-

ЭКСПЕДИЦИЯ ВИЦЕ-АДМИРАЛА ГРАФА Д’ЭСТРЕ В АНТИЛЬСКОМ МОРЕ.

(Histoire Maritime de France, par L. Guerin. — Hisloire de la Marine Francaise, par E. Sue.

Предлагаю эту статью, как образчик нравов и обычаев французских моряков семнадцатого века. Может быть многое покажется здесь странным, преувеличенным, почти невероятным, — но припомня пословицу: другие времена, другие нравы, нельзя не согласиться, что поступки, которые в ваше время назвали бы малодушными и постыдными, в те времена, могли считаться не только не унизительными, а напротив очень естественными и обыкновенными.)

В 1676 году, вице-адмирал граф д’Эстре предложил королю Людовику XIV, аттаковать и уничтожить форты и колонии, которыми владели Голландцы, как на островах Зеленого мыса, так равно и на восточном и северном берегу Южной Америки. Этот проект очень понравился королю. Людовик XIV обещал адмиралу свою помощь, и дал ему четыре пятидесяти пушечные корабля, и четыре тридцати пушечные фрегата, которые однакож, граф д’Эстре обязан был вооружить на собственный свой счет. В экспедицию назначено сто человек пехоты, также на содержании арматора, и при них морские офицеры получавшие жалованье от короны.

В то время, подобные вооружения и экспедиции пополам, [432] бывали весьма не редки, и обыкновенно призы делились поровну между правительством и арматором.

Пока снаряжалась эта экспедиция, голландская эскадра, в числе двенадцати кораблей, нескольких брандеров и многих транспортных судов, принявши дессант, вышла из Голландии в марте 1676 года, под немалою вице-адмирала Бинкеса, овладела Каьенной (Cayenne) главным городом французской Гвианы, и разграбив французские колонии, заняла остров Табаго, в намерении устроить там голландскую колонию и укрепленный порт.

Остров Табаго, один из Антильских или Караибских островов, по географическому положению своему, мог считаться для Голландцев, важнейшим пунктом их колоний. Находясь в конце всей гряды, закрывающей с востока Мексиканский залив, не слишком удаленный от Панамского перешейка, расположенный в центре французских Антильских колоний, которые Голландцы, старались уничтожить, имея спокойный, закрытый и безопасный рейд — Табаго мог действительно считаться одним из лучших военных пунктов американского архипелага.

6-го октября 1676 года, вице-адмирал граф д’Эстре вышел из Бреста со своею эскадрою, освежил команды на островах Зеленого мыса, и 17 декабря, прибыл в Каьенну. Здесь он высадил 800 человек дессанта, приказал эскадре поддержать аттаку береговых войск, и 21 декабря, в темную ночь, когда Голландцы мечтали уже об отступлении Французов, неожиданно аттаковал город со всех сторон, и через двадцать минут овладел Каьенной.

Обрадованный этим успехом, граф д’Эстре, оставя в Каьенне достаточный гарнизон, повел эскадру свою в Мартинику, в намерении укомплектовать свои экипажи и дессантные войска, и потом идти к острову Табаго. [433]

Здесь будет не лишним, сказать несколько слов о самом графе д’Эстре.

Граф Жан д’Естре, родился в 1624 году. Тринадцати лет, он командовал полком своего имени, потом, в 1648 году Наварским полком, а в 1656 начальствуя корпусом под Валенсиенной, был взят в плен вместе с маршалом де Ла Ферте.

Во флот он поступил вице-адмиралом в 1670 году. Причины этой перемены службы, заключались во-первых в неприятностях его с министром Лувуа, и во-вторых в тщеславном желании уверить других будто морское дело ему хорошо знакомо.

Несмотря однакож на свое совершенное незнание в этом деле, граф д’Эстре был человек храбрый и решительный. Его быстрый и проницательный взгляд, и вся манера, показывали в нем привычку повелевать. В молодости своей он лишился употребления правой руки, и всегда носил эту руку на черной перевязке, одеваясь очень просто, потому что всегда оставался беден. На сухом пути он был вполне прекрасный военачальник, глаз его был верен, предположения быстры и смелы, и успех почти всегда венчал его предприятия. Но в море, совершенное незнание ремесла, затмевало все его добрые качества, а безграничная гордость и самолюбие, делали это незнание решительно пагубным.

