-

РАФАЛОВИЧ А. А.

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО НИЖНЕМУ ЕГИПТУ

И ВНУТРЕННИМ ОБЛАСТЯМ ДЕЛЬТЫ

КНИГА ПЕРВАЯ

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО НИЛУ

ИЗ КАИРА В РОЗЕТ И ДАМЬЯТ.

(1847.)

Глава V.

Выезд из Розета. Мэтубис. Повар Абдаллах и талисман против безветренной погоды. Шибрыхит. Са-эль-хаггар и развалины древнего Саиса. Обед у шейха Эль-бэлэд. Кудабэ. Вторичное посещение образцовых деревень. Раздача Мехметом-Али задолжавших деревень в частное владение сановникам. Шабур. Кафр-3иат. Нэгилэ; проделки шеихов-эль-бэлэд. Надэр; женщины содержательницы кофеен. Гизеи. Поездка верхом в город Мэнуф. Тэрранэ; добывание соды. Работы чищения канала Хататбэ. Губернатор области, М'хаммед-бей-Миникли; свидание с ним. Скотские падежи. Бэни-Саламэ. Гурэс. Мит-эль-аруса. Возвращение к барражу.

Мы возвратились на барку довольно поздно от г. П**, и достаточно ознакомясь с тем, что могло меня интересовать в Розете, выехали из этого города на другой день, 4 февраля, в 8 часов утра, при попутном ветре. Путь отсюда направлен был к югу, вверх по Нилу; нам нужно было идти до вершины Дельты по этой ветви, чтобы потом оттуда спуститься по другой, восточной, в Дамьят. Погода в последние дни стояла хорошая и довольно теплая: по утрам в 8 часов термометр показывал + 12° по Реомюру, в полден + 14° или 16°. К полудню мы остановились в Мэтубисе, на правом [138] берегу Нила, для покупки свежей провизии, и я воспользовался временем, чтобы осмотреть это местечко, лежащее на полудороге из Розета в Фуэ. Мэтубис довольно обширен и выстроен дугою вокруг бухты, образуемой здесь рекою. Дома в два или три яруса, из красного кирпича, но и тут верхние этажи разваливаются и жители занимают одни нижние ярусы. Улицы узки и извилисты; площади, встречаемые в разных местах, завалены сором и золою; на базаре все лавки пусты, и я нашел в них только трех-четырех кузнецов, да несколько женщин, продававших лук и редьку. Вид населения плачевный; попадается также весьма много людей слепых, кривых, или с повязкою на глазах. Кладбище лежит на юго-западной оконечности местечка и окружено домами; кирпичных могильных склепов на нем, около 150; подле кладбища выстроена красивая мечеть, а три других с высокими минаретами находятся внутри местечка. Это последнее с восточной стороны окружено каналом, вода которого чрез разрыв плотины, в прошлую осень, затопила соседние поля и уничтожила жатвы. Я зашел в избу, где пять ткачей Арабов сидели в ямах, вырытых в полу, и на станках самой первобытной простоты, вероятно сохранивших устройство эпохи Фараонов, приготовляли бумажный, тонкий, но весьма жидкий рубашечный холст, белый с желтоватыми полосами (желтый цвет дается пряже посредством отвара листьев хэнны); холст этот очень узок, и кусок длиною в двадцать восемь локтей (драа) стоит только 14 пиастров.

Повар наш воротился из местечка с пустыми руками: он нигде не нашел ни кур ни даже яиц, и мы с [139] надеждою на плохой обед пустились в дальнейший путь. Против Мэтубиса, на левом берегу Нила, лежит город Атфэйнэ, которого два минарета отражаются в воде среди апельсинных и финиковых деревьев; тут находится также обширный дворец Саид-паши, выстроенный как бы для контраста с разваливающимися домами жителей. В 3 часа по полудни приехали мы в Атфэ, где сотни нагруженных барок все еще стояли у закрытых шлюз Махмудийе; мы вышли на берег, чтобы узнать что слышно из Каира и Александрии, и потом переправились в Фуэ, где решились ночевать, потому что ветер к вечеру совершенно утих.

5 февраля. Безветрие продолжалось все утро и матросы вновь должны были бичевать барку; к полудню они остановились отдохнуть и позавтракать на берегу. Сварили в чугунном котле чечевицу с солью без всякой другой приправы, и спекли хлебные лепешки; для этого тонкая и круглая медная плитка (доккэ) разогревается посредством зажженного под нею хвороста, и на нее выливают имеющееся в запасе, полужидкое кислое тесто, из пшеничной или кукурузной муки. Лепешки спекаются плохо, но весьма скоро; пока они горячи, вкус их недурен; остывши, и особенно чрез несколько часов по приготовлении, они тяжелы и довольно неприятны. В это время заметил я си-девшего вблизи на берегу, оборванного и изнуренного мальчика феллаха, лет девяти или десяти; он с жадностью смотрел на завтракавших Нубийцев, и, получив от меня несколько хамсэ, ободрился и рассказал, что у него нет ни отца ни матери, а есть брат «нызами» (военный) в Александрии. Мы взяли его на барку, накормили, и по просьбе [140] его, оставили у себя, бросив предварительно в реку бывшую на нем одежду, состоявшую из рубахи, старого шерстяного аббаие и полотняной ермолки (такие), вместо которых дали ему другое, чистое платье. Потом принялись опять за бичевание. Около часу пополудни, повар наш Абдаллах-Факих (так его прозвали потому что он знал грамоту). Абиссинец, которого за несколько лет перед тем г. д'Арно купил в Сэнаре, пришел объявить мне, что у него есть верный талисман, чтобы вызвать попутный ветер, и предложил биться об заклад, что по зову его ветер явится не позже как через час. Я принял пари, и случай как нельзя больше оказался благоприятен чародейству Абдаллаха. Абиссинец этот, лет 23 или 24-х, весьма умный и бойкий, но адского характера (Г. д'Арно рассказал мне, что во время бытности его в Сэнарe, Абдаллах однажды, в припадке гнева, схватил заряженное двуствольное ружье и убил, без всякого повода, несколько взятых в плен Негров! По причине несовершеннолетнего возраста, мальчика освободили от заслуженной смертной казни, дав ему вместо того тысячу и более ударов плетьми), тотчас написал какие-то каббалистические знаки на бумажку и, взлезши на крышу кают, привязал ее к мачте. Едва успел он сойти вниз, как действительно стал дуть попутный ветерок, сначала слабо, потом крепче и крепче, так что минут через пятнадцать мы быстро шли под парусами, к немалой потехе экипажа и самого Абдаллаха, которому я вручил обещанный реал-франса (пяти-франковый талер) (Во всех посещенных мною частях Африки, европейские монеты, и в особенности французские талеры и испанские колоннаты, принимаются народом весьма охотно. Из колоннатов предпочитаются чеканенные при Карле IV; эта цифра на них изображена четырьмя черточками: IIII, и Арабы прозвали их поэтому абу-арба («отец четырех»)). Ветер продолжался с ровною силой до [141] поздней ночи. Около 3 часов по полудни мы проехали мимо большого селения Кафр-Дэсук, о котором говорено было выше; между избами его возвышается обширный двухярусный дом, выбеленный известью и со стеклами в окнах, что здесь за большую редкость: в нем живет управитель имений Мехмета-Али. Подле села находится канал, ведущий из Нила в озеро Бурлос: в проезд наш он был совершенно без воды, но во время разлива реки по нем ходят нагруженные барки. Предполагалось было устроить плотину и шлюзы у истока этого канала, и для того привезен был в большом количестве из Турры тесаный камень, который свален тут на берегу Нила; но к работам не думали приступить: камен уже несколько лет лежит без употребления, и феллахи мало по малу растаскивают его.

