ОРЛОВ Н. А.

СРАЖЕНИЕ ПРИ ЯКШИ

1-го АВГУСТА 1900 ГОДА.

(Из воспоминаний о походе Хайларского отряда в Манчжурии).

(См. "Исторический вестник", за 1901 год, апрель)

После занятия Хайлара конницу выслали вперед на восток для преследовать разбитого неприятеля. Эта конница получила название «передовой». Она отошла от города Хайлара верст на сто, но еще далее выдвинулся от нее летучий отряд под начальством капитана Смольянникова; он состоял из трех конных сотен охранной стражи китайской восточной железной дороги и одной роты той же охранной стражи. Все на подбор молодцы. Две терские сотни (6-я и 18-я) и одна уральская набраны были из превосходных опытных казаков; 8-я рота состояла на половину из драгун и по быстроте своих маршей чуть ли даже не превосходила забайкальцев. Теперь является вопрос: каким образом и для чего рота пехоты попала в самую середину конницы?

Для пояснения скажем следующее: в военной литературе весьма усердно проповедовалось о выгодах высылать вперед конницу и поддерживать ее хорошей легкой пехотой. При мирных упражнениях на больших маневрах всем нравилось составлять летучие отряды из кавалерийской дивизии и нескольких батальонов стрелков, полагая, что конница в случае надобности будет опираться на легкую пехоту, идущую сзади. Вот и летучий отряд Смольянникова выражал собою ту же самую мысль. Состав его был идеален. Что же лучше можно себе вообразить, чем его три охранных сотни и великолепная восьмая рота? [604]

Смольянников, памятуя, что конница должна выдвигаться вперед вплоть до соприкосновения с противником, дошел 29-го июля до станции строящейся восточно-китайской железной дороги Мендухэ, т. е. на 122 версты от Хайлара, и выслал разъезды еще далее вперед по направлению на станцию Хорго, почти под самый хребет Большой Хинган.

Штаб Хайларского отряда находился в это время в Хайларе и занимался сбором продовольствия для отряда, устройством магазинов, укреплением позиций, лежащих впереди города, словом, всем тем, что в стратегии известно под именем «устройства промежуточного основания действий». Когда в Хайларе узнали, что конница выдвинулась так далеко, то решили принять какие-нибудь меры для установления прочной связи между передовой конницей и самим отрядом; неоднократно какие-то китайские партии пытались теснить посты летучей почты, выставленной от Хайлара на восток. Конечно, можно было бы конницу оттянуть назад, но подобный способ действий казался несимпатичным; поэтому начальник отряда нашел более полезным выслать от Хайлара вперед пехотный авангард, и тогда все расположение выходило бы как нельзя более естественным: главные силы в Хайларе, их прикрывает авангард, впереди него находится передовая конница, от которой выслан летучий отряд с его разъездами, доходящими до соприкосновения с неприятелем. В авангард назначили 4-й и 6-й батальоны забайкальской казачьей пешей бригады.

— Полезно им немножко пройтись, — говорил начальник отряда: — это их освежит. Зажились они тут возле города; больше недели стоят на месте, даже хозяйством стали обзаводиться. Вчера видел казака: сидит себе, зашивает какую-то рубаху и зонтик над собою китайский раскрыл. Сардинки едят, сгущенное молоко в чай подбалтывают. Вот посмотрите, сколько они после своего ухода на биваках разной дряни оставят. Надо распорядиться, чтобы потом сжечь всякие остатки на их биваках.

30-го июля, в четыре часа утра, 4-й и 6-й батальоны начали вытягиваться с биваков и постепенно подыматься на впереди лежащие высоты правого берега реки Эмингол. Батальоны производили приятное впечатление своей могучей силой. Люди хорошо отдохнули, оправились, раздобрели на хорошей пище, обоз удовлетворил бы всякого истинно военного человека. Лошадки в отличном виде, двуколки кое-где запряжены парочкой, потому что число лошадей не только не уменьшилось, но увеличилось отбитыми у неприятеля, да и самое число двуколок увеличилось китайскими, правда, не форменными, но легкими, вполне соответственными местным дорогам, — недаром их выработал опыт тысячелетии. [605]

Количество имущества в двуколках тоже как будто увеличилось, — батальоны многим запаслись в богатом Хайларе на предстоящий поход.

Начальник отряда с удовольствием пропускал мимо себя эти славные батальоны, уже получившее боевое крещение в сражении при Онгуни 17-го июля (См. «Исторический Вестник» за 1901 год, апрель: "Сражение при Онгуни").

— Переход большой, верст сорок пять, — говорил он, обращаясь к подполковнику Тихонову, командиру 6-го батальона, — но все-таки, я думаю, вы дойдете до Джемертэ сегодня засветло.

— Так точно, ваше превосходительство, день длинный. На станции Хак сделаем большой привал.

Да, Хак считается на двадцатой версте от Хайлара, но я думаю, что он немного дальше, так что привал у вас выйдет как раз на половине пути. Не забудьте на Хаке оставить этапный пост. На переходе у вас обнаружатся слабые, некоторые казаки натрут ноги. Но десяти человек таких слабых от каждого батальона вы и оставьте на Хаке под командой зауряд-прапорщика. Под его же команду отдайте шесть конных казаков первой сотни третьего Верхнеудинского полка, которые там держат летучую почту. Вот у вас и получится гарнизон этапа.

— Я все это помню, ваше превосходительство, в приказе было сказано.

За обозом показался небольшой гурт скота. Добрые монгольские быки спокойно шли по сторонам дороги и по пути паслись на тучной степи, поросшей густой гуджирной (солончаковой) травой.

— Сколько вы взяли с собой быков?

— Как сказано было в приказе, — половину всего отрядного гурта, а другую половину и быков упряжных сдали в Хайларе пятому батальону.

Свой марш 30-го июля до Джемертэ авангард совершил вполне благополучно и в порядке, так что в шесть часов вечера расположился на бивак на левом берегу реки Хайлара.

Начальник Хайларского отряда, проводив батальоны, вернулся в расположение штаба в доме инженера Кулакова на станции Хайлар. Здесь ему подали одно, а потом и другое донесение о действиях капитана Смольянникова. Полученные известия совершенно изменили первоначальные предположения.