Пополнив свои экипажи четырьмя стами человеками, взятыми в Мартинике, Гваделупе и Сан-Кристофе, граф д’Эстре отправился к Табаго, надеясь поспеть туда прежде голландской эскадры; но 19 февраля 1677 года, подойдя к острову узнал, что адмирал Бинкес уже пятнадцать дней как находится в Табаго.

Д’Эстре собрал военный совет, на котором положили, аттаковать форт Табаго вдруг, с моря и с сухого пути, [434] и таким образом, неутрализировать преимущество Голландцев, имевших свободное сообщение между фортом и своею эскадрою. Трудно только было добраться до голландской эскадры расположенной почти под стенами форта, в небольшой бухте, в которую французские корабли могли входить не иначе как один за одним. Кроме того, пушки форта и баттарей, устроенных на отмелях, казалось совершенно защищали порт от всякого дерзкого покушения неприятеля, и в этом были так убеждены, что жители перевезли на купеческие суда, стоявшие в бухте под защитой эскадры, своих жен, детей, негров и все лучшее свое имущество, как в самое безопасное место.

Французский корабль л’Интрепид, которому досталась на долю слава, первому войти в бухту, снялся с якоря чтобы занять свое место, но у самого входа стал на камень, совершенно не заметный при тихой воде. Вскоре однакож он был снят; но этот случай, очень поубавил горячность некоторых капитанов, и большая часть из них объявила свое мнение, что надо прежде овладеть фортом, и тогда уже аттаковать голландскую эскадру, поставленную таким образом в два огня, между крепостью и французскими кораблями. На другой день приготовились свозить войска. Неприятель желая воспротивиться высадке, выслал отряд в двести человек, но два французские корабля, подойдя к берегу, заставили отряд отступить в крепость. Высаженные войска расположились лагерем на высоте находящейся в семи или восьмистах шагах от форта. Граф д’Эстре осмотрев лагерь, приказал Гран-Фонтэну, служившему некогда в пехоте, и теперь начальствовавшему дессантными войсками, аттаковать форт между 9-ю и 10-ю часами вечера, между тем как сам он, сделает с эскадрой сильную диверсию с моря, и [435] таким образом отнимет у вице-адмирала Бинкеса возможность подать городу помощь.

Сделавши эти распоряжения, граф д’Естре возвратился на корабль ле Глорьё, на котором имел свой флаг, и немедленно отрядил с эскадры четырнадцать гребных судов, чтобы вырезать один из неприятельских кораблей, поставленный для наблюдения за французскими судами, у самого входа в бухту. Начальство над этой экспедицией, было вверено маркизу д’О и Луи Габарэ. Гребные суда, принявши небольшое число пехоты, смело и решительно аттаковали голландский корабль, но не могли им овладеть, и только принудили его, обрубить канаты и спуститься в глубину бухты, под прикрытие эскадры адмирала Бинкеса.

Аттака форта с береговой стороны, также не удалась, по причине разлива, от дождей, небольшой речки. Да и кроме того, дессантные войска будучи еще в таком малом числе, не могли с выгодою аттаковать неприятеля в его укрепленных позициях.

Д’Эстре решился высадить все остальные войска, для подкрепления Гран-Фонтэна, и с ними отправил майора морских сил Геруара де Ла Пиожери, служившего некогда в сухопутных войсках, — а сам съехал на берег и поселился в лагере.

Между тем, мнения, относительно окончательных действий против форта, все еще были разделены. Д’Эстре хороший и храбрый сухопутный генерал, но плохой моряк, очень рассчитывал на успех дерзкой аттаки. Он не охотно уступил советам своих капитанов, и отказался от своего проекта, ворваться в бухту и кончить все разом, одним неожиданным и славным нападением. Он возвратился на эскадру, чтобы еще раз собрать военный совет, и принять окончательное решение. Более всего опирался [436] д’Эстре на инструкции, в которых ему было предписано, искать повсюду голландскую эскадру, напасть на нее и уничтожить. Капитаны вторично объявили, что неблагоразумно рисковать напрасно потерять корабли на отмелях и подводных камнях, и прибавили, что готовы письменно подтвердить свое мнение. Отчаиваясь убедить капитанов, и не решаясь вероятно, принять на себя всю ответственность в таком деле, адмирал снова переехал в лагерь, чтобы хотя с береговой стороны испытать последнее усилие и оживить войска своим присутствием и примером. Вскоре после прибытия графа д’Эстре в лагерь, явились к нему Луи Габарэ и двое других капитанов, и объявили, что на эскадре схватили неприятельскую шлюпку, и находящийся на ней лоцман, берется безопасно провести французские суда в бухту, если ему после сражения даруют свободу.

