«История железной маски останется,
по всей вероятности, всегда темной». —
История Франции, Мишлэ.

Вполне естественно, что при настоящем развитии исторических исследований и архивных работ так называемые исторические загадки все более и более сдаются в архив. Но тем любопытнее, что одна из них, сосредоточивающая на себе внимание всего света более полутораста лет, остается постоянно неразгаданной, несмотря на все усилия историков пролить на нее свет обнародованием новых архивных документов и подтверждением одной гипотезы за другою самыми, по-видимому, доказательными аргументами. Разгадчики этой исторической тайны гордо восклицают «Еврика!» и каждый начинает с опровержения всех прежних теорий. Пока дело идет о критике, то новый исследователь выходить победителем, и все гипотезы его предшественников валятся под его ударами, как карточные домики, но лишь только он приступает к возведению своего исторического здания, как оно оказывается одинаково построенным на песке. Это или старая, давно разбитая теория, только более или менее ловко возобновленная, или новая, но столь же мало выдерживающая критику. Таким образом загадка остается неразгаданной, хотя в последнее время над ней особенно усиленно работали историки, словно желая покончить со старыми вопросами в истекающем столетии и, сдав их в архив, подготовить почву для разрешения новых задач. [1000]

Дело идет о знаменитой железной маске и о таинственной личности, которая скрывалась под ней в Бастилии и в других французских тюрьмах при Людовике XIV. Не, только Мишлэ предполагал, что эта загадка никогда не выяснится, но и другой французский историк Генри Мартэн сказал по этому поводу: «история не имеет права произносить своего приговора над тем, что никогда не выйдет из области предположений». Дошли до того, что стали даже сомневаться в существовании таинственной железной маски и относить ее к числу многочисленных исторических легенд, которые обращаются в мыльный пузырь при сериозном, научном их исследовании. Но в этом случае легенда имела твердое фактическое основание, и длинный ряд сочинений Топена, Луазелера, Юнга, Гюрго и Базери, Башета и др. безусловно подтвердили действительное существование несчастного узника, который около тридцати лет томился во французских тюрьмах, скрытый от всего мира если не под железной, то под черной бархатной маской. Но, если этот факт не подлежать сомнению, то кто был узник в маске, становилось тем загадочнее, чем более предлагалось для его разъяснения гипотез, одинаково не основательных. Можно было смело сказать, что он не был, как уверяли те или другие писатели, ни старшим братом Людовика XIV и сыном Анны Австрийской от Мазарини, ни младшим его братом, ни сыном его и г-жи Ла-Вальер, графом Вермандуа, ни герцогом Монмут, ни сыном Кромвеля, ни знаменитым министром финансов Людовика XIV, Фукэ, ни армянским патриархом, Аведиком, ни министром мантуанского герцога, Маттиоли, и т. д. и т. д. Но кто именно скрывался под этой маской, оставалось тайной.

Наконец, в 1898 году, Функ-Брентано в целом ряде статей ¹ возобновил старую гипотезу о том, что железной маской был Маттиоли, и обставил ее, хотя не новыми, но столь искусно сгруппированными документами и доказательствами, что почтенный историк Сорель заявил торжественно: «Загадка разгадана». Каково же было всеобщее изумление, когда на днях появилась объемистая книга Анатоля Логена ², который фактически и логически разбил теорию Функ-Брентано. Конечно, его собственная гипотеза, что железной маской был Мольер, является еще менее доказанной, и Функ-Брентано естественно вступил с ним в ожесточенную полемику ³ еще ранее появления его книги. Кстати в это же время [1001] появилось английское сочинение Аллена Чильза, который воскрешает другую старую гипотезу о том, что железной маской был Фукэ ⁴. Таким образом XIX век оканчивается более жаркой литературной борьбой по этому вопросу, чем когда-либо с тех пор, как им интересуются.

Постараемся, если не разрешить, что, по-видимому, невозможно, то, по крайней мере, выяснить со всех сторон таинственную историю железной маски и представить в беглых чертах все, что известно достоверного об этой загадочной личности. Вместе с тем познакомим читателей со всеми гипотезами, которыми так богата обширная, постоянно увеличивающаяся литература по этому вопросу.

I.

По меткому выражению французского критика Поля Де-Сен-Виктора, «никогда божество Индии не подвергалось стольким превращениям и метаморфозам, как человек в маске». Впервые о нем упоминается при Людовике XIV в анонимной маленькой книжке, приписываемой, однако, не без основания г-же Де-Вье-Мезон: «Тайные мемуары по истории Персии» ⁵. Это в сущности сатира на политические придворные нравы при Людовике XIV под персидскими названиями. В ней рассказывается о посещении регентом государственного преступника, который содержится в маске и перевезен из крепости Армус (острова св. Маргариты) в Испагань (Бастилию). При этом ясно намекается, что узник не кто иной как граф Вермандуа, сын Людовика XIV и г-жи Ла-Вальер, заточенный в наказание за пощечину, данную дофину, и о смерти которого от чумы возвестили всему свету. «Комендант крепости Ормуз, рассказывает автор, обращался с своим узником очень почтительно; он сам прислуживал ему и брал блюда из рук поваров, которые никогда не видали лица Гиафара (гр. Вермандуа). Однажды он вздумал вырезать ножом свое имя на тарелке. Один из невольников, в руки которого попалась эта тарелка, отнес ее к коменданту в надежде получить награду, но его немедленно казнили, чтоб похоронить вместе с ним важную тайну. Гиафар оставался несколько лет в Ормузе, а затем его перевезли в Испагань, когда шах-Абас (Людовик XIV) назначил комендантом этой крепости своего верного слугу в вознагражденье за его преданность. Как в Ормузе, так и в Испагане узнику надевали маску, когда по случаю болезни или но какому-либо другому поводу его могли видеть. Многие лица, достойные доверия, засвидетельствовали, что видели не раз [1002] этого узника в маске, который обращался с комендантом на «ты», а последний почтительно преклонялся перед ним.

Легенда была создана и пошла гулять по свету. Хотя граф Вермандуа умер 18-го ноября 1689 года, в Куртрэ, Вольтер воспользовался вниманием, которое она привлекла к себе, и хотя считал «Мемуары по истории Персии» нелепым памфлетом, но, очевидно, основал на нем свой рассказ о железной маске, помещенный в первом издании его сочинения «Век Людовика XIV», появившаяся в 1751 году. Несколько месяцев после смерти Мазарини, говорит он, случилось обстоятельство самое необыкновенное, и тем более замечательное, что никто из историков о нем не упоминает. В замок на острове св. Маргариты на Прованском море прислали под самой строгой тайной неведомого узника, выше среднего роста, молодого и с красивым, благородным лицом. Он в дороге носил маску с стальной пружиной, что дозволяло ему есть, не снимая ее. Было приказано убить его, если он снимет маску. Он оставался на острове, пока комендант Пиньероля, пользовавшийся доверием короля и носивший фамилию Сен-Марса, не был назначен комендантом Бастилии. Он поехал на остров св. Маргариты и в 1709 (В тексте ошибочно - 1790. Thietmar. 2020) году отвез в Бастилию узника по-прежнему в маске. Маркиз Лувуа посетил его на острове до перевода в Бастилию и говорил с ним стоя, при чем выразил самое глубокое уважение. В Бастилии его поместили насколько возможно хорошо. Ему ни в чем не отказывали, его главная слабость была к тонкому белью и кружевам. Он играл на гитаре. Кормили его очень роскошно, и комендант редко садился перед ним. Старый врач Бастилии часто лечивший узника, говорил, что никогда не видел его лица, хотя подвергал осмотру его язык и все тело. Он был, но словам доктора, прекрасно сложен; цвет его кожи был смуглый; голос отличался симпатичностью. Он никогда не жаловался на свое положение и не давал ни малейшего повода предполагать, кто он был. Этот неизвестный умер в 1703 году и был похоронен ночью в приходе св. Павла. Немало удивления возбуждает тот факт, что когда этого таинственного узника послали на остров св. Маргариты, в Европе не исчезло ни одной замечательной личности. Но вот что случилось в первые дни его пребывания на этом острове. Комендант сам ставил ему кушанье на стол и потом уходя запирал за собою дверь. Однажды узник написал что-то ножом на серебряной тарелке и бросил ее в окно, под которым находилась у берега рыбачья лодка. Рыбак поднял тарелку и отнес ее к коменданту. Последний спросил: «Вы прочли, что написано на тарелке, и показывали ее кому-нибудь?» — «Я не умею читать, — отвечал рыбак: — я только что нашел тарелку, и никто ее не видал». Рыбака [1003] арестовали, но убедившись, что он действительно не умеет читать и никому не показывал тарелки, комендант его отпустил со словами: «Вы очень счастливы, что не умеете читать».

Спустя три года появился новый вариант истории «Железной маски». В «Плане общей и частной истории французской монархии» аббата Ланглэ Дюфренуа ⁶ и в письме Лагранжа-Шанзеля, напечатанном в «Annee litteraire», впервые упоминается, что таинственным узником был герцог Бофор, внук короля Генриха IV и Габриэли Д'Естре. Эта легенда поддерживается тем, что будто бы герцог Бофор исчез при осаде Кандии в 1769 году, где он командовал французским флотом. Но существуют сведения, что он умер 25-го июня этого года и также при осаде Кандии, и при том все историки признают, что не было никакой причины Людовику XIV схватить и заточить герцога, так как в то время герой Фронды уже превратился в преданного царедворца. Но Лагранж-Шансель уверяет, что, находясь в тюрьме на острове св. Маргариты в 1718 году, двадцать лет после железной маски, он сам слышал от коменданта, что таинственный узник был действительно герцогом Бофором. Он прибавляет, что, по словам других арестантов, узник в маске не смел под угрозой смерти снимать эту маску в присутствии доктора, что комендант обращался с ним с большим почетом и доставлял ему богатую одежду, что, наконец, единственным его занятием было выдергивать волоса из своей бороды, маленькими стальными щипчиками, которые сохранились в крепости. Лагранж-Шансель еще передает рассказ, сообщенный одним из арестантов Дюбюисоном, кассиром Самуэля Бернара, который содержался в комнате над железной маской и, вступив с ним в разговор через печную трубу, спросил, как его зовут, на что получил ответ, что таинственный узник будет немедленно убит, если он разоблачить свою тайну.

