-

ИНОСТРАННОЕ ОБОЗРЕНИЕ

Китайский кризис - монгольский вопрос

Положение дел в Китае все более усложняется и запутывается. Манчжурская династия имеет своим высшим представителем шестилетнего мальчика, под именем богдыхана Пуйи; отец его, князь Чун, оффициально считается регентом, но избегает ответственности и предоставляет принятие важнейших решений собранию князей императорской фамилии. Манчжурские принцы не имеют однако никакой точки опоры в китайском народе; они могут опираться только на манчжур, которые по своей малочисленности не в состоянии служить надежным оплотом трона. Ненависть китайцев к манчжурам не ослабела с половины Х?ІІІ-го века, когда водворилось владычество новой манчжурской династии; напротив, она усилилась и стала непримиримою под влиянием жестоких преследований и репрессий. Ничтожество двух последних царствований окончательно подорвало кредит монархической власти в народе; поминальные богдыханы, «сыны неба», всемогущие, будто бы, властители империи, были, в сущности, бессильными пленниками в своих роскошных дворцах и дрожали за свое существование среди толпы лицемерных охранителей-евнухов. В течение десятков лет всеми делами Китая заправляла энергическая, но ограниченная и необразованная женщина, вдовствующая императрица Тцути, умершая в ноябре 1908-го года. Китайские патриоты видели, что манчжурская система управления ведет империю к упадку и гибели; печальные опыты японской войны и боксерского движения убедительно доказали необходимость коренных преобразований, но не было правителей, способных приступить к этой задаче. Требовался крутой и сознательный поворот во всей внутренней политике страны, но некому было совершить его. Нельзя было ожидать ничего серьезного от манчжурских князей и бутафорских генералов, окружавших эфемерный трон. Тогда получили широкое распространение революционные организации, из которых наибольшею популярностью пользовалось общество «Komingtang». Один из вдохновителей и вождей движения, доктор Сун-ят-сен, долго проживал в Англии, где вместе с медициной изучал западно-европейские конституции. Вражда к манчжурам и к их выродившейся династии допускала для китайцев только один общепонятный лозунг — устранение манчжурской царствующей фамилии; а так как старинные национальные династии вымерли, то вместе с падением манчжур падает и монархия, за отсутствием законных кандидатов в богдыханы. Отсюда один практический выход — установление республики. К этому неожиданному результату привела по пропаганда республиканских идей, а логика исторических [403] событий. Консервативнейший в мире народ очутился перед перспективою радикального политического переворота, который недавно еще казался бы совершенно фантастическим.

Когда в южных и центральных провинциях Китая вспыхнуло восстание, пекинское правительство пыталось, по обыкновению, прибегнуть к суровым мерам расправы, но вскоре убедилось в своем бессилии. Местные власти не имели в своем распоряжении никаких средств для борьбы; войска переходили на сторону восставших. Ненависть к манжурским распорядителям объединяла все классы китайского населения, не исключая и чиновничества. В Пекине стали делать уступки и давать громкие обещания; созваны были провинциальные делегаты, составившие потом мнимое «национальное собрание», которому поручалось выработать проект конституции. Тем временем семнадцать провинций объявили себя независимымиот прежней центральной власти и устроили свое особое представительство, сначала в Шанхае, потом в Нанкине. В октябре прошлого года манчжурские князья, с растерявшимся регентом во главе, обратились за спасением к одному из немногих сановников китайского происхождения, Юаншикаю, находившемуся последние годы в опале. Юаншикаю дана была неограниченная власть, с званием первого министра и главнокомандующего, и он получил возможность вступить в переговоры с революционными вождями, к числу которых принадлежало несколько бывших губернаторов и генералов, номинально подчинявшихся авторитету прибывшаго из Лондона Сун-ят-сена. Юаншикай не мог в душе желать торжества манчжур, но он надеялся по крайней мере сохранить конституционную монархию в лице малолетнего богдыхана и примирить с ним китайцев, уничтожив все манчжурские привилегии.

