уплатив три ливра. Такими свободными профессиями оказались ремесло старьевщика, цветочника, чистильщика сапог, учителя танцев и другие подобные.

Так как цехи были явлением чисто городским, то естественно, что сельские наказы обыкновенно обходят его молчанием. Только три наказа поместили требование свободно заниматься ремеслами и торговлей (205, § 11; 336, § 16; 546, § 12). Гораздо больше сведений дают наказы города Арраса и бальяжа, где перечислены следующие корпорации: землекопов, мясников, слесарей, шорников и седельников, плотников и столяров, сапожников и сапожных подмастерий, серебрянников, трактирщиков, мельников, бочарей, аптекарей (64, §§ 115, 121, 124, 125, 138, 142). Все они требуют статутов, при чем за образец ставят статуты парижских цехов (65, § 142). Есть также требование, прямо [95] направленное против августовского эдикта 1776 г., объединившего корпорации, занимавшияся сходным ремеслом: составители наказа считают необходимым разбить на две корпорации шорников и седельников, а также плотников и столяров (64, § 125). Рестораторы, по мнению наказа, должны войти в корпорацию трактирщиков (65, § 138). Так как эдикт, восстановивший цехи, установил налог на мастеров за пользование привилегиями, то корпорация сапожников и сапожных подмастерий поместила требование об уменьшении этого налога (65, § 130). Есть еще пожелание корпорации слесарей о том, чтобы члены Городской Управы не имели права самолично принимать кого-либо в названную корпорацию (64, § 124).

Наряду с отживавшей цеховой промышленностью достаточное развитие получила крупная промышленность, основанная на применении капитала и свободного труда. В Артуа разрабатывались каменноугольные копи, и эта отрасль промышленности всячески поощрялась Провинциальными Штатами, объявлявшими премий за открытие новых залежей угля (Filon, Histoire des Etats d’Artois, p. 97).

Значительный подрыв французской промышленности был нанесен торговым договором с Англией, который был заключен 26 сентября 1786 г. и известен под названием traitе d’Eden. Этот договор открыл Англии французские рынки, благодаря понижению с 12% на 10% пошлин на глиняную посуду, скобяной товар, бумажные и шерстяные материи.

Город Аррас поместил в своем наказе по поводу этого договора два требования, полностью перенесенные и в наказ бальяжа. По мнению авторов, необходимо “уничтожение торгового договора с Англией и, в случае, если бы это не было допущено, надо требовать, чтобы в него были включены кружева, тонкие полотна, батист и холст” (ч. II, § 12). Это во-первых. Затем, нужно “запретить вывоз из королевства сырья, необходимого для собственных мануфактур” (ч. II, § 13).

Благодаря отливу сырья из Франции в Англию, цены на шерсть сильно поднялись, что заставило почувствовать обратные стороны договора не только промышленников, но и крестьян. [96]

“Англичане увозят шерсть из Франции"; нация несет убытки, “как вследствие остановки шерстопрядилен, так и по другим причинам, перечисление которых потребовало бы пространного описания” (332, § 14; 518, § 14; 413, § 15). Поэтому необходимо прекратить торговлю с Англией, “как вредную и убыточную для коммерсантов и простого народа вообще в королевстве и в частности в Пикардии и Артуа; она оставляет без средств значительную часть населения, унося ежедневно в Англию для обработки огромное количество продуктов — именно кож и шерсти. Это причиняет громадный убыток коммерсантам данной местности, а также безконечному числу рабочих, которые зарабатывали на свое существование у этих промышленников, а теперь они без работы, выброшены на мостовую и доведены до крайней нищеты” (483, § 29). Наказ прихода Уази к требованию об уничтожении торгового договора с Англией прибавляет совет поощрить национальную промышленность; “Пусть Его Величество обяжет двор употреблять ткани и прочие предметы только французского производства” (438, § 9). Здесь мы видим требование установления протекционной системы во Франции, промышленность которой не могла конкурировать с более усовершенствованными способами производства, применявшимися в Англии (285, § 6).

Кроме добычи каменного угля и руды и обработки шерсти, в Артуа еще производилось много холста (387, § 17).

III.

Большая части, наказов в унисон требует свободы торговли внутри королевства. Все эти требования объединены в наказе бальяжа в одну краткую формулу (заимствованную из наказа города Арраса); “желательно уничтожение налогов, угнетающих торговлю сухопутную и морскую” (ч. II, § 76).

Многочисленные таможни находились на границах отдельных провинций, и пошлины с товара, которому приходилось побывать в нескольких таких таможнях, иной раз равнялись его стоимости. Вот для примера жалоба из наказа прихода Куэн: “необходимо уничтожение застав во всем королевстве, так как оне стеснительны для населения Артуа и Пикардии, которое, вследствие встречающихся на каждом шагу препятствий, не может вести никакой торговли” (255, § 8). [97]

Кроме таможенных пошлин, существовала масса различных дорожных владельческих сборов, о которых уже говорилось в главе о сеньериальных повинностях. Все эти pеages, pontonnages, tonlieus вызвали ряд протестов в наказах — протестов однообразных, сводящихся к пожеланию свободно переезжать из провинции в провинцию и перевозить товары (ч. II, § 17).

