ФИЛИПП БУОНАРРОТИ

ЗАГОВОР ВО ИМЯ РАВЕНСТВА

ТОМ I

CONSPIRATION POUR UEGALITE DITE DE BABEUF.

SUIVIE DU PROCES AUQUEL ELLE DONNA LIEU, ET DES PIECES JUSTIFICATIVES, ETC., ETC. PAR PH. BUONARROTI.

1828.

Провинция.

Повстанческий комитет с самого начала своего существования занимался провинцией и армией. Он повсюду распространял все написанное им; повсюду демократам были известны его планы, и они готовы были им содействовать. У одного из членов Комитета была обширная переписка, в которой указывались местности, где демократы были сильны, а также люди, внушавшие наибольшее доверие. Со всех сторон поступали сведения о том, что революционеры отказываются от разделявших их оттенков во взглядах и единодушно присоединяются к партии подлинного равенства.

Что касается армии, то Комитету было известно, насколько трудно было комиссарам Конвента подавить в ней после 9 термидора [293] то, что они называли духом анархии и неповиновения; ему было также небезызвестно, что Конституция III года вызывала ропот в целых армиях; он был осведомлен и о том, что солдаты с трудом переносят командование офицеров, восстановленных в должности после 9 термидора, и что среди начальствующего состава армии, часть которого находилась в сношениях с ним, был ряд лиц, все еще сильно привязанных к принципам демократии (Они не были еще запятнаны добычей, захваченной в Италии, Швейцарии, Египте, Германии и Испании); кроме того, он имел основание рассчитывать на содействие некоторых членов Конвента, направленных Исполнительной директорией в армии республики 94.

К тому же было вполне вероятно, что пример Парижа даст народу всей Франции импульс, который знание истины сделало бы непреодолимым. С целью распространения среди солдат этого знания, на котором Повстанческий комитет и основывал главным образом свои надежды, к ним должны были направить комиссаров и обратиться к ним с прокламациями (С духом этих прокламаций можно ознакомиться по прокламации, напечатанной в разделе «Документы» за № 27), сходными с теми, при посредстве которых готовились сообщить французскому народу весть о его искуплении. [294]

Законодательство равенства и законы переходного характера.

Размышляя над способами сокрушения тирании, Комитет непрестанно занимался также окончательным законодательством равенства, как и законодательством, при посредстве которого рассчитывали постепенно достигнуть этого равенства. К этой важной отрасли его работ относились докладные записки и проекты, которые в момент, когда была захвачена часть документов заговора, находились у одного из членов Комитета, в таком месте, которое полиция не сумела обнаружить. К несчастью, почти все эти документы были уничтожены вследствие смертельного страха, охватившего умы, и я могу воспользоваться лишь несколькими фрагментами, сданными на хранение в другое место. При помощи этих обрывков, а также воспоминаний, сохранившихся у ряда лиц о событиях и дискуссиях, свидетелями которых они являлись, я попытаюсь дать приблизительное, но вместе с тем, насколько это для меня посильно, верное представление о цели и намерениях участников заговора. Прежде всего я изложу сущность гражданского и политического строя, к которому они хотели привести постепенно французов; далее я сообщу о некоторых учреждениях переходного характера, при посредстве которых они рассчитывали подготовить к этому строю французов и привести их к нему. [295]

Вся собственность имеет одного владельца: она принадлежит народу.

Из декрета, который Повстанческий комитет хотел испросить у парижского народа, должен был проистечь новый общественный строй (См. выше, стр. 242–243). Судя по его смыслу, в нем прежде всего признавалось, что частная собственность отнюдь не имеет своим происхождением естественный закон, а изобретена гражданским законом и так же, как и гражданский закон, может быть видоизменена либо отменена. Далее в нем выставлялось в качестве принципа положение о том, что вся собственность, сосредоточенная на национальной территории, едина; она неизменно принадлежит народу, который один только вправе распределять пользование ею и ее плодами.

Провозглашение этих истин было бы, конечно, весьма приятно народной массе, страдания и порабощение которой издавна являются неизбежным следствием противоположной системы. Но оно явилось бы лишь жестокой насмешкой, если бы не были приложены упорные усилия к тому, чтобы оно имело полезные для человечества практические результаты.

Из признания того, что право регулировать в общих интересах распределение собственности и создающий ее труд принадлежит обществу и что из неравномерности этого [296] распределения, словно из неиссякаемого источника, проистекают все бедствия, тяготеющие над нациями, следует, что общество должно принять меры к безвозвратному уничтожению этого неравенства.

Остается решить вопрос, следует ли искать исцеления от этих бедствий в видоизменениях права собственности или в его полном упразднении.

Мы видели в ходе данной работы, по каким мотивам участники заговора решились принять в качестве конечной цели их начинания упразднение частной собственности и каким образом они рассчитывали достигнуть этого установлением общности имуществ и труда, являющейся единственным средством навсегда устранить причину всякого неравенства и искоренить все проистекающие из него предрассудки и бедствия. Наученные уроками и примерами великих людей древности, как и периода революции, и поощряемые настроениями, еще недавно проявившимися во Франции, они возымели намерение дать французам иные нравы и превратить их в народ, страстно любящий свое отечество и его законы, счастливый у себя в стране, пользующийся любовью, уважением и вызывающий подражание за ее пределами. [297]

Право каждого человека на счастливое существование; одинаковая для всех обязанность трудиться.

В условиях этого социального строя исчезнут частные богатства, и право собственности будет заменено правом каждого индивида на такое же счастливое существование, каким пользуются все другие члены общественного организма. Гарантией этого священного права, которое стало бы принципом для всех учреждений, явилась бы вменяемая каждому члену общества обязанность взять на себя часть труда, необходимого для того, чтобы обеспечить содержание, процветание и сохранение общества — обязанность, которая в силу естественного закона, давшего всем одинаковое право на счастье, является одинаковой для всех.

Сельское хозяйство и ремесла первой необходимости.

Основными и важнейшими занятиями граждан должны быть те, которые обеспечивают им пропитание, одежду, жилище и предметом которых являются сельское хозяйство и ремесла, служащие для обработки, земли, постройки зданий, производства мебели и выделки тканей. И так как не все земли в равной мере пригодны для выращивания одних и тех же сельскохозяйственных культур, то одна из главных забот общественной [298] администрации должна состоять в том, чтобы установить для каждого кантона те виды производства, которые наиболее соответствуют характеру почвы и климата и наиболее благоприятствуют достижению изобилия и равенства.

Распределение граждан.

Подобно тому, как не все земли способны с одинаковым плодородием производить все виды пропитания, так и люди неспособны с пользой заниматься несколькими видами труда. Для того чтобы общество извлекало из равного и умеренного труда каждого из его членов всю пользу, которую оно должно ждать от него, и чтобы привычка к труду уменьшала его тяжесть, необходимо, чтобы занятия были различны, чтобы у каждого была своя профессия и чтобы, например, люди, плавящие металл, не были обязаны обрабатывать дерево, ткать материю и т. д. Отсюда при системе общности имуществ и труда рождается необходимость разбить граждан на несколько разрядов, каждому из которых закон предназначает особый вид труда в соответствии с потребностями нации и согласно высшему принципу равенства.

Оно начинается с общего воспитания.

Это распределение начинается в общественных воспитательных домах, речь о которых будет ниже. В этих домах по распоряжению [299] должностных лиц, на которых возложено руководство ими, выполняются все виды работ, предписываемые законом. К каждому из них прикрепляется пропорциональное потребностям количество учеников, сообразно с их силами и склонностями.

Изобилие — цель всеобщего труда.

Великая цель этой всеобщей деятельности, уклониться от которой не вправе никто, кроме тех, кто вследствие старости или недуга нетрудоспособен, состоит в том, чтобы в изобилии снабдить всех всем необходимым и доставить им развлечения, не осужденные общественными нравами. Развлечения, не распространяемые на всех, должны быть строжайшим образом запрещены.

Труд — функция, регулируемая законом.

В условиях строя, о котором идет речь, работы, необходимые для существования народа и для его развлечения, представляют собой функцию, распорядок которой предписывается законом с тем, чтобы они никогда не вырождались в утомительный труд, не причиняли ни малейшего страдания, никогда не загружали одного гражданина больше, чем другого, и чтобы всех призывали и побуждали к труду привычка, любовь к отечеству, привлекательность удовольствия и одобрение со стороны общественного мнения. [300]

Таким образом, в то время как большинства занималось бы вспашкой, севом, жатвой, засыпкой в амбары, одни строили бы и чинили жилые дома, общественные здания, дороги, порты, каналы; другие занимались бы разведением и содержанием скота, иные производили бы пряжу, шерсть, кожу, изготовляли мебель, кареты, суда, либо занимались бы обработкой металлов и т. д.

Длительность обязательных работ устанавливалась бы законом. Щадя слабых, он путем поощрения со стороны общественного мнения и похвалы должностных лиц, побуждал бы к большей активности наиболее крепких. Таким образом, все в равной мере обязаны были бы трудиться сообразно своим силам и тяжести возложенного на них труда.

Облегчение тяжелых работ.

