-

ЗЕРЦАЛО ПРИНЦА

MIRROIR DU PRINCE

Предисловие переводчика

Оригинал этого необычного документа сохраняется в Национальной Библиотеке Франции, под кодексом Fr. 1223.Наименование отсутствует, возможно преднамеренно, наименовение, использующееся в переводе было дано ему современными французскими исследователями Жаном-Патрисом Буде и Эльзой Сене, опубликовавших «Зерцало» в одном из выпусков «Journal de Recherches Medievales et Humanistes». Имя непосредственного автора (или авторов) также намерено опущено.

«Зерцало» представляет собой своеобразную брошюру из сшитых вместе 16 пергаментных листов. Текст занимает первые 15; причем на последнем листе после его окончания была, видимо, записана одна или несколько стихотворных строф, однако, состояние их таково, что прочесть их в нынешнее время представляется невозможным. Как то обычно для рукописного документа, текст записан в одну колонку, страницы разлинованы, так что длина линий и расстояние между ними выражаются цифрами (180 * 115 мм), четкий «профессиональный» почерк позволил французским исследователям предположить, что копия, дошедшая до нашего времени, была изготовлена в королевской канцелярии. Инициал, открывающий собой вступление прорисован особенно тщательно, заглавные буквы в начале каждого параграфа – синего и красного цвета, перемежаются между собой. Картонный переплет датируется 1845 г., при том, что на обратной стороне, следующего непосредственно за переплетом пергаментного листа различима надпись, выполненная, по оценкам все тех же специалистов, почерком начала XVI в. Эта неизвестная рука проставила номер (видимо, единицу библиотечного хранения: 270, затем исправленный на 271 – на основании чего в современности делается вывод, что рукопись некоторое время хранилась в личной библиотеке короля Франциска I), и надписала название «Трактат мадам регентши, касательно управлением дома короля королевства Французского», за чем следует пояснение: «Под мадам регентшей имелась в виду Изабелла Баварская, королева Франции и мать монсеньора короля Карла Седьмого». Вторая надпись, датируемая концом XVI в. более лаконична: «Параграфы касательно управления королевством».

Автор по тем или иным причинам не поставил на пергаменте свое имя, и посему, в XIX и ХХ веке было сделано множество попыток определить его по намекам, во множестве рассыпанным в тексте документа. Предполагали, что речь могла идти об ученом клирике среднего звена, т.к. к высшему духовенству он настроен скорее отрицательно. Этот человек без сомнения состоял в придворном штате Карла VII и был вполне осведомлен о состоянии дел. Предполагается, что ему, возможно, препоручали дипломатические миссии при кастильском, английском, арагонском и миланском дворах, с обычаями которых он в достаточной мере знаком; французские исследователи идут в этом направлении еще дальше, полагая, что речь может идти об одном из нотариусов или секретарей соответствующего посольства. Историк Филипп Контамин, один из новейших исследователей «Зерцала» с достаточной смелостью предположил, что это мог быть ни кто иной как хронист Жан Шартье, в 1409-1414 г. подвизавшийся при дворе королевы Иоланды, и в 1425 году исполнявший роль посланника при имперском, венецианском и миланском дворах – впрочем, касательно того, был ли он в Кастилии, сведения отсутствуют. Еще одним кандидатом в авторы служит Жан Шастель, сын знаменитой поэтессы Кристины Пизанской, зарекомендовавший себя на службе Филиппу Смелому Бургундскому, и также выполнявший дипломатические поручения при кастильском государе. Однако, и та и другая версия наталкиваются на трудноразрешимые противоречия хронологического порядка; добавив к тому определенную неоднородность текста, которую легко заметить при чтении, часть современных исследователей предпочитает придерживаться гипотезы о множественном авторстве. Так или иначе, этот вопрос остается открытым, так что интересующимся стоит самостоятельно заглянуть в соответствующую литературу.

Что касается «заказчицы», чье имя также прямо не названо в тексте «Зерцала», основываясь на анонимной надписи на первом пергаментном листе, один из титанов исторической науки XIX века, Эжен Валле де Вирвилль опубликовал текст документа с собственными комментариями, причем на заглавной странице красовалась надпись «Наставление королевы Изабеллы Баварской сыну своему, Карлу VII», причем время составления документа Вирвилль определял приблизительно как 1434 г. Надо сказать, что подобная точка зрения не исчезла окончательно и в настоящее время, в частности, ее придерживается автор последней по времени биографии королевы Изабеллы Филипп Делорм, отмечая при этом, что текст «Зерцала» обнаруживает слабое знание автором или авторами реального положения дел при дворе короля Карла и «советы его редко попадают в цель».

