ФРАНСУА ДЕ КАЛЬЕР

КАКИМ ОБРАЗОМ ДОГОВАРИВАТЬСЯ С ГОСУДАРЯМИ

DE LA MANIERE DE NEGOCIER AVEC LES SOUVERAINS

СПОР

Случившийся на соборе Тридентском между послами королей Францускаго и Ишпанскаго о председательстве.

Никто не оспоривал Франции председательства, которым она пользовалась до начала дому Австрийскаго в 1516 году, как по смерти императора Максимилиана, случившейся в 1519 году, Карл его внук король Ишпанской, избран был в императоры; чрез то он стал первым изо всех государей западной церькви; тогда Карл пятый, не удовольствовавшись председательством, которое имел яко император, старался еще оное неправедно себе присвоить и яко король Ишпанской. До того году не токмо не бывало спору о [246] председательствах между Француским и Австрийским домами, но и был бы таковой спор признан смешным и нелепым, в разсуждении великих преимуществ наших королей над всеми другими королями; некоторыя из сих преимуществ составляют содержание многих триктатов; и святый Григорий великий, живший в 600 году, упоминает, что еще тогда короли Француские были столь велики пред другими королями, сколь велики были короли пред своими народами. Древность короны, независимость наших королей, благородство их крови, изящность и богатство их областей, великия завоевания, и великодушие французов, услуги оказанныя ими во всем свете закону и церькве, доставили им безпрекословно такое превосходство, которое они себе сохраняли неоспоримо до прошедшаго столетия, когда дом Австрийский столь высоко поднялся, однакож разсматривая оной по частям, из которых составлен, не имел он [247] никакой знати и мало самодержавства. Ерцгерцогство Австрийское было Фиеф имперской, то есть Ленное владение или поместье имеющее одинакое свойство с другими, княжествами Немецкими зависящими от империи, хотя и до Карла пятаго было уже шесть императоров сего имени, и мы признаемся, что достоинство императорское, не взирая на то из какого дому, или какого имени, дает председательстпво пред всеми Християнскими государями тем, кто оное имеет законным образом; однакож не дает того же преимущества их потомкам не возведенным на императорской престол, потому что в областях имеющих право избирать своих государей, выбор касается единственно до особы избраннаго, и ему одному дает знатность самодержца, исключая всех других, и его собственных детей, ежели они не избраны; но в наследных областях иное наблюдается; следовательно дом [248] Австрийский правом владения империи, не возведен еще в достоинство принадлежащее императорам; инако бы и дом Саксонской, Люксембургской, Бранденбургской и другие царствовавшие над империею, могли бы требовать того же права; второй дом составляющий часть Австрийскаго, есть дом Бургонской, которой бывал истинной дом королевской во Франции, но не владел ничем самодержавно: герогство Бургонское, графствы Фландрское и Артоазское были поместья королевства; достальныя земли зависели от империи; другие домы возвеличивщие Карла пяшаго суть Аррагонской и Кастильской. Кастилия была королевство установленное после 1000 году, которое в течение более трех сот лет едва содержало в себе четвертую часть Ишпании; и Аглинские короли всегда с Кастильскими спорили о председательстве. Аррагония была маленькое поместное владение Римской церькви, к которому по том было [249] присовокуплено королевство Неаполитанское, также поместье той церькви; и так все части, из которых великая статуя дому Австрийскаго составлена, суть весьма маловажны: на чем же можно сему дому основать преимущество или равенство, котораго требует с нашими королями?

II

Однакож как уже то в самом деле есть, что хотя мы имеем в свою пользу и право и употребление, но они при всяком случае против того спорят; то надобно разсмотреть их основания, и разделить все состояние сего дому на три время: на бывшее до 1519 году прежде возведения Карла на Императорской престол, на время всего царствования его в империи до оставления престола в 1555 году, и время его потомков до ныне. Что касается до перваго времени; то известно, что не взирая на возведение сего дому на Императорской престол, оной [250] всегда оставался в числе принцов подданных империи, что Филип отец Карлов торжественно и самолично приведен был к присяге по случаю графств Фландрскаго и Артоазскаго канцлером Рошфортом по силе выше упомянутаго-, что Карл также присягал по смерти отца своего в 1507 году. Родился он во Фландрии подданным и вассалом королевским; во время свидания королей Лудовика и Фердинанда Аррагонскаго в 1507 году в Савоне, хотя Лудовик обошелся весьма учтиво с Фердинандом приехавшим с ним повидаться на его земли, однакож мы выше упоминали, что таковыя учтивости оказываются и нижнему своему, и Фердинанд оказал Лудовику всякую честь, каковую великой государь может ожидать от малаго; одним словом до возведения Карла на императорской престол спор сей о первенстве пред нашими королями или о равенстве и в мысли никогда не приходил дому Австрийскому. [251]

