Так называемые «литературные корреспонденции» из Парижа в XVIII в. были весьма распространенным видом публицистической деятельности. Адресатами их были прежде всего представители европейских царствующих фамилий. Подробно освещая новости парижской культурной и светской жизни, литературные корреспонденции заменяли и дополняли мало распространенные тогда газеты. Причем в роли «корреспондентов» всегда выступали литераторы философского, просветительского лагеря: шагать с веком наравне стремились и монархи. Для самих же французских писателей-философов XVIII в., веривших в возможности просвещенного абсолютистского правления, литературные корреспонденции были великолепным случаем «просвещать» своих венценосных адресатов, пропагандировать свои взгляды. Не говоря уже о том, что это был очень престижный и доходный вид литературной деятельности.

Широко известно несколько литературных корреспонденции XVIII в. Знаменитую корреспонденцию Ф.-М. Гримма (Grimm F.-M. Correspondance litteraire, philosophique et critique de Grimm et de Diderot depuis 1753 jusqu’en 1790. P., 1829—1831. T. 1—15) получали несколько европейских монархов, в том числе Екатерина II, Фридрих II прусский. Русский великий князь, будущий император Павел пользовался литературной корреспонденцией известного поэта и публициста Ж.-Ф. Лагарпа (La Harpe J.-F. Correspondance litteraire. P., 1774—1791. Vol. 6). В Павловском дворце под Ленинградом сохранилась еще одна неизданная литературная корреспонденция из Парижа. Она принадлежит совершенно забытому ныне французскому писателю XVIII в. Адриену-Мишелю Блен де Сенмору и предназначалась для жены великого князя Павла Марии Федоровны (Принадлежность павловских рукописей перу Блен де Сенмора, а также их адресата установил Ю.В. Готье. См.: Литературное наследство. М., 1937, т. 29/30, с. 202—203).

Первые письма павловской корреспонденции датированы сентябрем 1781 г. Блен де Сенмор отправлял их еженедельно на четырех листах большого формата, исписанных с обеих сторон довольно убористым почерком. Впоследствии эти письма были переплетены по годам в красные сафьяновые переплеты, и в таком виде этот интереснейший и обширнейший источник (9 томов рукописи (Ю. В. Готье указывает 10 томов. См.: Там же, с. 201)) по истории Франции конца XVIII в. более 130 лет хранился в библиотеке Павловского дворца.

В начале 20-х годов XX в. корреспонденция Блен де Сенмора была частично использована Н. С. Платоновой в статьях о первом министерстве Неккера, «деле об ожерелье королевы» и о Бомарше (Платонова Н. С. Накануне великой революции.— Анналы, Пг., 1922, № 1; Она же. Критический момент в жизни Бомарше.— Анналы, Пг., 1923, № 3).

В 1935 г. эти документы были перевезены в Москву, в Государственный Литературный музей, и здесь привлекли внимание Ю.В. Готье. В 29/30 томе «Литературного наследства», посвященном литературным связям России и Франции в XVIII—XX вв., появилась обширная публикация писем Блен де Сенмора (Литературная корреспонденция Блен де Сенмора в Россию / Предисл. и публ. Ю.В. Готье.— В кн.: Литературное наследство. М., 1937, т. 29/30). В соответствии с характером издания Ю.В. Готье подбирал письма, касавшиеся прежде всего литературы: речь в них идет о книгах Руссо, о неизданных записках Вольтера, о постановке «Женитьбы Фигаро» и т. п.

Осведомление адресата о новостях культурной жизни Парижа действительно являлось главной целью корреспонденции Блен де Сенмора, и вплоть до 1787 г. именно такие сообщения занимали главное место в его письмах. Однако по мере того как политика все более властно вторгалась в жизнь французского общества, корреспонденции Блен де Сенмора приобретали все более «политический» характер. Известия [222] о модных литературных новинках сменились рассказом о злободневных политических памфлетах и газетных статьях, вместо светских анекдотов теперь предлагались отчеты о заседаниях Национального собрания. Все чаще сообщалось о городских беспорядках, народных волнениях.

Корреспонденция Блен де Сенмора заканчивается 1791 г. (В томе за 1791 г. после письма № 31 от 6 августа следует письмо № 43 от 29 октября. В перечне пропущенных писем, приведенном в публикации Ю. В. Готье, этот пропуск не указан. См.: Литературное наследство, т. 29/30, с. 208) Она является ценным и совершенно неиспользованным источником в изучении первых лет французской революции.

Разумеется, события, о которых сообщает Блен де Сенмор, давно и хорошо известны, и потому его письма не могут существенно повлиять на наше представление о французской революции. Но это живое, непосредственное, по свежему впечатлению написанное свидетельство о тех днях сделает наше представление о них более ярким и содержательным.

Однако не только этим соображением диктуется стремление привлечь внимание исследователей к публикуемым документам. Большой интерес представляет вопрос о6 отношении к французской революции тех социальных слоев, к которым принадлежал Блен де Сенмор.

