-

ПУТЬ ОТ СУЭЦА ДО КАИРА.

(Из журнала английской путешественницы.)

«Мы приехали на пароходе в Суэц. Берег представляет самую унылую картину. По обеим сторонам рейда возвышаются голые, сероватые горы; в промежутках между ними виднеются полосы песка и необозримая даль нагой, бесприютной, не гостеприимной пустыни. Из гавани не видно города; но вскоре там узнали о нашем приезде и явилось множество людей с предложением разных услуг. Мы сели в арабскую лодку и отправились к берегу. Было уже за полдень. Солнце палило нестерпимо. В лодке не было лавок; я села на земь и покрылась плащем. Двое гребцов, черноглазых Бедуинов, смотря на меня, хохотали. Но вскоре и мы в свою очередь посмеялись над ними. У мужа моего была бутылка с содовой водой. Когда он стал ее откупоривать, пробка хлопнула и полетела вверх. Бедуины шарахнулись назад, как будто кто под нос им выстрелил из пистолета. Когда вода была выпита, один из [453] них захотел посмотреть бутылку. Муж мой дал ему эту диковинку и пустынник был в восторге. Сперва он начал с большою осторожностию заглядывать внутрь ее, опасаясь, чтоб оттуда опять что нибудь не хлопнуло. Потом начал ее понюхивать, брал каплю за каплею на палец и очень боязливо подносил его к губам; наконец, заметив, что ни чего дурного от этого не происходит, он всю силу приписал пробке, поднял ее и вместе с проволокой бросил подальше прочь.

При отъезде из Суэца, мы видели жалкую и отвратительную картину, нас окружила толпа нищих, которые были или кривые или слепые; между ними находились мальчики двенадцати и тринадцати лет. Это всеобщее ослепление происходит, во-первых, от неопрятности, во-вторых, от бесчисленных роев мух, которые жестоко кусаются и производят воспаление в глазах, очень опасное в жарком климате. Не смотря на вред, производимый этими несносными насекомыми, которые беспрерывно лезут и попадаются в глаза и на глаза, туземцы до такой степени привыкают к ним, что не обращают на них никакого внимания и нисколько от них не отмахиваются. К-счастию, другие картины изгладили это неприятное впечатление. Было утро. В воздухе стояла свежесть и прохлада. Домы бросали длинные тени. Кое-где сидели Турки в [454] черных одеждах и белых тюрбанах, курили трубки и пили кофе. В некоторых местах женщины продавали хлеб. Они были в широких светло-синих бумажных рубашках с разрезом на груди. На головах накинуты были плащи, которые служат в тоже время и покрывалами. Всякий раз, когда приходит мужчина, женщины прячут свои лица. На площади происходило движение. Множество ослов, увешанных кувшинами, развозили по домам воду, которую доставляют сюда из Египта. Верблюды целыми стадами стоят и лежат в самых разнообразных группах. Между ними там и-сям — бронзовые лица Аравитян, их хозяев, или погонщиков. Эту сцену дорисовал особенным образом устроенный ресорный экипаж, в котором мы ехали. Смелая мысль — устроить почту в Аравийской пустыне, завести станции, гостиницы, словом все, что нужно человеку с европейскими привычками, с образованным и избалованным вкусом! Однакожь, эта мысль приведена в исполнение г-м Гилль и компанией. И вот мы мчимся на четверне пылких арабских коней; колеса гремят по обломкам скал, по рытвинам, по возвышенностям, по косогорам: песок клубится; камни прыщут вверх и посторонам. Тряско, бойко, у нас — в чем душа держится; а кони летят без удержу, без устали, от бега все больше-и-больше расгараясь. Дороги нет; [455] она означается только легкими колеями и то, конечно, до первого ветра. Направление пути означается вереницами караванов, или трупами и костьми верблюдов, от изнурения и особенно от жажды падающих в пустыне. В разных местах рыщут Бедуины, которых только мечь Мехмеда-Али может удерживать от разбойничьего ремесла — вооруженною рукою брать собственность путешественников. Мы, как почти все, воображали пустыню нагою и мертвой равниной; но, к величайшему удовольствию, обманулись: в некоторых местах она оживлена разнообразными растениями, прекрасными и благоухающими цветами. Иногда чрез дорогу перебегали стаи рябчиков и тысячи жаворонков кружились и звенели в воздухе; на верхушках низеньких скал сидели орлы, выглядывая себе добычу — замореного верблюда, домашней дичи, ускользнувшей из корзин, в которых ее провозят в Суец, или трупа человека, оставшегося не погребенным. Мы часто в стороне видали маленькие насыпи или куча камней. Это — могилы бедных пилигримов. Случается, что, чувствуя приближение смерти, они ищут себе ямки, ложатся в нее и, пока есть еще силы, нагребают на себя песок и закладывают себя камнями, иногда до самой головы, предоставляя сострадательной руке подобного же горемыки наложить последний могильный камень или бросить несколько [456] горстей горячего песку. Вся пустыня усеяна обломками скал, окаменелостями дерева и раковин, чрзвычайно разнообразных и разбросанных в большом множестве. Пробивающиеся между ними цветы и порхающие бабочки составляют живой, приятный оттенок, который смягчает хотя немного суровой колорит пейзажа. Иногда по каменьям шныряют ящерицы, которые так похожи цветом на камни, что их с трудом можно отличить. Вообще, шерсть животных, перья птиц, кожа пресмыкающихся, носят на себе поразительный отпечаток здешней почвы, или, по-краней-мере, имеют сходство с ее цветом.

На полупути мы встретили живописный караван, состоявший из двадцати или тридцати верблюдов. Один богатый бей с своим семейством ехал в Мекку на поклонение гробу Мухаммеда. Верблюды, которые везли самого, бея и его жен, были великолепно убраны. Плотно закутанные женщины сидели в больших открытых ящиках, висевших, как корзины, по обоим бокам верблюдов. Со всех сторон они задергивались красными шелковыми занавесками; а сверху над ним было натянуто полотно для защиты от солнца. Бей курил трубку. Позади этого благочестивого поезда тянулось множество невольников, которые везли разные [457] жизненные припасы, платье, домашнюю утварь, словом все, что нужно.

Текст воспроизведен по изданию: Отрывок из путевых записок о Черногории. (Переезд из села Река, через Скутарское озеро в Черницу) // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 75. № 300. 1848