РАФАЛОВИЧ А. А.

ЗАПИСКИ РУССКОГО ВРАЧА,

ОТПРАВЛЕННОГО НА ВОСТОК

(Доктора А. А. Рафаловича).

ДЕЛЬТА; РОЗЕТТ; ДАМЬЯТ; ОБРАЗЦОВЫЕ ДЕРЕВНИ.

Чрез несколько времени после прибытия моего в Каир, представился мне удобный случай обозреть Нижний-Египет: службы Вице-Короля французский инженер, г. д’Арно (известный в ученом свете путешествиями своими вверх по [482] Нилу, доведшими его до 4° С. Ш.), выезжая на барке в Розетт и Дамьят, предложил мне посетить эти места вместе с ним. Я с радостью согласился на это приглашение, дававшее мне возможность обозреть край любопытнейший в сопровождении человека, хорошо знакомого с местностями, и выехав из Каира 4/16 января, воротился обратно не ранее как после 46-дневного плавания по обеим ветвям Нила.

Поездка производилась таким образом. По отправлении из Каира ночью 4 января, на другой день утром прибыл я в деревню Шарлаган, на правом берегу Нила, около 25 верст ниже столицы. В этом месте называемом Арабами Фум-эль-бахр (устье реки), производятся гигантские работы, предпринятые Французским инженером Мужель-беем, для заслонения (barrage) Нила, разделяющегося здесь на две ветви свои — восточную, Дамьятскую, и западную, Ливийскую или Розеттскую. Ширина первой равняется почти 1,125 футам (374 метрам), последней — 955 футам (318 метрам). Барраж будет состоять в двух каменных мостах на арках с чугунными дверьми, которые устроятся поперек обеих ветвей, с целью получит возможность подымать воду Нила, весьма мелкую в летние месяцы, до уровня, при котором орошение полей совершается без содействия водочерпательных снарядов (сакие), для коих в Дельте потребны труды 100,000 человек и 300,000 быков. Если эти работы удадутся, то земледелие, судоходство и вообще состояние Нижнего-Египта, а вместе-с-тем и состояние жителей-феллагов, совершенно изменятся: вот почему я с величайшим любопытством осмотрел эти работы, у которых ныне находятся до 20,000 человек войска и около 10,000 крестьян, составляющих, вместе с семействами их, тут же живущими, население слишком в 60,000 душ, расположенных во временно-устроенных деревнях, на вершине Дельты. Директор работ, службы Паши генерал Мужель-бей, принял меня ласково и дал мне все объяснения, которых я от него просил. [483]

От Шарлагана мы спустились по западной ветви Нила; останавливались для осмотра трех образцовых деревень: Гизеи, Негилле и Кафр-Зията, по плану которых, составленному Клот-беем и инженерами Линан-беем и д’Арно, Паша намерен перестроить все 6,000 деревень, находящихся в Египте; ниже я опишу их подробнее. Потом провели мы несколько дней у устья канала Махмудийэ, соединяющего Александрию с Нилом, и обозрели работы чищения канала Катат-бея, снабжающего Махмудийэ водою; во время моего посещения, на пространстве немногих верст, соединено было 30,000 работников всех возрастов — от малолетних детей до дряхлых стариков — стоявших большую-часть дня в воде или грязи по пояс. Посвятив несколько дней затем на посещение города Розетта (у Арабов, Решит) и устья Нила, мы возвратились вверх по Нилу к барражу, куда, по причине противного ветра, прибыли чрез 12 дней, тогда-как при попутном ветре достаточно для этого двух суток. Я воспользовался сим временем, чтобы с большею подробностью осмотреть прибрежные селения, и отправиться верхом внутрь Дельты, в Менуф, большой город, давший свое имя области Мэнуфийэ, плодоноснейшей в целом Нижнем-Египте. От барража мы снова переменили направление и спустились по восточной ветви в Дамьят, где пробыли неделю, употребленную мною на изучение города, окрестных деревень, устья реки, берегов огромного озера Мензале и проч. Наконец, обозрев примечательнейшие места вдоль обоих берегов Дамьятской ветви до Каира, я возвратился в эту столицу 20 февраля/3 марта, и вот результаты наблюдений моих в Нижнем-Египте.

По мере того, как мы, удаляясь от Каира, приближались к северному пределу Египта, Средиземному-Морю, берега Нила становились все ниже-и-ниже, так-что при устьях восточной и западной ветви, они не более 3 футов выше этиажа, тогда-как около Каира эта разница составляет 12 и 15 футов, а в южной части Верхнего-Египта — 24 и 30. Вдоль берегов Нила, почти везде [484] совершенно круто, или отвесными террасами в вид лестницы опускающимися до поверхности воды — идут плотины, или-лучше земляные насыпи, шириною от 6 до 8 футов и столькоже вышиною. Назначение их двояко: они ограждают поля и селения от вторжения вод Нила, вовремя достижения им высшей точки своей, в августе и сентябре каждого года, а с-другой-стороны не позволяют воде, нарочно пущенной посредством каналов и прорезов в плотинах, на поля, возвращаться в Нил прежде надлежащего напитания грунта земли и осаждения глины и органических частиц, содержащихся в этой воде. Во время половодий, когда вся Дельта похожа на огромное озеро, эти насыпи служат единственною дорогою для сообщения между селениями; да и в остальную часть года, они составляют как-бы шоссе, по которым отправляются люди и животные, переносящие здесь, при совершенном отсутствии всякого рода подвод и повозок, тяжести и продукты земледелия, из одного места в другое.

