-

РАФАЛОВИЧ А. А.

ЗАПИСКИ РУССКОГО ВРАЧА,

ОТПРАВЛЕННОГО НА ВОСТОК

(Доктора А. А. Рафаловича).

ПОЕЗДКА ИЗ КАИРА В ПАЛЕСТИНУ — ЭЛЬ-АРИШ, ГАЗА, ЯФФА И ИЕРУСАЛИМ.

Из столицы Египта, этой «матери вселенной», как называют ее Арабы (Омм-эль-дунья), выехал я 2/14 апреля, чрез пустыню Суейского-Перешейка, на верблюдах. Песчаная степь начинается у самых стен города, но в-течение первых двух дней деревни попадаются еще довольно часто, благодаря соседству каналов, снабжающих их водою. От Бельбейса, откуда выехал я на третий день поутру, мы взяли направление прямо к С.-В., оставляя влево удобнейшую дорогу чрез Салахиэ, по которой караваны следуют осенью и зимою, но опасную в весеннее время для верблюдов, по причине мух, кусающих животных сих до крови и совершенно их изнуряющих. Аравийская цепь гор, идущая к C.-В., и с самого Каира остававшаяся у меня справа, в расстоянии немногих верст ниже Бельбейса делает крутой поворот к В., и, направляясь к Черному-Морю, исчезает из глаз. Рас-эль-Уади, большая деревня с обширными плантациями тутовых деревьев, принадлежащих старому Паше, находится близ начала древнего канала, идущего от Загазига, поперек пустыни, к В. в Озеро-Крокодила, и составляет последнее обитаемое место по этому тракту. Берега канала являются в виде узкой, зеленой полосы земли, среди необозримых песков, и засеваются пшеницею и ячменем. Упрекают феллагов, занимающихся этим делом, в расположении к воровству. Отсюда до Эль-Ариша, крайнего города на С.-В. границе Египта, едешь пять дней с половиною чрез пустыню, не встречая больше ни жилищ, ни людей, ни даже птиц и других животных, [146] кроме ящериц, змей, мух и комаров. Первые 7 дней мы имели постоянные В. и С.-В. ветры, освежавшие воздух и продолжавшиеся от 9 часов утра до захождения солнца; и от самого Каира, почти ежедневно, крупные, но непродолжительные дожди, иногда с громом и молниею. Термометр вечером и до восхождения солнца показывал +9° или 10°Р., ночи были сыры и ощутительно свежи, а около полудня ртуть в иные дни подымалась до 26°Р. в тени. На 8-ой день утром, после дождя с громом, при С.-З. ветре, этот последний переменил направление, чрез З. перешел к Ю.-З., и в девятом часу начал носить песок, которого до-сих-пор никакой другой ветер, как ни дул он сильно, не подымал. Это обстоятельство предвестило мне близкое появление так-называемого Хамсина ¹, который действительно вскоре стал дуть с неимоверною яростью. Воздух наполнился мелким, тонким песком, входившим нам в глаза, рот, нос и уши, и проникавшим в сундуки и ящики, закрытые самым тщательным образом; солнце затмилось и как-бы потеряло блеск свой; небо приняло красновато-серый цвет, и порывы ветра, сопровождавшиеся сильнейшим визгом и ревом, производили совершенно ощущение будто он выходил из горячей печи. В этой раскаленной атмосфере путешественника обнимает нестерпимая тоска; кожа горит, но не омочается испариною, пульс становится частым и сжатым, грудь стесняется, рот и горло сохнут, а согревшаяся вода не утоляет мучительной жажды. Страшный ветер этот продолжался с одинаковою силою целых шесть часов, по как дорога моя шла к C.-В., а он дул, как всегда в Египте, с Ю.-З., то мы могли итти вперед, хотя и с большим трудом. Караван, которому он прямо в лице, должен непременно остановиться и искать убежища за холмом, в овраге, и т. п. В три часа по полудни ветер утих, и [147] чрез З.-С.-З. постепенно перешел к С.-З.; воздух освежился и я к вечеру прибыл в Эл-Ариш.