Можно себе представить как обрадовался д’Эстре. Сей час же возвратился он на корабль, наскоро собрал военный совет, несколько раз лично опрашивал лоцмана, нашел что на него можно положиться, и немедленно составил план аттаки с моря и с сухого пути, сообразно своему первому предположению.

Решили, что береговая аттака всеми сухопутными силами, под начальством Геруара де Ла Пиожери и Гран-Фонтэна, начнется через три четверти часа, после входа кораблей в бухту Табаго.

Таким образом, безопасность кораблей, охраняло только простое обещание лоцмана, за несколько часов еще, находившегося на стороне неприятелей.

Движение эскадры началось 3 марта 1677 года. Л’Интрепид, опять шел впереди всех, не желая уступить другому честь начать сражение. Капитан Луи Габарэ, первый бросил якорь в пистолетном выстреле от голландской [437] эскадры; подходя он не делал ни одного выстрела. Опасно раненый в голову еще при самом начале сражения, Габарэ оставался однакож на верху продолжая командовать. За Интрепидом вошел ле Глорьё, потом ле Фандан, ле Марки, ле Пресьё и другие. Все они, следуя примеру корабля л’Интрепид, бросали якоря в пистолетном выстреле от неприятеля. Ле Глорьё, на котором находился сам граф д’Эстре, абордировал корабль голландского контр-адмирала, самый большой из всех голландских кораблей. Через четверть часа неприятельский корабль спустил флаг, который и был поднесен графу д’Эстре; но в это время заметили, что горящие пыжи ле Глорьё, упавши на бак неприятельского судна, сообщили огонь снастям, парусам и рангоуту. Надо было спешить отделаться от опасного соседа и после многих трудов им удалось распутаться и расцепиться; но пожар на голландском корабле уже быстро распространился, и в придачу, на ветре у ле Глорьё загорелся другой неприятельский корабль, и несомый ветром, приближался к ле Глорьё. Положение сделалось критическое: удалясь от одного, приближались к другому, и все суда были столпившись в самом тесном пространстве. Призовой корабль, находившийся под ветром, удалился уже от французского вице-адмирала на несколько футов, когда огонь добрался до крюйт-камеры. Последовал страшный взрыв, которым много повредило корму у ле Глорьё и засыпало его горящими обломками. Глорьё вспыхнул в свою очередь, а от сотрясения произведенного взрывом неприятельского судна, часть бимсов баттарейной палубы осела. Д’Эстре, окруженный несколькими офицерами и матросами, подошел к трапу, крича на ближайшие корабли, чтобы ему прислали катер, потому что его гребные суда, оставили корабль еще при начале сражения. Кровь струилась по лицу графа, из раны полученной им в [438] голову. «Адмирал — сказал ему капитан Мерикур — уйдите лучше отсюда. Когда придет шлюпка, я прикажу ей пристать под носом корабля, и пока мы удержим людей чтобы они в нее не бросались, вы успеете сесть на нее, — а здесь, эта толпа утопит нас всех».