Селения и самые города, как вдоль берегов Нила, так и во внутренности Дельты, выстроены на площадях, возвышенных над уровнем соседних земель, и во время наводнения составляют как-бы острова, со всех сторон окруженные водою. На Розеттской ветви, подле каждой деревни находятся группы финиковых пальм, драгоценнейших между всеми Египетскими деревьями, и сикоморы, постоянно встречаемые в соседстве горшечных и барабанных колодцев (сакте, puits а godels, puits a tympan), приводимых, при нынешнем недостатке волов, в движение буйволами (редко лошадьми или верблюдами), находящими под тенью сих деревьев защиту от солнечного зноя. На Дамьятской ветви финиковые пальмы попадаются реже. Между Мит-Гамаром и Дамьятом их заменяют акации, и только около сего-последнего города вновь является обширная пальмовая плантация, покрывающая все пространство между правым берегом реки и озером Мензале. В садах растут апельсинные, лимонные, оранжевые и гранатовые деревья, персики, бананы, тутовые и [485] оливковые деревья, lawsonia inermis, коего лист употребляется для крашения ногтей женщинами на всем Востоке (henne), и многие другие. Поля везде представляются в виде необозримых, почти горизонтальных равнин, прерываемых только большими или меньшими каналами, служащими для их орошения. Во время нынешней поездки моей они были покрыты самою сочною, роскошною растительностью: пшеница, ячмень, бобы и «берсим» (trifolium alexandrinum), употребляемый в пищу домашними животными, занимали большую часть их. 30 января, около Негилле, на Розеттской ветви, пшеница была вышиною в аршин с четвертью, и ячмень в крупных колосьях, между тем их посеяли на земле невспаханной, а просто смягченной лишь Нилом во время наводнения. Вся северная полоса Дельты, идущая от Фуа до Мансуры, поперек всего треугольника, до самого Средиземного-Моря, засевается в апреле рисом, собираемым в ноябре с полей, на коих в остальные месяцы сеют берсим и пшеницу. Кукуруза (zea mais), хлопчатая бумага (gofsypium herbaceum в Дельте, и g. arborescens в Верхнем-Египте), кунжут (sesamum officinale), индиго, лен, colza, чечевица и многие другие полезнейшие растения собираются в изобилии в сей благословенной земле, никогда не истощающейся и дающей по две и по три жатвы в год. Берсим в-течение пяти месяцев четыре раза снимается. Унавоживание полей здесь почти не в употреблении; для некоторых только растений, например сахарного тростника и арбузов, берут голубиный помет (colombine); поля, засеваемые хлопчатою бумагою, или те, которые недостаточно орошены были Нилом, часто покрывают слоем сэбаха — сору, накопляющегося вокруг деревень, и состоящего из земли, пепла, соломы и т. п. Для всех-же зимних и части летних посевов достаточно плодотворного действия Нильской воды, которой влияние на землю двояко: она осаждает на нее, во время 6-недельного своего пребывания на полях, на которых впрочем часто переменяется чрез впущение свежей — слой глины, напитанпой органическими частицами, а с-другой [486] стороны, она смывает с поверхности полей и уносит соли, которыми насыщен грунт земли во всем Египте и которые, во время летних жаров, выступают на нее, образуя даже во многих местах явный белый налёт, вредный для растительности. Зимою и весною Дельта походит на прелестный сад, свежею, роскошною зеленью, голубым небом и чистым, прозрачным до неимоверности, воздухом — приводящий в восторг посетителя!

Но зато жилища земледельца не только не соответствуют этому благословенному состоянию земли и природы, но, напротив того, далеко превышают все, что можно представить себе неудобного, неопрятного, вредного для здоровья. Организм феллага носить на себе явные следы вредного влияния дурного устройства землянок, в которых он живет, пищи, которую употребляет и вообще нищеты, до которой доведен, преимущественно под управлением Мегмет-Али. Египтяне все почти весьма худощавы, худосочны и одержимы многими болезнями: лихорадками, дисентериею, воспалением глаз, накожными сыпями, и многими другими. Женщины, выходя замуж слишком рано, нередко на 10-м году, преждевременно стареются, и сохраняя остеологическое совершенство наружных форм, на что я уже имел случай указать — являются с кожею вялою, в морщинах, с обвислыми грудями, из коих с трудом сосет скудную пищу младенец тощий, покрытый струпьями, нередко сифилитическими язвами, или с воспаленными глазами, на которые садятся рои мух. Одежда феллагов обоего пола — синяя бумажная рубашка; реже, еще таковыеже шаровары; но мужчины, отправляясь на работу, надевают сверху шерстяной плащь (аббаиэ), тогда-как женщины и дети, летом и зимою, носят одну и туже рубашку которую переменяют только тогда, когда она совершенно обратилась в рубище.

