РАФАЛОВИЧ А. А.

ЗАПИСКИ РУССКОГО ВРАЧА,

ОТПРАВЛЕННОГО НА ВОСТОК

(Доктора А. А. Рафаловича).

АЛЕКСАНДРИЯ.

(Местоположение и климат; Больничные заведения; Общественное здоровье и болезни).¹

13 сентября, утром в 7 часов, пароход наш бросил якорь в Старом-Порте в Александрии. Не без глубокого волнения Европеец ставит ногу на этот Африканский берег: какой-бы отрасли гражданской или ученой деятельности ни посвятил он себя, какого-бы рода ни были его умственные наклонности и занятия, Египет более всякой другой страны покажется ему достойным исследований и наблюдений. На что ни обратит он внимание свое: на таинственный-ли дух, который веет в обрядах, науках, законах, художествах и во всей жизни древних Египтян; не исполинские-ли памятники архитектуры, над которыми прошли многие десятки столетий, едва сдвинув камень с вершины пирамид, едва стерши иероглифы, с обелисков; на удивительные-ли явления Нила, с неисчерпаемою щедротою и с математическою правильностью разливающего свои дары на край, созданный его волнами; на зрелище-ли народа преобразовывающегося, или страны, в которой старик, безграмотный до сорок-пятого года своей жизни, не видавший никогда другого города, кроме родного местечка Кавала в Македонии, не знавший других людей, кроме полудиких товарищей-Арнаутов и Мамелюков-начальников — вызвал из ничего армию и флот, основал школы медицинские и военные, политехническую и инженерную, облек Европейцев-гяуров в высшие государственные должности и саны, предпринял гигантский план «барража», учредил карантины и больницы, ввел оспопрививание и разрешил вскрывание трупов: одним словом, все на что ни устремится взор, на чем ни остановится мысль— и настоящее, и прошедшее в Египте, и будущая его судьба, климат его и жители, произведения природы и [495] болезни — все представляет бесконечные вопросы, бесчисленные задачи для розысканий! —

Я сам, отправленный на Восток для изучения чумы, убедился, что тут, в Египте, должно быть средоточие моих исследований. Тут живет население, чаще всякого другого поражаемое чумными эпидемиями; тут соединены условия местности и климата, которые, вероятно, зараждают эту болезнь; тут, наконец, действуют врачи, поборники антиконтагионизма, сочинениями и учением давшие сильнейший толчок движению, обнаруживающемуся ныне во всей Европе, относительно преобразований карантинной системы. Изучение самих врачей мне показалось столь-же необходимым, как и изучение болезней и климата Египта. Я поставил себе задачею исследовать способность и призвание их: решить сомнительные вопросы, создать новую теорию, опровергнуть вековечные убеждения народов. Читая их сочинения или беседуя с ними, я стараюсь отделить факты от парадоксов, чистые убеждения от внушений самолюбия и желания говорить не то, что говорят другие. Не питаю себя надеждою, что в-продолжение пребывания моего в Египте я совершенно достигну этой цели; но во всяком случае надеюсь обогатиться в этом отношении опытами, которые не будут потеряны для Науки и Отечества.

Начинаю с описания первого города, виденного мною в Египте.

I. Местоположение и климат Александрии. Оставив берега Анатолии и острова Архипелага, где на каждом шагу представляются мореплавателю удобные бухты, пространные порты, защищаемые горами или громадами скал, выдвинутых из недр земли погасшими ныне вулканами, путешественник поражается видом северных берегов Африки, являющихся, на всем протяжении от Газы до Туниса, плоскою песчаною полосою, едва поднимающеюся над уровнем моря, и представляющею только один пункт, где большие суда могут находить защиту от бурь и волн. В этом месте, длинный, узкий остров простирается параллельно берегу, в небольшом от него [496] расстоянии, позволяя судам укрываться в проливе; насупротив, на твердой земле возвышается холм, служивший в древности мореходцам для направления пути к этому порту; у подошвы его раскинуты были хижины Египетских рыбаков; деревня их называлась Ракотис. В этом пункте, лежащем под 30° 30', 40'' С. Ш. и 24° 50' 50'' В. Д. от Парижского-Меридиана, Александр Македонский за 320 лет до Р. X. основал город, носящий поныне его имя, и вскоре превзошедший великолепием и богатством, образованностью и торговлею, всех своих соперников. Оставшиеся поныне развалины доказывают, что повествования древних писателей об объеме Александрии, заключавшей до 600,000 жителей, не были преувеличены: эти развалины покрывают огромнейшие пространства в окрестностях нынешнего города.

Но войны, осады, нашествия Персиян, битвы Греков против Арабов, завоевание Египта и Александрии полководцем Амру, и наконец опустошительное владычество Мамелюков, совершенно разорили этот несчастный город. Во время Французской экспедиции в конце прошлого столетия, в Александрии считали не более 6,000 жителей. Ныне, под управлением Мегмет-Али, торговля Египта опять оживилась; канал Махмудиэ, проведенный от Нила до Александрии в 1823 году, в русле древнего канала Халиди, привлек туда богатые произведения Дельты и Саида; арсенал и флот соединили вокруг себя многочисленных работников, развили промышленную деятельность; Европейские купцы основали тут свои конторы: и теперь Александрия заключает от 80 до 100,000 жителей, не считая войска, числом до 20,000 человек, которое работает по шести месяцев в году у укреплений, делаемых вокруг города, и живет с семействами (в Египте каждый солдат женат) в многочисленных деревнях, вне стен Александрии.

Нынешняя Александрия почти вся помещается на довольно-узкой земляной полосе, соединяющей материк с упомянутым островом, славным в древности под названием Фароса. Тут, при Птоломеях и позже, [497] находилось шоссе, разделявшее пролив между берегом и островом на два порта, старый и новый, и позволявшее судам переходить из одного в другой через арки, занимавшие средину шоссе. Ныне эти работы исчезли; сор и развалины, накопившиеся в-течение двенадцати столетий, обратили искусственную дорогу в земляной перешеек, на котором выстроена большая часть нового города. Этот последний граничит: к северу — с Средиземным-Морем, к югу — с озером Мареотис и остатками древнего города, к востоку — с Новым-Портом и Ливийскою-Степью, к западу — с Старым-Портом и отчасти тойже Степью, простирающеюся вокруг Александрии до Розетской ветви Нила.

