В скиту.

Ильин день, суббота. Сегодня мне предстоит поехать за город, в скит, устроенный при подошве Западных гор, для служения воскресной службы. Ездим туда раз в неделю по очереди. Обыкновенно дня за два соображаешь, что и кого взять с собою, а все же к часу отъезда приходится много соображать, суетиться, готовиться. Кроме всего нужного для церкви, берешь и работу для себя, чтобы не скучать в свободное время, но воспользоваться тишиной убежища. Беру с собой иеродиакона о. Порфирия и одного певчего; впрочем, они сами вызвались поехать, а я отговаривал их, приводя им резоны дождливого времени и тяжелой дороги. Едем трое на одной двухколесной тележке, крытой синей материей и запряженной одним мулом, без дуги. На таких тележках в дореформенное время ездили китайские чиновники, а теперь по Пекину ездят в каретах, экипажах, и ландо. Берем с собой на всякий случай оседланного ослика, хотя за городом намерены идти целиком, а по городу все улицы шоссированы и содержатся в образцовом порядке. Багажа у нас немного: постели, книги, хлеб печеный.

Ровно в два часа пополудни мы выехали из двора миссии, и направились прямыми большими улицами через весь город к Западным воротам. Погода стояла прекрасная, не было жарко, солнце едва выказывалось из-за бледных, слоистых облаков, застилавших весь небосклон. На улицах большое оживление, лавки завалены зеленью и фруктами. Сотни женьрикшей группируются со своими ручными тележками на перекрестах улиц, а сколько их еще бежит, в ту и другую сторону по мостовой! Фасады зданий как будто все поновлены, вымытые вчерашним ливнем, от которого местами на грунтовой дороге у тротуаров видны лужицы. Выбирая улицы, где меньше движения, мы проезжали мимо дворцов регента Дайцинской династии, окруженных широким прудом. Берега его были закрыты густым камышом, а средина вся пестрела зеленью и цветами роскошных лотосов. По берегу шло шоссе вдоль бесконечно тянущейся, серой стены дворцов, где на всех воротах красовались большие иероглифы: «действительный князь», и у каждой будки стояло по трое и более полицейских в европейской поенной форме и вооружении. [16]

К трем часам мы уже проезжали Западными воротами по мостовой из больших каменных плит. Дорога эта ведет к летним императорским дворцам Вань-шоу-шан и содержится в исправности. У ворот, особенно вне их, дайка, шум и крик.

Толпы извозчиков, предлагая прохожим свои услуги, стараются перекричать один другого, лоточники шпалерами обрамляют дорогу. В воздухе стоит шум, свист кнутов, рев осликов, крик погонщиков мулов. Хотя мы за городом, но в общем картина не меняется; долго тянутся предместья Пекина с теми же низкими одноэтажными лавками, отвесно висящими вывесками, узкими тротуарами и всею уличной жизнью китайского города.

Миновав семафор Калганской железной дороги, мы направились к Зоологическому саду, до главных ворот которого идет новое шоссе, по сторонам обсаженное ивовыми деревьями. В густой листве их прятались цикады, оглашая воздух своим пронзительным свитом. Внизу им вторили нищие дети, настойчиво бежавшие за нами с криком: большой барин, дай копейку. Нищие здесь приважены гуляющей публикой и я заметил, что все протяжение шоссе, более версты, было разделено на участки, сообразно группам нищих; каждая группа в районе своего участка встречала и провожала нас, не переходя за пределы своего участка. С правой стороны дороги шла стена из неотесанных камней на извести. Местами ивы были искусно утилизированы и давали контуры в виде зверей, тигров, коней, зебров, оленей. Из-за стен подымались купы дерев, по левую сторону дороги тянулись пруды остролистого лотоса, а ближе к воротам сада стоял ряд двухэтажных гостинниц, харчевен: там теснились рикши, слышался веселый говор и смех. Главные ворота Зоологического сада, состоящие из высокой каменной арки с тремя входами, стояли на открытой площади, отделяя собою внутренний двор, окруженный двухэтажными зданиями в европейском вкусе.