Печален вид деревень в большей-части Дельты, но еще несравненно печальнее состояние городов во всем Нижнем-Египте. Фуа, некогда богатая столица сего-последнего, Сендиунг, Деймур, Менуф. Семенуд и Абусир, [487] Бене-Асале и Фарескур, Мансура и Митгамар, одним словом все посещенные мною в эту поездку города, не исключая Розетта и Дамьята, представляют одни почти развалины. Дома, выстроенные все из отличного красного кирпича, в 2, 3 и 4 этажа, украшенные прежде резьбою на дверях и на выдающихся в улицы «мушарабийэ», свидетельствуют о зажиточности первоначальных владельцев. Ныне, можно сказать без преувеличения, что 9/10 всех зданий, или разрушены до основания, или сохранили один нижний ярус, обитаемый нищими; базары пусты, лавки закрыты или развалились; мечети, как и все прочие строения, по большей-части разрушены; в местах, где их было 5, 6 и больше, находишь едва одну или две уцелевшие. Население бедное, покрытое рубищами, преследует посетителя просьбою милостыни; улицы и площади наполнены сором или навозом; стены оставшихся домов облеплены лепешками из бычачьего, верблюжьего и т. п. помета (гилле), употребляемого здесь вместо топлива. Глядя на это страшное зрелище разрушения и нищеты, спрашиваешь себя: землетрясение-ли, неприятельское-ли нашествие, опустошили эти некогда цветущие города? «Управление великого Паши раззорило нас», отвечают вам со вздохом жители! — Сендиун и Деймур, на Розеттской ветви, до того раззорены, что начальство ломает дома и перевозит кирпич в Александрию, для построек в саду Саид-Паши, сына Вице-Короля. В Фуа, на той-же ветви, находятся весьма значительные бумагопрядильные и тарбушная фабрики Ибрагим-Паши, с несколькими стами работников; в городе остались одни калеки, слепые, хромые и немощные старики; все прочее население бежало, чтобы не быть взятым насильно на фабрики, где работникам платят слишком мало, и то не деньгами, а тарбушами (красными шапками) и полотном, которые они получают по произвольным, высоким ценам, и должны продавать с убытком. Таким образом, то, что в другом крае умножило-бы благосостояние в городе и развило-бы промышленную деятельность — присутствие больших фабрик — в Египте уничтожает эту деятельность и опустошает [488] города. Тоже самое я видел во всех, еще весьма многочисленных местах, в коих Паша сохранил свои фабрики. Холера 1831 года, чума 1835, Сирийская компания 1840, и скотский падеж 1843 года, поныне несовершенно прекратившийся — докончали падение внутреннего благосостояния Египта. Цвет населения, войско — пало или бежало: другую значительную часть его истребили помянутые болезни. Недостаток рогатого скота (ныне в Дельте за хорошего быка платят от 2,000 до 4,000 пиастров, то-есть от 500 до 1,000 франков, тогда-как до эпизоотии самая высокая цена за быка была от 600 до 800 пиастров) лишил феллагов возможности обработывать поля и в-особенности приводить в действие водочерпательные снаряды, без коих в Египте ничего не растет. Между-тем, Паша никак не соглашался на уменьшение налогов, а большая-часть селений были вне состояния заплатить требуемые или следующие с них подати. Отняв у крестьян последнюю движимость для пополнения недоимок, Паша, наконец, взял в свое частное управление или роздал сыновьям и любимцам своим, и самые деревни, обязуя новых владельцев платить за них подати, и предоставляя им право, какими угодно способами, возвращать себе издержки из доходов деревень. Таким-образом, значительнейшая часть Дельты принадлежит детям Паши или высшим сановникам, министрам, Солиман-Паше (Французскому полковнику Seves), Василиос-бею, Копту, главному писцу по счетной части, и многим другим. Мансурский генерал-губернатор, Хуршид-Паша, владеет в управляемой им области, лежащей на правом берегу Дамьятской ветви — 93 деревнями, за которые он ежегодно платит казне 12,000 кошельков (6.000,000 пиастров) податей. В тойже области, Дахалии, из числа 231,262 душ обоего пола, составляющих, по сообщенным мне в Мансуре оффициальным сведениям, все ее население только 64,000 душ обоего пола живут в селениях свободных, занимающихся хлебопашеством на собственный свой счет; остальные-же все принадлежат к деревням Паши или сыновей и фаворитов его. Эти [489] последние не всегда выручают из доходов земли заплаченные ими казне подати; тогда налагается запрещение на имение и жалованье новых владельцев, из коих многие этим подарком Паши приведены в совершенное раззорение. Из 60,000 ардебов риса (ардеб Розеттский весом около 11 пудов), отправляемых ежегодно морем из Розетта, только 4,000 производятся па полях частных владельцев; остальные 56,000 принадлежат Вице-Королю, детям его и т. д. Один поземельный и подушный сбор в области Дахалии, заключающей 380,000 феданов удобной земли (федан равен около 1,400 кв. саженям), дает Паше ежегодно 55,000 кошельков (275 миллионов пиастров), не считая разных косвенных налогов на соль, рыбный промысел, судоходство, и стоимости общественных работ в губерниях часто удаленных, для которых беспрестанно берутся из деревень люди, работающие бесплатно, и т. п.

Нижний-Египет составляет не только собственно Дельта, но и та часть земли, плодоносной и заселенной, которая заключается с-одной-стороны между левым берегом Розеттской ветви и продолжением цепи Ливийских-Гор, идущих к С. З. почти до Александрии; — а с-другой-стороны — между правым берегом Дамьятской ветви и отпрысками Аравийской цепи холмов, простирающихся к С. В. до самого озера Мензале. Дельта-же находится между обеих ветвей Нила, и составляет треугольник почти равносторонний, коего основание идет от устьев этих ветвей, ниже Дамьята и Розетта, вдоль южного берега Средиземного-Моря, на протяжении около 135 верст, а вершина находится около деревни Шарлаган. От этого пункта до впадения своего в море, Розеттская ветвь развертывается на извилистой линии, длиною в 210 верст, а Дамьятская — на линии длиною в 213 верст. Но расстояние городов Розетта и Дамьята от вершины треугольника Дельты, или точнее, от пирамиды в Гизе, находящейся в 30 верстах выше сей вершины к Ю. З., гораздо короче по прямой линии, и равняется, для первого из этих городов, почти 156 верстам, для последнего — только 154 верстам. Эти расстояния [490] относительно весьма малы, а между тем различие климата и метеорологических влияний между Каиром и северною частью Дельты, весьма значительно и резко. Дожди в Каире весьма редки: с 15 ноября по 15 января, в-течение двух месяцев, я видел только два раза мелкий дождик; по едва отъехал я на 50 верст к северу от этой столицы, как пошли дожди, нередко проливные, возобновлявшиеся ежедневно или через день, в-течение трех первых недель проведенных мною на Розеттской ветви. Зимние месяцы, стало-быть, приятные и теплые в Каире и Среднем-Египте, весьма неприятны, сыры и прохладны в северной части Нижнего, особенно в Александрии, Розетте и Дамьяте. Возвращаясь из Розетта вверх по Нилу к Фум-эль-бахр, я мог следовать за постепенным возвышением ртути в термометре, по мере приближения моего к вершине Дельты: она показывала 1/13 февраля, у барража, утром в 9 часов, +20 1/2 градусов R. в тени, и жар, при южном ветре, был нестерпимый. Чрез неделю я прибыл в Дамьят: температура воздуха была очень свежа; всякий день шел дождь, и 7/19 числа тогоже месяца ртуть поутру опустилась до +8 1/2° R. и выпал град, покрывший все улицы льдинками; в три часа по полудни град возобновился; градины были величиною в лесной орех. Значительное влияние на эту разницу в климате Нижнего и Среднего-Египта, обнаруживающуюся в характере болезней людей и животных, столькоже как и в растительной производительности Дельты: здесь не встречаешь многих растений, свойственных южным полосам Египта, и наоборот — влияние на эту разницу в климате, говорю, имеет соседство Средиземного-Моря, и еще более присутствие в Нижнем-Египте огромных озер — Мареотиса, Абукирского, Эдку, Бурлоса и Мензале — которые простираются поперек всего Нижнего-Египта и Дельты, от Александрии до развалин древнего Пелуза, крайнего города этой страны, находящегося в 85 верстах к востоку от Дамьата. Эти огромные массы воды поддерживают сырость в воздухе, значительно содействуют к понижению температуры его [491] и отнимают у земледелия вею северную полосу Нижнего-Египта.