В это время, они заметили, вблизи одного из неприятельских кораблей, небольшую шлюпку, оставленную почти на произвол. Гардемарин Бертье бросился в воду в сопровождении одного матроса, переплыл расстояние отделявшее его от неприятельского судна, овладел шлюпкой и благополучно привел ее к ле Глорьё. Голландцы почти не заметили этого случая; все внимание их было обращено на Французские корабли, которые они не переставали осыпать градом»ядер. А между тем, рангоут у них пылал и огонь распространялся более и более. Д’Эстре, в сопровождении капитана Мерикура, кавалеров д’Ерво, д’Арбувилля, Паризо и некоторых других, садится на шлюпку приведенную Бертье, дает слово матросам прислать шлюпки для их спасения и отваливает от борта. Он хочет осмотреть свою эскадру, но для этого надо пройти мимо двух неприятельских кораблей, и ядро пущенное с одного из них, попадает в шлюпку, пробивает ее, и ранит в ногу кавалера д’Ерво. К счастию до берега не далеко. Пробоину затыкают шляпой, другими шляпами откачивают воду, которая беспрестанно прибывае, и таким образом, почти вплавь достигают они берега. Но здесь ожидает их новая опасность. По всему берегу бродят голландские матросы, спасшиеся с горящих судов. Д’Эстре, приказав нести д’Ерво, на руках, окружает себя гребцами вооруженными подмоченными мушкетонами, и спокойно идя на встречу голландским матросам, приказывает им сдаться и положить оружие. Голландцы думая видеть передовой отряд победителей, за которым [439] вскоре явятся другие отряды, бросают оружие и отдаются в плен. Таким образом д’Эстре взял около 80 человек. Через час катер корабля л’Интрепид, проходя вдоль берега, увидал адмирала и перевез его со всею свитою на одно из французских судов, — а голландские матросы, вовсе неожиданно попавшиеся в плен, также неожиданно получили свободу.

Между тем Глорьё пылает, напрасно взывая о помощи. То, что было на этом корабле в последние минуты его существования, покрыто мраком неизвестности. По отъезде адмирала, офицеры также оставили корабль, за ними и матросы имевшие еще возможность двигаться побросались в воду, — остальные взлетели на воздух вместе с кораблем.

Командир Интрепида был убит в ту минуту, когда д’Эстрэ оставил свой корабль ле Глорьё. Интрепид избитый, лишенный мачт, несло к берегу. Офицеры не ободряемые более присутствием и голосом капитана Габарэ, совершенно потерялись. Двое старших Куаньяр и Сен-Пиер, первые уехали с корабля, а за ними последовали и другие. Катер на котором уехал Сен-Пиер, был тот самый, который взял на берегу графа д’Эстрэ и перевез его на одно из судов эскадры. Д’Эстрэ приказал Сен-Пиеру возвратиться на Интрепид, и стараться спасти корабль и матросов, а ежели корабля спасти нельзя, то свезя с него команду — корабль сжечь. Однакож Сен-Пиер заблагорассудил на корабль не ездить, продержал всю ночь шлюпку у себя, и Интрепид, которого экипаж оставленный офицерами и не видя спасения разломал ахтер-люк и принялся пьянствовать и грабить каюты, к утру был занят Голландцами.

Ле Марки абордировав голландский корабль, овладел им после получасового рукопашного боя. В это время каленое ядро пущенное из форта, зажгло марсель голландского [440] корабля. Огонь быстро охватил рангоут. Напрасно старались потушить пожар, пламя перешло на Ле Марки, и оба корабля, у которых перебило канаты, стали медленно сдаваться к берегу, выбрасывая пламя из всех портов. Другие суда и не думали подавать им помощь; каждый берег шлюпки свои для себя. Видя опасное положение корабля, офицеры и матросы побросались в воду, стараясь добраться до ближайших французских судов, и через несколько времени оба корабля взлетели на воздух.

Ле Пресьё, капитан Маскарани, опасаясь абордировать с расходу корабль голландского вице-адмирала, бросил якорь у него на траверзе, и травя канат начал к нему сдаваться. Между тем, голландский корабль неожиданно подтянул свой канат до апанера, и таким образом очутился у ле Пресьё на ветре, в весьма близком от него в расстоянии. Три часа громили они друг друга; оба корабля лишились мачт и были страшно избиты; наконец у ле Пресьё перебило канат и его бросило на берег. Маскарани послал просить помощи на ближайшие корабли: на одних отвечали, что не имеют шлюпок, а на других, что шлюпки будут им нужны самим. Однакож, два катера подошли к ле Пресьё и на одном из них завезли верп, который не забрал. Видя что в трюме много воды и что корабль проломлен, Маскарани посадил часть Команды на оба катера и отправил их, приказав катерам возвратиться. Катера ушли, и уже более не возвращались. Пришла еще одна шлюпка; на нее также посадили несколько матросов и офицера, и эта партия отвалила, шлюпка не прислана назад. На ле Пресьё оставалась еще двойка. Маскарани отправился на ней к адмиралу, за приказаниями и с просьбою о помощи. Д’Эстре велел ему стараться свезти всех раненных и в крайности сжечь корабль. Маскарани возвратился на Пресьё и видя, что [441] раненых перевозить не на чем, их было до ста десяти человек, решился исполнить хоть последнее приказание адмирала. Он взял фитиль, и уже отправился было в крюйт-камеру, но в эту минуту, раненые угадав его намерение, и не желая взлететь на воздух, бросились на него, вырвали фитиль и едва самого не убили. Маскарани поспешно бросился на двойку и уехал. Офицеры, давно уже позаботились оставить корабль.