Мы не располагаем обширными сведениями о биографии этого неудавшегося писателя. Известно, впрочем, что он принадлежал к зажиточной, сравнительно недавно одворянившейся семье, сильно пострадавшей от банкротства Дж. Лоу. Блен де Сенмор, безусловно, получил хорошее образование и с молодых лет пробовал себя на литературном поприще: писал трагедии, героические поэмы. Творения эти не приносили автору успеха, несмотря на симпатию и покровительство Вольтера. Материального достатка и прочного положения в обществе Блен де Сенмор добился не сочинительством, а государственной службой: с 1776 г. он государственный цензор и, кроме того, «историограф королевских орденов» (Биографические данные о Блен де Сенморе: Biographie universelle, ancienne et moderne/Publiee chez Michaud freres. P., 1811. T. 4; Nouvelle biographie generale depuis les temps les plus recules jusqu’a nos jours / Publiee par F. Didot freres. P., 1855. T. 6).

Блен де Сенмор — типичный просвещенный либерально настроенный дворянин-чиновник конца старого порядка. Он знаком с просветительской литературой, чтит Вольтера, ненавидит произвол. Он отлично понимает необходимость перемен в стране и уповает на просвещенного министра-реформатора, на политический такт и дальновидность монарха. Он сторонник представительных учреждений, но также и убежденный сторонник монархии. Резко осуждает Блен де Сенмор любое проявление политической активности народа.

Позиция этого человека, под влиянием революционных событий практически не менявшаяся, близка позиции монархистов-конституционалистов первого этапа революции. Характерно, что Блен де Сенмор был избран членом комиссии по составлению наказа Генеральным Штатам от третьего сословия Парижа, но дальнейшего развития революции не принял. С падением монархии и, следовательно, с потерей королевских пенсий Блен де Сенмор впал в нищету и получал денежную помощь от Марии Федоровны.

В письмах Блен де Сенмора французская революция предстает перед нами в оценках не революционера, а просвещенного дворянина-чиновника старого порядка. И такой взгляд особенно интересен для историка в свете современной полемики о французской революции, о роли в ней дворянства.

С 1941 г. и по настоящее время рукописи писем Блен де Сенмора именно в таком виде, как их описал Ю.В. Готье, хранятся в Центральном государственном архиве литературы и искусства (Блен де Сенмор А.-М. Письма.— Центральный государственный архив литературы и искусства, ф. 1321, оп. 1, д. 1—9. (Далее: ЦГАЛИ)). В настоящей публикации приводятся отрывки из писем за 1789, 1790 и 1791 гг. (Там же, д. 7—9), касающиеся наиболее ярких событий французской революции или имеющие существенное значение для выяснения отношения автора к происходящему. Сравнение этих документов с многочисленными известными источниками доказывает, что свидетельства Блен де Сенмора в основном достоверны. Отдельные ошибки (вызванные тем, что письма, написанные иногда на следующий [223] же день после события, часто содержат непроверенную информацию), а также неудачные формулировки, искажающие смысл, оговариваются в комментариях. Нужно также учесть, что эти письма предназначались высокопоставленному лицу, поэтому автор, видимо, несколько сглаживал остроту происходивших в Париже событий, особенно когда речь шла о социальных конфликтах.

№ 26 ¹, 27 июня 1789 г.

...Королевское заседание, назначенное на прошлый понедельник, состоялось лишь на следующий день, во вторник, в 9 часов утра ². Король, сопровождаемый всей свитой придворных, отправился в зал заседаний Генеральных Штатов, где собрались все три сословия. Король произнес там речь, которую не преминули напечатать все газеты, так же, как и оглашенную на этом заседании декларацию. Эта декларация содержит множество положений, которых требовали все наказы, как, например, обеспечение регулярного созыва Генеральных Штатов, требование свободы печати, правда с некоторыми изменениями, требование личной свободы.

Предполагают, что придворные, более всех заинтересованные в беспорядках, видя, что Генеральные Штаты начинают свою деятельность и сословия вот-вот объединятся, поскольку большая часть духовенства уже вошла в Национальное собрание и некоторые дворяне собираются поступить так же, представили королю дело таким образом, что если третье сословие, самая многочисленная часть нации, конституируется как Национальное собрание и сочтет возможным издавать законы без участия двух высших сословий,— это будет опасно. Так они побудили короля отменить свое постановление. Этот акт самовластия поверг в уныние все умы. А тут еще — верх несчастья! — граждане в количестве более десяти тысяч, прибывшие в Версаль посмотреть королевское заседание, узнают, что г-н Неккер подал в отставку! Они отправились к министру, чтобы попросить его не уходить со своего поста. Г-н Неккер, тронутый этой демонстрацией доверия, согласился остаться. В сопровождении всей этой толпы он отправился к королю, и тот с радостью принял его согласие. Эта сцена, которая вначале внушала тревогу, кончилась изъявлениями радости и приветственными возгласами. Однако чернь бросала камни вслед некоторым прелатам, которых подозревала в склонении короля к столь резкому поступку. И кучер монсеньора архиепископа Парижского был опасно ранен. Если бы толпе попались г-н аббат Мори и г-н д’Эпре-мениль ³, главные деятели двух первых сословий (в борьбе) против третьего, она бы с ними жестоко расправилась. Уверяют, что последний исчез и неизвестно, где он скрывается.

№ 29, 18 июля 1789 г.