После прекрасного дня, теплого, с ясным, безоблачным небом, мы остановились к вечеру ночевать у села Шибрыхит, на левом берегу Нила; этот берег здесь уже значительно выше уровня реки, над которою поднимается отвесно. На другой день, 6 февраля, поутру, я пошел осмотреть селение, ныне местопребывание губернатора (мудира) и главных властей области Бхэрэ, лежащей между левым берегом Розетской ветви и Ливийской пустыней. Шибрыхит ознаменован победою, которую французское войско, во время следования из Александрии к Каиру, одержало под стенами его, 13 июля 1798 г., над мамлюками, тут впервые испытавшими могущество европейской тактики, и понявшими силу регулярной пехоты. [142] Селение, о котором в последствии подробнее говорить буду, содержится довольно опрятно и жители его, получая порядочный доход от пристающих в большом количестве к берегу барок, кажутся не столь несчастными как в других местах. В нем находится большой казенный магазин (шунэ), для складки продуктов и строевого леса; в кофейнях над берегом сидели усатые Арнауты губернатора, и около них вертелось несколько женщин, довольно молодых, разряженных и обращением, взглядами и словами ясно обличавших свое звание. Читатель не должен соединять с названием «кофейня», понятия сопряженного с этим словом в европейских городах. Нет ничего проще и беднее этих заведений в Египте; земляная изба или шалаш из камыша; несколько табуретов из ребер финиковых листьев; кафас, т. е. длинная, низкая, плетеная из того же материала скамья, накрытая циновкою; один или несколько медных или жестяных кофейников разной величины; дюжина фаянсовых финганов с медными зарфами ; кожаный мешок с толченым кофе; пары две чубуков из камыша и наргилэ из кокосового ореха; фунта два крепкого табаку (духан ахдар), и корзина с древесным углем: вот чем обзаводится здесь промышленник, желающий открыть кофейню. На десять или пятнадцать рублей серебром можно приобрести помещение, мебель, и все принадлежности; кофе же и табак покупаются хозяином в лавочке, по мере истощения заготовленного небольшого запаса. Кладбище в Шибрыхите находится на краю села, к северу, следовательно над ветром; избы из сырого кирпича, малы и тесны. Шагах в пятидесяти [143] отсюда лежит другая деревушка, поменьше, с особым кладбищем, устроенным также с северного ее края.

Вскоре попутный ветер снова стал свежеть, и к полудню мы прибыли в деревню Са-эль-хаггар, на правом берегу Нила. Она примыкает с северной стороны к развалинам древнего города Саис, название которого сохранилось в имени нынешней деревни и двух других, находящихся в соседстве, на противоположном берегу реки: Мхаллэт-Са и Кафр-Мхаллэт-Са. Мы сперва отправились к развалинам, до которых дошли не без труда, по причине многочисленных, наполненных водою и заросших камышом канав, и топких болотистых мест, оставшихся после разлива. Девочка, стерегшая несколько буйволов и овец в соседстве, заметила наше затруднение и предложила сесть верхом на буйвола, чтобы прямо и скорее добраться до развалин: но предложение это показалось нам не довольно заманчивым и мы предпочли идти пешком. Развалины лежат в расстоянии около версты от берега, и образуют обширный параллелограмм, длиною в 2160 фут и шириною в 1440 ф. (См. Champollion le jeune: lettres ecrites d'Egypte et de Nubie, en 1828 et 29, стр. 51), окруженный высокими стенами из сырого кирпича (Кирпич вообще называется у Арабов эль-тобэ; Испанцы из этого слова сделали свое adobe (сырой кирпич)), весьма хорошо сохранившегося и которого величина несравненно больше употребляемого ныне в Египте; толщина стен у основания их равняется 54 футам. Большая часть содержимого в них пространства затоплена водою и заросла камышом, в котором гнездятся тысячи диких уток и [144] других птиц. Полагаю, что вода эта никогда здесь не иссякает, и содержится в остатке «выложенного камнем круглого озера», о котором упоминает Геродот (II. 170), и на котором в древности по ночам совершались таинства, в честь того «кого я не считаю себе позволенным назвать,» как выражается отец истории. Следы подобных искусственных озер или больших прудов, поныне хорошо сохранились и в оградах других древне-египетских храмов, напр. в Карнаке, Эрмэнте и пр. Внутри параллеллограмма, с южной и западной стороны, грунт несколько выше и покрыт обломками красных кирпичей, разбитыми глиняными горшками, кусками гранита и мрамора и высокими холмами, разрытыми у подошвы для отискивания древностей. Дальше к северу видны остатки строений из сырого кирпича, несколько изменившие вид свой со времени посещения (в1828 г.) этого места Шамполлионом, который нашел тут также саркофаг из зеленого базальта, принадлежавший хранителю храма в царствование Псаммитиха II, ныне увезенный отсюда. Геродот, как очевидец, говорит довольно подробно (II. 169, 175, 176) о Саисе, о храме египетской Минервы (богини Нейф), о великолепных дворцах, гробницах саитских фараонов, памятниках Aпpиeca и преемника его Амазиса, об обе-лисках, «андросфинксах» и т. д.: все это ныне исчезло или покрыто землею. К югу, в небольшом расстоянии от ограды, находятся многие четвероугольные, в виде комнат, строения из сырого кирпича, хорошо сохранившие форму свою; по мнению Шамполлюна, в них хоронились мумии покойников, и тут было кладбище, «Некрополис», Саиса. Меня поразило огромное количество разбитой [145] посуды из красной глины, покрывающее все это пространство, и наполняющее также широкий и длинный овраг, идущий отсюда к селению Са-эль-хаггар: это обломки так называемых «канопских» сосудов, в которых особо хранились внутренности набальзамированных трупов. Земля и здесь кругом разрыта во всех направлениях феллахами, добывающими из-под нее древние кирпичи и тесаный камень. Во время нашей прогулки, в немногих от нас шагах из норы вышел шакал (Lupus aureus); он сначала бросился бежать, потом остановился несколько дальше, пристально смотря на нас: не имев с собою ружей, мы швырнули в него каменьями, и он медленно удалился.