Сознание единства Франции, единства, которому столь препятствовали все эти безчисленные заставы и внутренния таможни, ярко сказалось в кратком, но сильном требовании городка Энэн-Льетар: “...пусть, наконец, позволят нам быть французами” (357, § 45). “Мы, пишут составители наказов Матрингема и Венкли, — имея счастье жить под управлением короля Франции, желаем, наконец, чтобы с нами более не обходились, как с иностранцами; поэтому заставы должны быть отнесены на границу королевства” (404, § 22).

В городах с ввозимых товаров взимались octrois (ч. II, § 45), падавшия главным образом на продукты сельского хозяйства (402, § 13; 537, § 13). По поводу этих ввозных пошлин наказы поместили протесты. “Торговля должна быть свободной и город, захватывая ее, не должен наносить ущерба деревне” (306, § 19). “Деревенские депутаты воспрепятствуют депутатам от городов устанавливать ввозные пошлины и налоги, обременительные для жителей деревни” (307, § 22).

Развитию торговли мешало отсутствие свободы передвижения (ч. II, § 17). Почтово-пассажирская монополия (messagerie) (Кардинал Ришелье предоставил привилегию держать почту частным лицам. Тюрго отменил эти привилегии, сделав messagerie делом государственным) весьма стесняла отправлявшихся в дорогу, так как путешественники были обязаны пользоваться почтовыми экипажами. Частные лица за занятые извозным промыслом платили штраф (522, § 14). В наказе Невиля читаем: “Почтовая монополия мало выгодна для правительства и очень тяжела для народа; благодаря ей, совершаются вопиющие несправедливости” (422, § 45). Есть указания, дающие возможность предполагать, что лица, путешествовавшия в наемных экипажах, должны были предварительно исхлопотать [98] на то разрешение у компании messagerie, или же в противном случае платить штраф (329, § 27). Отправляясь в город, крестьянин должен был запастись письменным разрешением (permis) на поездку (522, § 14).

Не малую путаницу вносило в торговые отношения великое разнообразие мер длины и веса, которые были различны в различных провинциях королевства. Мало этого, в одной и той же провинции единица меры сыпучих тел была не одинакова для различных продуктов. Древесный уголь в Артуа мерили одной мерой, каменный уголь — другой, зерно третьей и т. д. Мерой длины являлся локоть, не имевший строго установленной длины (ч. II, § 52). Эта пестрота мер вызвала следующее пожелание в наказе прихода Бюкуа: “Нужно сделать во всей Франции равными футы, локти и другие меры, чтобы избежать ошибок и злоупотреблений, совершающихся благодаря этой разнице, столь разнообразной и столь бесполезной” (231, § 15).

Общий наказ бальяжа не включил чисто крестьянских заявлений по поводу ущерба, который город причинял деревенской торговле; зато составители его сочли необходимым поместить требование города Арраса, направленное к тому, чтобы стеснить деревенскую торговлю. Внимание к городским desiderata было так велико, что большая часть их перешла в наказ бальяжа с буквальной точностью. Тоже видим и в данном случае: “Те, кто пожелает заняться торговлей в деревнях, обязаны будут иметь определенное местожительство и сделать об этом заявление в канцелярии того бальяжа, в ведомстве которого они находятся” (ч. II, § 16).

Из других пожеланий, относящихся к торговле, необходимо привести следующее, заимствованное из наказа города Арраса: “(необходимо) установить, чтобы дворянство могло заниматься торговлей, даже розничной, не лишаясь своего звания” (ч. II, § 14). Подобное пожелание на первый взгляд могло бы показаться несколько странным. В самом деле — третье сословие ратует за права дворянства! Причины этой нежной заботливости очень легко объяснить. Городская буржуазия имела в виду не феодальное родовое дворянство, а дворянство служилое, приобревшее свое звание, главным образом, покупкой разного рода мест, связанных с дворянством. Эти anoblis, предки которых, по [99] уверению наказа прихода Гомкур (307, § 24), пахали землю или отмеривали материю в лавке, “были плотью от плоти и костью от кости промышленной и торговой буржуазии. Каждый богатый купец мог рассчитывать покупкой судебной, например, должности приобресть дворянство; не отказываться же ему вследствие этого от своего выгодного дела. Эти-то, по-видимому, соображения и вызвали цитированное требование, так как влияние дворянства, вышедшего из рядов буржуазии, имело значение на предвыборных собраниях и при составлении наказа от третьего сословия.