_________________________

29-го июля разъезды, высланные на Хорго, обнаружили неприятеля, но еще не могли определить его численности. Однако, китайской конницы было так много, что русские разъезды отошли [606] назад. 30-го июля капитан Смольянников расположил свой отряд по речке Унур-гол, при чем уральскую сотню штабс-капитана Якимовского поставил на левом фланге возле моста; восьмая рота капитана Чоглокова укрывалась за высотами. На вершине горы, господствовавшей над всей окружающей местностью, устроили наблюдательный пост из офицеров. Роскошный вид открывался отсюда на долину реки и окружающие ее высоты. На протяжении 15-20 верст ничто не могло укрыться от взора наблюдателя. Вскоре из-за перевала показалась голова темной китайской колонны. Извиваясь как змея, спускалась она в долину и вытянулась верст на 10-12; не только все ее движения были видны, как на ладони, но даже попробовали пересчитать китайцев чуть не до последнего человека. Их насчитали более 7000, под начальством генерала Пао (Пао считался лучшим китайским, генералом, хороший патриот. Цицикарский дзянь-дзюнь (генерал-губернатор) Шеу перед войной предложил Пао покончить самоубийством за покровительство русским; но Пао отвечал, что он предпочитает пасть в бою против русских); артиллерия шла в середине колонны, конница в голове. Подойдя к небольшому озерку, колонна разделилась на две части: одна пошла на мост, а другая несколько правде на переправу через брод. Конница рассыпалась впереди длинной лавой и осмотрела берег речки. Все движения китайцев отличались крайней осторожностью. Русские открыли огонь. Китайская батарея начала свой выезд на позицию. Смольянников имел не более четырех сот человек; с таким отрядом он не считал возможным остановить движение китайцев тем более, что ему разрешалось вступать в бой только в том случае, если он надеется обойтись почти без потерь, так как русская кровь дорога и расходовать ее стоит лишь в очень важных случаях. Задача заключалась только в обнаружении противника. Теперь в сущности цели уже достигли, рассмотрев и сосчитав китайцев; остается не упустить их из вида.

Неприятель перешел речку в брод и стал осторожно и вдалеке обходить правый фланг русских вдоль пади (лощина), тянувшейся вокруг главной горы. Смольянников приказал отходить назад на следующую позицию за станцией Мендухэ. Он выбрал ее очень удачно на выступе гор, тянувшемся поперек долины и господствовавшем над дорогой на значительное расстояние. Вследствие этого неприятель должен был двигаться стороной, целиком через горы, и терять время, т. е. Смольянников не только выслеживал врага, но и задерживал. Переход на новую позицию исполнили в совершенном порядке и быстро; только штабс-капитан Якимовский задержался немного у моста, соблазнившись случаем чуточку «пощипать» китайцев. Действительно огонь его сотни причинил кое-какие потери неприятелю. [607]

Против новой позиции китайцы повторили свой маневр обхода. Смольянников опять отошел на следующую позицию, предварительно обстреляв неприятеля. Так постепенно русский летучий отряд отходил назад шаг за шагом, задерживая противника и нанося ему потери, а между тем сам не потерял ни одного человека.

Наконец вдали показалась одинокая фанза, так называемое урочище «Казачьи Якши». В четырех верстах за ним находился якшинский перевал, представлявший для отряда Смольянникова прекрасную позицию. Отступательный марш летучего отряда был исполнен не только с успехом, но и с большим искусством. Впоследствии Смольянников говорил, что он чувствовал бы себя еще более свободным, если бы не присутствие пешей роты. Тогда он мог бы подпускать противника на очень близкое расстояние, обстреливал бы его самым обстоятельным образом, садился на коней и быстро уходил бы, нисколько не опасаясь, что его отрежут. Теперь же он все время беспокоился, успеет ли отступить восьмая рота, и потому покидал позиции заблаговременно. Итак, комбинация в летучем отряде конницы с пехотой оказалась неприменимой; на этом вопросе раз навсегда следует поставить крест.

_________________________

Известие о наступлении отряда генерала Пао побудило хайларский отряд немедленно двинуться на встречу и вступить в бой, не дожидаясь неприятеля в Хайларе. Пятому казачьему батальону приказано в тот же день 30-го июля в два часа пополудни двинуться по следам четвертого и шестого батальонов, переночевать в Хаки и 31-го июля прибыть в Джемертэ.

Гарнизон Хайлара предполагалось составить из третьего казачьего батальона, который 30-го июля в 12 часов дня только что прибыл из Забайкалья и, конечно, нуждался в отдыхе; но и этот батальон на другой день в три часа утра должен был выступить из Хайлара и догнать отряд. Защита города поручалась двум сотням от третьего батальона, девятому подвижному госпиталю, который имел 125 солдат, вооруженных винтовками, да еще оставили человек 50 конных из охранной стражи.

— Этого совершенно достаточно, — говорил генерал, обращаясь к адъютанту подъесаулу Сидорову. — Когда завтра приедет полковник Воробьев, то вы ему передайте все, относящееся до магазинов Хайлара, распределения караулов и вот этот план обороны города. Впрочем, вряд ли ему придется отбиваться от каких-нибудь нападений. После сражения при Онгуни монголы совсем спокойны. [608]

— Ваше превосходительство, а мне прикажете быть здесь и продолжать комендантствовать в городе?

— Нет, вы как только сдадите все, так сейчас же догоняйте штаб. Мы ведь выступаем сию минуту; я полагаю сегодня же доехать до Джемертэ. Пошлите ко мне ординарца Мациевского.

Вошел молодой забайкальский казак, плотный и сильный, но совсем еще юный, с чуть заметно пробивающимися усиками и с отпечатком на лице, отличающем интеллигентного человека. Сын военного губернатора Забайкальской области, по собственной охоте пошел он на войну, служил безукоризненно и отличался храбростью.

— Мациевский, после обеда мы выступаем; прикажите штабному обозу собираться и следовать с пятым батальоном. Терский взвод пойдет с нами и составить конвой; для меня седлать Серко.

— Слушаю-с, ваше превосходительство!

Офицеры штаба наскоро пообедали вместе с симпатичным инженером путей сообщения Кулаковым, выпили по случаю отъезда лишнюю бутылку красного вина удельного ведомства, вспомнили, как инженер Бочаров, недавно уехавший в Цурухайтуй, одобрял эту марку, и затем начальник отряда начал объяснять инженеру Кулакову инструкцию, оставляемую полковнику Воробьеву для руководства при содействии постройке железной дороги. В заключение сказал:

— Вот что, Александр Николаевичу мы с вами жили дружно, никаких недоразумений не было, оставляю вам завет: живите также дружно с военным ведомством и дальше, устраняйте и улаживайте мирным образом всякие столкновения. Помните всегда, что Хайлар добыть трудами и кровью военных, они своими подвигами предоставили вам возможность продолжать постройку железной дороги, поэтому они имеют законное право на внимание со стороны строителей дороги. Предоставьте военным во всем первое место, давайте им все лучшее, облегчайте их труды. Ну, теперь едем!

Все вышли на крыльцо, около которого стояли оседланные кони.

Маленький, кругленький Серко несколько дико озирался на вистового Кулатова, который держал коня за поводки слишком близко к морде. Серко совсем попятился, когда генерал сталь садиться, но после этого пошел уже спокойно. Инженеры Кулаков и Жемчужников поехали вместе со штабом, чтобы проводить его. Быстро прошли мост через реку Эмингол, проехали мимо бивака отряда, поднялись на высоты и на холмике спешились, чтобы пропустить пятый батальон.

Батальон шел в отличном порядке, но обоз с трудом [609] подымался на высоты. Штабу пришлось простоять на холмики почти час, пока прошел весь обоз. Было уже три часа пополудни, когда штаб попрощался с инженерами и двинулся вперед, обгоняя пятый батальон. Широкая необозримая степь расстилалась перед глазами; звонко стучали копыта лошадей по твердому грунту; сытые кони быстро подавались вперед. Пройдя версты три, перешли в шаг.

— Кажется, ваше превосходительство, — сказал начальник штаба, — нам сегодня предстоит настоящей кавалерийский пробег по всем правилам искусства.