Не буду входить здесь в подробности на-счет Розетта и Дамьята. Эти города, некогда стало важные и богатые, пришли в совершенный упадок, благодаря запретительной системе Вице-Короля, раззорившей торговлю, и открытию канала Махмудийэ, соединяющего Александрию с Нилом. Порты Розетта и Дамьята весьма неудобны; устья ветвей Нила (богазы) заслоняются песчаными мелями, происходящими от столкновения волн морских с массою воды, ударяющей об них и вливающейся беспрестанно из обеих рек; вход в богазы затруднителен, опасен, и, при сильном южном ветре, почти невозможен; сверх-того, они слишком мелки для больших, многотонных судов. Поэтому, вся торговая деятельность обратилась ныне в Александрию, имеющую единственную во всем Египте удобную гавань; богатые купцы мало-по-малу переехали туда, и в Розетте и Дамьяте осталась единственная ветвь коммерческая и промышленная: приготовление и отправление в разные места Леванта, риса, который из Египта в Евроту нейдет; Розетт отправляет ежегодно, как мы уже показали выше, около 60,000 ардебов, Дамьят почти вдвое больше. Раз-зорение торговли повлекло за собою и раззорение самих городов, коих местоположение прекрасно, и архитектура домов отличается оригинальностью и чистотою Арабского вкуса. Ныне большая-часть домов представляет одни развалины; население бедно, и производит на посетителя впечатление безусловной, горькой нищеты. В Дамьяте с 20,000 жителей, в Розетте с 18,000 — нельзя достать, на-пример, стекол для окон; нет вводной частной аптеки, и Розеттский губернатор должен был отправить чрез нарочного в Александрию рецепт, прописанный мною умирающему его сыну!

В Дамьяте существует карантин для пассажиров прибывающих морем из Сирии, кои подвергаются в нем 12-дневному термину; но товары, заразу приемлющие, здесь не очищаются, а должны идти в [492] Александрийский «Лазарет». Карантин в Дамьяте прежде находился на левом берегу реки, близь устья ее, верстах в 40 от города; он был засыпан песком, и поэтому в нынешнем году насупротив его выстроили на правом берегу новое кирпичное здание. Оно еще не совсем кончено, и пассажиры покуда помещаются, довольно неудобно, в ветхой казарме внутри крепости Калаат-кебире, выстроенной Французами, в 1799 году, у богаза, несколько выше деревни Эзбет-эль-борг, на правом же берегу. Новый карантин представляет некоторые весьма важные недостатки, о коих еще буду иметь случай говорить подробнее. Он управляется инспектором (назыр) Европейцом, который есть вместе и начальник «office de sante» в городе Дамьяте, имеет товарища-Европейца, доктора Реджио, и 40 человек военных гвардионов под своим начальством. На них возложено, кроме прямой карантинной службы, исполнение медико-полицейских мер относительно свидетельствования тел умерших, содержания опрятности в городе, надзор за качеством съестных припасов и т. п. Назыр, сверх того, подписывает судовые патенты барок, отправляющихся из Дамьята, чрез богаз, в Александрию или Левант. Доктор Реджио Европейский медик в Дамьяте, не мог мне сообщить никаких врачебных сведений об этом городе, в котором проживает четвертый год, не имея решительно никакой практики. Из книг, в которые он записывает смертность, я мог извлечь только следующие данные: в 1844 году, умерло в Дамьяте 1,207 человек обоего пола, в 1845 году — 1,068, и в 1846 — 1,294. В числе умерших в 1844 году было 33 души похищенных чумою; с-тех-пор зараза там не обнаруживалась. Болезни, наичаще встречаемые в Дамьяте, суть оспа и корь, тифы, перемежающиеся лихорадки и последовательная водяная, поносы и дисентерии. Весьма часта тут elephantiasis одной или обеих нижних оконечностей, как у мужчин, так и у женщин, и я видел многие примеры их; но как больные Арабы за советом к врачу не обращаются, то он не мог дать мне никаких объяснений [493] по этому предмету. Чуму Реджио видел в Александрии в 1834/35 году, служа при морском гошпитале: он абсолютный Коатагионист и такой же приверженец карантинов. Ново было для меня мнение его, приписывающее выкидыши, столь частые между Египтянками-феллагами, общему обыкновению носить на голове огромные и весьма тяжелые ковши с водою (балас), черпаемою в Ниле. Акт подымания с земли ковша и поставления его на голову, действительно сопряжен с напряжением мускулов брюха и диафрагма, которое может сделаться опасным для женщины беременной.

В Розеттте нет карантина для пассажиров, но находится «Карантинная Депутация», состоящая из назыря и врача Европейца, единственного в городе. Цель депутации, чисто медико-полицейская, и выдача патентов здравия баркам, отплывающим чрез богаз, составляет главное занятие назыря. В нескольких верстах ниже города, на правом берегу реки, находится домик, занимаемый надзирателем и несколькими гвардионами, которые наблюдают за тем, чтобы барки, приходящие из Сирии, не приставали тайно к берегу; а в случае крушений, частых у этих берегов, гвардионы не допускают сообщения между экипажем и людьми практическими, и т. д. Карантинный врач, г. Мартини, молодой человек не без образования; но, прибыв только с год тому в Египет, и проживая не более четырех месяцев в Розетте, он не мог сообщить мне ничего относительно климата, болезней, господствующих в этом городе, и характера их. В одном он соглашался с немногими другими Европейцами, живущими, в Розетте, именно в том, что климат этот довольно приятен, что болезней встречается не много, и что только одно поражение является Необыкновенно часто — hydrocele idiopathicum, коим страдает может-быть одна треть всего мужского Арабского населения Розетта. Причины этого поражения доктор Мартини не мог мне объяснить. Вот цифры смертности за последние три года мусульманского календаря, извлеченные из регистров Карантинной Депутации: в 1260 году гиджры умерло в Розетте 668 душ обоего пола, в 1621 — 651, [494] а в 1262 — 738. В этом город находится также гражданская больница, в которую люди всякого звания принимаются безмездно; она управляется медиком-Арабом и устроена весьма неудобно. Больные, поэтому, неохотно в нее отправляются, а медик от-времени-до-времени делает экскурсии в казенные рисовые фабрики и насильно отправляет в гошпиталь работников, кажущихся ему нездоровыми, что совершается не без противоборства с их стороны и не без столкновений с губернатором города. Во время моего посещения, в заведении находился только один больной.