Минуя ворота, мы миновали и просторный въезжий казенный двор, где в зимнее время мы оставляем экипаж, чтобы ехать далее верхом на лошадях, так как начиналась грунтовая дорога, сильно выбитая, выветрившаяся от долгой езды по лесовому грунту. Теперь по ней стояли зеленые лужи грязи, закрывавшей собою ухабы и трясины. Нечего было и думать ехать по ней сидя в тележке. Здоровому мулу под силу было лишь медленно тащить пустую тележку. Правда, нам приятно было пройтись по полям, на свежем воздухе. Мы вышли из тележки и пошли пешком по извилистым тропинкам идущим вдоль дороги, и [17] по насыпям, окружающим поля и огороды. Высокие просо и кукуруза часто закрывали от взора все, лишь верхи дерев и башен на буддийских могилах по временам неожиданно выказывались и опять исчезали. По дороге часто попадались хутора с избами из саманного кирпича с соломенными кровлями. Ребятишки возились в лужах, тараща на нас свои черные и узкие глазенки: Местами дорога сплошь залита водой и приходилось взбираться и идти по верху насыпей, обрамляющих её, где цветущая повитель узорчатым ковром стелется по склонам и кустарник желтой акации обдает своим одуряющим медовым запахом. Местами темная зелень дерев, нависших над дорогой, образует арку, в которой, как в рамке, красиво обрисовываются: крыша кумирни, могильник, мраморная колонна, или красивая развалина древних порот, одетая плющом, и все это на голубоватом фоне далеких гор. Порою нам приходилось останавливаться, чтобы обратить свои разгоревшиеся лица к прохладе ветерка, дувшего нам сзади, и обождать тележку, то и дело отстававшую от нас.

Причина этой «отсталости» отчасти была в том, что кучер наш Иван, как городской человек, был неопытен в своем деле, т. е. в обращении с мулами и телегой. Этим и объясняется, почему он не внимал нашему совету слезть с облучка, разуться и идти рядом. Он думал так всю дорогу просидеть в матерчатых башмаках, не подмочивши подошв. Между тем дорога была так трудна, что мул заметно уставал, покрывался пеной и тяжело дышал. К тому же опять по неопытности кучер не взял масла для смазки оси и она вскоре по выезде за город стала жалобно скрипеть.

Нужно знать устройство колеса и оси китайских телег. Колесо, само по себе массивное, делается из самых твердых пород дерева и очень прочно. Обод колеса слагается из отдельных кусков, насаженных на спицы, шина тоже из отдельных кусков толстого железа. Колесо никогда не рассыхается. Ось соприкасается с колесом только в местах выхода оси, где вставляются железные втулки. При смазке колесо не снимается, смазывается лишь узкая полоска оси в корне ее и у чеки. Для смазки употребляется небольшая деревянная спичка с карандаш длиною, но тоньше карандаша, к концу ее привязано куриное перо или несколько волосков щетины; для масла под тележкой подвешивается красивая вазочка вместимостью в полстакана; этого количества хватает надолго; масло обыкновенное, [18] растительное, оно заменяет русский деготь, и фунт его можно купить за гривенник. Небрежность Ивана была причиною того, что в вазочке не оказалось ни одной капли масла. Хотели было купить дорогой в мелочной лавочке, но у нас ни у кого не случилось денег. И это было естественно. В Китае европейцы не носят с собою денег по причине их тяжести. По городу же, когда идет кто покупать, за ним следует слуга-китаец, который при поясе своем несет серебро и медь, расплачивается за все купленное и потом (раз в неделю или в конце месяца) подает барину счет в расходах. Что же касается братии, то она, как живущая в монастыре на условиях общежития, пользуется всем из монастыря и нужды в деньгах не имеет. Каким образом не оказалось денег у Ивана, эта была простая случайность, о которой мы узнали еще в то время, когда нищие дети просили у нас копейку. Итак, тележка скрипела, пела визжала, издавая жалобные звуки, щемящие сердце, а мул поминутно останавливался.

Ясно было, что предположения наши приехать к началу всенощной, к 6 часам, в скит не могли осуществиться. Неприятно, когда так неожиданно все планы расстраиваются; в сумерках ехать будет еще труднее, дорогу не твердо знаем, дорог много в разных направлениях. Думаю послать певчего на ослике вперед, чтобы предупредил в скиту, чтоб не ждали напрасно, не беспокоились бы, а дороги осталось еще более половины. И певчий уехал вперед и Иван слез с телеги, ведет мула под уздцы, а двигаемся все же медленно. Так, пожалуй, и к ночи не доедешь, а, между тем, как бы дождь не пошел; над горами тучи собираются. Что тут делать? думаю, не пойти ли вперед? Удастся придти раньше, не запоздаем со всенощной и христиане не будут ожидать напрасно и не поздно им будет возвращаться в деревню из скита по окончании службы.