Оттуда мы отправились в близлежащее большое село Са-эль-хаггар, принадлежащее, вместе с 174 другими деревнями, Кобту Базилиос-бею. Оно выстроено из древнего жженого кирпича, взятого из соседних развалин, и пользуется по-видимому некоторым благосостоянием. Обширные плантации хлопчатой бумаги (кутн (Слово эль-кутн, из которого вероятно сделано испанское algodon и французское coton, пишется буквою каф, весьма трудною для выговора. В Египте эту букву произносят трояким образом: или как к с сильным придыханием, как бы из глубины горла; или же как г (французское g перед а или о) — гутн (произношение верхнее египетское); или наконец как одно придыхание, при котором самой буквы вовсе не слышно: 'утн. Это последнее произношение общее в нижнем Египте), Gossypium vitifolium), лимонных, апельсинных и гранатовых деревьев, окружают селение, вместе с полями, засеянными берсимом, овощами, пшеницею, довольно высокою в проезд наш, и ячменем, уже стоявшим в [146] колосьях. Мы навестили шеиха-эль-бэлэд, у которого нашли человек двадцать гостей, довольно чисто одетых, сидевших во дворе под навесом. Хозяин принял нас весьма вежливо, и повел в большую, темную комнату без оконных отверстий, получавшую свет только через открытые двери; для нас постлали на полу коврик, и шейх, молодой человек приятной наружности, пригласил нас к обеду, который тут же стали подавать, но от которого мы отказались, позавтракав недавно перед тем на барке. Слуга принес на голове толстую, круглую циновку, наполненную сотнею и больше крошечных горячих хлебов из кукурузной муки. Они, кажется, называются бутау (?) (Так это слово у меня написано в дневнике), выпечены дурно и продаются на деревенских базарах по фадде (около 1/6 коп. сер.) каждый, что, при малости их, вовсе недешево; было также с двадцать больших ле-пешек пшеничных. Хлеб этот расположили на краю циновки, а в средину ее поставили огромный поднос из луженой меди; на нем были тарелки и блюдечки с кислым молоком, вареными сливками, яйцами, сыром, разными сластями и т. и. Другой слуга принес пять больших слоеных пирогов с мясом, на вид довольно аппетитных, и несколько небольших глиняных кувшинов (эль-куллэ (Старинное испанское слово alcolla также значит «кувшин») или, чаще, гуллэ) с непроцеженною нильскою водою; ее пьют без стаканов, прямо из горлышка, и в деревнях другого напитка за столом не употребляют. Общество немедленно уселось на корточках вокруг подноса на полу, и всякой стал совать пальцы правой своей руки то в блюда, то в пироги, как попадется; левую, употребляемую [147] при омовениях, мусульмане считают нечистою, и смотрят не без отвращения на Европейцев, когда они едят обеими руками без различия. Все чужие люди, проходящие через деревню в обыденную пору, имеют право садиться за стол у шеиха-эль-бэлэд, без приглашения и особенного приветствия, призывая только имя Аллаха (бысм' ыллахи). Шейхи, за таковую возложенную на них обязанность безвозмездного угощения странствующих, получают от казны особый участок земли, освобожденный от повинностей. Между гостями я заметил солдата, двух писцов Кобтов и одного Араба слепого; все прочие были зажиточные обыватели, судя но шелковым их кафтанам и белизне кисейных шалей на чалмах. На Востоке блюда подаются все вместе, а не одно за другим как у нас; поэтому разговора там за столом не бывает: всякий молча ест что и сколько ему угодно, и насытившись встает без дальнейших комплиментов, произнося: ана шабаш (я сыт), или элъ-хамды-л'ыллах (хвала Аллаху), и уходит. После гостей, за ту же трапезу сели слуги их, а наконец ожидавшие у ворот бедные; хозяин не вставал с своего места пока и эти последние не отобедали. Такой обычай открытого, широкого гостеприимства, напоминающий патриархальные, библейские времена, показался мне истинно-трогательным и прекрасным. Нам подали кофе; потом шейх повел нас в диуан верхнего этажа, где угостил трубками и стал расспрашивать про Александрию. Я заметил тут вновь, что Египтяне, беседуя с почетным гостем, очень часто и после каждой из пауз, столь обыкновенных в разговоре, когда не о чем толковать в особенности, — повторяют приветствие, с которым [148] они встречают посетителя при входе его. Прикладывая руку ко рту и потом ко лбу с почтительною улыбкою, хозяин спрашивает гостя: таибин? или энтэ таиб? (тебе хорошо?), как-будто он только что увидел его, и это повторяется несколько раз в продолжение посещения. Шейх настоятельно просил, чтобы мы оставались у него ночевать или по крайней мере ужинать, но г. д'Арно никак нельзя было исполнить его желание. Он дал нам проводника, который показал нам в мечети плиту, покрытую иероглифами, но без картушей; эта плита, несколько обломков гранитных колонн и уже упомянутые кирпичи — единственные остатки древности, виденные нами в деревне. У шейха на пороге ворот прежде лежала другая колонна с примечательным картушем (если не ошибаюсь, богини Нейф); он отдал ее недавно английскому негоцианту в Александрии, г. Гаррису, любителю древностей, который и увез ее туда.

Мы пришли на барку крепко уставши, и за безветрием должны были приняться за бичевание; вскоре остановились у правого берега подле деревни Кудабэ, принадлежащей какому-то Осман-бею, чтобы купить провизии. У бея тут хороший дом; но мазанки феллахов, из сырой земли, чрезвычайно малы, тесны и дурно устроены. Вдоль берега, весьма возвышенного, и в этом месте круто опускающегося к реке, устроен на открытом воздухе род базара; тут сидело с пятнадцать женщин и несколько мужчин, продававших яйца (Достойно примечания, что в Египте куриные яйца гораздо меньше чем в Европе, почти в половину, хотя самые куры такой же величины как у нас. Не зависит ли эта аномалия от искусственного выведения цыплят в печах?), сыр, буйволовое масло, соленую рыбу, хлеб, сахарный тростник, который здесь простым [149] народом потребляется сырой, как лакомство, лук, редьку, апельсины и т. п. Нельзя вообразить ничего неопрятнее и отвратительнее этих продавцов и наружного вида самого товара; рои мух покрывали хлеб и прочие припасы, а феллахи, одетые в рубища и словно выкупанные в грязи, показывая сыр или масло и хлеб, валяли и месили их пальцами, так что решительно отбивали всякую охоту к еде. В сравнении с нашими деревенскими ценами, провизия здесь не дешева: за пару яиц платят пять фадд, за тощую курицу (их вообще плохо кормят) два и три пиастра, за небольшую кружку (элъ-куз) (Из этого слова Испанцы сделали свое alcuza: «кружка для масла») козьего молока — пиастр, и т. д. Многочисленные барки, разъезжающие по этой ветви Нила до Атфэ, объясняют причину такой дороговизны. Мы ночевали подле села Бэлъшеих, из которого выехали на другой день, 7 февраля, в 8 часов утра, и часа через три прибыли в Кафр-3иат, одну из образцовых деревень, уже описанных мною; за безветрием мы простояли здесь до следующего утра. Работы построек подвигались вперед довольно деятельно; лавки и кофейни нового базара были почти кончены. Деревня эта недавно отдана Мехметом-Али во владение Базилюс-бею. по просьбе самых феллахов. При нынешнем положении земледельцев в Египте, они предпочитают принадлежать владельцу, занимающему высший пост при вице-короле и могущему влиянием своим защищать их от едва выносимых угнетений корыстолюбивых местных властей. Бей удержал за собою только часть земли, которая обрабатывается [150] на его счет; прочую всю предоставил феллахам, возделывающим ее по своему произволу, и платящим помещику оброк деньгами или натурою, за что он вносит в казну все следующие с них подати. Вице-король выигрывает от этого точнейшую уплату повинностей, без издержек на их сбор; земля же, и в окончательном результате край и казна, теряют, потому что новые помещики, считая себя только временными владельцами, не дают почве отдохнуть, и истощают ее возделыванием хлопчатой бумаги, индиго и подобных продуктов многоценных, но в

скором времени поглощающих производительность полей, которые здесь не унавоживаются. Из владельцев, получивших от Мехмета-Али деревни, задолжавшие и обремененные недоимками, те, которые сами или чрез надежных управителей могут смотреть за сельским хозяйством и работами, получают от них выгоды. Многие другие напротив того разоряются: доходов с дарованных им деревень недостаточно для уплаты издержек и податей; вследствие того казна налагает запрещение на жалованье и прочее имущество их, а наконец отбирает и самые деревни. Поэтому не без причины полагают, что сказанная раздача сановникам и любимцам деревень, есть только косвенное средство, придуманное Мехметом-Али для того, чтобы мало по малу отнимать у них богатства, нажитые во время прежнего служения. Перед выездом моим из Александрии, в ноябре 1846 г., сын вице-короля, Саид-паша, владеющий сто пятнадцатью деревнями, вдруг и с некоторою гласностью начал продавать свои бриллианты и другие драгоценности, столовую серебряную посуду и пр., чтобы заплатить в казну следовавшие с него за эти деревни около 80,000 [151] колоннатов (до 90,000 рублей серебром) податей. Люди, знакомые с духом турецкой администрации, догадались, что это была хитрость, употребленная вице-королем с целью унять ропот владельцев, жаловавшихся на строгость казенных взысканий, и заставить их платить точнее и поспешнее прежнего, показывая, что в деле недоимок великий паша не знает разницы между своими собственными детьми и лицами посторонними. Рассчитывают, что этим способом (если только система вообще удержится) большая часть розданных деревень, вместе с прочим имуществом новых владельцев, постепенно возвратится назад в руки вице-короля.