...В прошлое воскресенье, 12 числа сего месяца, около 11 часов дня г-н Неккер, устав от интриг, которые плела вокруг него сильная партия придворных, попросил у короля отставку. Он тут же выехал, чтобы покинуть Францию ⁴. Г-н Монморен ⁵ также подал в отставку. Эта новость глубоко огорчила всех. Огромная толпа мгновенно собралась в Пале Руаяле на Елисейских полях. Полковник иностранного [224] кавалерийского полка имел неосторожность войти со своими войсками внутрь ограды Тюильри, где прогуливались мирные граждане. Утверждают, что он даже раскроил череп старику, смотревшему по сторонам ⁶. По толпе стреляли, правда, уверяют, что холостыми, только чтобы ее запугать. Беспокойство народа достигло наивысшей степени. Люди бросались из стороны в сторону. Кто-то заперся по своим домам. На следующий день огромное количество народу берется за оружие. Штурмом берут Дом инвалидов и изымают там более 30 тысяч ружей. В этой толпе было, вероятно, немало бродяг. Менее чем за три часа сформировалась буржуазная гвардия около ста тысяч человек ⁷, экипированная ружьями, пиками и т. д. Была предпринята попытка разоружить бродяг, и у значительной части их оружие удалось отнять ⁸. Но поскольку больше всего пугало вторжение иностранных войск, которые окружают столицу ⁹, то завладели прежде всего пушками, которые расставили на всех проспектах, на всех улицах. Штурмом была взята Бастилия, комендант которой маркиз де Лоне, осмелившийся стрелять в граждан, был растерзан. Заключенных выпустили. Грозную крепость разрушили. Городские заставы укрепили. На них были сооружены укрепления, которые сведущие люди оценивают как шедевр оборонного искусства. Все это было результатом более чем двухдневного неистовства. Народ растерзал также купеческого старшину г-на Флосселя, так как был убежден, что он готовится предать. Ворота монастыря Сен-Лазар взломали, так как было известно, что там хранились запасы зерна более чем на четыре года. Трудно это себе представить, но во всей неразберихе соблюдался определенный порядок. Бродяги, занимавшиеся воровством, были на месте наказаны ¹⁰. Народ запер городские заставы. Несколько дней назад все придворные бежали из города, и это заставляет опасаться, что будут спровоцированы какие-нибудь резкие действия. Всех, кто хотел покинуть Париж, останавливали. Люди были полны решимости защищать свои жизни и свои жилища. Женщины и священники с невероятным бесстрашием присоединялись к этой воинственной толпе.

№ 30, 25 июля 1789 г.

Обстоятельства, в которых мы находимся, должны привлечь к нам взоры и внимание всей Европы. Великая и прекрасная нация, жаждущая сбросить цепи аристократии, в которых она стонала в течение нескольких веков,— это одно из тех величественных зрелищ, которые возбуждают любознательность и интерес человечества. Монархическое правление, без сомнения, является единственным, которое подходит большому государству, и никто никогда не помышлял его менять. Впрочем, невозможно было бы когда-либо сыскать короля более добродетельного, более честного, более желающего счастья своему народу, чем прекрасный наш повелитель...

...Казалось, что в столице установилось спокойствие и тишина, как вдруг народ узнал, что г-н Фуллон, недавно назначенный вместе с [225] маршалом де Бройлем военным министром ¹¹, арестован в своем замке окрестными крестьянами. Этот министр, уже подавший в отставку и знавший об отношении к нему народа, как говорят, распустил слух о своей внезапной кончине, и даже все свое семейство заставил облачиться в траур. Однако народ не был обманут этой хитростью. Неисчислимая толпа явилась за ним в его замок и привела его к зданию муниципалитета. Г-н Байи, мэр города и г-н маркиз де Лафайет предприняли все усилия, чтобы вырвать его из рук разъяренного народа. Но толпа взломала решетки здания, вырвала его из рук собравшихся чиновников, привела на Гревскую площадь, привязала к фонарю, повесила, а затем отрезала ему голову. В муниципалитете хотели, чтобы его сначала отвели в тюрьму и судили, но народ ничего не слушал. Всегда жестокий в своем гневе, народ носил его голову на острие пики, а труп волочил по обочинам. В это же время народ узнал, что г-н Бертье де Совиньи, интендант Парижа, арестован в Компьене. Народ отправился ему навстречу, и, несмотря на предосторожности, предпринятые муниципалитетом, чтобы судить его законным судом, он точно так же был отведен на Гревскую площадь и повешен. Его подозревали в секретных переговорах в целях захвата столицы. Я не знаю, на каких основаниях. Конечно, если он виноват в предательстве, то заслужил наказания. Но следовало бы судить его законным путем. Подобные акты произвола влекут за собой слишком много ошибок. Слишком легко можно повесить невинного. Я с горестью убеждаюсь, что народ, обычно мягкий и добрый, изменил на какое-то время своему характеру и осквернил эту славную революцию своими кровавыми, беззаконными поступками.

№ 32, 8 августа 1789 г.