Опасаясь, как бы разнообразие работ не создало для некоторых групп чрезмерный труд, считали: 1) что следовало бы призвать науки к облегчению человеческого труда путем изобретения новых машин и усовершенствования старых (Только при системе общности применение машин явится подлинным благом для человечества, тяготы которого эти машины сократят, увеличивая при этом изобилие необходимых и приятных предметов. В настоящее же время машины, вытесняя большую массу, ручного труда, лишают хлеба множество людей и служат интересам немногих алчных спекулянтов, прибыль которых они увеличивают); 2) что хорошо было бы нагружать всех трудоспособных граждан [301] поочередно наиболее обременительными занятиями, которые, как надеялись, будут постепенно терять свой неприятный характер, благодаря здравому воспитанию и при помощи механизации и химии.

Быть может, следовало бы разделять работы первой необходимости на легкие и тяжелые и обязать каждого гражданина выполнять одну работу одного порядка и одну другого. Быть может, было бы также правильно установить другое деление граждан,— по возрасту, для того чтобы соразмерить тяжесть труда с ростом и убыванием физических сил: ибо в этом отношении равенство должно соизмеряться не столько с интенсивностью труда, сколько с трудоспособностью работающего.

Беспристрастное распределение труда между всеми, сведение занятий лишь к таким, которые необходимы для всеобщего благосостояния, более правильное применение животных и усовершенствование орудий и машин привели бы к двоякого рода последствиям, весьма благоприятным для счастья человечества: 1) к применению с пользой всех земель и к увеличению числа подлинно необходимых предметов; 2) к уничтожению праздности и тем самым к значительному облегчению труда каждого человека в отдельности.

Равенство в пользовании благами.

Поскольку все будут в равной мере способствовать обработке земли и ее оплодотворению, то, безусловно, справедливо, чтобы все в [302]равной мере пользовались ее благами, с которыми природа связывает сохранение и благополучие человеческого рода.

Для того чтобы ничье пристрастие не нарушало общественного спокойствия, необходимо, чтобы все произведения земли и промышленности хранились в общественных складах, откуда они будут отпускаться для равного их распределения между гражданами под надзором ответственных за это должностных лиц.

Если бы устроенное таким образом общество было ограничено небольшой территорией коммуны или округа, то его управление отличалась бы крайней простотой (При наличии раздела общенациональной земельной собственности на столько частичных владений, сколько на ней имеется населения, каждое из них могло бы себя обеспечить только путем обмена своих излишков на предметы, в которых оно нуждается; те же, которые по причине бесплодия почвы либо непогоды, оказались бы без излишков, испытывали бы невзгоды голода. Таким путем исчезли бы всеобщее братство и широкая взаимопомощь, которую хотели установить, и эгоистический суетный дух торгашества, который вскоре получил бы преобладание в отношениях всех этих сообществ (communautes), не замедлил бы пробудить в сердцах граждан былую алчность), ибо население данной территории имело бы право лишь на предметы, которые производились бы на ней. Но в обширной республике из нескольких миллионов человек, обеспечивающих ее силу и долговременное существование, право собственности на богатства каждой из [303] ее частей принадлежит всему народу, и население каждой отдельной части имеет одинаковое право на потребление предметов продовольствия и пользование прочей продукцией всех других частей республики; местности, располагающие излишками, обязаны снабжать те, которые нуждаются в необходимом. Отсюда при управлении обществом, населяющим обширное пространство, возникает известная сложность, приводящая в крайнее затруднение тех, кто относится к этому поверхностно. По существу же все это лишь дело простого вычисления, поддающееся самому точному упорядочению и самому правильному регулированию, при котором благодаря созданию названных учреждений продовольствие перестало бы быть предметом алчности, и не приходилось бы больше опасаться потерь, неизменно причиняемых при современном строе взяточничеством начальников и хищениями подчиненных.

Преимущества строя общности в применении к стране, занимающей обширное пространство.

Впрочем, чем большая территория охвачена строем общности, тем большая гарантия существует для каждой из ее частей от всякого рода нехваток. С другой стороны, из этого широкого и частого общения людей и связи вещей необходимо должно возникнуть ощущение счастья, братства и преданности, столь [304] общее и сильное, что никакая человеческая сила — надо полагать — не сможет вторгнуться в страну, уничтожить в ней учреждения равенства, как только они будут прочно установлены.

Равное распределение богатств.

Такая многочисленная ассоциация людей, рассеянных по столь обширной территории, требует иного рода функций, без которых братский союз, крепко сплачивающий все части республики, был бы нарушен, и излишек одного округа оказался бы бесполезным для него и не приносил бы пользы другим. Эти функции состоят в перевозке произведений земли и промышленности из мест, где они превышают потребности, в места, где в них ощущается недостаток. Функции эти двоякие: 1) верховное управление соразмеряет все, чем располагает страна, с потребностями каждой из ее частей и указывает предметы, подлежащие перевозке, места, откуда их следует взять, как и места, откуда их надо перевезти; 2) подчиненные агенты следят за перевозкой и осуществляют ее.

Мы скоро увидим, какими средствами верховная администрация нашей республики могла бы легко способствовать непрерывному общению между всеми частями; здесь мы ограничимся замечанием о том, что при таком порядке вещей население неплодородных районов, крайне тяжелый труд которого всегда приносит ему лишь крайнюю нищету, нашло [305] бы частичное облегчение от своих невзгод и смогло бы воспользоваться частью богатств более плодородных земель.

Что касается перевозки, то Повстанческий комитет полагал, что общество должно рассматривать ее не только как необходимый способ снабжения продовольствием, но и как благоприятный случай для каждого отдельного человека подтвердить свою любовь к отечеству путем ознакомления с его красотами, учреждениями и благами равенства, которое должны установить в нем законы. Вследствие этого члены Повстанческого комитета хотели, чтобы все трудоспособные граждане попеременно призывались заняться этим делом, как и к выполнению обязанностей курьера, разносчика приказов и т. д.

Пусть те, кто будет читать эти страницы, помнят о том, что у меня нет перед собой всех документов, в которых участники заговора изложили свои сокровеннейшие мысли. Следовательно, я не смогу описать в деталях все части здания, которое они намеревались построить, и вынужден ограничиться изложением их основных идей и их главных проектов в той мере, в какой я в состоянии это сделать по памяти и с помощью некоторых фрагментов, которые мне удалось получить.

Внешняя торговля.

Мы приобрели столь порочные привычки и опрометчиво создали себе столь разнообразные потребности, что придется также — надо [306] полагать — вывозить из других стран некоторые виды сырья, которые во Франции не производятся; по крайней мере придется прибегнуть к этому в отношении тех видов сырья, которые все климаты доставляют искусству врачевания.

Поскольку народ является единственным владельцем всех богатств, ему одному и надлежит вступать в переговоры с иностранцами относительно обмена своего излишка на их излишек. Впрочем, такого рода переговоры должны быть доверены лишь ответственным должностным лицам, дабы не подвергнуться снова бедствиям, которые влечет за собой частная собственность, и не подвергнуть государство новой коррупции. Отсюда следует, что торговыми сношениями с иностранцами должно руководить верховное управление республики (Общество подвержено коррупции, когда составляющие его элементы разобщены различием и противоположностью интересов. Следовательно, нация развращена, когда в ней существуют люди, притязания которых непримиримы со всеобщим благосостоянием).

Право пользования.

Из этих разъяснений следует также, что там, где будет установлен строй общности, ни один гражданин никогда не приобретет так называемого права собственности на что бы то ни было; он будет иметь лишь право пользования вещами на основе передачи их ему [307] должностным лицом. При таком экономическом строе собственность (Иными словами, абсолютная власть или право располагать по своему усмотрению, jus utendi atque abutendi (право пользования и владения.— Ред.)) неизменно остается за республикой, которая может в любое время располагать вещами, не разрушающимися от пользования ими. Установление такого режима максимально обеспечит удовлетворение потребностей благодаря всеобщему труду, как и благодаря весьма ощутительной заинтересованности каждого. Исчезнут основания для алчного стремления к собственности, исчезнет всякий мотив к беспокойству за будущее, будет устранена причина наибольшей части забот и печалей, терзающих сердце цивилизованного человека. Два чувства волнуют людей, живущих своим трудом, либо располагающих незначительным состоянием: боязнь нищеты, следствия старческих недугов, и опасение за участь своих детей. В условиях строя общности эти прискорбные чувства будут незнакомы людям.

Старики и немощные.

Обязанность трудиться, вменяемая трудоспособным, связана с правом на счастливое существование, как и с правом на освобождение от труда и на более заботливое отношение к себе, когда немощи или ослабление организмa делают труд тягостным либо невозможным; поэтому при строе общности отдых стариков [308] и немощных и облегчение их жизни ставятся в число основных обязанностей общества. Зато республика получала бы от стариков уроки опыта и сделала бы их предметом подражания для молодежи; они предназначались бы стать блюстителями морали и законов, судьями нравов и хранителями добродетели.