В 1519 году Карл возшел на императорской престол, которой оставил в 1555 году брату своему, и в то же время отдал все свои другия владения и самодержавныя области, кроме Ерцгерцогства Австрийскаго и принадлежностей онаго в Немецкой земле, сыну своему Филипу; сей, хотя и не наследовал достоинства императорскаго, которое одно давало отцу его председательство пред нашими королями, старался однакож оное удержать под тем видом, что получил в наследство толь великое владение отца своего, и провинциями и землями несравненно превосходил наших королей; к чему считал имеет некоторое право, потому что отец его пользовался всегда председательством смешанно; не различая честей принадлежавших ему, яко императору, или яко королю Ишпанскому; и во всех собраниях, трактатах свиданиях, особливо на соборе Тридентском послы его имели первенство, [252] потому что он ими действовал яко Император, не бывши никогда принужден действовать во втором своем достоинстве короля Ишпанскаго, по которому бы уступил первенство нашим королям.

Но в 1555 году вздумав оставить престол, и возведя в императорское достоинство брата своего Фердинанда, отдав все свои протчия владения сыну своему Филипу, увидел, что сын его не может удержать первенства пред нашими королями, не имея императорскаго достоинства: того ради для сохранения онаго первенства сыну своему также, как и брату, употребил следующую хитрость. Не задолго до оставления престола, возвратил из Венеции дом Франциска Варгаса своего посла, которой будучи посол императорской, имел пред нашими безпрекословно первое место; уступя свои владения сыну своему Филипу, послал того же Варгаса послом в Венецию, от себя и от сына своего общим [253] его называя, хотя в самом деле, как он уже не имел тогда сам никакого достоинства, то посол был только от сына его короля Ишпанскаго, но он надеялся обмануть Венециян, прислав к ним того же человека и в том же по видимому достоинстве, называя его послом своим и сыновним обще. Варгас требовал у сената того же места, которое имел во время перваго своего посольства; чему противился Доминик епископ Лодев, посол Генрика втораго, представляя сенату, что Карл незнатен уже стал в свете; что когда прибудут послы Императора Фердинанда, то он им уступит место, а Филипову не уступит, но на аудиенциях, в церемониях, визитах, и во всех прочих случаях, будет брать первое место до прибытия императорских послов. Сенат опасаясь какого либо дурнаго следствия от сего спору, обеим послам не приказал присудствовать при [254] церемониях в праздник святаго Марка, и таким образом дело осталось не окончано во весь 1557 год по причине нерешительности республики и великой простоты нашего посла, которой однакож принужден был повиноваться приказанию сената, но в 1558 году Франциск Ноаль, епископ Акской, вступя на место Лодева, спор возобновил, и как прибыли послы Императора Фердинанда, то стал требовать от сената наблюдения прав своих, чтобы дано было ему первое место после имперцов, и смело оное взял пред Варгасом, которой увидя, что тонкость Императора в то время уже умершаго открылась, и что его признают только послом Филиповым, начал говорить о величестве своего государя, описывать все самодержавныя области и владения, которых он имел большее число в сравнении с королем Француским; утверждал, что сии обыкновения в разсуждении чести и председательства должны по [255] временам переменяться, что государь его есть величайший король в свете, что он может помогать республике оружием, людьми, и деньгами больше короля Францускаго. Епископ Акской везде ему противился; и как сие дело разгорячилось, то он исходатайствовал от сената определение, которым председательство ему было присуждено над Ишпанским послом; на великия сего негодования ответствовано было, что республика не взирает на пространство владений их величеств, а находит в архиве своей, что во всех государственных определениях, и особливых церемониях, в визитах, и на аудиенциях, послы Француские всегда имели первое место пред Ишпанскими, что она и ныне станет наблюдать. Сей ответ огорчил Филипа, он отозвал своего посла; но Михаил Суриан, посол находящийся при нем от республики, защищал определение сената, и неким образом успокоил Филипа, однакож он во [256] всех встретившихся по том случаях всчинал самой тот же спор, начатой тогда в первой еще раз. Наибольшее приложил он о сем старание, через четыре года после того на соборе Тридентском, которой был знатнейший театр закона, великости, и чести, каковаго Христианство уже лет со сто не видало. Но как обыкновенно упоминается о происходившем на сем соборе между послами обеих государей; то прилично здесь явственно описать сей случай.

III.