...Другое событие снова встревожило всех граждан нашей столицы. Патруль буржуазной гвардии остановил на реке лодку, которая была тщательно обследована. В бочках, на которых было написано «мыло», нашли большое количество бочонков с порохом из арсенала, которые, как говорят, отправляли в Эссон для обработки. Поскольку лодочники, которых допросили, не могли дать никакого ясного объяснения, возникли самые серьезные подозрения относительно какого-то заговора и предательства. Разъяренный народ столпился на Гревской площади и окружил здание муниципалитета. Узнав или подозревая, что маркиз де Ла Салль, автор нескольких литературных произведений и с недавнего времени заместитель командира буржуазной милиции ¹², дал приказ вывезти этот порох вместе с грузом железного лома из арсенала, народ пожелал заполучить этого человека и повесить его ¹³. Роковая веревка была уже привязана к фонарю, и, казалось, он неизбежно должен расстаться с жизнью, но имел ловкость улизнуть из муниципалитета. Разъяренная толпа угрожала поджечь здание муниципалитета, и г-н маркиз де Лафайет вынужден был удвоить число солдат охраны из буржуазной гвардии и предупредить, что все честные люди должны разойтись и что он прикажет стрелять в народ, если тот будет упорствовать в подобных угрозах. Были приведены пушки, и толпе помешали приближаться ко всем выходам на Гревскую площадь.

Мне кажется, что муниципалитету следовало бы развесить везде плакаты с разъяснениями гражданам этого происшествия с перевозкой пороха и железного лома, которое вызывает столь живое беспокойство. [226]

Только что арестована любовница г-на маркиза де Ла Салля, при ней большое количество бумаг. Из этих бумаг надеются получить какие-то разъяснения ¹⁴.

№ 34, 22 августа 1789 г.

...Каждый день мы узнаем о беспорядках в провинции, причина которых — действия подкупленных разбойников. Замки и аббатства сжигают, бумаги разбрасывают и тоже сжигают...

№ 36, 5 сентября 1789 г.

...Национальное собрание предписало г-ну маркизу де Лафайету не терпеть никаких подстрекательских скоплений народа, которые могли бы помешать свободной работе собрания, и г-н де Лафайет принял столь разумные меры, что толпа из Пале Руаяля не только не отправилась в Версаль, а даже перестала собираться в этом саду. Спокойствие Парижа обязано г-ну де Лафайету и не только этим. Несколько парикмахеров собрались перед Лувром и потребовали, чтобы в дальнейшем с учеников, желающих поступить к мастеру, не взыскивали по 3 франка ¹⁵. Г-н де Лафайет, найдя их просьбу обоснованной, решил дело по справедливости.

С осторожностью и осмотрительностью столь же твердой, сколь и разумной, он отпустил рабочих, которых использовали на Монмартре и которые сильно беспокоили граждан столицы ¹⁶.

Безработные слуги также скопились на Марсовом поле, требуя выпроводить всех рассыльных-иностранцев: швейцарцев, немцев, савойяров и льежцев, которые лишают их каких-либо возможностей заработать на жизнь ¹⁷. Их число значительно увеличивалось с каждым днем, и слуги некоторых частных лиц и даже слуги сеньоров присоединились к ним. Возникли опасения, как бы они не взбунтовались и не подосланы ли они аристократами. Г-н де Лафайет ограничился тем, что арестовал среди них всех, кто носит ливрею, и отправил их в тюрьму до тех пор, пока хозяева не сочтут уместным их востребовать. Таким образом по показаниям этих слуг были раскрыты заговоры, направленные на разжигание волнений, а остатки скоплений народа вскоре рассеялись. Наконец-то наступило затишье. Будем надеяться, что это продлится долго.

№ 41, 10 октября 1789 г.

...Король и Национальное собрание занялись вопросом взимания налогов и обеспечения снабжения столицы путем свободной торговли зерном и мукой по всему королевству, а также путем запрета вывоза этого столь драгоценного продукта питания. Дело начинало принимать оборот, позволявший надеяться на мир и спокойствие, как вдруг необъяснимое помутнение разума повсюду посеяло тревогу и растерянность. Доставать хлеб стало очень трудно, и вот женщины из народа собрались у здания муниципалитета и потребовали хлеба. Солдаты национальной милиции также собрались, чтобы восстановить порядок. Г-н Байи приложил все усилия, чтобы успокоить их (женщин.— Е. Л.). Большинство их проникло в ратушу и с помощью мужчин, которых они привели с собой, женщины захватили все оружие, которое там нашли, даже одну пушку. [227] Не умея ничего выразить толком, эти женщины хотели заставить буржуазную милицию идти в Версаль. Сначала они отправились туда сами. Однако половина их осталась и заставила г-на маркиза де Лафайета последовать за ними. Напрасно он пытался заставить их прислушаться к голосу разума, ему пришлось повиноваться. Пробили общий сбор, и в очень короткий срок собрали около 30 тысяч человек буржуазной милиции, которые выступили в Версаль с 50 пушками во главе. Те затруднения, которые чинил г-н де Лафайет, вызвали подозрения необузданной черни по отношению к этому славному генералу, и его едва не постиг печальный конец от рук женщин.

Известие о приближении этой огромной толпы привело в ужас всех жителей Версаля и Национальное собрание.