В самом деле, подобная датировка и подобное восстановление имени заказчицы вызывают множество затруднений. Обратимся к истории вопроса.

Буйное помешательство короля Карла VI (отца монарха к которому обращен текст «Зерцала») вызвала неизбежную борьбу придворных группировок. В скором времени из общей массы выделились две основных: бургундская, под руководством королевского дяди Филиппа Смелого, герцога Бургундского, и орлеанская, руководимая, соответственно герцогом Людовиком Орлеанским, младшим братом короля, при том, что оба принца равно претендовали на место регента и абсолютную власть над государством при особе невменяемого монарха.Изабелла Баварская, супруга безумца, женщина достаточно слабовольная и готовая на любые уступки ради возвращения к прежнему своему беззаботному существованию, металась между обоими, тщетно пытаясь добиться примирения. Впрочем, пока был жив опытный королевский дядя, столкновения между обеими партиями все же не доходили до критической точки, ограничиваясь в основном препирательствами в королевском совете, подсовыванием на подпись невменяемому королю «нужных» для той или иной фракции документов, и наконец, угрозами и бряцанием оружием.

Все изменилось после смерти старого герцога Филиппа, когда его сын, Жан Бургундский, получивший прозвище «Бесстрашного» за доблесть, проявленную им в битве против турок при Никополисе, пожелал решить проблему одним махом, физически устранив соперника. Однако, убийство принца Людовика, привело лишь к началу гражданской войны, причем место убитого, фактически занял граф Бернар VII д‘Арманьяк, главнокомандующий орлеанскими воинскими силами при юном сыне Людовика Орлеанского – Карле. Орлеанцы захватили Париж, практически превратив королевскую семью в почетных пленников, причем реальным властителем страны стал граф Бернар, своим тираническим правлением немедленно возбудивший против себя ненависть парижан. Впрочем, орлеанской партии сочувствовал дофин королевства – Карл, и его мать, переметнувшаяся на сторону победителя после смерти герцога Филиппа. Граф Бернар, между тем, совершил непростительную ошибку. Отчаянно нуждаясь в деньгах для оплаты наемных войск, он добился осуждения и ссылки королевы, после чего благополучно присвоил себе ее личную казну. Изабелла Баварская, вскоре наскучив тихим существованием в ссылке, под неусыпным надзором тюремщиков, приставленных к ней Арманьяком, нашла способ известить о своем положении Жана Бургундского. Тот, немедленно осознав, столь выгоден может быть для него союз с королевой, отправил для ее освобождения солидный отряд. Операция благополучно удалась, и королева, перевезенная в Труа, номинально возглавила «теневое правительство», должное противостоять Парижу.

В самой столице, измученной все возрастающими налогами и деспотизмом временщика, вспыхнул мятеж. Граф Арманьяк был убит, дофин, чудом сумевший избежать плена, умчался прочь под защиту Иоланды Арагонской (о которой у нас вскоре пойдет речь), и город открыл ворота перед герцогом Жаном Бургундским и его союзницей королевой.

Торжество бургундца, между тем, оказалось, далеко не полным: бежавший дофин, обосновавшийся в Бурже, также возглавив «теневое королевство», должное противостоять мятежной столице. Страна оставалась разорванной пополам, в атмосфере продолжающейся войны с Англией (позднее ее назовут «Столетней») подобное положение было чревато гибелью Франции как таковой. Посему, нет ничего удивительного, что герцог Жан, пытаясь любыми средствами положить конец расколу, всеми силами добивался возвращения дофина в Париж под свою опеку – и столь же постоянно терпел в том неудачи. Последняя попытка урегулировать вопрос была предпринята в 1419 году, когда стороны договорились встретиться на мосту Монтеро. Во время этой встречи герцог Жан был убит, причем вплоть до нынешнего времени не прекращаются споры, касательно того, была ли виной тому случайность во время возникшей потасовки или же советники дофина подобным образом решили запоздало рассчитаться за смерть герцога Людовика Орлеанского.