Собора сего, после возмущения Лютерова в 1517 году, желали все Христиане, и не редко онаго требовали Император Карл пятый, и король Франциск первый, у папы Льва десятаго, Клемента осьмаго, Павла третьяго и прочих. Наконец после многократнаго отлагания, начат оной в Триденте в Декабре 1545 году Павлом третьим, при котором, частию [257] в Триденте, частию в Болонии, в течение около полутора года, были десять первых заседаний; после чего оной был отменен, и пресекся по смерть Павла третьяго случившуюся в 1549 году. Кардинал Иоан Мариа де Монте, бывший первым председателем на соборе при Павле третьем, вступил после него на Папской престол под именем Юлия третьяго, и тотчас приказал вновь учинить объявление о соборе, которой и начался в Триденте в Майе 1550 году, и при сем Папе также продолжался около полутора года, в оное время были последовавшия шесть заседаний; но будучи и сим Папою опять отменен, вовсе прекращен был при Папе Маркеле втором, владычествовавшем только 22 дни, и при Павле четвертом, которой отвращен был другими обстоятельствами. После него возшел на Папской престол в 1559 году Пий четвертой. Сей Папа третие учинил объявление о соборе, и [258] начал его в начале 1562 году; при нем продолжался оной около двух лет; и в сие время последния были девять заседаний, потому что весь собор заседал только 25 раз. А как оной начался в 1545, и кончился в 1564 году; то можно сказать, что продолжался 18 лет; но в разсуждении случавшагося оному прекращения, в собрании были только пять лет. Для разумения права председательств государских послов надобно знать, что на соборе были троякия собрания: собрания общия, собрания частныя, и заседания и собрания особливыя. Докторы, то есть учители церьковные, с помощию некоторых епископов, разсматривали вопросы о вере и о перемене, по учиненному разопределению на них трудов; в их собраниях не наблюдали ни обрядов, ни председательства; работа их производилась, intra priuatos parietes, по домашнему и приятельски; в общее собрание все духовныя особы съежжaлиcь; [259] легаты в оном председательствовали, и каждой садился на свое место по своему чину; тут дела производились публичным образом; вопросы разсматривали и решили; легаты предлагали о том, что надлежало выработывать в собраниях частных; каждая духовная особа имела право говорить и объявлять свое мнение; слушали богословов; давали аудиенцию государским послам, разсмотрев прежде их верющия грамоты; вкратце сказать определяли все то, что надлежало объявить народно в следующем заседании; послы занимали места, каждой по своему чину; заседание был день торжественный, в которой по окончании обедни Святому Духу, и по отслушивании проповеди говоренной духовною особою, или великим богословом, о предлагаемом деле, прелат находящийся в должности прочитывал в слух установления решенныя, на которыя все отцы давали свое согласие, словом placet [260] угодно. Послы также присудствовали и имели по чину место в заседаниях и у обедни; честь им принадлежащая оказывалась по месту, на котором сидели, по кадилу, и по тому кто после кого прикладывался в обедню к образу.

На соборе продолжавшемся при Пaвле и Юлие третьих, Карл пятой был императором, и пользовавшись императорскими правами, безпрекословно имел пред нашими послами первенство, которые тогда почти не приежжали в присудствие, и в 16 первых заседаний бывших при Павле и Юлие третьих, не было почти ни одного Францускаго прелата; того ради и председательство, о котором здесь упоминается, тогда не оспоривано, потому что император был первый в достоинстве, а короля Ишпанскаго вовсе притом не было. Случилось однакож нечто показывающее превосходство наших королей пред [261] всеми другими после императора; о сем прилично здесь упомянуть.

I.

В Булле или грамоте объявительной о соборе, изданной от Павла третьяго в 1542 году, король Француской назван после императора, а все другие принцы, точными словами упомянуты общим званием двоекратно. Во первых сими словами: Charissimos in Christo filios nostros, Carolum Romanorum Imperatorem semper augustum, et charissimum Regem Franciscum, duo praecipua Christiani nominis firmamenta, atque fulcra, orare atque obsecrare institimus. И ниже: supra autem dictos, Imperatorem Regemque Christianissimum, nec non caeteros Reges, Duces, Principes, quorum praesentia si alias unquam, hoc quidem tempore maxime sanctissimae Christi fidei, et Christianorum omnium futura est salutaris rogantes atque obsecrantes per viscera misericordiae Dei и np. [262]

II.

При начале собора в 1545 году Франциск первый определил послами Клавдия Дюрфе Сенешаля леснаго, то есть главнаго над лесами судию, Якова Линьера, президента в третей каморе судебной (chambre des enquetes) в Парижском парламенее, и Декана Пешра Анеса, бывшаго потом епископом Лаворским; но будучи уведомлен некоторыми Францускими бывшими в Триденте епископами о малой надежде, чтобы сей собор имел желаемой успех, отозвал своих послов, которые уже более на соборе не были. Антоний Филиоли Гассат, архиепископ города Экса в Провансе, остался тут с стороны королевской, и требовал, чтобы при первом заседании, в публичных о всех государях молитвах, король Француской назван был точными словами, так как в грамоте объявительной; но легаты оставили сие требование без действия, сказав, что о сем [263] надобно пространнее изъясниться с отцами собора, а в молитвах точными словами упомянуты были только Папа и император; протчих всех государей назвали вообще.

III.

В 1546 году Франциск первой прислал Петра Анеса, епископа Лаворскаго, послом своим на собор. Он был принят и говорил хорошую речь, в которой представлял состояние Христианства, и вкравшиеся великие безпорядки в церьковь, и у самого Римскаго двора, чему один епископ хотев посмеяться сказал: Gallus cantat; Петр Анес отвечал на сие вдруг: vtinam isto Gallicinio Petrus ad recipiscentiam et flectum excitetur; сия рЬчь была потом часто произносима бывшими на соборе отцами.