В Мансуре, довольно большом городе на правом берегу Дамьятской ветви, находится «office de sante», управляемое доктором Колучи, и имеющее здесь, как и в Розетте, цель чисто медико-полицейскую. Врач этот человек опытный и весьма способный по своей части. Он жаловался мне на несодействие властей к приведению в исполнение гигиенических мер, признанных необходимыми самим правительством, и на вредные последствия для службы провинциальных врачей от вражды между Клот-беем и Гаетани-беем, которые оба равные начальники сим врачам, первый — как Председатель Медицинского Совета, последний — как Президент Совета Общественного Здравия. Врачи в губерниях находятся в виду противоположных теорий беев, как между Сциллою и Харибдою, не знают кого слушать, и предпочитают не делать ничего! Доктор Колучи, впрочем, ввел некоторые полезные преобразования в Мансуре и многих других местностях области Дахалии, подчиненной его врачебному управлению. Так, на-пример, кладбища по большей-части перенесены вне стен городов; опрятность наблюдается на улицах удовлетворительная; хозяева публичных бань обязаны раз в неделю проветривать постель, ковры и цыновки, употребляемые в их заведениях, в которых везде на Востоке столь часто передаются прилипчивые болезни; по настоянию г. Колучи, также проветривают и моют еженедельно цыновки, покрывающие полы в мечетях, на коих, как известно, ночуют нищие, работники и [495] вообще бесприютные. Оспопрививание во всей области Дахалии производится деятельно: число привитых детей в истекшем 1846 году равнялось 2,845 обоего пола; число, конечно, малое в сравнении с народонаселением области, но показывающее что Арабы свыкаются с этою мерою и не видят больше в ней, как прежде, способа отмечать детей, чтобы потом брать мальчиков в нызами (регулярные полки), а девочек в гаремы Паши. — В Мансуре 9,886 жителей обоего пола, из коих в истекшем году гиджры умерло 568 душ: смертность, как видно, весьма значительная. Прибавим, что в Мансуре, как и в Розетте и в Дамьяте, никакое тело не может быть похоронено без освидетельствования полицейского врача и билета за его подписью; тела женщин осматриваются понятою бабкою. Но поспешность, с которою мусульмане предают земле покойников, не позволяет этому свидетельствованию иметь места: билеты выдаются почти всегда после похорон, и возраст и недуг умершего отмечаются в книгах врачей по показаниям родственников, что дает конечно повод к неточностям.

В Мансуре я осмотрел также гошпиталь на 35 кроватей, устроенный Доктором Колучи и довольно опрятно содержимый. Этот медик видел Чуму в Александрии в 1834 и 1835 году, служа при Главной Морской Больнице; он принадлежит к числу контагионистов умеренных, принимает Египет за место зарождения чумы, и признает пользу карантинов и изолирования себя во время эпидемии, хотя прикосновение к чумному, обыкновенно, болезни не передает; существование «фокусов заражения» (foyers d’infection), в смысле антиконтагионистов, он отрицает.

————

Прежде-чем изложу здесь мысли, которые нынешнее посещение Нижнего-Египта возбудило во мне, касательно места зарождения чумы и образа распространения ее, необходимым считаю возвратиться еще раз к некоторым из приведенных выше вредных влияний, коим подвержен [496] феллаг, и развить их с большею подробностью, как имеющие непосредственное отношение к моему предмету.

1) Ежегодное затопление полей, в-течение нескольких недель, сделалось причиною особого устройства жилищ земледельцев. Они должны непременно находиться на несколько возвышенном месте, чтобы вода не входила во внутренность изб и не уносила этих-последних, выстроенных везде из необожженных кирпичей, а иногда и просто из глины. Вот первое дурное последствие этого обстоятельства и последствие чрезвычайно важное: землю, нужную для возвышения грунта под селениями, надобно вырывать из ям в соседстве, чтобы сделать искуственные насыпи, потому-что весь Нижний-Египет, и в особенности Дельта, представляет равнину совершенно плоскую, без малейшего геологического разнообразия. Если на расстоянии от Каира до устьев Нила, найдете где-нибудь камешек, или увидите холмик, то можете быть уверены, что они обязаны существованию своему на этом месте руке человека. Но при бедности феллага, при недостатке у него всяких орудий для копания земли, и более всего при лености его, он должен был стараться, при основании селения, сделать насыпь под ним как можно менее пространною, чтобы избавиться от лишних трудов и издержек. Поэтому-то, деревни в Египте, вместо того чтобы быть раскинутыми на просторе, как в других странах, и изба подальше от избы — напротив того, сжаты как-бы в безобразный ком. Землянки прилеплены одна к другой, как гнезда, и между группами их оставлено только то пространство, которое необходимо нужно для прохода людей и животных, так-что увидев деревню в первый раз, не понимаешь, как и где собственно помещается в ней то число людей, которое действительно в ней обитает. Избы феллагов позажиточнее, окружены низкою стенкою из глины, образующею крошечный дворик, в котором держат они домашнюю скотину и дворовую птицу. Помет первой тщательно собирается хозяйкою и дочерьми; он обыкновенно полужидок, от зеленого берсима, которым кормят животных большую-часть года. [497] Женщины месят эти вещества руками, и прибавив немного сеченной соломы, образуют уже описанные мною гилле, которые, для просушки, прилепляют к наружным стенам землянок, а потом складывают на крыше, вместе с сухи ми стволами кукурузы, хворостом и т. п., служащими крестьянам вместо топлива. Самые избы до того дурны и неудобны, что удивляешься, как могут жить в них люди, когда в Европе хороший хозяин конечно не согласился-бы держать в них животных. Во многих местах Нижнего-Египта, на-пример в Бени-Саламе, Гуресе, Кафр-Зеиате, Негилле и т. д., эти землянки состоят из одной небольшой комнатки, с крышею из старого кирпича в виде плоского купола; они так низки, что нельзя стоять в них прямо; оконных отверстий вовсе нет, а дверные так малы, что надобно согнуться в-крюк, чтобы пройти. Около половины всего внутреннего пространства занимает широкая плоская печь, без дымной трубы, в которой варят пищу и приготовляют хлеб; дым, весьма едкий, в-следствие аммониакальных газов, развивающихся из гилле, наполняет избу и медленно цедится чрез двери, запираемые на ночь. Стены изб внутри покрыты густым слоем лоснящейся сажи. Зимою, семейство спит на печи, летом — на полу, на старой цыновке; значительное понижение температуры воздуха в четыре зимние месяца и дожди частые в это время, побуждают феллага Нижнего-Египта ценить теплой уголок, особенно при недостаточной одежде его, а еще более женщин и детей; дороговизна-же топлива заставляет его строить землянку с целью по возможности сберечь теплотвор в ней сосредоточенный. Можно составить себе понятие о том, какого рода газы должны наполнить воздух, уже насыщенный дымом, в землянке, окруженной навозом, и в которой, на пространстве немногих квадратных аршин, спит по нескольку человек?! Вдыхание подобного воздуха, в продолжение половины каждых суток, не может оставаться без вредного влияния на «сангвификацию» и следовательно на развитие и питание организма. [498]