Поля вокруг Кафр-3иата отличаются плодородием, а выгодное положение его, на берегу реки и в небольшом расстоянии от Танты, обеспечивает всегда верный сбыт всем его произведениям; с окончанием новых построек благосостояние этого села еще умножится. Европеец, г. Стефано, поселившийся для торговых оборотов в Кафр-Зиате, где проживает четырнадцатый год, рассказал мне, что в течение этого времени он видел здесь чуму два раза: последняя открылась в 1842 г., и он от нее потерял двух детей и сам заразился. Эпидемия продолжалась три месяца, и похитила до восьмидесяти человек из жителей, которые впрочем не принимали никаких мер предосторожности и свободно сообщались с соседними деревнями.

8 февраля. Выехали в 8 часов утра при противном ветре, и часа через два прибыли в село Шабур на левом берегу, сильно подмываемом здесь рекой. Ша-бур окружен с запада большим каналом, [152] содержавшим в проезд наш много стоячей воды, в которой поили скот и купались буйволы. Избы, из сырого кирпича, весьма неопрятны; стены их облеплены лепешками гиллэ; кучи сора и золы, выносимых из хижин, наполняют узкие улицы, и образуют вокруг села высокие холмы (кум), мешающие свободному обращению воздуха. Три мечети, из коих две довольно красивой архитектуры, равно как и многие избы выстроены из древних кирпичей; эти последние, и многочисленные замеченные мною в мечетях колонны, взяты без сомнения из развалин древних зданий; ученые полагают, что тут находились города: Андрополис и Гинекополис. Одно кладбище расположено вокруг мечети к северу от села, с надветреной стороны; другое, поменьше, находится на южном краю. Детей в Шабуре огромное множество; все те, которые только могли держаться на ногах и говорить, бегали за мною прося бахшиша (Слово бахшиш, которое путешественник столь часто слышит везде на Востокe, взято от персидского глагола бахшидан: дарить)\ в Египте малютки приучаются к выговору этого слова кажется прежде всякого другого. Я раздал все бывшие у меня хамсэ, им и многим женщинам, протягивавшим руки для получения их. Между молодыми девочками были физиономии вовсе не дурные. Судоходство на Ниле доставляет здешним феллахам случай сбывать с выгодою разные продукты сельского хозяйства, и нищета их вероятно более притворная, чем следствие действительной нужды. Мы нашли тут в изобилии разные припасы: птицу, яйца, сыр, масло и т. п.; видели также несколько стад красивых бурых коз с весьма длинными висячими ушами (Capra mambrica, L.), дающих очень много [153] молока, и овец с порядочными курдюками (Ovis laticau-data). Между хижинами Шабура и вокруг его, финиковых пальм всего не более тридцати или сорока, но подле селения Кафр-Ашат, лежащего на противоположном берегу Нила, находится значительная роща этих и других деревьев. Последних действительно разведено довольно много в Египте при Мехмете-Али, хотя далеко не те десятки миллионов, о которых говорится в иных книгах (Клот-бей (Appergu general sur l'Egypte, Paris 1840, Т. I, глава 2-я, § II.) уверяет, что Мехмет-Али развел в одном нижнем Египте шестнадцать миллионов деревьев, а Ибрагим-паша — более пяти миллионов. Не все эти деревья, стало быть, принялись). Число же финиковых пальм уменьшилось, и именно с тех пор, как их обложили податью; феллахи предпочли вырубить деревья, нежели иметь расчеты с сборщиками Кобтами.

Около полудня мы пошли пешком по берегу в Нэгилэ, пока барку медленно и с трудом бичевали по крутому колену, образуемому здесь Нилом с запада к востоку. Дорога наша вела чрез обширные поля, засеянные пшеницею, сочные стебли которой имели до 2,5 фут вышины, хотя она тут была посеяна на почве, вовсе не вспаханной, а просто смягченной водою реки во время разлива. На других полях в крупных колосьях красовался ячмень, высеянный только за месяц перед тем; вышина его была почти в 2 фута. Ячмень {шаир, Hordeum hexastichum) здесь дается в корм лошадям, вместо не свойственного краю овса; он растет во всех областях Египта, почти до Ассуана; в нижнем Египте его сеют в декабре, на земле вспаханной, которую до жатвы два раза орошают. [154] На каждый феддан употребляют от 0,5 до 2/3 ардеба семян, и собирают от 3 до 7 ардебов зерна, смотря по местности; около Розета и Мансуры феддан иногда дает от 8 до 10 ардебов. Глубокие и широкие трещины раздирали землю во всех направлениях и затрудняли дорогу; в летние жары, перед нaвoднeниeм они еще более увеличиваются и служат убежищем тысячам крыс, пожирающих здесь часть жатв. Оставив справа небольшие деревушки Кафр-Гарин и Мит-Мэ, мы дошли по широкой насыпи, довольно удаленной от берега, до Нэгилэ; за полверсты до него находится уединенное кладбище вокруг могилы какого-то шейха; это место, прозванное Кандили, прежде окружено было рощею гранатовых деревьев, которые владелец вырубил все до последнего, когда с них также стали требовать подати.

В Нэгилэ постройка новых домиков подвигается вперед, хотя казна начала отпускать весьма медленно нужный материал, лес, железо, и т. п. Между работниками меня поразил один, совершенно слепой, который, не смотря на потерю зрения, преловко строил кирпичную стену; разведенную с водою глину, заступающую здесь место цемента, он брал сломанным верблюжьим ребром, по неимению лопаточки, и потом размазывал ее рукою на кирпичах. Эти последние приготовлялись в соседстве самими феллахами, из земли, смешанной с частью сеченой соломы, для кирпича сырого, и с частью сэбаха (напитанного селитрою и другими солями мусора) — для кирпича, назначенного к обжиганию в выстроенных вблизи печах; печи топятся сухими стеблями кукурузы. Работник в день приготовляет не более 400 штук [155] сырых кирпичей. Проходя мимо общественной мельницы, мы заметили, сквозь щели закрытых дверей, четырех женщин, которые припряглись к дышлу приделанному к оси жернова; по бедности они не были в состоянии нанять лошадь или быка, чтобы смолоть кукурузные зерна; две из них, желая сберечь платье, работали совершенно нагие!..

Мы навестили потом смотрителя (назыр) построек, Египтянина, получающего 500 пиастров в месяц жалованья, соответственно его чину юз-баши (капитана) (Чиновники в Египте, особенно высшие, получают оклады огромные сравнительно с дешевизною припасов и редкостью денег в крае: чину полковника, сверх значительных рационных, присвоено жалованья 500 рублей серебр. в месяц; бригадному генералу — 675 рублей, дивизионному генералу — 875 рублей, и т. д. Впрочем, перед выездом моим, для вновь определяемых чиновников, Мехмет-Али понизил все оклады на один чин: полковникам назначил жалованье подполковников, последним — майорское и т. д.). Он угостил нас сперва — в честь меня — чаем с сахаром, а после, «на общем положении», кофеем без сахара. Вокруг нас собралось много жителей деревни с шейхом-эль-бэлэд и братом его: по первому взгляду в них можно было узнать Арабов, оседлых бедуинов, отличающихся от собственно-египетских феллахов физическими чертами, не менее как и нравственными качествами. В прежние годы жители Нэгилэ известны были буйством и непокорностью, к чему вероятно содействовала близость Ливийской пустыни, представляющей им верное убежище от взысканий начальства. Г-ну д'А'рно, снимавшему план деревни для предполагавшейся перестройки ее, они сначала делали много неприятностей, [156] вооб- ражая, что под этою мерою скрывалась какая-нибудь новая фискальная прижимка; в представленном списке обывателей, шеих-эль-бэлэд по той же причине всех назвал неимущими, и домашней скотины ни у кого не объявил, вследствие чего отстроенные ныне избы и дворы вышли слишком малые. Теперь, когда они убедились, что предприятие клонилось к собственной их пользе, жители жалуются на тесноту изб и просят об изменении плана, что, разумеется, для оконченных строений неудобоисполнимо. Не трудно было нам заметит, что эти Арабы, хотя они из хитрости всегда притворяются недовольными, внутренне радовались новому, лучшему виду своих жилищ, которые в самом деле несравненно удобнее и красивее прежних. Желательно только, чтобы перестройки могли быть производимы в одно и тоже время на большем числе пунктов нижнего Египта. Но на это у Мехмета-Али ни охоты ни денег нет.