— Да, пожалуй, что и так; только дело не в правилах искусства, а чтобы нам сегодня попасть поскорее в Джемертэ, да и коней не загнать. Посмотрите, что это за конные люди впереди? Неужели какой-нибудь наш разъезд?

— Да ведь разъезды, ваше превосходительство, от охранной стражи, а это как будто забайкальцы.

— Что вы за люди, что делаете?

— Охотники пятого батальона, ваше превосходительство, — высланы вперед дорогу показывать батальону.

— Правильно, — произнес генерал, трогая рысью своего Серка. — Это хорошо делает Демидов, что применяет охотников; он, значит, устроил у себя несколько человек конных. Забайкальцы все хорошо ездят верхом; скоро ведь у нас в Забайкалье пехоту вовсе уничтожат, и забайкальское войско будет выставлять только конницу. А жаль, — славная пехота!

Дорога все более и более приближалась к реке Хайлару; открылась долина реки — пойма, как здесь называют, по которой серебряной лентой извивался красивый Хайлар, подходя то к одному, то к другому высокому берегу. Всадники начали спускаться с высот левого берега и вскоре далеко, далеко впереди увидали какие-то строения.

— А ведь это Хак. Как он кажется близко! Как вы думаете, господа, сколько до него верст? — обратился начальник отряда к своим спутникам.

— Да не больше, как верст пять.

— Куда там пять, и все двенадцать будут. Рассчитайте-ка, ведь мы прошли всего верст восемь; до Хака считается двадцать, значит, если это Хак, то остается еще двенадцать верст, а то и больше. Это воздух так прозрачен и освещение теперь с запада, вот почему строения кажутся нам близкими.

— Да нет, ваше превосходительство, это не Хак!

— Подъедем — увидим.

Проехали верст пять, а строения все еще были далеко. Послали вперед казака, чтобы доподлинно разузнать относительно строений, а между тем подвигались далее. Примерно через час, [610] казак вернулся и подтвердил, что это действительно станция Хак, что если поехать целиной, а не по дороге, то можно немножко сократить путь, и что он велел для нас готовить чай на посту летучей почты.

Вскоре подъехали к станции, с удовольствием слезли с лошадей и пустили их пастись, а сами принялись за чай, так как при сильной жаре жажда сказывалась чувствительно. Казак Верхнеудинского полка радушно угощал чаем цветочным, превосходного вкуса. В Европе за этот чай надо было бы заплатить огромные деньги, а здесь его пили простые казаки, потому что и достался-то он нам в Хайлар даром. Казак, не спрашивая разрешения, совершенно спокойно уселся на бревно и, не стесняясь присутствием начальства, курил свою маленькую китайскую трубочку, постоянно набивая ее новым зарядом табака. Такова особенность дисциплины забайкальцев. Они признают чинопочитание не столько во внешних формах, сколько по существу дела. Казак, уже пожилой, весело рассказывал разные истории.

Полчаса, назначенные для большого привала, прошли быстро, надо было ехать, но оказалось, что лошадей еще не напоили, а водопой находился довольно далеко; прошло минут двадцать пять, пока сводили на водопой. Вдруг увидали, что какая-то серая лошадь мчится полным махом; седло свалилось у нее под брюхо и бьет по задним ногам. Испуганная лошадь увеличивала ход, еле удалось поймать ее. Побитости на ногах оказались небольшими, не препятствовавшими езде. Лошадь принадлежала казаку Мациевскому.

— Вот видите, коня не привязали, да и в руках не держали; просто оставили его без призора, как будто не знаете, что лошадь такое пугливое животное, которому доверяться отнюдь не следует.

Со всеми этими приключениями на привале пробыли час с четвертью.

— Возьмите, господа, казака с летучей почты, как бы еще не заблудиться, тем более, что скоро станет смеркаться.

Тронулись в путь и выехали на большую дорогу, которая обозначалась в степи совершенно явственно. С высот долина Хайлара представлялась чрезвычайно живописной. Поверхность реки, обливаемая заходящими лучами солнца, сверкала серебром. Противоположный берег принял характер гористый; в долине, попадались возвышенные острова, покрытые темно-зеленым лиственным лесом и красиво обрамленные водой, с журчанием прыгавшей по каменистому дну.

— Эх, и хорошо же здесь! — говорили офицеры: — места такие, что как будто самой природой предназначенные для хуторов; просто [611] вот так и кажется, что на том острове есть дача, только за лесом в сумерках мы ее не видим.

Становилось темнее и темнее. Казак с поста летучей почты ехал настолько далеко впереди, что скоро его трудно стало распознавать, только зоркие терцы еще различали его. Пробовали нагнать казака, усиливая аллюр, но и он тотчас наддавал, держа постоянно определенную дистанцию.

— Эй, паря, однако, не гони так шибко; поезжай все-таки поближе.

Наступила полная ночь. Кони сильно притомились. Серко постоянно спотыкался. В одиннадцатом часу добрались до Джемертэ. На берегу Хайлара кое-где догорали бивачные костры, неясно обозначая место расположения казаков. Сквозь полотно офицерских палаток светились еще огоньки. Туман уже подернул долину; в нем потонули конский табун и гурт скота, отпущенные пастись на ночь.

— Эй, паря, а где тут палатка командира четвертого батальона, войскового старшины Оглоблева?

— Однако тут и есть, на правом фланге, — отвечал казак, тащивший куда-то огромную вязку хвороста.

Спешившись, начальник отряда вошел в низенькую палатку Оглоблева, который уже лег в постель.

— Пожалуйста, не беспокойтесь, — сказал генерал: — и оставайтесь в постели; я вас долго утруждать не буду, только несколько вопросов.

У Оглоблева все было устроено удобно и практично; его палатка была переделана из казенной. Опытный офицер разрезал ее на части, наложил полотно на полотно и устроил палатку хотя низкую, менее объемистую, чем казенная офицерская палатка, зато непромокаемую и достаточно теплую. В одном конце помещалась складная железная кровать, а в противоположном сундук и чемодан. Возле кровати находился китайский столик всего в четверть аршина высотою, выкрашенный причудливыми узорами, а перед столиком располагалось гнутое венское кресло с обрезанными ножками соответственно высоте стола. Сидя на этом низком кресле, хотя и приходилось поджимать ноги, зато человек не упирался головою в палатку.

После нескольких вопросов выяснилось решение относительно плана дальнейших действий: не стоит спешить с двумя забайкальскими батальонами (четвертым и шестым) вперед на поддержку конницы. Поэтому конница вместе с восьмой ротой охранной стражи должна занять позицию при Якши железнодорожных, дабы прикрыть и сохранить за собою находившиеся там запасы муки и овса, и обороняться сколь возможно дольше, чтобы выиграть время для сосредоточения всего Хайларского отряда в [612] Джемертэ и передвижения его потом на Якши. Если бы передовая конница не смогла удержаться у Якши, то должна была отойти назад на соединение с остальным отрядом у Джемертэ, где следует завтра выбрать хорошую оборонительную позицию, окопаться и дать сражение всеми соединенными силами.