С начала ноября (нов. стиля) посыпались императорские декреты, один важнее другого. Пекинскому национальному собранию предоставлено было немедленно установить главные основы конституционного строя, и собрание тотчас же формулировало их в девятнадцати пунктах, с просьбою утвердить и обнародовать их без задержки, как «единственное средство спасения, более могущественное, чем армии», — что и было исполнено от имени трона в тот же день 3-го ноября. Принятые троном пункты вводят принципы представительного правления, без ущерба для династии, которая «будет царствовать всегда». Личность императора признается священною, но власть его ограничивается конституциею. Конституционные законы должны быть составлены и приняты национальным собранием и затем обнародованы [404] императором. Право изменить конституцию принадлежит парламенту; члены верхней палаты избираются народом из числа лиц, удовлетворяющих требуемым для этого условиям; парламент избирает премьера, предлагая назначить его императору, а выбор остальных министров, также назначаемых императором, зависит от премьера. Если премьер, осуждаемый парламентом, не распустит его, то обязан выйти в отставку, но одно министерство не может прибегать к роспуску более одного раза. Император непосредственно распоряжается армиею и флотом,но если эта власть употребляется в применении к делам впутренним, то она регулируется специальными условиями, утвержденными парламентом. Императорские декреты не могут изменять или заменять законы, кроме только исключительных случаев, когда дело идет об исполнении существующих законов или специально данного законом полномочия. Международные договоры не могут быть заключаемы без согласия парламента; но император может заключить мир или объявить войну при отсутствии палат, с тем, чтобы впоследствии парламент одобрил его решение. Правительство не может располагать бюджетом, если последний не одобрен парламентом специально на данный год; никакие отступления от этого правила не допускаются. Парламент определяет смету расходов императорского двора и вносит в нее нужные изменения; права и преимущества членов императорской фамилии должны соответствовать конституции.

Пекинские мандарины были уверены, что дальше идти некуда и что объявленные перемены должны удовлетворить китайский народ. «Отныне, — сказано в декрете 4-го ноября, — все, что народ предложит, если оно будет в согласии с общественным мнением, открыто принимается нами. Небо владеет народами и дает им правителей; голос народа есть голос неба... Все страны должны проходить через этот обязательный фазис превращения монархии в конституционное правительство. Революционеры Китая имеют мало общего с негодными бунтовщиками прежних династий, стремившимися разрушить трон и разорить народ... Меньшинство населения неосновательно полагает, что манчжуры и китайцы — две различные расы. Между ними не должно быть различия. Великие старинные монархи Шун и Йю пришли с восточной и западной границ; тем не менее они были священными правителями Китая. Без сомнения, народ покончит с кризисом и поставит четыреста миллионов людей в такое положение, каким пользуются другие народы мира». Затем изданы были указы о приготовлении к выборам для созыва парламента, о признании [405] полезной деятельности революцюнного общества «Komingtang», с возведением его на степень особой легальной политической партии, и т. п. Но все эти благодетельные начинания имели одну слабую сторону, которая обрекала их на бесплодие: уничтожение манчжурских привилегий представлялось едва ли возможным при сохранении манчжурской династии, и сами князья императорской фамилии вовсе не были расположены лишиться своего прежнего учасия в государственном управлении и в государственных доходах. Начались скрытые и явные интриги против опасных нововведении, и положение Юаншикая вскоре было поколеблено. С другой стороны, революционные деятели настаивали на том, чтобы манчжурские князья и сановники возвратили государству неправильно присвоенный ими богатства и владения. Манчжурам грозила опасность потерять не только свои привилегии, но и свои накопленный материальные средства, — а сил для борьбы не было. С каждым днем положение придворной партии ухудшалось, и могущество революции возрастало. Делегаты восставших провинций в Нанкине торжественно провозгласили доктора Сун-ят-сена президентом китайской республики, 28-го (15) декабря; шансы соглашения с Пекином на почве конституцюнных уступок все более уменьшались. Чтобы оградить свои интересы, ближайшие защитники трона, манчжурсие князья, решились принести династию в жертву за подобающее вознаграждение: они предпочли обеспечить себя крупными суммами и пенсиями от казны, с упразднением монархии — вместо того, чтобы рисковать остаться ни с чем при введении конститущии, с сохранением ограниченной монархической власти. Переговоры о конституции уступили место переговорам об отречении богдыхана и всей царствующей фамилии, и об условиях этого отречения. Сам Юаншикай выставляется с разных сторон кандидатом на пост президента республики, и одно время даже временный революционный президент Сун-ят-сен соглашался на эту оригинальную комбинацию.