Наконец, в 1769 году, патер Грифорэ впервые обнародовал в своей книге «Трактат о доказательствах, подтверждающих правду в истории» ⁷ важные документы, служащие до сих пор единственной основой имеющихся немногих достоверных данных о железной маске. Эти документы состоят из подлинного акта о смерти таинственного узника, записанного в книгах прихода св. Павла, и отрывков из дневника смотрителя Бастилии Етьена Дю-Юнка. Вот, что говорится в первом из них: «Сего (19-го ноября 1703 года) Маркиолли, 45 лет от рода, или около [1004] того, умер в Бастилии, и тело его похоронено на кладбище его прихода св. Павла, и сего 20-го числа, в присутствии Розаржа, майора Бастилии, и Релэ, врача Бастилии, которые подписали сей акт. Отрывков из дневника Дю-Юнка два, подлинник которых хранится в арсенальном архиве в Париже, и они относятся к поступлению в Бастилию железной маски и к его смерти. Мы приводим эти об документа целиком, так как на них основана вся современная полемика.

«В четверг, 18-го сентября (1698 года), в 3 часа по полудни г. де-Сен-Марс, комендант замка Бастилии, прибыл, чтобы вступить в должность с островов св. Маргариты и Онорэ, где он до сих пор коменданствовал и привез в своем паланкине старого узника, который был у него в Пиньероле, которому запрещено снимать маску, и имя которого никогда не произносится. При выходе из паланкина его поместили в первой комнате Базиньерской башни до ночи, когда в 9 часов вечера я, г. де-Розарж, и комендант отвели его в третью южную комнату Бретодьерской башни, которую я приказал меблировать всем тем, чем нужно, по предписанию Сен-Марса. Этому узнику будет прислуживать де-Розарж, а кормить его будет сам комендант».

«В тот же день, в понедельник, 19-го ноября 1703 года, неизвестный узник, всегда носивший черную бархатную маску, который давно находился под присмотром Сен-Марса и привезен им с острова св. Маргариты, умер в 10 часов вечера. Он почувствовал себя дурно вчера после обедни, и хотя он не имел сериозной болезни, но наш духовник Жиро исповедовал его вчера. Смерть пришла неожиданно, и он не мог приобщиться Св. Тайн, а патер только напутствовал ему за минуту перед смертью. Этот неизвестный узник, содержавшийся так долго, был похоронен во вторник, в 4 часа по полудни 20-го ноября, на нашем приходском кладбище св. Павла. В акте смерти обозначено также неизвестное имя, и его подписали майор Розарж и врач Релэ. Я узнал впоследствии, что в акте смерти узника назвали г. де-Маршиелем, и что заплатили за похороны 40 ливров».

Приводя эти документы, патер Гриффе говорит, что получил их от коменданта Бастилии, Журдана Делонэ, и прибавляет: «Память об узнике в маске сохранилась между офицерами, солдатами и слугами тюрьмы; многие свидетели видели собственными глазами, как он проходил через двор, отправляясь к обедне. Тотчас после его смерти сожгли все, что принадлежало ему: белье, одежду, матрац и одеяло; кроме того, оскоблили и выбелили стены, а также переменили оконные рамы в его комнате из опасения, чтобы не остался какой-нибудь след или нечто написанное им, что могло бы открыть его имя». [1005]

Книга ученого иезуита придала документальный характер смутной легенде, а Вольтер повторил в седьмом издании «Dictionnaire philosophique» свой прежний рассказ, исправив его согласно дневнику Дю-Юнка, и прибавил: «Пишущий эти строки, быть может, знает более патера Гриффе, но не скажет, ни слова». Однако, он дозволил своему издателю напечатать следующее примечание, которое, вероятно, писано им самим: «Железная Маска был, без сомнения, братом, и еще старшим братом Людовика XIV, мать которого отличалась слабостью к тонкому белью, каковую слабость г. де-Вольтер приписывает Железной Маске. Читая в мемуарах того времени об этой особенности королевы, я вспомнил о том, что Вольтер говорит о Железной Маске, и вполне убедился, что эта таинственная личность была ее сыном, как доказывают и другие обстоятельства. Известно, что Людовик XIII уже давно не жил с королевой, и что рождение Людовика XIV было обязано лишь счастливому случаю, который заставил короля провести ночь с королевой. Вот как я полагаю произошло это обстоятельство: королева быть может, воображала, что по ее вине Людовик ХІII не имел наследников. Но когда она родила Железную Маску, то убедилась в несправедливости этого подозрения. Кардинал Мазарини, которому она созналась в этом, задумал извлечь из означенного факта пользу себе и государству. Вследствие этого, он устроил так, что король был обязан провести ночь с королевой, конечно, кардинал и королева скрыли рождение Железной Маски и воспитали его в тайне. До смерти Мазарини ничего не знал об этом и Людовик XIV. Но когда ему стало известно, что у него был брат, и брат старший, от которого мать не могла отказаться, который, быть может, походил на него, и которого нельзя было объявить незаконным после смерти Людовика XIII, так как он был рожден во время брака, то король придумал средство самое мудрое и справедливое, чтобы обеспечить спокойствие себе и государству без совершения жестокости, хотя менее добросовестный и великодушный государь, чем Людовик XIV, объяснил бы подобную жестокость государственной необходимостью.

Таким образом, с одной стороны увеличивались сведения более или менее верные о Железной Маске, а с другой — росли и умножались гипотезы. В первом отношении заслуживает внимания рассказ аббата Папона в его «Истории Прованса» ⁸ о посещении тюрьмы Железной Маски на острове св. Маргариты и письмо внука Сен-Марса, Де-Пальто, в «Annee litteraire» от 1769 года. «Я полюбопытствовал!, — говорит Папон, — осмотреть 2-го февраля 1778 года ту комнату, в которой содержался таинственный [1006] узник. Она освещена одним окном, пробитым в северной стене, имеющей четыре фута толщины и огражденной тройным рядом железных перекладин, прикрепленных на равном расстоянии. Окно это выходит на море. В крепости я нашел старого офицера 79-ти лет, который мне рассказал, что его отец, служивший в том же полку, как и он, рассказывал, что их полковой духовник однажды увидел под окном таинственного узника что-то плавающее на воде. Он поднял этот предмет и отнес его к коменданту Сен-Марсу. Это была очень тонкая рубашка, небрежно сложенная и вся исписанная узником. Сен-Марс смутился, развернул рубашку, прочел несколько написанных на ней строк и спросил, старался ли патер разобрать надпись на рубашке. Хотя патер клялся, что он ничего не читал, но, спустя два дня его нашли мертвым в кровати. Мне еще рассказывали, что комендант искал служанку для своего узника, и что одна крестьянка из деревни Манжен предложила свои услуги, в надежде сделать богатыми своих детей, но узнав, что ей придется быть запертой с узником и прекратить всякие сношения с внешним миром, она отказалась от предлагаемой должности. Я должен еще прибавить, что на двух оконечностях порта поставлены были часовые, которые должны были стрелять в каждую лодку, приближавшуюся на известное расстояние». С своей стороны, де-Пальто рассказывает: Пехотный офицер Бленвилье, имевший доступ до Сен-Марса, мне часто говорил, что, интересуясь судьбою Железной Маски, однажды взял у часового его одежду и оружие, переоделся и заменил его под окнами комнаты, которую занимал узник. Он видел его очень хорошо, на нем не было маски, лицо его было светлое, волоса седые, хотя он был в цветущем возрасте. Высокого роста и хорошо сложенный, он отличался слишком толстыми икрами. Всю эту ночь он провел, расхаживая по камере. Одежда его всегда была коричневого цвета, и ему доставляли тонкое белье и книги. Комендант и офицеры разговаривали с ним стоя и с обнаженной головой, пока он не приглашал их накрыться и сесть. Они часто ходили к нему обедать и разговаривать с ним. По дороге с острова св. Маргариты в Бастилию Сен-Марс остановился с узником в своем поместье Пальто. Первым прибыл узник в особом паланкине, окруженный конной стражей, а за ним следовал также в паланкине и с эскортом Сен-Марс. Поселяне вышли навстречу к своему помещику. Сен-Марс обедал с узником в столовой, но узник сидел спиною к окнам, и поселяне не могли сказать мне, был ли он в маске или нет. Но они очень хорошо видели, что перед Сен-Марсом, сидевшим против окна, лежали два пистолета. Им прислуживал один лакей, который, выходя из комнаты, старательно запирал за собою дверь. [1007] Проходя через двор, узник был постоянно в маске. Ночью Сен-Марс спал на кровати подле него».

Все эти сведения о Железной Маске относятся к позднейшей эпохе, и, кроме приведенных выше документов и выписок из дневника Де-Юнка, а также официальной переписки, о которой скажем впоследствии, так как она обнародована новейшими историками, сохранились только два современных Железной Маске отзыва о нем. Амстердамская газета напечатала в номере от 3-го октября 1698 года, что из Парижа пишут: «Новый комендант Бастилии, Сен-Марс, вступил в должность и поместил в крепости привезенного им узника». Рядом с этим газетным известием надо поставить два отрывка из писем невестки Людовика XIV, пфальц-графини Рейнской, к жене гановерского курфюрста:

Марли, 10 октября 1711 года. ⁹

«Много лет находился в Бастилии один узник в маске, и он умер, не снимая ее. При нем всегда находилось два солдата, которые должны были убить его, если бы он снял маску. Он спал, ел и причащался в этой маске. Вероятно, это так было нужно, потому что с ним обращались хорошо, его помещение было недурное, и ему доставляли все, что он желал. Он был очень набожен и постоянно читал. Невозможно узнать, кто был этот таинственный человек».

Версаль, 22 октября 1711 г.

«Я только что узнала, кто скрывался в Бастилии и умер там под железной маской. Если его заставляли носить маску, то не из варварства. Это был английский лорд, который был замешан в заговоре герцога Бервика (незаконного сына Иакова II) против короля Вильгельма. Он умер в маске для того, чтобы его король никогда не узнал, куда он делся».