Возвращаясь отсюда на барку, мы встретили конвой из нескольких солдат, и человек тридцать или сорок работников разного возраста, из которых каждый нес на спине мешок с провизией. Они шли с чистки канала Хататбэ, направляясь в Атфэ для перегрузки хлеба с казенных барок. При этом случае нам открыли одну из многочисленных хитростей, употребляемых деревенскими головами, чтобы удовлетворить требованиям областных властей, часто весьма несправедливым. Село Нэгилэ должно было представить двойной комплект работников, один для сказанного канала, а другой в Атфэ. Не имея на лице нужного количества людей, шеих-эль-бэлэд распорядился следующим образом: послал сперва [157] требуемое число работников к каналу, сдал их смотрителю работ и получил от него формальную квитанцию; а на другой день те же самые люди были отправлены в Атфэ, где шейху выдали другую квитанцию. Само собою разумеется, что подобные проделки даром не делаются, и что чиновники и самые шейхи при этом едят (Эль-назыр, у элъ-шеих, у кулу бьакулу — «смотритель, шейх и все едят», часто повторяли нам феллахи), по египетскому выражению, сколько смогут. Работники, забираемые на подобные казенные или общественные работы, ни платы ни припасов не получают, и повинность эта, одна из самых тяжких для феллахов, тем более обременительна, что в требованиях своих областные власти и инженеры-Арабы не только не соображаются с действительным числом наличных рабочих рук в деревнях, но обыкновенно назначают даже больше чем им нужно по сметам, нарочно чтобы иметь возможность и предлог брать деньги с феллахов!...

Выше и ниже Нэгилэ Нил ежегодно уносит часть левого берега, который является здесь не только совершенно отвесным, но местами снизу подмывается волнами; вследствие этого он весьма часто обваливается длинными полосами, вдруг и с шумом падающими в воду, весьма здесь глубокую и быструю, не без опасности для проходящих в то время у берега барок. Мы должны были идти более версты пешком, прежде чем нашли место несколько отлогое, позволившее нам спуститься к барке. Ветер с полудня дул З.-Ю.-З., противный нам; он наполнял воздух тонким, едким песком, сильно раздражавшим глаза; небо было как будто пыльное и тусклое; [158] солнце имело красновато-серый цвет, и походило на полный месяц, восходящий сквозь туман: оно совершенно потеряло блеск свой, так что можно было на него прямо смотреть глазами. Частые повороты Нила дозволяли нам по временам идти под парусами, но вообще мы подвигались вперед весьма медленно.

9 февраля, в 8 часов утра, мы остановились у села Надэр, лежащего на правом берегу Нила, близ устья большого Мэнуф'ского канала, который идет поперек верхней части Дельты, от Дамьятской ветви к Розетской. Надэр находится в некотором расстоянии от реки; на самом же берегу выстроен из камыша и циновок ряд па-латок и шалашей, занимаемых мелочными лавочками, кофейнями и непотребными женщинами, которых привлекает сюда множество останавливающихся у Надэра барок. По причине весьма крутого двойного колена, образуемого в этом месте Нилом, и по близости судоходного канала, баркам нередко приходится простоять тут несколько дней; шкипера и матросы пользуются этим временем, и сколько могут воруют возимые ими на счет казны или купцов зерно и другие припасы, и под рукою продают их жителям. Для этого они весьма ловко всовывают тон-кий камыш в мешки, плетеные из финиковых листьев (зэмбил), не разрывая их, и осторожно выпускают часть зерен риса и т. п., содержимых в них; потом поливают мешки водою, для увеличения веса их. Местное начальство, получая от того некоторые выгоды, смотрит сквозь пальцы на это и на пребывание развратных женщин, скрывающих ремесло свое под весьма прозрачною личиною продажи кофе в шалашах. Между [159] ними некоторые были недурны и щегольски одеты, со множеством ожерельев из бус, кораллов и т. п. на шее, а иные с большим кольцом, продетым через правую ноздрю. Было также несколько Абиссинянок, из коих одна, лет четырнадцати или пятнадцати, отличалась весьма правильными и приятными чертами лица; она долго преследовала нас приглашениями зайти к ней выпить кофе; чтобы отвязаться, я сказал ей, что у нас нет с собою денег; тогда она отвернулась с жестом презрения, прибавив: изэкан ма андакш фэллус, руэх, иэлла! (если у тебя нет денег, то убирайся...). Надэр — один из нечистых источников, откуда любострастные болезни разливают яд свой по всему краю.

Противный ветер продолжался и по выезде нашем из Надэра; он дул с большою силою, и хотя направлениe его было З.-Ю.-З., а термометр стоял на + 12° R. в тени, температура воздуха тем не менее казалась нам чувствительно прохладною. К полдням мы прибыли в Гизеи, первую из посещенных мною образцовых деревень. Осмотрев производившиеся там работы, мы зашли к знакомому уже читателям полковнику Мустафэ-бею. Г-ну д'Арно нужно было остаться тут до вечера, чтобы потолковать с беем о служебных делах; а я, воспользовавшись этим временем, отправился верхом в Мэнуф, город, лежащий в 1,5 часах к востоку от Гизеи, внутри Дельты, здесь, близ своей вершины, довольно узкой. Шейх-эль-бэлэд достал мне старую рыжую лошадь с турецким седлом, и осла для поехавшего со мною повара нашего Абдаллаха. Мне дали сверх того, в виде прикры-тия, двух Арабов с пиками (единственным оружием, [160] которое Мехмет-Али позволяет феллахам держать), Абдаллах взял с собою карабин: предосторожность ныне, кажется, в Дельте решительно бесполезная. Мы следовали ровно час по узкой и дурно содержимой земляной насыпи, вьющейся среди роскошнейшей зелени обширных равнин, засеянных пшеницею (камх), льном (кытан), бобами (эль-лубие) (По испански alubia), фасолью (фул), горохом (бсиллэ) и пр. Потом проехали через две большие деревни, Абу-л-мишт и Берхим, находящиеся в близком расстоянии одна от другой: первая принадлежит Хус-сейн-паше, последняя — министру финансов, Шериф-паше; позади их находится еще третье село, Мэншийе. Плодородие почвы здесь, в области Мэнуфийе, чрезвычайное, и труды хлебопашца как нельзя щедрее вознаграждаются благодатью южного неба. На насыпи, весьма часто прорезанной небольшими канавками и плотинами, крепко затрудняющими езду на лошади, нам попадалось много феллахов, мужчин и женщин, которые несли на голове разные продукты, зелень, берсим и т. п., или погоняли навьюченных ими ослов и верблюдов. Вскоре прибыли мы к упомянутому выше каналу бахр-Мэнуф, идущему с юго-востока поперек Дельты, к северо-западу, до Надэра. Он судоходен в продолжение большой части года, и подле Мэнуфа значительно расширяется в виде весьма обширного пруда; на нем в проезд мой несколько феллахов сетями ловили рыбу. Оставив справа большие кирпичные конюшни, в которых прежде стояли лошади квартировавшего тут кавалерийского полка, я переправился по плотине через канал, и въехал в город, выстроенный на [161] искусственной и весьма пространной возвышенности. Он окружен стеною, местами сложенною из сырого кирпича, местами образуемою крайним рядом самих домов, примыкающих один к другому; через эту ограду ведут несколько узких ворот, запираемых на ночь; пороги их почти везде состоят из обломков гранитных колонн. Мэнуф город большой, и дома его, в два и три яруса, выстроены из хорошего красного кирпича, но и тут в весьма многих зданиях верхние этажи вместе с террасами совершенно обрушились. На базарах заметна была некоторая деятельность, и по обыкновению, толпилось там много праздного народа. Я осмотрел мастерскую, где из тонкого камыша (Juncus spinosus) приготовляли циновки (хасир), которыми издревле славился Мэнуф, и которые в общем употреблении на Востоке; камыш для лучшего сорта их доставляется из Ливийской пустыни,- в коей он растет вокруг содовых озер. Я зашел также в частные заведения, где бумажный рубашечный холст окрашивали в темно и светло-синий цвет, посредством кубовой краски; простой народ в Египте белого холста почти не употребляет. При Мехмете-Али произведение индиго в крае значительно умножилось и усовершенствовалось; он основал в Дельте и верхнем Египте несколько казенных фабрик, для которых выписал из Индии бенгальских мастеров, и которые давали ему до шести тысяч пудов краски ежегодно. Семена этого растения привозятся из Сирии, где они лучше здешних, и сеются в нижнем Египте около половины марта, в верхнем — в начале июля. Через три месяца срезывают стебли и листья на два пальца выше земли, и эту операцию повторяют [162] еще два и три раза, через каждые тридцать пять дней после предшествовавшего покоса, Срезанные листья крошатся потом большими ножами и кладутся в глиняные кадки, где посредством теплой воды извлекается из них красильное начало. В верхнем Египте поле, на котором посеяно индиго, дает жатву три и четыре года сряду, в нижнем — только два года; на феддан земли нужно девять человек работников. От первого и самого обильного сбора листьев, можно иметь до 250 ратл, или около шести с половиною пудов краски с каждого феддана (Girard: Memoire sur l'agriculture, l'industrie et le commerce de l'Egypte, в «Описании Египта», изд. Панкука, Т. XVII, стр. 164 и след.; Мепgin, libr. citat., T. III, Paris 1839, стр. 170).