Интересно рассмотреть, как разрешают наказы вопрос о торговле такими предметами первейшей необходимости, как хлеб и мясо. Город Аррас желает, чтобы все привезенное на рынок зерно продавалась в тот же день; продавец не должен увозить его обратно (163, § 81). ,,Цена на хлеб не должна устанавливаться произвольно, но этим займутся эксперты, которые примут за основание для этой операции то, что выскажут по этому поводу члены Академии Наук (163, § 74). Это пожелание, получив осуществление в дни Национального Конвента, привело к последствиям, которых не предусмотрели желавшие установления определенной таксы на хлеб; крестьяне, находя таксу низкой, прекращали подвоз хлеба на рынок Парижа и тогда, вследствие преобладания спроса над предложением, цена на хлеб подымалась гораздо выше установленной. Другим средством против дороговизны хлеба наказ считает запрещение вывоза зерна за границу, исключая, впрочем, в те годи, когда урожай вдвое превышает необходимое для страны количество зерна (164, § 91; 440, § 15; 531, § 7).

По поводу торговли мясом наказ бальяжа целиком воспроизводит пожелания города Арраса, сводящиеся к установлению таксы на различные сорта мяса (ч. II, § 120) и уничтожению права главных штабов на языки от убитой на бойнях скотины (ч. II, § 119). Чтобы дать возможность горожанам употреблять в пищу эту часть, городские мясники выкупали у главных штабов их право; разумеется, в конечном счете расплачивался потребитель.

Что касается рынков, то город Аррас требует установления только одного рынка для города и предместья и ограничения ярмарочной торговли девятью днями в году (ч. II, § 126). [100]

Явившаяся с наступлением промышленного развития потребность в кредитных сделках вызвала пожелания реформы гипотечной системы (ч. II, §§ 63, 67) и требования уничтожения, так называвшихся, lettres de rеpit, de sursеances, которые обеспечивали безнаказанность для влиятельных банкротов, так как этими грамотами король имел право отсрочивать уплату долга тому или иному лицу (ч. II, §§ 11, 15). Одни из наказов требуют полного уничтожения этих льготных отсрочек, так как, благодаря им, разоряются кредиторы (457, § 14; 428, § 26). Другие согласны даже на то, чтобы оне, по крайней меpе, подвергались регистрации в обыкновенных трибуналах (407, § 16; 464, § 19; 469; § 16). [101]

ГЛAВA VII.

Народное здравие, общественная благотворительность, народное продовольствие.

Одной из насущных нужд провинции была организация правильной медицинской помощи, а также различных благотворительных учреждений. Этому вопросу наиболее уделил внимания наказ города Арраса; требования, помещенные в нем, весьма содержательны и полностью вошли в сводный наказ бальяжа.

Медицинской практикой будут иметь право заниматься только лица, получившия высшее образование на медицинском факультете в Париже или Монпелье. Приниматься на этот факультет могут только те студенты, которые прослушали в течете двух лет курс философии в одном из университетов королевства (164, §§ 97, 98, 99). Для получения докторской степени необходим шестилетний курс обучения на медицинском факультете. Таково должно быть образование врачей, чтобы их пациенты не были печальными жертвами невежества, что, по словам наказа, было заурядным явлением (165, § 100; см. также 230, § 8). С этой же целью наказ проектирует ввести в университетах курс практической медицины (164, §§ 99, 101).

Фельдшера и акушерки должны будут получать образование в специальной школе в Аррасе с трехгодичным курсом (165, § 103) (В 1771 г., вследствие имевших место печальных случаев, происшедших по вине повивальных бабок, местные Штаты основали акушерскую школу и поместили там для обучения известное число молодых девиц. Штаты заботились о книгах и инструментах для школы. Каждая ученица пользовалась стипендией в 200 ливров. По окончании курса ученицы должны были помогать бедным роженицам бесплатно, а от общин, куда оне возвращались по выходе из школы, оне получали квартиру и несколько мер зерна. В 1772 г. эта школа была соединена с хирургической школой и школой анатомии, основанной в царствование Людовика XV в 1753 г. Filon,, Hist, des Еtats d’Artois, p. 101, 102). На экзаменах в этой школе, кроме преподавателей, [102] будут присутствовать городские врачи (165, § 104). Назначение на должность фельдшеров и акушеров должно быть предоставлено лицам более компетентным в этом деле, нежели муниципальные чиновники (166, § 107).