Эти установления, надо полагать, вызвали бы к себе столь сильную привязанность граждан, что любовь к отечеству стала бы их преобладающей страстью. При помощи воспитательных мер законодатель мог бы подчинить этому чувству все семейные и родственные привязанности; он мог бы сделать его столь сильным, что поистине братское единение всех французов было бы, вероятно, его счастливым и разительным следствием. Эта мысль была отрадна для наших заговорщиков и составляла существо всех их планов. Мне вспоминается, что то время одной из дискуссий о преимуществах и неудобствах семейных уз было внесено категорическое предложение запретить детям носить имя отца, который не будет отличаться большими добродетелями.

То, что должно было украсить последние дни стариков, укрепляло бы доблесть молодежи, и от этого взаимного блага в соединении со счастливыми результатами общественного воспитания, осуществляемого всецело на: средства общества, возросло бы могущество отечества благодаря росту народонаселения, которому не препятствовала бы ни одна моральная причина. [309]

Благоприятные условия для размножения человеческого рода.

Все в этом общественном строе благоприятствует размножению человеческого рода. Строй общности устраняет причины, препятствующие более частому сближению полов; он дает неведомый нам душевный покой, укрепляет тело приятной и разнообразной деятельностью, увеличивает общеполезную продукцию путем устранения роскоши и праздности.

Превосходство этого установления над установлениями древности.

Подобными путями наиболее знаменитые законодатели древности давали своим согражданам возможность вкусить в различной степени свободу и счастье. В особенности Ликург почти достиг конечной цели общества, намеченной природой. Однако применявшееся в древности международное право и, возможно, также несправедливый эгоизм привнесли во все их учреждения бесчеловечный обычай, которым наши заговорщики никогда себя не запятнали бы. Замечательное отличие состояло бы в том, что свобода одних не повлекла бы за собой, как это было в Греции и Риме, рабства других. [310]

Новое распределение населения.

С тех пор как неравенство состояний обрекло одних на тяжкий труд, а других на развращающее бездействие, в сельских местностях сохранилось мало населения, и оно часто не удовлетворяет потребностей сельского хозяйства, зато постоянно обременено изнурительным трудом. Избыток населения скопляется в городах, чтобы в изнеженности промотать в них произведенные сельскими жителями богатства либо для того, чтобы обеспечить себе легкое существование благодаря наслаждениям, которыми пользуются богачи, как и благодаря усложнению общественного управления.

По мере приближения к равенству в обществе непременно исчезнут эти значительные скопления населения, оказывающие разрушительное действие на нравы и на население. Люди, которых по справедливости следует вернуть к труду, возвратятся туда, где люди им перегружены, чтобы помочь им; люди искусные украсят жизнь тех, кто их кормит; вследствие несложности управления из него будет удалено множество чиновников, отнятых у сельского хозяйства и у полезных ремесел. Сохранение порядка, который будет зависеть от точного исполнения каждым его подлинных обязанностей, станет тогда несовместимо с сутолокой, при которой так легко скрывать свои действия от общественного порицания. [311]

Уменьшение значения больших городов.

Не будет больше столицы, как и больших городов (Существование больших городов — если не ошибаюсь — есть симптом общественного недуга и непреложный предвестник гражданских потрясший. Крупные землевладельцы, крупные капиталисты и богатые негоцианты составляют их ядро, вокруг которого начинает группироваться множество живущих на их счет людей, заботящихся об их потребностях, потворствующих их вкусам, подчиняющихся их капризам и поощряющих их пороки.

Чем населеннее город, тем более в нем слуг, выбитых из колеи женщин, изголодавшихся писателей, поэтов, музыкантов, художников, людей острого ума, актеров, танцоров, священников, сводников, воров и разного рода скоморохов.

Постоянный обмен услугами и вознаграждениями за них рождает у одних привычку к власти и командованию, у других — к подчинению и прислужничеству. Пресмыкаясь, последние приобретают нравы, важный вид, спесь и манеры первых и приучаются также выказывать превосходство над теми, кому судьба менее благоприятствует. Те и другие, пренебрегая настоящим счастьем, хотят быть, и в особенности казаться, богатыми, могущественными и пользоваться предпочтением перед другими.

Эти роскошные дворцы, обширные парки, богатая меблировка, блестящие экипажи, многочисленные лакеи и шумные салоны, являющиеся, как говорят, украшением больших городов, оказывают пагубное воздействие на душу людей, чьи взоры они привлекают, С одной стороны, они раздувают надменность у тех, кто ими обладает, и располагают их видеть в людях, лишенных всего этого, врагов, которых зависть и нищета беспрестанно толкают на то, чтобы лишить всего этого их обладателей и отомстить им за унижение и нужду, до которых они доведены. С другой стороны, те, которые всего этого лишены, либо развращаются алчным желанием и ненавистью, либо, став гнусными и низкими, становятся опорой честолюбия и тирании. Все это составляет подлинное несчастье как для тех, кто этим пользуется, так и для тех, кто этого жаждет, ибо в то время как одних томят скука и подозрения, другая снедает завистливое желание воображаемых благ, которыми обладают более счастливые — как им кажется — смертные.

Люди, которые в больших городах ищут развлечений, роскоши и почестей, могут обходиться без работы и уже взвалили на других часть труда, которую природа возлагает на каждого человека. В таком случае обязанности тех, кто остается на полях, переходят естественные границы, и сельскохозяйственные работы, как и необходимые ремесла, становятся для них более тягостными и мучительными. Зло, все возрастая, доходит до того, что положение земледельца и рабочего мало чем отличается от положения каторжника, становится в конце концов позором, и от него отказываются. Любой крестьянин обращает тогда свои взоры к большому городу и, если только может, мчится туда в поисках богатства, привлекательность которого преувеличивается его воображением. Раз уже совершено безумие, и он отправился туда, надо там существовать. Примеры соблазнительны; сутолока укрывает порок от критики; чувства воспламеняются; то, что казалось отвратительным, мало-помалу превращается в признак хорошего тона и умелости; деньгам и рукоплесканиям скоро отдается предпочтение перед долгом и добродетелью; посредством изворотливости и лощености становятся лицемерными, лживыми и плутоватыми и, если судьба улыбнется, достигают той высоты, когда кажутся счастливыми, не будучи на деле таковыми, когда становятся объектом стремления для множества неблагоразумных людей, устремляющихся навстречу несчастью, по пути просчетов и иллюзий. Между тем число конкурентов, скопившихся в больших городах в силу привлекательности богатства, наслаждений и легкомысленного образа жизни, до такой степени возрастает, что большинство из них, получающее незначительное жалованье, истощенное излишествами и обремененное детьми, вливается в толпу неимущих, оскорбляющих зрение и удручающих сердце повсюду, где существуют большие города.

Поскольку сельское хозяйство и ремесла первой необходимости являются подлинными кормильцами общества, то люди, естественно, и призваны жить именно там, где ими занимаются, обрабатывать землю или доставлять удобства и отдохновение земледельцам.

Огромные размеры государств, централизация управления, чрезмерные налоги, государственные долги, роскошь обихода и обманчивый блеск дворцов прибавляют к бедствиям, являющимся непосредственными следствиями неравенства, множество других бедствий, неотделимых от этих крупных столиц, в которых женщины, по выражению Жан-Жака, не верят более в честь, а мужчины — в доблесть.

Чем значительнее эти скопления населения, тем большее неравенство состояний и условий существования они предполагают, и так как вместе с неравенством возрастает общественное неблагополучие и недовольство, то там, где имеют место эти скопления, существует больше причин для раздора и потрясений: именно там приходится преодолевать больше препятствий при установлении подлинной свободы.

Обычно жалуются на надувательство священников, на необузданность военщины, двуличие придворных, вероломство шпионов. Выразим гораздо большее недовольство по поводу чудовищного неравенства, делающего все это необходимым. Как можно обольщать себя надеждой на сохранение без обмана и запугивания видимости мира среди этого множества людей, которых обычаи, учреждения и законы вынуждают завидовать друг другу, ненавидеть и вести борьбу друг с другом? Эти столицы, порождаемые неравенством, где куются элементы революций, эти столицы, так много раз служившие орудием тирании, были иной раз также очагами свободы; они могли бы оказать существенную помощь в деле установления подлинного порядка, если бы разумным людям удалось взять в них движение в свои руки, и если бы эти люди сумели затем избавить их от переполнения и пустого тщеславия); страна постепенно покроется [312] сельскими поселениями, построенными в наиболее здоровых и удобных местностях, [313] расположенных таким образом, чтобы легко сообщаться между собой при помощи дорог и [314] многочисленных каналов, открытие которых во всех направлениях будет в общих интересах.

Простота жилищ.

Надо полагать, что под властью высшего закона равенства пышные дворцы уступят место благоприятным для здоровья, удобным и чистым жилищам, расположенным в изящной симметрии, радующим глаз и поддерживающим общественный порядок.

Великолепие общественных зданий.

С исчезновением дворцов, исчезнут и хижины; дома будут отличаться простотой, и великолепие архитектуры и искусств, придающих им еще больше блеска, будет сохранено для общественных магазинов, амфитеатров, цирков, водохранилищ, мостов, каналов, площадей, архивов, библиотек и в особенности для мест, отведенных для совещаний должностных лиц и для осуществления народного суверенитета. [315]

В хорошо устроенном обществе ничто не должно ускользать от проницательного взора законодателя; в подлинной республике ничто не должно противоречить принципу равенства, составляющему ее цель, связующее начало и силу. Стоит только гражданам вкусить прелести равенства, и все стороны гражданской жизни будут им скоро охвачены.

