СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ЖАН БОДЕН

МЕТОД ЛЕГКОГО ПОЗНАНИЯ ИСТОРИИ

METHODUS AD FACILEM HISTORIARUM COGNITIONEM

ВЫДЕРЖКА ИЗ КОРОЛЕВСКОЙ ПРИВИЛЕГИИ

Дозволяется Мартину Ле Жёну, печатнику и книготорговцу при Парижском университете, печатать, или отдавать печатать, или отдавать на продажу тем или иным книготорговцам, коим он сочтет нужным, книгу, озаглавленную: Жан Боден «Метод легкого познания истории», в течение полных десяти лет, начиная со дня выдачи данной привилегии. При этом, пока не истечет сей срок, ни один торговец книгами, печатник или кто-либо другой, какого бы он ни был сословия, звания и состояния, не может ее печатать или отдавать печатать и распространять под страхом конфискации всех книг, которые окажутся напечатанными, и произвольного штрафа, что не касается тех книг, которые напечатает или отдаст напечатать указанный Лe Жён, как это предусмотрено данной привилегией.

Выдано в Париже первого дня февраля года тысяча пятьсот шестьдесят шестого Советом Светской Курии.

ПОСВЯЩЕНИЕ

ЖАН БОДЕН ПРИВЕТСТВУЕТ ПРЕЗИДЕНТА ПАЛАТЫ СЛЕДСТВИЙ ЖАНА ТЕССЬЕ

Уважаемый президент, я намеревался изложить в своем «Методе», как следует собирать цветы истории и срывать ее сладчайшие плоды. Если я увижу, что достиг своей цели, то только благодаря тебе и тому, что ты укреплял меня в следовании этой цели, привлекая убедительностью своих серьезных речей, невероятной доброжелательностью и совершенно превосходным характером. Но если результат моих трудов не вполне оправдает себя и не будет соответствовать моим намерениям, то я признаю, что это произошло только вследствие моих собственных недостатков. Я думаю, что они будут не так строго осуждены другими судьями, если я смогу обосновать свои положения сначала перед тобой — самым снисходительным судьей вашей Палаты. Если ты, полагаясь более на правдивость, нежели на дружбу, выскажешь свое суждение, то я смогу потом, руководствуясь этим предварительным заключением, избежать многих возражений, потому что материал будет уже тщательно обсужден и ему будет вынесен заслуженный приговор. Но если твоя любовь ко мне преобладает, то ты, отбросив роль судьи, поможешь мне как адвокат. Если же обстоятельства вынудят меня отказаться от этого важного плана, то я и дальше буду заниматься изучением законов. Все это я намеревался объяснить для того, чтобы, во-первых, ты был ко мне более справедлив (хотя в справедливости ты не можешь превзойти сам себя) в оценке «Метода», во-вторых же, чтобы ты побудил заняться этими замечательнейшими изысканиями того, кто имеет достаточно досуга, а талантами, знаниями и умом превосходит меня.

Я шел в законодательные палаты для того, чтобы жить практическими делами и служить людям, надеясь, что все свободное от судебных разбирательств время буду употреблять на занятия юриспруденцией и что в своих сочинениях или в какой-либо иной форме смогу воздать благодарность государству, которому, после бессмертного Бога, мы обязаны всем. Вообще существует три способа изложения: первый – определение предмета и сбор материалов, второй – расположение материалов в правильной последовательности и в отшлифованной форме, последний заключается в том, чтобы исправлять недостатки древних книг. Я всегда удивлялся тому, что история знает много авторов, [8] которые собрали большой материал, но среди них только немногие описали свои открытия искусно и осмысленно.