Я оставил лошадь свою в окэле (постоялом дворе) на базаре, и в сопровождении Абдаллаха пошел осмотреть город во всех направлениях. Жители, редко видящие Европейцев, смотрели на меня с удивлением и каким-то выражением недоверия; дети бежали при встрече со мною, женщины поспешно, закрывали лицо и прятали грудных младенцев, опасаясь «глазу»; обидных слов, как в Фуэ, я здесь впрочем нигде не слышал. Кладбище находится к западу от Мэнуфа, вне городской стены; могилы по наружному виду похожи на те, которыми окружен Каир; значительное число их встречается также внутри города в соседстве мечетей; в последних весьма много древних гранитных колонн, Я хотел навестить городового врача, эфенди, воспитывавшегося в каирской медицинской школе; один из жителей, сказав, что он его знает, и что это молодой "ибн-араби б'элъ-нишан" [163] (Араб с орденом) (В Египте все чиновники, как гражданские так и военные, от низших до высших, носят на правой стороне груди знак (нишан), по которому, подобно как в Европе по мундиру, эполетам и т.д., тотчас узнается не только чин, но и самый род службы. У инженеров знак этот состоит из циркуля, окруженного полумесяцем; у преподавателей в казенных заведениях — из пера и открытой книги; у врачей — из жезла Эскулапова, обвитого змеею; у моряков — из якоря; у артиллеристов — из сложенных накрест двух пушек, и т. п. Знаки эти бывают серебряные, серебряные с золотом, золотые и наконец украшенные бриллиантами, соответствуя чинам от подпоручика (мулазэм) до генерал-лейтенанта (мир-миран)), повел меня на квартиру хэким'а, но его не было дома. Идти к градоначальнику (хакэм-эль-бэлэд), как я предположил было сначала, было уже поздно, солнце приближалось к горизонту, и мне не хотелось возвращаться в темноте по весьма дурной дороге. Выпив со своими провожатыми по чашке очень хорошего, кофе на базаре, я сел на лошадь, и к 6 часам вечера прибыли мы опять в Гизеи. Там человек с десять больных феллахов обоего пола, взрослые и дети, которым я обещал дать лекарства, попросив дождаться моего возвращения из Мэнуфа, к сожалению моему разошлись по домам, когда увидели, что к захождению солнца меня еще не было. Мустафэ-бей послал нам в подарок живого барана, а мы дали слуге его "бахшиш", далеко превышавший стоимость подарка. 10 февраля, довольно рано по утру, мы переправились через Нил, в лежащее насупротив Гизеи селение Тэрранэ (древний Terenuthis). Ветра вовсе не было, и мы должны были бичеваться довольно далеко вверх по реке, чтобы потом прямо по течению спуститься в Тэрранэ. [164] Там мы нашли Европейца, управляющего селением, которое уже семнадцатый год содержится в аренде богатым александрийским негоциантом, г. Джибара, взявшим вместе с тем в откуп добывание соды из озер, лежащих в четырнадцати часах караванной езды от Тэрранэ к западу, в Ливийской пустыне. Подле этих озер, которые были известны и древним, селений вовсе нет, но находятся четыре кобтские монастыря, основанные в первые столетия нашего летоисчисления. Управитель повел нас в магазины, где складывается сырая сода (натрун у Арабов), в том виде, в котором привозят ее с озер караваны, отправляющиеся туда на верблюдах из Тэрранэ; она является в больших кусках темно-серого, почти стального цвета. Из этих озер ежегодно добывается ее до 30,000 кантаров; около одной трети очищается тут на фабрике, и потом отправляется в Европу вместе с остальным количеством сырой, в боченках с железными обручами, для которых доски получаются из Tpиecтa.

В Тэрранэ не более двух сот жителей, из которых часть занимается добыванием и очищением соды. Удобной земли вокруг селения до шести сот федданов; она возделывается феллахами, платящими в год от 30—40 пиастров с феддана арендатору, г-ну Джибаре, который взносит за них в казну подати фырдэ и мири (подушные и поземельные). В двух упомянутых выше деревнях, Абу-л-мишт и Берхим, владельцы удержали за собою половину земли и возделывают ее на свой собственный счет наемными работниками. По уверению управителя в Тэрранэ, это весьма невыгодно, потому что феллахи [165] беспрестанно и всеми способами обкрадывают своего помещика, особливо если он сам в деревне не живет; они сперва воруют часть зерна, назначенного для посе-вов, потом срывают с господских полей не совсем созревшую пшеницу, кукурузу и т. п., и наконец растаскивают еще не малую часть уже собранного хлеба, при складке его в гумна или магазины. Подобного рода жалобы слышал я во многих местах Египта.

Управитель подарил нам несколько свежих хлебов, спеченных на европейский манер; мы приняли их с истинною признательностью, потому что уже столько дней ели одни старые, весьма тяжелые розетские лепешки. Управитель занимает часть красивого двухярусного дома, выстроенного г-м Джибара на самом берегу Нила; в гостиной у него стояло шесть солдатских ружей со штыками, и шесть других в беседке у дверей; при близости Ливийской пустыни, воинственные эти снаряды необходимы против набегов кочующих бедуинов. ,Недавно ночью эти последние подожгли здесь содовую фабрику, не для того, чтобы ограбить ее, а чтобы воспользоваться суматохой и напасть на саму деревню. Дом, с террасы которого открывается очень хороший вид на Нил и на Дельту, окружен садиком, в котором персиковые деревья стояли тогда в полном цвете; большие смоковницы и акации, находящиеся тут, разрослись, по уверению управителя, из ветвей прямо воткнутых в землю, без всяких других приготовлений и предосторожностей.