С-тех-пор как многие врачи и писатели стали уверять, что чуму можно искоренить в Египте, чрез введение образования и гигиенических мер, наблюдаемых в Европейских городах, здешнее Правительство усердно принялось за перестройку Александрии. Так-называемой Коммиссии del Ornato поручена была эдильность, под надзором Магистрата-Здравия; и эта Коммиссия действительно в-продолжение немногих лет преобразовала город: расширила улицы, сломала дома, мешавшие ее планам, сняла большую часть крыш, находившихся поперек улиц, занимаемых базарами, уничтожила «мастабиэ», или передние каменные пристройки к лавкам, съужавшие и без того неширокие базары, озаботилась вывозкой за город, из дворов при домах, сору, накоплявшегося в-продолжение десятков лет; так-что Александрия приняла совершенно другой вид, и теперь трудно ориентироваться в ней по описаниям, составленным на-пример в 1810 году. То, что в Европе требовало-бы огромных издержек, бесконечных переписок и времени, и породило-бы бесчисленные тяжбы между казною и частными владельцами, здесь безмолвно поддавалось железной руке и неумолимому «sic colo sic jubeo» старого Паши. С свойственным ему упрямством преследуя мысль украшения Александрии, он немилосердо отнимал места, выгонял домохозяев и жильцов, обыкновенно без всякого возмездия, велел перенести кладбища [498] за город: и этот-последний в короткое время принял физиономию, совершенно отличную от прочих восточных городов. Новые улицы широки, и поливаются по нескольку раз в день водою; всякий сор тщательно сметается, особенно в кварталах, занимаемых Европейцами и вдоль улиц, идущих, с-одной-стороны, от Консульской-Площади к северо-западу до дворца Паши, у мыса Рас-эль-Тин, а с-другой — от тойже площади к северо-востоку до Розетских-Ворот. Опрятность необыкновенная. Дома вообще в городе каменные, двух и трех-этажные, с террасами вместо крыш, а у хозяев-Арабов — с выдающимся над улицами «мушарабиэ» (крытыми балконами, позволяющими смотреть на проходящих, не подвергаясь нескромным взорам их). В нижних ярусах редко живут: они занимаются сенями или лавками. Щегольские Лондонские и Парижские экипажи рыскают во всех направлениях по улицам, и встречаясь с верблюдами, развозящими воду в кожаных мешках, или с сотнями оседланных ослов, служащих здесь всем, мужчинам и женщинам, богатым и бедным, вместо наших дрожек, производят эффект весьма странный и оригинальный.

Есть однакож некоторые кварталы, особенно в центральной части города, куда не достигли еще преобразования Коммиссии del Ornato. Тут улицы узки, сыры; воздух сперт; дома неопрятны, хотя и не в такой степени, как утверждают врачи, ищущие в этих условиях источника чумы: если от них может произойти вред для здоровья, то не больше, а скорее меньше того, какой я имел случай видел в Константинополе, Смирне или Каире. Но, зато, наблюдатель увидит соединение всех возможных вредных влияний в «деревнях», встречаемых в разных местах «среди» города или вне стен его. В них живут семейства феллагов оседлых в Александрии (fellah «земледелец», от слова falah «орать»), и жены и дети солдатов, составляющих постоянный в нем гарнизон, равно-как и работников арсенала и матросов; семейства войск, употребляемых для постройки укреплений, [499] живут в подобных же деревнях загородом. Все он, по неудобству, дурному устройству и неопрятности, превышают всякое понятие и описание. Землянки выстроены из камешков, соединенных посредством грязи, и прилеплены одна к другой, как птичьи гнезда; подымаясь на 3 или на 4 фута над поверхностью земли, они представляют вместо двери небольшое отверстие, чрез которое я мог влезать не иначе, как сгибаясь в-крюк. Крыши плоские, из камыша, покрытого землею; окон, печей, очагов в избах нет: пищу приготовляют вне их, перед входом, в небольших чугунных котлах. В каждой землянке по две комнаты; в первой, длиною в каких-нибудь 5 аршин, шириною в 3 и вышиною в 2 1/2, находится только старая рогожка на глинистом полу, и на ней спит все семейство; в другой складывается топливо, состоящее в тонких лепешках из помета верблюдов, ослов, лошадей и т. п., которым Арабки дают величину тарелки, и которые они сушат, прилепляя снаружи к стенам избы; там также держат провизию, курьи клетки и глиняные ковши разной величины, от двух и трех-ведерных, до небольших «бардак» в винную бутылку, в которых с незапамятных времен сохраняют воду в Египте. Деревня, населяемая семействами солдат первого гвардейского полка (в ней жен и детей от 5 до 6,000 душ), находится в незначительном расстоянии от Консульской-Площади, окруженной великолепными зданиями европейской архитектуры, и расположена у подошвы холма, увенчанного укреплением, оставшимся здесь со времени Французской экспедиции (fort Caffarelli). В этой деревне узкость промежутков между параллельными рядами изб, дурное устройство этих-последних и неопрятность, доходят донельзя. Целые стада детей, покрытых рубищами, нередко совершенно голых, резвятся перед землянками и на обширной площади Махмудиэ, расстилающейся к юго-западу от деревни. На этой площади, мужчины и женщины всех возрастов, среди дня и при всех, совершают свои испражнения без всякого стыда; от чего [500] воздух, несмотря па огромный объем площади, заражен в высшей степени. Насупротив этой деревни находится вторая, для солдатских семейств другого полка; в ней землянки несколько выше и опрятнее; но, и тут дворов и отхожих мест при избах нет: их также заменяет площадь Махмудиэ, чрез которую ежедневно проходят и проезжают тысячи людей. Третья деревня, для морских войск, находится к востоку от Консульской-Площади, у Клеопатрина-Обелиска. Многие другие, сверх-того, расположены внутри и вне города.

Одежда низшего класса жителей, особенно феллагов обоего пола и солдатских жен, весьма проста, и состоит из одной бумажной рубашки темно-синего цвета, доходящей до колен у мужчин, до полу-голени у женщин; последние ходят босоногие, оставляют грудь открытою, но закрывают лице, за исключением глаз, узким куском черной материи (буркой). Те, которые позажиточнее, носят зимою широкие ситцевые шаровары (шинтиан). Мужчины тоже по-большой-части панталон не носят, и покрывают бритую голову белою или красною чалмою. Войска одеты просто, но со вкусом и сообразно знойному климату.

