-

Поездка в Хун-шэн-юй.

С благословения Его Преосвященства, Начальника Миссии, я в один прекрасный день выехал в сопровождении четырех китайцев и одного монгола-ламы из города Пекина по направлению к Монголии для осмотра местности Хун-шэн-юй, отстоящей от Пекина в 120 ли на северо-запад, в которой предположено приобрести место для открытия стана. Поехали мы, я на лошади, а спутники мои на осликах, которых наняли вне Пекина. Проехав полдня, мы доехали до местечка Ли-шуй-чэ как раз к обеденному времени — 12-ти часам. Я хотел было продолжать путь, но спутники мои упросили меня остановиться в имеющейся здесь харчевне пообедать, подтверждая свое желание тем, что далее по пути уже гостинниц не найдем, да и отдохнуть хорошо бы. Я согласился. Мои спутники заказали обед. Обед вскоре подали. Конечно, европейского ничего, все в чисто китайском вкусе. Подали гороховый сырой кисель (доу-фа) и на второе какую-то вареную траву вроде нашего салата. Вот и весь обед. Но не смотря на скудость оного, плату за него спросили обильную, что, конечно, здесь в порядке вещей, ибо по китайским понятиям, с кого же и содрать, как не с европейца. Пообедав и отдохнув часа два, мы решили отправиться дальше. Я вышел на улицу. Оказалось, что идет мелкий дождь. Небо заволокло тучами, так что, повидимому, на скорый конец оного надежды было мало. Нужно было скорее ехать к цели путешествия. Ждать было нельзя, да и денег было маловато у меня. Вообще, дождь этот меня немного пугал, а спутников моих прямо приводил в отчаяние (китайцы дождя боятся как огня ввиду их тряпичной обуви). Но так как время не терпело, то решено было ехать, я же задумал запастись зонтом. Гостинник заявил, что здесь во всей местности нет совсем продажных зонтов. Это говорилось по уговору с моими спутниками, что я понял из их разговоров с хозяином. Я настоял, и мне принесли китайский зонт, за который пришлось отдать 60 центов. Наконец мы [30] двинулись в путь. Но что это была за дорога, Вы, читатель, и представить себе не можете. Дождь в конце концов полил как из ведра. Дорога превратилась в сплошную жидкую грязь, и потому приходилось выбирать тропинки и места более сухие. Не смотря на зонтик, меня изрядно промочило, а уже о спутниках и говорить нечего. Измученные плохой дорогой ослики то и дело спотыкались и падали в грязь, увлекая и седоков с собою. Неоднократно приходилось поднимать то одного, то другого. Хотя мне и досталось от дождя, не смотря на зонтик, но все же не так, как спутникам. На них жалко было смотреть. Лица, руки и одежды их были буквально в сплошной грязи. Жалея их, я предложил остановиться в первой попавшейся деревушке, обождать дождь, пообсушиться и дать отдых нашим животным. Но спутники мои отказались сами почему-то, говоря, что теперь уже не далеко до того места, куда едем. Было уже 4 часа вечера. Я, в чаянии поскорее добриться до места, спрашивал каждого встречного, сколько верст до Хун-шэн-юй; но ответ получался разный: кто говорил, что 20 ли, кто 30, а кто и 35 ли. Вот доехали до реки, которую нужно переезжать вброд. Речка эта от дождя переполнилась, и течение ее было настолько сильно, что было страшно ее переезжать, она казалась нам глубокою, и только дорога на одном месте указывала, что здесь брод и бояться нечего. Стали переправляться, понукая коня и осликов. Один за другим побрели по брюхо в воде бедные животные. Переправа эта не обошлась без трагикомического происшествия. Наш уважаемый лама шел к речке сердитый и задумчивый, пешком, ведя своего ослика в поводу. Когда настало время на него садиться, то он выбрал удобный камень и, вступив на него, хотел вспрыгнуть на ослик. Ослик бедный потерял равновесие от тяжести седока, да еще на скользком дне, и увлекая несчастного ламу, свалился выводу. Кое-как поднявшись, он с большим усилием помог подняться своему животному и выбраться на более твердое дно. Бедный монгол вымок до нитки, приняв невольную ванну с головы до ног. Наконец мы выбрались на другую сторону речки и направились дальше. Стало уже темнеть; речка долго нас не оставляла, все еще было слышно ее журчание между камней. Она проходила между гор и, может быть, веками прорыла этот узкий проход. В 6 часов вечера стало уже совсем темно, а мы все еще