Также необходимым наказ считает установить строгий контроль над аптеками: никто не должен иметь права открыть аптечную торговлю, не выдержав известного экзамена при корпорации аптекарей (165, § 102). Необходимый для фармацевта знаний будут даваться в специальных школах; деятельность фармацевтов будет находиться под контролем врачей (165, § 105; 166, §§ 108, 109; 318, § 41). При составлении этого требования не малую роль играло чувство самосохранения, в виду того, что, при свободе торговли аптекарскими товарами, за нее могли взяться различные шарлатаны. По отношению к этим господам и вообще ко всем знахарям наказ рекомендует применить довольно суровую меру, а именно — выгнать их всех вон из королевства (166, § 113) (Всевозможных знахарей, “невежество которых стоило Франции, больше граждан, чем десять сражений”, было особенно много в глуши. Очень часто цирульник являлся в тоже время и хирургом; только в 1763 г. корпорация хирургов была выделена из корпорации брадобреев. Bourilly, Les cahiers de l’instruction publique, p.p. 23, 24).

Больницы и богадельни существовали только по городам, и крестьян из деревни туда не допускали. Поэтому в наказах мы встречаем требование допустить крестьян в городские госпитали или устроить один большой госпиталь для всей провинции с тем, чтоб больных и потерявших способность к труду принимали туда бесплатно (ч. II, § 104). Не безъинтересно отметить, что три наказа поместили контр-требование: “Основание богаделен только увеличивает распутство и излишества, потому что слышны такого рода разговоры: мы ничем не рискуем, [103] пьянствуя и веселясь, так как во всяком случай найдем с детьми приют в богадельне” (144, § 23; 193, § 21; 202, § 21).

Для общественной благотворительности существовало обширное поле деятельности. В деревнях были целые армии голодного, обезземеленного крестьянского пролетариата (479, § 13), численность которого доселе остается невыясненной. Современники насчитывали миллионы этих “плебеев” (Выражение встречающееся в трех наказах (144, § 22; 193, § 20; 202, § 20), но это очевидное преувеличение, вполне объяснимое эмбриональным состоянием статистики в ту пору. Позднейшие историки насчитывают их около миллиона, что составляет изрядный процент по отношению к общему числу населения Франции в момент составления наказов.

Местность Pays-de-Lalloeu, состоявшая из четырех деревень, имела, как утверждает ее наказ, три тысячи нищих (389, § 41). Чем же существовал этот люд? Пусть говорят наказы: “Надо принять меры против нищенства сделавшегося столь обычным что крестьяне платят подать нищим и подвергаются ночным нападениям” (205, § 16). Под податью нищим здесь надо разуметь существовавшее в Артуа обложение крестьян десятиной в пользу нищих (392, § 25).

Правительство принимало меры к искоренению массового нищенства. Оно устраивало общественные работы и запрещало просить милостыню. Но эти работы не удовлетворяли своему назначению, и число нищих нисколько не уменьшалось. Поэтому наказ пригорода Арраса просит о том, чтобы “честные люди, находясь в бедственном положении, могли просить милостыню в пределах своего местожительства” (503, § 15). Наказ общины Ривьер предлагает занять бедняков дорожными работами (468, § 16), но большинство пожеланий наказов сводятся к тому, чтобы была основана специальная касса для вспомоществования бедным и для искоренения нищенства. Источник средств для подобной кассы наказы видят в обращении на эту цель церковных имуществ и доходов бенефициариев, если они не будут постоянно жить на местах нахождения своих бенефиций (197, § 5; 211, § 20; 233, § 11; 304, § 9; 317, § 28; 331, § 8; 350, § 36; 407, § 26; 517, § 8; 534, § 21). Наказ деревни Берже предлагает передать все [104] благотворительные учреждения в ведение светской администрации (197, § 6). Часть наказов вменяет в обязанность священникам помогать нуждающейся пастве.

В случае стихийных бедствий, напр. ливня, града, пострадавшие не оставались без некоторой помощи. Пронесшаяся 13 Июля 1788 года буря с градом уничтожила урожай во многих местностях провинции Артуа. С целью помочь пострадавшим Провинциальными Штатами была ассигнована сумма в 400000 ливров. Наказы требуют отчета относительно израсходования этой суммы (ч. II, § 46).

Сеньериальные повинности, уплата десятины и государственных налогов отнимали у крестьянина большую часть его урожая. Оставалось не более того, сколько нужно, чтобы прожить до следующей жатвы, да и то не всегда. Поэтому в наказах встречается пожелание учреждения общественных хлебных магазинов (ч. II, § 78), чтобы оказывать жителем помощь в несчастных обстоятельствах (463, § 9) Желательно также, чтобы при монопольных мельницах находились запасы зерна и муки с той же целью (440, § 16; 447, § 11). Запасы зерна, которые собирались в житницах сеньеров, духовенства и крупных фермеров, часто не поступали на внутренние рынки, а вывозились за границу. С сокращением предложения на внутренних рынках естественно поднималась цена на хлеб, на что указывается в нескольких наказах (208, § 11; 251. § 11; 281, § 21; 449, § 21: 477, § 9; 527, § 8; 531, § 7). Разумеется, экспорт хлеба не был единственной причиной, вызывавшей поднятие цен; этому явлению содействовали также недороды, бывшие следствием небрежной обработки земли и стихийных бедствий. Тем не менее, несколько наказов видят причину высоких цен на хлеб в вывозе его из королевства (164, § 91; 357, § 55; 440, § 15), называя экспорт хлеба злоупотреблением, которое не может быть долее терпимо (530, § 1).