Когда все было условлено, то пришел есаул Шаншиев, командир первой сотни третьего Верхнеудинского полка, составлявшей гарнизон Джемертэ, и доложил, что начальнику отряда всего удобнее расположиться на ночлег в железнодорожной постройке; там же находится телефон, соединяющей Джемертэ, как с Хайларом, так и с Якши. Распрощавшись с Оглоблевым, все вышли из палатки и посреди совершенной темноты направились к железнодорожному домику, кое-как сколоченному из досок. Этот домик, терявшийся среди необъятной степи, маленький и жалкий, однако манил к себе, обещая хотя какое-нибудь пристанище на ночь. Обоз штаба остался сзади, и офицеры не имели при себе ни палаток, ни каких либо вещей. Домик служил складом имущества Верхнеудинского казачьего полка. Почти половина его была занята мешками с овсом, запасными железными осями для обозных двуколок, ящиками с подковами, жестянками с какой-то мазью и пр. На одной из стенок висел телефонный аппарат. Мешки с овсом тотчас же решили приспособить для устройства постелей; такие постели оказались очень жесткими, но это не помешало бы уснуть после продолжительного трудового дня. Зато множество мух и комаров просто отравляли существование. Заботливые верхнеудинцы явились на помощь.

— Однако, ваше превосходительство, подходяще дымокур разложить.

— Как, здесь? Да ведь мы пожар сделаем, домик спалим!

— Никак нет, ведь угол-то здесь без пола, земляной. Дымокур разложим.

— Ну, валяй! — разрешил генерал, пренебрегая опасностью сжечь деревянную постройку, лишь бы избавиться от докучливых комаров. Казак принес какой-то изломанный железный опечек, наложил туда разных веток, зажег их, и помещение наполнилось дымом, разъедавшим глаза; но комары отстали. Вскоре гостеприимный Шаншиев распорядился насчет чая, хлеба, консервов, куска холодной баранины, коньяка, и все почувствовали себя так хорошо, как будто бы лучшего существования и быть не может. Даже по телефону говорили без обычного раздражения. Выяснилось положение дел в Якши у конницы, а вместе с тем, что пятый батальон уже дошел до Хака, а следовательно завтра легко может присоединиться к отряду в Джемертэ. Третий батальон успел немного отдохнуть, а потому ему передано приказание — три сотни и батальонный штаб [613] передвинуть 31-го июля в один переход из Хайлара в Джемертэ, а две сотни оставить гарнизоном в Хайларе в распоряжении начальника тыла хайларского отряда полковника Воробьева, который 30-го уже приехал в Хайлар и вступил в отправление обязанностей начальника гарнизона. Теперь все распоряжения были сделаны, все стало ясным, Хайларский отряд уснул спокойно с сознанием добросовестно исполненного долга.

_________________________

Рано утром 30-го июля уже зазвонил телефон. Начальник передовой конницы, войсковой старшина Мащиевский, доносил, что неприятель превосходными силами продолжает теснить летучий отряд капитана Смольянникова. Такое донесение нисколько не поколебало решения, принятого начальником отряда, который рано утром в сопровождены штаба и батальонных командиров объехал позицию впереди станции Джемертэ и дал указания относительно ее укрепления. Влево от дороги стал шестой батальон и начал возводить окопы на холмах, хотя не высоких, но выгодно расположенных с гласисообразными покатостями по направлению к неприятелю, представлявшими хороший обстрел. Особенное внимание обратили на устройство сообщений с тылом, укрытых от неприятельских выстрелов и позволявших подносить к батальону сзади воду, пищу и патроны. Для отхожих мест вырыли особые ямки, соединенные безопасными ходами сообщения со стрелковыми окопами. Насыпи окопов старались делать потолще. Казаки работали с необыкновенным усердием, познав теперь всю пользу, приносимую земляными закрытьями от вражеских пуль.

Вправо от дороги, в самом центре позиции, на высоком песчаном холме находился монгольский жертвенник и как бы указывал место для расположения батареи. Это была конусообразная куча камней высотою в целую сажень, увенчанная огромным пуком хвороста. Жертвенник можно было увидать в степи с самых дальних расстояний. Следуя древнему религиозному обычаю, каждый путник, проезжая мимо такого жертвенника, обязан положить на него камень или воткнуть прут. Жертвенники имеют глубокий смысл, потому что служат превосходными указателями дороги и помогают хорошо ориентироваться в степи.

— Жертвенник разрушить, — коротко приказал начальник отряда войсковому старшине Оглоблеву.

— Но, ваше превосходительство, — возразил начальник штаба: — не будет ли это оскорблением монгольской святыни, не произведет ли невыгодного впечатления на кочевников?

— Я и сам думал об этом. Вы знаете, как я не люблю неуважительного отношения религиозным предметам китайцев, [614] но что же делать? Здесь самая лучшая позиция для нашей батареи, а жертвенник послужит великолепным признаком для пристрелки китайской артиллерии и вообще резко обозначить нашу позицию. Нет, его надобно уничтожить.

— Отличный хворост для костров, — добавил Оглоблев.

И жертвенник был разрушен.

Правее батареи тянулась небольшая деревня Джемертэ, оставленная жителями. Несколько опустелых фанз сиротливо стояли посреди заброшенных огородов. Глинобитные стенки, окружавшие дворы, могли служить хорошим укрытием для стрелковых цепей. Казака четвертого батальона сейчас же принялись приводить окраину деревни в оборонительное положение, вырывать ровики впереди стенок и утолщать самые стенки; протекавший тут же ручей усиливал позицию и мог доставлять воду обороняющимся. Еще правее тянулись перелески. Если их занять, то тогда протяжение позиции по фронту очень увеличится, и расположение войск окажется слишком растянутым. Но если их оставить не занятыми, то китайцы, склонные охватывать фланги, не преминут воспользоваться столь выгодным предметом и обстреляют позицию русских продольно. Решили занять перелески восьмой ротой охранной стражи, когда она отступить от Якши, и пятым батальоном, когда он подойдет от Хака.

За рощей нашли русскую шрапнель с отломленной головной частью; пули, залитые серой, целиком остались в корпусе шрапнели. Очевидно, шрапнель эта была выстрелена во время преследования китайцев после занятая Хайлара.

Таким образом все соображения к предстоящему бою были окончены, оставалось составить диспозицию. Штаб вернулся на бивак в свой домик на курьих ножках как раз ко времени обеда.

— Семен Иванович, — обратился генерал к начальнику штаба: — давайте до обеда закончим дневной приказ диспозицией на случай боя, да и пускайте в переписку, чтобы не задерживать

Начальник отряда продиктовал следующее:

«По сведениям, доставленным передовой конницей, неприятель в числе до 7000 человек наступает на станцию Якши. В случае наступления его на станцию Джемертэ отряду занять позицию впереди станции, где возведены окопы:

«1) Батарее расположиться на холмах у монгольского жертвенника.

«2) 6-му батальону занять левый участок позиции по направлению к реке Хайлару.

«3) 4-му батальону расположиться правее песчаных холмов.

«4) 5-му батальону и роте капитана Чоглокова, под общей командой войскового старшина Демидова, стать на правом фланге в осиновой роще. [615]

«5) 3-му Верхнеудинскому полку и конным сотням охранной стражи расположиться за правым флангом, имея в виду атаку неприятеля с его левого фланга; иметь наблюдение разъездами за правым флангом всей позиции и следить за движениями противника.

