КОЗЛОВ П. К.

Тянь-шань, Лоб-нор и Нань-шань

Глава третья

ОАЗИС КЫЗЫЛ-СЫНЫР И ОКРЕСТНАЯ ПУСТЫНЯ

Пребывание в Токсуне. С приходом в Турфанский округ первый период нашего путешествия мог считаться оконченным. Тянь-шань, в котором мы пробыли более трех месяцев, остался позади. Несмотря на свою большую высоту и близость, Небесные горы с их величественным массивом Богдо и другими снеговыми вершинами, лежащими на меридиане г. [167] Турфана, очень редко открывались взору наблюдателя, да то лишь мутным силуэтом... У подножья этих снеговых гор залегает «исполинским желобом», как метко выразился В. А. Обручев (В. А. Обручев. Орография Центральной Азии и ее юго-восточной окраины. Перепечатано из т. 31 «Изв. Русск. геогр. об-ва», 1895, стр. 43), отрицательная низменность Турфана, простирающаяся с запада к востоку до 150 верст, а с севера к югу около 50 верст. Приблизительно в средней части Люкчюнской котловины находится соленое озеро Боджантэ, поверхность которого лежит на 320 футов ниже уровня моря. К югу возвышается пустынный хребет Чоль-таг, который европейские путешественники пересекали только по большим дорогам, за исключением смелой попытки одного из братьев Грум-Гржимайло, проникшего через Чоль-таг, по весьма пустынной местности, к югу от селения Дыгай. Громадный же район этой дикой пустыни к югу, до Лоб-нора, и юго-востоку, до Са-чжоу, все еще оставался загадочным (Как и другой район той же пустыни, о котором будет в своем месте трактовать В. И. Роборовский) и ждал исследователей. В Токсуне, где экспедиция расположилась лагерем на месте бивуака М. В. Певцова, нас встретили сверх ожидания крайне любезно. И китайский чиновник, и правитель (ближайший) мусульман на все наши просьбы ответили полной готовностью. Нескольких дней было достаточно, чтобы затем экспедиция могла разделиться на три эшелона, имея при каждом проводника-туземца, а при одном — и наемных лошадей.

Среди приготовлений к отъезду и расспросов о соседней стране я по утрам и вечерам посещал ближайшее болото. Тут мне приходилось каждый раз занести что-либо интересное в наблюдения осеннего пролета птиц, а иногда и пополнить список орнитологической коллекции. Из пролетных птиц, не замеченных ранее, здесь были: утка чиранка (Querquedula crecca), нырки (Fuligula rufina, F. ferruginea), гусь серый (Anser cinereus), чибис (Vanellus vulgaris), песочники (Tringa alpina, T. Temminckii), бекас (Gallinago gallinago), гаршнеп (Gallinago gallinula) и ржанки (Charadrius fulvus) (Другая ржанка (С. pluvialis), была замечена только однажды и одинокой), которые прибывали ежедневно и ежедневно же к вечеру пускались и далекий путь. В одну из своих экскурсий, подле фанз туземцев, я встретил лисицу, тотчас скрывшуюся в кукурузе. Еще смелее здесь волки, которые по ночам заходят на бакчи и поедают лучшие дыни.

Разделение отряда. Утром 30 сентября одновременно из одного пункта разошлись члены экспедиции. Главный караван последовал большой дорогой в Люкчюн под наблюдением В. Ф. Ладыгина. В легкие экскурсии направились В. И. Роборовский и я. Первый по дну интересной котловины к Люкчюну; на меня же выпал заманчивый рейс к югу в Кызыл-сыныр. Мой караван состоял из двух вьючных верблюдов и трех верховых лошадей. Продовольствием для себя и фуражом для животных запаслись вдоволь. [168]

Ущелье Чоль-тата. Первые два дня мы шли по большой карашарской дороге, где последняя сначала пролегает по песчано-галечному, покатому от гор саю (Саем туземцы называют каменистые, бесплодные равнины), затем вступает в ущелье Чоль-тага. По мере нашего движения к югу, ущелье принимало все более и более дикий и угрюмый вид теснины, в которую редко попадают солнечные лучи, а слабый звук повторяется громким эхо. Местами теснина прихотливо извивается, обнаженные утесы спускаются отвесно; по каменистому, круто падающему дну залегают огромные каменные глыбы — все это придает ему оригинальную дикость, которую оживляют несколько лишь мирные путники, движущиеся по временам в ту и другую сторону.

Это ущелье почти совершенно бесплодно и воды в нем очень мало. Приютившийся под скалой китайский почтовый пикет отпускает дрова на вес, а фураж — по баснословной цене. Опытные путники стараются по возможности запастись всем из дома, но тем самым обременяют животных, которые нередко от непосильных тяжестей и скудного корма устилают своими скелетами этот пустынный путь. Во время нашего следования на свежем трупе лошади пировало общество черных и белых грифов. Эти могучие пернатые освоились с проезжими настолько, что мало обращали внимания на нас.

Выше почтового пикета Ага-булака дорога выходит из высоких скалистых массивов, поднимаясь на плоский гребень хребта. Отсюда открывается довольно широкий горизонт к югу, хотя местность несет тот же пустынный характер. Миновав пикет Узьмедянь, мы оставили большую дорогу и направились к югу по мягкому полуденному предгорью Чоль-тага, где и остановились на ночлег. Южный весьма пологий и холмистый склон Чоль-тага слагается из кварцево-слюдяного сланца (биотитового), красного аплита и прослоек, или прожилок, кварца между преобладающим сланцем.

Долина Кумушин-тузе. На следующий день мы быстро двигались в полуденном направлении по отлогому южному склону Чоль-тага, усеянному низкими холмами, а потом вступили в пустынную долину, залегающую между хребтами Чоль-тагом и Караксылом. Последний простирается тоже с запада на восток, но уступает первому в высоте и оканчивается к востоку от нашего пути на пустынной равнине. В помянутой междугорной долине сохранились следы высохшего озера Кумуши (В. М. Успенский. О бассейне Лоб-нора. Извлечение из китайского сочинения под заглавием «Си-юй-шуй-дао-цзи». — Записки Русского геогр. об-ва по отделению этнографии, т. 6, СПб., 1880, стр. 149), в местности, носящей ныне название «Кумушин-тузе» (Тузе или туз — долина). На северной и в особенности на южной окраине Кумушин-тузе тянутся песчаные холмы с мертвым, а местами и живым тамариском. На более низменных местах долины встречается камыш, солянки и саксаул. Эти заросли иногда перемежаются сплошными, оголенными солончаками (В которых довольно часто виднелись гипсовые конкреции), кажущимися издали озерами. [169]

Мы остановились на колодце Шор-булаке, у северного подножья хребта Караксыла. Здесь вода находится на глубине с лишком 1 сажени. В окрестностях держались антилопы (Gazella subgutturosa), зайцы и мелкие грызуны. Из птиц в числе мелких пролетных замечены коренные обитатели — полевой воробей (Passer montanus) и усатая синица (Panurus barbatus).