IV.

В 1547 году как Павел третий в разсуждении предлежащей Триденту [264] опасности от язвы и Немецкой войны, перевел собор в Болонию, легаты, спрашивая у отцов мнения, сказали, что его святейшество на оное соизволяет, communicato etiam consilio cum Imperatore, Christianissimo Rege, et aliis Regibus ac Principibus Christianis; сей еще вторый знак чести отдаваемой собором нашим королям.

V.

Когда Папа Юлий третий возстановил собор в Триденте в 1551 году: то хотя король Генрик вторый начал против него великия войны по делам Герцогства Пармскаго,. однакож прислал на собор Якова Амиота, Абата Белозамскаго, бывшаго по том епископом Аксерским с письмом на котором было надписано: sanctissimis in Christo et obseruandis Patribus Tridentini conuentus; как скоро Амиот отдал письмо в руки кардиналу Кресценцию председавшему на соборе, и как секретарь прочел надпись: то [265] епископы Ишпанские вскричали, что сие обидно собору называть его conuentus, а не concilium, или synodus; и заспорили против сего письма; однакож по долгом споре о знаменовании слова conuentus заключили, что оное может разуметься в добром смысле, и собор принял королевское письмо без опорочивания речения conuentus; в то время как Ишпанцы столь ревностно старались об отказе в принятии письма, курфирст Маинцкой сказал в собрании в слух: как же нам быть готовыми обнять и принять протестантов Немецких называющих нас concilium malignantium, ежели откажем королю Християннейшему за то, что называет нас conuentus. Вот что происходило на сем соборе касающагося до наших дел при Павле и Юлие третьих, когда Карл пятой имел первенство, а сына его Филипа, ни другаго короля Ишпанскаго, не было для спору с нашими королями. [266]

VI.

Но после третьяго объявления о соборе при Пие четвертом в 1561 году многое случилось между нашими послами и Филиповыми причинившее великую ревность между сими двумя державами; от оной произошел спор и смелость, которую Ишпанцы в сем случае возъимели, к чему без сумнения много подало поводу потворство, чтоб не сказать неразумие Пия четвертаго.

I.

В грамоте объявительной не те внес речи, как Павел и Юлий третьи; Charissimos vего in Christo filios nostros Romanorum Imperatorem electum caeterosque Reges, et Principes, quos optandum sane esset Concilio intcresse posse, hortamur et rogamus, и не упомянув o Християннейшем короле; Филебер де Лабурдезиер епископ Ангулемской, посол королевской при Папе, принес ему жалобы о сем забвении, по приказанию королевскому, с таким однакож [267] объявлением, что не взирая на сие презрение учиненное его короне, он не хочет препятствовать бытию и продолжению собора, и приказал своим епископам туда ехать; Папа отвечал, что от него поручено было некоторым кардиналам сочинить грамоту, что они не остереглись в сей безделице, и назвавши императора не разсудили за надобно называть королей поимянно, но включили их всех под общим званием особливыми выражениями. Папа извинился сказав, что не мог всего предвидеть, и в другой раз прикажет, чтобы остереглись в подобном случае.

II.

В 1562 году Майя 18 дня приехал в Тридент Луи де Сень Желе, господин де Ланзак, и через три дни после него Арно Феррие, президент судебной каморы в Париже, и Гюи Дюфор де Пибрак, Тулужской судия Маж называемой, которые были весь-ма почтенно приняты собором; [268] большая часть духовных особ подданных короля Ишпанскаго их встретили; а Фердинанд де Авалос Маркиз де Пескер посол короля Филипа выехал из Тридента за три дни в Милан, где он был губернатором, под тем видом, якобы его губерния находилась в опасности по причине Гугенотов Дофинейских и Швейцарских, а в самом деле, дабы не быть вместе с Францускими послами, которые заняли свое место в общем собрании, только ниже Императора Фердинанда послов; господин Пибрак говорил хорошую речь, в которой очень вольно оговаривал церьковные безпорядки, и произшедший чрез такое долгое время толь малой успех от собора, защищая при том свободу мнений, на которую, не льзя было надеяться согласия Римскаго, господа Ланзак и Феррие его в том подкрепляли; но Папа вознегодовал и сказал явно, что король прислал не послов, но стряпчих за Гугенотов; и в самом [269] деле мало считали веры в сих трех особах и что подало повод собору и папе с ними построжее обходиться; между тем епископы Француские прибыли в Ноябре в Тридент под предводительством кардинала Лотарингскаго, которой был с великим почтением принят кардиналом Мантуасским и другими легатами, и до той поры о председательстве не было упоминаемо.

III.