Если мы перейдем к гипотезам, которые были предъявлены в ХVIII веке для разрешения интересовавшей всех тайны, то нас поразит их число и разнообразие. По-видимому, после смерти Людовика XIV знали загадку только его два преемника и их первые министры, но и то не все. Например, герцог Шуазель, по словам мемуаров шведского барона Глейхена, всячески старался разузнать тайну, но безуспешно, и на все его вопросы Людовик XV называл ему все существовавшие тогда гипотезы, но отказывался дать решительный ответ. Когда же Шуазель обратился к маркизе Помпадур, и та в свою очередь стала приставать к королю, то он наконец сказал: «Не надоедайте мне с вопросами, [1008] я не могу открыть вам этой тайны. После смерти Лувуа и Шамильяра никто не знал ее, кроме регента и кардинала Флёри. Этот последний передал ее мне. Теперь на свете никто не знает этой тайны, и она умрет со мною». Однако, по другим сведениям Людовик XV сказал однажды Шуазелю: «Если бы вы только знали, кто был Железной Маской, то увидели бы, что эта тайна вовсе неинтересна». Также существует вариант, что маркиза Помпадур наконец добилась своего, и будто бы Людовик XV сказал ей, что Железной Маской был министр италианского принца. Что касается до Людовика XVI, то г-жа Кампан в своих мемуарах рассказывает: «Королева Мария-Антуанета очень мучила короля, чтобы узнать эту тайну, но он уверял, что сам ее не знает. Наконец она уговорила его сделать розыск в государственных бумагах. Я была при королеве, когда король, окончив свои розыски, сказал, что ничего не нашел в секретных бумагах о таинственном узнике, но что он говорил об этом с министром Морена, по словам которого Железной Маской был очень опасный интриган, подданный герцога Мантуанского, которого заманили за французскую границу, арестовали и содержали узником сначала в Пиньероле, а потом в Бастилии». Вот все, что известно об отношениях Людовиков XV и XVI к занимающему нас вопросу, и к тому же эти сведения не безусловно достоверны.

Всего смелее гипотеза, высказанная в своих мемуарах бароном Глейхеном, который полагает, что чрезвычайный меры, принятые для охранения тайны Железной Маски, могут объясняться только, если действительно в деле была замешана важная государственная тайна, от которой, например, зависел бы вопрос о законности прав Людовика XIV и его преемников на французский престол, поэтому он и доказывает, что Железной Маской был действительный сын Людовика XVII, вместо которого Анна Австрийская и Мазарини посадили на престол своего незаконного сына, который и царствовал под именем Людовика XIV. Хотя все новейшие исследователи этой исторической загадки презрительно отвергают подобную замену детей, конечно, очень затруднительную, хотя бы дети и походили друг на друга, но нельзя не заметить, что это объяснение Железной Маски имело много партизанов, и, между прочим, Мишлэ в своей «Истории Франции» говорит: «Если Людовик XVI уверял Марию-Антуанету, что он ничего не знал об этой тайне, то это лишь значить, что он очень хорошо ее знал, но не хотел, чтобы о ней стало известно в Вене. Очень вероятно, что Железной Маской был старший брат Людовика XIV, и что в этом таинственном деле замешан вопрос о законности прав Людовика XIV на престол».

В мемуарах герцога Ришелье, которые составлены его [1009] секретарем аббатом Сулави, развивается другая не менее романтичная история. Но в этой гипотезе так все фантастично, даже самое ее происхождение, что трудно отнестись к ней сериозно. В этих мемуарах рассказывается, что герцог Ришелье чрезвычайно желал открыть тайну Железной Маски, и дочь регента, принцесса Валуа, находившаяся с Ришелье в интимных отношениях, согласилась пожертвовать собою и отдаться влюбленному в нее отцу, чтобы угодить герцогу и достать от регента записку, написанную Сен-Марсом об его узнике. Согласно этой записке Людовик XIV родился в полдень, а в тот же вечерь, во время ужина короля, Анна Австрийская родила второго дофина близнеца. Последнего скрыли с целью помешать могущим возникнуть распрям относительно того, кто из дофинов старше. Молодой принц был воспитан сначала Ришелье, а потом Мазарини, в полном неведении, кто он такой. Но однажды, уже юношей, он увидал портрет Людовика XIV, и его так поразило сходство с королем, что он воскликнул: «Я брат короля и хочу воспользоваться моим высоким положением». Когда об этом доложили Людовику XIV, то он приказал заточить его в крепость на острове св. Маргариты, и таким образом явилась Железная Маска. Если бы записка Сен-Марса была безусловно подлинная, то уже давно загадки не существовало бы, но дело именно заключается в том, что достоверность этого документа ничем не подтверждена, и самое его изложение носить на себе отпечаток стиля мемуаров Ришелье, то есть настоящего их автора Сулави. Поэтому все сериозные современные исследователи загадки о Железной Маске даже не обсуждают этой гипотезы так же, как вообще всех гипотез, стремящихся сделать из Железной Маски представителя дома Бурбонов.

Последним отголоском теории королевского происхождения Железной Маски служат брошюры, появившиеся во времена первой империи, и авторы которых, идя по следам барона Глейхена, доказывали, что Людовик XIV не имел никакого права на престол, а что законный король был таинственный узник Сен-Марса. Но они этим не довольствовались и утверждали, что этот узник женился на дочери коменданта Пиньерольской крепости Бомпара, и тайно удалившись на Корсику, там сделался родоначальником семьи Бонапарте. Таким образом Наполеон, по словам этих брошюр, был законным наследником Бурбонов. Он сам говорил на острове св. Елены генералу Гурго: «Мне стоило бы сказать только одно слово, и все поверили бы этой сказке». Замечательно, что роялисты доверяли слуху о намерении Наполеона основывать свои права на престол на этой сказке, и в одном манифесте Вандейских шуанов говорится: «Роялистской партии не следует полагаться на уверения некоторых [1010] Бонапартовских эмиссаров, что он овладел престолом для того, чтобы возвратить его Бурбонам, а напротив все доказывают, намерение Бонапарте основать свои права — наследовать королевский престол на его происхождении от Железной Маски».

Когда вспыхнула революция, то все интересовавшиеся таинственным узником Бастилии были уверены, что немедленно выяснится тайна, столь упорно сохраняемая монархией. После взятия этого позорная оплота королевской власти, народ торжественно отнес в парижскую ратушу знаменитую книгу о приеме узников, но к всеобщему разочарованию не оказалось именно той страницы, на которой должна была значиться запись и прием в Бастилию Железной Маски. Эта пресловутая страница была заменена другой, написанной, очевидно, в недавнее время. По справкам было удостоверено, что эту книгу требовал к себе министр Людовика XVI Мальзерб, который, по-видимому, знал тайну Железной Маски. В его бумагах отыскалась копия недостающего листа, а в бумагах начальника полиции Ансело найдена и недостающая страница, хотя меньшего формата, так что нельзя наверно сказать, подлинник ли это. Во всяком случае в этих обоих документах более нет сведений, чем те, которые сообщил в своей книге патер Гриффэ.

Разочарование еще более подстрекнуло воображение изобретателей гипотез, и во время революции не было им конца, хотя каждая новая теория кажется нелепее предыдущей. Только гипотезы о том, что Железной Маской были Фукэ и Маттиоли, заслуживают внимания, так как они до сих пор находят сторонников. Что же касается до остальных, что мы только для любопытства и для счета укажем бегло на них, не ручаясь, однако, чтобы этот список был полон. Предполагалось, что Железной Маской были: герцог Монмут, незаконный сын английского короля Карла II, казненный в Лондоне; незаконный сын Марии-Луизы Орлеанской, жены испанского короля Карла II; незаконный сын Марии Нейбург, второй жены испанского короля; незаконный сын герцогини Генриеты Орлеанской и Людовика XIV; незаконный сын той же герцогини Орлеанской и графа Гиша; незаконный сын королевы Марии-Терезы, жены Людовика XIV, и привезенного ею из Испании негра; сын королевы Христины Шведской и ее шталмейстера Мональдески; сын Кромвеля; неизвестный любовник Луизы Орлеанской, королевы испанской; один из Роганов, составивший заговор против короля; неведомый иезуит, написавший оскорбительное стихотворение против Людовика XIV, и, наконец, какая-то таинственная женщина.

Вот в каком виде первый век догадок, гипотез о Железной Маске завещал эту неразгаданную загадку XIX столетию. [1011]

II.

Несмотря на обилие старых предположений о том, кто скрывался под железной, или, как удостоверено новейшими историками, бархатной маской, число их еще более возросло в наше время. Первою из этих новых гипотез было отождествление таинственного узника с армянским патриархом Аведиком. За это дело взялся Тилес, бывший французский генеральный консул в Сирии, и в 1823 году он напечатал по этому предмету любопытное сочинение, которое начиналось надменными словами: «Я открыл тайну Железной Маски и считаю своей обязанностью дать Европе и последующим поколениям отчет в моем открытии». Рассказанная им история очень любопытна. При Людовике XIV целая группа французских иезуитов отправилась в Константинополь с целью присоединить армянскую церковь к католической, но встретила там сильное сопротивление со стороны патриарха Аведика, человека мужественного и энергичного. Впрочем иезуиты не унывали и, пользуясь содействием французского посланника, добивались не только удаления из Константинополя патриарха, но и заточения его в подземную тюрьму, где почти постоянно стояла вода. Когда же, благодаря обстоятельствам, Аведик возвратился на берега Босфора и снова вступил на патриарший престол, то иезуиты приняли более радикальные меры. Они с разрешения Людовика XIV и с помощью посланника Фериоля подкупили греков с острова Хиоса, которые захватили патриарха с нарушение всех правил международного права. Вслед затем несчастный был привезен во Францию и заточен прежде в неизвестной тюрьме, а потом в Бастилии. Вот этого-то узника нимало не таинственного Тилос во что бы то ни стало хотел выдать за Железную Маску, но это ему не удалось, так как о патриархе Аведике существуют бесспорные документальные сведения. Прежде всего он доставлен в Бастилию не с острова св. Маргариты, а из крепости Мон-Сен-Мишель, и что самое главное — в 1709 году, шесть лет после смерти Железной Маски. К тому же, как доказывают документы Бастильского архива, хранящегося в парижской арсенальной библиотеке, его заточение не составляло никакой тайны, и в списках бастильских узников он прямо именуется армянином и армянским патриархом. Наконец, в следующем году он был выпущен на свободу, так как вынужден был отречься от армянской церкви и перейти в католичество. В вознаграждение за отступничество он был посвящен в патеры и назначен в одну из парижских церквей. Тогда уже Людовик XIV смело отвечал на все требования султана о выдаче неправильно арестованного армянского патриарха, [1012] что у него такого нет и никогда не было. В 1711 году, Аведик умер в своей квартире в улице Ферон. Таким образом, эта романическая гипотеза, отождествлявшая его с Железной Маской, не имеет ни малейшей основы и окончательно сдана в архив, где она покоится вместе со многими другими.