Пожелания, касающиеся торговли мясом и рынков, приведены в предыдущей главе. Здесь необходимо еще отметить пожелание видеть бенефициариев постоянно на месте получения доходов. Наказы надеются, что они, проживая свои доходы на месте, будут содействовать благосостоянию жителей (ч. II, § 81). [105]

ГЛАВA VIII.

Церковь и школа.

В пору составления наказов вопросами религии мало интересовались, огромное большинство наказов хранит по этому поводу молчание. Только некоторые наказы поместили выше цитированное требование признания католической религии господствующей в государстве. Однако, отсюда еще далеко до вывода, что составители наказов были проникнуты идеями “просвещенной философии”. Область Артуа оставалась католической, что можно вывести косвенным образом из некоторых, более часто встречающихся, требований, относящихся к церковной дисциплине и обрядности. Так, наказы признают за епископом власть давать разрешения от действия канонического права (dispenses) и желают только, чтобы за этими диспенсами не приходилось обращаться в Рим (ч. II, § 6). Наказ прихода Рансар к такому требованию прибавляешь еще, что диспенсы должны выдаваться только в том случае, если они не противоречат церковным уставам (464, § 21) Относительно этого добавления можно заметить только то, что оно в сущности уничтожает первое требование, так как диспенсы именно представляли из себя нарушения церковного устава, санкционированные высшей духовной властью. Такие освобождения от действия канонического права давались, главным образом, при вступлении в брак родственников!» (316, § 24. 349, § 30).

Еще более подкрепляется предположение о преданности населения Артуа католической религии теми требованиями наказов, [106] где говорится об увеличении жалованья приходским священникам. Эти требования встречаются столь часто, что не остается никаких сомнений в том, что область Артуа оставалась католически настроенной и желала сохранения католических священников обрядов; если же встречаются пожелания реформ в учреждениях и управлении церкви, то они вызваны соображениями отнюдь не антирелигиозного характера.

Церковные и монастырские имущества были огромны и находились в пользовании сравнительно небольшой кучки привилегированного высшего духовенства — епископов и аббатов; иногда эти земли отдавались мирянам за услуги, оказанные церкви (соmmendes). Отдававшияся в пользование церковные имущества назывались бенефициями (bеnеfices), а держатели бенефиций — бенефициариями (bеnеticier). Наказы энергично настаивают на уничтожении пожалований бенефиций светским лицам (ч. II, § 48); доход с них должен итти на устройство полезных для народа учреждений, как-то госпиталей и богаделен, на содержание провинциальной администрации, на починку дорог и прочия нужды провинции; (315, § 15). Наказы приходов Рансар и Pays-de-balloeu (464, § 12; 387, § 28) утверждают, что отдача бенефиций в коменду противоречит привилегиям провинции, но это заявление не подтверждается другими наказами.

В числе бенефиций были земли, подаренные аббатствам королями. По поводу этих земель наказ прихода Берль-о-Буа пишет: “Пусть Его Величество возьмет обратно от аббатств имущества, пожертвованные его предками, быть может, из коронных неотчуждаемых имуществ; или же, по крайней мере пусть Его Величество сделается коммендитарным аббатом этих земель” (202, § 23).

Обыкновенно считают количество церковных земель накануне революций равным почти пятой части всех земель королевства; эти латифундия были распределены между духовенством далеко неравномерно. Некоторые баловни судьбы пользовались сразу несколькими бенефициями, благодаря чему образовался класс епископов и аббатов феодалов, владения которых соперничали с владениями светских магнатов. Некоторые монашеские ордена также владели крупными имениями, приносившими огромные доходы. Против этих-то доходов и ополчаются наказы, требуя [107] уничтожения простых бенефиций и пенсий аббатствам для обращения их на различные общественная нужды (ч. II, §§ 102, 103).

На своих владениях монастыри и бенефициарии пользовал правами, присвоенными духовному сословию, а равным образ и правами сеньериальными. Главным видом дохода была десятина (dime ecclesiastique), которая падала исключительно на крестьян. Десятиной называлась десятая или обыкновенно меньшая часть урожая, отдававшаяся крестьянином в пользу церкви. Если этот оброк взимался с четырех главных видов хлеба — ржи, пшеницы, ячменя и овса, то он назывался “grosse dime”, но он мог также взиматься и с других продуктов земледелия и скотоводства напр. с винограда, льна, огородных овощей, шерсти и т. п. Размеры десятины варьировались, сообразно местным обычаям. В приходе Ам десятина равнялась 15 снопам с 200 снопов урожая (236, § 11), в других приходах она взималась в количестве 6 снопов со 100. Эта неравномерность и неопределенность и служила главным поводом к недовольству десятиной.