2) Подле каждой деревни в Нижнем-Египте, найдете пространные ямы, из коих первоначально, при основании селения, доставаема была земля, нужная для возвышения грунта, над наибольшим уровнем Нила и ветвей его, во время наводнения, и стольже нужная для постройки самих землянок. Почва всей Дельты и вообще в плодоносной равнине Египта, состоит из чистого глинозема, без всякой почти примеси; возьмите где хотите землю, месите ее с водою и обожгите: всегда получите красный кирпич, часто отличного свойства. В этих ямах, после наводнения, остается значительное количество воды, сначала весьма полезной для жителей селения, особенно если оно находится в некотором расстоянии от берегов Нила или судоходного канала. Ее употребляют для питья людям и животным, в ней умывают лице и ноги мужчины и женщины, и купаются буйволы; она даже довольно долго, 3 или 4 месяца, сохраняется в этих прудах, не портясь; но, с окончанием зимы и с наступлением жаров, она плесневеет, покрывается густым слоем зеленых криптогамов и распространяет дурной запах, коим заражает воздух в соседстве селения. В эти пруды, сверх-того, проведены канавы из отхожих мест, устроенных при мечетях, коих одна, две и больше в каждой деревне. Мечети служат Арабам не только для совершения молитвы: в них они делают омовения, повторяемые по 5 раз в день, в них-же ночуют и люди бесприютные; для удобства всех этих ежедневных посетителей, устроен позади каждой мечети ряд отхожих мест, коими жители села вообще тем-охотнее пользуются, что подобных в частных жилищах не бывает. Нечистоты из них проводятся в пруды, и трудно поверить, не видавши того собственными глазами, как я — это не мешает феллагам умываться в этой воде, купаться в ней, и доставать ее для питья. конечно при недостатке лучшей. В Мансуре, Доктор Колучи позаботился о том, чтобы канавы из мечетей, выстроенных у берега Нила, проводимы были в реку; но хотя вода уносит течением часть нечистот, все-таки воздух до того заражен был [499] у пристани, что мы ночью должны были сняться баркою и уехать, несмотря на противный нам ветер.

3) Пища, употребляемая феллагами, с-своей-стороны тоже содействует ко введению в организм вредных элементов. Египтяне, говорят многие, чрезвычайно умеренны. Это только относительно справедливо; они довольствуются немногим, если не на что купить больше, а как, при распространившейся бедности, крестьяне действительно лишены всяких способов, то пища их скудна, и в-особенности все, что они едят, мало питательно. Между-тем, феллаги любят говядину и все мясное, но весьма редко употребляют его, отчасти по дороговизне (ратл, или 1 1/8 фунта, баранины стоит в Каире 60 пар или 38 сантимов, в Мансуре — 40 пар или 25 сантимов; это чуть-ли не дороже-чем в Петербурге), отчасти в-следствие запрещения резать быков после эпизоотии; ныне убивают только животных больных, за несколько минут да издыхания, или тех, которые по какому-нибудь припадку, перелому оконечности и т. п., сделались неспособными к работе. Феллаги, поэтому, почти исключительно питаются растениями, из коих многие, как лук, редьку, морковь, едят сырыми. Хлеб они употребляют пшеничный, кукурузный, и из смеси пшеничной и ячменной муки. Я пробовал его в разных видах приготовления и в разных местах Дельты, в деревнях, равно-как и в городах: везде л нашел его весьма дурным, дурно выпеченным, из затхлой муки и т. п. Хорошие зерна закупаются негоциантами и самыми сыновьями Паши, и вывозятся за границу; в Египте остаются одни низшие сорты, старые, подмоченные, заплесневшие и т. и. Кукурузный хлеб очень тяжел и неудобосварим; в соседстве Дамьята и Розетта крестьяне и работники едят хлеб из риса, раздробившегося при чищении на фабриках (дышишь) и, как неидущий в торговлю, даваемого работникам вместо платы; этот хлеб (масбубе) вкусом приятнее, но мало питателен и не дешев. Арабы сверх-того едят пшеничные зерна, взвариваемые с водою целиком, прибавляя немного соли (белиле); также род бобов (vicia, [500] faba equina и cicer arietinum), тяжелых для желудка и неприятного, горьковатого вкуса; они большие охотники до старого овечьего и козьего сыра, продаваемого везде в деревнях и городах; употребляют кислое молоко, кунжутное и льняное масло, и питаются летом огурцами, арбузами, финиками и немногими другими фруктами, которые всегда снимаются неспелыми, когда вкус их Европейцу кажется несносным; кукуруза (дура, эль-шами), поджаренная на огне, составляет главную пищу их в исходе лета и осенью.

4) Нельзя также не приписать весьма вредного влияния на состав воздуха — дурному устройству деревенских и городских кладбищ: они по-большей-части, кроме Александрии, Каира, Мансуры и немногих других мест, расположены вокруг мечетей внутри самих селений, а если находятся на краю их, то всегда в непосредственном соседстве и, обыкновенно, не знаю по какой причине, к северу, то-есть с наветренной стороны. Трупы не опускаются в яму, а складываются в выстроенные над поверхностью земли кирпичные склепы, похожие формою на хлебную печь. Каждое зажиточное семейство старается иметь свою собственную общую могилу. В склепу находится с одной стороны полукруглое отверстие, чрез которое всовывают труп внутрь склепа, и которое потом заделывают кирпичом или замазывают глиною. Так-как в деревнях и особенно в городах, многие семейства вымерли, обеднели или бежали (эти эмиграции феллагов из одной губернии в другую или за пределы Египта, составляют одно из самых пагубных последствий нынешней администрации), то кладбища разделяют упадок всех прочих строений; склепы не починиваются и мало-по-малу разваливаются. Такими я видел их в Фуа, Синдиуне, Деймуре, Менуфе, Бене-Асале, Фарескуре, и т. д.; нередко я находил по 10, 12 и больше черепов в одном и томъже склепе. Проходя под-вечерь чрез кладбище в Бене-Асале, на Дамьятской ветви, я был поражен неприятным трупным запахом, разливавшимся из могил. Кажется, что разложение тел не скоро [501] совершается в Нижнем-Египте; на дороге из крепости Каид-бей (fort-Julien) в Розетт, я проехал мимо старого кладбища на берегу Нила, которое отчасти унесено было водою. Берег усеян был черепами и костями и на многих из первых, которые я молотком выкопал из земли, еще оставались частицы кожи, покрытой волосами, следы глазных яблоков и т. п. Наконец, кладбища нередко устроены в местах недовольно возвышенных, так-что во время половодия, филтрации реки проницают во внутренность могил, и прибавляют к условиям, портящим воздух в деревнях, еще новое, весьма важное.