Мебель и одежда.

Те же правила применимы к одежде и мебели. Для блага людей и для поддержания общественного порядка важно, чтобы каждый гражданин встречал обычно в своих соотечественниках равных ему людей, братьев и чтобы он ни с чьей стороны не встречал ни малейшего признака хотя бы видимого превосходства, предшественника господства и рабского подчинения. Равенство и простота не исключают изящества и опрятности; разнообразные цвета и формы могли бы служить отличием для возрастов и занятий, и ничто не помешало бы тому, чтобы гражданин не носил в мастерской тот же костюм, что на собраниях и празднествах, чтобы девушки были одеты не так, как женщины, и чтобы у молодого человека, подростка, старика, должностного лица и воина был у каждого свой особый костюм.

В этом отношении Повстанческий комитет придерживался мнения, что необходимо во [316] всем сообразоваться, с тем, что полезно для здоровья и что развивает тело, и ни в чем не сообразоваться с модой и легкомыслием; он хотел также, чтобы французский народ избрал костюм, который отличал бы его от всех других народов.

Благие последствия преобразования.

Чтобы должным образом почувствовать полезность такой большой перемены, те, которые будут читать это произведение, должны время от времени вновь обращаться к рассуждению, при помощи которого Комитет доказывал себе справедливость своего предприятия и побуждал себя настаивать на нем. Останавливая взор — заявлял он — лишь на том классе людей, который привлекает внимание публики своим богатством, пустословием, зубоскальством, бездельем и заносчивостью и выдает себя за самую здоровую и заслуживающую интереса часть нации, надо признать, что этому классу людей придется испытать немало лишений при переходе к новой жизни социального организма; те из нас, которые в результате порочного воспитания усвоили пагубные привычки, будут подчас удивлены тем, какому перерождению они подвергнутся. Но если, напротив, принять во внимание усталость, нищету, страдания и порабощение, до которого доведены в наиболее значительной своей части наши сограждане, если подумать о том, что для богача не [317] существует ни одного наслаждения, которое не стоило бы им страданий и лишений, то легко убедиться в том, что возврат к равенству предотвращает возобновление бесконечного множества печалей и открывает обширное поле для благословений, возможно, не столь шумно выраженных, но не могущих идти ни в какое сравнение с ропотом кучки развращенных узурпаторов, которых, хотят они того или нет, необходимо вернуть к более разумным чувствам во имя их истинного блага и блага всех прочих людей, как и будущих поколений.

Непроизводительные занятия.

Труд, необходимый для поддержания общества, равномерно распределенный между всеми работоспособными людьми, является для каждого из них обязанностью, выполнения которой требует закон. Однако в человеческой жизни остается длительный промежуток времени, в течение которого человеком может овладеть дряблость и скука, чему необходимо воспрепятствовать. От разумного и свободного использования этого времени зависит благо граждан и, следовательно, свобода, процветание и длительное существование общества. Укрепить дух, оздоровляя тело, закрыть все пути к коррупции, не прибегая к принуждению, придать привлекательность всем мгновениям жизни, возбудить энтузиазм доблести и сделать отечество единственно [318] приемлемым для его детей местопребыванием — таковы великие результаты, извлечению которых из занятий, свободно заполняющих этот промежуток времени, способствует подлинно народный законодатель. Напрасны попытки привить вкус к таким занятиям там, где порочные учреждения, делающие любовь к богатству главным двигателем государства, ставят способность к приобретению богатства в разряд почетных достоинств; попытка сочетать такие занятия с духом алчности и плутовства приведет к тому, что эти занятия вскоре вызовут к себе крайнее презрение, и тот, кто во имя их станет пренебрегать своими делами, прослывет глупцом и безусловно поплатится за свои добрые намерения.

Добродетельные нравы.

Эти занятия, целью которых является физическое развитие, умственная культура, воспитание молодежи, всеобщее просвещение, умение обращаться с оружием, военные передвижения, почести, воздаваемые божеству, прославление великих людей, общественные игры, украшение празднеств, совершенствование полезных ремесел, изучение законов, управление и народные совещания, отличаются от других занятий тем, что они не являются ни необходимыми для существования людей, ни предписанными в значительной своей части законом. Отдаваться им [319] следует добровольно, без принуждения. Чтобы достигнуть в этом отношении хорошего результата, искусный законодатель привлекает к этим занятиям граждан по их свободному выбору. В данном случае мастерски осуществляемая политика состоит в том, чтобы путем воспитания, примером, рассуждением, при помощи общественного мнения и привлекательностью удовольствия изменить сердце человеческое таким образом, чтобы у него никогда не могло появиться иных желаний, кроме тех, которые способствуют более свободному, счастливому и долговечному существованию общества. Нация, достигшая этой ступени, располагает добрыми нравами; в этом случае самые тяжкие обязанности выполняются с удовольствием; люди свободно подчиняются законам; границы, поставленные естественной независимости, рассматриваются как благодеяния; разумные предложения не встречают сопротивления; внутри политического организма существует единство интересов, воли и действия.

За несколько дней до насильственной ликвидации Повстанческого комитета в нем состоялось продолжительное совещание по поводу этой части новых учреждений, всех подробностей которого я, к великому сожалению, не в состоянии передать. Чтобы выполнить, насколько это от меня зависит, долг, который я на себя возложил, я расскажу обо всем том, следы чего сохранила моя память, не пытаясь заполнить пробелы из [320] опасения, что вместо идей Комитета изложу свои собственные.

Воспитание — источник нравов.

Согласно плану участников заговора, образцом нравов являлось общественное воспитание, которое они ставили под непосредственное руководство республики; впоследствии эти нравы должны были упрочиться в обществе, где молодые люди встретились бы с теми же чувствами, взглядами и привычками, которые их приучили любить в первые годы их жизни. Я еще буду говорить об этом воспитании после того, как дополню мысль о здании, вечным фундаментом которого оно должно было явиться.

Работы, не подлежащие распределению.

Мы видели, что работы, необходимые для сохранения общества, должны распределяться между различными классами трудящихся. Существуют и другого рода работы, к которым также важно призвать всех граждан для поддержания свободы,— это те работы, целью которых является управление республикой и ее оборона.

Управление государством и оборона отечества — дело всех граждан.

Повстанческий комитет полагал, что равенство и свобода могут существовать в обществе лишь постольку, поскольку все [321] граждане участвуют в выработке законов, поскольку на них может быть возложено управление государством и поскольку они всегда готовы носить оружие для защиты территории и закона.

Опасность образования специального класса людей, сведущих в искусстве управления.

Если — говорил Комитет — в государстве создастся класс, который один только будет сведущ в принципах социального искусства, в законах и управлении, то этот класс скоро найдет в своем умственном превосходстве и особенно в неосведомленности своих соотечественников секрет того, как создать для себя отличия и привилегии. Путем преувеличения важности оказываемых им услуг ему легко удастся заставить смотреть на себя как на необходимого отечеству покровителя. Прикрывая свои дерзкие начинания предлогом общественного блага, он все еще будет твердить о свободе и равенстве своим мало проницательным согражданам, уже подверженным тем более жестокому порабощению, что оно будет казаться законным и добровольным.

Отправление законодательной власти доступно всем гражданам.

Для государства недостаточно иметь основные законы; эти законы не могут все предвидеть, как и не могут быть [322] применимы во все времена; для поддержания духа учреждений, как и в непредвиденных случаях, часто бывают необходимы новые законы.

К тому же совершенствование своей деятельности на опыте лежит в природе человека, и для полного осуществления конечной цели общества необходимо, чтобы законы последовательно применяли его результаты к общественному управлению.

Раз государству нужна постоянная законодательная власть, раз эта власть, как мы скоро увидим, может и должна принадлежать всему народу, то одна из важнейших обязанностей основателя республики должна, следовательно, заключаться в том, чтобы сделать всех граждан способными к ее отправлению, т. е. дать возможность народу стать действительно сувереном. Компетентные решения народа по общим вопросам не будут противоречить ни равенству, ни счастью в обществе; но эти решения могут быть таковыми лишь постольку, поскольку существует равенство в полном значении этого слова.

Из этой основной обязанности проистекают для всех граждан три рода занятий которые, в силу их важности, требуемого ими внимания и их облагораживающего влияния на умы, придадут прелесть значительной части жизни; эти занятия заключаются в сохранении и распространении принципов социальных учреждений и законов, в обучении в практической деятельности. [323]

В другом месте я буду говорить о ведомствах, на которые будет возложено воспитание и народное просвещение, а также о режиме для молодежи; здесь же ограничусь указанием на то, к чему предназначались молодые люди по их выходе из общественных воспитательных домов, через которые все они должны пройти.

Возраст и дееспособность, необходимые для пользования избирательным правом.