Из Тэрранэ отправились мы с г. д'Арно пешком, смотреть работы чистки канала Хататбэ, проводящего воду из Нила в Махмудийе, и вырытого лет восемнадцать [166] тому назад французским инженером, г-м Кост'ом. Длина этого канала, который начинается близ села Бэни-Саламэ и идет параллельно Нилу вскрай Ливийской пустыни, около ста верст, при ширине слишком в 50 фут и глубине от б до 7,5 фут. Чистка русла его произведена была три года тому назад г. д'Арно, а теперь снова надобно было приступить к этой работе, которою в проезд наш занималось 31,000 человек феллахов. Между ними было весьма много мальчиков десяти или двенадцатилетних; девочек того же возраста я заметил мало; женщин взрослых, замужних, вовсе не было, да их обыкновенно и не берут на подобные, удаленные от деревень и места их жительства, работы. Большая часть этих феллахов, в одной рубахе или и совершенно нагие, стояли в канале по колена в грязи и воде. Воду они вычерпывали посредством плоских корзин, плетеных из финиковых листьев, и переливали в узкий боковой канал, вырытый нарочно для этих работ, параллельно главному руслу, с западной стороны. Другие лопатами, и чаще руками, доставали полужидкую грязь, и наполняли ею зэмбилы, которые потом выносили на голове мальчики и девочки, и складывали на высоких береговых насыпях канала. Эти многие тысячи людей, собранные тут на довольно тесном пространстве, суетившиеся, копавшие землю, строившие плотины и т. и., производили весьма странное впечатление на зрителя, особливо если смотреть на это движение с вершины боковых насыпей канала: точно муравьи, встревоженные воткнутою в муравейник палкою!

Работы производятся следующим образом: сперва [167] запружают исток канала и прерывают сообщение его с Нилом; затем, чрез каждые 150 или 200 фут, устраивают поперек русла невысокие земляные плотинки; и наконец, вдоль и параллельно берегу канала, проводят узкую канаву. Для осушения дна в канале работники употребляют плетеную, плоскую и круглую корзину, иногда обтянутую внутри кожею; к краям ее с двух противоположных сторон привязаны по две веревки, длиною каждая аршина в два. Два работника, стоя на берегу канала, зачерпывают из него воду корзиной, быстрым движением веревок бросают эту корзину вверх и опрокидывая ее опоражнивают в боковую канаву. Снаряд этот (мэнтал), общеупотребительный в Египте, весьма прост, как видно из описания, а между тем чрезвычайно облегчает работу: посредством его два человека в 24 часа подымают шестнадцать кубических метров (Метр равен 1 106/1000 русск. аршину) воды на вышину слишком 2,5 фут. Грунт земли, на краю пустыни, где проведен канал Хататбэ, песчаный, и русло его по этой причине весьма скоро засоряется; ил, с таким трудом и столькими издержками вытаскиваемый работниками и складываемый на берегах канала, вскоре, при содействии господствующих здесь северо-западных ветров, снова сыплется в воду и судоходство по-прежнему затрудняется. По мнению г. д'Арно надобно бы укрепить берега вколачиванием свай, или по крайней мере досок, по всему их протяжению вскрай пустыни: но это требует больших издержек, на которые вице-король, вечно нуждающийся в деньгах, не решается. [168]

Долго шли мы вдоль берега канала и смотрели нa эти работы; когда хотели наконец возвратиться на барку, оставшуюся подле Тэрранэ, к нам прибежал Араб-конюх (саис) и объявил, что губернатор (мудир) области Бхэрэ, М'хаммэд-бей Миникли, находившийся в соседстве, «велел нас позвать к себе.» Не считая необходимым принять такого рода приглашение, я остался у канала, и г. д'Арно один пошел к раскинутой вблизи палатке мудира. Вскоре конюх возвратился, говоря, что бей просит меня остановиться, и что он сейчас будет ко мне сам; через несколько минут он действительно прибыл верхом с г. д'Арно, и слезши с лошади, вежливо приветствовал меня. Я узнал, что эта перемена произошла так: на вопрос бея взошедшему в палатку г-ну д'Арно: «почему он не привел товарища своего?» тот, как человек опытный и хорошо знающий мусульманскую гордость, с умыслом отвечал: «мой спутник чиновник русского Государя; если бей желает с ним познакомиться, то не угодно ли будет вместе отправиться к нему навстречу?... » Мудир несколько призадумался при этих словах: «хорошо! сказал он потом, если товарищ ваш не хочет пожаловать сюда, так пойдемте к нему! » Мы все трое продолжали идти вдоль канала, предшествуемые двумя Арабами с ружьями, и с многочисленною свитою слуг, из которых трое вели лошадей, один нес чубук бея, другой зрительную трубу, третий завернутое в салфетку гуллэ с водою, четвертый подставной стул, чтобы ловчее было садиться на лошадь (стремена у турецких седел, как известно, очень коротки) и т. д. Потом бей пригласил нас завтракать на его барке, дал мне свою [169] собственную лошадь, другую — г. д'Арно, сам сел на мула, и мы шагом поехали к Нилу, находящемуся в этом месте на расстоянии не более версты от канала. Барка мудира стояла подле деревушки Л'эхмаз, одной из самых бедных и запущенных в крае, вероятно вследствие дурного качества окружающей ее почвы, которая покрывается песками Ливийской пустыни. Мудир получил эту барку в подарок от Саид-паши, египетского генерал-адмирала; она очень велика и содержит несколько больших комнат; из них гостиная щегольски убрана шелковыми диванами и постлана дорогим персидским ковром. Мхаммэд-бей, сын (или племянник) известного генерала Ахмет-паши Миникли, некогда управлявшего Сэнаром; он родом из Румелии, не старше лет 25 или 26, весьма приятной наружности, очень жаден до европейских политических новостей, любит общество Франков, и сам очень любим в своей области, где в страшной памяти остался предшественник его А.**-бей, ренегат из Кобтов, известный жестокостью и бесчеловечием. Нынешний мудир нрава несравненно больше кроткого и, что здесь весьма редко, бескорыстен; он умен, любознателен хотя без образования, и глубоко убежден в умственном превосходстве Европейцев над жителями Востока. В разговоре он часто употреблял выражение шугл араби (арабская работа), чтобы означить предприятие или произведение дурное, в противоположность похвальному термину шугл афранги (франкская работа). Бей был в сражениях последней сирийской кампании с чином капитана, и рассказал нам много любопытных подробностей о войне на Ливане с возмутившимися горцами. [170] При этом случае он показал нам богатое собрание раз-ного оружия, до которого Турки такие охотники и на которое они тратят столько денег. Всех возможных величин и калибров ружья, карабины, пистолеты, отличались, больше украшениями и золотою или серебряною оправою, нежели качеством стали: хотя отделанные в восточном вкусе, они почти все были работы европейских фабрик.

Завтрак, или собственно обед по числу и роду блюд, подан был на столе, «а—ла-франга», как выразился мудир; образ приготовления его однако ж был чисто турецкий, не менее как и ловкость, с которою бей и г. д'Арно стали есть пальцами; для меня достали серебряный прибор. Но если эти цыплята с изюмом, эти разные роды пирожного и прочие яства, вовсе не напоминали искусства наших западных Вателей, Каремов и подобных им художников, то гяурское происхождение поданных за обедом напитков не подлежало никакому сомнению: раскупорили бутылку коньяку, потом принесли херес и бургундское вино, и кончили шампанским, которое гостеприимный хозяин ценил чуть ли не выше всех других шугл а— франги. За обедом бей сообщил мне некоторые подробности о свирепствовавших в последние годы в Египте скотских падежах; они истребили, как говорят, до 300 тысяч штук рогатого скота, и этим довершили разорение земледельцев. Довольно любопытно следующее наблюдение мудира: у него тогда было стадо из 60 быков, которое он немедля велел выгнать в пустыню; там оно осталось три месяца и при нем находилось два каваса-Турка, которым отдано было приказание стрелять без пощады на людей или животных, если б таковые пытались [171] приблизиться к скоту; благодаря этим мерам, стадо не потеряло ни одного быка, тогда как в соседних деревнях падеж жестоко свирепствовал. На другой год губернатор, занятый другими делами, не так поторопился выслать скот в пустыню, откладывая это со дня на день — в скором времени все быки, до одного, околели! Довольно странно, что известная медицинская партия, признавая справедливыми этот и подобные многочисленные факты, наблюдаемые во время эпизоотий, называет нелепостью и остатком суеверных врачебных предрассудков мнение, что аналогические явления в чуме и некоторых других болезнях встречаются и между людьми! При беспечности местных властей и самих феллахов, и при отсутствии всяких медико-полицейских мер, неудивительно, что распространившись однажды в крае, скотские падежи потом не скоро прекращаются в Египте. Еще в 1784 г., вследствие страшной эпизоотии, для орошения полей начали употреблять буйволов вместо быков, которые во время путешествия Соннини (около того же времени) стоили до 500 франков каждый; во время французской экспедиции, в конце прошлого столетия, пару быков в Дельте покупали за 380 франков (См. Girard, loc. citato, стр. 62 и 126); ныне хороший бык стоит от 700 до 1000 франков, как уже было сказано выше.