Той же участи заслуживает и теория, по которой Железной Маской был знаменитый министр финансов при Людовике XIV Фукэ. Но о ней следует сказать поподробнее, так как она существует более столетия и, часто опровергаемая бесспорными доказательствами, снова возникает по временам, как ни в чем не бывало. Последним ее отголоском служит недавно вышедшая книга англичанина Чильза. Хотя эта маленькая монография, по остроумному замечанию одного английского критика, написана, по-видимому, ее автором, англиканским пастором, только для потомков Фукэ, переселившихся в Англию, но она интересна по искреннему доверию, которое Чильз питает к давно опровергнутой теории. Правда, он начинаете свое сочинение признанием, что история Железной Маски была, есть и вечно будет исторической загадкой; но потом заявляет, что самой любимой ее разгадкой служило и служит отождествление таинственной маски с Фукэ, а наконец уже выдаете эту гипотезу за вполне доказанную, так как Фукэ, по его словам, умер в Бастилии, а не в Пиньероле, как утверждают официальные документы, и не похоронен в семейном склепе в Париже, где будто бы никогда не находился его гроб. Но все эти доводы он основывает на известной книге Поля Лакруа, писавшего под псевдонимом, Jacob Bibliophile ¹⁰: «Человек под железной маской», и в этом последнем сочинении означенная теория развита гораздо искуснее и подробнее, чем в изящно изданной и снабженной прекрасными рисунками монографии Чильза, который на 70-ти страницах говорит не только о конечной судьбе своего героя, но об его предыдущей жизни и политической деятельности, об его великолепном замке Во, об его книге «Советы мудрости», об его потомках и т. д. Поэтому в книге Лакруа и в блистательно опровергнувшем ее труде Мариуса Топпена: «Человек в железной маске» ¹¹, следует искать сведений об этой, по уверению английского пастора, излюбленной гипотезе о железной маске.

Жизнь Фукэ была сама по себе так романтична, что не удивительно желание людей с живым воображением придать ее эпилогу еще более сенсационный характер, чем тот, которым он действительно отличался. Николя Фукэ, сын французского посланника в Швейцарии, отличался самыми блестящими способностями [1013] и 35 лет был прокурором парижского парламента, а спустя два года назначен управляющим финансами или верховным казначеем, т. е. министром финансов. В продолжение девяти лет он играл после кардинала Мазарини первую роль во Франции. Не только он был всемогущим распорядителем государственной казны, но сам обладал колоссальным состоянием, безумно бросал деньги, выстроил себе знаменитый замок Во, который составлял прототип Версаля, был щедрым меценатом, другом Расина, Лафонтена, Мольера, покровителем художников и ученых. Самолюбию его не было границ, и он уже мечтал сделаться первым министром. Когда умер Мазарини, он был в зените своей славы, но через несколько месяцев, несмотря на покровительство Анны Австрийской, он неожиданно пал с своей высоты и очутился под судом. Причины этого неожиданного падения объясняют различно: одни — желанием молодого короля Людовика XIV быть своим собственным первым министром, другие — злобой и завистью, возбужденными в короле чрезмерно блестящим праздником, который дан был ему в замке Во, третьи чрезвычайной дерзостью Фукэ, который не только затмил своим великолепием блеск королевского двора, но и хотел отбить у Людовика очаровательную Лавальер, четвертые кознями его соперника Кольбера, который, желая занять место Фукэ, вырыл ему могилу под предлогом спасти французов от установленной им колоссальной системы хищения государственной казны. Как бы то ни было, всемогущий, богатый министр после трехлетнего суда был приговорен к пожизненному заключению в тюрьме и к лишению всех неправильно приобретенных им богатств, хотя, в сущности, на суде было доказано скорее его легкомысленное и беспорядочное, чем преступное управление государственными финансами. Конечно, как справедливо замечает Альфред Дроз в своей недавней статье о процессе Фукэ ¹², он не был безгрешен, но и Мазарини, придя во Францию без гроша, тогда как у Фукэ было свое значительное состояние, нажил до ста миллионов, а следовательно несправедливо было превращать одного Фукэ, бывшего в значительной мере орудием Мазарини, в козла отпущения, тем более для очистки почвы Кольберу.

К этим строго историческим фактам можно только прибавить, что Фукэ сидел 15 лет в Пнньерольской крепости и там же умер в 1680 году. Все остальное, что рассказывают о нем сторонники легенды, отождествляющие его с Железной Маской, — вымышлено и даже не очень ловко. Поэтому сериозные авторы, писавшие о нем, или, как Дроз, не говорят ни слова об этой гипотезе или, как Лэр, основательно опровергают ее ¹³. В [1014] сущности между Фукэ и Железной Маской существуете только одно общее, именно, что тот и другой находились в Пиньерольской тюрьме под присмотром Сен-Марса, в течение семи лет, так как Фукэ был привезен в Пиньероль в 1665 г., а умер в 1680 г., а таинственный узник в маске находился там лишь от 1673 по 1681 гг. При этом пребывание Фукэ в Пиньероле не скрывалось, и о нем существуют самые достоверные и подробные сведения. Быть может, в первые годы своего заточения с ним обращались строго, но с 1672 г., как свидетельствует официальная переписка между министром Лувуа и Сен-Марсом, ему постепенно стали делать все большие и большие послабления. Ему дозволили иметь лакея, видеться со знаменитым Лозеном, тогда также содержавшимся в Пиньероле, гулять вместе по всей крепости, обедать у коменданта с офицерами, принимать визиты офицеров и граждан Пиньероля. В 1679 году разрешено было Фукэ видеться с женою, детьми, братом, поверенным и некоторыми другими лицами, а наконец его дочери дозволено жить вместе с отцом, занимая комнату в верхнем этаже над его помещением. Кроме того, Фукэ получал все книги и журналы, какие он только желал. Все это ясно доказывает, что Людовик XIV стал относиться очень снисходительно к нему, и даже, по словам Лэра, при дворе стали говорить, что ему вскоре дозволят отправиться на воды, для поправления здоровья, а затем совершенно освободить. Этому помешала только его неожиданная смерть 23 марта 1680 года. Он скончался от удара, окруженный своей семьей. По просьбе его жены и, как видно из предписания Лувуа к Сен-Марсу от 9-го апреля того же года, король дозволил передать тело покойного Фукэ слугам его жены для перенесения, куда она пожелаете. Наконец существует подлинная выписка из книги монастыря Божией Матери в Париже, в которой значится: «23 марта 1681 года, похоронен в церкви означенной обители Николя Фукэ, советник парламента, генеральный прокурор, управляющий финансами и государственный министр».

Все это ясно и безусловно верно. Однако находятся лица, и во главе их Поль Лакруа, которые упорно утверждают, что Фукэ ни умер, ни похоронен в монастыре Божией Матери в Парижа, а, превратившись в Железную Маску, переведен под присмотром Сен-Марса в Бастилию и там скончался в 1704 году, 89 лет от роду. Эта сенсационная история еще усложняется тем, что будто бы Фукэ бежал из Пиньероля, но был разыскан, агентами Кольбера в одном из отдаленных уголков Европы, схвачен и возвращен в Пиньероль, откуда его перевели под маской прежде Бастилии еще на остров Маргариты. Доказательствами этой фантастической легенды приводятся три обстоятельства. Во-первых, при взятии Бастилии, в 1789 году, в [1015] ее архиве нашлось много карточек, подписанных различными министрами и касавшихся многочисленных узников; на одной из этих карточек под № 389.000 находились следующие слова: «Фукэ прибыл с острова св. Маргариты в железной маске». Во-вторых, Поль Лакруа уверяет, что по его просьбе осмотрены все гробы, находившиеся в семейном склепе Фукэ в церкви монастыря Божией Матери в Париже, и что не оказалось там ни гроба Николая Фукэ, ни надгробной надписи. В-третьих, причина необыкновенного усиления репрессивных мер против Фукэ после значительная их ослабления заключалась в том, что маркиза Ментэнон, бывшая когда-то в близких отношениях с Фукэ, потребовала от короля, прежде чем выйти за него замуж, принятия строгих мер против опасного свидетеля ее прежней легкомысленной жизни. Даже приводит следующее ее письмо, будто бы написанное могущественному Фукэ во время его славы: «Я недостаточно знаю вас, чтобы полюбить, а когда я вполне узнаю, то, быть может, вовсе не полюблю. Я всегда убегала от разврата, но, конечно, грешила. Признаюсь, что я еще более ненавижу бедность. Я получила от вас десять тысяч золотых, и если вы мне принесете через два дня еще десять тысяч, то я решу, как поступить». Вся эта сложная комбинация ничем не подтверждена и слишком наивна, а потому можно смело согласиться со всеми новейшими исследователями этой загадки, начиная с Топпена, что, без всякого сомнения, Фукэ не был Железной Маской.

Но если новейшие исследователя, поставившие вопрос о Железной Маске на сериозную научную почву, единогласно отвергают все прежние гипотезы, в том числе и ту, которая относится до Фукэ, то большее их число, однако, делают исключение в пользу также старой, но возобновленной Топпеном теории о том, что железной маской был Маттиоли. Но так как эта теория в особенности после трудов Функ-Брентано в настоящее время самая распространенная и даже пользовалась полным торжеством до возбуждения Лакеном полемики с Функ-Брентано, то мы отведем ей в этом очерке последнее место рядом с гипотезой Лакена о Мольере. Теперь же по возможности кратко укажем на другие догадки, которые заявлялись новейшими исследователями, хотя не с большим успехом.

Против доводов Топпена в пользу Маттиоли восстали с особой силой и, по-видимому, вполне ее разбили Жюль Луазелер и генерал Юнг, но заявленные ими гипотезы оказались еще менее основательными и были в свою очередь рассеяны в прах. Первый из них написал по этому вопросу несколько сочинений, из которых наиболее интересны «Исторические задачи» и «Три исторические загадки»; в них он старается доказать, [1016] что напрасно все исследователи пытаются отыскать под Железной Маской какую-нибудь важную личность, тогда как, по его мнению, это был неизвестный шпион, арестованный маршалом Катина в 1681 году. Тот факт, что этому неведомому узнику надели в Бастилии бархатную маску, по его словам, не имеет ничего удивительного, так как подобные факты случались не раз в Бастилии ¹⁴. Конечно, противопоставить всем сенсационным легендам такой простой обыкновенный факт было бы вполне достойно сериозного историка, если бы это был только факт. Но он ничем не подтвержден, и ему противоречат все имеющиеся документальные сведения о таинственном узнике; а эти сведения в значительной мере возросли в XIX столетии, так как, начиная с Делора, напечатавшего в своей книге «История Железной Маски» ¹⁵ самые интересные письма из переписки Лувуа и Сен-Марса, все новые исследователи этого вопроса специально занимаются изучением и обнародованием архивного материала.