Из всех общественных прав нет более важных, чем права, касающиеся создания законов, ибо именно по этим законам общество живет и приводится в движение. За ними следуют функции должностных лиц, на которых возложено обеспечение выполнения суверенной воли. Эти права могут с пользой осуществляться и эти функции в точности исполняться только людьми образованными, опытными и благоразумными; поэтому, согласно плану Повстанческого комитета, законодатель должен указать возраст, начиная с которого приобреталось право участия в осуществлении суверенитета, как и занятия должностей; стоял даже вопрос о том, чтобы запретить пользование гражданскими правами всякому, кто не представит доказательств своей дееспособности. Однако опасение дать этим повод к недопущению на суверенные собрания слишком большого числа граждан склонило Комитет к тому, чтобы отказаться [324] от этого, тем более, что он был уверен, что раз будет установлено подлинное равенство, то исчезнут множественность и противоречивость интересов, и искусство регулирования общественных дел упростится и скоро станет доступным для всех.

Юных французов по выходе их из воспитательных домов не станут неразумно бросать в избирательные собрания. Рассчитывали заставить их в течение некоторого времени присутствовать на этих собраниях, занимая определенные места, без участия в них, чтобы познакомиться с формой и порядком обсуждений и свыкнуться с их серьезностью и чинностью. Было также желательно, чтобы, до приобретения этого высшего права человека в обществе, молодежь посещала собрания, на которых каждому дозволялось бы высказывать свое мнение. На этих собраниях они слушали бы людей, наиболее сведущих в науке о законах, и размышляли бы над книгами, которые рекомендовала бы им республика.

Кроме того, пользоваться правом голосования можно было бы, лишь прожив известное время в сельской местности и побывав на военных занятиях; молодые люди были бы всегда на виду у отечества, которое, не теряя никогда из виду их будущее предназначение, осведомляло бы их постоянно о благодеяниях и законах родины и об их обязанностях. [325]

Права гражданства приобретаются с согласия.

Комитет считал крайне порочным обычай включать в число граждан без обсуждения всех, кто в силу случайности родился в данной стране, и таким образом исходить из того, что гражданами дано согласие, которое должно иметь столь большое влияние на всю их жизнь. Комитет считал, что подчинение законам общества, часть которого составляешь, должно быть определенно выраженным результатом просвещенной и свободной воли.

Для этой цели Комитет полагал установить торжественную церемонию, при которой были бы официально констатированы взаимные обязательства общества по отношению к гражданам и граждан по отношению к отечеству.

В определенные дни молодые люди надлежащего возраста, прошедшие предписанные законами стадии гражданского и военного обучения, являлись бы на собрание граждан, чтобы испросить у него внесения их в списки. После обсуждения этого вопроса собранием им были бы разъяснены природа общественного договора, даруемые им права и вменяемые кандидатам обязанности; их попросили бы заявить, согласны ли они составить часть французского общества на условиях, о которых они услышали и с которыми они знакомились в процессе их воспитания. Те, которые ответили бы отказом, были бы [326] навсегда изгнаны из пределов республики; их препроводили бы до границы, снабдив на известное время необходимым для существования.

Что касается остальных, то между ними и народом-сувереном был бы заключен торжественный договор, после чего они получили бы отличительные знаки их нового гражданского состояния. Облаченные должностными лицами в гражданскую одежду, они были бы встречены приветствиями в качестве французских граждан и их имена были бы внесены в книгу записей гражданского состояния, торжественно пронесенную среди народа; затем каждому новому гражданину вручалась бы военная одежда и полное вооружение, на котором было бы выгравировано его имя для того, чтобы опасение обесчестить себя в случае его утраты вселило в него большую отвагу во время сражений и побудило его ценою жизни защищать то, что доверено ему отечеством.

Народные собрания с целью осуществления суверенитета.

Каждый гражданин с момента его внесения в книгу записей гражданского состояния и вплоть до смерти призывается обычно на собрания, на которых народу предстоит осуществлять свою верховную власть. Из разъяснений, которые я намереваюсь сделать относительно теорий Повстанческого комитета касающихся формы власти, [327] долженствовавшей стать последним результатом его достижений, видно, что цель этих собраний —

обсудить, принять либо отвергнуть законы, предложенные народу его уполномоченными;

обсудить законы, испрашиваемые известным числом граждан, либо другими частями народа-суверена;

ознакомиться с законами, одобренными всем народом, и опубликовать их.

Образование и деятельность правительства.

Такие же разъяснения ознакомят также с деятельностью, которая будет иметь место в связи с избранием должностных лиц, их введением в должность и исполнением ими своих функций.

Существенно было сделать эту деятельность приятной и желанной. Наши преобразователи надеялись достигнуть этого воспитанием, тщательно сохраняемым воспоминанием о бесконечных бедствиях, от которых равенство избавило французов, а также уважением и признательностью, которыми законы, обычаи и общественное мнение, в конечном счете, окружили бы людей, посвятивших себя ведению государственных дел.

Народные собрания — благоприятное условие для отдыха и соревнования.

Прилагались бы старания, чтобы украшать места, где происходят эти собрания, всем наиболее привлекательным, что могут дать [328] искусства, величие, порядок и свобода. Если к тому же принять во внимание, что на этих собраниях не будет беспорядка, вызываемого в настоящее время противоречивостью интересов и нередко превращающего эти собрания в толчею; если, кроме того, подумать о том, что ввиду чрезвычайной простоты политического строя все смогут легко оценить полезность этих собраний, то придут к убеждению, что раз установлено подлинное равенство, то эти собрания неизбежно становятся предметом интереса, отдохновения и полезного соревнования.

Каждый гражданин является солдатом.

Защита отечества от всегда возможных агрессий чужестранцев — существенная часть мудрости законов; ибо наилучшие внутригосударственные учреждения не смогут предохранить неспособный к ведению войны народ от вторжения неправого, воинственного соседа. Однако если, с одной стороны, оружие полезно республике, то с другой — оно обычно доверяется исключительно одной части граждан, и те, соблазнившись добычей или ложной славой, направляют его в угоду честолюбию и тирании против свободы других. Во избежание столь опасного злоупотребления правильно будет раздавать оружие всем гражданам и всех их сделать одинаково способными пользоваться им. [329]

Подобное установление не только предохранит республику от опасности, о которой мы только что говорили, но и даст ей то преимущество, что заставят соседей больше уважать ее и не менее ценное преимущество — приучит граждан к установленному законом повиновению и увеличит их жизненные силы благодаря труду, как и благодаря презрению к боли и смерти.

Воспитание в детях любви к отечеству и к подлинной славе.

Поэтому, как только дети окрепнут, их будут приучать к военным занятиям. Когда я буду говорить о воспитании в раннем возрасте, я расскажу, каким образом хотели выработать в них твердость и отвагу. Здесь же ограничусь указанием на то, что, по мысли членов Комитета, относящиеся сюда учреждения имели бы своим результатом то, что молодые люди приобщались бы к общественной жизни лишь после того, как они оказались бы подготовленными к соблюдению дисциплины и к походным лишениям, проникнутыми пламенной любовью к отечеству и горячим желанием служить ему.

Молодежь будет постоянно располагаться лагерем на границе.

Увеличивая оборонную мощь нации, новые учреждения в равной мере внушали бы ей чувства справедливости по отношению к [330] чужеземцам и отвращения к завоеваниям. Народ, занимающийся сельским хозяйством, не пользующийся денежными знаками и живущий без всякой роскоши, народ, граждане которого являются его солдатами, вкушающий сладость равенства, свободы и изобилия, не имеет ни желания, ни возможности браться за оружие, чтобы угнетать своих соседей или продолжать войну, когда он оказался вовлеченным в нее для самообороны.

Так как, однако, уважение к международному праву не предохраняет его от беспокойных соседей и от посягательств завоевателя, то он должен быть начеку. Его армия, в которую входят все граждане, годные к военной службе, не замедлит покарать дерзких захватчиков. Но не благоразумнее ли остановить их на границе, уберечь страну от опустошений, причиняемых нашествием, и дать время народу взяться за оружие? Поэтому Комитет полагал, что при том состоянии, в каком находилась тогда Европа, необходимо будет, до тех пор пока разум и свобода не достигнут новых успехов, постоянно держать французскую молодежь в лагерях или расквартированной у границ республики.

Прежде чем приступить к главе о военном воспитании, следует бегло остановиться на вопросе о создании национальной армии, ее мощи и передвижениях.

Мы видели, что эта армия должна была состоять из всех французов, способных [331] носить оружие. Законы должны были определить возраст для начала и окончания военной службы.

Военный распорядок.

Все граждане, разбитые на одинаковые по силе воинские части, готовы выступить в поход, как только будет дан клич: «Отечество в опасности!». В военной службе отводится специальное время для выполнения приказаний начальства; начальники назначаются народом на время (Пожизненность военных чинов является, как мне кажется, одним из наибольших зол для общественной свободы, и именно вследствие этого на развалинах законов вырастает известный деспотизм. Офицеры, некогда добрые граждане, будучи навсегда поставленными над рядовыми солдатами, незаметно отделяют свои интересы от интересов народа; создают себе новые потребности; заслуги, оказанные ими отечеству, служат для них основанием, чтобы завладеть отличиями, богатством и властью; они носят оружие, словно выполняют ремесло, и кончают тем, что создают в государстве аристократическое сословие, которое в угоду своему начальству, которому оно всем обязано, внедряет доктрину слепого повиновения и стремится задушить в своих подчиненных самую память об их правах.