Решился пойти вперед. Иду, поспешаю, сколько, где можно, сокращаю путь, бреду в высоких сапогах по лужам, прохожу тропинками по нолям. Здесь воды больше, видно, дождик недавно прошел. На мне одежда из китайского промасленного холста и та начинает промокать. Вода кругом, — на траве, на хлебах, на деревьях. Каждый кустик, каждая травка лишь только дотронься до нее, обдает крупными каплями дождя. В мокрой одежде тяжелее идти, а тут по жидкой грязи идти скользко. Все затрудняет путь: глубокий овраг, узкая дорога с крутыми боками, где приходится кое-как проползать, держась буквально за [19] землю, чтобы не поскользнуться в воду. В одном таком трудном месте мне помог старик, шедший впереди меня, но он шел медленно. Опережая его, я спросил, как его фамилия и сколько ему лет? Это была вежливость, требуемая китайским этикетом, на самом же деле в тот момент меня ничего не занимало, кроме направления дороги; я боялся сбиться с пути. Наконец, на одном скрещении дорог, где стояла полуразрушенная кумирня с глиняными идолами, я остановился, не зная, куда мне идти. К счастью, недалеко оказался китаец, понявший мое недоумение; он сказал мне, что эта дорога для меня была бы прямее, но по ней в сухом канале вода поднялась по колено, а лучше идти на мост.

Этого моста я прежде не видел, а теперь пришлось идти, искать его. Неуверенность в дороге, усталый, измятый вид мой возбудил, как мне показалось, жалость в двух молоденьких китайцах, стороживших бакчи. Они, как и прежний китаец, узнали, куда я иду, приглашали зайти к ним в шалаш, чтобы укрыться от дождя; так как над горами сгущались тучи, темные тучи заволокли ближние отроги, усеянные памятниками древности, развалинами триумфальных ворот и павильонов на императорских кладбищах.

Извиняясь поздним временем, я отклонил гостеприимное предложение и поспешил к мосту. Мост этот — тоже древность. Он сложен из огромных тесаных каменных плит, имеет дугообразную форму и три пролета с крутыми арками. У моста стоит харчевня; там под навесом за столом сидят крестьяне, пьют чай, а вблизи женщины в рубище разбрасывают для просушки по дороге листья кукурузы.

Через мост я прошел хорошо; зато за мостом на дороге стояло глубокое озеро мутной воды; надо было его обходить и в то же время искать ту дорогу, которую я оставил, обходя на мост. В высоких хлебах не было видно ни дорог, ни хуторов, местность казалась незнакомой. Лишь на горизонте руководящими почвами являлись летние дворцы на холме, крашенный семиэтажный столб на другом холме и тронная зала государя Кан-си с высокой кровлей из зеленой черепицы; щпицы же гор были окутаны облаками. При одном повороте на минуту показалась серая колокольня скита, показалась и исчезла, утонула под дымчатым флером дождя, спускавшегося как мятель, по склонам горы.

Свинцовые тучи сгущались, спускаясь все ниже и ниже [20] своими разорванными.краями. Наконец, они образовали как бы пещеру, где в непроницаемой темноте чуть выделялась розовая слепа дворца, тронной залы, как потускневшие глаза старика.

На этом глубоком мрачном фоне весело зеленели хутора, окруженные полями и виноградниками; на гумне копошился народ, спеша убрать солому. Эта картина, исполненная блеска и глубины теней, так и просилась на холст художника. Она обнимала всю душу своею подавляющею поэзией. Лишь чувство самосохранения заставляло отрываться от наблюдения дивной картины природы; надо было спешить выбраться на дорогу, ибо та, по которой шел я, вела в деревню, а не в самый скит. Надо было держаться в южном направлении и обойти огромное княжеское кладбище, окруженное рисовыми полями и обсаженное столетними деревьями, под которыми по мокрой густой траве каталось легче было перейти это ровное пространство, нежели но сырым и грязным пашням. Усталость давала себя знать; казалось, ноги немели и тряслись в коленях, мокрая одежда казалась страшно тяжелой, а надо было не идти, а бежать, пока еще дождь не спустился и не застлал всей окрестности. Послышались глухие раскаты грома, будто бы за горами; потом блеснула молния красивым металлическим блеском; гром послышался ближе и дождь крупными каплями застучал по широким листам кукурузы. К счастью, до дороги было уже недалеко; два три поворота и дорога вдруг, как обрыв, перегородила мне путь. Теперь я понял, что нахожусь не более одной версты от скита; так как тут же вблизи у селения видна была сторожевые маньчжурская башня. Сразу отлегло у меня от сердца: я был покоен, я был чуть ли не дома... Между тем начался ливень, тропический дождь.