Наибольшую услугу в этом отношении оказал Юнг своей книгой «Правда о Железной Маске» ¹⁶; он задался вполне правильною задачей проследить историю всех шестидесяти двух узников, которых имел подл, своим надзором Сен-Марс в Пиньероле, Экзале, на острове св. Маргариты, где он постепенно был комендантом от 1665 по 1698 г., когда его перевели в том же качестве в Бастилию. Что в числе этих узников находилась Железная Маска, не подлежит сомнению, так как Юнгом найден драгоценный документ, служащий до сих пор камнем основания всех разгадок этой исторической тайны, именно письмо к Сен-Марсу сына и преемника Лувуа, маркиза Барберье, от 13 августа 1691 г., в котором говорится об узнике, находящемся под присмотром Сен-Марса двадцать лет. Определить, кто был этот узник, значило разрешить неразгаданную загадку, так как, очевидно, это был Железная Маска. По справедливому замечанию Лакена, если ключ к этой тайне заключался в документах, книгах и списках, хранящихся в архивах военного министерства и других ведомств, терпеливо, обстоятельно пересмотренных Юнгом, то мы теперь бы наверное знали, кто был Железная Маска. Но Юнг, выяснив, более всех своих соперников те немногие фактические сведения, которые скрывались в архивных документах о таинственном узнике, победоносно опроверг, прежние предположения о Вермандуа, Бофоре, Монмуте, Фукэ, Аведике и Маттиоли, [1017] но, как все исследователи, обнаружил свою ахиллесову пяту, взявшись доказать свою собственную гипотезу.

По его мнению, Железной Маской был какой-то заговорщик, арестованный в Пермне между 1671 и 1673 годами и заточенный в Бастилии. Но все сведения, которые Юнг с трудом собрал о нем, самые смутные и неопределенные; он не может даже определить, как звали узника, и приводит пять фамилий: Олендорф, Киеренбах, Лефруа, Армуаз и Маршиель; преступление, совершенное этой личностью, также загадочно, и Юнг предполагает, что это был шпион и участник пресловутого дела об отравах. Наконец Юнг не может ничем доказать, что приводимое им письмо Лувуа к Сен-Марсу в 1674 г., в котором говорится о посылке «узника, хотя человека темного, но имеющего значение», именно относится к этому Олендорфу, и, как заметил остроумно Лэр, «генерал Юнг не сумел даже довести своего избранника до Пиньероля, что является первым основным условием для доказательства его тождественности с Железной Маской». Таким образом и Юнг, несмотря на всю сериозность фактической и критической стороны его почтенного труда, оказался не на высоте своего призвания историка, как только он вступил на почву гипотез.

Единственным утешением для Юнга, если только это утешение, может служить тот факт, что его самые ожесточенные критики Луазелер и Лэр сами не были счастливее его в своем разрешении таинственной загадки. Он сам вполне справедливо рассеял фантазии первого, а найденные им документы вполне опровергают гипотезу последнего. Лэр предполагает, что железной маской был Эсташ Дожэ, который, действительно, находился вместе с таинственным узником в Пиньероле, но документально подтверждено, что он поступил туда за несколько лет до Маски, т. е. в 1669 году, и умер там в 1694 году, именно 13 лет после того, как Железная Маска был переведен оттуда. Правда, что и Дожэ представляется также таинственной личностью, и быть может, поэтому Функ-Брентано считает гипотезу о нем самой вероятной, конечно, после его собственной теории о Маттиоли. Но, кроме указанного несоответствия лет, свидетельствуют против предположения Лэра следующие бесспорные данные. Дожэ прямо упоминается в переписке Лувуа и Сен-Марса по имени и фамилии, а имя Железной Маски, по замечанию Юнга, «никогда не произносится». Дожэ был лакей, по заявлению Лувуа, и его назначили слугой к Фукэ; а то и другое противоречит всем данным о Железной Маске, который был, по-видимому, важной особой и с которым обращались почтительно. Дожэ остался в Пиньероле после отбытия Сен-Марса с Железной Маской и после смерти похоронен согласно предписанию [1018] Лувуа, «как солдат». Несмотря на все розыски Юнга, Лакена и других, не открыто никакого следа о том, кто был и что сделал этот таинственный лакей, речи которого Лувуа запрещал Сен-Марсу «слушать под каким бы то ни было предлогом», и которого вместе с тем разрешил назначить слугою к Фукэ.

Франсуа Гавэсож, ученый библиотекарь арсенальной библиотеки в Париже, предшественник Функ-Брентано по классификации бастильского архива, напал на мысль, что Железной Маской был молодой граф Керуальз, который сражался при осаде Кандии под начальством адмирала Бофора, но, скромно изложив свою теорию, он впоследствии сам отказался от нее. Также новую и не более успешную гипотезу заявили Эмиль Бюрго и Базери в своем объемистом исследовании ¹⁷, имеющем целью отождествить Железную Маску с генералом Вивьеном Лаббэ-де-Бюланд. Этого генерала Лувуа приказать арестовать за оскорбительное обращение с главнокомандующими принцем Конти. Но Жофруа де-Гранмэзон напечатал в газете «Univers» от 9-го января 1895 года два опровергающих подобное предположение документа. Это — квитанции, подписанные генералом де-Бюландом в 1699 году, когда Железная Маска содержится в Бастилии, и от 1705 года, когда он умер уже два года перед тем.

Наконец барон Карутти выставил кандидатуру в Железные Маски — сумасшедшего якобинца, содержавшегося в Пиньероле. Этот узник действительно находился в одно время с Железной Маской не только в Пиньероле, но и в Экзиле; кроме того, он столь же таинственная личность, как Дожэ. Из переписки Лувуа и Сен-Марса не видно, когда он прислан в Пиньероль, но в 1676 году он очевидно сидел в одной комнате с Дюбелем, шпионом, который вел двойную игру, продавая свои услуги в Базеле то французскому главнокомандующему графу Монклару, то австрийскому Монтекукули, за что он был схвачен по приказанию Лувуа и отвезен в Пиньерольскую крепость. Этот Дюбрель обратился с просьбой к Лувуа, чтобы его перевели в другую комнату, так как содержавшийся с ним узник был сумасшедший, и с ним неудобно находиться вместе, тем более, что он заражает воздух». На эту просьбу получился ответ министра только 21-го февраля следующего года, и в этом ответе, написанном на имя Сен-Марса, говорится: «Действительно те, которые действуют против патеров, не обращая внимания на их священный характер, подвергаются отлучению от церкви, но дозволительно карать патера, который делает зло, и за которого надо отвечать; если этот патер также безопасен в комнате, где находится слуга Лозена, как в комнате [1019] Дюбреля, то король предоставляет вам переменить его место заточения, но если вы сочтете нужным оставить его с Дюбрелем, то можно его связать, чтобы он не причинял вреда!» Вот все, что известно о прошедшем этого узника, а затем видно из переписки Лувуа и Сен-Марса, что он находился в отдельной келье нижней башни, и что его называли так же, как содержавшаяся там же Железную Маску, «узниками нижней башни». Кроме того, Сен-Марс называет его якобинцем, и, по всей вероятности, ему придавали большое значение, так как при переводе Сен-Марса губернатором в Экзиль ему было предписано взять с собою узников нижней башни, так как, по словам Лувуа, его величество считает их настолько важными, что не желает передать их в другие руки, кроме Сен-Марса. Поэтому, если Сен-Марс в письме к аббату Эстраду от 25-я июня 1681 года и называет этих двух таинственных узников «дроздами», то он этим нимало не определяет низкого их происхождения, как полагают некоторые исследователи, а лишь выражается саркастически и, быть может, с целью возбудить сомнение в том, что ее надзору поручены важные преступники. Как бы то ни было и кто бы ни скрывался под прозвищем якобинца, очевидно бывшая патером или монахом, но он достоверно умер в Экзиле к 1687 году, о чем свидетельствует письмо Лувуа к Сен-Марсу, и поэтому он не мог быть Железной Маской, который вместе с Сен-Марсом был переведен в том же году на остров св. Маргариты, а затем в Бастилию.

III.

Рассмотрев права выставленных в течение более полутораста лет 25 кандидатов в Железные Маски, мы видели, что все они одинаково не выдерживают критики. Теперь нам остается взглянуть еще на двух последних личностей в этой серии псевдо-Железных Масок — на Маттиоли и Мольера.

Первый из них до прошедшего года пользовался наибольшей популярностью между исследователями этой исторической загадки. Ранее всех указал на Маттиоли, как на таинственного узника Бастилии, барон Гейс, отставной капитан Эльзасская полка и один из замечательных библиофилов своего времени. Он напечатать об этом в «Journal Encyclopedique» от 28-го 1770 года. Вслед затем подтвердили ее тезис дю-Тэн в 1783 году в ее «Correspondence intercepte», барон Шамбрие в 1793 году, в докладе, прочитанном им в Берлинской академии, и Ру-Фезильяк, член конвента, в сочинении, напечатанном в 1801 году. Самым красноречивым защитником этого мнения [1020] явился в своей книге Мариус Топпен, и несмотря на то, что оно было документально опровергнуто трудами Луазелера и Юнга, эта гипотеза поддерживается многочисленными авторами, именно Рэтом, Делором, Арманом, Башэ, Карцо Боттой, Полем де Сен-Виктором, Камиллем Руссэ, Шерюелем, Гюйгенсом и Депингом. Наконец, Франц Функ-Брентано доставил окончательное торжество этой теории, и с ним печатно согласились Бертрен, Бежи, Поль д'Эстрэ, Ожэ де-Ласю, доктор Брекинг, Бурнон, который в своей истории Бастилии восставал против гипотезы о Маттиоли, а после выхода в свет трудов Функ-Брентано сознался в своей ошибке, и наконец Соррель, заявивший, что «наконец» загадка «разгадана». Только полемика, возбужденная Анатолем Лакеном с Функ-Брентано, на страницах газеты «Jironde» и наконец его обстоятельная книга свели вопрос на фактическую почву и не только пошатнули, но окончательно разбили теорию, защитники которой уже прославляли свою победу. В виду подобного значения этой теории и ее странной живучести, несмотря на многие нанесенные ей смертельные удары, она заслуживает наибольшего внимания, поэтому мы подробно изложим ее и приведем все доводы как за, так и против.