Так окончился мираж великодушных намерений и обязательств, которые столь красноречиво излагались в императорских китайских декретах за последние месяцы. Теперь речь идет уже об «отречении» на возможно более выгодных основаниях, — и удивительнее всего, что об этом одинаково хлопочут и манчжурские сановники, и скрытый их противник Юаншикай.

В связи с революционным движением, охватившим значительную часть Китая, возник очень важный для нас вопрос о [406] судьбе Монголии. По этому поводу было напечатано в наших газетах правительственное сообщение, сущность которого сводится к признанию необходимости компромисса между монгольскою автономиею, санкционированною восшествием на престол духовного главы монголов, Хутухту, п китайскими притязаниями на прежнее владычество над Монголиею. Обе стороны обратились к Poccии с просьбою о посредничестве.

«Императорское правительство, — говорится в сообщении, — сочло возможным пойти навстречу этим просьбам. Сознавая, что соглашение между китайцами н монголами возможно лишь если посдедним будет обеспечено coxpaнение их самобытного строя, Императорское правительство полагало, что соглашение это должно бы выразиться в каком-либо анте, гарантирующем отказ китайцев от нарушения этого строя... Вместе с тем правительство сознавало, что действительное ycпокоение в Монголии может наступить лишь в том случае, если монгола будет ясно, что принимаемые в их стране меры к ее развитою встречают одобрение как Императорского, так и китайского правительств, и что между Poccией и Китаем не существует разногласия на почве монгольских дел.

«Императорское правительство считало, поэтому, соответствующим интеросам как Pocии и Китая, так и монголов, выразить готовность оказывать свое дружеское содействие при проводении в жнзнь в Монголии всех нужных мероприятий, как административного, так и экономического и культурного характера...

«Но желая вмешиваться в происходящую в Китае борьбу и не питая агрессивных замыслов в Мопголии, Poccия, однако, не может не интересоваться установлением прочного порядка в этой соседней с Сибирью области, где имеются крупные торговые русские интересы. Вооруженная борьба между монголами и китайцами нам нежелательна, ибо от нее неизбежно пострадают сказанные наши интересы. Этим соображением Императорское правительство руководилось прежде всего, выражая готовность принять на себя трудную задачу посредничества между китайцами н настроенными столь враждебно против них монголами.

«С другой стороны, эти крупные интересы в Монголии не дозволяют Императорскому правительству игнорировать фактически установившееся в этой стране правительство. Если Монголия порвет связь с Китаем, то, при всем желании видеть прекратившеюся китайско-монгольскую распрю, Императорское правительство силой вещей будет вынуждено вести с монгольским правительством деловые сношения». [407]

Намерения русского правительства изложены здесь в весьма умеренном п доброжелательном тоне, но готовность оказывать монголам содействие в культурно-экономическом развиты их родины может быть понята как указание на желательность протектората, который нам совершенно не нужен и не мог бы нам ничего доставить, кроме новых обременительных расходов и разных политических затруднений и замешательств.

Текст воспроизведен по изданию: Иностранное обозрение // Вестник Европы, № 2. 1912