Пища низших сословий чрезвычайно проста, умеренна и даже скудна. Основание ее составляет кукуруза (doura, mais) поджаренная на уголье, лук, бобы, фасоль и чечевица; финики, летом неспелые, зимою старые, сдавленные в густую массу отвратительного вида; маслины и непроцеженная Нильская вода: вот чем довольствуется круглый год бедный феллаг. Мясное или рыбу они редко едят. Я видел Арабов в саду Саид-Паши (сына Вице-Короля), которые за работу получали в день по 35 пар (около 17 коп. медью) и на эти деньги кормили себя и семейство из 4 или 5 душ. Они работали, правда, с кандалами на ногах, потому-что часто уходили.

Несмотря на эту скудную пищу, плодовитость Египетских женщин необыкновенно велика, так-что обратилась в пословицу; древние приписывали ее воде Нила; и действительно, ей одной край этот обязан тем, [501] что ни чумные эпидемии, ни войны, ни смертность, произведенная оспою и другими болезнями детского возраста, лишенного здесь всякого присмотра, ни разоряющее для земледельца управление Паши, не превратили его до-сих-пор в совершенную пустыню. Мало-того: скажу, что я не видел никогда народа сложенного лучше феллагов обоего пола. Они роста несколько выше среднего, худощавы, но соразмерность частей и контуры оконечностей верхних и нижних отличаются артистическим совершенством и удивительною чистотою форм. У женщин, по моему наблюдению, ни оконечности вообще несколько длиннее в сравнении с туловищем, и таз не, много уже, чем у женщин в Европе: эта организация придает талье Египтянок стройность и гибкость, а походке чрезвычайную легкость. Физиономии, типа весьма характеристического, до того сохранили сходство с древними Египетскими, что рассматривая рисунки и барельефы в ипогеях, подумаешь, что это портреты, списанные с феллагов XIX века. Цвет кожи очень смуглый, у женщин, не подвергавших себя влиянию солнца — с желтоватым отливом; глаза и волоса черные, цвету матового как древесный уголь. Темперамент более желчный или нервный; плеторический и лимфатический редки; также редко можно видеть феллага тучного. У большей-части детей брюхо весьма развито, и объема ненормального; но этот недостаток, проходящий на 10 и 12 году возраста, не зависит, кажется мне, от золотушного увеличения брюшных желез, как полагают многие врачи, а должен быть приписан тяжелой, неудобосваримой растительной пище. Калек, горбатых и т. п. вовсе нет.

Окрестности Александрии однообразны и печальны. Принадлежа только политически, а не географически, Египту, город этот лежит вне плодовитого треугольника Дельты, к западу от левой ветви Нила, и окружен с востока-—песчаною степью, к югу и юго-западу — солеными водами озера Мареотис, которое Англичане в 1801 году соединили чрез прорез с соседним озером Мадиэ, находящимся в прямом сообщении с морем. Эта варварская [502] мера затопила тогда тридцать деревень, расположенных на берегах озера, и сделалась причиною, или по-крайней-мере усилила убийственные лихорадки, свирепствующие в Александрии. Город с сухопутной стороны окружен стеною, чрез которую ведут четверо ворот. Грунт земли внутри и вне Александрии есть густой слой белого песка, покоющийся на пласте довольно мягкого, местами ноздреватого, известняка, и образующий необозримую равнину, покрытую огромными кучами развалин древних зданий, обломками колонн и капителей, и прорытую во всех направлениях Арабами, вытаскивающими камни с Фундаментов Греческих и Римских строений, для употребления под свои дома. Редко где голая степь прерывается группою финиковых пальм, высоко подымающих чешуйчатые, тонкие пни свои. Растительность бедна, и других деревьев, кроме пальм не увидишь, исключая в садах некоторых богатых негоциантов и высших сановников — на берегу канала Махмудиэ. Там еще растут акации (acacia nilotica), бананы, annona squamosa, дерево дающее плод темнозеленого цвета, объема и формы ананаса, наполненный как-бы густыми сладкими сливками, tamarix gallica, лимонные, апельсинные, мелкие тутовые, гранатовые, оливковые, инжирные и еще некоторые другие деревья. Наши европейские фрукты вовсе не поспевают, или очень дурно; винограду мало и он не вкусен; ягод никаких нет. Огородной зелени почти нет, кроме луку, тыкв, бобов, помидоров и обержинов (Solanum melongena и S. lycopersicum); картофель привозят из Триеста. Кукуруза и рис растут на немногих полях, орошаемых водою канала Махмудиэ. Употребляемый Европейцами хлеб хорош, но булочники часто употребляют муку затхлую, дающую ему вкус неприятный: Арабы едят хлеб пшеничный, выпеченный плоскими мягкими лепешками. Мельницы все ветряные; сверх-того у каждого булочника своя в доме, где жернов приводится в движение лошадью или быком. Одна лошадь в день может смолоть «ардеб» пшеницы, весом в 6 или 7 пудов; феллаги употребляют ручные мельницы. Лошадей и ослов кормят ячменем и фасолями. [503] Говядины нет, в-следствие запрещения Паши резать быков, после страшной эпизоотии, истребившей в последние два или три года до полу-миллиона штук рогатого скота; едят вместо ее баранину, также птицу, особенно цыплят и голубей, и рыбу, преимущественно scomber и pleuronectes. Вода употребляется Нильская, из канала Махмудиэ: она очень мутна, особенно с июля по март месяц, но процеженная чиста как хрусталь, и превосходнее всякой другой, которую мне когда-либо случалось пить; никогда не расстроивает желудка и вполне заслуживает хвал, даваемых ей во все времена. Из канала Махмудиэ она проводится во все части города, посредством четырех главных каналов, существующих со времени основания Александрии и разделяющихся на множество ветвей под землею. Во многих местах остались цистерны Египетские или Греческие, выстроенные из кирпича и выштукатуренные пуццоланом или розовым гидравлическим цементом, принимающим хорошую политуру. Сверх-того, в разных местах города встречаете круглые отверстия в виде колодцев, ведущие прямо в водопроводные каналы. Из них население черпает воду для себя и для скота; процеженная очень легка и нередко употребляется вместо перегнанной. Я часто пробовал пить и мутную воду прямо из Нила: она содержит весьма много глины, дающей ей совершенно цвет caffe au lait; но и в этом виде она очень приятна. Топлива мало, по совершенному недостатку лесов во всем Египте. Дрова и строевой лес, равно-как и уголь, продаваемый здесь по весу (от 11 до 16 пар за око, в три фунта), привозятся из Карамании, Кипра, Кандии и других мест.