Ночью в долине моросил дождь, а на вершинах соседних гор выпал снег. Утром было довольно свежо, ясно и прозрачно, так как пыль спустилась на землю. Вся долина и окаймляющие ее горы были видны отлично. В восточной своей части хребет Карасыл круто обрывается, переходя в, широкую плоскую возвышенность, обнаруживающую у подножья северного склона белый мелкозернистый, а у южного — буро-красный мелкокристаллический известняк; вершины же возвышенности состоят из кварцево-хлоритово-глинистого сланца.

Развалины. У северного подножья того же хребта поднимается высокая (до 300 футов) и длинная (до 10 верст) гряда мелкого песка, среди которого, виднеются отлично сохранившиеся стены каменных и глиняных построек. Истории этих развалин проводник объяснить не умел. Судя же по тем старинным городам, которые мы видели в Турфанском округе, они относятся ко времени правления этой страной знаменитого Дакиянуса и существования Асса-шари (Люкчюнская котловина).

Хребты и между горные долины. Обогнув хребет Караксыл, оканчивающийся на востоке несколькими отпрысками, мы вступили в следующую долину, носящую название Караксыл-тузе. С юга чрез 20 верст она преграждалась темным хребтом Игэрчи-тагом, а к востоку и западу скрывалась за горизонт. На всем поперечном пути она поражает своим бесплодием и отсутствием животной жизни. Лишь изредка торчали жалкие кусты эфедры. Монотонность и абсолютная тишина крайне утомляют путника. Ждешь не дождешься подъема на впереди лежащие горы, чтобы с них увидеть новый ландшафт. Наконец, мы достигли перевала через хребет Игэрчи-таг и поднялись почти незаметно на его вершину, с которой открылась пред нами на юге равнина, покрытая порядочной растительностью и именуемая Тунгуз-лык, где держатся в изобилии кабаны, Абсолютная высота перевала около 5000 футов. Гребень хребта значительно приподнят и почти повсюду одинаково зазубрен. На востоке хребет Игэрчи-таг оканчивается вблизи, к западу же он уходит далеко. Названный хребет слагается из известняка (серо-бурый мелкозернистый); на одном образчике его. видны отпечатки мшанки (Bryozoa). На северном склоне его довольно много гипса (кристаллический, пластинчатый).

Спустившись с Угэрчи-тага и миновав маленький рядом лежащий кряж, мы достигли урочища Гэнсохоло. Оно орошено источником, протекающим на протяжении 3 верст. Орошенное место было покрыто пожелтевшим камышом, тамариском, или гребенщиком, и отдельными деревьями тополя. На возвышенном берегу устроена большая печь, в которой раньше дунгане [170] выжигали свинцовую руду. Чрез это урочище проходит дорога в селение Ушак-таль.

Делая большие переходы, не замечаешь как быстро приближается вечер, тем более в местах пересеченных. Пока еще солнце находится над горизонтом — светло, чуть же спрячется за вершину гребня — быстро наступают сумерки и загорается заря, а потом вскоре покажутся планеты и звезды. Еще позднее на западной, озаренной части небосклона выделятся темные зубцы хребтов. Кругом тихо, однако; лишь одни легкие газели, украдкой пробираясь на водопой, мелькают, как тени...

Ночь была холодная, тихая; наутро термометр показал — 7° С. Мы направились в путь с рассветом. На юге долина Гэсохоло также замыкается расчлененным кряжем Кизил-тагом. Общий характер этого последнего сходен с вышеописанными; на северо-западе он высок, по мере же простирания на юго-восток заметно понижается. Этот хребет слагается из кварца с хлоритом, лежащими на гранито-гнейсе (биотитовый).

Вид с мягкого перевала этого хребта вдаль, на юго-запад прекрасен: через расстилавшуюся долину виднелась в Курук-тагской цепи высокая группа гор Чарайлык-таг, или, как монголы говорят, Сайхэн-ула (Оба названия означают: красивый, хороший). Западнее этой группы чернели вершины, дугою протянувшегося хребта Курук-тага.

Урочище Поджюнза. Следуя почти прямо на юг, мы чрез 12 верст достигли урочища Поджюнза, лежащего в долине того же названия. Здесь на илистой почве находились пашни дунганской партии, работавшей на соседнем свинцовом руднике. Кроме того, встретили одну семью кочующих торгоутов из окрестностей озера Баграш-куля. Среди долины. Поджюнза возвышается небольшая группа гор (Состоящая из красного сланца (кварцево-глинистый); выходы по берегам источников богаты песчаником (железисто-глинистый, мелкозернистый, темно-красный)), у подножья которой струятся источники, орошающие растительную полосу до 5 верст длиною. Во время летних дождей здешние воды достигают соседних болот Тунгуз-лык. На левом возвышенном берегу одного из источников до сих пор сохранились стены небольшого укрепления; по словам туземцев, постройка эта существует с незапамятных времен. Были также и фанзы (дома) в долине того же источника, но они унесены водой. Невдалеке к югу находятся четыре старинные могилы. Преграждаясь с запада и востока низкими кряжами и отдельными высотами, долина Поджюнза замыкается на юге главным хребтом Курук-тага.

Горы Чарайлык-таг. В этом весьма плоском хребте резко выделяется высокая группа тесно сплоченных гор Чарайлык-таг, которая представляется издали высоким кряжем, насажденным на плоском хребте Курук-таге, как на пьедестале. По словам туземцев, у подножий этой группы есть источники и пастбища, на которых стоят зимой торгоуты; склоны же ее столь круты, что не только люди, но и звери не могут взбираться по ним. Номады приписывают горам всевозможные сверхъестественные явления; так, [171] например, монголы будто бы часто слышат в них раскаты грома, пальбу из пушек, звон колоколов, музыку, пение и пр. Вместе с тем эти горы и священны для буддистов: некий святой, согласно преданию, поднялся на вершину недоступной для простых смертных Сайхэн-ула, устроил там обо, помолился и исчез... Другие думают, что святой остался в горах и что периодически встает и совершает молитву, сопровождающуюся теми странными звуками, которые и слышат ближайшие кочевники.

Свинцовый прииск. Из урочища Поджюнза мм направились, к юго-востоку и прибыли на свинцовый прииск, который, находится в предгорьях северного склона хребта Курук-тага и носит название Кант-булак. Всего работало на прииске 6 человек дунган, которые его открыли лет 15 тому назад. Некоторые же говорят, что рудники эти весьма древние, но долго стояли заброшенными. Как бы то ни было, образцы свинцовой руды в недавнее время были доставлены генерал-губернатору в Урумчи, который признал нужным взять прииск в казну. Вольнонаемным рабочим, на прииске, дунганам, назначено жалованье по 3 лана серебра в месяц и казенный паек. Жилищем рудокопам служат плохо сложенные из камня хижины.