Так или иначе, место убитого занял его сын, Филипп Бургундский, прозванный «Добрым», и гражданская война продолжалась с новой силой. Однако, если герцог Жан так или иначе старался балансировать между французами и англичанами, ставя во главу угла единственно собственные интересы, его сын прямо перешел на сторону английского монарха Генриха V, требовавшего для себя французской короны. Стараниями Филиппа Бургундского покорная королева Изабелла, все еще сохранявшая определенное влияние на безумного супруга, понудила последнего подписать с англичанами договор (в современности известный под именем «договора в Труа»), согласно которому дофин Карл, за убийство бургундского герцога, навсегда отстранялся от наследования престола, а французская корона после смерти Карла VI переходила в руки англичанина, должного ради этого жениться на младшей дочери безумного короля – Катерине Французской. Впрочем, если королева Изабелла подобным образом пыталась добиться вожделенного мира, и беззаботности для себя лично, ее надежды в скором времени пошли прахом. Англичане заняли Париж, оттеснив «дофинистов» к югу; чуть более года спустя, король Генрих Английский неожиданно для всех скончался во время осады крепости Мо (предположительно, причиной его смерти была холера или иное желудочно-кишечное заболевание). «Королем Англии и Франции» после него остался младенец Генрих VI, регентом Франции при нем стал брат покойного Генриха, Джон, герцог Бедфордский. Забытая всеми, «презираемая даже англичанами», по выражению одного из современных историков, королева Изабелла одиноко доживала свой век в нескольких отведенных для нее комнатах королевского дворца Сен-Поль. Материальное положение ее двора, по свидетельству современников было столь ужасающим, что ради поддержания хоть какого-то реноме, Изабелле приходилось продавать мебель, судиться за шкатулку с драгоценностями с собственным братом, и даже – добиваться для своих конюшен скидки у торгоцев сеном. В 1434 г., к которому пытаются отнести составление «Зерцала», королева Изабелла уже представляла собой дряхлую развалину, практически неспособную передвигаться без посторонней помощи по причине подагры и чрезмерной тучности; годом спустя ее не станет.

Посему, возникает закономерный вопрос: ради чего старой королеве было составлять (или приказывать составлять) столь пространный и старательно проработанный документ для сына, обучая искусству правления того, от кого она сама отреклась и лишила его наследства в пользу англичанина?.. И каким образом можно было иметь хоть какое-то понимание о том, что происходит в Бурже, если переписка между основной, если так можно выразиться,и «теневой» столицей Франции была практически прервана после подписания договора в Труа?..

Посему, указывая на все противоречия и неувязки, неизбежные в случае, если за основу будет принята подобная версия, уже в наше время Филипп Контамин назвал имя заказчицы, которая куда более полно удовлетворяла всем необходимым условиям: Иоланда Арагонская, титулярная королева Сицилии, теща Карла VII. В самом деле, слово «мать», которое ввело в заблуждение библиотекаря начала XVI века, во времена, о которых идет речь, в официальных документах использовалось также при наименовании тещи; в частности, все тот же Филипп Добрый Бургундский в официальной переписке постоянно именует свою тещу Изабеллу Баварскую «возлюбленной матерью».

Имя Иоланды Арагонской мало известно русскоязычному читателю, а между тем, это была примечательная личность. Французские историки именуют ее «женщиной, создавшей Францию», и «королевой, выигравшей Столетнюю войну». Дочь Хуана I Охотника, короля Арагона, Иоланда в двадцатилетнем возрасте вышла замуж за Людовика II, герцога Анжуйского, титулярного короля Сицилии. Вплоть до смерти супруга в 1417 году Иоланда сравнительно мало обращала внимание на большую политику, исполняя в основном обязанности жены и матери, а также регентши своего герцогства во время частых отъездов супруга.

Однако, оставшись молодой вдовой, Иоланда, благоразумно оставив старшему сыну борьбу за эфемерную сицилийскую корону, поставила себе целью вернуть своему зятю корону Франции, и полностью в том преуспела. Именно под ее защиту дофин Карл бежал прочь из охваченного мятежом Парижа. Королева Иоланда была, если можно так выразиться, «серым преосвященством», при неопытном юноше, практически не привлекая к себе внимания, действуя скорее с помощью дипломатии, чем грубой силой, она сумела помочь ему вернуть себе утраченное ии шаг за шагом освоить сложное ремесло управления государством. Современные историки считают величайшей заслугой королевы Иоланды перед Францией то, что именно ее стараниями в Шинон, ко двору опального короля была доставлена еще никому не известная «пастушка» из деревеньки Домреми; в настоящее время мы знаем ее под именем Жанны д’Арк. На деньги королевы Иоланды формировались войска для будущей освободительницы Франции, во главе которых последняя сумела одержать столько славных побед.