Чрез несколько времени по прибытии кардинала Лотарингскаго, и епископов Француских, король Филип второй отозвав Маркиза де Пескера, прислал в Тридент послом Фердинанда Киньиона, графа де Люна, которой проехав прежде в Немецкую землю для бытия при короновании Максимилиана сына Императора Фердинанда, освдомился у отцов собора, какое дадут ему место. Кардинал Мантуасской, первой легат, посоветовав о том с Францускими послами, и с [270] кардиналом Лотарингским, предложил им яко некоторое посредство, что они возмут свое место после императорских послов, а графу де Люна можно дать особое место супротив легатов на другой стороне, или после духовных послов, либо в каком ином месте не в посольской лавке: на сие Французы отвечали, что они присланы от короля своего не тяжбы судить, и не для решения прав короля Филипа, которой тогда был доброй друг и шурин короля их Карла девятаго; но ежели захотят занять их место, они намерены оное защищать против всяких особ, которое естьли собор им оспорит, то им приказано уехать со всеми Францускими духовными, объявя свой спор против всякаго определения учиненнаго без их участия; на оное легат ничего не сказал; ответ сей по видимому был хорошей и благородной; но в самом деле подал повод к безчестью причиненному по том [271] Французам на соборе, и к продолжающемуся еще по ныне требованию Ишпанцов; право наших королей не в том только состоит, чтоб итти безпосредственно за Императором, но и в том, чтобы за ними шли все другие короли, в чем бы нашим послам надлежало крепко стоять, и принудить графа де Люна взять свое место ниже их; а позволение данное ему сесть в другом месте, значит позволение начать спор, которому упрямство более, нежели справедливость, могло со временем дать некоторой вид права, неимение законнаго права к требованию, и доказательства опровергающия всякое право требования, суть великия средства для утушения споров, и для утверждения права тому, кому оное принадлежит; хотя послы наши и удержали свое место, однакож дозволение графу де Люна сидеть особо, значило безмолвное согласие в том, чтоб он с ними спорить мог о равенстве; и в разсуждении сего как в [272] том первом случае, в котором упоминалось о споре, так и после, когда случился действительной спор в общем собрании, кардинал Лотарингской был осуждаем за то, что не довольно спорил в защищение чести своего государя, которая однакож погрешность была после поправлена смелостию оказанною нашими послами в день заседания, о чем ниже будет сказано.

IV.

В 1563 году, легаты опасаясь некотораго несогласия между церьковными учителями Ишпанскими и Фран-цускими о первенстве в объявлении своего мнения, зделали учреждение, чтобы не различая народы, каждой говорил по старшинству принятия своего в учители, для того, что некоторые учители Француские старее были Ишпанских, последние принесли о том легату великия жалобы под видом якобы таковое данное Французам преимущество послужит предразсудком [273] в споре графа де Люна против наших послов; легаты удовольствовали сих крикунов, объявя им, что учители церьковные, хотя и от государей присланы, но их не представляют, так как представляют их послы; что учреждение зделано по старшинству вступления в учительское звание, а не по первенству народов; что естьлиб которой либо Ишпанец был старее Французов: то бы сии против него не спорили. Не взирая на таковыя решительныя доказательства, Ишпанцы учинили смятение; угрожали собору гневом своего короля, и лишением его покровительства. Французы увидя, что Ишпанцы по пусту спорят о толь ясном деле, и что из учителей хотят зделать послов, заупрямились также в первенстве и в разсуждении споров учителей богословии; и как они все разлелены были на четыре класса, и присланные от Папы безпрекословно говорили первые; то наши Французы [247] требовали, чтоб им говорить после них; сие легаты принуждены были им дозволить, и приказано им было, чтобы после езуита Сальмерона богослова Папскаго, говорил Николай Мальяр, декан Парижскаго Факультета, а после говорили бы все по старшинству принятия их в учительское звание, что и было исполнено; а в удовольствие Ишпанцам внесено в журнал собора, что Француской церьковной учитель говорил по праву своего старшинства в докторском звании, а не по первенству его народа.

V.

В том же 1563 году, в день пасхи, граф де Люна был принят в Триденте. Зделав свой въезд, шол между послами Императорским и короля Францускаго. Сие действие произошло с великою честию и учтивостию между обеими народами; в тож самое время кардинал Лотарингской писал к Императору [275] Фердинанду в Инспруг в графстве Тирольском, три дни езды от Тридента, о разных делах до собора касающихся, и в конце просил его найти какое либо посредство для утушения спора о председательстве между двумя коронами, дабы ничего о том не произошло в соборе; сии кардинальския речи к Императору от многих были не похвалены, для того, что ему не надлежало говорить о толь неосновательном споре; а ежели бы что и молвить, то не для испрошения у него какого либо посредства, но для защищения своего права. Император ему отвечал, что до него не принадлежит решение споров между королями Француским и Ишпанским, но как он спрашивает его о сем мнения: то лишь бы только ваши послы, написал, удержали свое место после моих, и чтобы никто их не принудил оное оставить, что вам до того, где ни посадят Ишпанцов? Дурное слово и опасное для следствия, [276] потому что в порядке мест, кто оставит свое, тот признавается, что оное презирая требует вышняго, а сие не может учинено быть без обиды и без спору против сидящих в вышних местах.