Собственно добывание свинцовой руды производится среди невысоких волнистых горок, район которых простирается до 10 верст в окружности. Добывают руду двояким способом: или с поверхности, где уже производились работы раньше, или же углубляясь между ращелинами скал. Шахты встречаются различной глубины: от 5 до 100 и более сажен. По словам рабочих, добыча идет успешнее по мере углубления вниз, но там нередко является большое затруднение от воды. Я видел результат работ за истекшее лето; он не превышал 50 пудов свинцовой руды. Продукт этот состоял из кусков свинчака и свинцового блеска вместе, или одного только свинцового блеска с примесью желтой охры и известкового шпата, добываемого с большей глубины, или тоже одного свинчака в слюдисто-кварцево-глинистом сланце, находимом на поверхности. Из добытой на прииске массы, которую мне показали, по заключению рабочих, в среднем получится чистого свинца около 5 пудов. Ежегодно, осенью, сюда приезжает китайский чиновник из Урумчи. В его присутствии, в течение одной недели, пережигается вся руда. Дрова для печей употребляют главным образом саксаульные.

Через означенный прииск с давних времен пролегает дорога из Токсуна в страну «Лоб». Вследствие сильной расчлененности Курук-тагской системы, через эти горы, или правильнее среди гор, удобно пройти без подъемов и спусков. Тропинка извивается между горами и выходит на новый путь, проторенный сравнительно недавно из Кызыл-сыныра.

Оазис Кызыл-сыныр и его обитатели. На другой день, следуя к востоку вдоль подножья отдельного высокого кряжа, тянущегося параллельно Курук-тагу, мы достигли, наконец, поселения Кызыл-сыныра (В переводе — красная жила). Зеленоватые деревья джигды (Elaeagnus), осенявшие глиняный дом, [172] виднелись издалека среди облаженных холмов. Этот маленький оазис отстоит от Токсуна на 230 верст почти прямо на юг и находится на высоте около 4980 футов над уровнем моря.

Недавнее прошлое Кызыл-сыиыра было передано нам так: 45 лет тому назад один люкчюнский охотник, Юсуп-Сольджи, преследуя зверей в горах, случайно встретил зеленеющий уголок. Прожив здесь несколько дней, в течение которых добыл много зверей, он решил остаться в этом оазисе навсегда. Семью и все свое достояние, которое заключалось в двух ишаках (ослах) и домашнем скарбе, он перевез из города. Затем, успешно охотясь и усердно обрабатывая землю, пионер зажил привольно. Вскоре о нем проведали китайцы. К удаленной колонии отнеслись благосклонно; когда же Юсуп-Сольджи отыскал прямую дорогу из Турфана на Лоб-нор, его даже поощрили наградой. Таким образом этот пустынный уголок связался путями с Люкчюном. Турфаном и Токсуном. Через него пролегала и древняя дорога в г. Са-чжоу. На половину расстояния до этого города охотники (дети нынешнего обитателя Ахмед-Палгана, приехавшего сюда еще 9-летним мальчиком) углублялись во время охоты за дикими верблюдами, но дальше не были. Известно также, что южнее этого пути залегает кормная долина, но туда они не доходили. Там пока сохранился недоступный уголок — гнездо диких верблюдов.

Занимая такое удобное географическое положение, Кызыл-сыныр вскоре сделался известен всем туземцам, следовавшим из Турфана в страну Лоб.

В наше там пребывание (1893 г) Ахмед-Палган казался уже стариком, но бодрым; ему было 54 года. Семья его состояла из четырех сыновей и стольких же дочерей. Единственное занятие мужчин в свободное время — охота. К ней сыновья пристрастны и отлично приучены. Уже 12-летний мальчик и тот имеет голос в кругу охотников: умело рассуждает о привычках зверя и особенно живо рассказывает о своих удачах и неудачах. Более взрослые уже принимают участие в поездках за дикими верблюдами, причем удаляются на 10 дней пути в пустыню.

Семья помещается в одной довольно обширной фанзе, весьма приличной по своему внешнему виду; рядом с ней другая — исключительно для проезжающих. Несколько поодаль на возвышении стоит маленькая мечеть, где вместе с зарею возносится моление к аллаху. Глава семьи Ахмед, он же и мулла, отправляет все требы.

К жилым постройкам прилегает огород, в котором по сторонам красуются высокие развесистые деревья. Глиняные стены огорода и некоторые деревья обвиты повиликой. В огороде хорошо родятся кукуруза, китайская капуста, морковь, дыни и тыквы; вблизи стен виднелись подсадки персиковых деревьев. Рядом с огородом тянутся пашни (на сером суглинке). Ежегодно засевается пшеницы и ячменя около 50 пудов. Средний урожай сам-десять. Пашни орошаются водой, собранной из ключей в один пруд, который при надобности открывается и наполняет оросительные канавы. Непосредственно из того же пруда идет арык к мельнице. Сеют [173] обыкновенно в марте и апреле; жатва начинается с августа. Морозы помехой не бывают. Вообще здесь климат прекрасный во всех отношениях, и старику Ахмед-Палгану с его многочисленной семьей живется привольно. Из домашних животных он владеет 15 верблюдами, таким же количеством рогатого скота, двумя лошадьми, 150 баранами и десятком ишаков.

Флора и фауна. В окрестностях Кызыл-сыныра встречаются большие и малые заросли тограка (Populus diversifolia), саксаула (Haloxylon amninodendron); оба эти дерева сильно истребляются на прииске; целые участки тополевого леса местами подрублены у корня и лежат в беспорядке — это способ просушки горючего материала. Кроме указанных древесных пород, здесь можно встретить гребенщик (Tamarix laxa), ягодный хвойник (Ephede vulgaris); из травянистых же довольно обыкновенные: солодка (Glycyrrhiza uralensis), камыш (Phragmites communis), кендырь (Apocynum venetum), изредка даже дэрэсун (Lasiagrostis splendens) и др.

Из млекопитающих в окрестных горах изредка встречаются: барс, рысь, волк, лисица, заяц и более мелкие грызуны; из жвачных же аргали (Ovis Polii), дикий верблюд (Camelus bactrianus ferus) и антилопа харасульта (Gazelle, subgutturosa).