Впрочем, написание «Зерцала», если считать его «заказчицей» королеву Иоланду, вслед за Филиппом Контамином, следует отнести ко времени до появления Жанны, а точнее, к 1425 году. В этом случае все становится на свои места: в самом деле, в это время «буржское королевство» находилось в отчаянном положении, балансируя практически на грани гибели. Иоланда, вынужденная отбыть в далекий Прованс, составлявший часть ее семейной собственности, временно оставила дела управления. Впрочем, дальновидная королева озаботилась тем, чтобы загодя окружить Карла опытными советниками, среди которых выделялись финансист Жан Луве, опытный военачальник Таннеги дю Шатель и политик Мартин Гуж. Иоланда не учла лишь одного: слабости и неопытности своего воспитанника, в те времена легко поддававшегося любому влиянию. Посему, изворотливый Жан Луве, сеньор де Мирандоль, при помощи нескольких, столь же неразборчивых в средствах союзников, в скором времени превратился во всемогущего фаворита при особе «буржского короля», принялся набивать себе карманы за счет казны и более всего опасаться возвращения ко двору своей госпожи, тем более, что Иоланда хлопотала о примирении с Бургундией (без чего невозможно было объединить страну для отпора англичанам), в то время как Луве и его помощники, приложившие руку к убийству герцога Жана, в этом случае вполне закономерно опасались возмездия.

Посему, против возвращения Иоланды ко двору были загодя предприняты необходимые меры. Король был плотно окружен ставленниками фаворита, для полной верности, Луве сделал свою младшую дочь его любовницей, а супругу приставил наперсницей к королеве (дочери Иоланды), чтобы не дать той каким-либо образом повлиять на короля или же связаться с матерью без ведома клики.

Впрочем, Иоланда не спешила, желая обычным для себя образом действовать наверняка. Ей удалось перетянуть на свою сторону вечно колеблющегося герцога Бретонского (в случае удачи способного стать для молодого короля сильным союзником), а также завязать переговоры с бургундской стороной. Кроме того, стараниями королевы Сицилии коннетаблем королевства стал один из способнейших военачальников того времени – Артюр де Ришмон, младший брат бретонского герцога. Именно Ришмону во главе реформированной армии предстоит победно закончить Столетнюю войну. Чувствуя нарастающую опасность, весной 1425 года фаворит спешно перевозит короля в Пуатье, блокируя все возможные подходы к городу и замку. Впрочем, свою противницу бывший ставленник Иоланды явно недооценивает; почитая для себя унизительным прорывать подобную оборону силой или хитростью, та отдает приказ Ришмону занять Бурж, оставляя тем самым беглого короля без его собственной столицы. Отчаянно пытаясь изменить ход ситуации, Луве уговаривает короля начать войну против собственного коннетабля (!!!), после чего отряды Карла выступают в поход. Однако, на пути для них приготовлена остроумная ловушка: двигаясь через Селль, авангард вынужден остановиться перед местным замком, ввиду того, что путь ему преграждает войско Иоланды. Сама она приказывает командиру передового королевского отряда, Таннеги дю Шателю, немедленно доставить ее к Карлу, приказ выполняется безоговорочно, и клика Луве в тот же день перестает существовать. Отставленного от дел фаворита и его присных отправляют в более-менее почетную ссылку, жизнь в Бурже постепенно налаживается, король дает торжественное обещание «не слушать более дурных советников, а слушать хороших». Позднее он это обещание нарушит, однако, к нашему рассказу это уже отношения не имеет.

Посему, по мнению Контамина, «Зерцало» относится ко времени после изгнания Луве, и представляет собой очередной шаг в обучении юного Величества. Если принять подобную точку зрения, ситуация становится совершенно прозрачной: действительно, вся северная часть королевства в это время была утеряна, финансы находились в полном расстройстве, и придворная жизнь нуждалась в срочном исправлении – решениям именно этих неотложным проблем и посвящено «Зерцало», ныне предлагаемое вниманию читателя.

Текст воспроизведен по изданию: Jean-Patrice Boudet et Elsa Sene "L’Avis a Yolande d’Aragon: un miroir au prince du temps de Charles VII" // Cahiers de recherches medievales et humanistes. Journal of medieval and humanistic studies, № 24. 2012