В интересах тирании убедить народы в том, что война может вестись успешно только людьми, превратившими ее в свою исключительную профессию; это — заблуждение, опровергаемое опытом. Свободные натуры содержат в себе более могучую силу, чем все правила тактики. Связанный воедино и разумно устроенный народ всегда сумеет в достаточной мере расстроить дерзновеннее поползновения своих врагов и. найдет старых и достаточно опытных должностных лиц для руководства его военными операциями.

Разве у Спарты были несменяемые офицеры? Разве греки, разгромившие несметную армию Ксеркса, имели во главе постоянных начальников? Разве Рим в лучшие свои времена имел пожизненных командиров? Разве не с армиями крестьян и пастухов швейцарцы, голландцы и американцы изгнали дисциплинированные, приученные к рабской покорности и находившиеся под начальством профессиональных офицеров войска своих угнетателей? Горстка необученных корсиканцев постоянно разбивала дисциплинированных солдат генуэзских аристократов и в течение долгого времени оказывала сопротивление многочисленной и цивилизованной армии французов. Наконец, именно необученным солдатам и их новым начальникам Франция обязана была — в эпоху, когда она большими шагами шла вперед по пути свободы,— чудесами храбрости, благодаря которым была отброшена и разбита солдатня всех владык Европы), Некоторые члены Повстанческого [332] комитета полагали, что было бы полезно призвать гражданских должностных лиц к занятию высших должностей в армии. Мы вернемся к этому мнению, когда поведем речь о правительстве.

Деятельность, в основе которой лежит военное дело.

В мирное время военные учреждения будут стремиться подготовить граждан к труду и к военным действиям, укрепить физическое и моральное состояние людей, открыть народу широкое поприще для развлечений и соревнования.

Будут организованы частые собрания с целью: [333] включения в списки новых защитников;

избрания и провозглашения начальников;

осуществления военных маневров;

присутствия на упражнениях в беге, верховой езде, плаванье и т. д.;

создания крупных военных лагерей;

распределения наград и почестей, присуждаемых за усердие и доблесть.

Легко осуществляемое всенародное ополчение.

Военные функции до сих пор приятно заполняют часть времени, остающегося в человеческой жизни свободным от необходимых занятий, распределения и гармонии которых они не нарушают. Но как только наступает война, эти военные функции переходят в разряд работ, существенно необходимых для сохранения общества, потребности которого с этого времени значительно возрастают.

Власть, на которую возложено верховное управление, должна призвать граждан ко всеобщей обороне, а также наметить, соответственно установленным законом правилам, тех граждан, которые должны выступать в поход в том случае, когда нет необходимости в участии всех граждан.

Поскольку списки, оружие, экипировка и военное обучение будут всегда находиться в хорошем состоянии во всех пунктах республики, созыв всенародного ополчения [334] представит не больше трудностей, чем выступление одного полка. Какая нация в состоянии противопоставить своим врагам такую грозную силу?

Однако когда народ в целом или частично берется за оружие и покидает свои очаги, когда производительный труд прерывается либо сокращается, создается нехватка в обычных предметах потребления, если только разумная власть не находит в повседневном ходе общественной жизни средств, предохраняющих против непредвиденных случаев.

Непредвиденные случаи и меры предусмотрительности.

Эти непредвиденные случаи не ограничиваются военными опустошениями и временной приостановкой работ; бывают случаи, которые человеческая предусмотрительность не в состоянии предвидеть и которым она не в состоянии помешать. Таковы наводнения, засуха, град, бесплодие, поражающее в результате частых революций землю, оплодотворяемую человеческой рукой. Вследствие отсутствия удовлетворительных общественных учреждений цветущие края весьма часто подвергаются в результате такого рода событий обезлюдению, и, что гораздо прискорбнее для всякого честного человека, неурожаи приводят к гибели от нищеты класс трудящихся не вследствие действительного недостатка в продовольствии, а по той причине, что для [335] рабочих, спрос на труд которых в это время уменьшается, недоступна диктуемая богачами высокая цена на продовольствие, накопить которое в годы изобилия смогли только они одни.

У народа, устроенного на основе принципа справедливости, блага и бедствия должны быть равномерно распределены между всеми его членами. Недостаток необходимых предметов в тех случаях, когда он имеет место, должен чувствоваться повсюду в равной мере. Однако испытывать лишения должны лишь после того, как исчерпаны все меры предусмотрительности, осуществляемые в условиях обычного плодородия почвы и привычной деятельности населения.

Трудом всех дееспособных граждан, несомненно, создается много больше того, что требуется обществу, так как при строе, ныне господствующем в обществе, существует великое множество праздных людей и столько полезных вещей становятся избыточными. Для предотвращения непредвиденных случаев достаточно лишь собрать и сохранить излишки плодородных лет, почти полностью растрачиваемые в настоящее время путем легкомысленного потребления, потворствующего надменности, тщеславию и извращенным вкусам и делающего нас злобными и несчастными.

Легко получая сведения о размерах производства и потребностях, верховная администрация делает заключение о том, какие [336] распоряжения необходимы для повсеместного обеспечения продовольствием в настоящем и для удовлетворения непредвиденных потребностей в будущем.

В настоящее время точность исчисления является весьма редкой, так как каждый отдельный человек, считая себя тем более гарантированным от бедствий, чем больше накоплений он сделал, старается при помощи ложных заявлений избавить свое имущество от государственных обложений. Но там, где частные владения заменяет единая собственность отечества, и каждый может быть спокоен за будущее, если только республика богата, и распоряжаться плодами общего труда и по справедливости их распределять, то же беспокойство, которое побуждает в настоящее время людей думать только о себе, призывает их к сближению, к слиянию, к взаимопомощи и к правдивому сообщению о своих потребностях и ресурсах. Стоит взвесить — говорил Повстанческий комитет — все обстоятельства, и станет видно, что благодеяния общественного строя почти уничтожены введением частной собственности и что только тогда, когда она исчезнет, каждый почувствует, насколько он заинтересован в благосостоянии всех, кто принадлежит к одному с ним обществу.

Искусство управления, которое столкновение множества противоречивых интересов делает столь трудным, сводится благодаря общности имуществ к вычислению, которое [337] под силу самым неспособным нашим торговцам.

При помощи крупных хранилищ, заполняемых во времена изобилия, республика избежала бы непредвиденных случайностей. При малейшей опасности извне необходимые вооруженному народу съестные припасы были бы из них извлечены и перевезены в пункты его сосредоточения.

При современном строе самое большое затруднение во время подготовки к войне заключается не в том, какое направление следует дать передвижениям вооруженных людей, а в том, как их собрать и содержать.

Если и удается до некоторой степени преодолеть противодействие, оказываемое вялостью и эгоизмом, то еще многое остается сделать, чтобы собрать денежные средства, которые даются с сожалением, и обеспечить наличие всякого рода продовольствия путем прямых закупок, которые неожиданное вздорожание и неизбежные хищения служащих делают весьма дорогостоящими, либо при помощи закупок через поставщиков, ненасытную и изворотливую алчность которых ничто не может утолить.

Иной раз страх перед иноземным игом, оживляя по крайней мере на некоторое время любовь к отечеству, благоприятствует введению чрезвычайных обложений, однако средства отражения иноземного нападения обеспечиваются лишь путем нанесения пагубного удара сельскому хозяйству и [338] промышленности и создания множества недовольных.

Содержание армии.

В политической системе наших заговорщиков все эти трудности исчезают. Поскольку запасы провианта созданы, вооруженные части могут в любой момент двинуться к границам без всякой необходимости урезывать малейшую долю обычных средств существования граждан. Так как их численность остается неизменной, потребление нигде не увеличивается.

Чрезвычайные ресурсы.

Однако если бы понадобилось повторять военные кампании, то, поскольку масса необходимого труда и число потребителей не сократились бы, между тем как часть граждан не занималась бы производительным трудом, создался бы в итоге недостаток в продовольствии, дефицит, который мог бы стать причиной бедствий и беспорядков.

Тогда новое применение принципов равенства предоставит новые ресурсы. Поскольку воюющие граждане несут бремя, которое невозможно увеличить, то справедливость требует того, чтобы путем нового распределения общей повинности был увеличен труд тех, кто не носит оружия. Лишних полчаса или час труда в день составят максимальную [339] нагрузку, которой при самой злосчастной войне будет обременен народ. Пусть нам укажут — восклицали иной раз участники заговора — такой общественный строй, при котором столь крупные результаты достигались бы более простыми и более легко претворяемыми в действие средствами!

Предохранительные меры против злоупотребления войной.

Из того, что организованный таким образом народ легко мог бы развернуть свои силы, было бы неправильно заключить, что народ этот был бы всегда расположен причинять беспокойство своим соседям; напротив, надо полагать, что он сам поставил бы себе за правило избегать поспешности и несправедливости при объявлении войны, как и руководить поведением воинов во время военных действий.