Птицы замечены следующие: сокол-дербник (Aesalon regulus), лунь полевой (Circus cyaneus), ворон черный (Corvus согах), клушица-грион (Pyrrhocorax graculus), сорока (Pica pica leucopiera), сойка (Podoces Hendersoni), дрозд черногорлый (Merula atrigularis), овсянки (Emberiza Godlewskii, Cynchramus schoeniclus), жаворонки (Galerida magna, Alaudula cheeleesis notocorys albigula), вьюрок (Fringilla montifringilla), чечетки (Linota brevirostris, Scrinus pusillas), щеврица (Anthus sp), усатая синица (Panurus barbatus), синичка пустынная (Leptopoecile Sophiae), «оробей полевой (Passer montanus), голубь (Columba oenas) и кэкэлики (Caccabis chukar). Последние содержались местным обитателем в прирученном состоянии. Птицы эти крайне доверчивы и скоро осваиваются в новой обстановке. Впрочем, новая и старая здесь, среди родных скал, очень близки, и птица без труда переходит от одной к другой. Я всегда любил кэкэликов за их красивое оперение, оригинальность и некоторое напоминание о домашней курице, которую здесь они и заменяют. В теплые солнечные дни кэкэлики, отпущенные на прогулку, сначала радостно разбегались та стороны, затем успокаивались и начинали кормиться; позднее прилегали на песчаный бугор, тщательно зарываясь в пыли. Вечером они сами возвращались к будке, где проводили ночь.

На соседнем пруду плавали утки — шилохвост (Dafila acuta) и полуха (Chaulelasmus streperus). По словам кызыл-сынырцев, весною и осенью пролетные странники нередко останавливаются в здешнем оазисе, причем мелкие птички проводят по много дней кряду, а некоторые остаются на все время брачного периода.

Путь к Люкчюну. Два с половиною дня мы прожили в Кызыл-сыныре. Почтенная семья старика к нам относилась доверчиво. Сами мы [174] отдохнули порядочно; животные наши также. Запасшись всем необходимым в дороге, мы 9 октября, еще задолго до восхода солнца, выступили в путь по направлению к Люкчюну. Утро было ясное, тихое. На горизонте висела пыльная завеса. Высоко над Кызыл-сыныром пронеслась углом стая диких уток; среди полной тишины резкие звуки их полета слышались далеко в синеве неба.

Наш путь лежал на северо-восток. Вскоре по выходе из Кызыл-сыныра мы вступили на волнистую возвышенность. На ее холмках там и сям рисовались силуэты робких харасульт. Возвышенность сменилась долиной, которую с севера окаймляли низкие отдельные кряжи и плоские возвышенности, подобные встреченным в передний путь западнее. На востоке невдалеке горизонт также замыкался волнистой местностью. Верхний пояс здешних гор состоит из светло-красного аплита, средний — из белого, превращенного в щебень и дресву; предгорья же слагаются из выветревшего песчаника или очень тонкого светло-серого ила. У подножья нескольких сплоченных кряжей есть колодезь (С горько-соленой водой), выкопанный неким беком, именем которого — Паса-бек-нын-булак — и называется. Подле колодца стояло несколько стеблей камыша.

Местность на пути к Люкчюну отличалась таким же пустынным характером, как и на дороге из Токсуна в Кызыл-сыныр; мало изменился и рельеф ее. Необъятная пустынная равнина во многих местах покрыта низкими отдельными горами, кряжами и плоскими высотами с преобладающим восточно — западным направлением. Только на параллели долины Кумушин-тузе, пересеченной нами западнее в передний путь, перед нами предстала обширная равнина, покрытая лишь кое-где мелкими сопками. На этой равнине дорога разделилась на две ветви — в Турфан и Люкчюн. Последняя круто поворачивает к северо-востоку и, минуя песчаные холмы и обширные солончаки, приводит на озерко Узун-булак (Далекий ключ [правильнее — длинный]).

Узун-булак. Это урочище находится посредине долины, на высоте 2500 футов, выделяясь густой золотистой полосой растительности. Озерная вода пресыщена солью, но выбегающий севернее источник, который собственно и поддерживает озерко, содержит порядочную воду. На озерке держались запоздалые пролетные утки: кряква (Anas boshas), полуха (Chaulelasmus streperus), чиранка (Querquedula crecca), нырок красноносый (Filigula rufina). В камышах слышалось звонкое трещание усатой синицы (Panurus barbatus). Вблизи по берегам доверчиво перелетали с одного куста гребенщика на другой горихвостка (Ruticilla rufiventris) и чеккан (Saxicola); маленькие жаворонки (Alaudula cheeleensis) — здешние коренные обитатели — издавали свои тонкие звуки. Ранним вечером кружились летучие мыши, а поздним, в полной тиши, пронеслось в воздухе дикое завывание сперва одного, а затем и нескольких волков. Чем позднее, тем звуки стали чаще нарушать безмолвие. После нескольких выстрелов, в привет непрошенным [175] гостям, концерт окончился. Но перед рассветом он снова повторился в двух противоположных концах урочища и послужил нам сигналом к пробуждению...

Характеристика нового пересечения Чоль-тага. Перед нами на севере залегал хребет Чоль-таг, ширина которого по этой дороге простирается до 50 верст. Южный склон его очень отлог и длинен. Он покрыт холмами и отдельными кряжами, преимущественно восточно — западного направления. Северный же скат его, обращенный к Турфаиской котловине, несравненное круче и короче (Высшая точка перевала через Чоль-таг по этой дороге 4200 футов).

Геологическое строение. Окраина южного склона Чоль-тага богата кварцем, а средняя полоса его — кварцево-известковым сланцем и белым мрамором (кристаллический известняк); ближе к гребню залегают снова известковые же сланцы. Ядро же этого хребта слагается из диорита, диабаза и порфирита. На северном склоне залегает грязно-белый серицитовый сланец, а вблизи Люкчюнской котловины известково-глинистый сланец и обыкновенный известняк. Поверхностный слой междугорных долин состоит из щебня и дресвы различных пород, преимущественно гранита, диабаза и порфирита. По глубокому руслу, прорезающему северный склон Чоль-тага, стоят высокие обрывы (ярдан) лёсса; там на урочище Сумук, у сланцевых стен, туземцы проездом добывают какое-то красящее вещество, предохраняющее ткани от промокаемости и скорой порчи.

Трудность пути. На стоверстном переходе, от Узун-булака до Татлык-булака в Люкчюнской котловине, тянется мертвая пустыня, доступная для движения только осенью и зимой. Летом поверхность ее накаляется до невероятия. Во время нашего следования, 11 октября, в 1 час дня в тени термометр показывал +20° С. Было совершенно тихо. Мы ехали в летнем платье. Далеких окрестностей не было видно; почти все время мы то поднимались на вершины отдельных кряжей и высот, то спускались в долины между ними. Только посредине этой печальной местности залегала обширная долина, в которой было несколько бугров с гребенщиком и маленькая площадь камыша. Вода встречалась лишь в виде соляного раствора. Тем не менее путники, одолев половину безводного перехода, остаются ночевать. Трудность этой дороги весьма ощутительна для лошадей. Их копыта постоянно ударялись о гранитный щебень и дресву. Да и остановки без воды на камыше и гребенщике не особенно приятны; впрочем, в здешнем мертвом уголке и это рай!