Кладбища с недавнего только времени перенесены за город. Арабское находится к югу от него, между им и каналом Махмудиэ, и колонна, называемая Помпеевой, величаво подымает прекрасный профиль свой над тихими могилами. Я несколько раз присутствовал при мусульманских погребениях. Ямы глубиною в 5 футов; дно делается не шире 2 футов, и на него кладется тело без гроба, завернутое лишь в белую простыню. Над ним складываются [504] каменные плитки так, чтобы земля, которою засыпают могилу, не касалась его; потом строят род памятника, в средину которого сажают непременно алоэ. Европейские кладбища находятся к северо-востоку от города, недалеко от карантина, в степи. Печальные антипатии, разделяющие и здесь членов разных исповеданий при жизни, не прекращаются и после смерти: Греки, Протестанты, Католики, имеют каждые свое особое кладбище, окруженное высокими стенами и как-бы гнушающееся соседства других.

О климате Александрии я буду иметь случай говорит в-подробности при описании климата Египта вообще. Теперь скажу только, что он менее приятен, чем в Каире и других местах Среднего-Египта. Хотя и в Александрии зимы вовсе нет, так-что печей и каминов вовсе не знают, и термометр редко опускается ниже +8° или 10° стоградусного термометра, но с ноября месяца начинаются сильные северо-восточные и северо-западные ветры, небо покрывается тучами и дожди, иногда проливные, часто повторяются: Паша, высшие чиновники и негоцианты на это время переезжают в Каир. С Февраля месяца наступает приятная весна; зелень, несходящая круглый год с деревьев, делается свежее и пышнее. С апреля начинается лето, нестерпимо знойное, несмотря на северный и западный ветер, дующий целый день с моря; термометр доходит до +31° или 32° стоградусного термометра, в тени, и с 10 часов утра до 4 по полудни невозможно выходить на улицу. Между-тем к-вечеру, с захождением солнца, является роса, до того обильная, что улицы, кажется, политы водою, и все предметы, остающиеся на воздухе, мокры как после дождя; влияние этой росы считают весьма опасным для здоровья: я сам, впрочем, в течение сентября и октября спал с открытыми окнами, не прикрываясь даже простынею, но все бывшие со мною стальные вещи, ножницы, ножи, в эти два месяца совершенно заржавели и испортились. Осень, начинающаяся с октября и продолжающаяся собственно до весны, приятна в первые шесть недель, но располагает ко многим болезням, особенно лихорадкам. [505]

II. Больничные заведения. Казенных гошпиталей в этом городе только два: гошпиталь Махмудиэ, на площади тогоже названия, к юго-западу от укрепления Кафарелли, и недалеко от берега Старого-Порта и канала Махмудиэ, и больница Морских Кадетов, недалеко от дворца Мегмет-Али, на Инжирном-Мысе (Рас-эль-Тин) полуострова. Пока у Паши был флот, это последнее заведение служило больницею для одних воспитанников, коих тогда считалось до 1,000 и более; ныне флот уничтожен, воспитанников около 225, и больница обращена в succursale гошпиталя Махмудиэ.

Гошпиталь Махмудиэ помещен в большом, но ветхом двух-этажном каменном здании, окружающем с четырех сторон обширный двор. Кроватей железных около 500: они поставлены по шести в палатах небольших, темных и низких, особенно в верхнем этаже, и дотого тесных, что подле них нет места для столиков, которые мы привыкли видеть всегда у каждого больного, и которых, впрочем из экономии, нигде в Египетских гошпиталях нет. Чарки, подносы, кружки и т. п. жестяные, и стоят на дощечках, прикрепленных к стене над кроватями. Постельное белье довольно опрятно, но очень грубо, так-что из него корпии делать невозможно; тюфяки соломенные; одеяла грубые, шерстяные. На скорбных листах отмечают только на Арабском языке имя и возраст больного и название недуга; хода-же болезни и рецептов не записывают. Ничто не напоминает порядка и заботливой, щегольской опрятности Константинопольских гошпиталей: Паша не любит тратить деньги на то, что ему не дает доходов! Все палаты верхнего, равно-как и нижнего этажа, которые несколько выше и просторнее, имеют выходы на открытые галлереи, идущие вокруг двора вдоль всего здания, и вымощенные, равно-как и самые палаты, плитами мягкого известняка.

Вверху помещаются больные, одержимые острыми недугами внутренними, воспалением глаз и разными хирургическими поражениями; внизу, больные чесоточные, [506] сифилитические и каторжные, заболевающие в Арсенале. Часть палат служит для складки гошпитальных вещей и разных припасов. Средину двора занимает небольшое строение, в котором помещены баня и мечеть. Кухня находится довольно далеко от больницы, на другом дворе. Врач заведения, Dr. Bedan, Константинопольский Армянин, зять министра Артын-бея; при нем четыре медика и аптекарь, все Европейцы. Несколько лет тому назад заведение это, по неудобству помещения, переведено было в новое, неконченное здание, выстроенное у самого мыса Рас-эль-Тин, и которое потом обращено было в казарму, так-что больных опять должно было перевести в прежний гошпиталь.

Больница Морских Воспитанников занимает три стороны обширного двора, обсаженного акациями. Здание в один ярус (rhez de chaussee), поднятый на несколько аршин над уровнем двора. Палат всего 14, и в каждой от 12 до 14 железных кроватей. Больных во время моих посещений было около 140; но это число по исключению так велико: перестройки внутри Главного Морского Гошпиталя, заставили поместить тут больных свыше обыкновенного комплекта. Устройство палат, содержание кроватей, внутренний порядок, теже как и в том заведении; но залы просторнее и опрятность строже соблюдается. Диэта в обеих больницах разделена на 4 порции: целая из 2 фунтов хлеба и 40 драхм баранины, 3/4, 1/2 и 1/4 порции, и наконец абсолютная диэта в начале острых болезней, где больному, кроме воды решительно ничего не дают: опыт убедил здесь, также точно как в Константинополе и Смирне, что это совершенное воздержание от пищи здесь необходимо нужно до перелома недуга. Врачем в заведении — Dr. Loria, Италианский медик, весьма образованный; а главный медицинский чиновник, как заведения так и всего флота, Dr. Hagge, воспитанник бывшей Виленской Академии.