Женщины, которые шли впереди, обнаружили, что решетки Версальского дворца заперты, а гвардейцы стреляли в народ. Мужчины, которые сопровождали женщин, ответили тем же. Двое или трое лейб-гвардейцев были убиты, но ни один гражданин не пострадал. Женщины вошли во двор, а 12 из них были делегированы для разговора с королем. Они просили у его величества хлеба, и король дал им удовлетворительный ответ, который они передали толпе. Г-н де Лафайет, стоя во главе национальной милиции, вел себя с такой осмотрительностью и так благоразумно, что вместо возможного кровопролития были изъявления любви и преданности со стороны как народа, так и монарха. И король настолько простер свою доброту, что согласился с желанием, высказанным ему жителями Парижа, чтобы он жил среди них. Он сейчас же отправился в столицу с целью устроить там свою постоянную резиденцию.

Я не думаю, чтобы причина брожений была в этом. Кажется даже, что эта толпа вначале не имела никаких определенных целей. Говорят, что трудности в получении хлеба были лишь поводом. Некоторые люди считают, что народ и армия были оскорблены бестактными и обидными для нации разговорами, которые исходили, как предполагают, от королевских лейб-гвардейцев на ужине, который они давали в честь офицеров, находящихся в Версале, и что народ хотел отомстить ¹⁸. Истинная цель этого похода пока неизвестна. Может быть, те, кто в нем участвовал, и сами ее не знали. Как бы там ни было, оплачиваемая и неоплачиваемая Национальная гвардия под командой г-на маркиза де Лафайета ¹⁹ вела себя очень храбро и осмотрительно, и король был так доволен разумными приказаниями этого командира, отданными ради избежания беспорядков, что назначил его командующим всеми войсками, которые находятся в округе радиусом в 15 лье. Очевидно, что тайные враги нации раздают деньги, чтобы возбудить народ на подобные восстания, внушая ему выгодные им стремления, а народ мало образован и достаточно глуп, чтобы попадаться в эти ловушки.

№ 4, 22 января 1790 г.

...Некий г-н Марат, тот самый, который несколько лет назад полемизировал с академией относительно теории, в которой он утверждал, что Ньютон ошибался, говоря о семи первичных цветах, тогда как, согласно г-ну Марату, их существует лишь три: красный, голубой и зеленый ²⁰. Остальные четыре состоят из этих трех ²¹. Со времени революции этот г-н Марат вознамерился издавать нечто вроде газеты под [228] названием «Друг народа». Под этим названием он позволяет себе выдвигать самые серьезные обвинения против лиц, пользующихся наибольшим доверием народа. Он утверждает, что г-н Неккер приказал убрать невызревшие хлеба, что под чужим именем он скупил зерно, чтобы перепродать его за границу, а затем снова закупить за границей дороже, чем он его продал, в ущерб национальной казне ²².

В мало подходящих выражениях высказывается он и в адрес самых уважаемых представителей нового муниципалитета. Этот писатель проявляет не больше уважения и к г-ну Байи, известному как один из наиболее добродетельных людей. Наконец, он настолько преступил всякие границы в своей клевете, что суд Шатле счел необходимым издать постановление о его аресте ²³. Вчера была сделана попытка привести в исполнение это постановление и арестовать г-на Марата. Однако его издание завоевало ему столько сторонников среди народа, что, когда многие из них собрались, образовалась толпа, и пришлось удвоить количество национальных гвардейцев. Председатель дистрикта кордельеров ²⁴ взял на себя защиту писателя и добился его оправдания. Председатель дистрикта обратился к Национальному собранию ²⁵, но оно осудило его поведение, которое, противореча постановлениям суда, оскорбляет общественный порядок и нарушает основные принципы. Такой ответ (Национального собрания.— Е. Л.) немного успокоил умы, и скопление народа рассеялось. Сейчас же не преминули распустить слух, что г-н Марат оплачивается врагами общественного блага, так же как и люди из народа, которые собрались из-за него.

№ 46, 13 ноября 1790 г.

Жалкий адвокат суда по фамилии Дантон, один из тех беспокойных людей, которые не могут надеяться быть замеченными иначе как подстрекая к волнениям и беспорядкам, тот самый, которого интрига выдвинула в муниципалитет и которого все секции столицы единогласно отвергли ²⁶, снова собрал всех своих сторонников и позволяет себе вновь выдвигать требование смещения министров. Он вынудил г-на мэра ²⁷ возглавить депутацию в Национальное собрание, совершенно бездоказательно обвинившую трех министров, которых король жалует своим доверием ²⁸.