Отрицательное отношение со стороны наказов встречаюсь также различные “необычные десятины” (dimes insolites), взимавшияся с мяса, шерсти, раиса, люцерны, моркови, мака, конопли, картофеля, табака, брюквы, и фруктовых деревьев (144, § 16; 174, § 5; 410, § 9; 471, § 4; 546, § 9). Чтобы покончить со всей этой путаницей, наказы предлагают выработать точный закон, который бы установил десятину только с четырех сортов хлеба в размере 4% (ч. II, § 49). Два наказа считают достаточным отдавать в уплату десятины только три снопа со ста снопов урожая (247, § 12; 432, § 12).

Процес взимания десятины влек за собой немало неприятностей и для священника и для его прихожан. Для отчисления в свою пользу десятинных снопов священники, или вообще лица пользовавшияся десятиной, посылали специальных сборщиков, которые затевали споры с крестьянами; возникали столкновения, иногда настолько серьезные, что дело кончалось судебным преследованием крестьян. Поводов к столкновениям было более, чем достаточно: напр., наказ прихода Анне жалуется на то, что десятинники заставляли крестьян платить оброк с таких продуктов и овощей, с которых он не взимался в соседних [108] приходах (146, § 4). Аббатство Сен-Пьер-де-Гранд взимало принудительным путем десятину с недавно распаханных пустошей, хотя, согласно смыслу королевских ордоннансов, десятина с таких земель полагалась только после двадцатилетнего пользования ими (337, § 22; 410, § 6).

Эти и другие причины повели к тому, что судебные учреждения были завалены делами, возникавшими по поводу взимания десятины. Поэтому наказ прихода Берль-о-Буа рекомендует заменить все виды десятины денежным налогом в 25 су с “меры” земли, а наказ прихода Сен-Аманд желает уничтожения всех процессов, которые в данный момент велись из-за десятины (202, § 16; 479, § 8).

Наказы полагают, что первоначальное назначение десятины было следующим: одна треть ее принадлежала священнику, другая должна была итти на поддержание в порядке церквей и церковных домов, последняя треть предназначалась на помощь бедным. Такое распределение десятины желательно и на будущее время нескольким наказам, поместившим этого рода заявление в одной и той же формулировке (ч. II, § 49, см. наказы, отмеченные цыфрой 2).

В действительности десятина давно уже в большинстве случаев утратила свое первоначальное значение. В некоторых случаях она отошла к светским сеньерам (dimes infeodees), в других — к аббатствам и бенефициям; священникам, взамен отчужденных десятин, десятинники выплачивали определенное содержание (portion congrue). Но какой-нибудь духовный или светский магнат или же монастырь выдавали священнику в виде жалованья только ничтожную часть десятины, а львиная доля оставалась в их руках. С последним обстоятельством составители наказов, пожалуй, готовы примириться, под условием, чтобы бенефициарий проживал свои доходы на месте их получения. Наказ деревни Блервиль по этому поводу высказывает пожелание, чтобы “бенефициарии были обязаны проживать в провинции, потребляя свои доходы на месте получения; следствием этого будет безчисленное множество выгод, одинаково справедливых и желательных; их потребление, благодаря обращению денег, будет помощью для бедных”... (218, § 9; см. также 413, § 13). [109]

Чтобы прикрепить бенефициария к его бенефиции, наказ общины Бьенвилье предлагает жаловать бенефиции только уроженцам провинции (211, § 7). Наказ деревни Уаньи устанавливает для всех вообще духовных сановников срок пребывания в провинции minimum шесть месяцев в году (432, § II). Другие наказы идут дальше в этом отношении, и грозясь епископам, оставляющим свои епархии, лишением доходов (178, § 15; 383, § 24).

Такими же соображениями вызвано желание запрещения лицам, имеющим право на десятину, отдавать ее в аренду жителям других приходов (ч. II, § 84). “Десятины должны оставаться в деревнях, где их взимают”, говорит по этому поводу наказ прихода Варлю (546, § 11). Как видно из других заявлений (135, § 9; 154, § 53; 328, § 11; 452, § 4; 506, § 18), сдача десятины в аренду лицам из других деревень приносила ущерб плодородно земли в приходе, так как вместе с десятиной отвлекалась часть соломы, столь необходимой для удобрения. Против сдачи десятины в аренду лицам своего прихода наказы ничего не имеют; только один делает оговорку относительно того, чтобы она сдавалась не одному лицу, а нескольким (415, § 6). Следует еще отметить пожелание запрещения духовным лицам брать в аренду десятину и другие droits utiles, напр. terrage (ч. II, § 85).