Мы имеем бесчисленное множество писателей, которые наводнили мир своими сочинениями, расширили гражданский закон римлян так, что, кажется, главная и серьезнейшая беда его – объем. Поистине написанное должно быть глупо и несовершенно, ведь только тот, кто беспомощен в писательстве, порождает большее количество книг. Я еще не встретил ни одного писателя, который смог бы в краткой форме изложить разбросанный и разнородный материал. Люди, которые давали подобные обещания в пышных заголовках, потерпели неудачу. Более того, они так далеко уходят от своей цели, что даже, кажется, и не имеют представления, что такое искусство. Искусства и науки, как ты прекрасно понимаешь, занимаются изучением не частей, но – универсума. Они же пытаются определить как искусство гражданское законодательство какого-то отдельного государства. Насколько это мудро, не буду дискутировать. Хотя замечу, ничто не может быть более чуждым достоинству и благородству искусства. Я уж умолчу о том, сколь нелепыми были попытки утвердить принципы универсального права на основе римских законов, которые не были неизменными даже в течение краткого периода. Особенно абсурдно это стало с тех пор, как почти все законы XII таблиц ¹ были вытеснены многочисленными эдиктами и статутами; а позднее Закон Эбуция ² заменил старые правовые отношения новыми. Более того, мы видим, что почти все законы Юстиниана ³ были отменены последующими императорами. Я не придаю особого значения некоторым абсурдным вещам, сохранившимся в статутах, но как много из устаревшего было принято современными народами в их законодательных системах и почти не находит применения на практике. Установленный факт, что почти никто не интересовался законодательными нормами других народов, но только – римлян, да и то в искаженном порядке; пусть бы они почитали Платона, который полагал, что другого способа утвердить закон или наладить государственное управление не существует; мудрый человек соберет вместе законодательные структуры всех или наиболее известных государств и, сравнив, из них выделит лучшую форму. В этом направлении я и проводил все свои опыты, в этом же направлении была устремлена моя мысль. Вначале я очертил схематично форму всеобщего права, универсального законодательства, сделав это таким образом, что ты сможешь понять ее отдельные стороны; затем я описал отдельные стороны так, что они воссоздали единое целое. И здесь наконец я понял слова Платона, что нет ничего более трудного и более приближенного к божественному, чем точное определение. Затем я утверждаю постулаты, на которых, как на прочной основе, покоится вся наука; потом даю определения; после чего я останавливаюсь, весьма кратко, на правилах управления, описывая соответствующие известные формы и нормы. С другой стороны, в кратких замечаниях я пересказываю толкователей римского закона, чтобы [9] любой человек смог черпать из тех же источников, что и я. Затем из различных источников я отбирал законодательные уложения народов, преуспевших как в ратных, так и в гражданских делах, и сравнивал их. Здесь я использовал опыт правоведов и историков в равной степени, в связи с чем я обращался к законам персов, греков, египтян не меньше, чем к системе римлян. Из пандектов евреев, и особенно из книг Синедриона ⁴, я планировал взять все лучшее. В этом вопросе свою помощь мне предложили знатоки еврейского языка доктора Жан Кинквабрий ⁵ и Жан Мерсьер ⁶. В моем труде не обойтись без статутов Испании и Британии, равно как и всех наиболее известных законодательных норм Италии и Германии, ибо у меня есть уверенность, что там можно найти много полезного для нашего времени; я хочу, чтобы мы также смогли овладеть и гражданским кодексом турок. Несомненно, что он даст нам представление об общественном праве, на котором утверждена эта процветающая и сильная империя. Это все должно быть дополнено знанием современной правовой системы, основанном на наиболее авторитетном опыте, как вашей Палаты, так и Королевского суда. Я буду в этом основываться частично на работах наших правоведов, а также таких авторов, как Гуарино ⁷ и Иоахим Мюнсингер ⁸. Я решил правилами Поликлета ⁹ проверить законы и их действие, по лесбосскому же лекалу ¹⁰ проэкзаменовать справедливость и долг правоведов.

