-

ДАГЕРРОТИП В ГАРЕМЕ.

Знаменитый живописец, Гораций Верне, бывши в Египте, жил несколько недель во дворце Паши и каждый день прогуливался по улицам города, закутавшись в Египетский плащ. Начиная свои прогулки рано утром, он всякой раз проходил под теми недоступными террассами, на которых, жены Паши пользовались открытыми воздухом.

Однажды, проходя под террасами, Верне был один на улице, и вдруг белая роза упала к ногам его, и в тоже время он увидел конец красного шарфа спущенный с террасы.

— Что бы это значило? спросил удивленный живописец. Не любовное ли это объяснение?

К сожалению, художник был уже в летах, и его венок славы убелен был сединами.

— Роза эта, верно, назначена не мне, подумал он; по ошибке приняли меня за другого.

Он продолжал свой путь, не беспокоясь больше об этом странном приключении.

Между тем шесть дней сряду падала роза к ногам живописца и наконец все исчезло. [518]

Художник, проводя всякой день с Пашею несколько часов, показал ему между прочим дагерротип. Мегмет Али был так восхищен этим изобретением, что сам хотел сделать опыт.

Спустя несколько дней, Паша, отправляясь осмотреть работы в гавани, пригласил с собой живописца, и велел взять дагерротип.

Знойное солнце Египта только что выкатилось на небо, когда Вицекороль и художник отправились в путь в сопровождении многих офицеров, Вдруг, проезжая мимо женских бань, живописец приостановил свою лошадь.

Букет цветов упал ему на седло, и все окружающие поздравили его с отличным счастием.

При первом взгляде на цветы видно было, что они заключали в себе гиероглиф; к сожалению, живописец не умел разгадать его.

— Не угодно ли, и вам объясню значение этих цветов? сказал молодой офицер из мамелюков, бегло говоривший по Французски; живописец подал ему букет.

Офицер, рассмотревши его со всех сторон, сказал наконец следующее:

«Биения моего сердца говорят мне, что я вас люблю; говорят ли биения вашего сердца, что вы меня любите? Мое тело без порока, моей душе чужда всякая страсть; так ли девственна и ваша душа! Я жажду свободы для того только, чтобы сделаться вашею рабою; хотите ли быть моим господином и освободить меня? Ходите под террасу не утром, а вечером, мой возлюбленный. Еслиж случится вам встретиться со мною, то вы узнаете меля по красному шарфу».

Потом, переложивши цветы, он дал им следующее значение:

«Так, биения моего сердца говорят мне, что я вас люблю; так, моя душа, подобно вашей, гнушается [519] непостоянством. Я готов освободить вас для того единственно, чтобы вашим невольником быть, а не повелителем. Нынешним вечером я жду от вас нового уверения в любви под террасою. Все мои мысли и утром и вечером стремятся к вам. Встретившись со мной, вы можете узнать меня по белому плащу».

Поблагодаривши офицера, живописец взял букет цветов и поехал далее; в гавани, занявшись с Пашею дагерротипом, он забыл о нем.

Опыты шли удачно; Мегмет радовался, как дитя.

— Когда возвратимся во дворец, ты дай мне дагерротип. Я хочу показать его в гареме.

— Как! вашим женщинам? спросил живописец, невольно сжимая в руках букет цветов.

— Ты не ошибся, отвечал смеючись Паша, и твой совет будет лишний.

Какой благоприятный случай видеть одалиску с красным шарфом!

Напрасно художник замечал Паше, что для чести искуства и своей собственной, он не должен убегать его советов, и по крайней мере для учителя сделал бы исключение…. Мегмет Али на все представления тряс только головою, в знак несогласия, и при входе во дворец повторил тоже приказание.

На недоступной высоте гарема, на той самой террасе, с которой падали белые розы, старый Паша находился с молодыми одалисками. Среди этих смеющихся лиц солнце освещало его белую бороду, фетву, отороченную золотом, и его кафтан, опушенный мехом. Осторожно он ставит дагерротип, и все жены встали с диванов посмотреть на чудеса искуства.

Но опыты не удались.

Жены начали перешептываться между собою; Паша бесился до того, что чуть было не разбил снаряда. Наконец он велел позвать Горация Верне.

Первый предмета, поразивший художника при входе в [520] гарем, была одалиска с красным шарфом, жемчужина гарема, 17 летняя женщина. Но от чего она так спокойна? Равнодушна она или разочарована? Обведши испытующим взором гарем, Гораций Верне обратился к Паше:

— Простите мне рассеяние, сказал он; я забыл натереть пластинки иодом.

Мегмет Али тотчас угадал хитрость, и в душе своей простил художника.

Опыты производились успешно. Обрадованный Паша со смехом шептал на ухо Горацию:

«Моя ревность прощает тебя для моей суетности; ты овладел моим гаремом также точно, как я твоим дагерротипом. Мы расквитались. Если ты принесешь мне несколько натертых иодом пластинок, то можешь рассматривать мой гарем, сколько тебе угодно».

Художник не заставил повторить себе приказание и возвратился через несколько минут. Вицекороль и живописец оба были довольны друг другом: один, что мог забавлять своих жен; другой, что имел случай отдать букет цветов одалиске с красным шарфом.

Но среди криков одобрения, Паша вдруг оборотился, и его горящий взор выразил изумление и бешенство. Гораций Верне побледнел, когда Паша ухватился за кинжал.

Мегмет Али приметил движение живописца и одалиски, и увидел букет, приколотый к шарфу в его глазах.

«Я пропал»! сказал про себя живописец, дрожа от страха, «и мой роман окончится, как все исторические романы востока, мечем или петлей».

Но Мегмет Али скоро опомнился, и на его грозно сомкнутых устах пробежала улыбка снисхождения.

«За сто лет назад твоя голова, верно, покатилась ты на пол, сказал он живописцу; но я не такой [521] Паша, как другие. Ты можешь взять эту одалиску, если она тебе нравится».

— Я беру ее, вскричал обрадованный живописец, с условием, чтобы мог располагать ею свободно.

— В Египте не нужно никаких условий, отвечал Паша; она принадлежит тебе, как твой дагерротип.

— Вы бесспорно великий Паша, прибавил художник, и я осчастливлю два существа во дворце вашего высочества.

Взявши за руку Одалиску, не понимавшую ничего, что происходило вокруг ее, Гораций Верне привел ее к мамелюкскому офицеру, который так хорошо умел объяснить значение букета, и толкнул ее в объятия молодого человека, прежде, нежели этот мог опомниться от удивления.

Загадка объясняется тем, что Гораций Верне заметил смущение офицера перед банями при виде букета. Сходство в их наружности и цвет плащей досказало остальное, а знавши благородный характер Египтянина, художник тем охотнее решился оказать ему эту услугу.

Текст воспроизведен по изданию: Дагерротип в гареме // Москвитянин, № 8. 1841