«6) 3-му батальону стать сзади 4-го батальона в виде общего резерва всего отряда, укрываясь от выстрелов противника складками местности.

«7) В начале боя я буду за 4-м батальоном близ правого фланга батареи.

«8) Патроны беречь, — стрелять только по хорошим целям.

«9) Если Бог благословит, иметь в виду переход в наступление и преследование неприятеля до станции Якши, а коннице и дальше.

«10) С началом боя бивак снимается, гурт скота и обоз отходят несколько назад, чтобы стать вне выстрелов под прикрытием полусотни от 6-го батальона».

Эта диспозиция имеет некоторую поучительность, потому что была отдана при действительной военной обстановки; но выполнять ее не пришлось, — конница удержалась у Якши, китайцы ее не атаковали, отступать ей на Джемертэ оказалось ненужным.

_________________________

Смольянников очень долго удерживал китайцев на Якшинском перевале, а потом постепенно отошел на левый фланг позиции передовой конницы, занятой ею в восьми верстах к юго-востоку от станции Якши. Постоянное отступление Смольянникова было принято неприятелем за боязнь со стороны русских вступить в бой. Китайцы сильно подбодрились духом. Генерал Пао постоянно доносил в Цицикар об одержанных над русскими победах и добавлял: «Я выгоню Орлова из Хайлара».

На другой день 1-го августа надобно было, ожидать атаки китайцев у Якши. А между тем вся забайкальская казачья пешая бригада 31-го июля собралась у Джемертэ: в час дня прибыл пятый батальон, а в восемь часов вечера начал подходить 3-й батальон. Таким образом в ночь на 1-е августа хайларский отряд располагался так: 3-й Верхнеудинский конный полк в составе 5-ти сотен, вторая забайкальская казачья батарея, три конных сотни и восьмая рота охранной стражи, под командой войскового старшины Мациевского, — на позиции у Якши, выставив вперед версты на 3 заставу; главные силы в составе четырех батальонов забайкальской казачьей пешей бригады, сотни третьего Верхнеудинского полка и обозов всего отряда, под личным начальством генерала, — у Джемертэ. Сообразно с [616] выработанным планом главные силы должны были 1-го августа идти вперед на соединение с передовой конницей у Якши и дать там сражение. Поэтому вечером 31-го июля отдан был следующий приказ для наступления:

«Завтра в 5-ть часов утра отряду выступить на Якши. Отряду следовать в порядке №№ батальонов, кроме третьего, которому следовать в хвосте. Обозы — за своими батальонами. Охранение в пути от головного батальона.

«Большой привал на месте по выбору командира головного батальона в зависимости от близости воды.

«1-ой сотне Верхнеудинского полка освящать местность впереди отряда.

«Взводу охранной стражи находиться при мне.

«Я буду следовать в голове колонны.

«Гурту продовольственного скота с прикрытием следовать в хвосте колонны.

«В Джемертэ оставить полусотню 3-го батальона».

_________________________

День 1-го августа был тяжел. Уже во время выступления в 6 часов утра сделалось душно, а потом солнце пекло жестоко, и люди сильно страдали от жары и комаров. Переход предстоял почти сплошь безводный. Постепенно из широкой просторной степи отряд вступил в довольно узкую долину, обрамленную высокими холмами; здесь стало еще душнее. Люди шли вяло; песни как-то не пелись. Часов в 10 утра начальник отряда получил донесение войскового старшины Мациевского: «Неприятель начал наступать и теснит заставу на нашем левом фланге». И хотелось бы поспешить на выручку своим, но расстояние велико, а пехота не конница, аллюр прибавить не может.

Около 11-ти часов подошли к небольшому колодцу — первая вода, встретившаяся на пути. Прошли больше 20-ти верст, отряд изнемогал от жажды; решились сделать около колодца привал, но небольшой, примерно около получаса, потому что без воды — плохой отдых. Колодезь оказался ничтожным, не из чего было даже сварить чай.

— Помилуйте, ваше превосходительство, — говорили некоторые из командиров: — четвертый батальон выпьет всю воду из колодца, и нам ничего не достанется.

— Господа, — обратился начальник отряда к офицерам своего штаба: — остановите 4-й батальон и распорядитесь от остальных батальонов прислать к колодцу делегатов с манерками, пусть наберут воды и разнесут по батальонам.

Это распоряжение было исполнено, отряд кое-как напился. Офицеры расположились на бурках, чтобы немного отдохнуть. [617] Пробовали закусывать, но вследствие изводящей жары не было никакого аппетита.

По дороги от Якши показался верховой забайкалец; очевидно он вез донесение. Забыв жару, все встрепенулись, ожидая, какое именно известие привезет этот утомленный всадник. Неторопливо подал он записку начальнику отряда, потом слез с лошади, а маленькая забайкалка тотчас принялась щипать траву. Записка гласила: «неприятельские две пушки, занявшие позицию на дороги в Джемертэ, открыли огонь; пехота длинными змейками наступает по долине на центр и левый фланг нашей позиции». В конце записки прибавлялось, что сухарей у Верхнеудинского полка вовсе нет, и люди голодны. Ясно, что прежде всего следовало послать сухарей; относительно просьбы о помощи не говорилось ничего, следовательно, потребность в ней не ощущалась слишком сильно.

— Мациевский, поезжайте в обоз и скажите хорунжему Токмакову, чтобы немедленно выслал вперед на позицию две двуколки с сухарями.

— Слушаю-с, ваше превосходительство, — отвечал ординарец и погнал своего маленького серенького монгольского коня.

— А вы, Семен Иванович, прикажите 1-й сотне верхнеудинцев, которая идет в головном отряди, прикрыть эти двуколки. Пусть есаул Шаншиев отвезет полку сухари, да там и остается: хоть небольшая помощь, а все-таки будет полезно.

— Ваше превосходительство, а мы-то как же без конницы останемся?

— Пустяки ! У нас есть взвод терцев, и этого совсем достаточно.

До позиции, занятой конницей, оставалось еще пройти более десятка верст. Желание поспешить скорее вперед на помощь, недостаток воды в колодце, — все это заставило сократить пребывание на привале, который продолжался полчаса с небольшим. Перед выступлением с привала приказано обоз выделить от батальонов в особую колонну, под начальством прикомандированного к штабу штабс-капитана Черногорского.

— Штабс-капитан Черногорский, возьмите от шестого батальона одну сотню в прикрытие к обозу; когда отряд уйдет, то вы здесь еще немного подождите; колодезь вновь наполнится водой; вы можете освежить лошадей и потом потихоньку подвигайтесь за отрядом.

— Слушаю-с, ваше превосходительство! — отвечал штабс-капитан Черногорский, офицер маленького роста, спокойный и уверенный.

Хотя в колодце оставалась только одна грязь, но все-таки перед выступлением постарались достать хотя но глотку воды для лошадей терского взвода и офицерских. [618]

— Ваше превосходительство, позвольте доложить, — сказал ординарец Мациевский: — ваш Серко шибко пристал, не переменить ли вам коня? Возьмите лучше Цыгана. Вы и в сражении при Онгуни были на нем же.

— Хорошо, прикажите переседлать Цыгана.