Остальные суда, также более или менее пострадавшие, спешили завозами вытянуться из бухты, освещаемые пожаром голландских судов и преследуемые выстрелами неприятельских баттарей.

Крики женщин, детей и негров на пылающих судах, стоны и проклятия раненых и умирающих, гром взрывов, треск пламени, — вот картина которую представляла бухта Табаго.

Между тем береговая аттака Французов также не имела удачи. Геруар, убежденный, что надо избегать огня шести орудий действовавших по эспланаде, не осмелился ударить всеми силами с открытой стороны, и скрылся в тростнике, где правда войска его были в безопасности, но откуда нельзя было выходить иначе как по одному. Таким образом большая часть офицеров была ранена или убита, — да и аттака началась в то время, когда корабли входили в бухту, не позже, как это было предположено. Из сорока офицеров уцелели только два; Геруар был убит, Гран-Фонтэну переломило руку.

Выведя из опасного положения остальные суда эскадры, на что потребовалось трое суток, надлежало позаботиться о перевозе с берега дессанта. Опасаясь, чтобы неприятель не тревожил отступления сухопутных войск, решились пуститься на хитрость, и послали парламентера, требовать чтобы [442] Голландцы сдали форт, грозя в случае отказа, аттаковать его всеми силами находящимися на берегу и на судах, и не щадить никого. Голландцы отвечали, что не могут без стыда сдать форта и готовы защищаться до последней крайности. Между тем, мысль о предполагаемом нападении так их заняла, что они только и думали о средствах к обороне и об исправлении укреплений.

Французские войска, шли всю ночь к месту амбаркации и когда их перевезли на суда, эскадра снялась с якоря и пошла к острову Гренада, где для раненых, которых было множество, устроили обширный лазарет. Граф д’Эстре, пробыв несколько дней в Мартинике, отправился с фрегатами л’Эмериллион, ле Солейль д’Африк, ле Фандан и ле Галан во Францию, дать отчет о своей экспедиции.

Сражение при Табаго признали за победу, так как оно имело следствием истребление голландской эскадры, и в намять этого события была выбита медаль, знак торжества, купленного слишком дорогою ценою. Французы лишились четырех кораблей, и много убитыми и ранеными.

Мы видели, что офицеры погибших судов, всегда первые оставляли свой пост; но в то время, подобный поступок не считался постыдным, и в следственном деле, произведенном по этому случаю, офицеры и капитаны письменно показали, что оставили суда, когда заметили, что находятся в крайней опасности. Следственные документы, и теперь сохранились в архивах флота.

Дело при Табаго, раздражило Людовика XIV, не столько за потерю кораблей, сколько за неудачу понесенную его оружием. Вопрос состоял уже не в коммерческих выгодах, а в поддержании достоинства нации.

Граф д’Эстре собрал новую значительную эскадру, [443] посадил на нее сильный дессант и вышел из Бреста, получив приказание иметь непременный успех.

30-го ноября эскадра пришла в Барбадос и д’Эстре дождавшись остальных подкреплении, поспешил к Табаго, чтобы поспеть туда прежде, нежели Голландцы узнают о присутствии эскадры в этих морях.

6-го декабря, корабли бросили якорь на рейде, находящемся в двух милях от форта Табаго. В тот же вечер, полтораста человек, под командою графа де Бленака, были высажены на берег, чтобы ночью, или с рассветом, занять выгодную позицию, которая находилась бы в тылу у Голландцев, если бы они вздумали укрепиться в заливе Пальмас, самом удобном месте для высадки дессанта.

От пленных узнали, что Голландцы выслали утром 7-го числа 200 человек, в намерении воспротивиться высадке, но узнав, что французские войска свезены на берег еще до рассвета, возвратили немедленно свой отряд.