Долина Юлгун-тузе, залегающая на южном склоне Чоль-тага, в которой мы имели последний ночлег, будучи оцеплена горами, представляет замкнутую площадь до 20 верст длины и 12 ширины. Общее падение этой долины — на северо-восток. Отсюда на переход в Люкчюнскую котловину мы истратили весь день — от зари до зари. И здесь местность отличалась [176] мертвым характером. Повсюду царила могильная тишина, и только одни высохшие трупы павших животных служат немыми свидетелями трудности этого пути!..

Вид на Люкчюнскую котловину. С гребня Чоль-тага мы увидели Люкчюнскую котловину. Она расстилалась перед нами точно море, поверхность которого представлялась двоякой: темной и белой. Над этим уходящим вдаль морем стоял туман... На самом же деле, как выяснилось при дальнейшем движении, темная часть оказалась холмами, светлая — солончаками. Туман происходил от тончайшей пыли, заволакивавшей горизонт. Вблизи северного подножья Чоль-тага залегают песчано-галечные дюны древнего внутреннего моря, за дюнами простирается покатая к северу каменистая равнина, а за нею уродливо изрытая солончаковая поверхность, на которой местами разбросаны соленые озерки, окаймленные ярко-зеленым камышом. А вот, наконец, и колодец Татлык-булак (Татлык — в переводе сладкий, пресный). Томимые сильной жаждой, наши животные неудержимо рвались к живительному источнику, который, впрочем, далеко не оправдал своего лестного названия.

В котловине, лежащей ниже уровня океана, было заметно теплее. Приятная прохлада ночи нас скоро усыпила. Чуть забрезжила заря, наш старый знакомый хохлатый жаворонок (Galerida magna) приветствовал нас своею звонкой песней.

Утром, выбравшись из застывших солончаков, в виду развалин Асса-шари, мы поспешно двинулись вперед. На севере стали появляться признаки оазиса, а часом позднее мы уже прибыли к месту расположения экспедиции (Кериз Бишио-ахуна), где В. И. Роборовский энергично вел подготовительные работы по устройству метеорологической станции.

Снаряжение в далекую экскурсию. Мое двухнедельное пребывание в пустыне, знакомство с ее лучшим оазисом Кызыл-сыныром и дружеское отношение его обитателей, изъявивших и в будущем полную готовность сопровождать меня в окрестности, позволяли надеяться на осуществление дальней экскурсии, о которой незадолго перед тем мы могли строить лишь смелые предположения. Теперь же окончательно решено было: пройти в Кызыл-сыныр третьим, турфанским, путем, и, устроив там, склад, съездить налегке в направлении к Са-чжоу (Дунь-хузн), затем, вернувшись в оазис, двинуться в страну Лоб и через озеро Лоб-нор и знаменитые пески Кум-таг направиться в Са-чжоу, тогда как главный караван имел намерение идти туда юго-восточным путем, минуя оазис Хами. Начальник экспедиции В. И. Роборовский отнесся с живейшим сочувствием к моей новой экскурсии и пожелал ей полного успеха.

Нивелировка Люкчюнской котловины, устройство метеорологической станции и снаряжение двух караванов задержали экспедицию в оазисе Люк-чюне до 15 ноября. В этот день я выступил в путь. Мой караван состоял из [177] пяти вьючных верблюдов и трех верховых лошадей. Меня сопровождали: старший урядник Батма Баинов, препаратор Курилович и проводник. В выборе последнего, на этот раз, я был далеко не счастлив.

С экспедиционной семьей пришлось расстаться на два с лишком месяца, а с урядником Шестаковым, оставленным на метеорологической станции в Люкчюне, на два года. Напутствуемые самыми лучшими пожеланиями, мы в 10 часов утра направились в дальнюю дорогу. Первоначальный путь пролегал среди ферм местных жителей к западу, затем вышел в открытую котловину, поросшую камышом, кустами гребенщика и ягодного хвойника.

Путь котловиной. В этой местности мы встретили здешнего «вана» Мамуд-султана, развлекавшегося охотой. С ним была многочисленная свита; кроме ружей, у охотников имелись беркуты и собаки, с которыми они преследовали харасульт и лисиц. Простившись любезно с правителем мусульман, мы продолжали путь уже по обнаженной солончаковой котловине.

На другой день мы достигли реки Даван-чин-су, впадающей в озеро Боджантэ, ню не могли переправиться на левый берег ее, так как эта река, не истощаемая осенью арыками, была многоводна и по ней шла шуга. Подвергать опасности верблюдов, от которых в значительной степени зависел успех предприятия, было нежелательно, а потому я решился обойти озеро Боджантэ с востока.

Таким образом, мы снова прошли мимо развалин Асса-шари и среди неровных солончаков, а затем, следуя по покатой от Чоль-тага равнине, могли короче познакомиться с окраиной каменистой пустыни. Здесь поверхностный слой состоял из обломков горных пород (Туф порфиритовый, туф порфировый, порфирит и песчанистый розовый известняк), отшлифованных и обточенных песком, переносимым ветром. Ближе к подножью Чоль-тага залегали дюны, состоящие из глинистого песка, гравия и щебня.

Дальнейшее наше следование продолжалось вдоль границы каменистого вала и солончаков — берегом отступившего внутреннего моря (Остаток соленых вод в виде озера Боджантэ сохраняется и теперь. О нем упоминалось выше. Река Даван-чин-су, через которую нам не удалось переправиться, периодически питает это озеро). Здесь ясно видны следы заливов и мысов этого моря.

Бегство проводника. Достигнув намеченного урочища с другой стороны и будучи введен в заблуждение восточным колодцем и массой дорог, проложенных туземцами, наш проводник совершенно растерялся и бежал. Переночевав в пустыне, утром я командировал Баинова в управление люкчюнского вана, чтобы заявить о случившемся и просить о замене беглеца надежным человеком, сам же направился с караваном на ближайшую станцию Боджантэ-тура, и вскоре разыскал колодец и дорогу. До приезда же Баинова (Который в точности исполнил возложенное на него поручение) животные успели хорошо отдохнуть на порядочном корме. [178]

Ранним утром (24 ноября) мы снова выступили в путь, по направлению к югу. И здесь местность представляет такую же неутешительную картину, какие я уже встречал при следовании по токсунской и люкчюнской дорогам, через тот же хребет Чоль-таг. К югу от Боджантэ-тура простирается каменистая пустыня, шириною до 20 верст. За нею поднимается названный хребет, передовые скаты которого во многих местах покрыты песком.

Геологическая заметка. Профиль Чоль-тага по турфанской дороге близко подходит к профилям по карашарской и люкчюнской дорогам, именно северный склон его крут, а южный отлог и длинен. Высота же его в восточном направлении постепенно уменьшается (Высшая точка перевала на турфанской дороге 4990 футов). Северный склон хребта по этой дороге состоит из порфиритового туфа, центральная часть слагается из гнейсо-гранита (биотитово-роговообманкового), а южнее из того же туфа и розового гранита (неравнозернистого, мусковитового). Наконец, на южном склоне обнаруживается в узких прорывах белый мелкозернистый известняк (мрамор). На южном, весьма плоском склоне Чоль-тага поднимается высокая гряда, простирающаяся почти под прямым углом к общему направлению этого хребта. Вершины ее превосходят по высоте высшие точки Чоль-тага, видимые с дороги. Ближайшую к ней вершину туземцы называют Кызыл-игис-таг (Красная высокая гора).