Такой народ, вероятно, будет вести войну только для того, чтобы отразить нашествие, или чтобы поддержать несправедливо угнетаемого соседа; удовлетворенный богатствами плодородной земли и не имея в своей среде ни неимущих, ни плутов, станет ли он пытаться оспаривать у своих соседей предметы производства, которые ему некуда будет девать? Ему, занятому сельским хозяйством, ведущему простой образ жизни, счастливому, привязанному к своим обычаям и законам, будет чужда страсть к грабежу и завоеваниям; его торговые учреждения никогда не [340] будут предрасполагать его к тому, чтобы втягиваться в распри купцов, этой незнакомой ему породы людей (Поскольку мир является первым из благ после свободы, прибегать к оружию полезно и справедливо только тогда, когда существует угроза миру. Во всех других случаях самая удачная война является преступлением против человечества и источником зла для самого победителя.

История учит нас тому, что военная слава не раз служила ступенью к установлению тирании. Военный дух тем более необходимо обуздать при помощи законов и обычаев, что завоевания и грабежи развращают граждан, приводят в отчаяние побежденных и побуждают их к мщению, вводят в обиход общественного мнения рыцарскую честь властолюбцев и ставят выше законов вышедших из повиновения начальников, осмеливающихся осуществлять в отечестве деспотизм, к которому они приучили солдат под предлогом их дисциплинирования. Эти предатели с помощью ловко разжигаемой ими в своих неосторожных товарищах по оружию страсти к золоту и отличиям сеют повсюду коррупцию, изгоняют добродетель, нагло объявляют себя спасителями народов, которых они порабощают, и, издеваясь над человечностью, насмехаясь над всякой религиозной идеей, доходят в своем бесстыдстве до того, что ставят свою преступную власть под покровительство бога и правосудия).

В Повстанческом комитете считали, что всякая агрессивная война должна быть запрещена законом; закон должен вменить в обязанность армии выжидать на территории республики нападения врага. В Комитете было желание, чтобы с целью предохранения нации от коррупции, которую влечет за собой нажива победителей, была запрещена всякая добыча в индивидуальном порядке и чтобы [341] каждый солдат был обязан доставлять в общественный склад все, что могло попасть в его руки. Однако никто не скрывал от себя и того, что лучшей гарантией против военной распущенности будет презрение к богатствам порабощенных народов, которое запечатлеет во всех сердцах общественное воспитание. В походной палатке, среди сражений солдат-гражданин будет питать только одну страсть — любовь к равенству и отечеству, будет иметь только одного путеводителя — законы своего отечества.

Уважение к международному праву.

Любовь к своей республике участники заговора сочетали с любовью к человечеству, с благом которого были связаны в сущности все их проекты. Они придавали большое значение тому, чтобы в случае, если бы их чаяния исполнились, тот же дух равенства и справедливости, который должен был господствовать среди граждан, руководил образом действий республики по отношению к иностранцам; они хотели, чтобы французский народ рассматривал себя членом великого общечеловеческого общества, содействовал своей мудростью и примером обеспечению всеобщего мира и внушал повсюду уважение к правам, которые природа даровала всем людям.

Управление государством и его оборона имеет не менее существенное значение, чем [342] занятия, способствующие удовлетворению потребностей людей, ибо без них невозможно сохранить внутренний строй и предотвратить опасности извне. Оно, кроме того, обязательно для всех, ибо, если бы было иначе, оно скоро перестало бы иметь единственным своим предметом общественный интерес.

Дело, о котором я поведу речь, отличается тем, что, будучи не менее необходимым для сохранения свободы и для блага общества, оно тем более плодотворно, что вместо того, чтобы быть вменяемым приказом, оно является добровольным и желанным, превращает удовольствие в источник добродетели и усиливает ощущение равенства и любовь к нему.

Преимущества частых собраний граждан.

Комитет желал, чтобы граждане республики делали сообща все, что им надлежит делать. Наличие многочисленного и неиспорченного народа — говорил он — подавляет тайные побуждения эгоизма, делает более ощутимой потребность во взаимопомощи и поддерживает в сердце каждого отдельного человека желание, чтобы точное выполнение его обязанностей получило всеобщее одобрение.

Как обстоит дело с отдыхом? Вполне в духе равенства, чтобы людям лишь тогда было приятно вкушать удовольствие, когда оно разделено с другими. Поэтому у [343] свободных народов имеют место частые собрания, а у народов порабощенных их совершенно не бывает. Счастье в государстве существует в большей или меньшей мере в зависимости от того, предпочитают ли в нем общественные развлечения или замыкаются в себе и остаются бесчувственными к страданиям и огорчениям народной массы.

Под водительством мудрого законодателя явления природы, жизни, как и общественные явления становятся предметом просвещения и развлечения. При помощи одних законодатель обращает внимание граждан на божественные творения и на чудеса общественного порядка; при посредстве других он воздает хвалу достоинствам великих людей и создает им подражателей; то он зажигает в них мужество, то воспламеняет любовь к равенству; занимая постоянно души людей возвышенными предметами, он предохраняет их от порочных вожделений и страстей, которые их расслабляют и развращают.

Четыре рода собраний.

Повстанческий комитет, если не ошибаюсь, различал четыре рода народных собраний. К первому он относил собрания, предметом которых является осуществление верховной власти, судебные приговоры и управление,— я кое-что о них уже говорил и скажу еще, когда сообщу о форме правления. Собрания второго рода касались военного распорядка, [344] о котором я упоминал. К третьему роду принадлежали собрания, посвященные исключительно вопросам просвещения. Я буду говорить о них при изложении вопроса о воспитании и о развитии интеллектуальных способностей. Наконец, посредством четвертого рода собраний Комитет намеревался поддерживать и укреплять в сердцах французов любовь к доблести. Я попытаюсь вкратце описать, как он себе это представлял.

Торжества.

Комитет стал присматриваться к наиболее примечательным событиям гражданской жизни и пришел к заключению, что его установления по духу своему таковы, что их можно превратить в сюжеты для такого же числа народных праздников. Бракосочетания, регистрация новорожденных, вступление детей в воспитательные дома, отправление молодежи на границу, ее возвращение и принятие ее в число граждан могли бы дать повод для всенародных торжеств, празднуемых во всех концах Франции.

В случае войны отправка воинов, их возвращение, оказание почестей защитникам родины, павшим в боях, и присуждение наград наиболее доблестным — служили бы поводом для другого рода торжеств, способных возвысить души и сохранить боевой дух. [345]

Цензурные собрания.

Другого порядка собрания были, по плану Комитета, предназначены для того, чтобы развивать желание общественного одобрения и опасение общественного порицания. В определенные периоды на этих собраниях осуществлялась бы своего рода цензура образа действий граждан и главным образом должностных лиц. Как мы видели, для занесения молодежи в списки лиц гражданского состояния необходимо согласие народа; то же было бы необходимо для оказания почестей старикам, как и для того, чтобы почтить славную память умерших.

Согласно взглядам Комитета, старики должны были играть большую роль в управлении республикой, внося ясность в обсуждения, бдительно следя за соблюдением обычаев и, наконец, руководя воспитанием молодежи. Им, которых можно было бы отличать по их особому костюму и по определенному месту на публичных собраниях, должна была всецело принадлежать инициатива в выражении мнения о всех сделанных народу предложениях; за ними должны были быть сохранены важные функции и главное – влияние на критику; вознаграждая их за безупречную жизнь сыновним уважением, полным почтительности, предохраняли бы публичные обсуждения от поверхностности и поспешности, свойственных менее зрелому возрасту. [346]

Суждения об общественных должностных лицах.

Наши заговорщики хотели также ввести обсуждения, которым подлежали бы все должностные лица, срок полномочий которых истекал; никто не мог бы быть призван на новую должность, пока не будет одобрена его предшествующая деятельность.

Суждения об умерших.

Для того чтобы и наиболее прославленному гражданину всегда оставалось что-либо желать или чего-либо опасаться, предполагали ввести во Франции обычай древнего Египта, согласно которому жизненный путь умерших подвергался суду, жаловавшему их погребальными почестями либо отказывавшему им в них

Для принятия бренных останков добрых граждан должны были отводиться места, украшенные природой и искусством. Памятники, воздвигаемые народом наиболее достойным, и надписываемые на них имена и добродетели каждого предоставили бы потомству широкое поле для просвещения и патриотизма, а старики, на которых должна была быть возложена охрана этих священных мест, призывали бы всю нацию по их примеру достойным образом чтить память добродетельных людей.

Годовщины памятных событий.

Чествованию памятных событий, наиболее способствовавших установлению и упрочению республики, должны были быть посвящены празднества. Обращая внимание народа на причины, породившие эти события, на сопровождавшие их обстоятельства и проистекшее из них добро или зло, ему преподносили бы тем самым урок национальной истории, морали и политики; он научился бы распознавать подводные камни, о которые при отсутствии мудрости может разбиться корабль республики.

Игры и зрелища.