Граф Эркале-Антонио Маттиоли родился в Болоньи в 1640 году, воспитывался в Болонском университете и поступил на службу герцога Мантуанского, Карла III. Отличаясь блестящими умственными способностями и светским лоском, он вкрался в доверие герцога, который назначил его министром и государственным секретарем. По смерти Карла III, ему наследовал его тринадцатилетний сын, Фердинанд Карл IV, а регентшей сделалась его мать Изабелла-Клара. Хотя всесильным при дворе стал ее фаворит, Булгарини, но и Маттиоли продолжал играть значительную роль. Благодаря постоянным придворным интригам и развратной жизни, которую вела регентша, государственные дела в Мантуе пришли в такой беспорядок, что в них вмешались император и папа. Принцесса Изабелла-Клара, чтобы прикрыть свои грехи, тайно вышла замуж за Бульгарино, но это еще более взбесило папу, и он обоих заставил принять монашество. Однако принцесса в монашеской рясе продолжала жить во дворце и управлять государственными делами, хотя ее сын уже достиг совершеннолетия. Он женился на красавице, Изабелле Гонзаго, дочери герцога Гвастальского, но, следуя примеру матери, предавался с юности развратной жизни и почти постоянно жил в Венеции среди роскоши и в обществе куртизанок. Маттиоли поощрял в этом молодого герцога, и тот назначил его сенатором, а также пожаловал в графы. Естественно, что таким положением дел в Мантуе воспользовался Людовик ХIV по совету своего посланника в Турине, маркиза Виллара, который [1021] писал министру Пампону: «Время кажется очень удобным для вступления в переговоры с герцогом Мантуанским. Он негодяй, расточитель и большой игрок; ни у него, ни у его любимцев нет ни гроша. Он уже забрал у евреев все свои доходы за несколько лет вперед. Я полагаю, что было бы очень выгодно для Франции добиться от него отдачи в ее руки крепости Казаль за хорошую сумму денег и значительную субсидию для содержания гарнизона в крепости и городе. Эта сделка была бы тем полезнее, что герцог не может долго прожить». Для приведения в исполнение этого плана было поручено французскому посланнику в Венеции, аббату д'Эстраду, войти в сношения с герцогом, который назначил Маттиоли своим доверенным лицом для ведения тайных переговоров, но и лично сам подтвердил д'Эстраду, что одобряет мысль о поручении французскому гарнизону защищать Казаль.

Вследствие этих переговоров, граф Маттиоли отправился в качестве тайного агента герцога Мантуанского в Париж, в декабре 1678 года, и подписал в Версале с министром иностранных дел, маркизом Помпоном, секретный договор, по которому Людовик XIV получил право занять Казаль французским гарнизоном, обязующимся под клятвой сохранять эту крепость для герцога по распоряжению короля, а герцог Мантуанский получил за эту важную уступку 100.000 золотых. Что касается Маттиоли, то ему обещали после окончания дела 10.000 золотых и много других щедрых милостей в будущем. Король был очень доволен столь выгодной сделкой, за которую, по словам маркиза Помпона в его мемуарах, он охотно заплатил бы гораздо более, и тайно принял ночью Маттиоли в апартаментах Монтеспан. Агент герцога Мантуанского распространился в пламенных выражениях о желании его повелителя и его самого быть полезными его величеству и получил от короля брильянтовый подарок, а также 2.000 золотых. Спустя два дня, он уехал обратно в Мантую, но уже в качестве тайного агента не своего герцога, а французская короля, с подробной инструкцией о приведении в исполнение заключенная им трактата. Вместе с тем Катина был отправлен в Пиньероль, чтобы принять меры для военного занятия Казаля.

Однако прошли два месяца, назначенные графом Маттиоли для ратификации и окончательного исполнения договора, но он все медлил и тянул дело под различными предлогами. Наконец, в апреле 1679 года, аббат д'Эстрад уведомил французское правительство, что Маттиоли играл двойную роль, и сообщил о заключенном им трактате в Турин, Мадрид и в Вену. Так как в настоящем деле Маттиоли после заключения трактата действовал, как дипломатический агент французского короля [1022] то относительно его измены не может быть и сомнения, но трудно решить, по словам компетентных историков, действовал ли он из корыстных целей, и продал ли он свою тайну из-за денег или же, поняв, когда уже было поздно, что передача французам Казаля грозит опасностью всей Италии, он из патриотизма хотел загладить свою ошибку или вину. Во всяком случае, благодаря ему французский король оказался в очень глупом положении и решил жестоко отомстить итальянцу. Аббату д’Эстраду было поручено заманить Маттиоли на территорию Франции близ Пиньероля под предлогом, что французское правительство не сомневается в его добрых намерениях и в успешном окончании начатого им дела, а потому предлагает ему получить часть денег, обещанных королем за его хлопоты. Несмотря на всю свою ловкость и хитрость, Маттиоли попался в ловушку и поехал с посланником в его коляске в сельскую гостиницу в окрестностях Турина, где его ожидал Катино, но не с деньгами, а с солдатами. Он был схвачен и отвезен в Пиньероль 2-го мая 1679 г. В королевском приказе об его аресте сказано, что «он должен быть заточен на всю жизнь и таким образом, чтобы никто не знал об его судьбе».

Вот достоверные сведения о политической карьере графа Маттиоли до его заточения в Пиньероле, как их передают все историки, трактующие об этом международном эпизоде царствования Людовика XIV, между прочим граф Гаррик-де-Бокер в введении и примечаниях к только что изданным дипломатическим документам по истории сношений Франции с Мантуей ¹⁸. Дальнейшая жизнь этого итальянца представляется не в столь ясных, определенных чертах, чем и воспользовались защитники гипотезы, что Маттиоли был Железной Маской. Мы прежде приведем их рассказ и доводы в подтверждение своей теории, а затем укажем на немногие бесспорные факты тюремной жизни Маттиоли и на аргументы их противников.

Топпен, Функ-Брентано и все сторонники их теории утверждают, что Маттиоли был помещен в 1679 году в Пиньерольскую крепость под надзор Сен-Марса, и что он там оставался после назначения Сен-Марса губернатором в Экзиль до 1694 года, когда он переведен на остров св. Маргариты, где снова попал под надзор Сен-Марса, который в 1698 году перевез его в Бастилию, где он умер 18-го ноября 1703 года. В означенные года, по их словам, находился там же, где Маттиоли и пресловутый узник к маске, а потому они приходят к [1023] заключению, что эти оба узника составляют одно. В доказательство своей разгадки исторической тайны они приводить целый ряд с первого взгляда очень веских доказательств. По поводу ареста Маттиоли не только Людовик XIV говорил в своем приказе: «никто не должен знать о судьбе этого человека», но и Катина доносил Лувуа, что «все произошло без малейшего насилия, и никто не знает имени негодяя из лиц, содействовавших его аресту». Наконец, в 1682 году, т. е. два года после этого события, появилась любопытная брошюра на итальянском языке, которая сохраняется в парижской национальной библиотеке: «La prudenza triomphale di Casale», и в ней между прочим говорится за тридцать лет перед тем, как был возбужден впервые вопрос о Железной Маске: «секретаря Маттиоли окружили десять или двенадцать всадников, которые его схватили, переодели, закрыли ему лицо маской и повезли в Пиньероль».

Заручившись тем, по его мнению, вполне доказанным фактом, что Маттиоли находился в маске, когда его посадили в Пиньерольскую крепость, Функ-Брентано продолжает так свое изложение доводов в пользу своей гипотезы: «Мы знаем по выписке из дневника Юнга, что человек в маске содержался в Пиньероле под присмотром Сен-Марса. В 1681 году Сен-Марс перешел губернатором в Экзиль, и сколько в то время у него находилось узников, можно определить точно. Их было ровно пять. В депеше Лувуа от 9-го ноября прямо говорится, что Сен-Марс возьмет с собою двух узников нижней башни, а сам Сен-Марс пишет аббату д'Эстраду, отправляясь в Экзиль, «что он берет с собою двух порученных ему дроздов, а Маттиоли остается с двумя другими узниками». Если всех узников было пять, то Железная Маска должен был находиться в их числе. Эти пять узников были следующие: Ларивьер, умерший в декабре 1686 года, сумасшедший якобинец, умерший в 1693 году, и Дюбрель, умерший, в 1697 году на острове Маргариты, Доже и Маттиоли. Таким образом Железной Маской был очевидно один из двух последних узников. Но Доже был, как видно из депеш Сен-Марса, лакеем и прислуживал Фукэ, а следовательно он не мог быть Железной Маской, которого содержали в самой строгой тайне в Пиньероле. Потом математически доказано, что Железной Маской был Маттиоли».

К этому будто бы математическому доказательству, которое, в сущности, далеко не математическое, как мы вскоре увидим. Функ-Брентано и его единомышленники прибавляют еще три, по их мнению, безусловно верные доказательства. Во-первых, в свидетельстве о смерти Железной Маски он прямо назван Маркиоли, а это, очевидно, ошибочно написанное имя Маттиоли. Во-вторых, Людовик XV сказал маркизе Помпадур, что Железной [1024] Маской был министр итальянского принца. В-третьих. Людовик XVI объявил Марии-Антуанетте, что Железной Маской, по словам Морена, был опасный интриган, подданный герцога Мантуанского, содержавшийся узником в Пиньероле, а потом в Бастилии.

Вот все, что говорится и представляется в пользу гипотезы, которая будто бы окончательно разрешила загадку о Железной Маске. Теперь взглянем на достоверные факты тюремной жизни Маттиоли и на аргументы противников этой теории. Достоверных известий о Маттиоли очень мало, но все-таки можно положительно сказать, на основании переписки Лувуа и Сен-Марса, что Катино заточил его в Пиньероле под именем Лестана, хотя Лувуа и Сен-Марс почти постоянно так называют его, но иногда они дают ему настоящее его имя, как Сен-Марс в письме от 7 сентября 1680 года, в котором говорится о помещении Маттиоле в одну комнату с якобинцем, а Лувуа в распоряжении об его вещах. Сначала Лувуа настаивает на том, чтобы с ним обращались очень строго, и говорит: «его величество не желает, чтобы вы делали ему какие-нибудь послабления, и чтоб он вел хоть мало-мальски приятную жизнь». Когда же Сен-Марс писал, что Маттиоли такой же сумасшедший, как якобинец, уверяя, что он близкий родственник королю, а также разговаривает ежедневно с Богом или ангелами и позволяет себе такие выходки, что смотритель обязан был пригрозить ему тяжелых наказанием, то Лувуа отвечал: «Покажите ему дубинку, а если он умрет, то похороните, как солдата». Когда Сен-Марса перевели губернатором в Экзиль, куда он отвез с собою «двух дроздов, не имеющих другого имени, кроме «господа нижней башни», то Маттиоли остался в Пиньероле под присмотром Вильбуа и Ла-Прада. В продолжение следующих шести лет в переписке Лувуа и заменившего его Барбезье с Вильбуа и Ла-Прадом упоминается о Маттиоле лишь два раза, но уже его фамилия прописана буквально. В первом случае Лувуа одобряет наказание, которому Вильбуа подверг «лакея господина Маттиоли», а во втором Барбезье писал Ла-Праду от 27 декабря 1693 года: «Вы сожгите остатки кусков карманов, на которых Маттиоли и его человек написали кое-что, и которые вы нашли скрытыми подкладкой их одежды». Это последний официальный документ, в котором упоминается о Маттиоли.