На всем пройденном пути горы совершенно безжизненны. Только в ущелье северного склона есть ключ Ачик-булак (Кислый, горький, соленый), служащий пристанищем для путников. Протяжение источника не превышает 2-3 верст. По берегам его растут камыш и гребенщик; кое-где стоят деревья тала. Здесь же мы встретили голубых синиц (Cyanistes cyanus), обративших наше внимание своим мелодичным трещанием, и замечательно красивых пустынных синичек (Leptopoecile Sophiae), вертляво перелетавших с одного куста на другой.

Урочище Арпышме. Перейдя через хребет Чоль-таг и следуя в полуденном направлении еще 15 верст, мы достигли ключа Арпышме. Этот ключ расположен, подобно Шор-булаку на западе и Узун-булаку на востоке, в той же солончаковой долине Кумушин-тузе (Где с солончаком граничит желто-серый глинистый песок, местами сцементованный с мелким щебнем, преимущественно белого кварца), которую мы уже дважды пересекли в указанных местах. Здесь, благодаря присутствию пресной воды, хорошая растительность. Этот отрадный уголок может считаться лучшей после Кызыл-сыныра станцией, где путники и их животные могут рассчитывать на отдых. Пройдя в два дня около 100 верт, мы тут сделали дневку. Как ни трудна эта дорога, но вследствие своей прямизны довольно оживлена. На пути мы встречали преимущественно купцов, ехавших из [179] страны Лоб в Турфан, куда они гнали для продажи стада баранов и рогатый скот (С основанием г. Дурала прогон скота в Турфан уменьшился).

Из животных на урочище Арпышме нами замечены: харасульты, на которых волки подле водопоев устраивают засады; лисицы не менее хитро подстерегают мелких грызунов; в соседней пустыне изредка встречались следы диких верблюдов. Птиц при ключе было мало: две пустынных сойки (Podoces Hendersoni и P. Biddulphi) (Имеет [здесь] северную границу географического распространения), первая любит каменистую пустыню, вторая — песчаную; та и другая держались парами, тогда как жаворонки — хохлатый (Galerida magna) и маленький (Alaudula cheeleensis) наблюдались или в небольщих стайках, или одиночками. В зарослях камыша слышались звуки камышовой стренатки (Cynchramus schoeniclus).

Схождение дорог; дивный закат солнца. Оставив урочище Арпышме и перейдя более низкую часть долины, где местами встречались отложения соли, мы, вступили в песчаную, постепенно поднимавшуюся часть той же долины. Вскоре затем турфанская дорога соединилась с люкчюнской. В месте соединения дорог я сомкнул свою съемку, и мы направились в Кызыл-сыныр знакомым путем на протяжении полутора перехода. Перевалив через возвышенность, мы расположились бивуаком в открытой долине, где, благодаря необыкновенной прозрачности воздуха, любовались дивным закатом солнца. Крутой кряж, у восточной оконечности которого находится Кызыл-сыныр, был виден отлично. Высокий насажденный кряж Чарайлык-таг и вообще вся видимая часты хребта Курук-тага резко обрисовывались на горизонте, но в особенности отчетливо выделялись на нем вершины Чарайлык-тага, когда за ними скрылось солнце.

Снова Кызыл-сыныр. На следующий день, в 11 часов утра, мы прибыли в знакомый оазис Кьизыл-сыныр. Обитатель его, Ахмед-Палган, встретил нас замечательно ласково и поместил, как и раньше, в отдельной фанзе. Теперь старик был смелее и развязнее; каждый вечер приходил к нам и охотно сообщал сведения об окрестной местности. На мой вопрос: «Почему он так сдержанно относился к нам в первое пребывание?», Ахмед-Палган заметил: «Вы здесь первый такой человек со времени существования этого селения; таких людей я еще никогда не видел, вот причина моей некоторой осторожности в обращении с вами». Сопровождать нас в пустыню он охотно назначил одного из своих старших сыновей — Абду-Рема (Этот и другой молодой человек, живущие в близком общении с природой, в мое отсутствие охотились в окрестных горах. Проведя в охотничьей поездке 13 дней, они добыли дикого верблюда и 20 харасульт. Район их охоты находился в той же местности, куда мы намеревались идти. Нечего и говорить, как я жаждал попасть туда).

Общий вид маленького оазиса с того времени, как мы его покинули, изменился. Деревья, кроме джигды, обнажились; ключ сковало льдом, вся растительность окрасилась в желтовато-серый колорит. Однажды без нас [180] выпал снег, но вскоре стаял. Звери поблизости держались те же, о которых упомянуто прежде; но пернатое царство значительно поубавилось, несмотря на то, что среди представителей попадались и незамеченные раньше, как, например, сокол Гендерсона (Gennaia Hendersoni), налетавший по временам на беззащитных кэкэликов, сирин мохноногий (Athene plumipes), снегирь сибирский (Uragus sibiricus), свиристель-хохлушка (Ampelis garrula) и пуночка (Calcarius lapponicus).

Погода за последнюю половину ноября стояла наполовину ясная, наполовину облачная. По восходе солнца появлялся слабый ветерок чаще с северо-запада, постепенно усиливаясь, или же периодически совершенно затихал, подувая по временам с других сторон. Вечера и ночи, за весьма немногими исключениями, были ясные и тихие. Показания термометра на восходе солнца колебались от — 7 до — 18° С; в час дня от +4,0 до — 3,0°, а в 9 часов вечера от — 7 до — 13,5° С. Атмосферных осадков в первые 12 дней не выпадало вовсе; в последние три дня по ночам земная поверхность покрывалась инеем, что, в свою очередь, обусловливало некоторую прозрачность воздуха.

Легкая поездка в пустыню. В течение двух дней был сформирован легкий караван. Нас трое: я, урядник Баинов и проводник; вьючных верблюдов два, верховых лошадей столько же; проводник на собственном верблюде. Главная тяжесть заключалась в фураже для лошадей. Остальной багаж маленькой экспедиции, часть животных и препаратор были оставлены на месте. Как и говорено выше, цель этой экскурсии заключалась в обозрении местности на юго-восток от Кызыл-сыныра. Перейдя через главный хребет Курук-тага, я предполагал направиться вдоль полуденной подошвы его и, достигнув древнего русла реки Конче-дарьи — Кум-дарьи (Песчаная река), вернуться обратно более южным путем.