Внутренние болезни, которые я имел случай наблюдать в обоих гошпиталях, относились преимущественно к двум формам, необыкновенно-частым в Александрии. [507] Первую составляют «лихорадки перемежающиеся», с характером желчным или гастрическим, и с типом ежедневных, реже через-денных параксизмов. Эти лихорадки, к которым возвращусь еще в-последствии, наичаще являются в исходе лета и начале осени. В гошпиталях пользуют их (кроме случаев явного противопоказания) рвотным из tartar. emetic. gr. jjj in V destill. 3jjj, и почти всегда одного этого лекарства, при строгой диэте, для прекращения и исцеления недуга достаточно. Хинину редко дают солдатам, а где необходимо нужно ее употребить, там достаточно шести гранов.

Второй род недугов, это «острые дисентерии», свирепствующие летом, и почти всегда производимые прекращением испарины. Испражнения низом с отделением кровавых материй очень часты, потуги мучительны, жару мало. Исцеление, по общему отзыву здешних врачей, очень легко и верно, если приняться за болезнь в самом ее начале. В военных гошпиталях обыкновенно дают тотчас Rheum tostum, по 3j в день, в один прием, и рисовую воду или суп; пиявок никогда не употребляют, общие кровопускания только в редких случаях. Если-же, по нерадению или беспечности больного, как это бывает в низших сословиях, дисентерия делается хроническою, то исцеление весьма трудно и многие больные ею похищаются. В больнице Махмудиэ, из 402 человек умерших в-течение двух лет, 209 страдали дисентериею или поносом.

«Воспаления легких» очень нечасты; «тифозных горячек» чрезвычайно мало, легочной «чахотки» вовсе нет между солдатами: в числе упомянутых 402 умерших, только 7 человек страдали чахоткою: немногочисленные жертвы, похищаемые чахоткою в Египте, обыкновенно все Негры. «Цынги» в морских гошпиталях, равно-как и в Арсенале, почти нет, вероятно в-следствие исключительно растительной пищи Арабов.

Из болезней наружных, чрезвычайно часто представляются «воспаления глаз», а именно, слизистой оболочки век и яблока. И этот недуг, стольких людей лишающий здесь [508] зрения, весьма удобно исцелим, если приступить к нему при первом появлении воспалительных признаков. Раствор в воде, до насыщения, серно-кислого цинка одного, или в соединении с квасцами (eau de Louxor), впускаемый по 3 раза в день в каждый глаз по нескольку капель, в короткое время совершенно уничтожает воспаление. В случаях более сильных употребляют азото-кислое серебро в растворе, от 6 до 10 и 20 гран в 3j воды, или lapis en substance, проведенный по вывернутым векам: сколь героическим и страшным ни кажется этот способ, он увенчивается постоянным успехом; больные, измученные страданиями и бессоницею, тотчас после прижигания засыпают, нередко на 15, 20 и 24 часа, так-что их надо будить для повторения прижигания. Если начать пользование с кровопусканий, особенно местных, с смягчающих примочек и лекарств, отвлекающих на кишечный канал, как мы делаем в Европе, то воспаление от conjunctiva переходит на роговую и твердую оболочку; первая изъязвляется, стекловидная жидкость вытекает, и один, а нередко и оба глаза, неминуемо разрушаются. В случаях легких употребляют также порошок из серно-кислого цинка и леденца, который вдувают в глаз; Арабы натирают куском леденцу вывернутое веко.

«Сифилис» довольно часто встречается в военных гошпиталях, несмотря на то, что все солдаты женаты. Венерические язвы детородных органов чаще представляются чем течи, тогда-как в Константинополе наблюдается противоположное явление. Их пользуют сулемою, внутрь, начиная с 1/8 грана в день, и не превышая 1/2 грана. Я видел несколько случаев разрушений носа в больницах, и еще больше подобных случаев в городе. «Чесотка» обыкновенная болезнь между солдатами; прочие накожные сыпи редки.

Необыкновенно часта, наконец, в Алексадрии, как и во всем Нижнем Египте — «каменная» болезнь, у людей разного возраста. Причины, производящие ее, решительно неизвестны. Dr. Bedan показал мне порядочную коллекцию [509] камней разной величины, вынутых им посредством операции, переносимой Арабами чрезвычайно легко, и почти всегда с успехом.

Сверх исчисленных двух заведений в Александрии существуют еще: общая Европейская Больница и Больница Греческая.

Общая Европейская Больница находится к юго-западу от большой Консульской-Площади. Она заключает в хорошо устроенных, просторных палатах, от 40 до 50 железных кроватей для мужчин, и 8 для женщин, в особых двух комнатах. Содержится добровольными приношениями и подписками некоторых благотворителей, не превышающими однакож 20,000 Египетских пиастров (5,000 франков) в год. По причине столь ограниченных доходов, никто безмездно не принимается: за бедных платит консульство их нации по 5 пиастров (125 сантимов) в день; офицеры купеческих судов платят по 15 пиастров, а шкипера — по 20 в день, и зато последние помещаются каждый в особой комнатке. Ежегодно один из Консулов выбирается в Директоры. Кухня, аптека, белье и вообще все заведение содержится весьма опрятно и в хорошем порядке, четырьмя сердобольными сестрами ордена Св. Викентия де Паула, Француженками, имеющими также в Александрии прекрасный пансион для воспитания девиц всех исповеданий. Врачем больницы Dr. Bella, Италиянец, двадцать-седьмый год проживающий в Египте. В отдельном флигеле во время эпидемий помещались чумные. Особенно примечательных случаев или патологических форм я в этом заведении не видел. Доктор жаловался мне, что больные едва выздоровевшие от недуга, приведшего их в больницу, обыкновенно поражаются эпидемическими в этой части города лихорадками, которыми страдают также сердобольные сестры и служители больницы.