VI.

Наконец 21 Майя в день общаго собрания, намерение Ишпанцов оказалось. Граф де Люна после вышепомянутаго торжественнаго възда скрывался сорок дней, не показываясь ни в какой церемонии, и ни в каком народном действии, не зная какия взять в сем деле меры; иногда принимал намерение войти в собрание между двумя императорскими послами, которым приказано было с ним быть, и как они займут свое место, простоять возле них, пока запишут его полномочие, отговорить речь, а по том возвратиться домой; но видя, что таковой поступок не защитит благородно честь его государя, велел [277] просить королевских послов, чтобы не приехали тот день в собрание; как в оном ему было отказано: то чрез некоторых Ишпанских епископов учинил предложение, дабы светским государским послам не входить в общия собрания ни в какой иной день, кроме как в день их принятия; чтобы в прочем довольствовались только присудствием в церемонии в день заседания, и утверждал, что сие было наблюдаемо в прежних соборах; но всех государей послы оное сочли соблазном, и воспротивились сему предложению; еще заставлял некоторых из сих епископов предложить в собрании какое либо дело, в котором бы Француские послы сочтены были участвующими, и не должны были присудствовать, например о вреде, каковой принесет Католицкой церькве мир заключенной королем Француским с Гугенотами, или об ином чем либо подобном; но как все сие не удалось, и собрание день ото дня [278] отлагаемо было по упрямству сего человека: то наконец, дабы не остановить дел собора, кардинал Лотарингской и послы Француские объявили легатам; что естьли только у них останется их место, и непосредственно после Имперцов: то они тем не уважают, какое бы место ни занял посол Ишпанской. Сия слабость с стороны кардинала и наших послов, причинила соблазн всему Християнству; а во Франции их обвиняли изменою чести своего государя: сами отцы собора онаго не похваляли, и как в Риме кардинал де Ла Бурдезиер находящийся от короля при Папе, негодовал против такого Ишпанскаго высокомерия, и против сей новости в противность всех старинных порядков введенной: то Папа ему отвечал, чтобы причитал сие своим послам, и винил их слабость, что касается до него: то сколько его о том ни просили, прежде и после въезда графа де Люна в Тридент, [279] на сие согласиться, он остался тверд и непоколебим, и удивлялся, как Французы так охотно дали свое на то согласие.

VII.

В день собрания каждой посол занял свое место: граф де Люна вошедчи стал супротив легатов, не очень близко от посольской лавки; стоя представил там данныя ему повеления, и сказал волю государя своего по том объявил свой спор в том, что хотя первое место и принадлежит ему после императорских послов, яко представляющему знатнейшаго Християнскаго короля, сильнейшаго столпа Католицкой церькви и пр. что однакож, дабы не причинить никакого замешательства в делах собора, он оставляет сие право с тем только, дабы сей его спор был внесен в протокол собора, так чтобы протокол не мог без сего спора быть ни напечатан, ни издан в народ; и чтобы список с [280] протокола дан ему был за подписанием легатов секретарем собора. Выговоря сии речи, занял назначенное себе место возле стола секретаря собора: послы королевские сидящие близь Имперцов ответствовали: естьли считают, что место занятое ими не самое почтеннейшее есть после императорскаго, так как оное было признано на всех соборах, и на Констанцском, и на последнем Латранском бывшем при Льве десятом, или ежели место данное графу де Люна может подать некоторой повод к предразсудку против них: то они просят собор оное тотчас исправить учреждениями, приказаниями, отлучением от церькви, или иными средствами в таких случаях употребляемыми, не уважая ни чье лицо; но видя что никто не говорит ни слова, и что сами имперские послы потворуют сей новости, коих собственная польза обязывала препятствовать в том всякому, хотя бы [281] равен был Французам, в том опасении, чтоб и им не стали когда либо оспоривать места; они присовокупили к сказанному прежде, что не касаясь чести короля Филипа, ни союза обеих держав, объявляют свой спор о признавании сего поступка недействительным, требуют, чтобы спор их был внесен в протокол собора, и им дан был с онаго список. После сих споров, на которые ни которой из отцов ни слова не молвил, один церьковной учитель Ишпанской называемой Фондидон говорил Латинскую речь от имени графа де Люна, и превозносил величество короля Ишпанскаго, усердие его к церькве и закону, толь безумными словами, и с таким презрением к другим государям, что послы императорские великия принесли о том жалобы графу де Люна, которой оправдался сказав, что сия речь ему столькож не понравилась, как и всякому другому; как промотор собора зделал ответ на сию [282] речь: то Ишпанской посол вдруг вышел из собрания, не дождясь пока встанут легаты, дабы не войти в спор с Французами при выходе, что также наблюдал и в следующих собраниях, сидя всегда особо, и выходя один. Сей то был порядок и спор между послами в собраниях.

VIII.