Собранный мною материал я подтверждаю мнениями правоведов и историков разных народов. При этом изучаемый нами предмет становится куда более ясным и достойным уважения, чем если бы мы полагались на источники, исходящие только от одного народа – римлян. Впрочем, как выясняется, все, что у нас есть [из римского права], – творения греческие. Но когда обнаружилось, что почти все документы пострадали от грубейшего варварства, Юстиниан для выработки законов выбрал пятнадцать человек, которые составили свод законов таким образом, что привели в полный беспорядок первоисточники права, и теперь уже почти ничего нельзя извлечь из этой грязи. И здесь кроется причина того, что ныне огромное и беспорядочное множество декретов сглаживает противоречия, содержащиеся в самих законах, составляя из разрозненных частей единое тело. Из этого становится понятным, что древние глоссаторы, при их огромных талантах, ставили перед собой совершенно невыполнимую задачу. Из чтения их трудов складывается впечатление, будто авторы, с их усердием и плодовитостью, проводили все свои дни в сочинительстве, однако совсем ничего полезного для читателя не придумали. Но если учитывать, что эти писатели жили в те ужасные времена, когда не было никаких условий для развития искусств или культуры, то становится понятно, что своими сочинениями они многих отвратили от этой науки. Когда же молодежь из цветущих садов риторики и философии призывается в тернистые заросли и скалистые утесы [правовых дисциплин], она лишается пиршества духа. И чем более кто-либо был склонен к изяществу и чем больше изощрен в [10] учении, тем более избегал он входа в эту науку, дверь в которую опутывали тёрн и колючки. Однако после ряда поисков появилась ясность подхода и статуты римлян стали выглядеть восстановленными в своем первозданном достойном виде.

Всех комментаторов, работы которых мы используем для цитирования и ссылок на правоведение, можно разделить на четыре группы. Первая объединяет тех, кто тренировал свою память в школах бесконечного обсуждения законов, статутов, актов, без каких-либо юридических упражнений в судебной практике. Вторую группу составляют те, кто имел богатую практику в ведении судебных разбирательств, но мало задумывался над мудростью собственно юриспруденции. Третий вид объединил тех, кто пытался примирить современную практику и устаревшую теорию. Последняя группа представлена такими людьми, как Дюрен ¹¹, Фабр ¹², Пап ¹³, Шассоне ¹⁴, Буае ¹⁵, Барон ¹⁶, Канно ¹⁷, Тиракье ¹⁸, популярный Бриссон ¹⁹ и украшение нашей коллегии – Мулен ²⁰. Из их работ мы извлечем ценные уроки для преподавания и обсуждения практики светских судов. Из других же – почти ничего. Тот, кто думает, что познал право вне юридической практики, в действительности глубоко ошибается – и уподобляется тому, кто, истязаясь гимнастикой и физическими упражнениями, мнит себя равным воину, познавшему пыл сражения и утомление военной битвой. Конечно, любой из них раньше спасует перед трудностями правотворчества, чем те, которые имели отличную репутацию в школах Буржа ²¹, ведь все-таки среди слепых и косой поводырь, но и они, придя в суд и начав консультировать по самым пустяковым делам, не смогут ответить на ядовитое замечание Реанда ²².

Твой коллега Жан Феррьери ²³, человек с большим авторитетом, ныне посол в Венеции, с самыми серьезными побуждениями изучал и использовал заблуждения правоведов, воспитанных на лживых концепциях правовой теории, хотя позже повсеместно признавался перед своими слушателями, что сам не узнал закона до тех пор, пока ему не пришлось в течение длительного времени заниматься судебными разбирательствами в своей курии. В этом он похож на древнего оратора Демада ²⁴, который говорил, что зарабатывает себе на жизнь знанием управления общественными делами – знанием, полученным не в школах или на досуге, но из рассмотрения общественных дел.