Подле Греческого монастыря, выстроенного недалеко от берега Нового-Порта и от Клеопатрина-Обелиска, [510] к В.-Ю.-В. от Консульской-Площади, и в котором, говорят, возникла знаменитая эпидемия 1834 года, находится Греческая Больница: заведение женское, лишенное всяких способов, и коего доходы не превышают 12,000 пиастров (3,000 франков) в год. Поэтому, в 4 залах, в коих помещено 18 железных кроватей, замечается совершенный недостаток, не только удобств, но и самых необходимых предметов, как-то: постельного белья, посуды, медикаментов и так далее: в-следствие чего больных никогда полного комплекта в заведении не бывает; а те, которые остаются там в-продолжение некоторого времени, поражаются эндемическою лихорадкою, тут еще сильнее проявляющеюся, чем в вышеописанном заведении. Несколько умалишенных, призреваемых в Греческой Больнице, сторож и служители, носят на лице особенный кахектический отпечаток, свойственный жителям мест, зараженных лихорадочными миазмами. Dr. Bella служит врачем и в этом заведении, правда безмездно; он неоднократно предлагал Попечителям закрыть больницу и нынешние доходы употребить на содержание некоторого числа больных, из Греков, в общей Европейской Больнице, открытой для всех исповеданий. Эта мера принесла-бы пользу обоим заведениям, соединяя их в одно и уменьшая двойные расходы, делаемые теперь. Но нельзя ожидать осуществления ее, при господствующих на Востоке глубоких религиозных предубеждениях.

Здесь было-бы место говорить об Александрийском Карантине, первом учреждении этого рода, основанном в Леванте. В нем, по странной аномалии, подвергаются 12-дневному термину люди и суда, приходящие из Сирии, которой «патенты» здесь всегда считаются brutta, даже в совершенно благополучное, как ныне — время. Египетские «провенансы» на-оборот выдерживают такой-же точно термин в Сирийских портах. Это одно из многочисленных карантинных противоречий, которые исчезнут при общем преобразовании этой системы, с согласия всех приморских держав. Впрочем, можно полагать, [511] что Паша видит в своих лазаретах пользу более фискальную, чем гигиеническую: сбор, взимаемый под разными названиями с судов, подвергаемых очищению, весьма значителен; по Европейские флаги, прибывающие из Сирии, освобождены от них.

Александрийский Карантин поэтому не есть, в глазах моих, заведение, назначенное защищать край от вторжения чумной заразы снаружи: настоящая роль его, и конечно роль гораздо важнейшая — быть условием, «субстратом» существования так-называемого «Магистрата Здравия» (Magistrat de Sante), власти сосредоточенной в Александрия, с правами весьма обширными, независимой от Главного Медицинского Совета в Каире, и заведывающей медицинскою полициею во всем Египте. В этом отношении Магистрат Здравия есть выражение системы хорошо обдуманной, и, может-быть, самое полезное из всех врачебных учреждений в сем крае. Директор Александрийской Городской Полиции, Тагир-бей, чиновник весьма способный, есть вместе и начальник Магистрата Здравия, соединяющего таким-образом власть исполнительную с законодательною и совещательною. На Магистрат возложены не только исполнение карантинных правил в случае чумы, обнаруживающейся в Египте, оцепление зараженных мест, очищение людей, пожитков, жилищ и т. п., но и освидетельствование во всякое время трупов людей умерших от обыкновенных болезней, устройство кладбищ, надзор над качеством съестных припасов в больших центрах населения, смотрение за опрятностью улиц и домов в городах и деревнях, и пр. В Александрии, Магистрат этот действует совокупно с Коммиссиею del Ornato, и я указал выше на поразительный результат полученный ею; он также ведет статистику болезней и смертности, и составляет, одним-словом, такое учреждение, которого польза для края самая прямая и очевидная. Я, поэтому, посвящу особый отчет подробному развитию данного здесь очерка, по обозрении мною будущею весною Нижнего Египта и заведений, подчиненных Магистрату Здравия в [512] Дамьяте, Розетте, Мансуре и прочих местах. Теперь прибавлю только, что здесь я с удовольствием видел отсутствие двух недостатков, существующих в Турецкой карантинной системе. Там нет положительных мер наказаний за карантинные преступления и упущения, и гвардионы не организованы на военную ногу. В Александрии, напротив — «пять» рот гвардионов, изо 100 человек каждая, вооруженные и командуемые офицерами, подчинены Магистрату Здравия и находятся в полном распоряжении его, а обнародованный в 1844 году августа 18 «Уголовный Карантинный Свод» (Codice penale sanitario, sanzionato di S. A. il Vice-Re d’Egitto, il 5 Sciaban 1260), в 22 главах, определяет наказания, от одно-месячного ареста до десятилетней каторги, за все нарушения уставов по этому предмету:

III. Общественное здоровье и болезни. Климат Александрии, хотя далеко не так благоприятен для здоровья, как климат остального Египта, не-менее-того располагает человека к весьма немногим болезням. Примеры людей, из туземцев, достигающих до восьмидесяти и ста-летнего возраста, в Александрии весьма часты. В таблицах смертности, сообщенных мне из Магистрата Здравия, я нахожу, что в 1841 году, из 813 душ обоего пола, скончавшихся в этом городе от «старости», было: мужчин столетних —; девяностолетних — 6; женщин столетних — 9; девяностолетних — 27; в 1842 году, из 646 душ обоего пола — 8-столетних и 30 девяностолетних мужчин, 43 столетних и 27 девяностолетних женщин; в 1843 году, из 442 душ обоего пола — 14 девяностолетних и 1 столетний мужчина, 47 девяностолетних и 35 столетних женщин; наконец в 1844 году, в числе 442-же душ обоего пола —11 девяностолетних и 3 столетних мужчины, а из женщин 48 девяностолетних и 40 столетних. Эти цифры любопытны и тем, что подтверждают выведенный для Европы закон, что женщины чаще мужчин достигают глубокой старости.

