-

В Крестовоздвиженском скиту.

(Стихотворения в прозе и стихах).

Горы Си-шань или Западные горы давно воспеты в китайской литературе. Если мы читаем повесть с обстановкой чарующей природы среди буддийских капищ, в атмосфере гениев и баснословных героев, то это Си-шань. Если видим рисунки гор с разбросанными по ним кровлями кумирен, с рощами хвойных дерев, обрамляющих стремительные горные потоки, то это Си-шань. Если видим акварельные пано, которыми китайцы так любят украшать стены своих уютных фанцз, с изображениями ветвей фиников или абрикосовых дерев, покрытых цветами или певчих птиц, сидящих на ветвях, на фоне диска полной луны — это мотивы из Си-шани.

Группа Западных гор, о которых идет речь, подходит с запада к Пекину и на расстоянии двенадцати верст от него спускается холмистыми отрогами в цветущую долину. Тишина места, здоровый воздух, обилие ключей воды и сравнительная близость к огромной пыльной, прозаической столице, были причиною того, что Западные горы с давних времен, может быть с основания Пекина, сделались местом отдыха и уединения для сильных мира сего. Юго-восточный склон этих гор изобилует памятниками глубокой древности, а постройки двух последних династий годны еще и теперь для жилья. Иностранцы нередко снимают здесь на лето для себя дачи в полуразваленных и пыльным кумирнях и тем поддерживают материальное обеспечение малочисленных обитателей некогда знаменитого буддийского центра. Издали, наприм. из Пекина горы не представляют ничего особенного своими волнистыми очертаниями, постепенно повышающихся хребтов, но с приближением к подошве гор, история их населения раскрывается в виде сказочно чудной картины. Там по хребту извивается зубчатая стена, здесь высится башня древнего водопровода, на густой зелени кедров из ущелья белеются субурганы буддийских пагод. Здесь на возвышенной площадке смело перекинута арка триумфальных ворот, там видны тяжелые башни императорского дворца, венчанные драконами и киверами. Глазуревая черепица ярко зеленых цветов блестит [14] на солнце, как спина зеленой ящерицы. Под горами и по равнине разбросана масса развалин и отдельных памятников и мавзолеев, достоверных свидетелей прошлого. Человек, кто бы он ни был, в своей жизни, в своей, может быть борьбе с самим собою, в искании истины, достоин уважения, а эта седая старина напротив наводит на размышления о том, как ничтожен человек, сам по себе если при больших и продолжительных усилиях искания истины, не может наидти Бога; и ища уединения от мира, сливается с природой, находит в ней самого себя с своими страстями и желаниями. Пессимистический буддизм, отрицая наслаждение, умел обставлять себя довольством и такою жизнию, которой позавидует любой магнат. Десять лет тому назад нельзя было и думать купить в горах какой-либо клочок земли для европейца, теперь же это легко делается: обленившиеся последователи индийского философа спешат на перерыв сдавать в аренду угодья своих монастырей, и продают их охотно.

Таким образом явилась возможность купить участок земли в три русских десятины для устройства скита в горах.

По местным обычаям в горах участки продаются по склонам и обыкновенно с одной стороны определяются линией хребта, а с другой фарватером горных потоков. Участок скита имеет два склона, потому что занимает небольшой холм, у подошвы коего расположены равнинна в одну десятину площади, переходящая в свою очередь в низменную поляну, и омывается двумя ручьями, которые сливаясь на восточной стороне, образуют дельту. Ручьи эти в летние месяцы, период тропических дождей, шумно бурлят, неся в своих мутных водах, массу тяжелых валунов, теперь же, в весеннюю пору, они сухи И кто бы мог наполнить их слезами покаяния? Чрез полянку пролегает прямая дорожка, остаток древнего пути восхождения на горы, некогда вымощенного камнями. Два мостика перекинуты через овраг или канал, один из них тоже древность.