На обязанность десятинников наказы возлагают постройку и ремонт церквей, колоколен, домов для причта, приобретение священных сосудов и книг (ч. II, § 50). Действительно, перечисленные нужды церкви составляли как бы повинность прихожан, которые, справедливо рассуждая, что они платят десятину не только для удовольствия духовного сеньера, относились к новой повинности в достаточной степени небрежно. Таким образом, в рассматриваемую эпоху не представляло редкости встретить запущенную церковь, развалившуюся колокольню или дом священника. Священнику, по весьма понятным причинам, не удобно было требовать ремонта от бенефициария, и он обращался к пастве; последняя не особенно спешила с ремонтом; в результате — судебные процессы (202, § 19).

Приходские священники могли пользоваться десятиной там, где она не была захвачена духовными или светскими феодалами, но прихожане не всегда мирились с оброком, шедшим в пользу [110] их священника. В наказе деревни Гомкур мы читаем следующая, не лишенные интереса, строки: “В виду того, что по деревням распространяется листок, в котором советуют крестьянам возвратить священникам десятины, как благо, принадлежавшее им в старину, — в виду этого, жители Гомкура, не знающие истории настолько, чтобы судить, верно ли это, заявляют, что они имеют достаточно опытности, чтобы убедиться в том, что новые десятинники не выполняли своих обязанностей и оставляли алтарь без украшений, а церкви без крыш. Поэтому они просят, чтобы десятины оставались за прежними владельцами, в виду того, что, отобрав их, они совершили бы преступное посягательство на священное право собственности... Желают ли узнать, как господа священники, пользующиеся десятиной, выполняют свои обязанности? Пусть тогда потрудятся посмотреть церковь в Баванкуре, крытую соломой и без пола, и церковь в Базантене, по соседству, стены которой обмазаны грязью с улицы. В Ферене, в Камбрези, священник, немного времени тому назад, был принужден возвратить десятину монастырю Оннекур, так как довел свою церковь до разрушения (305, § 11).

Как уже было сказано, десятинник выплачивал приходскому священнику определенное жалованье. В конце XVIII в. minimum жалованья священника, не пользовавшегося десятиной равнялся 500 ливров. Вообще же, постоянный священник пользовался окладом в 700 ливров, а викарный — в 350 ливров — вознаграждение ничтожное, если принять во внимание, что из него деревенский священник должен был часть уделять на благотворительность. Разумеется, священник пополнял свой скудный доход взиманием с прихожан платы за требы (casuels forcеs); принудительный характер этих “доброхотных даяний” выражен в самом их названий — forcеs. Чтобы избавиться от подобных поборов, наказы предлагают увеличить жалованье приходским священникам, с тем условием, чтобы уплачивал его десятинник, а прихожане были освобождены от неприятных для них casuels forcеs (ч. II, § 18). Тогда священник будет в состоянии уделять кое-что бедным, которых было так много, и число которых с каждым днем увеличивалось (479, § 13). [111]

Наказ деревни Гомкур (305, § 12) определяет жалованье священнику в 1200 ливров; наказ деревни Бергет (197, § 3) — в 1600 ливров священнику и 800 ливров викарию, чтобы они “могли жить безбедно”. Другие наказы говорят о жалованьи пропорционально числу жителей и бедных прихода (316, § 25, 349, § 31; 350, § 32).

Из других пожеланий, имеющих отношение к церкви, надо отметить сравнительно нечастое требование преобразования деревень, отстоявших на пол-лье от приходской церкви, в самостоятельные приходы (ч. II, § 50), чтобы священнику не приходилось служить по воскресеньям двух обеден (292, § 20) (Деревушка Эссар находилась от приходской церкви в Бюкуа на расстоянии 3/4 лье. Жители жалуются на то, что, возвратившись с обедни, иногда они находят оставленные дома детей и стариков обожженными, а дома сгоревшими (231, § 16)). Конечно, уплату жалованья священникам в новых приходах наказы возлагают на десятинников.

Далее, наказы требуют обложения церковных и монастырских имуществ специальным налогом в пользу бедных (ч. II, § 103). Это обложение будет поступать в специальную кассу для оказания помощи бедным и уничтожения нищенства (190, §21; 197, § 5; 317, § 28; 451, § 13) (Только в четырех деревнях Pays de Lalloeu было около 3000 нищих (389, § 41)). Для заведывания этой кассой в каждой общине, по проекту наказов, должны быть избраны четыре лица, обязанных давать точный отчет о своей деятельности.