Этот город выстроен на расстоянии 3/4 часа езды от моря, на пространной, но невысокой скале, подымающейся среди песков, и содержит около 1,500 жителей обоего пола. Единственный промысл их — извоз людей и товаров на верблюдах из Египта в Сирию и обратно. Есть хозяева, владеющие несколькими сотнями верблюдов. Вид Эль-Ариша самый печальный: серые избы среди совершенно голого песка, без следа растительности, без куста, без травки; вода, добываемая из колодцев, солоноватого, неприятного вкуса. На самом морском берегу находится финиковая роща. В зимнее время вода нередких здесь дождей собирается в плоском овраге и вливается в море близь города; этот безъимянный ручей на всех картах рисуется под названием «torrent d’Egypte». Но я едва мог заметить след совершенно-высохшего русла, хотя проехал чрез него в начале апреля.

В Эль-Арише находится главный сухопутный карантин Египта против Сирии; пассажиры и товары подвергаются в нем 6-дневному термину. Я осмотрел это заведение (если можно дать это название песчаной площади, окруженной веревками), в сопровождении молодого и образованного итальянского врача, доктора де-Гори, служащего при нем. Описание представлю позже, вместе с очерком всех Египетских карантинов.

От Эль-Ариша едешь пустынею еще восемь часов, до места называемого Шейх-Зуэийд, на самой границе Сирии, где степь, покрываясь большею растительностию, а именно тонкою, мелкою травою, теряет вид свой и мало-по-малу переходит в удобную землю. Вообще однакож не должно представлять себе под названием Пустыни Суейского-Перешейка, совершенно голых, песчаных равнин, без следа растительности, хотя конечно таких мест попадается не мало. По большей-же части песок вообще весьма крупен и покрыт кочками, на коих растет кустарник, несколько прерывающий однообразный цвет [148] поверхности степи. Подле Каира и в-продолжение первых трех дней пути являются на этой-последней весьма многочисленные кварцовые булыжники разных цветов, дальше, они исчезают, но, по мере приближения к морю, поверхность пустыни становится неровною, волнистою и являются длинные ряды песчаных холмов (dunes) с продолговатыми, острыми кряжами, коих цепи, параллельные между собою, идут все в направлении к В.-С.-В., и действием ветров медленно, но постоянно подвигаются от берега во внутренность перешейка. В некоторых местах пустыни, среди песку и безводия, встречаются рощи финиковых пальм, вероятно на пунктах некогда заселенных; такова на-пример роща, называемая Нахл-Месаид (и также Хур-у-Хрир), на расстоянии пяти дней от Каира, где находятся около 200 пальм, принадлежащих кочующим бедуинам Бени-Месаид, которые переносятся сюда летом, для собирания зрелых фиников. Гораздо больше другая плантация, лежащая от этой на расстоянии каких-нибудь осьми часов, около развалин Гатии. Деревья там расположены полукругом, и образуют дугу, длиною в несколько верст. Попадаются сверх-того в степи колодцы, впрочем довольно далеко одни от других; вода в них солоновата и едва может быть употребляема людьми, но верблюды, коих вообще поят только чрез каждые 4 или 5 дней, пьют ее охотно. Воздух в степи очень чист, небо почти всегда ясно, горизонт беспределен, и здоровье, несмотря на лишения, в ней скорее поправляется, чем расстроивается; человек чувствует необыкновенную в себе бодрость и хороший аппетит, и пустыня конечно составляет естественную преграду перенесению, чрез больных людей, чумы из одного края в другой, вернее всяких карантинов и курений.