Главные формы острых болезней (за исключением чумы), наблюдаемые в Александрии, зависят [513] преимущественно от действия воздуха вообще на наружные покровы, и от действия миасмов, развивающихся в некоторых частях города, на легкие и может-быть на кишечный канал. Первое из этих влияний производит поносы, дисентерии, воспаления глаз, гастрические и ревматические расстройства; последнее делается причиною перемежающихся лихорадок, простых или злокачественных.

Лихорадки эти конечно составляют болезнь самую частую в Александрии, и очевидно состоят под влиянием местности. Вся обширная полоса, идущая от холма Кафарелли и ворот Махмудиэ, мимо холмов Банапарте и Ком-Эль-Дик, до Розетских-Ворот, то-есть с запада к востоку, окружая город с южной стороны и пересекая в длину помещение древней Александрии, пораждает эти лихорадки; северная и внутренняя част города свободны от них. Врачи несогласны на-счет причин, производящих их. Одни, как на-пример Bella, приписывают их газам, развивающимся из цистерн, остатков глубокой древности, которые действительно существуют в большом количестве именно в этой части города. С наибольшим возвышением воды в Ниле, совпадающим с исходом лета, цистерны наполняются водою, выжимающею газы из них, а может-быть и из водопроводных канав, на поверхность земли. В Греческой Больнице 4 таких цистерны: там лихорадки не переводятся. В общей Европейской Больнице, в саду г. Жибары, лежащем насупротив холма Ком-Эль-Дик, вокруг этого последнего, мимо которого некогда проходила одна из главнейших улиц древней Александрии — находятся цистерны, и с ними эндемические лихорадки. Другие врачи, как Estienne и Loria, приписывают начала этой болезни воде Нила, цедящейся во время наводнений, чрез песчаный грунт земли, в могилы кладбищ, расположенных вокруг этой части города. Grassi этого мнения не разделяет потому, что кладбища недавно только перенесены из внутри города в места, ныне ими занимаемые, а между-тем лихорадки прежде не менее теперешнего свирепствовали: он ищет причину их в [514] испарениях озера Мареотиса, простирающегося к югу от города, от которого оно отделяется неширокою полосою земли, покрытою кучами сору и развалин древних строений.

Без-сомнения, Александрийские лихорадки — продукт всех этих влияний, вместе соединенных. Что цистерны тут играют роль не маловажную, это явствует из нередких примеров, что люди, поражаются лихорадкою в здоровых кварталах, во время чищения цистерн. Grassi пользовал горничную в доме Шведского Генерального Консула, г. д’Анастази, которая три дня сряду, около полуночи, схватывалась ознобом и жестокими коликами, прекращавшимися к утру и не возобновлявшимися в-продолжение целого дня; она умерла во время третьего пароксизма, несмотря на данный ей прием хинины: в эти дни чистили цистерну в том-же дворе. Еще неоспоримее влияние испарений озера ², отчасти высыхающего летом: соленые лиманы около Одессы и в южной части Бессарабии равномерно составляют, но моему убеждению, главнейшую причину царствующих там лихорадок. Менее вероятным кажется мне действие фильтраций Нила в могилы: христианские кладбища в степи, к северу-востоку от города, слишком невелики еще, по недавности их существования, чтобы произвести ощутительное влияние, несмотря на то, что они лежат почти «над» ветром; Арабское-же кладбище, около Помпеевой-Колонны, гораздо больше, но находится «под» ветром города. Некоторые наблюдения заставляют меня думать, что на Востоке, соседство развалин древних городов, жилищ оставленных, но несовершенно исчезших, под известными широтами, содействует к развитию [515] эндемических лихорадок: так мы видим их в Анатолии и в окрестностях Смирны, на берегах Мраморного-Моря около Трои, в Сирии около Пальмиры и Бальбека, в Египте около Александрии, в Морсе, и т. п.

Как-бы то ни было впрочем, в Александрии местность имеет чрезвычайное и самое очевидное влияние на произведение лихорадок. Так, на-пример, они весьма редки в домах на северо-восточной стороне Консульской-Площади, несколько чаще на юго-западной ее стороне, и сильно эндемически в домах находящихся в 50 шагах за этою площадью, как, па-пример, в заведении Сестер Милосердия. Больница Морских Кадетов, выстроенная недалеко от мыса Рас-ель-Тин, к северо-западу от города, влиянием одной местности своей дотого изменяет характер лихорадок у поступающих в нее больных, что рвотное и диэта достаточны для прекращения их. В главной гошпитали Махмудиэ, лихорадки упорнее, потому-что заведение граничит с полосою, пораждающею эндемию: тут уже дают хинину, но в небольших приемах; в Европейской и Греческой Больнице Доктор Bella принужден употреблять это лекарство после второго, часто после первого пароксизма, не предписывая ни рвотного, ни слабительного, хотя-бы было явное показание — из опасения потерять время, и самого больного на третьем припадке! —

Впрочем, если эти лихорадки просты, то прием 6 гран хинины в первый день, 8 —на другой, и 10 — на третий, достаточны для прекращения недуга. Но весьма часто лихорадка принимает характер злокачественный или потайной, являясь под всевозможными видами, то колик, то нервных припадков, то колотьев в боку, или воспалений мозгу и легких и т. п. При мне Grassi пользовал больного, внезапно пораженного всеми признаками холеры: поносом и рвотою, синим окрашением лица и оконечностей, исчезшим пульсом; на другой день все это само собою прекратилось, чтобы возобновиться на третий с усугубленною силою: большие приемы хинины с опием спасли больного. Нередко недуг подкрадывается лукаво: первый припадок [516] весьма слаб — легкий озноб, небольшой жар, испарина; второй сильнее, третий является с бредом, судорогами, беспамятством — и больной умирает в-продолжение его: тут только хинина от 20 до 40 или 60 гранов в день может спасти человека.

О дисентерии и воспалении глаз я уже имел случай говорить. Они весьма удобоисцелимы в начале поражения, весьма упорны и опасны если не прекратить их во-время.

Смертность от поносов и дисентерии весьма значительна в Александрии, как видно из следующей таблицы, составленной мною по регистрам Магистрата Здравия.