7-го и 8-го декабря устроивали в линию эскадру, чтобы в случае надобности поддержать с моря береговую аттаку и быть в готовности встретить голландскою эскадру, если бы она подоспела на выручку Табаго. В тоже время свозили на берег остальные войска, так, что силы всего отряда состояли из 950 человек солдат. Главная трудность заключалась в перенесении снарядов, провианта, пороха, пушек и проч. Все это пришлось тащить на расстоянии полутора мили, по дороге, которую надобно было прокладывать в лесу, через косогоры, рытвины размытые дождями и три или четыре речки, где было воды почти по пояс.

9-го все войска расположились лагерем на высоте, лежащей в шестистах шагах от форта.

Граф д’Эстре, отправил к вице-адмиралу Бинкесу парламентера, объявить, чтобы он не заставлял Французов [444] служить и работать против воли, потому что в противном случае, он постудит со всею строгостию с пленными Голландцами, взятыми им в разных голландских колониях.

Адмирал Бинкес отвечал, что Французов вовсе не заставляют служить насильно, и приводил в доказательство, что они употребляются для работ вне крепости и каждый день прогуливаются на морском берегу.

Отпуская парламентера, он спросил его с насмешливой улыбкой: от чего граф д’Эстре, не предлагает ему сдаться, как уже сделал это в прошедшую экспедицию? Делая этот вопрос, Бинкес очень рассчитывал на содействие проливных дождей, которых время еще не прошло. Сверх того, в порте было девятьсот человек гарнизону и большое количество запасов. И между тем, один неожиданный случай изменил весь ход дела.

Несмотря на трудность перевозки, Французы втащили на высоту три мортиры, большое количество бомб, военных снарядов и съестных припасов, а на скате горы, в трех стах шагах от форта, устроили баттарею из трех орудий, которая и начала действовать 12-го числа.

Баттарея эта была выстроена чрезвычайно быстро, и скрыта за сахарным тростником и кустарником, так что неприятель ее не заметил, и уже 11-го числа, солдат ушедший в форт дал знать об ее существовании.

12-го с рассветом, Голландцы открыли по баттарее огонь из пяти орудий, находившихся по эту сторону форта. В 10 часов утра, Французы, в ответ стали бросать в форт бомбы.

В половине первого часа, третья бомба брошенная Французами, упала в пороховой погреб. Взрыв был ужасен. Вице-адмирал Бинкес, обедавший с шеснадцатью офицерами,» был вместе с ними взорван на воздух и погребен под [445] развалинами. До 250-ти человек солдат погибли при этом случае.

Граф д’Естре сидел за обедом у графа де Бленака, когда услыхал взрыв порохового погреба. Он сей час же велел пробить тревогу, и взяв четыреста пятьдесят человек, вместе с Бленаком стремительно ударил на форт не давая неприятелю опомниться. Через час все было кончено. Крепость сдалась, и для этого не потребовалось даже помощи эскадры.

В руки победителей достались 600 пленных, пятидесяти четырех пушечный корабль Вице-адмирала Бинкеса, корабль ле Пресьё взятый Голландцами в марте, Царь Давид, недавно пришедший из Голландии, и маленький фрегат, находившийся в Барбадосе, во время первого покушения Французов на Табаго. Число всех судов потерянных Голландцами, как в первом сражении в марте, так и теперь при сдаче форта Табаго, простиралось до восемнадцати.

В крепости Французы нашли 44 пушки, мортиру, 9 бомб и 30000 ядер.

Нельзя не сказать однакож, что только случай способствовал такому блестящему и неожиданному успеху.

Д’Естре приписал себе всю честь этой победы, и самохвальству и самоуверенности его не было границ. Он решился предпринять экспедицию против острова Кюрасао, и простояв несколько времени в Мартинике, снялся с якоря для выполнения своего намерения.