Последняя группа включает тех, кто тренирует ум не только теорией или юридической практикой, но также и упражнениями в высоких искусствах, и в наиболее строгом из них – философии. Это те, кто усвоил природу права, не изменяя ему в угоду желаниям людей и ведомый только вечным законом; кто определяет и отделяет подлинники источников права от их трактовок; кто постиг пользу знания древних; кто, конечно же, познал властные полномочия и правление императора, Сената, магистратур римлян; кто переходит к толкованию права от диспутов философов о законе и государстве; кто в совершенстве знает греческий и латинский языки, на которых изложены статуты; кто [11] определяет единство священного закона в пределах его возможностей, при этом классифицируя его по видам, деля на части, уточняя термины и иллюстрируя прецедентами. Если бы древние правоведы имели все эти редкие качества, то у нас не возникало бы столько сомнений и мы не пренебрегали бы их сочинениями. Тогда бы мы имели законодательство, которое было бы полезным как для любознательных, дерзновенных молодых людей, так и для государства. Но из дошедшего до нас мы позаимствуем ставшие воистину золотыми определения для объяснения нашего замысла; кроме того, мы глубоко благодарны этим людям за то, что они щедро поделились с обществом некоторыми плодами собственных занятий. О, все эти Папинианы, Сцеволы, Лабеоны (они известны всем, и их не надо представлять) ²⁵, столь беспристрастные в своих занятиях, способные вдохновляться собственным примером, делать столько, сколько было в их силах! Кто смог спасти их великую мудрость? Может быть, те, кто, пока существует род человеческий, совершенно заслуженно имеет право и честь именоваться правоведами?

Нет части мира, столь много прибавившей человеческому знанию, как Европа; нет части Европы более прославленной правоведением, чем сегодняшняя Франция; нет какого-либо другого места во Франции более блестящего, чем ее столица – Париж, в смысле сияния судебной курии, а также и потому, что этот город имеет торговые и другие многочисленные отношения почти со всем миром.

Поскольку мы установили некоторые вещи, то я думаю, что забота Платона о людях – его осмысление назначения законодательства; цель Соломона ²⁶ и Ликурга ²⁷ создать столь необходимые людям законы, используя опыт, почерпнутый из длительных экспедиций и путешествий, так же как и децемвиров ²⁸ – из поездок по разным районам Греции, на самом деле может быть достигнута более простым и легким путем, а именно изучением опыта самой школы права. Ни Адриан ²⁹, ни Юстиниан совершенно не интересовались иностранным законодательством, но в те времена это не могло подвергаться осуждению. Франциск ³⁰, проживший столь долгую жизнь, имел [в своем распоряжении] древние источники. Он мог бы предпринять попытку исправления существующего и создания нового законодательства, и для этого не было необходимости приглашать правоведов из Греции или из какого-ли-бо другого государства. Но с тех пор, как сей великий король покинул нас, несчастья постигли его страну. Кроме того, он обращал свой взор и в сторону литературы; но те, кому следовало бы трудиться на ниве наук, собирая обильные плоды, предпочитают отдавать свое время заботе об имениях; конечно, они уже получили за свои труды такие вознаграждения, что полагают, будто имеют право теперь пренебрегать людьми и быть к ним неблагодарными. Находясь же под властью лучшего из чувств – благодарности, я не могу не переживать и за тех, чьи блестящие вспышки таланта, осветившие всю Францию, теперь гаснут в разорении и мраке. [12]