Изложенные здесь вредные влияния должны были глубоко модифировать организм жителя Нижнего-Египта и в особенности феллага, тем-более что они действуют на него в продолжение стольких столетий: участь земледельца под разными народами и династиями, управлявшими краем, никогда не была гораздо лучше, или такою, какою она могла-бы и должна была быть при богатых способах этой земли. Мегмет-Али не создал зла, а только довел его до высшей степени, до которой не достиг никто из его предшественников, не имевших конечно ни его честолюбия, ни тех потребностей, для коих Паша истощил и высосал последние соки Египта . . .

Кахектический вид, худощавость Египтянина низшего сословия; выражение какой-то болезненности, встречаемой у людей высшего звания, и особенно у женщин и у детей — доказывают, что лишения, дурные анти-гигиенические обычаи, мало подкрепляющая система питания и т. п., действуя в продолжение стольких поколений и в связи с особыми климатическими и геологическими явлениями, делающими из Египта страну sui generis, без аналогии с остальном мире — напечатлели на этом организме особенную физиономию, придали ему особенный характер, встречаемые равномерно и в болезнях, царствующих между коренными жителями Египта — элефантиазисе, воспалении глаз, дисентерии и в том недуге, который более их нас занимает; этот-последний, при высшем развитии своем, состоит в общем расстройстве [502] организма, представляющем некоторое сходство с тифом европейским, и сопутствуемом опухолями лимфатических желез в пахах, под мышкою, на шее; местными гангренозными воспалениями кожи (карбункулы) и часто выступлением багровых пятен и полос на поверхности ее (петехии). Одним словом, чума есть болезнь свойственная Ниж-нему-Египту, эндемическая в нем; она является тут спорадически почти ежегодно и должна считаться произведением обоюдного действия — с-одной-стороны, изложенных выше убийственных условий питания, лишений всякого рода, неопрятности в высшей степени, угнетающих нравственных впечатлений и т. д.; а с-другой-стороны — особенных метеорологических. феноменов, продолжающихся, как те, так и другие, в-течение столетий. Мы настаиваем на этом последнем обстоятельстве, потому-что, хотя нам неизвестно, в какой мере каждый из изложенных «агенсов» участвует в общем результате, самопроизвольном зарождении (productio spontanea) чумы, и до какой степени содействие его необходимо для произведения болезни, но нет сомнения, по моему убеждению, что теже самые влияния, даже в совокупности своей, не произведут чумы самопроизвольной, если не найдут организма приготовленного к тому, и носящего в себе условия, располагающие к зарождению чумы: эти условия соединены в феллаге и передаются ему наследственно, так-сказать, от прадеда к отцу и от отца к сыну; если-же спорадическая чума, при таком общем расположении, является только у немногих, и даже так, что нельзя объяснить, почему, при тожественности условий, поражается именно этот человек, а не другой, то это — явление, встречаемое во всех болезнях всех стран, и относительно причин которого состояние детства нашей патогении позволяет делать одни только догадки!

Обыкновенно чума спорадическая не сопутствуется припадками тяжкими, опасными; часто она ограничивается произведением опухоли лимфатических желез, преимущественно в пахах, без других, общих расстройств. Сюда принадлежат и так-называемые хиарджи, бубоны, [503] являющиеся у жителей Дельты в исходе лета и осенью, и почти постоянно также предшествующие появлению чумной эпидемии. При особом, неудобоопределимом индивидуальном расположении человека, или при особом стечении невыгодных наружных условий, припадки становятся важнее и угрожают опасностью самой жизни больного. В таких случаях свойство болезни иногда до того делается злокачественным, не изменяя, впрочем, ни сущности, ни характера ее, что она может переходить на людей, долгое время находящихся в беспрестанном, непосредственном сообщении с больным, его испарениями, атмосферою окружающею его, особенно в пространстве столь тесном, как хижины феллага, и при неимоверной неопрятности их. Этот феномен не должен поражать нас: он представляется, при аналогических условиях, и в тифозных горячках у нас, в Европе, и представляется весьма нередко. При такой злокачественности чумного случая, бывают примеры перенесения болезни на людей здоровых, касавшихся, конечно при некотором предрасположении не самого больного, а неодушевленных предметов, бывших у него в постоянном употреблении, и напитанных его испариною и подобными газообразными отделениями, что бывает с веществами происхождения органического, пожитками, постелью и т. и. Эти неодушевленные предметы, сохраненные в герметически закрытых ящиках, недоступных наружному воздуху, удерживают способность передавать болезнь в-течение некоторого, даже продолжительного, времени: другой феномен, равномерно встречаемый в так-называемых злокачественных горячках в Европе.

Для прекращения этих спорадических случаев, даже высшего развития, достаточно или одних сил природы; или способов самых простых: перемещения больного в место более просторное, доступное воздуху, отделения его от сожития с другими людьми и проветривания его пожитков.

Но опыт показывает, что к существующим стихиям зарождения чумы самопроизвольной, спорадической, в Египте — чрез каждые несколько лет, 10, 12, 15, — [504] присоединяется новый элемент, неизвестный в сущности своей, недоступный пока нашим исследованиям, и зависящий очевидно от каких-то космических явлений, в-следствие коих индивидуальное предрасположение к произведению чумы самопроизвольной, дремлющее, так-сказать, в Египтянине, до того усиливается, что вся масса населения целого города, округа, области или края, становится временно расположена к общему поражению чумою. В-следствие чего, не только итог спорадических случаев в данный момент гораздо значительнее, но в-особенности усиливается самая злокачественность недуга, так-что и смертные случаи гораздо многочисленнее, и эманация, атмосфера, окружающие больного, пожитки его, несравненно легче и чаще передают болезнь людям здоровым, пришедшим в прикосновение с ними — и самое время необходимое для заражения себя, приметно сокращеннее. Оба эти ряда явлений параллельны между собою, непосредственно зависят один-от- другого и в совокупности производят чумную эпидемию.