Уверенный в своем знании морского дела, и выдавая за свои, мнения и советы какого то Жана Дуса — неизвестного искателя приключений взятого им в Сан-Кристофе — Д’Естре пренебрегал осторожными замечаниями своего капитана Мерикура, и когда тот предлагал ему взять лоцманов, д’Естре отвечал, что для него достаточно тех лоцманов, которых [446] имели люди делавшие первые открытия. — Эскадра шла таким образом к острову Оркилла, где думали освежиться, чтобы потом идти к Кюрасао. В один день, лоцман которого взял один из капитанов, и которого по настоятельным просьбам капитана Мерикура перевезли наконец на адмиральский корабль ле Террибль, объявил, что курс, которым лежит эскадра не верен, и что остров Оркилла находится гораздо более к востоку. Доложили об этом адмиралу, но тот посоветовавшись с Жаном Дусом, объявил что курса менять не намерен, потребовал к себе в каюту лоцмана, и когда тот стал доказывать ему, что уверен в своем предположении, д’Естре выгнал его вон, сказавши с гневом: «Этот бездельник вечно говорит мне глупости!»

В 9 часов вечера, заметили впереди маленькое флибустьерское судно, с которого время от времени стреляли из мушкетов и из пушек. Очевидно впереди была какая нибудь опасность, и флибустьер своими выстрелами хотел предуведомить об этом адмирала. Флот шел с попутным ветром; начали приводить, и в суматохе приводя, спускаясь и опять приводя, двенадцать судов стали на камни. Берегов не было видно, и никто не мог сказать где находится эскадра. Уже в последствии узнали они от флибустьеров, что находятся вблизи Птичьих островов (Маленькие островки лежащие вдоль берега Терра-фирмы, в широте N-ой 11° 50', долготе от Парижа W-й 69°, 15'. От оста к норду идет гряда камней, склоняющаяся потом на вест. С норд-остовой стороны нельзя подходит ближе трех миль, потому что все это пространство усеяно отмелями, песчаными банками и подводными камнями; с других сторон, опасности нет.).

Граф д’Естре приказал спустить свой катер, как можно поспешнее, и вместе с штабом своим уехал с корабля. Между тем сделали промер, и нашли что вблизи [447] кораблей, глубина не превышала восьми сажен. Попробовали завезти верпы, чтобы стащить суда, но это оказалось бесполезным. Тогда собрали военный совет, на котором предложено было срубить мачты; но большинство восстало против этого мнения, утверждая, что суда не будучи связываемы вантами, неминуемо скоро развалятся.

Капитан Мерикур, командир корабля ле Террибль, говорит в официальном письме:

«Когда решено было не рубить мачт, я спустился в трюм, посмотреть не прибывает ли вода, потому что удары были так сильны, что едва можно было стоят на ногах. Спустившись в трюм, я нашел что корабль бьет боком, около середины, против грот мачты, и казалось он ежеминутно готов раскрыться и переломиться на двое. Я вышел на верх. Опасаясь чтобы корабль не разбился, и чтобы бросившись на шлюпки все вместе, мы не затопили бы их и не утонули, я решился действовать до наступления дня. Имея только один барказ, я стал размышлять как бы спуститься на него со всеми офицерами и несколькими матросами, и не в дальнем расстояний от корабля, дождаться рассвета. Чтобы сделать это как можно осторожнее, я сказал тихонько каждому из офицеров: «Здесь становится опасно, возьмите вашу шпагу как бы для того, что бы заставить людей работать у помп, и незаметно соберитесь к трапу куда я прикажу подтянуться барказу». В это время я заметил что на нас смотрят матросы, и потому прибавил громко: «надобно кому нибудь съездить к адмиралу, спросить не прикажет ли собрать военный совет». Г. Шабосьер, угадав мое намерение, отвечал, что ежели мне угодно, он съездит к адмиралу, и получив мое согласие, он отвалил в ту сторону, куда ушел адмиральский катер. Возвратившись через несколько времени, Шабосьер пристал к борту, и не выходя из барказа сказал [448] мне, что адмирал требует меня к себе со всеми офицерами. Я приказал офицерам сесть на барказ, сам спустился вслед за ними, и отвалив, держался вблизи корабля, пока совсем рассвело. Между тем, мы все еще утешали команду, что не все наши суда стоят на мели».