Но таковой же порядок не мог быть наблюден в церькве в день заседания, потому что там садились иным образом, и употреблялись обряды точнее для оспоривания первенства, как то: в разсуждении кадила, и когда прикладываться доходило к образу у обедни: того ради легаты спрашивались о сем до заседания Папы, которой будучи Ишпанцами преклонен, и надеясь что Французы еще впадут в другую слабость, отписал к легатам, чтоб и в заседании дали Ишпанцу особое место, а кадили бы и к образу дали приложиться обеим [283] послам в одно время, но чтобы содержали сие тайно до самаго действия, для отвращения шуму с стороны Французов.

Как настало заседание 29 Июля в день святаго Петра: то как скоро епископ Вальдаостской, Савойской земли, начал обедню святому духу, вдруг вынесли из ризницы черныя бархатныя креслы, поставили их между младшим кардиналом и старшим патриархом, и граф де Люна на оныя сел. Кардинал Лотарингской и послы королевские весьма зашумели, и встали уж в том намерении, чтобы выйтти вон, тем паче как в тож время сведали и о данном приказе в разсуждении кадила и образа; но дабы не помешать отправлению службы, удовольствовались только объявлением спора против даннаго приказа, и изъяснением, что право королевское состоит не в равенстве, а в первенстве. После евангелия, в то время как один богослов стал говорить [284] проповедь, легаты, кардинал лотарингской, и протчие кардиналы, посол императорской, и Феррие второй коро-левской посол (Ланзак уже возвратился во Францию, оставя в Триденте Феррие и Пибрака), все помянутыя особы вошли в алтарь, куда призвали к себе архиепископа Гренадскаго Ишпанца, и двух епископов Французов, для изъискания какого либо способу к примирению; наконец по многих спорах и переговорах с обеих сторон, и по многих пересылках с Люном, условились в совершении обедни, не давая прикладываться к образу и не кадя; после того Люна вышел из церькви с своими Ишпанцами, торжествуя сим своим первым поступком столь выгодным чести государя своего.

IX.

Сие дело великой причинило соблазн и обезславило легатов, которые не в состоянии будучи более сносить ненависти тем себе навлеченной, [285] принуждены были показать полученное из Рима повеление; обида признавалась тем чувствительнейшею, что учинена была королю дитяте, еще под опекою находящемуся, Карлу девятому, которой в то время был в осаде у Гугенотов, и вовлечен в междоусобную войну. Кардинал Лотарингской писал о сем к Папе весьма колкия письма, не выходя однакож из почтения; но Феррие человек горячей и смелой везде кричал, что ежели при первой публичной обедне не дадут его государю первенства в разсуждении образа и кадила: то он громко объявит свой спор, не против легатов повиновавшихся Папе, ни против собора имеющаго по видимому руки связанныя, ни против короля Филипа старающагося по возможности о своих выгодах, ни против Римской церькви, к которой никогда не забудет должнаго почтения, но против собственной особы Папской, о котором докажет, что он купил себе [286] Папской престол, и возмет на него апелляцию к Папе законно избранному и к собору истинному и свободному; что государь его торжественно созовет собор национальной, столько же многочисленной и столько же общий как Тридентской. И подлинно Феррие и Пибрак изготовили против Папы, и против таковой новости, весьма жестокую речь, которую Феррие хотел говорить, и в тож время приказать всем епископам и церьковным учителям Француским выйтти, обещавшись возвратиться тогда, как Бог даст своей церькве Папу законнаго, и возстановит соборам их старинную полную свободу. Речь сия была напечатана, но неговорена; однакож Феррие доставил оную в руки всем отцам, для того, что граф Люна хвастался обещанием зделанным ему от легатов сравнять его при первой обедне в разсуждении образа и кадила; легаты опасались какого либо дурнаго следствия от сего случая, [287] тем паче, что посол Польской объявил: ежели король Француской не станет повиноваться собору; то за ним вскоре последуют король Польской и другие государи; чего ради легаты и разумнейшие члены собора особливо Мадручио кардинал Тридентской, стороны императоровой, разсудили заблаго петь публичныя обедни оставя образ и кадило; на сие согласили графа Люна; и король Ишпанской, сведав обо всем поведении, счол себе оное великим выигрышем. Сей то наблюден был порядок в Триденте для причинения той знатной обиды нашим королям, о коей столь много после упоминаемо было, и которая воспрепятствовала пользе ожиданной во Франции от обнародования сего толь славнаго собора. Чрез несколько времени после того, кардинал Лотарингской уехал в Рим, а Феррие говорил в общем собрании против злоупотреблений и безпорядков вкравшихся в церьковь, не выгораживая никого; [288] Папа принял сие весьма не хорошо, и для поправления дел прислал назад кардинала Лотарингскаго в Тридент с полною властию учредить все то, что разсудит с легатами. Он присудствовал в дватцать четвертом заседании Ноября 11 числа 1563 году, в котором решение было объявлено о таинстве брака, и получил из Франции повеление скоро возвратиться со всеми Францускими епископами, в разсуждении чего легаты поспешили окончанием собора, и имели дватцать пятое и последнее заседание 3 и 4 числа Декабря, в котором так как и в прежнем, наши послы сидели на своем месте, а граф Люна возле секретаря собора; в публичных обеднях не упоминалось ни о образе, ни о кадиле. Таким образом окончился собор Тридентской 4 Декабря 1563 году, и кардинал Морон, бывший тогда перьвым председателем, давая свое благословение отцам, сказал им: Post gratias Deo actas, Reverendissimi Patres, [289] ite in pace, на что они все ему отвечали: аминь.

