№ 76. — 1592 Янв. 14.
Елисавета Феодору.
Благороднейший и превосходнейший государь.
Мы получили грамоты вашего вел-ва, привезенные нашими гостями при последнем возвращении их из вашей пристани Св. Николая. Грамоты эти мы внимательно прочли и выразумели и из них усматриваем, что ваше вел-во весьма недовольны последнею присылкою нами Еремея Горсея в ваши владения в качестве нашего гонца с письмами нашего выс-ва; и также что ваше вел-во находите, что в нашей грамоте, посланной с этим гонцом, мы не соблюли того порядка или уважения, которые следует соблюдать в грамотах к вашему царскому вел-ву, как относительно прописания сполна почетных титлов вашего вел-ва, которые, по мнению вашему, следовало прописать подробнее, так и потому, что к грамотам, которые мы посылаем к столь великому государю как ваше вел-во, следовало (вы полагаете) приложить нашу великую гербовую государственную печать. По обеим этим статьям мы отнюдь не имели намерения дать справедливый повод к оскорблению нашего дражайшего и любительного брата. Что же касается упомянутого гонца Еремея Горсея, мы сожалеем, что, в противность нашему ожиданию, он подпал под гнев ваш. Мы не намерены извинять какие-либо из тех его поступков, которые заслужили ему немилость вашего вел-ва. Но что мы имели повод употребить его в звании нашего гонца в то время, когда мы отправили его к вашему вел-ву, предоставляем собственному вашему царскому обсуждению, прося ваше вел-во припомнить [414] изложенный в ваших к нам грамотах, писанных в 1585 году, особенно похвальный отзыв ваш о поведении того Еремея Горсея в ваших владениях. В то время вашему вел-ву угодно было употребить его на службу в звании вашего к нам гонца с требованием, чтобы наш ответ на ваши грамоты был возвращен через него, а не чрез кого-либо другого. Как в этом, так и в других случаях ваше вел-во пользовались службою сказанного Еремея Горсея, а именно в 1587 году, когда ваше вел-во опять присылали его к нам с вашими грамотами и с милостивой и истинно царской жалованной грамотой, данной по нашей просьбе нашим гостям. (За это пожалование мы уже приносили благодарения вашему вел-ву и вновь ныне повторяем за сие нашу благодарность). Все это побудило нас полагать, что из наших подданных мы не можем выбрать в гонцы к вашему вел-ву никого способнее его, так как ваше вел-во сами, по собственным вашим надобностям, прислали его в наше королевство. Но, чтобы ваше выс-во не продолжали думать, что до наших рук не дошли грамоты, отправленные вами через нашего посланника Эгидия Флетчера (в коих упоминалось о том, что вы возымели неудовольствие против сказанного Горсея), и что мы оставлены в неведении о жалобах, объявленных вашим вел-вом в сих грамотах на сказанного Горсея; мы не отрекаемся от того, что мы были уведомлены как нашим посланником, так и чрез те грамоты, о неудовольствии, которое ваше вел-во возымели на него. Но в тех ваших грамотах упоминалось лишь вкратце и вообще о каком-то проступке, им соделанном, без объяснения подробностей. (Поэтому) мы были такого мнения, что его вина не столь непростительна, чтобы совершенно истребить все ваше прежнее царское к нему благоволение, и что когда он смиренно повинится пред вашим вел-м или когда причина неудовольствия на него будет лучше рассмотрена, то вина его будет ему прощена, или он сам в ней будет оправдан. С этою целию не только он сам долго с великим настоянием нас умолял, но и некоторые из наших вельмож, давая веру его [415] оправданиям, за него ходатайствовали, прося нас за него, чтобы нам еще раз употребить его на нашу службу, отправив его в Россию нашим гонцом к вашему вел-ву, чтобы он имел случай оправдать себя и либо своими ответами, либо своим сознанием возвратить себе прежнюю милость вашего вел-ва. По государской нашей природе мы решились на сие соизволить, желая блага нашему подданному с тем, чтобы он или подвергся тому, что заслужил, или доказал свою невинность.
Из этого, благородный государь, люб-ейший и дорогой брат, ваше вел-во изволите усмотреть, что мы решились употребить службу сказанного гонца как для того, чтобы возвратить ему милость вашего вел-ва (если бы он оказался достоин ее), так и по причине знания им нравов и обычаев вашей страны, с которой он хорошо знаком. Но так как из грамот вашего вел-ва видно, что он не оправдался в глазах вашего вел-ва, мы не намерены более употреблять его впредь ни на какую подобную службу.