Известно, что недавно часть Национального собрания уже выступала с подобным предложением, и оно не было поддержано ²⁹. И что же! Этот одержимый юрист счел возможным взять на себя это оставленное дело и сформулировал самые серьезные обвинения без каких бы то ни было доказательств. Это тот самый человек, который произносил недавно в первичных собраниях такие в точности слова: «Знамя свободы нужно воздвигать на трупах. Свобода — это растение, которое плодоносит [229] лишь тогда, когда обильно полито кровью». Возможно ли поверить? Эти дьявольские изречения, достойные стада дикарей, были встречены аплодисментами каких-то негодяев из его общества, а честные люди, у которых они вызывают содрогания, не посмели выразить возмущения из боязни быть обвиненными и изобличенными как плохие граждане. Этому интригану, несмотря на унизительный провал в секциях, совсем недавно удалось не только выдвинуться в выборщики ³⁰, но и провести туда некоторых своих сторонников в надежде, что они выдвинут его на свободные вакансии по его округу, поскольку выборы должны были происходить лишь отдельно по округам. Однако собрание выборщиков расстроило его планы, потребовав у Национального собрания, чтобы выборщики столицы проводили выборы совместно, и Национальное собрание не смогло отказать в столь справедливом требовании. Таким образом, его сторонники не будут больше иметь решающего голоса, и его интрига расстроена. Но он тут же занялся другим делом. В его дистрикте был командир батальона, выдвинутый всем дистриктом и отлично исполнявший эту должность со времени начала революции. Этот Дантон, сумев привлечь на свою сторону нескольких национальных гвардейцев этого батальона, пожелал сам стать командиром...

...Г-н Дантон стал командиром батальона, как он того желал ³¹. Но старый командир утверждает, что его выдвигал весь батальон, а Дантона выдвигала только часть. Сверх того, командиры батальонов не желают, как они говорят, общаться с человеком, который подлежит аресту и которого отвергли все секции.

Как бы там ни было, ничего еще не решено по поводу его петиции в Национальное собрание ³². Все очень сильно подозревают, что этот неистовый демократ не столь уж без ума от революции, как он хочет это показать.

№ 26, 25 июня 1791 г.

В то время как наша столица была занята формированием первичных собраний для избрания выборщиков, которые назовут членов новой легислатуры, произошло событие, достаточно необычайное, чтобы привлечь внимание Европы. Когда я узнал о столь неожиданном и злополучном происшествии, я испытал невольную дрожь. В ночь с понедельника, 20 числа, на вторник, 21 число этого месяца, король, королева, мадам дочь короля, мадам Элизабет ³³, дофин, Месье и Мадам ³⁴ покинули столицу, хотя г-н де Лафайет был тайно предупрежден и охрана была удвоена. Это бегство было подготовлено в такой тайне и осуществлено с такой быстротой, что никто ничего не заметил, и только на следующий день, в девять часов, люди, приставленные к королю и ко всей его семье, обнаружили, что во дворце больше никого нет. Г-н де Лафайет, как только узнал об этой новости, взял на себя отправку курьеров во все департаменты, чтобы сообщить там эту новость...

При известии о бегстве короля и его семьи в умах началось брожение. Сторонники республиканизма стали активно проповедовать свою идею, а подкупленные или обманутые люди повторяли ее на всех перекрестках. Заговорщики, стремящиеся господствовать, не беспокоясь об общественном благе, возобновили свои интриги. Друзья короля вынуждены хранить молчание, и нужно признать, что непросто выступать в его защиту, ибо как же оправдать монарха, честность, верность и добродетели которого внушали абсолютное доверие, которого обожали все его подданные и который после того, как 20 раз по собственному почину [230] объявлял перед лицом нации и иностранных держав, что он свободен, что он является опорой новой конституции, и после того, как поклялся ее поддерживать, своим бегством признает, что он давно уже не согласен с тем, что было сделано, и говорит прямо противоположное тому, что он говорил раньше. Чего он хотел добиться своим бегством? Надеялся ли он вернуться во главе сильной армии и, вернувшись, опубликовать манифест, а если нация не пойдет за ним, то действовать военной силой? Но я спрашиваю, может ли внушать доверие суверен, который строит планы истребления своего народа, чтобы заставить его принять иные законы, чем те, которые он сам допускает? Вот что повсеместно говорит народ. Что до меня, то я отдаю справедливость королю. Я считаю его действительно добродетельным человеком, хотя и слабым, и я убежден, что он совершил столь неосторожный поступок лишь под влиянием коварных советов своего окружения.

№ 30, 23 июля 1791 г.

