-

ЦЕЗАРИЙ АРЕЛАТСКИЙ И ЕГО «ЗАВЕЩАНИЕ»

Цезарий (470–542 гг.), епископ провансальского города Арелата (совр. Арль), был видным церковным деятелем рубежа Античности и Средневековья. Он родился в 470 г. в бургундском городе Шалоне в христианской, возможно, аристократической семье ¹. В 17 лет он стал чтецом в местной церкви, а через два года вступил в Леринский монастырь ². Подорвав суровой аскезой своё здоровье, Цезарий вынужден был через пять лет покинуть обитель и переселиться в Арелат, который тогда являлся средиземноморским центром Римского мира. Здесь Цезарий был представлен членам местной аристократии, а также епископу Эонию, который оказался его родственником и земляком. Связи с представителями духовной и светской элиты, с одной стороны, и репутация подвижника, с другой, способствовали быстрому карьерному росту Цезария. Эоний рукоположил его сначала в диакона, потом в священника, а вскоре назначил настоятелем мужского монастыря в Арелате. Это назначение позволило Цезарию проявить себя в качестве руководителя и пастыря, и незадолго до своей смерти епископ Эоний обратился к местному духовенству и горожанам с просьбой избрать Цезария своим преемником. Хотя отнюдь не все были согласны с этим, после некоторых перипетий Цезарий всё же стал епископом Арелатским в 502 г. На этом посту он пробыл до конца своих дней, не переставая испытывать давление со стороны оппозиционных партий. [205]

Вступив в должность епископа, Цезарий продолжал вести аскетический образ жизни, неустанно проповедовал, заботился о больных, нищих, пленниках и, стараясь следовать идеалу добровольной нищеты, поручил заботы о церковном имуществе надёжным управляющим. Вместе с тем, Цезарий был активным церковным политиком. В 513 г. он добился своего назначения в качестве папского викария, что, среди прочего, давало ему право созывать соборы в Южной Галлии и утверждать глав подчинённых епархий. Он председательствовал на церковных соборах в Агде (506 г.), Вэзоне (529 г.) и Оранже (529 г.), на которых были приняты важные постановления, касающиеся литургической жизни, имущественных отношений Церкви, епископской власти, развития монашества и христианизации населения. Около 506 г. при посредничестве Цезария вестготский правитель Аларих II освободил церковные земли в Арелате от налогов.

Одной из основных забот Цезария на протяжении всей его жизни было попечение о женском монастыре св. Иоанна Крестителя, основанном им для нескольких женщин-подвижниц во главе со своей сестрой Цезарией Старшей. Сначала здание обители было построено возле города в 506 или 507 г., но после разрушения во время осады Арелата монастырь был перенесён под защиту городских стен и освящён в 512 г. Для сестёр монастыря Цезарий составил первый из известных нам письменных уставов женских обителей — Правило для дев (Regula ad virginеs).

Публикуемое ниже Завещание — свидетельство трогательной заботы Цезария о своём создании: именно женского монастыря касается большая часть последних распоряжений епископа. Этот документ является важным источником для характеристики положения женского монашества в южногалльском регионе в первой трети VI в., а также отдельных бытовых сторон жизни духовенства, форм благотворительности и некоторых аспектов восприятия власти в церковной среде.

Завещание начинается с короткого введения в форме письма (1–4), адресованного, с одной стороны, священникам и дьяконам Арелатской церкви, а с другой — аббатисе Цезарии и её общине. Сразу же устанавливаются два наследника: женский монастырь св. Иоанна, основанный Цезарием, и епископ Арелатский; родственники Цезария не получают ничего, кроме маленьких [206] подарков, сделанных завещателем при жизни (5–13). Далее следуют мелкие распоряжения, касающиеся одежды завещателя и даров различным лицам и монастырю (14–17). Большая часть, которая идёт затем (18–40), посвящена отношениям епископа и монастыря. Потом следует серия «заклинаний» и «просьб», адресованных последующему епископу и сёстрам (25–26), а также список недвижимого имущества, выделенного на содержание монахинь (32–36). В конце Цезарий вновь возвращается к вопросам, занимавшим его выше (14–17): подтверждает пожалования монастырю (41), распределяет одежду между своими близкими (42–44) и подтверждает то, что подарил слуге и служанке, переходящим в распоряжение монастыря (45–47). В последней фразе он поручает своих домашних слуг епископу (48).