Уже вся бригада вытянулась, а у колодца все еще толпились люди, добывая несколько капель воды. Долина сузилась еще более. Пройдя несколько верста, за поворотом дороги встретили пост летучей почты, расположившийся около высохшего ручья. Водой пост пользовался из соседней ямы, в которой от дождей осталась порядочная лужа. Грязная вода хотя и не очень манила к себе, тем не менее казаки пеших батальонов с удовольствием выпили ее чуть ли не до дна. До позиции оставалось еще верст восемь; для облегчения людей на остальной путь, а вместе с тем в виду предстоявшего боя, в который придется вступить прямо с похода, начальник отряда приказал снять ранцы и сложить у поста летучей почты до прибытия обоза. Пока люди пили и оправлялись, генерал со штабом и конвоем поехал вперед, чтобы ознакомиться с положением дел и принять лично руководство боем. Цыган шел вперед свежо и бодро. Небольшая группа всадников быстро подавалась вперед. У самой позиции получили еще донесение, что неприятельская пехота в огромных силах наступает на правый фланг, стараясь его обойти.

Местность представлялась в следующем виде: у самой позиции долина, по которой идет большая дорога, поворачивает налево, соединяется с долиной, идущей с северо-запада от станции Якши железнодорожные, и снова поворачивает направо, на восток, по направлению к Якшинскому перевалу. Долины состояли из мокрого луга, прорезанного ручейками. Позиция конницы как раз находилась впереди соединения дорог от Джемертэ и от Якшей железнодорожных и тянулась с севера на юг; болотистая долина разрезывала позицию пополам. В центре находилась большая гора, командовавшая всей окружающей местностью и отлично прикрывавшая тыл. Правый фланг состоял из нескольких перелесков, значительно, версты на две, выдававшийся перед фронтом; за перелесками, перпендикулярно к фронту позиции, то есть с востока на запад, пролегала долина, по которой шла проселочная дорога, соединявшаяся с дорогой на Джемертэ. Гребень высот влево от долины упирался в пойму реки Джадун-гол. Войска располагались так: на высоте в центре позиции, недалеко от большой дороги, на скате, несколько впереди вершины, стояла вторая забайкальская казачья батарея. При помощи 8-й роты она построила для себя окопы, весьма хорошо примененные к местности, только не сделала [620] обеспеченных от неприятельских выстрелов ходов сообщения с тылом, а потому, когда приходилось за чем-нибудь идти назад, то некоторое пространство на пути по гребню оказывалось совершенно открытым. Прикрытием для батареи служила восьмая рота охранной стражи под начальством капитана Чоглокова. Она заняла окопы пополуротно, вправо и влево от батареи и несколько впереди нее, на скатах, обращенных к неприятелю. В перелесках на правом фланге, верстах в 4-х от батареи, находились 2-я и 5-я сотни Верхнеудинского полка в спешенном строе под начальством есаула Софронова. Левая половина позиции, состоявшая из крутых и высоких холмов, была занята шестой терской и уральской сотнями под командой Смольянникова; а на крайнем левом фланге, верстах в 6-ти от батареи, под начальством штабс-капитана Бодиско, находились: 3-я сотня верхнеудинцев и 18-я сотня терцев; конечно, все были в спешенном строе, а коноводы стояли сзади и за горою. Общий резерв состоял из неполных 4-й и 6-й сотен Верхнеудинского полка под начальством есаула Мензелинцева и отдыхал укрыто за центром позиции.

Резко бросается в глаза растянутость позиции, слабо занятой несоразмерным количеством войск; но при более внимательном рассмотрении ясно, что отряд расположился с большим искусством и совершенно сообразно с обстановкой. Необходимо имел в виду уже выяснившуюся из предыдущих боев склонность китайцев к охватыванию флангов. Если бы расположиться шаблонным образом, то есть занять одну центральную высоту (протяжение ее версты полторы, а потому даже это пространство было обширно для отряда в тысячу человек и шесть пушек), то китайцы захватили бы левую половину позиции, прилегавшую к реке Джадунгол, и обстреляли бы русских продольно; мало того, они имели бы свободный путь на железнодорожную станцию Якши и подвергли бы ее опустошению. Точно также оказывалось невозможным не занять перелески на правом фланге, потому что китайцы не замедлили бы ими воспользоваться, обошли бы наш правый фланг, отсюда взяли бы отряд под продольный огонь, а что самое главное — свободно вышли бы на дорогу, ведущую к Джемертэ, и отрезали бы путь отступления. Растянутое расположение русских, обеспечивая все пути, нисколько не было опасно, потому что нерешительность действий китайцев была известна из всех предшествовавших их действий; а потому трудно было думать, что они отважатся на атаку. Да если бы и так, то конница имела полную возможность сесть на коней и отойти назад. Капитан Смольянников проделывал это уже в течение нескольких дней. Описанное расположение войск вовсе [621] не было плодом вышеприведенных длинных рассуждений, но естественно вытекало из обстановки; само дело показывало, как следовало расположиться.

_________________________

Бой 1-го августа разыгрался следующим образом: с раннего утра китайцы начали наступление и оттеснили заставу, находившуюся в 3-х верстах впереди позиции. Около девяти часов неприятель стал развертываться в боевой порядок и открыл огонь по нашему левому флангу, видимо направляя усилия к овладению железнодорожной станцией Якши. В десять часов выехали две или четыре китайские пушки, стали на позицию у большой дороги верстах в двух от нашей батареи и открыли огонь. В то же время китайская пехота развернулась на хребтах, параллельных русской позиции, и в массах устремилась на правый фланг на перелески. С этого времени бой не прекращался. Войсковой старшина Фолимонов пустил несколько гранат в китайскую батарею; она живо спряталась за гребнем, и потом орудия высовывались только для стрельбы; после выстрела они немедленно убирались за гребень.

Бой разгорался все сильнее и сильнее. Прибытие сотни Шаншиева принесло огромную помощь, потому что оказалась возможность, не трогая резерва, поддержать боевую часть; хотя и на левом фланге шел жаркий бой, однако правому флангу угрожала большая опасность; туда-то и направилась сотня Шаншиева; но все-таки в лесу положение верхнеудинских казаков было чрезвычайно трудное. Только получив записки от начальника отряда с уведомлением, что пехота близко, конница воспрянула духом.

А китайцы все более и более сгущались против перелесков. С целью удержания перелесков в своих руках и чтобы отвлечь от них внимание китайцев, решились на крайнее средство: полурота восьмой роты под начальством поручика запаса Быкова перешла в наступление против центра китайского отряда, но отнюдь не для атаки неприятеля, а чтобы только оттянуть его пехоту от перелесков; добившись этого, надлежало отойти назад. Задача была в высшей степени трудная, приходилось перейти под перекрестным огнем совершенно открытую поперечную долину, разделявшую гребни, занятые китайцами, от наших окопов. Еще тяжелее пришлось бы при отступлении.

Поручик Быков блистательно выполнил поручение. С необычайной храбростью наступал он вперед по открытой долине, остановил движение китайцев против перелесков, а затем с замечательным искусством отходил назад. Действия этой полуроты отличались красотой, способной привести в восторг [622] истинно военного человека. Вышедший навстречу начальник отряда осыпал полуроту поручика Быкова самыми горячими похвалами.