Около 2 часов по полудни простились мы с мудиром и пересели на подъехавшую нашу барку, где вслед за тем пришли мамлюки и конюхи бея, требовать бахшиша : это обычай, которого никак нельзя [172] искоренить на Востоке (У иных вельмож Турок многочисленная прислуга и дворня вовсе не получают жалованья, и принуждены, так сказать, просить бахшиша у гостей, посещающих господ их. В Константинополе я несколько раз обедал с другими Европейцами у одного знатного турецкого сановника и всегда при уходе нашем, дворня, выстроясь в две шеренги, ожидала нас с протянутыми руками в сенях. Гости, имевшие дела с хозяином, давали по 50 пиастров (10 рублей асс.), т. е. гораздо больше, нежели весь обед стоил хозяину). Поднялся слабый попутный ве-терок, продолжавшийся однако ж весьма недолго, так что вскоре мы должны были вновь потянуться гужем; матросы совершенно выбились из сил от этой утомительной работы, повторявшейся уже столько дней сряду; бичевались до вечера, а остановились ночевать, проехав весьма малое расстояние от Тэрранэ.

11 февраля. Мы прибыли в 9 часов утра в Бэни-Caламэ, небольшую деревушку, выстроенную на вершине довольно высокого песчаного холма, на левом берегу Нила. Ливийская пустыня здесь доходит до самого берега, не оставляя вовсе никакой удобной для хлебопашества земли в окрестностях деревни; жители ее вследствие того всегда славились своею наклонностью к воровству и грабежу, и в прежние времена весьма часто нападали на барки, проходившие у подошвы холма, занимаемого деревнею. Близость пустыни позволяла им легко скрывать добычу, и самим укрываться от преследований начальства, которое при мамлюках впрочем весьма мало заботилось об этих предметах. Под мощною рукою Мехмета-Али жители Бэни-Саламэ присмирели, но все еще пользуются репутацией честности весьма сомнительной. Деревня их наружности бедной; землянки малы и по большей части с крышами в [173] виде плоских куполов, из сырого кирпича, каковые в других селениях встречаются только на так называемых фурнах (зимних избах); причиною этого устройства кровель в Бэни-Саламэ вероятно недостаток сухих стеблей кукурузы, из которых составляются плоские крыши в прочих деревнях. Дети на улицах сначала испугались меня, но я весьма скоро ободрил их раздачею медных денег, которыми для этой цели всегда набивал карман, отправляясь в египетские села; щедрость моя потом привлекла и самих матерей: они толпою собрались вокруг нас, и вынесли из хижин грудных младенцев, прося и для них бахшиша. Жители Бэни-Саламэ, судя по физиономии, должны быть племени не египетского, а арабского, бедуинского; это последнее от первого отличается между прочим устройством глаз, больше открытых и выражением гораздо хитрейших, чем у феллахов чисто египетских, у которых сверх того, сколько я заметил, лоб ниже, губы толще, рост выше и стройнее, контуры оконечностей красивее и совершеннее чем у бедуинов. Не имея земли, Бэни-Саламцы промышляют на барках, или занимаются отчасти скотоводством и рыбной ловлею, и также охотою в соседней пустыне. У них часто находят для продажи убитых там газелей, которых однако ж в проезд наш здесь не было; мы купили немного провизии, и жители за нее вместо денег все просили европейского пороха. Двум из них, пришедшим к нам на барку, повар Абдаллах, который сам был отличный стрелок, показал действие гремучей бумаги: оно вырывало у этих Арабов восклицания крайнего удивления.

Мы выехали отсюда при совершенном безветрии; [174] Абдаллах тщетно писал новые талисманы, один другого замысловатее и крючковатее, и пытался призвать попутный ветерок: заклинания его остались безуспешными; упрямый нильский Эол запер зефиров под замок, и мы шли вперед не иначе как тащимые бичевою. В продолжение всего дня жар был весьма чувствителен, и становился все сильнее по мере удаления нашего от Розета и приближения к вершине Дельты; в 2 часа по полудни ртуть стояла на +18,5⁰ R. в тени. Довольно поздно вечером мы закрепились за берег подле деревни Гурэс. — первой из посещенных и описанных мною в нынешнюю поездку, и остались тут ночевать. Густой едкий дым из печей, в которых обжигают приготовляемую здесь глиняную посуду, неподвижно стоял над деревнею при совершенно тихой погоде, и сильно беспокоил нас. На другой день, 12 февраля, я пошел по утру в деревню, чтобы справиться о цене разной посуды, о которой забыл спросить в первый проезд мой: балласы для воды стоят по пятнадцати фадд; большие миски, мангалы для уголья, глиняные барабаны (впрочем без пузыря, наклеиваемого на их широкое отверстие) и пр., по десяти фадд; горшки, кружки, блюдечка, по пяти фадд штука; вся эта посуда не муравленная.

Во весь этот день жар был истинно нестерпимый, хотя термометр в 2 часа по полудни показывал в тени не более + 20⁰ R.; но действие этой температуры на организм усиливалось дувшим тогда юго-западным ветром, который к весне бывает здесь весьма удушлив. Около 3 часов прибыли мы в деревушку Мит-эль-аруса, на правом берегу Нила; ее называют также «Сид-Ибрагим», по [175] имени шейха, которого находится тут могила, осененная огромнейшими смоковницами. Проезжая мимо ее, все матросы наши встали, и протянув правую руку в направлены могилы, весьма набожно произнесли вслух молитву (элъ-фатихэ) (Элъ-фатихэ (открытие), есть сокращенное название первой главы Корана: сурат фатихат элъ-китаб эль-азиз (глава введения в величественную книгу); глава эта в особенном уважении у мусульман, которые читают ее обыкновенно и преимущественно вместо молитвы); это впрочем делали они и в виду всех подобных могил, довольно многочисленных на берегах Нила. Деревушка состоит из немногих изб, выстроенных подле трех или четырех сакие, находящихся тут для орошения полей. Земля составляет аббадийе известного Солиман-паши (обратившегося к Исламизму французского офицера Seve), который владеет также большим селом, Таллие, лежащим в нескольких верстах отсюда, в Дельте, и другими еще деревнями. Под названием «аббадийе» в Египте означаются земли, которые долгое время оставались необработанными, вследствие смерти владельца или по другим причинам, и которые Мехмет-Али роздал, в количестве до 200,000 федданов (См. Clot-bey: Appercu general sur l'Egypte, Т. II, chapitre VIII, § 4), высшим сановникам, освободив от платежа податей в течение шести лет, но обязав за то новых владельцев непременно возделывать их. По уверению Гамона (Hamont: l'Egypte sous Mehemet-Ali; Paris 1843, T. I, стр. 119 и след.), последние по большей части потерпели убытки от этого подарка, вместо пользы, которой они ожидали. [176]

Под деревьями сидело несколько женщин, продававших хлеб, сыр и подобные припасы, а один старый феллах устроил походную харчевню, для матросов проезжающих мимо многочисленных барок; большого выбора кушаний у него конечно не было, и мы даже не могли достать свежей баранины, которой хотели купить для обеда. От Мит-эль-аруса до барража весьма близко; но продолжавшийся противный, юго-западный ветер, не позволил нам доехать к вечеру до вершины Дельты, не смотря на все наши усилия, так что мы принуждены были остаться ночевать в весьма малом расстоянии от барража.

Текст воспроизведен по изданию: Путешествие по Нижнему Египту и внутренним областям Дельты А. Рафаловича. СПб. 1850