X.

Но как обыкновение было при конце собора воспевать многолетия в честь Папам созвавшим собор, отцам составлявшим оной, государям помогавшим ему, и защищавшим церьковь, о пользе которой прилагаемо было старание: то кардинал Лотарингской принял на себя труд их сочинить, возгласить, и проговорить в собрании, за что был осуждаем, яко за дело непристойное его кардинальскому достоинству, которое надлежало бы ему оставить дьяконам, промоторам, секретарям и церемониймейстерам собора; особливо обвиняем был за то, что во многолетии сочиненном для светских государей не назвал особо короля Францускаго, что было наблюдено в грамоте объявительной, о чем выше сказано; он пропустил то, о чем произнесено было столько жалоб во время возстановления собора Пием IV, [290] чего кардиналу не льзя было не знать, ни сказать, чтобы оное имя он забыл, потому что сии многолетия были обдуманы, и сочинялись письменно; на первых соборах оныя были сочиняемы вдруг из головы епископами, и состояли из того, что усердие вперяло им тогда в мысли; а многолетие для государей светских, в котором он забыл наших королей, таким образом было сочинено; кардинал возглашал: Caroli Quinti Imperatoris, serenissimorum Regum, qui hoc universale Concilium promoverunt et protexerunt memoria in benedictione sit, на что отцы ответствовали: аминь, аминь; кардинал возглашал: Serenissimo Imperatori Ferdinando semper augusto, orthodoxo et pacifico, et Principibus nostris multi anni. Отцы ответствовали, Pium et Christianum Imperatorem, Domine conserua, Imperator Coelestis, terrenos Reges rect? fidei conservatores custodi. Первое возглашение было: вечная память усопшим, в котором [291] кардинал забыл назвать имена Франциска перваго и Генрика втораго, способствовавших своим старанием и усердием пользе собора. Второе было: многолетие государям живым, в котором забыл Карла девятаго, приславшаго в Тридент своих послов и епископов. За сие опущение получил после кардинал нарекание в королевском совете; он тем извинялся, что опасался причинить между королями Карлом и Филипом несогласие, и что Карлу не вышедшему еще из под опеки, и находившемуся в опасности иметь междоусобную войну, и таковоеж смятение, в каковое вверглась Немецкая земля, по причине закона, мог Филип надобен быть; чего ради не надлежало его огорчить, ни поднять против нас. Таким образом слабость, которую оказали кардинал Лотарингской и наши послы в собраниях, заседаниях, и возглашениях, не довольно смело защищая право своего государя, оправдаема была [292] от них доказательствами имеющими некоторой вид истинны. Сие однакож подало повод к требованиям чинимым Ишпанцами при всяком случае в публичных собраниях, церемониях, ходах, и проч. против наших послов, которые поныне всегда храбро себя отстаивали, по крайней мере в разсуждении двух важнейших споров первенства, то есть первое: не покидая никогда своего места там, где случатся Папские послы или Императорские, втораго, а без них перваго; второе, не делав никогда такого, и не допуская ни до чего подобнаго, по чему бы можно было заключить какое либо с ними равенство. Что касается до третьяго спора о порядке сидения, которому следовало бы состоять в том, чтобы заставить Ишпанскаго посла взять место ниже нашего: то сие не столько уважается; не за руку его взяв отводить в собрание, когда он сказывается больным, или отговаривается [293] от присудствия делами, либо чем другим; естьлиж когда они вместе случатся: то их не допускают ни до какого действия оказывающаго председательство, ниже равенство.

После Тридентскаго собора, на котором сей спор начался и причинен был недружеством к нам Папы Пия, неосторожностию наших послов, и упрямством и происками Ишпанцов, знатнейшее и почти единое с тех пор в Европе дело было: собрание Вервенское в 1598 году, в котором наши послы по случаю спора о председательствах, согласились на предложение кардинала Медициса, найдя в оном свою пользу и свое первенство; тем паче, что собрание было во Франции, где не хотели оказать неучтивости. По силе помянутаго предложения кардинал легат сидел под балдахином у конца стола, по правую его сторону имел место Папской нунций, возле него послы Ишпанские, [294] а по левую сторону послы королевские, из которых первой сидел на первом месте с левой стороны, и будучи супротив нунция, без сумнения имел место выше перваго посла Ишпанскаго, что разсудилось довольно для удержания нашего права.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.