Не подлежит сомнению, что Пиньероль после продолжительных осад в июне 1694 года перестал быть государственной тюрьмой и, спустя два года, был передан Виктору-Амедею Савойскому по мирному трактату. Содержавшихся там в последнее время трех узников, из которых, по словам письма Барбезье к Сен-Марсу от 20 марта 1694 года, один по крайней мере [1025] имел значение, было предписано перевести на острова св. Маргариты, где комендантом находился тогда Сен-Марс. Эти три узника были бесспорно Маттиоли, Дюбрель и Де-Герс, который поступил в Пиньероль после отъезда оттуда Сен-Марса в Экзиль и о котором решительно ничего неизвестно. Из письма Барбезье к Ла-Праду от 20 марта 1894 года видно, что перевозка узников должна была совершиться по одному, а потому Юнг, Луазелер и Лакен полагают, что Маттиоли, как, вероятно, тот узник, о котором Барбезье писал, что «он имеет значение», был отправлен со своим лакеем первым и прибыл на остров св. Маргариты 15, 16 или 17 апреля. Относительно этого перевода Маттиоли из Пиньероля на остров св. Маргариты не спорят и сторонники указанных исследователей исторической загадки, но они с Функ-Брентано во главе утверждают, что Маттиоли на острове св. Маргариты превратился в Железную Маску. Почему случилось это необыкновенное событие, и почему вдруг в официальных документах перестают говорить о Маттиоли, как это делалось прежде, никто из них не объясняет. Напротив Юнг, Луазелер и Лакен говорят, что о Маттиоли перестают говорить по той простой причине, что он умер после прибытия на остров св. Маргариты в конце апреля месяца 1694 года, в доказательство чего приводят письмо Барбезье к Сен-Марсу от 10 мая 1694 года: «Я получил ваше письмо от 9 апреля; вы можете, как предлагаете, поместить в тюрьме под сводами лакея узника, который умер, но примите меры, чтобы он содержался так же, как другие, не имея возможности вступать с кем бы то ни было в сношения на словах или в письме». Юнг указывает, что смерть Маттиоли, который был еще болен в Пиньероле, подтверждена была маркизу Кастелану, аббату Бартелеми и патеру Попону Клодом Сошоном, который слышать об этом от отца своего, офицера Жака Сошона, и тюремного духовника, Фавра.

Наконец, изо всех узников, находившихся под присмотром Сен-Марса на острове св. Маргариты, только у одного Маттиоли был лакей, и этот лакей действительно заслуживал, чтобы о нем заботились и подвергли заточению после смерти его господина, как видно из письма Барбезье. По справедливому замечанию Юнга, этот слуга был необыкновенный и разделил участь своего господина потому, что знал всю историю о передаче Франции Казаля. В этом можно вполне удостовериться из письма аббата Д'Эстрада к министру Помпону в мае 1699 года, где говорится: «Два дня после того, как Маттиоли был заточен в Пиньерольском замке, я отправил туда же его лакея с вещами и чемоданом; я воспользовался для ареста этого лакея письмом, которое Маттиоли заставили написать с приказанием [1026] лакею явиться к нему в назначенное место». Таким образом смерть Маттиоли па острове св. Маргариты в 1694 году, хотя не вполне достоверна, но более чем вероятна, и указания Функ-Брентано, что в означенное время умер на острове св. Маргариты не Маттиоли, а другой узник, протестантский пастор Мальзак, и что об его лакее говорится в письме Барбезье, вполне фантастичны. Во-первых, у пастора Мальзака не было лакея, и Барбезье, отправляя его в 1692 году на остров св. Маргариты, предписывает Сен-Марсу «заточить его в надежное место так, чтобы он не имел сношений под каким бы то ни было видом ни на словах, ни на письме с кем-нибудь внутри или вне крепости». Во-вторых, хотя нет достоверных сведений о смерти пастора Мальзака, который прибыл на остров св. Маргариты больной, но Юнг имеет основание предполагать, что он скончался в конце 1692 года или в начале 1693 года, так как Барбезье в письме от 3-го марта 1693 года, говоря о протестантских пасторах, которых было четыре с Мальзаком, упоминает только о трех и каждому дает отдельную кличку, именно: Полю Корделю — певчего, так как он постоянно пел гимны, Вадьзеку — писателя, потому что он имел привычку писать на всем, что ему попадалось под руку, и Лестему — последнего, в виду его заточения после всех.

Если мы перейдем к аргументам, которыми постоянно и успешно опровергается гипотеза о том, что Железной Маской был Маттиоли, хотя она со странным упорством снова и снова возникает, то увидим, что первое и главное место среди них занимает уже известное читателям письмо Барбезье, который, заместив своего отца Лувуа после его смерти, писал Сен-Марсу: «Когда вам нужно будет что-нибудь мне сообщить об узнике, который находится под вашим присмотром в продолжение 20-ти лет, то прошу вас принимать те же предосторожности, как вы делали при Лувуа». Эти строки писаны в 1696-м году, когда Маттиоли еще находился в Пиньероле, где он состоял под присмотром Сен-Марса только два года от 1679 года, когда он был заточен, и до 1681 года, когда Сен-Марс, оставив его в Пиньероле, перебрался с Железной Маской в Экзиль. Таким образом ясно, как день, что Маттиоли не мог быть железной маской, а что именно о Железной Маске говорил Барбезье в своем письме, не подлежит сомнению. Только один Функ-Брентано уверяет, что знаменитые слова Барбезье, служащие основой всех новейших исследований о Железной Маске, относились не к этому таинственному узнику, а к лакею Эсташу Дожэ. Вообще Функ-Брентано питает какое-то особое пристрастие к лакеям, и по его словам те дрозды, которых перевез с собою Сен-Марс из Пиньероля в Экзиль, и о которых Лувуа писал ему от 12 мая 1681 года: [1027] «Вы возьмете с собою только тех узников, которых его величество сочтет достаточно значительными, чтобы не передавать их в другие руки, кроме ваших», — были два лакея Фукэ, все тот же Эсташ Дожэ и еще Ларивьер, о котором даже неизвестно, был ли он отдельным узником или привезен в Пиньероль самим Фукэ. Конечно, эти догадки Функ-Брентано так странны, что не заслуживают даже критики.

Другими доказательствами против предположения, что Железной Маской был Маттиоли, служить несколько очень веских аргументов, выставляемых Луазелером, Юнгом и Лакеном. Во-первых, согласно переписке Лувуа и Сен-Марса, видно, что о железной маске никогда не упоминается по имени или даже по кличке, а он обозначается только словами: «вот (мой) узник» или «вот (мой) старый узник», а Маттиоли прямо называли по фамилии или по данной ему кличке. Во-вторых, Железная Маска находился двадцать лет или около того под присмотром Сен-Марса, и этот таинственный узник считался таким важным, что король не хотел передать его в другие руки, кроме Сен-Марса, а Маттиоли шесть лет находился в Пиньероле без присмотра Сен-Марса. Этот аргумент так важен, что Сорель, несмотря на торжественно заявленную им разгадку Функом-Брентано тайны Железной Маски, говорит в своей статье по этому вопросу: «в 1681 году Сен-Марс перешел из Пиньероля в Экзиль, в 1694 (1697) году он был назначен комендантом на остров св. Маргариты, а в 1698 г. вызван в Бастилию: его узник в маске, его старый узник, всюду следовал за ним, и везде можно видеть его след». Этими словами почтенный историк вполне правильно и основательно уничтожает ту самую теорию. которую он поддерживает. В-третьих, в известном отрывке из дневника Юнга о смерти Железной Маски говорится, что этот узник находился давно под присмотром Сен-Марса и перевезен им с острова св. Маргариты, а если это был Маттиоли, то он мог находиться под надзором Сен-Марса в Пиньероле всего два года и на острове св. Маргариты четыре. В-четвертых, если и допустить, что Маттиоли неожиданно на острове св. Маргариты превратился в Железную Маску, то надо такую странную метаморфозу объяснить какой-нибудь важной причиной, побудившей Людовика XIV переменить свою политику относительно Мантуанского министра, а такой причины ни Функ-Брентано, ни другие сторонники этой гипотезы не выставляют, да и выставить ее нельзя. Из переписки Людовика XIV с французским посланником в Турине, аббатом Морелем, видно, что герцог Мантуанский не только не оскорбился захватом и насильственным арестом своего министра, что, конечно, составляло со стороны Франции нарушение международного права, но был этому очень [1028] рад и благодарен королю, так как Маттиоли своими интригами нанес ему столько же вреда, сколько Людовику XIV. При таком положении дел, очевидно, не было никакого основания неожиданно придать таинственный характер истории, известной всему свету. К тому же сам Функ-Брентано признает, что с течением времени заточение Маттиоли сделалось менее строгим, и относительно его допускались значительный послабления.

Таким образом, изо всех доводов Функ-Брентано и его единомышленников остается еще сказать только о победоносной их ссылке на свидетельство о смерти Железной Маски, в котором упоминается имя, схожее с Маттиоли, и на слова Людовиков XV и XVI о том, что Железной Маской был подданный Мантуанского герцога. Все противники этой гипотезы прямо признают, что в свидетельстве о смерти Железной Маски приписано имя Маттиоли, и тоже они допускают относительно слов обоих королей, если только эти слова подлинные. Но по остроумному замечанию Лакена, если Людовик XIV тридцать один год считал нужным скрывать настоящее имя таинственного узника, то, конечно, он не дозволил бы открыть его тотчас после смерти узника в официальном документе, а напротив в интересах, как его, так и его преемников, было навести всех любопытствующих узнать загадку на ложный след, что и было сделано ссылкой на Маттиоли. Из всего сказанного ясно видно, что двадцать шестая гипотеза о таинственном узнике так же мало заслуживает внимания, как и все предыдущие догадки.