Так-как сообщение с больными или пожитками их, при несомненно усиленной злокачественности недуга, составляет один из главных путей, которым чума тогда переходит на людей, даже не имеющих расположения заболевать сами по себе, под одним влиянием эпидемической конституции, то этим, в глазах моих, совершенно объясняется, почему до-сих-пор в Египте, как и везде на Востоке, частные карантины и избежание всяких опасных сообщений, в наибольшей части случаев верно защищают человека от заражения себя болезнью: от нее умирают вокруг дома, оцепившего себя, умирают на самом пороге его, а люди, живущие внутри, остаются здоровыми. Это особенно замечается между Европейцами в Египте, которые, конечно, не носят в себе индивидуального предрасположения к произведению чумы самопроизвольной, свойственного Египтянину: они одним наблюдением простых карантинных предосторожностей, совершенно ограждают себя от всякой опасности. Но этим, с-другой-стороны, не затрудняется для меня и объяснение, почему — в редких [505] случаях — чума проявляется в доме находящихся в строгом оцеплении: так-как упомянутое предрасположение в Египтянине во время эпидемии не только не уменьшается, а напротив того усилено, как мы выше показали, то нельзя удивляться, если Египтянин заболевает от чумы находясь в строгом карантине: также точно он заболел-бы от нее и вне существования эпидемии — спорадически.

По мере того, как царствование таинственных космических условий, произведших и поддерживающих чумную конституцию эпидемическую, прекращается, а прекращаются они в Египте постоянно под влиянием солнечного зноя в июле месяце — число заболевающих уменьшается; самые припадки становятся легче, реже оканчиваются смертью, а вместе с этим и злокачественность недуга убавляется, так-что прикосновение здорового к больному или пожиткам его, даже продолжительное, недуга уже вовсе не передает, или только в редких случаях. Эти пожитки остаются в употреблении у народа, не производя никаких вредных последствий; те-же, которые принадлежали больным во время акме, эпидемии, теряют заразительное свойство свое под влиянием воздуха и тогоже солнечного зноя: сильнейших из известных нам разлагателей животных контагиумов; но пожитки, сложенные, во время сильнейшего развития эпидемии, в ящики, тюки и т. и., недоступные воздуху, сохраняют свойство переносить чуму, в-течение некоторого, даже довольно долгого времени.

Опыт, наконец, доказал, что хотя и в Египте, во время эпидемии, обыкновенный путь сообщения заразы есть прикосновение к больным и пожиткам зачумленным, не-менее-того случаи, в которых люди, касавшиеся чумных, сами заболевают, составляют исключение, а те случаи, в которых они, несмотря на сообщение, не заболевают, составляют правило. Это говорят все врачи, всех партий и учений; это не мнение, а выражение факта неоспоримого и наблюдаемого на Востоке во время всех эпидемий: зачумляются только те, у которых частное предрасположение весьма развито, а это всегда [506] меньшая часть населения: иначе в Египте, Сирии и Турции давно-бы не осталось ни одного жителя, так-как до новейшего времени туземцы в этих странах не принимали почти никаких мер предосторожности.

Не развиваю подробнее всех частных выводов и приложении, следующих весьма легко и просто из данного мною здесь объяснения хода явлений чумы, как спорадической, так и эпидемической. Объяснение эго есть результат продолжительных размышлений моих над всем, что я в-течение года наблюдал на Востоке и в-особенности в Египте.

————

В-заключение, скажу несколько слов на-счет образцовых деревень, о коих упомянуто было вначале. Иностранные газеты приписывают г. Гаэтани-бею внушение Вице-Королю первой мысли о необходимости перестроить деревни в Египте, по плану более соответствующему требованиям просвещенной гигиены. Мегмет-Али, быстрый как всегда в решениях своих и ненасытный охотник до похвал Европейских журналов — немедленно приказал перестроить все селения. Начали однакож только с трех, лежащих на Розеттской ветви Нила; это Гизеи с 1,008 жителями обоего пола, Негилле с 702, и Кафр-Зеиат с 807 жителями. Производство работ поручили г. д’Арно с которым я сделал нынешнюю поездку свою; казна безмездно дает материал, лес и т. п., нужный для фундаментов, дверей и крыш; сами-же жители приготовляют сырой кирпич и строят избы под надзором инженеров Арабов. Я посетил эти работы два раза, в январе и феврале месяцах; они подвигаются вперед, но медленно; уже прошло два года, и три деревни еще не кончены, а в Египте 6,000 деревень!

Все, что сделано до-сих-пор, очень хорошо: грунт земли под каждою деревнею значительно возвышен и тщательно нивеллирован. Домики расположены вдоль улиц, шириною в 12 и 18 футов, и пересекающихся под прямыми углами; оставлены площади вокруг мечети, общественной бани и здания присутственных мест; эти площади [507] предположено обсадить деревьями. Каждая изба состоит из одной комнаты, длиною в 12 футов, шириною в 10 1/2 и вышиною в 9; внутри ее находится длинная, плоская печь, на которой, по-прежнему, семейство будет спать зимою; но топится она снаружи и дым в комнату не войдет; есть окна. Строены избы из сырого кирпича, на фундамент из турского песчанника и кирпича красного; стены довольно толсты, так-что хозяин может, если пожелает, возвести еще верхний ярус; крыши плоские, из тростника, положенного на тонкие бруски. Одна такая изба, с четыреугольным двориком перед нею, для помещения домашней скотины, назначена для семейства бедного или состоящего из малого числа душ; в противном случае, и для крестьян позажиточнее, можно соединить в одну — 2, 3 и 4 избы. Повторяю, все оконченные домики очень хороши: это дворцы в сравнении с прежними норами. Сами жители начинают это понимать: они сначала приняли новою меру перестройки с недоверчивостью, подозревали в ней фискальную цель, скрывали число зажиточных семейств; ныне опасения их исчезают и они радуются новым домам и новому виду деревень.

Текст воспроизведен по изданию: Записки русского врача, отправленного на Восток (Доктора А. А. Рафаловича) // Журнал министерства внутренних дел, № 9. 1847

© текст - Рафалович А. А. 1847
© сетевая версия - Thietmar. 2020
© OCR - Андреев-Попович И. 2020
© дизайн - Войтехович А. 2001
© ЖМВД. 1847