Хотя у тебя нет свободного времени для общественных дел, все-таки ты мог бы использовать свой высокий авторитет для побуждения к изучению Семелория, Портэ, Канаи, Магоне. Изобилие имеющихся источников дает нам возможность приложить усилия к изучению этих сочинений, что может хорошо послужить оформлению законов. Кроме того, они могут дать толчок мысли и о самих законах, за что мы также должны выразить благодарность [предшественникам], хотя они использовали лишь те материалы, которые имели. Очевиден факт, что труды их могут быть весьма полезны, но при этом не следует забывать – они и сами не обманывались в оценке своих добродетелей и мудрости, ибо знали, что это только часть той добродетели и мудрости, которой будут обладать их потомки, воспринявшие те духовные открытия, которые они доверили обществу и которые создают не только долговечную славу, но и безопасность государства. Эти достижения предназначались скорее не тем людям, которые невосприимчивы к советам о справедливости и которых вернее было бы рассматривать как грамматиков, но не как правоведов, создающих, однако, о себе ложное мнение как о знающих и справедливых людях, а тем, кто понимает, что государственные и гражданские проблемы разрешаются на основе кодексов, написанных непонятным слогом. Ясно, что из-за этого филологические подходы начинают вытеснять суть самой дисциплины. Вместо занятий философией, риторикой, математикой, теологией мы всерьез поддерживаем лишь придирчивых грамматиков. С внутренним смирением и мягкостью мы должны очистить пятна и грязь со старых летописей. Древняя сцена требует и древнего языка, а его плохое знание подталкивает человека малосведущего к неверным трактовкам и упрощениям, которые не имеют почти ничего общего с образом древних реликвий. Но оставим в покое тех, кто заведомо не попадает в число образованных людей, и возвратимся назад к истории, с которой и начали свои рассуждения. Предметом нашего интереса станут обильно рассыпанные в ней статуты древних народов, которые мы намерены использовать в своей работе. Лучшая часть универсального права, обладающая большой значимостью и необходимая для верной оценки законодательства, сокрыта в истории. Знания об обычаях народов, о рождении, росте и гибели государств добываются именно из нее. Главный предмет, сущность моего метода учитывают эти факты, но материал истории является более обширным, чем то, что обычно извлекают из нее о формах государственного управления. Я уделяю этой книге особое внимание, ибо мало кто рассматривает затронутые там проблемы как самые важные, и даже, более того, зачастую их воспринимают совершенно поверхностно. Если мои рассуждения покажутся чрезмерно подробными и явно неупорядоченными, то прошу понять, что причиной тому является неисчерпаемость самой проблемы. Подобно истории дел человеческих она бесконечна и не может быть изложена в кратком трактате. Но если Гален ³¹ оставил более тридцати книг о методе, хотя его область познания находится в рамках определенных ограничений, а Диомед ³² фактически [13] изверг шесть тысяч книг о грамматике, то сколько же я могу написать об истории в силу того, что ее предмет является таким всеобъемлющим и универсальным?

Конечно, я осознаю, что работа, которую я предлагаю твоему вниманию, может оказаться недостойной твоего уважения. Но твоя выдающаяся эрудиция и добродетель только послужат твоей вящей славе. Все мои усилия – лишь дань твоим добродетелям. И я никогда не решился бы выносить на публичный суд свои скромные изыскания, не посвятив сначала в свои труды тебя.

Пребывай в добром здравии,

Календы ³³ Февраля 1566 г.

Комментарии

1. Законы XII таблиц (лат. Leges XII Tabularum) – древнейшая письменная фиксация римского права, осуществленная в 451–450 гг. до н. э. специально избранной для этой цели коллегией децемвиров. Эти законы были выставлены на форуме, однако плита с их текстом была уничтожена в 387 г. до н. э. во время нападения галлов на Рим. Реконструкции текста законов основаны на цитатах более поздних авторов. Первый полный русский перевод собрания фрагментов законов XII таблиц, включая все контексты и комментарии древних авторов, опубликован в 1996 г. Законы XII таблиц. Сост. и пер. Л. Л. Кофанова. М., 1996.

2. Закон Эбуция. См. Новицкий И. Б. Римское право. М., 1993. С. 37.

3. Кодекс Юстиниана – составная часть Corpus iuris civilis. В 528 г. Юстинианом учреждена комиссия юристов для составления сборника римских конституций (императорских распоряжений) с целью замены устаревших законов и устранения противоречий в законодательстве. С принятием Кодекса Юстиниана 16 апреля 529 г. все, не вошедшие в него конституции, как и прежние сборники законов, потеряли свою силу. Кодекс Юстиниана включает 4652 отрывка из императорских распоряжений, начиная от императора Адриана (II в.) до самого Юстиниана. Состоит из 12 книг, излагающих церковное право и обязанности государственных служащих (1-я книга), частное право: имущественные и правовые отношения (2–8-я книги), уголовное право (9-я книга), административное и финансовое право (10–12-я книги).

4. Синедрион (греч.), евр. – санхедрин (Мат. 5:22), так назывался верховный суд в Иерусалиме, который по Талмуду, являлся приложением Совета семидесяти, избранного Моисеем (Исх. 24:1, Исх. 11:16). Синедрион появляется во времена Маккавеев (Совет старейшин в 2 Макк. 1:10, 4:44), но Иосиф Флавий называет его Синедрионом только со времен Ирода. Этот суд отличался от других учреждений подобного рода (как, например, суд Иосафата) тем, что он имел значительную административную власть и до некоторой степени являлся даже властью политической. Синедрион состоял из первосвященников, старейшин и законников. По Талмуду, число членов Синедриона было 70 (Иоан. 18:22). Синедрион, главным образом, разбирал дела, касающиеся религиозных вопросов, например, богохульства, отпадения от веры, лжеучений.