Первое Сирийское местечко, в которое прибываешь на другой день по выезде из Эль-Ариша, это Хан-Юнис. Оно лежит у подошвы невысокого холма и окружено садами, в коих находишь абрикосовые, гранатовые, инжирные, апельсинные, лимонные, тутовые и ореховые деревья, [149] тамариксы и виноград. Пышная растительность, на почве еще довольно песчаной, производит на глаза и душу путешественника, утомленного видом бесплодной, серой степи, чрез которую он только-что прошел, самое сильное впечатление удовольствия и даже радости. Вскоре к этому чувству присоединяются идеи другого рода: глядя на эти сады, тщательно содержимые и окруженные живыми заборами из cactus opuntia, коего огромные, мясистые листья в проезд мой покрыты были желтыми цветами, — видя эти поля, засеянные табаком и огурцами, и отделенные, посредством рвов и каменных стенок, от соседних полей — вы встречаете проявление частной собственности крестьянина, узнаёте скромный удел земледельца, не богатого, но пользующегося лично плодами трудов своих, и тогда невольно делаете сравнение с Египтом, где земля и произведения ее, скот и деревья, пот работника и самая жатва, где все, все принадлежит Паше, его сыновьям и любимцам!

Дома в Хан-Юнисе, как и везде в Сирии, лишенной строевого леса, каменные и покрыты, глиною; они больше чем хижины Египетских деревень, вовсе не похожие на человеческие жилища. Не боясь наводнений, жители могли строить их подальше один-от-другого; тут гораздо более простора; между избами попадаются места пустые или засеянные табаком и луком; улицы шире и население не носит на себе страшной тамги нищеты и неимоверной неопрятности, сопутниц печального порабощения феллага, у берегов Нила.

От Хан-Юниса до Газы пять часов езды. Дорога идет чрез великолепные, почти необозримые, горизонтальные равнины, граничащие к З. с Средиземным-Морем, окаймленным белыми песчаными холмами, похожими на отвердевшую пену; к В. простирается невысокая цепь гор, покрытых зеленью и составляющих отпрыск гор Иудеи. Хлеб, совершенно созревший, покрывал эти равнины и местами его уже собирали (12/24 апреля), срезывая весьма близко к колосу, длинными узкими серпами, привязанными ремнем к локтю работников. Остающиеся [150] на полях сухие стебли служат кормом для многочисленных стад быков, овец, коз, верблюдов и ослов, пасущихся все вместе в пестром разнообразии, под тению старых смоковниц (sycomorus). Пшеницу и ячмень в Сирии сеют осенью, после первых дождей, а собирают в апреле и мае, смотря по местоположению более-или-менее южному; в средине апреля, поля, шедшие в прошлом году под хлеб, засевают кукрузою, кунжутом (sesamum) и хлопчатою бумагою, собираемыми в исходе лета; после чего, поля вновь обращаются под пшеницу. Места невспаханные нашел я покрытыми растением с белыми цветами, из рода umbelliferae, весьма похожим На daucus. Оно занимало огромные пространства, но верблюды, с жадностью поедающие все что зелено, не дотрогивались до него; они еще менее касаются листьев морской луковицы (squilla maritima), дико растущей от Хан-Юниса вскрай моря до Бейрута, в чрезвычайном количестве. На иных полях соха вырывает их многие сотни, величиною в детскую голову и больше.

На расстоянии часа от Газы дорога идет чрез широкое русло реки, совершенно высохшей в проезд мой, по быстрой и глубокой после зимних дождей; это бывает с большею-частью рек в Сирии, находимых на картах: с апреля по октябрь, в-течение семи месяцев, в них нет ни капли воды.