Быков потерял двух человек ранеными.

На левый фланг китайцы также наседали сильно. Капитан Смольянников усердно просил подкрепления. Вследствие этого из общего резерва направили 6-ю сотню Верхнеудинского полка. Этой поддержки, по мнению Смольянникова, было недостаточно, и он продолжал доносить о трудном положении левого фланга.

Около 2-х часов дня показалась голова Забайкальской пешей бригады по дороге из Джемертэ. Возникал вопрос, куда направить пехоту для нанесения главного удара. О подкреплении просили и правый и левый фланг, но теперь вопрос заключался не в том, чтобы выручить ту или другую часть конницы, и даже не в том, чтобы удержать позицию в своих руках, но в том, чтобы нанести противнику окончательное поражение. Стратегическое значение принадлежало правому флангу позиции, потому что именно здесь прикрывался путь отступления отряда. Уже по одному этому оказывалось выгоднее направить пехоту на правый фланг к лесу, но отсюда же следовало и атаковать китайцев, потому что, идя с нашего правого фланга на их левый фланг, мы могли отбросить противника к северу и припереть к реке Джадунгол. Выдавшееся положение перелесков весьма благоприятствовало подобному маневру.

На основании таких соображений первые подошедшие батальоны, 4-й и 5-й, под общей командой войскового старшины Оглоблева, были двинуты в перелески. Остановившись для краткого отдыха около ручья, протекавшего сзади позиции, утолив здесь нестерпимую жажду, они бодро пошли вперед, чтобы сделать главное дело сегодняшнего дня. Провести их должен был штабс-ротмистр Булатович, отлично изучившей местность и сделавший обстоятельный доклад начальнику отряда. Через несколько времени подошел шестой батальон; его послали туда же за 4-м и 5-м батальонами.

— Поручик Кублицкий, — обратился начальник отряда к адъютанту, — поезжайте и укажите направление 6-му батальону.

Кублицкий направился вниз к лошадям.

Штаб стоял на горе около батареи, а лошади находились внизу за горою, которая хорошо их прикрывала от взоров и выстрелов противника. Проехать на встречу 6-му батальону можно было двумя способами: или за горою в совсем безопасном месте (путь этот более кружный), или по кратчайшему пути прямо не вдалеке от того места, на котором действовал поручик Быков. Который из этих путей изберет Кублицкий?

— Господа, — обратился генерал к окружающим: — а ведь [623] Кублицкий поедет тут прямо. Жаль, что я позабыл приказать ему ехать за горой.

Не успел генерал окончить своих слов, как все уже увидали Кублицкого, мчавшегося по склону горы на правый фланг к лесу.

— Так и есть, вот он скачет, как сумасшедший. Ну, если только китайцы начнут по нем бессовестный огонь, я прикажу Фолимонову стрелять исключительно вон по той цепи на гребне.

Кублицкий проехал благополучно.

— Казак Мациевский, поезжайте встретить 3-й батальон и проведите его на эту площадку за горой. Он составить общий резерв и пусть лежит и отдыхает. В самом деле, — добавил генерал: — 3-й батальон очень устал, он вчера прошел 45 верст, да сегодня 35, ведь это 80 верст; не грех ему и отдохнуть, пусть полежит часа два.

Итак, для нанесения главного удара нашим правым флангом по китайскому левому направили 3 батальона и 3 сотни верхнеудинцев; лишь один 3-й батальон остался в общем резерве. На левый фланг не послали ничего. Соображения были такие: если левый фланг удержится на позиции — хорошо, если же не удержится и будет вынужден отступить, то и это не худо, потому что увлечет за собой правый фланг неприятеля, который окажется отрезанным вследствие успехов наших против китайского левого фланга.

Чтобы успокоить Смольянникова, начальник отряда послал ему записку, в которой излагался общий план действий, и добавлялось, что как только батальоны, посланные на правый фланг, потеснят перед собой китайцев, так последует общий переход в наступление всего отряда; можно предполагать, что это случится часа через два. Предстояло, следовательно, дожидаться результатов действий на правом фланге.

Между тем китайская артиллерия продолжала свою стрельбу, редкую и совершенно безвредную. Выстрелы свои направляла она в батарею и в штаб, образовавший на горе довольно значительную толпу людей. Среди всех военных нисколько резали глаз две фигуры, одетые в шведские куртки и вообще в костюм скорее штатский, чем военный.

По справки оказалось — фельдшера из роты капитана Чоглокова. Присутствие их, конечно, было очень уместно, потому что, находясь среди самых войск, они скорее всего могли подать первую помощь, если бы в ней встретилась надобность. И действительно, им пришлось делать перевязки под огнем. Храбрые вестовые притащили на гору закуску; офицеры деятельно подкрепляли свои силы, потому что теперь было единственное свободное [624] время. Начальник отряда съел сардинку с черным сухарем и выпил немного красного вина — это была пища за целый день. Китайские снаряды с шипением перелетали через головы и падали далеко сзади в долине. На противоположной горе виднелись два китайских знамени, что обозначало желание китайцев вести упорный бой.

— Семен Иванович, напишите Оглоблеву записку, чтобы он сообщил о положении дел в ту минуту, когда придет к нему эта записка. Пошлите ее с двумя терскими казаками и в записки припишите, чтобы одного казака он немедленно вернул с донесением, а другого тогда, когда начнет удар на китайцев.

Казаков с запиской послали, но по необъяснимые обстоятельствам ни один из них не вернулся к начальнику отряда. Впоследствии они объяснили, что искали его, но будто бы найти не могли.

Так вообще трудно поддерживать связь между частями во время войны. Впрочем, это не помешало ходу дела.

Чтобы оказать содействие бою на правом фланге, войсковой старшина Фолимонов перестал стрелять по китайской артиллерии и всецело сосредоточил огонь на неприятеле, действовавшем против перелесков. Как только несколько шрапнелей падали на гребень, где лежала неприятельская цепь, китайцы вскакивали и убегали, что всегда возбуждало смех среди казаков. Некоторые китайцы оставались лежать, но, вероятно, это были те, которые упокоились навеки. Через несколько минут убежавшие китайцы возвращались назад, ложились на прежние места и открывали огонь.

Фолимонов опять посылал несколько шрапнелей с тем же отличным успехом. Возвращение китайцев показывает, что дисциплина в их войсках довольно хороша, потому что офицеры имеют силу заставить солдат преодолевать страх и устремляться в бой, а ведь это и есть конечное, самое высшее выражение дисциплины. Фолимонов поддерживал крайне редкий огонь, стрелял, как выражались окружающие, через час по ложке. Он сам говорил, что в мирное время его за такую стрельбу прогнали бы с полигона.

Причина была весьма основательна — крайний недостаток снарядов: давали уже второе сражение, истратили некоторое количество снарядов во время преследования неприятеля после занятая Хайлара, а между тем артиллерийский парк шел где-то далеко сзади, и оставалось неизвестным, когда удастся им воспользоваться.

— А вон китайский начальник выехал, — говорить казак.

— Где? [625]

— Да, вон, бинокль-то стеклами блестит! Это он нас рассматривает. Поставим-ка прицел на 2000, да ахнем.