Высокая площадка вся занята дворами с высокой каменною оградой, в наслоениях своих живописующая историю сего обиталища. Внутри главного двора, куда ведет снизу массивная каменная лестница в 42 ступени, на средней, одной из нескольких правильных площадок, высится главное здание скита, некогда кумирня китайской архитектуры с четырехскатной, черепичною кровлей на столбах, а ныне увенчанная куполом и крестом, оно связует все окружающие постройки, придавая им вид монастыря. В этом здании помещается небольшой домовый храм, просторная трапезная и покои настоятеля. В домиках, расположенных по обе стороны того же двора насчитывается до пяти отдельных комнат для братии и рабочих китайцев, небольшие дворики, прилегающие к этим домам засажены деревьями, большею частию плодовыми, финиковыми, персиковыми и [15] других, неизвестных мне южных пород. Цветущие купы ветвей их, там и сям свешиваются за ограду, другие подымаются из прилегающих оврагов, сплетаясь с зеленью кипарисов и кедров. Свежий смолистый запах хвои так и носится в воздухе. Там где кое-где оставалось пространство, везде запахано под огороды, а за оградою тучные поля на выровненных площадках, все ограждены каменной изгородью, чтобы мягкой земли не уносила с собою дождевая вода.

Во двор обители можно попасть только чрез одни ворота, увенчанные крестом, это святые ворота.

__________________________________________

        Усталый путник жизни бремя слагая у святых ворот,
        Под сенью тополей высоких нашел пути ты поворот.
Стучися смелою рукою, отбрось сомнения души,
Нашел ты небо здесь земное среди покоя и тиши.
        Не бойся брат, что край далекий, отсуствье близких и друзей,
        Не всем ли нам Отец Небесный — Печальник в бурях жизни сей?
Не все ли мы одной дорогой идем к отечеству небес,
И, оставляя кров убогий, населяем степь и лес?
        Не все ли мы надеждой неба воскриляемся одной,
        Ища духовного лишь хлеба, — и ограждаемся стеной?
Не всем ли нам одна забота, одно стремленье — чистота:
В слезах раскаянья должно нам припасть к подножию креста.
        И оставляя славу в мире, избрать одну лишь простоту,
        И избегая шума света, искать спасения в скиту.

С площадки перед воротами открывается великолепный вид на долину, испещренную шахматами зеленеющих полей и рощ, осеняющих кладбища. Всюду пестреют отдельные усадьбы и поселки земледельцев. Не видно конца этому хлебному морю, этим кедровым рощам, утопающим в голубоватой дали, где высятся башни города великана и причудливые очертания субурганов в императорском городе. Прямо под ногами расстилается тучное поле, свежераспаханное, а еще ближе к монастырской стене под обрывом чернеется массив чугунного колокола. Прошли те сотни лет, когда глухой гул как бы подземный, этого колокола отдавался смутным эхом в соседних ущельях. Старик отжил свой век, теперь отдыхает на боку, в скиту висят другие колокола, медные, отлитые в Троицко-Савске. И звук их другой и форма иная.

        При звуках колкола трезвись душою брат,
        Спеши излить свою молитву к Богу,
Чтоб не минуть тебе небесных врат
И получить от Господа подмогу,
        Чтоб благодатный луч твой узкий путь всегда бы озарял,
        Чтобы под ношей одиночества. ты б не унывал,
Чтобы безумным ропотом себя ты не смущал,
Чтобы на милость Божию всегда ты уповал.

Пока еще не окончены работы по ремонту зданий и стен обители, двор довольно оживлен и если вникнуть в каждое дело, если последить за всем, что делается, то незаметно можно провести половину дня и устать порядочно от разнообразных забот. Наконец работы окончены... А вот и вечер.

Но какой вечер! Какая тишина! Еще до заката солнца остается более часу, а лучи его уже сокрылись за вершинами нависших гор и стало от того как будто бы светлее. Нет резких теней, но все напоено светом. Все, начиная с воздуха, который на западной стороне небосклона так и искрится, так и сверкает лучами, слепит глаза, тушует контуры гор. Как прозрачна [16] при тиком полусвете зелень хвои, как четко рисуется каждый цветок, каждая почка. Какое благоухание. Ковер сухих прошлогодних трав рельефно выделяет крутые бока соседних холмов. Долина блещет в лучах вечернего солнца. Как ясно видны далекие жилища. Они как огоньки горят среди темной зелени... А горы!