Газа, в коей я должен был выдержать двух-суточный карантин, выстроена отчасти на вершине невысокого холма, отчасти на скатах и у подошвы его, в двух верстах от моря, и окружена прекрасными фруктовыми садами и оливковыми рощами. Трудно определить с точностью число жителей в городах Востока, в коих не записывают ни новорожденных, ни браков, а умирающих только кое-как, и где население имеет предубеждение против всех переписей вообще. По исчислению карантинного врача в Газе, г. Дромена, Француза, число душ обоего пола в верхнем и нижнем городе доходит до 15,000; итог, кажется, преувеличенный. Дома каменные с плоскими [151] крышами и часто с куполами над одною или несколькими комнатами. Террасы, как везде в Сирии, окружены перилами из глиняных труб, связанных известью: ревность мужчин и любопытство женщин, действуя совокупно, выдумали это средство скрывать последних от нескромных взоров, позволяя им самим смотреть на проходящих. Улицы в верхнем городе узки, кривы и довольно неопрятны. Вода, добываемая из ключей у подошвы холма, хороша. Положение города на дороге из Египта в Сирию и обратно, поддерживает некоторую торговую деятельность; единственный признак промышленности обнаруживается в приготовлении горшков и больших кувшинов из черноватой глины, — последние даже вывозятся в Дамьят. Болезни, встречаемые в Газе, по уверению г. Дромена, сходствуют с недугами, наблюдаемыми в Северном Египте: необыкновенно часты воспаления глаз, и в летнее время — поносы и дисентерии; в это время года нередко попадается также purpura haemorrhagica, идиопатическая и симптоматическая; первая вовсе неопасна. Перемежающиеся лихорадки довольно редки; попадаются, наконец, на улицах . люди, одержимые проказою (lepra graecorum).

Дорога из Газы в Яфу идет прямо к С.; расстояние около 16 часов. Сначала едешь три часа чрез огромный оливковый лес, очень старый, судя по толщине пней; промежутки между деревьев засеяны пшеницею, крупные, колосья которой не уступают египетским количеством и объемом зерен, хотя имеют стебли тоньше и листья уже. Проезжаешь мимо деревень Бейт-Ханун, потом Дейр-Эснет, Херибия и других, выстроенных весьма живописно на возвышенностях, изолированных среди равнины, и окруженных фруктовыми садами. Близь Дейр-Эснета — большой каменный мост чрез русло реки, которое я нашел совершенно сухим. Дальше к северу находятся деревни Мегдел, Хамами, среди оливкового леса, Исдуд, выстроенные, подобно всем виденным мною до тех пор деревням, на отдельном коническом холме; деревья с этого места встречаются несколько реже, но грунт земли тот [152] же легкий, тучный чернозем, как от самого Хан-Юниса. Иибне ² (названная на картах Ябне), куда я прибыль 17/29 апреля, лежит несколько ближе к морю и красуется на возвышенности, среди обширных садов, наполненных не раз исчисленными выше благородными фруктовыми деревьями, к коим должно присовокупить и ceratonia siliqua (caroubier, дерево дающее рожки), коего я в Египте почти не встречал. Поля прекрасны словно сады, плодоносие необыкновенное; но от самой Газы попадалась мне саранча, молодая еще, но местами в огромном количестве. Жители жарят ее и едят. От деревни Никбебы дорога еще более приближается к морю, и почва становится менее плодоносною, или, по-крайней-мере, менее обработанною. Дикая ромашка покрывает значительные пространства. Поворотив отсюда к западу, к песчаным холмам, идущим вскрай берега, вы вдруг чувствуете, что воздух свежеет, ветер дует с большею силою, слышите плескание волн, и Яфа, выстроенная на скале из слоеного песчаника амфитеатром, омываемым морем, представляется взору вашему, окруженная с сухопутной стороны пышными садами, славными во всей Сирии по отличному качеству апельсинов и лимонов, в них растущих.