Что касается школы, находившейся преимущественно в ведении церкви, то наказы бальяжа Арраса уделяют главное внимание начальной школе. Рассматриваемые наказы и на будущее время оставляют дело народного образования в руках духовенства. Они искренне желают учреждения школь в каждом дистрикте, “чтобы учить их детей, коснеющих в крайнем невежестве” (153, § 39; 230, § 8; 491, § 23) (О невежестве крестьян достаточно свидетельствуют подписи под деревенскими наказами; очень часто встречаются кресты, а число подписей далеко не соответствует числу крестьян, присутствовавших при составлении наказа. Подобное невежество даже поощрялось некоторыми представителями провинциальной администрации, может быть, под влиянием доктрины физиократов. Один интендант писал в 1782 г. министру финансов по поводу просьбы общины Карнул об открыли школы: крестьянину умеющий читать и писать, оставляет земледелие для занятия ремеслом, что представляет весьма большое зло”... Bourilly, Les cahiers de l’instruction, p. 70), и указывают источник, [112] откуда можно почерпнуть необходимые средства. Таким источником являлись комменды монастырей Августинского, Бернардинского (230, § 8) и других орденов, церковные имущества (211, § 20; 317, § 29; 351, § 37; 441, § 22; 452, § 6) и десятина бенефициариев (247, § 13; 342, § 17; 433, § 15). Те школы, которые будут содержаться из этих источников, должны быть бесплатными. От учителя наказы требуют безупречного поведения, а также хорошего знания религии и французского языка (317, § 29; 351, § 37). Наказ общины Куэн желает издания точного, определенного закона о назначении приходских учителей (256, § 13).

Начальные школы должны были обучать детей закону Божию, чтению и письму, но наказы общин Карвэн-Эпинуа, Уаньи и Гаргюэтель находят такую программу недостаточной и ходатайствуют об учреждении еще таких приходских школ, где бы давались элементарные сведения в латинском языке (247, § 13; 433, § 15).

В городах дело начального народного образования стояло несравненно выше; здесь было много школ, основанных различными благотворителями для увековечения своей памяти (Bouruly, Les cahiers de l’instruction, p. 80); провинциальные Штаты также основывали школы (Filon, Hist, des Etats d’Artois, p. 102. Назначение и увольнение учителей зависело от исполнительной комиссии (dеputation ordinaire) Штатов), которые, равно как и частные благотворительные школы, были бесплатними. Наказ города Арраса поместил относительно подобных школ следующее требование: “в бесплатные школы должно принимать только детей имеющих свидетельство о бедности, выданное священником и удостоверенное учителем” (ч. II, § 132).

Среднее образование давалось в коллегиях, находившихся в руках монашеских орденов — до 1762 г., главным образом, в руках иезуитов (Иезуиты были устранены от дела народного образования постановлением Парижского Парламента). После устранения иезуитов от дела народного образования до самой революции преподавание в коллегиях [113] велось орденом Oratoriens. Наши наказы не оказали большого внимания вопросу о среднем образовании. Пожелания их в этой области сводятся к тому, чтобы это дело велось аббатствами провинции (ч. II, § 75) бесплатно. Желательно еще учреждение стипендии при коллегиях; источником для этих стипендий, по словам наказа прихода Паллюэль, могли бы служить имущества уничтоженного ордена иезуитов (448, § 14). Составители наказа приходов Сент-Илер и Котт в преподавании латинского языка видят главную цель коллегии (487, § 12).

К средним учебным заведениям надо отнести еще духовные семинарии. Относительно этих школ пожелания наказов не представляют разнообразия. “Мы просим об учреждении в провинции семинарии или учебного заведения, в которое принимались бы все дети, обнаруживающие склонность к духовному званию, которого они не могут достичь потому, что родились от небогатых родителей”, — таково пожелание наказов приходов Матрингем и Венкли (402, § 15; 537, § 15). Остальные говорят приблизительно то же (332, §11; 481, § 21; 517, § 11), и новое вносится только наказом общины Сент-Аманд, который считает образцовой семинарией школу, основанную епископом Булонским; попечение о семинарии этот наказ возлагает на Провинциальные Штаты (481, § 21).

Главный город провинции не был университетским, и потому составители рассматриваемых наказов не были близко знакомы с университеским вопросом. Этим обстоятельством объясняется почти полное отсутствие пожеланий в области высшего образования. Только наказ города Арраса мельком упомянул об университетах в тех параграфах, где говорится об организации медицинской помощи населению. Составители наказа интересовались главным образом медицинским факультетом, и их пожелания реформ приведены в предыдущей главе. Здесь интересно отметить только тот факт, что из двадцати университетов Франции наказ называет только два старейших — в Париже и Монпелье, где студенты должны получать медицинское образование (164, § 97); медицинские факультеты в прочих [114] университетах предлагается закрыть, что служит косвенным доказательством того, что в этих университетах преподавание стояло не высоко (Подробности о состоянии народного образования во Франции до 1789 г. см. у Bourrilly, Les cahiers de l’instruction publique en 1789).

Текст воспроизведен по изданию: Наказы третьего сословия аррасского бальяжа // Киевские университетские известия, № 5. 1911