Хотя дата завещания не сохранилась, ряд деталей говорит о том, что документ претерпел несколько редакций: возвращение в конце (47–49) к вопросам, обозначенным в начале (14–17), нечёткость терминологии ³. С одной стороны, ссылка на папский авторитет (29) указывает на существование писем пап Симмаха (513 г.) и Гормизды (514 г.), даровавших особые привилегии Арелатскому епископу; основание упомянутой в тексте базилики св. Марии (20) приходится на 524 г, а жизнь аббатисы Цезарии (1, 42, 46) относится к ещё более позднему периоду. Да и увеличение вдвое достояния Церкви, которое Цезарий ставит себе в заслугу (11, 30), логичнее отнести к концу епископства, чем к началу.

С другой стороны, Цезарий допускает две возможности возвращения Церкви имущества монастыря: «Если… община не соберётся или, собравшись, впоследствии… прекратит своё существование» (38). Эти слова, возможно, указывают на период, предшествующий открытию монастыря в августе 512 г. К тому же упоминание налогового иммунитета указывает на время вестготского правителя Алариха II (484–507), т. е. до 507 г. Учитывая эти обстоятельства, современный исследователь А. де Вогюэ вполне обоснованно говорит о том, что последние штрихи Завещания «можно датировать позднейшим периодом жизни автора», [207] а «следы более ранней редакции» связать со стремлением Цезария «не ослаблять риторики» текста ⁴.

По сути, Цезария занимают два вопроса: с одной стороны, законность пожалований монастырю по отношению к церковному имуществу, с другой — границы власти епископа над этим монастырём. Посвящённые монастырю пункты заставляют предположить, что распространение женского монашества в Южной Галлии того периода наталкивалось на ряд препятствий. Большая часть Завещания направлена на доказательство законности имущественных операций Цезария в отношении монастыря. Помимо ссылок на каноническое право (23, 24, 41) и разрешение Римского престола (29), епископ пытается вписать монахинь в уже сложившуюся к тому времени систему церковного милосердия. Сёстры оказываются в одном ряду со странниками и бедняками, в отношении которых «Церковь имеет обыкновение быть щедрой» (3), а также вдовами, получающим stipendium от Церкви (36).

Нарочитая ссылка на «обычай Церкви» может свидетельствовать о том, что даже в церковной среде того времени основание женского монастыря получало отнюдь не однозначную оценку. К тому же, не довольствуясь этими аргументами, Цезарий настаивает на том, что сёстры несут особую службу: как сказано в Правиле для дев, эти «драгоценные жемчужины Церкви», «молятся за всех людей», в том числе и за епископа ⁵. Возможно, символическая интерпретация женского монашества также не всегда находила понимание в церковных кругах Южной Галлии.

В связи с этим важно обратить внимание на противоречие между Завещанием и Правилом для дев в пункте, касающемся власти епископа над монастырём. В Правиле Цезарий подчёркивает независимость монастыря и даже разрешает монахиням, если «настоятельница… решит подчиниться власти епископа этого города… сопротивляться с почтением и достоинством и ни в коем случае не допускать того» ⁶. В Завещании же, напротив, с [208] первых строк он изъявляет желание, «чтобы монастырь святого Иоанна в Арелате… был канонически под властью Арелатского понтифика» (5, 8). Единственная свобода, которая, по тексту Завещания, остаётся у сестёр, это право избрания провизоров ⁷ и священнослужителей для базилики св. Марии (20). В остальном же монахини должны полагаться на епископа и отвечать на его заботу любовью и послушанием (25).

Чем объяснить подобное противоречие между Правилом и Завещанием? Очевидно, тем, что Правило отражает некое идеальное представление об общине, тогда как завещание составлялось, исходя из реальных условий существования этой общины. Указанное противоречие свидетельствует о действительной опасности того, что монастырь может остаться без средств к существованию. Как пишет А. де Вогюэ, «если Цезарий утверждает в Завещании широкое и неограниченное право епископа, то это потому, что неуместно настаивать на независимости монахинь, когда всё завещание направлено на оправдание — в прошлом и будущем — материальной помощи монастырю со стороны Церкви» ⁸. Подобная помощь предполагала причисление монахинь к служителям Церкви, зависимым от епископа.

Разумеется, для того, чтобы делать глубокие выводы о положении женского монашества в Южной Галлии первой трети VI в., необходимо привлекать данные более широкого круга источников. С одной стороны, меры предосторожности, принимаемые одним из влиятельнейших церковных деятелей эпохи при изъявлении последней воли, могут говорить о том, что положение это было весьма непрочным.