В Яфе от 6 до 7,000 жителей обоего пола, и в том числе, уверяют, около половины Христиан-Сирийцев разных исповеданий. Дома больше чем в Газе, но улицы также узки, кривы и неопрятны, особенно базары, и в-следствие формы скалы, на поверхности коей они проведены, чрезвычайно круты. Местами каменные лестницы ведут с одной к другой, и с приморской стороны плоские террасы переднего, низшего ряда домов, служат улицею для заднего, высшего ряда. Город окружен стеною, и близь единственных ворот к Ю.-В. попадается небольшой квартал, состоящий из низких, закопченых землянок, прижатых одна-к-другой, и весьма неопрятных; наружный вид их живо напоминает вам селения Дельты: тут [153] действительно живет колония Египтян, бежавших от угнетений на родине, или оставшихся здесь после выступления войск Ибрагим-Паши из Сирии. Они занимаются преимущественно огородничеством; многие из них, узнав, что я прибыл из Каира, окружили меня и стали распрашивать; более всего занимали их известия о «благословенной реке» (бакр-эл-м'барек), о Ниле. Не правда-ли она хороша? «неправда-ли лучше всех рек? а наводнение было-ли достаточно в истекшем году? мы слышали, что строят мост чрез реку (барраж): не испортят-ли ее этим?» Меня глубоко тронула привязанность этих несчастных выходцев к родному краю. Торговля Яфы упала в-следствие соперничества Бейрута, и ныне ограничивается вывозом сырых продуктов, кунжутного семени, деревянного масла, фруктов и мыла, коего тут 12 фабрик; в замен она получает из Египта красный Дамьятский рис.

Болезни в Яфе не представляют ничего особенного. Purpura и тут встречается с характером доброкачественным, как в Газе; проказы нет. Описание приморского карантина, устроенного к Ю., вне городских стен, следует ниже. Около Пасхи 1838 года, из Греческого монастыря в Яфе вышла чума, свирепствовавшая потом в городе и в разных местах Палестины. Богомольцы, прибывшие в этот карантин из Адалии и Кипра, умели скрыть тело младенца, умершего от чумы еще до истечения обсервационного термина. Вышед из карантина они поступили в означенный монастырь, где вскоре двое заболели и умерли, равно-как и мать самого игумена. Карантинный врач, г. Карлети, не узнал болезни, может быть и не хотел узнать, скомпрометировав себя в «лазарете», и богомольцы поспешили выехать в Иерусалим. При монастыре жил, с многочисленным семейством и прислугою, наш Вице-Консул г. Мострос. В прежние годы чума не раз завозима была в Яфу богомольцами, но он всегда умел сохранять себя, наблюдая строгий карантин в доме своем и прерывая все сношения с монастырем. В означенном году г. Мострос этого не сделал, надеясь на [154] действия казенного карантина; вскоре заболел и умер двоюродный брат его, потом две служанки-арабки, потом двое детей; в-течение 30 дней умерло двенадцать душ в этом доме от чумы, с петехиями, но редко кто с бубоном. Тогда несчастный отец, оставшийся с одним сыном, отправился на судне в Смирну, но дорогою умер, неизвестно от горести-ли, потому-что он все плакал, или от чумы. Сын, ныне служащий при Генеральном Консуле нашем в Бейруте, и подтвердивший мне все эти факты, слышанные мною в Яфе, возвратился в этот город; на судно поставили гвардиона, который умер от чумы с бубоном. Из монастыря зараза между-тем перешла в город, где умерло около 200 душ, а богомольцы завезли ее в Рамле, в Иерусалим и его окрестности; Египетское правительство, получив известие об этом, командировало из Александрии Доктора Грасси в Палестину, и его стараниям удалось прекратить заразу, без сомнения при содействии усилившего летнего жара.

Из Яфы я отправился верхом в Иерусалим, отослав верблюдов, привезших меня из Каира. Расстояние — 15 часов езды. Дорога сначала идет к Ю.-З., чрез пространные плодоносные равнины, засеянные пшеницею и ячменем, но лишенные деревьев, за исключением оливковой рощи в 5 или 6 верстах от Яфы, насаженной, как говорят, Готфридом-Бульонским, первым Латинским Королем Св. Града. Часа через три приезжаешь в Рамле, расположенную среди садов у подошвы плоской возвышенности. Наружный вид города, в коем немногие пальмы, редкие в этих местах, и белые минареты возвышаются над окружающею их зеленью — красив и живописен, но внутренность, как везде на Востоке, вскоре разрушает приятное впечатление; дома высоки, выстроены из тесаного камня, но неопрятны, улицы узки и кривы. Жителей около 2,500, в том числе много православных Сирийцев. Есть несколько мыльных заводов.