Первый переход с места, как и всегда, был небольшой — 10 верст; путь пролегал вниз по сухому руслу. По сторонам тянулись невысокие гряды гор, которые невдалеке прорывает означенное русло. На ночлежном пункте в урочище Кара-хошун долина оживляется тучной растительностью и многими светлыми источниками. Кызыл-сынырский обитатель не преминул ими воспользоваться: устроил фанзу, провел оросительную канаву, осеня ее деревьями джигды. Весь скот Ахмед-Палгана большую часть времени проводит здесь, не нуждаясь в присмотре, исключая баранов, которых пасут дети-подростки. Здесь же видны были попытки к земледелию.

На урочище Кара-хошуне мы встретили дунган. Эти предприимчивые люди снаряжали караван в Урумчи с богатством пустыни — наждаком. Означенный продукт залегает на поверхности междугорных долин (с мелким щебнем гранита и кусочками кварца и полевого шпата), иногда на несколько верст. Добытый вчерне, он на месте подвергается промыванию, или [181] провеиванию. Приготовленный таким способом наждак сбывается в Урумчи ценою 1 лан серебра (22 рубля 50 копеек) за пуд. Добыча его производится дунганами ежегодно.

На другой день пересекли хребет Курут-таг по ущелью маленькой речки, прорезающей этот хребет и текущей на юг. На ней встречались пороги, по которым с шумом катилась вода; местами она переходила в накипи льда, местами струилась. Летом речка бывает несравненно многоводнее, на что указывают гладкие стены утесов и наносы. Теперь же она струилась только на половине общей длимы его. Речка окаймлена густыми зарослями гребенщика, ягодного хвойника и колючки, перемешанных с камышом, чернобыльником, кендырем и др. В растительной полосе ютились кабаны, волки, лисицы, манулы и зайцы. Птиц не видели вовсе; не было даже всегдашнего спутника каравана — ворона.

Пройдя описанное ущелье, мы вступили в обширную долину, склонявшуюся постепенно к югу. С полуденной стороны Курук-таг кажется значительно выше, чем с севера. На востоке в нем выделялась вершина Юмулак-таг (Круглая гора). С юга помянутая долина замыкается низкими отдельными кряжами и высотами, к которым направляется сухое ложе речки, прорезающей Курук-таг. Вода этой речки, скрывающейся под землей, верстах в 10-ти от подошвы хребта — на урочище Нань-шань — выходит на дневную поверхность в виде родника, у которого мы остановились на ночлег.

Отсюда наш путь пролегал в юго-восточном направлении по пустынной равнине, поднимающейся от 3000 до 4000 футов над уровнем моря и покрытой местами отдельными невысокими кряжами восточно — западного направления, Изредка, на более плотных местах этой равнины, заметны были следы старинной дороги из Кызыл-сыныра в Са-чжоу с грудами камней (обо) по сторонам.

На четвертый день пути мы достигли урочища Буруту, а на следующий — урочища Олунтыменту, где мой маршрут примкнул к съемке М. Е. Грум-Гржимайло, доходившего до этой местности во время своей экскурсии из Люкчюна почти прямо на юг через Чоль-таг и Курук-таг.

Урочище шестидесяти ключей. Миновав урочище Олунтыменту, мы вскоре вступили из сухое русло Курук-тотрэк, которое через два дня привело нас к древнему ложу реки Конче-дарьи (Кум-дарья). По дороге к этому интересному ложу мы остановились на ночлег у северной подошвы плоской высоты, на колодце Алтмыш-булаке. Около него растительность была не тронута травоядными, что меня не мало иззпмило, так как во всей пройденной нами местности у источников она повсюду была значительно потравлена, и у них мы всегда встречали харасульт и следы диких верблюдов. Здесь же присутствия животной жизни не обнаружено. Это объясняется тем, что дикие верблюды избегают зарослей, в которых могут скрываться охотники; точно так же избегают их и антилопы, на которых устраивают [182] засады охотники и волки. Неудивительно поэтому, что названные животные опасаются приближаться к таким местностям, где их могут подстерегать враги.

Близ колодца, на соседних холмах сложено обо и сохранилась каменная печь, служившая, по словам проводника, дунганам для выжигания свинцовой руды. Тот же проводник и сам Ахмед-Палган сообщили мне, что на восток от колодца Алтмыш-булака местность сохраняет прежний характер и что, придерживаясь юго-восточного направления, путник может добраться до долины реки Булунцзира, а по этой последней и до оазиса Са-чжоу. Известно также, что по этой дороге в предпоследнее дунганское восстание прошла большая партия инсургентов из Са-чжоу в Курля и Карашар, от нашествия которой значительно пострадал в имущественном отношении и кызыл-сынырский обитатель Ахмед-Палган.

Строго рассчитав продолжительность экскурсии с количеством взятых с собой продовольственных припасов, я решил возвратиться в Кызыл-сыныр.

Общая характеристика Курук-тага. Прежде же, чем оставить урочище шестидесяти ключей (Алтмыш-булак — в переводе «шестьдесят ключей»; почему такое название дано этому урочищу, проводник объяснить не сумел, заметив, однако, что от Кызыл-сыныра до Са-чжоу, пожалуй, столько наберется), скажу несколько слов о хребте Курук-таге, восточное продолжение которого было видно отсюда на далекое расстояние, и о сопредельной с ним южной равнине.

Этот весьма плоский хребет, возвышающийся, как выше замечено, лишь весьма немного над соседней северной равниной, поднимается несравненно выше над южной и, следовательно, представляет окраинное поднятие, посредством которого первая опускается ко второй. По направлению к востоку Курук-таг заметно понижается и, кроме Юмулак-тага, не заключает в себе выдающихся вершин (Северный склон Курук-тага состоит из гнейсо-гранита (биотитово-мусковитовый, зеленоватый), средняя часть из гранито-гнейса (роговообманковый) и южный склон из гранита биотитового. Отдельные же кряжи состоят частью из гнейса и фельзита, частью из серого кварцевого известняка и мрамора).

К югу от Курук-тага простирается весьма пустынная равнина, покрытая местами низкими кряжами и плоскими высотами, преимущественно восточно — западного направления. По этой равнине, постепенно понижающейся к югу, простираются от Курук-тага многие сухие русла, достигающие местами древнего ложа реки Конче-дарьи. Описываемая равнина очень бедна водой, особенно пресной, которая встречается только в двух источниках — Нань-шане и Асган-булаке; остальные же источники и колодцы содержат горько-соленую воду, сильно расстраивающую желудок, и чем далее к югу от хребта, тем вода в них становится хуже.