Я не знаю, что за невидимый и злонамеренный дух стремится без конца расколоть единство французских граждан с помощью то одной, то другой интриги. Уже давно существует подозрение, что честолюбцы, недовольные и даже некоторые иностранные державы подкупают якобы мятежников, чтобы бросить между нами яблоко раздора и вооружить одних из нас против других. Уже давно в Париже замечено большое число злодеев-иностранцев, лица которых мелькают во всех сборищах. Наконец, в последнее воскресенье ³⁵ значительное скопление этих презренных людей и некоторых граждан, подкупленных или введенных в заблуждение заговорщиками и мятежными публицистами, собралось на Марсовом поле под предлогом подписания на алтаре отечества петиции, суть которой прямо направлена против установленных законов. В этой петиции они требуют, чтобы королю было предъявлено обвинение, чтобы его неприкосновенность была отменена, чтобы он был низложен, а Франция стала республикой ³⁶. На следующий день, в понедельник, скопление народа на том же месте было еще более значительным. Национальное собрание почувствовало, что наступил момент применить закон во всей строгости. Оно тут же обратилось к муниципалитету, департаментскому собранию, общественным обвинителям и ко всем министрам и предписало им использовать все средства, которые предоставляет им закон, чтобы рассеять мятежников и уничтожить заговоры. В то же время оно издало несколько законов, которые, не ограничивая свободу печати, предусматривают наказание каждому писателю, который проповедует убийство или бунт. После этого сразу же протрубили общий сбор, ударили из пушек тревогу, во всех кварталах столицы объявили чрезвычайное положение и развернули красные знамена ³⁷. Утром злодеи, собравшиеся на Марсовом поле, под довольно неясным предлогом убили двух частных лиц ³⁸. Наконец муниципалитет ³⁹, главнокомандующий национальной гвардии ⁴⁰ и около 12 тысяч человек национальных гвардейцев прибыли на Марсово поле с пятью пушками и развернутым красным [231] знаменем. Когда главари мятежа увидели эту армию, они обратились в бегство, а вместе с ними толпа несчастных, обманутых их призывами. Но наиболее упрямые в довольно большом количестве остались на Марсовом поле, обосновались на возвышенном месте, бросали камни в национальную гвардию и даже стреляли из ружей и пистолетов. Одна пистолетная пуля даже пролетела рядом с г-ном Байи и ранила в бедро драгуна, который от избытка усердия присоединился к национальной гвардии. Один из этих разбойников осмелился целиться из ружья в г-на Лафайета, но, к счастью, промахнулся. Убийцу тут же схватили, но по великодушию, довольно неуместному, г-н Лафайет приказал отпустить его. Национальная гвардия, осыпаемая поношениями и оскорблениями, начала с того, что разрядила оружие в воздух. Мятежники, заметившие это, повели себя еще более вызывающе. И тогда были произведены более мощные и более направленные выстрелы. Множество мятежников было убито или ранено. Самые известные подстрекатели из писателей, вожди мятежников: Фрерон, автор «Оратора народа», Демулен, автор «Революций Парижа и Брабанта», Боннвиль, автор «Железных уст», Фабр д'Эглантин, автор «Парижских революций» ⁴¹, Дантон, самый дерзкий бунтовщик, и большое количество более мелких мятежников сразу присмирели. Уже давно жалуются на издание, именуемое «Друг народа»; оно принадлежит Марату, бесспорно, самому разнузданному из писателей-подстрекателей. Но этого Марата вот уже год как нет во Франции, причем никто об этом и не подозревает. Некто по имени Веррьер, один из главарей заговора, продолжал это издание под именем Марата. Его недавно арестовали и утверждают, что в его бумагах нашли полный план заговора ⁴². Как говорят, они планировали ни более ни менее как убить короля, королевскую семью, перерезать Национальное собрание, муниципалитет и часть командиров Национальной гвардии, сделать диктатором г-на Робеспьера, одного из депутатов, а его помощниками — господ Фрерона, Дантона, Фабра д'Эглантина, Камилла Демулена и т. д. и т. д. С тех пор мы пребываем в относительном спокойствии. Разбойники, которыми были запружены все улицы, даже не показываются. Не видно больше подстрекательских афиш, периодические издания более умеренны. Но если не наказать быстро и строго тех, кого арестовали и кто несомненно уличен в возбуждении бунта, сила примера будет потеряна и придется начинать всякий раз сызнова. Именно сейчас надо действовать с наибольшей строгостью. Слишком большая снисходительность придает смелость безнаказанным преступникам.

Комментарии

1 Письма в оригинале пронумерованы рукой автора. С начала каждого года начинается новая нумерация.

2 23 июня 1789 г.

3 Ж. С. Мори (1746—1817) — аббат, депутат Национального собрания, видный представитель крайне правой монархической группировки. Ж.-Ж. Дюваль д'Эпремениль (1746—1794) — советник Парижского парламента, депутат Национального собрания, также один из наиболее видных членов крайне правого его крыла.

4 11 июля Неккер получил письмо от короля, предписывавшее ему тайно покинуть Версаль и удалиться в Швейцарию.

5 A.-M. Монморен Сент-Эрем (1745—1792) занимал в это время пост министра иностранных дел.

6 Командующий полком лотарингских драгун принц Ламбеск попытался очистить сад Тюильри от манифестантов, протестовавших против отставки Неккера. Во время этой операции имели место столкновения армии с народом, которые описывает Блен де Сенмор. После этой попытки властей применить силу положение в Париже обострилось.

7 Явное преувеличение. 13 июля планировалась организация буржуазной милиции численностью около 48 тыс. человек.

8 В штурме Дома инвалидов принимали участие широкие массы Парижа, которые и захватили значительную часть изъятого оружия. Буржуазное руководство парижского муниципалитета стремилось передать оружие в руки национальных гвардейцев.

9 Наемные, «иностранные», войска стягивались правительством к Парижу после 23 июня.

10 Зерно, захваченное в Сен-Лазаре, было доставлено в ратушу, а затем отправлено на рынок. Однако во время штурма имели место случаи грабежа. Часть грабителей — бродяг и безработных были привлечены к суду.

11 Неточная формулировка. Фуллон был интендантом флота. Маршал де Бройль — военным министром.

12 Ла Салль (1731—1814) — маркиз, член бюро парижского муниципалитета, один из руководителей организации буржуазной милиции Парижа, которую он возглавлял с момента ее возникновения 13 июля. После взятия Бастилии буржуазная милиция стала называться национальной гвардией, начальником ее стал Лафайет, а Ла Салль его заместителем.