Отсюда дорога идет к В.-С.-В., приближаясь к цепи гор Иудеи, рисовавшихся фиолетовою завесою на горизонте [155] моем, от самой Газы. Чем дальше едешь, тем неровнее, волнистее становится поверхность земли; качество ее изменяется; чернозем перемешан с многочисленными обломками серого известняка, отторгнутого зимними потоками с соседних гор; хлеб встречается реже, колосья его тоще, стебли ниже; деревьев вовсе нет, даже в соседстве деревень, мимо которых едешь и в коих избы малы, бедны. Поперек дороги идут невысокие холмы, параллельные между-собою, и направляющиеся к Ю. и С.; от Атруна и Эмоса (двух посадов, коих имена напоминают великие события Евангелия) она уже решительно в самых горах, вьется то направо, то налево, вверх и вниз, по крутым спускам и вдоль глубоких оврагов. Со всех сторон вас окружают высокие, конические холмы, составленные из серого известняка, коего слои, то горизонтальные, то легко наклоненные в ту-или-другую сторону с сохранением параллелизма, расположены в виде уступов с подошвы до вершины гор, и образуют узкие террасы, из коих иные покрыты тонким слоем наносной земли и засеяны ячменем, полосами не шире 10 или 12 футов; на других, посажено по нескольку тощих, оливковых деревьев; но вообще поверхность и скаты гор здесь совершенно бесплодны, и редко где попадаются клочки сероватого кустарника, между которых торчат выступающие наружу голые края громадных скал, придающие этому печальному пейзажу вид исполинских кладбищ: вся природа носит печать какой-то холодной безнадежности и улетевшей жизни. Деревни здесь попадаются весьма редко, и выстроены на едва доступных крутых вершинах; в соседстве их, пастухи, часто с ружьем за спиною, пасут небольшие стада черных коз, примечательных по широким плоским ушам, длиною в фут и более. Подле деревни Калони, на дне глубокой долины, есть несколько садов, в коих между прочим нашел я яблони; но это малая точка среди нагроможденных скал. Шесть часов сряду едешь шагом по этим опасным тропинкам, по коим лошади и мулы, несмотря на [156] привычку и верный шаг, ступают с трудом и удивительною осторожностью; наконец, взбираешься на высокую плоскость, легко наклоненную с З. к В., и представляющую на поверхности своей разные виды известковых формаций — от мягкого мела да желто-розового мрамора, и туфа, звонкого как кремень. На краю этой плоскости вдруг является почти четвероугольная масса домов, окруженных высокими, зубчатыми стенами и башнями; подъезжаете к воротам — сердце ваше забивается сильнее и быстрее: вы в Иерусалиме!

Я провел 18 дней в Св. Граде, в доме Греческого Патриарха, преосвященнейшего Кирилла, гостеприимно открытого для Русских. Изучив в-подробности местоположение города и окрестностей, сообщу здесь только то, что непосредственно касается моего предмета.

В Иерусалиме ныне находится от 13 до 14,000 жителей обоего пола, в том числе около 5,000 мусульман, до 6,000 Евреев разных наций, плачущих здесь над развалинами храма своего, коего место занимает, состоящий из двух мечетей, Херам-Шериф. Православных Сирийцев — около 1,000, Латинов — не более 4 или 500, Армян-Григорианцев — до 150, Абиссинцев и Коптов, имеющих здесь небольшие монастыри и особые престолы в Церкви Св. гроба, — весьма мало, 15 или 20 душ. Улицы чрезвычайно круты, кривы, с утомительною, скользкою мостовою, и в верхней части города, на Сионской-Горе, пусты и тихи; в нижней-же части, где находятся базары и Еврейский квартал, узки, шумны и весьма неопрятны. Очень часто улицы проходят под домами, держащимися над ними верхом, посредством низких сводов. Тут, среди лавочек с съестными припасами, неспелыми или гнилыми фруктами, огурцами и битыми баранами, и около кожевенных заводов, находящихся в центре города, близь самой Церкви Св. гроба — толпится население тощее, бледное, оборванное, состоящее, подумаешь, только из нищих, если судить по жадности, с которою они просят бакшиша и требуют милостыни. Бедность жителей действительно крайняя: торговой [157] и промышленной деятельности вовсе нет; большая-часть христиан живет подаяниями монастырей; Евреи содержатся все суммами, жертвуемыми ежегодно их единоверцами в разных частях света; мусульманское население не богаче.