Раздался залп, но китайский начальник смело продолжал смотреть в бинокль.

— Ставь на 2200.

Раздался новый залп, китаец повалился. Впоследствии оказалось, что так был убит сам генерал Пао.

Около четырех часов пополудни на правом фланге загорался упорный бой. Это вышли к лесу 4-й и 6-й батальоны. Китайцы в двойном числе действовали против казаков обычным своим примером, т. е. охватывая фланги и засыпая неистовым числом пуль. Каждый китаец выпускал целые сотни патронов. У русских начались потери. Казаки также открыли частый огонь. Русские и китайские выстрелы слились в какой-то сплошной гул, в котором нельзя было различить ни отдельных выстрелов, ни залпов.

Вскоре китайский огонь стал ослабевать. Неприятель не выдержал натиска, дрогнул и стал отходить.

Около 5-ти часов послышались удары грома, сначала отдаленные, затем все ближе, ближе, и наконец разыгралась страшная гроза. Блистали молнии, ливень сопровождался частым градом величиною до дюйма; ливень имел тропический характер. Почва моментально покрылась водой, сильно разгрязнилась, движение сделалось очень затруднительно; удары града чувствовались через гуттаперчевый башлык и суконную шапку с белым чехлом. В ста шагах ничего не было видно. Пользуясь этим хайларский отряд перешел в общее наступление. Начальник отряда приказал 3-му батальону, совместно с 8-й ротой Чоглокова, двинуться вперед долиною ручья. Понемногу буря начала затихать.

В 6 часов просветлело; два знамени на горе теперь отсутствовали: китайцы воспользовались внезапно налетевшей бурей, увезли артиллерию и очистили позиции. Только на левом фланге русских еще кипел бой. Хотя Смольянников и Бодиско также пытались перейти в наступление, но им не удавалось потеснить китайцев. Вдруг последние начали сами отходить назад; причина заключалась в том, что войска русского правого фланга, сбив противника, прошли вдоль фронта его позиции и вышли в тыл китайцам, увлекшимся боем против Бодиско и Смольянникова. Эта часть неприятельского отряда оказалась совершенно отрезанною. Видя себя окруженными, китайцы отнюдь не думали сдаваться в плен, но забились в лощинки на скатах холмов и жестоко отстреливались с храбростью отчаяния.

Между тем батарея начала спускаться с горы, чтобы выехать на дорогу. Скаты, состоящее из лесовой почвы, быстро впитали в [626] себя огромное количество воды и даже на довольно крутых местах приняли болотистый характер. Колеса увязали чуть не по ступицу, ноги лошадей уходили в почву больше чем на четверть аршина. Фолимонов опасался, как бы батарея здесь не завязла. Наконец батарея благополучно выбралась на дорогу, почти повсюду покрытую водой. 3-й батальон стал развертываться против отрезанных китайцев, с другой стороны теснили их Смольянников и Бодиско, а путь отступления был отрезан остальными забайкальскими батальонами. Часть китайцев пыталась прорваться. Начальник отряда, увидев недалеко от себя Булатовича с двумя сотнями казаков, закричал:

— Булатович, идите и помогите пехоте.

Булатович немедленно пошел в атаку, но ручеек и вязкая почва не позволили ее докончить; тем не менее толпа китайцев бросилась снова в спасительные лощинки, и только ничтожная горсть смельчаков продолжала идти на прорыв. Среди них один ехал верхом на белом коне; вероятно, это был офицер. Терские казаки из штабного взвода не могли утерпеть, чтобы не пострелять по такой интересной цели; но стрельба была совершенно не уместна, потому что пули могли попасть в находившихся на другой стороне долины своих же пеших казаков и казаков Булатовича. Начальник отряда приказал прекратить стрельбу; но еще раньше один спешенный терец положил винтовку на своего коня, хорошо выцелил китайского начальника и выстрелил. И конь, и всадник повалились на землю; но китаец сейчас же пополз к соседнему кусту и спрятался в нем.

Китайцев продолжали расстреливать со всех сторон. Однако бой происходил при чрезвычайно неудобных условиях: постоянно опасались, как бы не попасть в своих. Русские пули, то и дело, летели в штаб и батарею. Наконец, все это дело кончилось. Из всех отрезанных китайцев только человек 15 прорвались и успели уйти.

Булатович двинулся вперед со своими казаками. Ему пришлось идти в близком расстоянии от того куста, куда спрятался китайский офицер. В кусту и в соседней густой и высокой трав он оказался не один, — их было несколько, и все открыли самую частую стрельбу. Казаки в свою очередь повернулись к кустам и начали достреливать китайцев. Некоторый из этих пуль летели в штаб и батарею, но все прошло благополучно. Жутко было смотреть, как китайцы разряжали свои винтовки в упор в Булатовича и в плотный строй его казаков. Через несколько минут всех китайцев прикончили. Булатович подъехал к штабу.

— Булатович, сколько у вас потерь? [627]

— Никаких потерь, ваше превосходительство!

— Да что вы! Ведь они стреляли чуть не в упор?

— Так точно, только они очень плохо стреляют.

— Ну, слава Богу!

Около восьми часов вечера собрался весь отряд у дороги. День склонялся к вечеру. Густая тьма наступила чрезвычайно быстро. Усталость людей была непомерна. Они ничего не ели потому что обоз и ранцы остались сзади. Казалось, последние силы оставили героев, сделавших чрезвычайное напряжение и одержавших полную победу. Все безмолвно просило отдыха. Надо было побороть себя, чтобы хватало духу приказать двигаться вперед.

При такой обстановке пришлось преследовать бегущих китайцев 14 верст, чтобы, так сказать, с налету захватить важную позицию — Якшинский перевал. Иначе для обладания этой позицией пришлось бы дать еще одно сражение и проливать драгоценную русскую кровь. Лучше уж сегодня сделать усилие и еще немного потрудиться. Движение было необыкновенно трудное. Пересохшие ручьи превратились в бурные потоки. Якшинский перевал был не крут, но длинен. Забайкальцы все преодолели, и ночью отряд сосредоточился на урочище Яшин Казачьи. На другой день 2-го августа преследование продолжалось конницей еще на 22 версты.

Победа при Якши достигнута большими трудами, но с чрезвычайно малыми потерями: трое убитых и десять раненых, из коих два казака умерли от ран. Потери китайцев: несколько сот убитыми, пленными 10 человек, одно орудие, два знамени, три значка и масса оружия и патронов.

Результаты победы были очень важны: очищен путь для движения отряда вплоть до Хинганского хребта, захвачена в русские руки обширная страна от Хайлара до Большого Хингана. На станции Якши удержаны большие запасы муки и овса. На станции Мендухэ, впереди Якши, захвачена, переправа через реку Унургол. Лучший из китайских генералов Пао был убит.

Ко всему этому надобно присоединить сильное нравственное впечатление на китайцев, помогшее дальнейшим успехам русского оружия в Манчжурии и русской дипломатии там, где в это время она имела интерес работать.

Н. А. Орлов.

© текст - Орлов Н. А. 1901
© сетевая версия - Тhietmar. 2007
© OCR - Трофимов С. 2007
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Исторический вестник. 1901