IV.

Последний кандидат в Железные Маски, неожиданно выставленный Анатолем Лакеном, Мольер, представляется с первого взгляда какой-то шуткой и мистификацией. Но, когда мы видим, что эту необыкновенную комбинацию приводит ученый археолог, исследователь народных французских песен с древних времен, почетный член археологического общества в Орлеане, председатель академии в Бордо, сериозно опровергающий все другие гипотезы, то невольно надо признать, что такова судьба всех исследователей этой исторической загадки. Как мы уже видели, почти каждый из них является толковым, основательным критиком своих предшественников, но сам, развивая новую теорию, заражается теми самыми недостатками, в которых он искусно уличает других. По крайней мере, Лакену надо отдать справедливость, что его гипотеза новая, оригинальная и непохожая ни на одну из прежних. Все остальные исследователи таинственного вопроса основывались хоть на каких-нибудь фактах, и большая часть их героев действительно были узниками, к которым они [1029] уже подгоняли легенду о Железной Маске, но Лакен смело создал свою гипотезу на одних аналогиях, предположениях и вероятиях. Конечно, сознавая всю фантастичность теории, надевающей на великого автора стольких веселых комедий трагическую маску, он поступил очень осторожно при ее обнародовании. Так сначала он высказал ее в сочинении «Тайна Железной Маски или последние годы Ж. П. Поклена де-Мольера» с подписью псевдонима Убальда ¹⁹, а затем развил в объемистом труде в двух томах уже под собственным именем: «Мольер в Бордо» ²⁰, и, наконец, прямо выступил в только что вышедшем своем сочинении, как противник всех прежних гипотез и защитник своей собственной.

Задавшись вопросом, кто же был Железной Маской, если под нею не скрывался ни один из двадцати шести выставленных кандидатов, Лакен пришел к убеждению, что таинственный узник мог быть только очень известной личностью во Франции, так как иначе его не скрывали бы под маской хотя не железной, но бархатной, и не обставляли бы его заточения такой таинственностью, что, по словам Лувуа, Сен-Марс должен был «следовать относительно его лишь приказаниям короля и давать о том отчет одному королю». Но если это был какой-нибудь знаменитый человек, то, неожиданно исчезая, он должен был оставить по себе след в памяти современников, а, по словам Вольтера, тогда не исчезала в Европе ни одна известная личность. Хотя в свидетельстве о смерти Железной Маски упомянуто, что ему было сорок пять лет, но этому свидетельству вообще нельзя слепо верить, и напротив де-Пальто, описывая пребывание Сен-Марса с его узником в поместье первого, говорит, что «под маской виднелись седые волосы», и также маршал Ришелье говорил Сулави, что «Железная Маска умер в большой старости». Основываясь на этих далеко не бесспорных фактах, Лакен высчитывает согласно письму Барбезье о двадцатилетнем пребывании Железной Маски под надзором Сен-Марса в 1691 г., что он должен был поступить в Пиньероль в 1671—1672 годах или никак не позже 1673 года. Если допустить, что действительно заточение таинственная узника началось в 1673 году, хотя нет никаких доказательств этого факта, то в том году, по словам Лакэна, случилось таинственное обстоятельство, именно неожиданно умер 17-го февраля 1673 года великий Мольер, при очень странных обстоятельствах. [1030]

В последние годы жизни Мольера, он навлек на себя преследования клерикалов, в особенности иезуитов, которые достигли своего апогеи с запрещением «Тартюфа», после первого представления в 1667 году. Хотя, спустя два года, по разрешению Людовика XIV эта пьеса вошла в репертуар и стала пользоваться постоянным успехом, но с тех пор усилилась, если не явная, то тайная борьба против него осмеянных им лицемеров. Они пустили в ход всевозможные клеветы и прежде тайно в памфлетах, а потом явно стали обвинять его в том, что он женат на собственной своей дочери. Это обвинение долго поддерживалось, и только в наше время окончательно доказало, что жена Мольера, Арманда Бежар, была не дочь, а младшая сестра его любовницы Магдалины Бежар. Как бы то ни было, король, по-видимому, поверил этой клевете и в 1672 году прекратил все свои милости к Мольеру. Несмотря на то, что он писал одну новую пьесу за другой и между ними знаменитые «Школа женщин» и «Мнимый больной», они не допускались на придворную сцену. Среди этой опалы неожиданно он умер, вернувшись из театра, после представления «Мнимого больного». Он не страдал никакой болезнью, и только в театре у него сделался кашель, от которого, по словам современников, ночью лопнула жила. Эта смерть была так неожиданна и, по словам Лакэна, таинственна, что сложилась легенда об его кончине не дома, а на сцене. Конечно, эта легенда несправедлива, но она доказывает, что современники видели что-то необыкновенное и темное в кончине великого писателя. К тому же свидетельство об его похоронах никем не подписано, так как патеры отказались хоронить своего врага, и даже место его погребения долго оставалось спорным. Во всяком случае его могила находилась на кладбище св. Иосифа, и в 1817 г. его останки были перевезены на кладбище Реre Lachaise, где они и находятся рядом с могилой Лафонтена. По крайней мере, так говорят все и биографы Мольера.

Но Лакен смело противополагает фактам фантазию и уверяет, что иезуиты убедили Людовика XIV, в то время находившаяся вполне под их влиянием, благодаря маркизе Ментенон, согласиться на тайное заточение их заклятого врага. Вследствие этого Мольер был схвачен после представления «Мнимого больного», распространена весть об его смерти и устроены ложные похороны, а между тем он отвезен в Пиньероль и сдан под надзор Сен-Марса, затем начинается история железной или бархатной маски, которая продолжалась 31 год. По словам Лакэна, все известные черты этой истории вполне подходят к его гипотезе, и самый факт, что лицо таинственного узника покрывалось маской, легко объясняется тем, что Мольер был известен всем во Франции. Кроме того, он указывает, что Мольер так же, [1031] как Железная Маска, был высокого роста, что его кожа была одинаково смуглая, что они об любили тонкое белье, и что Мольеру в 1703 году, когда умер Железная Маска, было бы 81 год, следовательно он должен был отличаться сединой. Наконец, Лакен видит доказательства своей теории и в тех обстоятельствах, что до смерти Железной Маски не выходило ни одной биографии Мольера, и пьесы его не давались на придворном театре, тогда как через год после кончины Железной Маски явилась первая подробная биография Мольера, написанная Жаном Гримаре, и с тех пор Людовик XIV стал сам ставить в Версале комедии своего некогда любимого автора. Все это придумано очень остроумно, и последняя гипотеза о Железной Маске обставлена искусно, ловко, картинно, но, конечно, она не отличается сериозным, историческим характером, и она более всего замечательна по своей куриозной оригинальности.

Сводя таким образом на нет все заявленные двадцать семь гипотез о Железной Маске, нельзя не задать себе вопроса: не мистификация ли это, и действительно ли существовал таинственный узник в железной, или, вернее, бархатной маске? На это трезвая, документальная история должна ответить: «Железная Маска — факт, подтвержденный безусловными доказательствами. Около тридцати одного года Сен-Марс сторожил в Пиньероле, Экзиле, на острове св. Маргариты и в Бастилии — неизвестного узника в маске, который, наконец, умер в 1703 году. Но кто он был, вероятно, останется навсегда неразгаданной исторической загадкой. Недаром начальник парижской полиции при Людовике XV, Д'Аржансон, посещая Бастилию и слушая бесконечные догадки тамошних офицеров о том, кто был железная маска, говорил: «Этого никогда свет не узнает».

В. Т.

Комментарии

1. Legendes et archives de la Bastille, par Т. Funck-Brentano. Paris. 1898.

Le masque de ter, par Т. Funck-Brentano. Revue Bleue, 26 mars 1898.

L'homme au masque de velour noir, par T. Funck-Brentano. Revue historique. Tome LVI. 1894.

2. Le prisonier masque de la Bastille, par An. Loguin. Paris. 1900.

3. Le masque de fer. Trois articles polemiques de U. Loguin et Т. Funck-Brentano. Paris. 1899.

4. Nicolas Fouquet, by Allan Cheales. London. 1899.

5. Memoires secrets pour servir a Phistoire de Perse. Amsterdam. 1745.

6. Plan de l'histoire generale et particuliere de la monarchie francaise, par l'abbee Langlet-Dafresnoix. Paris. 1754.

7. Traite de differentes sortes de preuves qui servent a etablir la veritye dans l'histoire, par le pere Griffet. Paris. 1769.

8. Histoire de Province, par l'abbe Papon. Paris. 1778.

9. Correspondance de la princesse Pallatine, par Guillom Tepping. «Revue Bieue», 18 juillet 1896.

10. L'homme au masque de fer. par P. L. Jacob Bibliophile (Paul Lacroix. Paris. 1836.

11. L'homme au masque de fer, par M. Toppin, Paris. 1869.

12. Le proces de Foucquet, par Alfred Droz. Revue de Paris, 15 juillet 1899.

13. Nicolas Foucquet, par Lair. Paris, 1890. 2 vol.

14. Problemes historiques, par Jules Loiseleur. Paris. 1867. Trois enigrmes historiques, par Jules Loiseleur. Paris. 1875.

15. Histoire da Masque de Fer, par M. Delort. Paris. 1825.

16. Verite sur le Masque de Fer, par E. Jung. Paris. 1873.

17. Le Masque de Fer, par E. Burgand et Bazeries. Paris. 1894.

18. Recueil des instructions donnees aux ambassadeurs et ministres de France. Lavoie — Sardaigne et Mantoue avec introductions et notes, par le comte Harric de Beaucaire. Tome 2. Paris. 1899.

19. Le secret du masque de fer ou les dernieres annees de J. B. Poclin de Moliere, par Ubalde. Paris. 1895.

20. Moliere a Bordo vers 1647 et on 1648, avec des considerations nouvelles sur ses fins dernieres a Paris 1673... ou peut-etre 1703, par Anatol Laequin. Paris. 1898.

Текст воспроизведен по изданию: Неразгаданная историческая загадка // Исторический вестник, № 6. 1900

© текст - В. Т. 1900
© сетевая версия - Тhietmar. 2016
© OCR - Андреев-Попович И. 2016
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Исторический вестник. 1900