5. Жан Синквабрий (Кинквабрий) был профессором еврейского языка в Коллеж де Франс в 1554 г., умер в 1587 г., автор «De rerum grammatica Hebraerorum» и «Institutiones in Linguam Hebraicam».

6. Жан Мерсьер – преемник Ватабля по кафедре еврейского языка в Коллеж де Франс, позднее он вынужден был покинуть Францию по религиозным убеждениям и умер в 1570 г.

7. Гуарино – возможно, это ссылка на Гуарино Пизанского, который преподавал право в Пизе в XVI в. Он является автором «Tractatus de Romanorum et Venetorum magistratum inter se comparation». Известный Гуарино из Вероны не написал по праву ничего фундаментального.

8. Иоахим Мюнсингер (1517–1588) был известным германским правоведом.

9. Правила Поликлета – Поликлет из Аргоса был древнегреческим скульптором и теоретиком искусства 2-й половины V в. Он является автором трактата «Канон». Под влиянием пифагоризма Поликлет стремился обосновать и практически воплотить законы идеальных пропорциональных соотношений, выражавшиеся по его теории в стремлении к ясной соразмерности отдельных частей гармонически сложного человеческого тела. Согласно канону Поликлета, длина ступни должна составлять 1/6 длины тела, высота головы – 1/8.

10. Аристотель. Никомахова этика.V, 14 (Х), 1137b.30

11. Франсуа ле Дюрен был французским правоведом, родился около 1232 г. В Страсбурге в 1473 г. был опубликован трактат «Speculum indiciale», который принес ему посмертную известность.

12. Гий дю Фабр (1529–1587), сеньор де Пибрак – канцлер Королевского тайного совета, которому Боден посвятит «Шесть книг о государстве» в 1576 г. Дю Фабр учился в Падуе у Алкиатти и представлял интересы Карла IX в Совете Трента. Он проводил важные исследования по традиционному праву, написал комментарии к Кодексу Юстиниана и другие сочинения.

13. Гий Пап (1402–1487) – канцлер парламента Гренобля, французский правовед, который занимался традиционным правом.

14. Бартолеми Шассоне (1480–1541) изучал юриспруденцию в нескольких университетах: в Балонии, Турине, Павии, занимал государственные и дипломатические посты. В 1517 г. опубликованы отрывки из его «Комментариев к обычному праву Бургундии», которые принесли ему известность. Полностью его сочинение было напечатано в 1528 г.

15. Николя Буае (1469–1539) был профессором права в университетах Монпелье, Бордо и Буржа.

16. Экюнер Барон (1495–1555) – один из крупнейших теоретиков права, стоял у истоков формирования школы национального права во Франции, преподавал право в университете Анжера во времена юности Бодена. Комментировал Кодекс Юстиниана и Дигесты, оставил работу о кутюмах Бретани.

17. Франсуа Канно (1508–1551) – докладчик в Королевском совете при Франциске I. Известный и авторитетный в то время знаток права, считавший, что римское право необходимо рассматривать не только в терминах эпохи его создания и действия, но и в сущностном действии. См.: Бобкова М. С. Пути становления национальной школы права во Франции XVI в. // Древнее право. Указ. Соч. С. 188–195.

18. Андре Тиракье (1480–1558) был назван Варроном своего времени, советник Франциска I, написал сочинение о знатности и правах, которые дает первородство.

19. Барнабе Бриссон (1531–1591) – известный правовед, неоднократно выполнял различные дипломатические поручения. Он составил так называемый «Кодекс Генриха III».