С другой стороны, в Завещании говорится о конкретном монастыре — том, что основал Цезарий в Арелате, поэтому объяснение испытываемых общиной трудностей нужно искать и в личности самого завещателя. Именно женский монастырь стал основным объектом нападок противников Цезария ⁹. И очевидно, что речь в данном случае идёт не только о материальной стороне [209] вопроса (хотя именно на неё ссылались противники епископа), но и о широком комплексе явлений, называемых в современной науке «социокультурными способами властвования» ¹⁰. Строительная практика во все времена была одним из таких способов. Как писал по этому поводу французский социолог П. Бурдье, «социальное пространство — не физическое, но стремится реализоваться в нём более или менее полно и точно… Архитектурные пространства являются наиболее важными составляющими символической власти» ¹¹. Иными словами, городской монастырь выполнял важную функцию репрезентации епископской власти: он «мыслился как непременный компонент духовного окружения, сообщавшего епископской кафедре надлежащую святость и … великолепие» ¹². Если учесть, что во главе монастыря последовательно стояли родственницы Цезария, то становится очевидной важная роль обители в укреплении положения его семьи и его собственной власти в городе.

Всё это ставило епископа перед необходимостью доказать духовенству Арелата — как современному ему, так и будущему, — что операции с церковным имуществом он проводил не в собственных интересах. В ситуации Цезария простых ссылок на каноническое право и обычаи Церкви было недостаточно: важно было особым образом представить епископскую власть и себя как носителя этой власти. По обычаю того времени, епископ считался владельцем всех церковных земель и распорядителем остального церковного имущества и был обязан делить доходы на четыре части: на содержание епископского дома, на содержание духовенства, на содержание различного рода социальных групп, входящих в категорию «бедных», а также на строительную деятельность ¹³. В основе этого обычая лежала характерная для поздней [210] Античности и раннего Средневековья мыслительная схема: представление о «доме» (domus), которым руководит «отец семейства» (paterfamilias) и в котором соединяются хозяйственные и личные отношения ¹⁴.

Цезарий предстаёт в завещании именно как глава большого «дома» — Арелатской церкви («моя Церковь» (11), «Церковь, которую я возглавляю» (12), как называет её епископ). Как paterfamilias он рассудителен, справедлив (23) и рачителен: усилиями его «скромной особы» богатства Церкви возросли вдвое (30) и было получено освобождение от налогов (31, 40). Что касается женского монастыря, то, попадая в категорию «бедных», он должен стать, независимо от реальных уз родства, частью «дома» епископа и поэтому может рассчитывать на материальную помощь со стороны последнего.

Не только добродетели Цезария как paterfamilias должны были подтвердить легитимность его операций с имуществом Церкви, но и репрезентация себя в качестве епископа-монаха. На фоне последних волеизъявлений современных ему церковных деятелей эта черта придаёт завещанию Цезария особый облик. Так, завещание Ремигия Реймского ¹⁵, по замечанию А. де Вогюэ, «есть завещание крупного собственника, оставляющего огромные богатства лицам и церковным институтам, двоим племянникам, епископу, другому священнику» ¹⁶. Детальные распоряжения насчёт имущества Арелатской церкви вовсе не отвечали цели Цезария: примечательно, что он не останавливается подробно даже на том «достоянии», которое возросло, благодаря его усилиям. Более или менее подробно он говорит только о своём личном имуществе: несколько плащей, пасхальная одежда, туника, пояс, полотенце для рук да пара слуг — вот и всё, что оставляет Цезарий после сорока лет епископского служения. При этом родственники исключены из числа наследников. Можно согласиться с Вогюэ в [211] том, что на Завещании Цезария «лежит глубокий и чёткий отпечаток монашеских обетов, принесённых в молодости» ¹⁷, но это объяснение нуждается в уточнении. Думается, перед нами очередная интерпретация архетипического мотива аскезы как освобождения: отказ от семьи и богатства символически вычленял епископа из семейно-клановых связей и должен был избавить от подозрений в желании удовлетворить собственные интересы ¹⁸. Репрезентация себя в качестве «бедняка Христова» более всего отвечала главной цели епископа — обеспечить будущее основанного им монастыря.

Хотя речь в Завещании идёт почти исключительно о церковных вопросах, в нём можно уловить некоторые черты общества, в котором жил Цезарий. Так, поминания о «приношениях некоторых благочестивых людей» (11, 26, 37) — причём приношениях довольно значительных, обязывающих Цезария дать на сей счёт особые распоряжения, — позволяют судить о том, что представителям южногалльского общества не были чужды широкие жесты в пользу Церкви. Разумеется, формы благотворительности не всегда отражают глубину религиозной веры, однако — в контексте сложного и противоречивого процесса христианизации в период раннего Средневековья — слова епископа свидетельствуют об определённом отклике, который находила в обществе проповедь христианских ценностей.