Вода в Иерусалиме добывается преимущественно из Силоанского-Ключа у Иосафатовой-Долины, и из колодца называемого Бир-Эюб к Ю. от Сионской-Горы. Она хороша, но недостаточна для потребностей населения; поэтому, равно-как и по расстоянию, из какого ее приносят в город, она дорога, и жители употребляют воду из цистерн, не всегда чистую и хорошую. Везде в больших домах, при монастырях и т. п., устроены цистерны, которые остаются пустыми после зимы без дождей. Английская Больница для Евреев имеет свою цистерну и, несмотря на то, ежегодно покупает на 3,500 пиастров (200 рублей сер.) воды. Недостаток этой-последней также не позволяет населению брать холодные и теплые ванны, столь полезные и необходимые для опрятности и здоровья. В древние, библейские времена, около города и внутри его, находились огромные бассейны и водохранилища, остатки коих сохраняются еще поныне.

В Иерусалиме существует небольшой турецкий госпиталь для двух пехотных баталионов гарнизона; он не представляет ничего примечательного. Любопытнее больница, открытая пять лет тому назад на Сионской-Горе, иждивением Лондонского общества «для распространения истинного познания Св. Писания между Евреями». Врач, хирург и провизор — Англичане; аптека очень хороша и получает все медикаменты, простые и сложные, из Лондона. В заведение принимаются только больные из Евреев; 10 железных кроватей, в одной зале нижнего яруса, назначены для мужчин; для женщин в верхнем этаже устроено 15 кроватей в четырех небольших палатах, отапливаемых зимою железными печками. Постель, белье, посуда весьма хороши и содержатся, под надзором мистрис Mac-Gowan, жены больничного врача, с необыкновенною опрятностью. Пища приготовляется с строгим соблюдением Еврейских [158] обрядов. Сверх больных, поступающих в заведение, ежедневно является туда значительное число приходящих, коим лекарства отпускаются безденежно.

Другое заведение учреждено было Евреями, опасавшимися, чтобы Британская Филантропия не скрывала видов прозелитизма. Они устроили больницу, в которую определили врача-еврея, выписанного из Баварии. Убедившись вскоре, что Англичане мало добивались до религиозных убеждений своих пациентов, и что кухня во всей точности соображалась с законами Моисея, Еврейское население постепенно возвратилось в первое, лучше содержимое заведение, и оставило второе, пришедшее мало-по-малу в упадок.

При Греческом Патриаршем Доме находится врач, воспитанный в Европе, которого, к-сожалению, не было при мне в городе, и открыта весьма хорошо устроенная аптека, отпускающая лекарства богомольцам и бедным жителям православным — бесплатно.

Подобное учреждение существует при Латино-Католическом Монастыре Св. Сильватора. Один из братьев-францисканов, имеющий некоторые практические врачебные сведения, занимается пользованием больных между своими единоверцами.