находились в ущелье, между гор, покрытых облаками тумана. Дождь шел все сильнее. Тьма стоила непроглядная. Невольно в душу прокрадывался страх и трепет. Думалось: здесь кроме нас шести человек нет ни души, а время смутное. Может быть, где поблизости скрываются хунхузы (китайские разбойники) или, что еще хуже, какой-нибудь отряд солдат, встретив нас, может принять нас за хунхузов и перестрелять до единого. Страшно; но делать нечего, нужно продолжать путь. Вдруг чу! где-то залаяла собака. Мы все сразу как-то приободрились; и решили ехать на ее голос, в надежде найти жилище. Лай становился все ближе и ближе, и наконец оказалась преграда: мы очутились у крутого утеса, на который в темноте, не зная дороги, взобраться было очень трудно. Стали искать подъем на него, по темнота была такая, что хоть глаз выколи, и наши поиски были тщетны. Тогда мы опять пошли на собачий лай. Крутой гористые подъем быль завален камнями, дровами. С большим трудом поднявшись по крутизне, мы попали к небольшой кумирне. Обрадовавшись пристанищу, мы решили здесь расположиться; но пришлось разочароваться, ибо кумирня была битком набита людьми. Это были рабочие угольщики. Для нас здесь [31] места не оказалось и потому пришлось снова пуститься в путь на поиски ночлега. Через полчаса езды мы прибыли наконец к цели своего путешествия. Было уже 9 часов вечера. На наш стук в ворота нас немедленно впустили во двор, убрали наших животных и после взаимных приветствий согрели нам кипятку и напоили нас чаем (конечно, без сахару). С дороги мы весьма проголодались и потому попросили приготовить нам чего-нибудь покушать. Но как нарочно, в доме ничего, кроме кукурузной муки, не оказалось. Голодному все хорошо. Взяли чашку кукурузной муки, замесили тесто на холодной воде, наделали продолговатых хлебцев и стали их печь на огне. Такие хлебцы не могли быстро испечься и потому пришлось их есть надсырь. С голодухи все на них накинулись и в результате получилось весьма печальное явление. Я, расположившись в отведенной мне комнате, заболел, да так, что и не чаял живым остаться. Уставши с дороги, промокши до нитки, да еще покушавши такой тяжелой пищи, как сырое кукурузное тесто, как еще я тифа не получил?! Улегшись в постель, я почувствовал головную боль, сильную слабость и ломоту во всех членах. Часу в десятом утра я почувствовал силу подняться с постели и первым долгом, умывшись и помолившись Богу, послал купить чего-нибудь покушать, ибо был очень голоден. За покупкой нужно было идти за пять верст, но идти вызвался один мальчик; которому я и поручил купить киселя, луку, сои, муки и соли. Он живо сбегал на базар, но, к моему огорчению, нашел там и принес черной муки по 12 центов за фунт. Мальчику можно поверить: что же может быть в горах, кроме камней? Обед — пресные лепешки — приготовили, но ел я мало, так как голова кружилась и аппетиту не было. Оправившись на другой день, я стал знакомиться с местностью, обошел все горы, предназначенные к продаже, сосчитал даже деревья. На горах росло 800 штук красивых сосен; фруктовых деревьев малых и больших более 4000 шт., осин 60 штук, а дуба мелкого так много, что я и считать не стал. Земли всего 90 му и домов на оной 34 цзяня. Кругом сада течет ключевая чистая вода, которая весьма благоприятно влияет на всю растительность. На третий день в первом часу дня я выехал с моими спутниками домой в г. Пекин. После трехчасовой езды мы доехали до гостинницы, где задумали отдохнуть. Зайдя в оную, мы увидели, что здесь происходят похороны. Печальная толпа народа приехала провожать покойника, почему на дворе стояло много осликов, к каковой компании мы присоединили своих шесть. Ослики вообще не стоят смирно, а тут на беду один из наших, оборвав поводья, пошел бегать по двору и, наконец, напав на одного, повалил его и стал грызть. Тот бедный заорал на весь двор благим матом. Китайцы бросили покойника и, выбежав на двор, стали водворять порядок. С большим трудом, поймав нашего забияку, мы отправились далее. Через 8 часов езды мы приехали в одну деревню, где и переночевали, а на четвертый день прибыли благополучно в Пекин.

Монах Евангел.

12 Марта 1914 года.

Текст воспроизведен по изданию: Поездка в Хун-шэн-юй // Китайский благовестник, № 9-10. 1914