Вода каскадом лилась сверху, раздроблять в тонкую пыль, она неслась как дым над самою землей. Поля летней шляпы не могли защитить глаз, вода заливала лицо; холодными струйками пробегала по спине, не оставляя ни одной сухой нитки. Удары грома участились; они были сухие, отрывистые, как выстрелы. Казалось, молния разряжалась тут же в нескольких шагах. Место было совершенно открытое. Ничего не оставалось делать, как идти вдоль дороги, или вернее — оврага, наполненного быстро несущейся водой. Впрочем, вода двигалась по всей поверхности земли, но в разных направлениях, ища места где укрыться от разъярившейся бурной стихии.

Наконец, дождь, ветер, вода, земля, трава, — все смешалось [21] в один живой бушующий хаос, где свет, звук, движение, веселилось. перепуталось, потеряло всякую форму и ясность... Не помню, как я очнулся, увидав перед собою фанзу нашего соседа. Она была пуста и в ней можно было бы укрыться, но, во-первых, меня отделял от нее бурный поток, где высоко вздымались буруны, катя клубы пены, камней и кустарника, во-вторых, судя по времени, солнце уже зашло, спускалась ночь, а дождь мог продлиться часы. До ограды скита оставалось добежать несколько сажен. Воль и изгородь с белыми каменными столбами, по что за ней творилось страшно было смотрел. Горный поток обрушился на плотину, недавно устроенную отцом Ор. Свирепые волны мутной воды бились о чрез стенки плотины, перебрасывались чрез нее, неся за собой огромные камни и все разрушая ими. Надо было спешить перейти через этот поток; инстинктивно выбрав место, где, мне показалось, было мельче, так как вода разливалась вокруг по траве, я ринулся в воду, думая что там не более аршина глубины, но оказалось воды выше пояса. Меня схватило было и понесло, но тотчас же я удержался за корни кустарника и был уже на другом берегу. Во дворе нашего участка вода каскадами низвергалась по каменистой дороге, затопила пашни и огород: Добежав до лесницы, которая ведет ко святым воротим и к колокольне, я почувствовал, что не могу набежать на нее: силы меня оставили. Оглянувшись направо, в узкий проход над стеною скита и стеною огорода, где ниже бурлил горный поток я увидел там трех из братий скита; но они не только не в силах были помочь мне, по сами нуждались к помощи. Они вышли взглянуть на верхнюю запруду и не успели возвратиться, как поток двумя своими рукавами окружил их, они оставались на острове. Я посоветовал им поскорее перебежать ноток, который катил уже камни в человеческую голову и с минуты на минуту все увеличивался. При этом рискованном переходе один из братии чуть было не утонул. Наконец, все мы в страхе, пошли во двор скита и укрылись в кельях, где доселе исправные черепичные крыши теперь пропускали воду; как решето. Становились уже темно, мы не знали; что предпринять и что теперь стало с нашею тележкой? Дождь не переставил; вода ревела по крышам; по двору, по саду.

Чрез полчаса, когда уже совсем стемнело, прибежал о. Порфирий, расстроенный, испуганный, измокший. Ничего нельзя было понять у него: где осталась телега, что с вещами, с кучером? Решено было идти на помощь. Китайцы все забились по [22] фанзам, все живое, замерло в скиту. Ветер стихал, темнота на дворе была непроглядная. Взяв фонари, двое из братии решили идти выручать тележку, а один держал фонарь на колокольне вроде маяка.

Я прождал их с час; меня била лихорадка, может быть от холодной ванны, а вернее, от беспокойства и страха за судьбу ценных рукописей, которые в моем багаже.

Вернувшись, братья рассказали, что плотину совершенно пронесло и потому вода в потоке улеглась, что помогло им провезти телегу чрез поток. Они нашли ее вывезенной на крутой берег, мул был уже, выпряжен, а Иван собирался ехать на нем в скит, бросив на произвол судьбы телегу с вещами. Когда принесли багаж, он оказался сухим, будучи хорошо завернуть в одеяла.

Нечего было уже и думать о служении в церкви, отложили до утра. Кое-как переоделись в сухое белье, все уселись и за чашкой горячего не было конца разговорам. Все делились своими впечатлениями об ужасном ливне. Каждый ясно представлял себе, какой опасности подвергался; все благодарили Господа за избавление от приключившейся беды.

Подводя итоги впечатлениям дня, все сознавали, что ливень в эту пору в июле месяце можно было предвидеть, что он непременно будет ночью и начнется с вечера, надо было только поспешить вовремя добраться до места. Так все и решили, что беда вся была в промедление. Промедление произошло от железной оси. Ось была не мазана за неимением масла. А на покупку масла нужна была лишь одна копейка.

М. В.

Текст воспроизведен по изданию: В скиту // Китайский благовестник, № 11. 1913

© текст - М. В. 1913
© сетевая версия - Thietmar. 2018
© OCR - Иванов А. 2018
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Китайский благовестник. 1913