20. Шарль Дюмулен (1500–1566) – высочайший авторитет для всех юристов, интересовавшихся правом обычным, франкским, французским, юрист в пятом поколении, степень магистра искусств он получил в университете Парижа, доктора права – в Орлеане, каноническое право штудировал в Пуатье. С 1525 г. Дюмулен – адвокат Парижского парламента. См. Червонная Т. М. Французская деревня по юридическим источникам XVI в. Саратов, 1992; Уваров П. Ю. Казус Дюмулена // Древнее право. 1998. № 1(3). С. 196–205.

21. Школы Буржа – факультеты права университетов Буржа и Орлеана считались самыми первоклассными школами, в которых готовили будущих правоведов и юристов. См. The Cambridge history of political thought, 1450–1700 / Ed. by J. H. Burns, 1994; Бобкова М. С. Указ. Соч. С. 188–196.

22. Дени Реанд – королевский адвокат, умер в 1557 г.

23. Жан Ферьери – посол в Венеции, известный правовед своего времени.

24. Демад – афинский политик и оратор, приобрел известность в 338 г. до н. э. благодаря своей промакедонской ориентации (битва при Херонее). Добивался вынесения смертного приговора Демосфену и Гипериду. В 319 г. до н. э. казнен Кассандром. Из популярных произведений Демада сохранились лишь некоторые фрагменты.

25. Папиниан Эмилий – один из знаменитейших римских юристов, родился около 146 г., казнен при Каракалле в 212 г. Занимал различные высокие всаднические должности, был префектом претория. Цитаты из его трудов занимают существенное место в Своде гражданского права; Сцевола – имеется в виду К. Цервидий Сцевола, римский юрист, всадник, член совета при императоре Марке Аврелии. До нашего времени от его многочисленных работ сохранились только заглавия произведений и отдельные выдержки из них; Лабеон М. Антистий – умер в 10/11 г. н. э., римский юрист из сенаторского сословия. Написал около 400 трактатов, до нашего времени дошло около 500 отрывков. Он сыграл значительную роль в разработке римского права и имел огромный авторитет у последующих поколений юристов.

26. Соломон – царь Израильско-Иудейского царства в 965–928 до н. э., сын Давида. Провел ряд административных реформ, добивался централизации религиозного культа. Согласно Библии славился необычайной мудростью.

27. Ликург – имеется в виду легендарный законодатель Спарты, который якобы по велению дельфийского оракула между IX в. и 1-й пол. VII в. до н. э. создал политические институты спартанского общества. В Спарте ему воздавались божественные почести.

28. Децемвиры (лат. decemviri – десять мужей) – члены коллегии из 10 должностных лиц или жрецов.

29. Адриан П. Элий (лат. Hadrianus, 76–138 гг. н. э.) – римский император со 117 г., провел правовую, финансовую и военную реформы.

30. Франциск I (1494–1547 гг.) – французский король с 1515 г. из династии Валуа. Его политика была направлена на превращение Франции в абсолютную монархию. В Итальянских войнах 1494–1559 гг. одержал победу в 1515 г. в битве при Мариньяно. В битве при Павии в 1525 г. был пленен, после возвращения из плена продолжил военные действия. На период его правления приходится расцвет французского Ренессанса и распространение протестантизма во Франции.

31. Гален (129–199 гг.) был греческим врачом. С 169 г. – лейбмедик при дворе императора. Он был последним представителем научной медицины в античности. Из своих предшественников признавал авторитет Гиппократа, в вопросах философии разделял взгляды Аристотеля. Физиологические представления Галена предопределили характер понимания им особенностей психологии человека. Это выразилось в его учении о темпераменте. Гален полагал, что смешение четырех основных соков, входящих в состав организма, обуславливает различия в психологических свойствах людей. Начиная с 4 в. его произведения (большей частью сохранившиеся до нашего времени) получили высокую оценку и стали главным источником для медицинских справочников и руководств.

32. Диамед – греческий герой, участник Троянской войны, сын Тидея, царь Аргоса. Диамед прославился подвигами, некоторые из них он совершил вместе с Одиссеем. Культ Диамеда известен в Аргосе и в Южной Италии.

33. Календы – в римском лунном календаре первый день каждого месяца, отсюда происходит слово «календарь».