        В горах, вечерней мглой одетых,
        Ты видишь ряд отрогов этих?
Смотри, как смелым взмахом они восходят, к небесам.
Учись у них ты восхожденьям в благочестивой жизни сам.
        Учись пока на это время тебе даровано Творцом,
        Пока прошедшей жизни бремя не помешало тебе в том.
        Покуда крышка гробовая не затворилась над тобой,
        Пока и вся надежда рая ни стала для тебя мечтой.
Смотри как мрачной синевою одеты все ущелья в них
Не то же ли в тебе порою бывает от страстей твоих?
        Крылатых змей, — страстей, — тревогой бывает сердце смущено,
        Тесниной гордости иль гнева тогда с Христом разобщено,
Тогда гнездом злодеев лютых оно бывает у тебя
И ты тиранства их не сносишь укоров друга не любя
        Однако к Богу с покаяньем не обращаешься никак
        Оставив совестью терзаться себя недужного и так.
Но пробудись от усыпленья своих порывов и страстей,
Надеждой помощи небесной свое ты сердце отогрей,
        И во смирении глубоком себя во всем ты обвини,
        Тогда получишь облегченье, как это было искони.
Смотри, как, ни высоки эти вершины горных пиков там,
Однако край их так легко доступен и твоим глазам,
        Очертаньем форм округлых ограничены они,
        И в сравненьи с небосклоном словно каменья на дне
Так и ты в безумьи счастья питая в себя веру,
Помни, что тебе ж во всем — надо иметь меру.
        Не надеясь на свои силы, прибегать к Творцу
        И надменные порывы покорять отцу.
В послушании безусловном пребывать всегда,
Получать спасенье верно но не без труда.

Ясно на душе, ясно на сердце, все чувства в такой гармонии, так открыты для восприятия впечатлений: глазами как будто видишь за горизонтом, слух ясно различает мелодичный звон пчелки в цветущих ветвях белой сирени. Бог весть откуда залетела она, чтобы застывший воздух оживить вибрациями нежных звуков. Я слышу блеянье овец.

Там где-то внизу чуть белеет их стадо;
И черный барбос ступает впереди на сворке
Пастух старик, угнувшись в свой халат едва за ним плетется,
Где овцы там и волки.

__________________________________________

        Угасший вечер по закате чрез сумерки привел нас в ночь,
        И диск луны, округлый гладкий, как шар воздушный, всплыл точь в точь.
Заснули люди. Дремлет сад,
Его дерев причудливые тени
        На белизне отены чуть видно движутся они.
        Моя душа им вторит в лад,
В ней также есть ступени,
И переход по ним всегда так тяжек мне,
        Когда я чувствую разладе
        В себе самом от мнений,
Борясь во имя долга, страстей в тяжелом сне. [17]

Почему так очарователен лунный свет? Я думаю, это происходит оттого, что при ном скрадываются в непрозрачных тенях все мелочи, вся проза, а выступают лишь главные световые пятна предмета, да и самые предметы тушуются в одну общую картину света.

        В ночной тиши мне чудится порою
        Другая ночь ..... и бурная, с дождем
Как это было раннею весною,
Когда холодный ветер не преставал и днем.
        Средь завываний бури и шелеста дождя
        Как приятно было в кельи греться пред огнем;
Иль, заниматься чтением для пользы, для себя;
Иль с братом в умилении читать псалмы вдвоем,
        В молитве изливаться пред. Богом, всех любя.

Чудное состояние наводит звон к полунощнице, когда певучие звуки колокола долго вибрируют в ночном воздухе, повторяясь отзвуком но соседним холмам и оврагам, как будто звон к пасхальной заутрене в Москве. И движутся темные фигуры по направлению храма, где слышно мерное чтение: «В полунощи восстах исповедатися о судьбах правды Твоея»...

__________________________________________

Оживление утром начинается пением птичек, которые просыпаются очень рано, когда еще чуть брезжится. Жаворонок первый пускает несколько певучих задумчивых нот, потом начинают чирикать воробушки и все пернатое царство приходит в движение. Выйдите тогда на камнем мощенную площадку перед главным зданием и взгляните на восток, какой гиганской кистью художника Творца написано это небо.

Какой простор в нем, сколько света.
Какие краски в облаках.
Когда долина вся одета,
Густым туманом, в берегах
Холмов окружных, словно в море...