13 По приказу Ла Салля негодный порох был вывезен из арсенала для переработки. Народ заподозрил его в попытке обезоружить столицу.

14 В связи с этой историей сам Ла Салль также был арестован, однако оправдан Национальным собранием.

15 При поступлении подмастерья-парикмахера на работу ему необходимо было приобрести карточку в цеховом бюро и, кроме того, уплатить определенную сумму писарю. 18 августа подмастерья-парикмахеры собрались на Елисейских полях, чтобы добиться отмены этого стеснительного правила. В этот же день на газоне около Лувра собрались подмастерья-портные, выдвигавшие свои требования.

16 С 1 августа начались волнения многочисленных рабочих, занятых на «благотворительных» земляных и строительных работах на Монмартре. 15 августа Лафайет лично прибыл на Монмартр для их успокоения. Вскоре эти рабочие были отпущены.

17 с 27 по 30 августа в Париже произошли волнения каменщиков, торговок, поденщиков.

18 1 октября 1789 г. в Версале состоялся банкет, который лейб-гвардия короля давала в честь офицеров недавно прибывшего фландрского полка. Офицеры, присутствовавшие на банкете, срывали с себя трехцветные кокарды, оскорбляли Национальное собрание.

19 Кроме добровольцев из числа парижской буржуазии, в Национальную гвардию входили регулярные армейские части, выступавшие на стороне революции

20 Стилистически неточная, незаконченная фраза в оригинале.

21 До революции Маратом был написан целый ряд работ по физике: «О свете», «Элементарные сведения по оптике» и др. Марат перевел на французский язык «Оптику» Ньютона. Полемика Марата с Парижской академией, не принимавшей его доводов, получила широкую огласку.

22 Марат резко критиковал финансовую и продовольственную политику Неккера на страницах «Друга народа» в сентябре — октябре 1789 г. Примерно к этому же времени относятся выступления Марата против буржуазного руководства парижского муниципалитета, и прежде всего мэра Байи.

23 8 октября 1789 г.

24 Дантон.

25 По поводу попытки ареста Марата дистрикт кордельеров обратился со специальным адресом в Национальное собрание.

26 В сентябре 1790 г. Дантон был избран представителем секции Французского театра в Генеральный совет Коммуны. Однако 42 из 47 парижских секций высказались против этого избрания.

27 Байи.

28 В ответ на подавление правительством восстания солдат в Нанси в августе 1790 г. по инициативе демократических секций 10 ноября в Национальное собрание была направлена депутация Парижской Коммуны с требованием добиться отставки министров Шампьона де Сисе, Гиньяра Сен-Приста и Латур дю Пена, ответственных за расправу в Нанси. Дантон выступал от имени этой депутации в Национальном собрании.

29 19 октября с аналогичным предложением выступал в Национальном собрании депутат Мену. Его предложение было отвергнуто 400 голосами против 340.

30 В собрание выборщиков для избрания департаментского собрания.

31 24 октября Дантон был избран командиром батальона кордельеров вместо маркиза де Вилетта.

32 Петиция, которую зачитывал Дантон в Национальном собрании 10 ноября. Министры, которых обвиняла Коммуна, через несколько дней ушли в отставку.

33 Сестра короля.

34 Брат короля граф Прованский и его жена.

35 16 июля 1791 г.

36 В петиции от 16 июля, составленной Якобинским клубом, не выдвигалось требование установления республики, а лишь «замещения» Людовика XVI «всеми конституционными средствами». Республиканская петиция была принята 17 июля, когда и произошли события, описываемые далее в письме.

37 Закон о чрезвычайном (военном) положении (la loi martiale) был принят Национальным собранием 21 октября 1789 г. Согласно этому закону муниципалитет мог применять оружие против народных сборищ, предварительно предупредив об этом вывешиванием красного флага.

38 Эти два человека были обнаружены под алтарем отечества. Возбужденный народ принял их за шпионов.

39 Имеется в виду мэр Парижа Байи.

40 Лафайет.

41 Ошибка Блен де Сенмора. Газету «Парижские революции» в 1789—1790 гг. редактировал Лустало, после его смерти большое участие в редактировании газеты принимал С. Марешаль.

42 Веррьер Клод Реми Бюиретт (ок. 1750—1793) — демократически настроенный адвокат, активный деятель клуба кордельеров, действительно был одним из организаторов движения за подписание петиции на алтаре отечества 17 июля. 21 июля он был арестован, и в «Moniteur» от 24 июля официально сообщено, что он был «редактором газеты», называющейся «Друг народа». Письмо Блен де Сенмора написано 23 июля, но он мог просто услышать где-то эту ошибочную информацию, затем официально опубликованную. Марат, который находился в этот момент во Франции, немедленно опроверг это сообщение «Moniteur». См.: Марат Ж.-П. Избр. произведения. М., 1956, т. 3, с. 352.

(пер. И. Е. Лебедевой)
Текст воспроизведен по изданию: События Великой французской революции в литературной корреспонденции Блен де Сенмора // Французский ежегодник за 1981 г. АН СССР. 1983

© текст - Лебедева И. Е. 1983
© сетевая версия - Тhietmar. 2007
© OCR - Maria the Fox. 2007
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Французский ежегодник. 1983