Существовало также желание, чтобы некоторые из этих событий были представлены в действии, а для этого законодатель мог прекрасно использовать поэзию, музыку, танцы и живопись, чтобы глубоко запечатлеть в сердцах чувства, которые он намеревался внушить. С помощью наград, присуждаемых общественным мнением, он воздавал бы почести мужеству, ловкости, трезвости, скромности, трудолюбию и всем физическим и моральным качествам, составляющим украшение и опору равенства и свободы.

Комитету казалось, что в надлежаще устроенном государстве развлечения, не разделяемые всем народом, должны быть упразднены из опасения, как бы воображение, [348] избавленное от надзора строгого судьи, не породило вскоре ужасных пороков, столь противоречащих всеобщему благу.

Божественное начало и бессмертие души.

Все эти установления и республиканские нравы, ими созданные и хранимые, должны были найти последнюю важную опору в религиозных идеях, семена которых должны были быть заложены в умах законами и воспитанием. Не признавая откровения, французская республика не приняла бы никакого особого культа; но она сделала бы равенство единственной угодной божеству догмой, благодеяния которой провозглашались бы на народных торжествах и запечатлели бы в сердцах добрых граждан надежду на счастливое бессмертие (В Комитете считали, что догмы о существовании верховного существа и бессмертии души являются единственными, веру в которые возрожденное общество поистине было бы заинтересовано сохранить , так как, говорили они, для общества важно, чтобы граждане признавали непогрешимого судью их тайных помыслов и деяний, которые не могут быть постигнуты законом, и чтобы они считали достоверным, что необходимым следствием их преданности человечеству и родине будет вечное счастье. Что касается культа, то хотели, чтобы он был ограничен уважением к общественному договору, защитой равенства и известными публичными празднествами. Все так называемые откровения должны были быть изгнаны законами вместе с болезнями, зародыши которых должны были быть постепенно искоренены. До того, как это должно было произойти, каждый волен был сумасбродствовать, только бы общественный строй, всеобщее братство и власть законов не были нарушены. Такова была религиозная доктрина главных защитников равенства во время французской революции, такова была религиозная доктрина Робеспьера, который в значительной мере навлек на себя кровавую проскрипцию, жертвой которой он пал, из-за мужества, с каким он эту доктрину защищал. Заблуждение атеистов, ошибки эбертистов, безнравственность дантонистов, ущемленная гордость жирондистов, тайные происки роялистов и английское золото обманули 9 термидора ожидания французского народа и всего человечества 86).

Связь между всеми частями республики.

Повстанческому комитету казалось наиболее трудным поддерживать в общественном строе, который он хотел установить, невидимую связь, тесно объединяющую все части республики и способствующую тому, чтобы каждая из частей отнюдь не рассматривала себя как нечто совершенно обособленное, независимое и безразличное к участи других, а сознавала, что ее процветание зависит от их процветания, и что лишь при помощи общей воли и общих действий она может сохранить свое цветущее состояние и укрепить его.

В любой сколько-нибудь обширной стране существуют плодородные местности, где земля приносит обильный излишек, и другие местности, где она едва удовлетворяет [350] потребности населения. Вполне ощутимый интерес свяжет при строе общности одни из этих местностей с другими. Но каким образом помешать тому, чтобы коммуны, которым благоприятствует природа, не считали обременительным для себя союз с теми, которым природа не благоприятствует, и не претендовали бы — нарушая закон равенства — сохранить за собой более благоустроенное, чем у других, существование.

Быть может, основатель нового сообщества людей увидит в возможности такого нарушения порядка мотив для расширения или сокращения его территории. Это будет, вероятно, предотвращено путем варьирования предметов производства так, чтобы каждая коммуна могла ожидать чего-либо от других. Однако связь, о которой идет речь, может стать нерасторжимой главным образом благодаря взаимности услуг и сознанию преимуществ общественного строя. Когда житель юга республики осознает, какую пользу приносят ему жители севера, доставляющие ему наслаждения, обороняющие имеющую важное значение территорию и разделяющие братские чувства, порождаемые в них согласованностью обычаев и законов, он почувствует, как душа его облагораживается; он проникнется восхищением общественным механизмом, при посредстве которого столько миллионов людей способствуют тому, чтобы он был счастлив, и убедится, что интересы самого равенства, которым он дорожит, требуют, [351] чтобы, переступив границы его коммуны, оно охватило все пространство республики (Реально существующий или подразумеваемый договор, на котором покоится общество, обязательно содержит обобществление всех сил и всех способностей индивидуумов; в противном случае, поскольку эти силы и способности будут с самого начала неравномерно распределены, все пойдет на пользу одним и во вред другим. Из этого основного договора следует, что территория, какова бы ни была ее протяженность, целиком составляет первоначальную собственность народа, который занимает ее; народ же не может желать, чтобы одни были поставлены в более благоприятные условия, чем другие, и обязательно хочет, осуществляя полностью свои права, чтобы неодинаковая продукция при одинаковом труде была компенсирована беспристрастным распределением).

Сношения между гражданами.

Ничто не способно в такой степени зародить и поддерживать эти чувства, как частые сношения между жителями различных частей государства; эти сношения удваивают их усердие, доказывая им всеобщую готовность служить отечеству. В настоящее время коммерсанты с целью обогащения делают то, что следовало бы делать, во исполнение своего долга, для получения образования и самосовершенствования. Но когда воодушевляющая их страсть будет подавлена вследствие упразднения частной собственности, то законодатель, который не захочет запереть свою республику в пределах одного города, должен будет заменить эту страсть невинными [352] побуждениями, чреватыми положительными результатами. Перевозка продовольствия, передача распоряжений, функции управления и военные функции заставляют большое число граждан объезжать страну. Мало того. К сношениям обязательного порядка следует прибавить другие, вызванные исключительно любовью к умственным и душевным развлечениям. Казалось, ничто не способно лучше поддерживать и изыскивать эти развлечения, нежели частота и разнообразие общественных праздников.

Праздники.

У каждой коммуны, у каждого департамента существовали бы свои особые праздники; отмечались бы только в присутствии правительства республики; третьи, наконец, украшали бы попеременно ряд мест, которые поочередно удостаивались бы чести обратить на себя взоры всей нации (Божественное начало, великие явления природы, полезные ремесла, добродетели, политические революции благоприятные для человечества и великие люди, служившие ему и прославившие его,— таковы сюжеты, которые эти праздники должны были запечатлеть в сознании народа и первое представление о которых было дано декретом Национального конвента, принятым в результате достопамятного доклада Робеспьера о религиозных идеях). [353]

Необходимость власти.

Члены Повстанческого комитета считали, что с помощью такого рода учреждений можно прочно основать свободу и путем постепенного преобразования нравов сделать французов счастливыми, сплоченными, любимыми, уважаемыми и непобедимыми. Однако стараний реформаторов было бы недостаточно, если бы они не подумали о средствах предохранения их творения от покушений грубой силы и от коррупции и не позаботились о его постепенном усовершенствовании.

Как бы мудро ни были устроены учреждения, они при своем падении скоро увлекли бы за собой установленное ими равенство, если бы законодатель не предоставил им поруки, более действенной, нежели усилия эгоизма. В данном случае нет ничего более верного, чем объединение всех индивидуальных сил в единую великую общую силу, всегда готовую подчинить общему интересу тех, кто уклоняется от этого правила. Это означает создание единого политического целого.


Комментарии

94. В одном из документов по делу Бабефа, опубликованных Директорией, указывалось, что после победы восстания предполагалось послать в [408] итальянскую армию полномочия Саличетти «арестовать генералов-изменников». В связи с этим Саличетти представил Директории объяснение.

Из сторонников Бабефа в провинции отметим бывшего депутата Конвента рабочего Армонвилля, раздобывшего весной 1796 г. мандат от Директории, на имя свое и Дарте, на реквизицию зерна и объездившего Реймс, департаменты Арденн и Эн, где он расклеивал и распространял прокламации.

95. В данном вопросе Буонарроти излагает только свою личную точку зрения. Ни Бабеф, ни тем более Сильвен Марешаль, решительный атеист, также входивший в состав бабувистской Директории, этих взглядов Буонарроти совершенно не разделяли.

96. В заметках о причинах 9 термидора и о роли Вадье-Барера Буонарроти целиком солидаризировался с «религиозной доктриной» Робеспьера: «Франция нуждалась... в союзе мудрой религии и хорошего законодательства... Самым мощным противником, которого следовало бы еще низвергнуть, была безнравственность... и единственным способом установления подлинной республики было сохранение чистоты и добродетели Конвента. Именно с этой целью издан был декрет, который освятил существование верховного существа, бессмертие души, утвердил свободу культов и установил национальные праздники. В этом же был смысл декретов против проповедников атеизма и против депутатов, обесчестивших себя постыдными действиями».

(пер. Э. А. Желубовской)
Текст воспроизведен по изданию: Ф. Буонарроти. Заговор во имя равенства, Том I. М. АН СССР. 1963

© текст - Желубовская Э. А. 1963
© сетевая версия - Тhietmar. 2013
© OCR - Андреев-Попович И. 2013
© дизайн - Войтехович А. 2001
© АН СССР. 1963