В заключение несколько слов об истории текста. Оригинал Завещания до нас не дошёл, а отсутствие даты и подписи давало повод для сомнения в авторстве Цезария ¹⁹. Древнейшая известная историкам копия завещания (W) была включена в 992 г. в Устав, которым Гильом I, граф Прованский, подтверждал право монастыря на владение имуществом, пожалованным его основателем. Хранившийся в аббатстве, этот акт неоднократно переписывался, пока не исчез вместе с самим аббатством во время Французской [212] революции. Более поздние копии — XII в. (В и N), XVII в. (Р и S) и XVIII в. (D и V) — содержат сильно переработанные переписчиками тексты, которые легли в основу первых печатных изданий Завещания ²⁰. В 1899 г., а затем в 1942 г. появилось новое издание текста Завещания, подготовленное Ж. Морэном и снабжённое обширным критическим аппаратом ²¹. Ж. Морэн опирался, в основном, на последнюю детальную копию с рукописи Х в., сделанную в 1718 г. (R) и хранящуюся ныне в муниципальной библиотеке Арля. Наконец, в 1988 г. вышло ещё одно издание латинского текста Завещания с параллельным переводом на французский язык, подготовленное Адальбером де Вогюэ с учётом проделанной Ж. Морэном работы ²². По этому изданию осуществлён публикуемый ниже перевод Завещания Цезария Арелатского.

Комментарии

1. Житие Цезария сообщает о его происхождении только следующее: «Его родители, равно как и семья (великий и исключительный пример чести и благородства), превосходили всех своих сограждан верой и нравами» (Vita sancti Caesarii. I.3 // Patrologiae cursus completes. Ser. Latina / Ed. J.-P. Migne. T. 67).

2. Леринский монастырь (напротив современных Канн) был основан в 410-х гг. под влиянием египетской и палестинской аскетических традиций и стал древнейшим на Западе центром регулярного монашества.

3. Например, епископ назван то episcopus (8, 15, 19, 20, 28, 48), то pontifex (5, 13, 14, 21, 25, 27, 29, 37, 40), то antistes (30), то sacerdos (26), а завещание обозначено то как testamentum (4,7,10,45), то как voluntas (12, 13, 30, 41).

4. Vogue A. de. Introduction // Sources Chretiennes 345. Paris, 1988. Р. 361–379.

5. Regula ad virginеs. 1.6; 40.2; 1.5–6; 72.1–6 // Sources Chretiennes 345. Paris, 1988.

6. Regula ad virginеs. 64.1.

7. Провизор — поверенный в делах монахинь.

8. Vogue A. de. Op. cit. Р. 365.

9. Klingshirn W. Caesarius of Arles. The making of a Christian Community in Late Antique Gaul. Cambridge, 2004. P. 117–123.

10. Бессмертный Ю. Л. Некоторые соображения об изучении феномена власти и о концепциях постмодернизма в микроистории // Одиссей. Человек в истории. М., 1995. С. 15.

11. Бурдье П. Социология политики. М., 1993. С. 38, 36.

12. Усков Н. Ф. Монастыри в городе // Город в средневековой цивилизации Западной Европы. Т. 1: Феномен средневекового урбанизма. М., 1999. С. 290.

13. Лебедев А. П. Духовенство древней Вселенской Церкви от времён апостольских до Х века. СПб., 2006. Отдел III, гл. V–VI.

14. Эксле О. Г. «Образ человека» у историков // Он же. Действительность и знание: очерки социальной истории Средневековья. М., 2007. С. 322–323.

15. Ремигий Реймский (437–533 гг.) — архиепископ, апостол франков. По преданию, Ремигий, пользуясь влиянием на Клотильду, жену франкского короля Хлодвига, склонил последнего к обращению в христианство.

16. Vogue A. de. Op. cit. Р. 371.

17. Ibid.

18. Leyser C. Authority and asceticism from Augustine to Gregory the Great. Oxford, 2000. Р. 86.

19. См.: Le testament de saint Cesaire d’Arles et la critique de M. Br. Krush // Revue Benedictine, 16 (1899). P. 97–112. Подлинность Завещания была доказана Ж. Морэном: Morin G. Le commentaire homiletique de saint Cesaire sur l ‘Apocalypse // Revue Benedictine, 45 (1933). Р. 43–61.

20. Pontificum Arelatense seu Historia primatum sanctae Arelatensis ecclesiae, Aix 1629; Patrologiae cursus completes. Ser. Latina / Ed. J.-P. Migne. T. 67. Col. 1139 et 1279.

21. S. Caeserii Arelatensis. Opera omnia / Ed. G. Morin. Maredsous, 1942. Vol. 2.

22. Testament de Saint Cesaire // Sources Chretiennes 345. Paris, 1988. P. 381–397.

Текст воспроизведен по изданию: Цезарий Арелатский и его "Завещание" // Cursor Mundi. Человек Античности, Средневековья и Возрождения. Вып. 2. ИвГУ. 2009