Не менее печальны последствия воспалений глаз, которые хотя редко угрожают опасностью самой жизни, но столь часто влекут за собою потерю одного или обоих органов зрения. Нет статистических данных, чтобы выразить цифрами число людей, страдающих в Александрии разными поражениями глаз; но, сколько я мог заметить, между 10 арабами-мужчинами, по-крайней-мере 3, если не больше, страдают или совершенною слепотою, или кривы, или представляют страфиломатозные расширения роговой оболочки, пятна на одном или обоих глазах, хроническое раздражение conjunctivae и т. и. Мне показалось, что женщины несколько меньше подвержены этим болезням, хотя они больше времени чем мужчины [517] проводят в страшных землянках своих; из чего-бы следовало, что не в этих последних должно искать причину Египетской офталмии, как думают иные врачи. Женщины, по роду занятий своих, меньше подвергают себя внезапным атмосферным влияниям, реже спят ночью на открытом воздухе, под росою; оттого между ними меньше офталмии, точно-как и меньшее число их умирает от поноса и дисентерии.

Нерадение феллагов, недоверие их к Европейским врачам, а не злокачественность этих болезней, делается причиною смертности — с-одной-стороны, потери глаз — с другой. Поэтому-то они гораздо реже свирепствуют в франкском населении в Александрии. Я сам поражен был, 11 минувшего ноября, дисентериею после простуды, гулявши с Клот-беем по Консульской-Площади при сильном северо-восточном ветре. Совершенное воздержание от пищи и чай, чрез несколько дней избавили меня от болезни, без всякого лекарства. Министр Иностранных Дел Паши Артын-бей, человек весьма образованный и умный, уверял меня, что с-тех-пор как стали расширять улицы и вводить гигиенические меры в Александрии, офталмии и дисентерии сделались гораздо реже: «Maintenant elles constituent des maladies, c’est-a-dire des phenomenes exceptionnels, tandis qu’autrefois ces affections etaient tellement communes et repandues, qu’ on les regardait presque comme un etat, sinon normal, du moins babituel». Я действительно нашел, что хотя число людей, встречаемых в городе, с разными расстройствами органов зрения, неимоверно велико, однакож между ними попадаются весьма мало с повязками на глазах, то-есть с острым страданием их. Слепые-же и кривые потеряли зрение прежде, до введения упомянутых гигиенических улучшений. Сверх-того, вышеприведенная таблица показывает, что с 1841 по 1845 год, смертность от дисентерии следовала постепенно-нисходящей прогрессии.

Необыкновенно велика смертность в детском возрасте, и конечно преимущественно в-следствие недостатка присмотра. Гораздо больше половины всех умирающих в [518] Александрии, не старше десяти лет. Болезни, похищающие столько детей, суть преимущественно: поносы, оспа, разные припадки, приписываемые молоку матери или кормилицы, наконец припадок, известный под названием «прыща на нёбе» (bouton au palais). Ha-счет этого-последнего Европейские врачи не могли мне дать удовлетворительного объяснения; Клот-бей полагает, что это просто «афты»; другие уверяли меня, что это действительно прыщ, величиною в горошину, который является на нёбе, у детей Арабов и также Европейцев, на первом году их жизни: если оставить малюток без помощи, то они быстро худеют, у них делается понос и они вскоре умирают. Есть бабки, занимающиеся лечением этой болезни: они натирают нёбо каким-то порошком, или «териаком», посредством пальца, и повторяют эту операцию ежемесячно в известный день. Предоставляю себе сделать в-последствии точнейшие розыскания об этом недуге. Значительная часть детей лишается жизни еще до рождения, от преступной привычки Арабок: прибегать к искуственному произведению выкидышей, которое здесь, как и в Турции, совершается весьма часто, заведома всем, и без всякого взыскания со стороны Начальства.

Соединяю в следующей таблице цифры, показывающие смертность детского возраста, производимую всеми исчисленными здесь патологическими формами.

Любопытно сравнить с этою чрезвычайною смертностью детского возраста незначительное число людей, умирающих в Александрии, между 10 и 20-летним возрастом: в 1841 году было их обоего пола — 200, в 1842 — 111, в 1843 — 206, в 1844 — 132. Не от того-ли это происходит, что столь убийственная в Европе легочная чахотка, выбирающая свои жертвы преимущественно в юношеском возрасте, в Александрии почти неизвестна? Умерших от нее обоего пола в регистрах показано: за 1841 год — 82, за 1842 — 66, за 1843 — 57, за 1844 — 61. Выходит, в сложности, в эти четыре года из 20,077 душ обоего пола, умерших в этом городе, только 266 душ обоего пола похищены были лёгочною чахоткою, или 1 из 75,45 умерших, тогда-как в Европейских городах, и в-особенности столицах, это отношение равно 1:6, или 7 и 8; в Одессе равно 1:12.

Способы лечения, употребляемые Александрийскими врачами, не представили мне ничего примечательного. Кровопускания весьма редко делаются нужными, преимущественно общие; пиявок-же, по дороговизне их, в гошпитальной практике вовсе не прописывают. Строгая диэта, произведение испарины, и хинина — вот три средства, которыми врачи исцеляют большую-часть господствующих здесь недугов, включая в то число и сифилис, довольно распространенный между низшими сословиями. Известно, что так-называемая сухая диэта (diele seche), где больному кроме сухарей, орехов, инжиру, фиников, ничего, даже воды, не дают, достаточна одна, или в соединении с потогонными отварами, для исцеления вторичных, закоренелых любострастных припадков: эту диэту, заимствованную у Арабов, надо продолжать по-крайней-мере сорок дней.

Комментарии

1. Из оффициального отчета, представленного в Медицинский Департамент М. В. Д.

2. Несколько раз представляли Паше проэкты для высушки огромного озера Мареотнса и обращения дна его под хлебопашество; но значительные суммы, требуемые для осуществления этого предприятия, всегда удерживали его. Ученый Полковник Gallice-bey, директор работ для укрепления Александрии, сообщил мне план для восстановления озера в том вид, в котором оно было до 1801 года, когда 30 деревень окружали и возделывали берега его: издержки, по его смете, не превышают 50,000 франков.

Текст воспроизведен по изданию: Записки русского врача, отправленного на Восток (Доктора А. А. Рафаловича) // Журнал министерства внутренних дел, № 6. 1847

© текст - Рафалович А. А. 1847
© сетевая версия - Thietmar. 2020
© OCR - Андреев-Попович И. 2020
© дизайн - Войтехович А. 2001
© ЖМВД. 1847