Что касается неудовольствия вашего вел-ва на сокращения, сделанные нами при прописании почетных титлов вашего вел-ва, ничто не столь далеко от наших мыслей, как умаление чести подобающей столь великому и могущественному государю, которого мы считаем, по его величию, достойным чести большей чем та, которую мы в состоянии ему воздать. Поэтому, чтобы оправдать себя от подозрения, что мы посягнули на какую-либо долю должного вам государского почета и величия, нам не надобно иного и более убедительного доказательства как указание на собственный наш титул, который сокращен следующим образом: Елисавета, Божиею милостию королевна Англии, Франции и Ирландии, оборонительница веры и проч. Означенные нами королевства и владения упомянуты вообще в словах: Англия, Франция и Ирландия; в каждом из них есть отдельные княжества, герцогства, графства, области и страны; если их перечислять каждое отдельно, то это весьма распространило бы наш титул и соделало бы его весьма длинным; предки наши сего не делали; не смотря на сие, мы не считаем для себя бесчестием и употребляем сокращенный титул свой во всех [416] наших письмах и грамотах, которые пишем каким бы то ни было государям, королям и властителям. Из этого мы заключаем, что, соблюдая главный титул вашего вел-ва, мы не делали вашему выс-ву никакого бесчестия, опустив перечисление всех отдельных областей. Впрочем мы охотно соглашаемся, узнав ваши обряды и обычаи, соблюдать тот порядок, который вы сами признаете более приличным. Для запечатания же наших грамот, которые мы пишем всем нашим союзникам, родственникам и друзьям, королям и государям, мы имеем две отдельные печати, которые, как наши государские печати, считаем обе одинаково почетными. По величине нашей грамоты, смотря по тому велика она или мала, к ним прикладывается большая или малая печать, причем не считается, чтобы та или другая была более или менее почетна. Так что в сказанной нашей грамоте, прелюб-ный и дражайший брат наш, не было ничего учинено с намерением умалить в отношении к вашему вел-ву обычное уважение, которое наше выс-во привыкло оказывать вашему благороднейшему отцу, преславной памяти Ивану Васильевичу, царю всея России, или вам самим, дражайший брат наш.
По прочим статьям грамоты вашего вел-ва относительно содержания нашего посланника и производства дела Антона Марша мы считаем себя удовлетворенными вашим царским ответом и усматриваем в оном похвальное и государское попечение вашего вел-ва о предупреждении смут, пререканий и тяжб, подобных тем которые возбудило дело этого Марша между нашими гостьми и вашими подданными. Попечение это состоит в намерении вашего вел-ва от времени до времени изгонять из вашей земли тех бродяг из наших подданных, которые теперь там проживают или впоследствии там останутся, и которые не принадлежать к обществу наших купцов, но уехали из нашей земли без дозволения нашего выс-ва. Наши купцы представили нам имена нескольких таких лиц, а именно: Ричард Кокс, Беннет Джакман, Рейнольд Кичин, Симон Роджерс, Михаил Лен, Фома Ворзенгем. Блоговолите, ваше вел-во, дать царский указ о высылке их из [417] вашей земли для отправления их домой с будущими кораблями во избежание неудовольствий, которые пребывание их в России может породить к возмущению нашего братского союза и к замешательству в сношениях.
И как, люб-ейший и дражайший брат, в вашем государстве недавно умер наш подданный, некто Вильям Турнбуль, а наши купцы имели с ним много препирательств из-за больших денежных сумм, которые он был им должен за то время, когда был их приказчиком в их торговых делах, каковые спорные деньги по третейскому суду были уменьшены до суммы 3 тыс. рублей; и ему следовало уплатить эти деньги, как можно удостовериться совету или судам вашего вел-ва по весьма достоверным показаниям и свидетельствам; и как кроме того сказанный Турнбуль был еще должен разным нашим подданным по собственноручным своим распискам, доходящим вообще до суммы 1326 фунтов (стерл.), каковые расписки засвидетельствованы нашею государственною печатью и будут отосланы с тем, кто повезет настоящую грамоту; он много раз обещал уплатить эти деньги. Поэтому благоволите, ваше превосходнейшее вел-во, по испытанной любви своей к справедливости, повелеть вашим благонадежным советникам и судьям наблюсти, чтобы те равные долги были бы уплачены нашим купцам и подданным из имущества, товаров и долгов, составляющих имущество сказанного Турнбуля, о коих ваше вел-во будете уведомлены агентом наших купцов.
Мы надеемся, что нам не встретится нужды вновь обращаться к вашему вел-ву с просьбою о сделании какого-нибудь распоряжения для отыскания остальных товаров, принадлежащих нашим купцам и захваченных в пользу вашего вел-ва, когда они были на руках и во владении их слуги Ивана Чаппеля, так как на это было соизволение вашего вел-ва и, вероятно, это уже и сделано по повелению вашего вел-ва. По этому мы умоляем ваше вел-во, чтобы, как возможно скорее, нашим сказанным купцам было дано или удовлетворение, или вознаграждение за те многие и великие потери, которые [418] они понесли как по этому делу, так и по многим другим случаям в последнее время.
И наконец, дражайший и люб-ейiий брат наш, так как во всех этих делах не следует ставить что-либо выше нашего полного союза и дружества, перешедшего к нам по наследству преемственно от наших предков и благородных родителей (?), приложим с обеих сторон попечение о содержании и продолжении его для наших потомков навеки. И если с чьей-либо стороны произойдет недоразумение или ошибка чрез исполнение чего-либо не по обычаю одного из наших государств, да будет сие устроено чрез обмен писем, чтобы наш союз и дружество никоим образом не были нарушаемы по какому бы то случаю ни было. — За сим поручаем ваше вел-во в охрану Всевышнего.
Из нашего королевского Вейтгальского дворца (в Лондоне) 14-го Января, лета от P. X. 1591 (1592).