«С рассветом, мы увидели три из наших малых судов уже лежащими на боку, а экипажи их, плавающими около них. С одной стороны простирались бесконечные буруны, с другой открытое море; в четверти миле от нас виднелся небольшой островок и на ветре у него два небольшие флибустьерские судна. Адмирал д’Эстре отправился к этим судам. Мы взяли еще несколько матросов и пошли вслед за адмиралом, в намерении высадить людей, и прислать барказ спасать по возможности остальных. Таким образом, мы подошли к судну на котором находился адмирал, но он сказал нам, что это судно слишком мало и чтобы мы ехали на другое. Я исполнил это, оставя на барказе только шесть матросов, которых и послал с господами де ла Роком и Дезоже, привести еще барказ с народом. Когда они отвалили, я спросил флибустьеров знают ли они где мы находимся? — Они отвечали что знают, что часто бывают в этих местах и что если бы им было известно, что у адмирала нет знающих лоцманов, то предложили бы ему свои услуги; что плавая в этих морях, надобно иметь особую снаровку; что мы находимся на камнях вблизи Птичьих островов, простирающихся на расстоянии четырнадцати миль; что почти ежегодно здесь разбиваются суда и многие погибают со всеми людьми; что ежели суда наши не разобьются, они помогут нам спасти наши команды, но сами не могут здесь долго оставаться, опасаясь попасть на какой нибудь скрытый камень. Они просили меня позволить им распорядиться, обещаясь подойти как можно ближе к нашим судам, и [449] наконец точно бросили якорь на глубине двух сажень, грунт песок. Здесь они объявили нам, чтобы мы свезли всех наших людей на островок, где есть пресная вода и там велели бы им оставаться до прихода какого нибудь судна.

«Д’Арманвилль сел на флибустьерскую шлюпку, а я взяв гребцов из флибустьеров, сел на барказ вместо гг. де ла Рока и Дезоже, и таким, образом мы перевезли на остров наших людей, находившихся на флибустьерском судне. Подъехав потом к тому месту, где стоял наш корабль, мы нашли почти весь экипаж Террибля плавающий в воде, потому что корабль уже развалился, и, в пять рейсов, спасли всех людей, за исключением двух человек которые утонули, и нескольких других спасшихся на плотах.

«Когда экипаж Террибля был спасен, мы принялись подбирать людей с других судов и спасли еще более ста человек. После этого, оставя ле Терибль имевший сверх воды только бушприт и часть баковых сеток с правой стороны, я поехал на корабль ле Дюк, куда пересел вице-адмирал д’Эстре».

«Об этом несчастном крушении, можно сказать только то, что граф д’Эстре, избалованный счастием в двух первых своих экспедициях, слишком понадеялся на счастье и в третий раз, и много полагался на самого себя и на непогрешимость советов посторонних людей, потому что советов людей опытных никогда не слушал».

«Между тем, я, с моими малыми знаниями, ясно видел, что его познаний в морском деле не только не достаточно, чтобы водить эскадру, но даже управлять одним судном; и все таки он несколько раз замечал мне, что на его корабле никто кроме его распоряжаться не смеет. Предосторожности принимаемые его капитанами, он называл трусостью. Огорчение нанесенное мне адмиралом было [450] причиною двухмесячной болезни, от которой я едва не умер. Он не один раз выгонял меня из каюты, с гневом крича мне что отдаст меня под суд, если я осмелюсь распорядиться чем бы то ни было, без его позволения на корабле, на котором он имеет флаг. Напрасно я просил его отдавать мне приказания и что если я их не исполню, и не дам ему в них отчета, он властен со мною поступить как ему угодно, — адмирал сердился до такой степени, что я принужден бывал поспешно уходить из каюты, и часто от огорчения, подвое суток не мог ни пить ни есть. Я решился, если успею отличится при каком нибудь случае, умолчать обо всем и просить только, чтобы меня никогда не назначали на корабль к вице-адмиралу графу д’Эстре. — Не думаю, чтобы в аду было хуже. Инженеры Патуле и де Коб были свидетелями многих из этих сцен».

«Прибавлю еще, что адмирал, желая удивить своим знанием маленьких людей часто меняет курс без ведома своих капитанов, говоря об этом только штурманам или рулевым. Но я никогда бы не кончил, если бы стал рассказывать все эти вещи.

Мерикур.

на корабле к Дюк, 2 Июня 1678 года

(морской архив, в Версали.)

После этого крушения, вице-адмирал граф д’Эстре, оставался в Антильском море до заключения мира, не предпринимая никаких экспедиций, и согласно инструкциям Кольберта, собирая сведений о средствах для нападения за испанские колонии в Южной Америке.

П. Г-н.

Текст воспроизведен по изданию: Экспедиция вице-адмирала графа д'Эстре в Антильском море // Морской сборник, № 12. 1852