Из болезней, наичаще встречаемых в Иерусалиме, одни производятся климатом и местоположением города; другие — вредными обычаями населения; многие, и это большая часть недугов, зависят от бедности, лишений и скудной его жизни. К первым относятся преимущественно простудные, мокротные и ревматические поражения. Иерусалим находится на высокой плоскости, с трех сторон открытой ветрам, и около 3,500 футов над уровнем моря. Дни жарки, но вечера весьма свежи; зимою понижение температуры значительно: вода в открытых бассейнах покрывается тогда к утру порядочною ледяною корою, на которую можно бросить камешек не разбивая ее; печей в домах нет, нет также и стекол в окнах; топливо дорого, дожди часты. Бедный человек плохо одет; возвращается [159] вечером домой мокрый, голодный, скучный; комнаты холодны и сыры; ъсть нечего, жена вздыхает, дети жалуются: трудно долго устоять против подобных угнетающих влияний нравственных и физических, коих существование едва подозревается особами высших сословий, живущих среди удобств утонченного комфорта, но размышляющий врач найдет в соединении их источник многочисленнейших болезней! — Поносы и дисентерии являются летом в-следствие жара и употребления неспелых фруктов; последняя форма желудочных расстройств нередко с смертельным исходом. Осени свойственны тифозные горячки, нередко тяжкие, с петехиями, но никогда не сопутствуемые опухолями лимфатических наружных желез; они часто оканчиваются неблагополучно, развиваются-же из запущенных летних поносов, или присоединяются ко всякой другой болезни, у людей худосочных, изнуренных скудною пищею и недостатком жизненных удобств. Перемежающиеся лихорадки часты, весною в разных типах периодичности, но доброкачественны и уступают умеренным приемам хинина. Не редка-же здесь и purpura haemorrbagica; доктор Мас-Gowen приписывает причины ее бедности и лишениям разного рода, переносимым низшими классами населения, и видел хорошее действие от внутреннего употребления железных приготовлений. Весьма часты воспаления глаз, зависящие преимущественно от тех-же влияний, и усиливаемые пренебрежением, простудою, дурным пользованием и т. п. Действительно, в городе попадается много людей слепых, кривых, с пятнами на глазах и пр., но все гораздо меньше, чем в Египте. Сифилис встречается нередко и завозится богомольцами. Между детьми свирепствуют летом поносы, и, время-от-времени, эпидемии натуральной оспы; прививание предохранительной мало распространено. Корь и скарлатина встречаются, но не часто.

Достойна посещения также колония одержимых проказою (lepra); они живут в семьнадцати небольших избах, выстроенных в один ряд, с внутренней стороны городской стены, у так-называемых Сионских- Ворот [160] (Баб Эл-Нэби Дауд). Я нашел там 24 больных, в том числе 6 женщин; из них многие представили мне совершенно теже расстройства, какие я видел в 1846 году в Скутари: потерю оконечных составов или и целых пальцев, но только на руках, а не на ногах; совершенное разрушение нижней мясистой части носа, или только одного хряща извнутри; у одного мужчины и у одной женщины — разрушение роговой оболочки обоих глаз; у другого молодого мужчины — руки, до плеча, и голени покрыты были бугорками, отчасти изъязвленными, и кожа между них, и вообще на оконечностях, была совершенно нечувствительна; у большей-части, наконец, характеристический осиплый голос. Были, однакож, и формы, которых я в Константинополе не встречал. В этой колонии живут Христиане и Мусульмане вместе и весьма мирно, но до Ибрагим-Паши первые занимали хижины в противоположной части города, у Дамасских-Ворот (Баб эл-Амуд). Всеми ими ныне управляет староста (шейх), одержимый сам проказою, равно-как и жена его; малолетний ребенок, которого последняя кормит грудью, совершенно здоров. Христиане живут милостынею, собираемою в городе, и хлебом, который раздается им каждую субботу из монастырей; мусульмане прежде пользовались доходами мечети в Хевроне, но ныне, уже 4 год, лишены их. В эту колонию больные поступают отчасти из самого Иерусалима, отчасти из Газы и Наплуза, где я в-последствии видел многих одержимых проказою. Болезнь эта, по мнению Доктора Mac-Gowan, не прилипчива, но переходит наследственно, развиваясь однакож не раньше 14 и 15-летнего возраста.

Комментарии

1. Хотя Хамсин арабское слово, значащее пятьдесят; но одни Европейцы дают это название описываемому мною ветру. Туземцы называют его М’рисом.

2. Я тщательно стараюсь передавать, как можно вернее, произношение арабских названий мест.

Текст воспроизведен по изданию: Записки русского врача, отправленного на Восток (Доктора А. А. Рафаловича) // Журнал министерства внутренних дел, № 10. 1847