__________________________________________

Светила яркий луч пробился
        Чрез пелену, слоистых облаков,
        На ветвях дерева, в росниках чистых
Он задрожал мильоном жемчугов;
Блеснул на влажной кровле черепицы,
        На стеклах окон, на крестах.
        На белых перьях дикой птицы,
На окружающих холмах.
Привет весне шлет радостное утро,
        Восходит выше солнце, мрак полей
        Нагретый им, поднялся вверх туманом,
Вот выше, выше, в облака собрался..
И издалека ущельями на верх пробрался,
        Покрыв вершины гор сутаном.
        По мере того, как солнце пригревало, облака эти ширились, густели и наконец образовались в тучу. Стал накрапывать дождик.
Глазам представилась тогда
Картина радуги, когда
        Чрез разноцветную преграду
        Вы видите ближайший лес,
Холмов высокую громаду
И беспредельный свод небес [18]
        Как величавая дуга края земли соединяет,
        И поле, потом орошенное, собою осеняет.

__________________________________________

На гору надо нам взойдти,
Вздохнуть на воздухе немного,
        Ногам гимнастику найдти,
        Простор для сердца, без тревоги...
О воздух, легкий, благодатный!.
Твои струи вздымают грудь.
        Тобою здесь я напоенный,
        В тяжелый выступаю путь.

__________________________________________

Есть горы так не высоки,
Чтобы достигнуть их вершины,
        Не нужно вовсе отдыхать,
        ....... дойдя до половины.
Другие требуют затрат
И сил и времени (на отдых),
        Но всеж доступны мне, собрат,
        И я хотел бы быть на оных.
Есть третьи, о которых.
Могу лишь я мечтать,
        Но не имею сил довольных,
        Чтобы туда попасть....
Есть дальше и такие,
В синеющей дали,
        К которым приближенье.
        Немыслимо, или невероятно.

__________________________________________

Тяжелого пути.
Задачу представляя,
Бодрися духом ты,
В пример святых вперяя.
Душевный взор с надеждой неземною
И благочестья восхожденье имей перед собой.

__________________________________________

Покой найдешь ты на вершине Райский,
Где в круглой котловине
Террасу чудную построил
Себе, вельможа Богдыханский.

__________________________________________

        Тропою древней восходя на гору,
        Ты помни, что некогда по ней
Стоп царственных следы отпечатлялись.
На склоне ветхих дней
        Они здесь развлекались.
        При обозрении туманных далей гор,
Блаженному забвенью предавались,
Чувствуя в сердцах своих простор.

__________________________________________

        И ты истерзанной душою
        Вдохни в себя простор полей,
Задавшись жизнию иною, [19]
Забудь всю мелочь жизни сей.
        И к Благодетелю и Богу свой ум в восторге возведи,
        Благодаря Его за все и что ты встретишь впереди.
Собрав остаток сил, ты подымися выше,
На той горе венец восхода ты получишь,
        Вернее, станешь сам венцом,
        Блаженство вечное как Верный раб, улучишь,
Тебе обещанный Творцом.

__________________________________________

В абсолютной тишине с вершины гор спускаюсь я,
Неверной поступью шагая но узенькой тропе.
        Стремнины гор меня здесь окружают,
        мне боязно средь них ..
А думы сердцу все вещают
О прежних днях моих
        Навязчивые думы ...
        Их целая толпа,
Преследуют меня мечтой воспоминаний.
Вреду как бы в пруде,
        Покрытом водорослей пловучих на воде,
        Зелёною волнистой пеленою,
И их густой покров я отвожу рукою.
И чудится, что путь становится теснее
        И нет мне сил прокладывать его ....

__________________________________________

        Усталая нога скользит по мягкой травке
Сознание тускнеет и в висках
Я слышу стук крови ...
        ....... в глазах круги.
Как я устал однако;
Иду, поникнув головой
Но, что это трава или ковор.
        Какая яркость красок.
        Иль это огонек в гостинной, освещенной?
Чуть слышен разговор и звук рояля томный.

__________________________________________

Прочь пережитков жалкие остатки.
Меня призвание влечет
Забить все прошлое ... к спасению
Найдти себе путь гладкий
И, по Апостолу, стремиться все вперед.

Насельник скита.

Си-шань.
Апрель 1911 г.

Текст воспроизведен по изданию: В Крестовоздвиженском скиту. (Стихотворения в прозе и стихах) // Китайский благовестник, № 6. 1911