Работа атмосферных деятелей пустыни. Здешние открытые скалы и гольцы сильно выветрены, в особенности на северо-восточных склонах, обращенных навстречу господствующим ветрам. На острых кряжах [183] Олунтыменту, состоящих из белого и серого кварцевых известняков с прожилками кварца, приходилось наблюдать бесконечные узоры, напоминающие очертания окаменелостей. В сущности же такое характерное испещрение есть результат уничтожения в разнородной массе более слабого элемента; наоборот, остающиеся штрихи указывают на присутствие другой крепчайшей породы. Не менее очевидные следы непрерывной разрушительной деятельности приходилось наблюдать на обломках горных пород, устилающих вершины и скаты мелких гор, именно обточенные и продырявленные обломки песчаника (темно-серо-зеленый, твердый, мелкозернистый); из множества виденных мною таких обломков некоторые, странностью форм, напоминали собою орудия каменного века (Некоторые из пород не определимы без порчи образчиков, представляющих оригинальные формы выветривания. По-видимому, согласно заключению геолога В. А. Обручева, известняки; на одном образчике (черный, твердый, песчанистый известняк) заметны даже останки кораллов). Также характерно отшлифованы песком бока ущелья Курук-тограка, обнажающего известняк (темно-серый, плотный и мелкозернистый с прожилками кварца).

Вообще все здешние горы подвержены сильному разрушению, главным образом от ветров, в особенности весенних, которые нередко переходят в сильные бури. Об этом свидетельствуют массы обломков, отторженцев, выемок в наветренных (преимущественно северо-восточных) склонах гольцов и скал, отшлифованные песком, гравием и дресвой их поверхности. Резкие изменения температуры воздуха также, по всей вероятности, способствуют разрушению местных гор.

Возвращаюсь снова к прерванному рассказу.

...Поздним, вечером небо заволокло тонкоперистыми облаками, луна и звезды тускло мерцали. К утру начал падать снег, но вскоре перестал. Атмосфера освободилась от пыли и стала прозрачной. Быстро снявшись с бивуака, мы направились почти прямо к югу по ущелью, разрезающему плоскую высоту. По выходе из него мы увидели впереди много обрывов серо-желтого цвета, сопровождающих, как говорил Ахмед-Палган, древнее ложе реки Конче-дарьи — Кум-дарью, к которому мы с нетерпением приближались.

Кум — дарья. Пройдя около 25 верст от Алтмыш-булака, мы, наконец, достигли этого ложа. Кум-дарья направляется с запада на восток, огибая курук-тагское подножие с юга. Местами русло засыпано крупнозернистым песком, местами же оно совершенно чисто и дает возможность судить о его размерах и характере. Это корытообразное русло в 15-25 саженей шириною окаймлено то высокими, то низкими берегами и направляется местами почти по прямой линии, местами извилисто и заполнено солончаками, твердыми, как камень. Кое-где оно засыпано галькой с лишком в фут толщины и принимает в себя с севера много побочных, сухих же лож.

Там и сям в мертвой ложбине валялись высохшие деревья (тополя). [184] Животной жизни нет и в помине; мы встретили здесь лишь давние следы случайно забредшей антилопы, да высохший труп сарыча (Buteo). В юго-юго-восточном направлении, на всем обозреваемом в бинокль пространстве, виднелись такие же, по-видимому, береговые обрывы, быть может, рукавов древней реки. Подобные же обрывы пересекал мой проводник южнее ключа Ярдан-булака на пути из оазиса Кызыл-сыныра на Конче-дарью; холмов же сыпучего песку он на том пути не видал, как не видал их и я с того места, где вышел на Кум-дарью.

Обратный путь. Обозрев Кум-дарью на значительном протяжении, мы повернули обратно к покато-каменистому подножью гор, держа направление на северо-запад. В этот день мы прошли 45 верст и остановились на ночлег в совершенно бесплодной местности.

Итак, главная задача экскурсии была выполнена; оставалось только, следуя обратно в Кызыл-сыныр, обозреть южные кряжи и высоты, покрывающие равнину, и пересечь вторично сухие ложа, встреченные на переднем пути. У одного из них, Олунтыменту, мы ночевали, и по маршрутной съемке объяснилось, что оно было прежде пересечено. Дальнейшее движение мы продолжали в северо-западном направлении, то приближаясь, то удаляясь от переднего пути. Между отдельными высотами простирались более или менее широкие долины, безжизненные и, по мере приближения к Курук-тагу, покрытые тонким слоем снега. Наиболее низкие долины, окруженные высотами, заполнены солончаками, которые зимой представляли твердую поверхность. Летом же вода, стекающая с гор, превращает их в болота, что можно видеть и зимой в местах выходов ключей. Такие местности служили пристанищами для нашего маленького каравана. В общем обратный путь характеризуется отсутствием пресной воды, скудностью корма, трудностью (острые камни) движения, но богатством топлива. Это обстоятельство значительно облегчило невзгоды, в особенности по ночам, когда температура падала до — 24,5° С. Походным жилищем служила маленькая палатка, защищавшая только от ветра. На третий день обратного следования мы увидели высшую часть Курук-тага, лежащую западнее Кызыл-сыныра, — Чарайльик-таг. Прямо на юг, за отдельными высотами верстах в 20-ти, находилась Кум-дарья, к югу от которой простирается до самого Лоб-нора безжизненная пустыня. Пересечь ее по направлению к Лоб-нору возможно лишь зимой на верблюдах с запасом льда. С урочища Кок-су мы повернули почти прямо к северу, пересекая на пути отдельные плоские высоты, которые, по мере приближения к Курук-тагу, становились выше. Перевалив через высшую из них, мы спустились в сухое русло Гансыхын-тограк, где остановились на последний ночлег в пустыне. Названное русло теряется, подобно многим соседним, в общей котловине солончаков, называемой Нань-шань-шор. Замкнутая со всех сторон, эта котловина имеет более 50 верст в окружности, оканчиваясь на западе как бы заливом между отдельными плоскими высотами. [185]

Пользуясь открытым горизонтом, я сделал тотчас же по сторонам засечки буюсолью, главюым образом на отдельные вершины Курук-тага, в том числе и на ближайшие к Кызыл-сыныру, чтобы проверить и пополнить свой маршрут. Как на этой, так и на всех других стоянках южного пути, местность носила весьма печальный характер. Зверей и птиц в нашем соседстве не было вовсе. Вечерами, да и днем, тишина никем не нарушалась: точно все уснуло, замерло. Немного отраднее было во время движения. На волнистой, покатой от гор равнине по утрам красиво обрисовывались силуэты робких джепраков. Порою они приходились на фоне алой полосы зари, точно призраки, или, проснувшись, стройно мчались на перерез нашего пути.

Снежный буран. С вечера подул северо-восточный ветер, вначале слабо, затем к ночи достиг значительной напряженности. К утру следующего дня наступило затишье. Предполагалось в этот день (12 декабря) пройти до ключа Бан или Баван-булак, лежащего у южной подошвы хребта Курук-тага и отстоящего от Кызыл-сыныра в 15 верстах. На самом же деле вышло иначе. Вскоре после нашего выступления временное затишье нарушилось: подул сильный северо-восточный ветер, быстро разразясь сильнейшим снежным бураном. Горы, а затем и соседняя окрестность закрылись так, что проводник не мог более ориентироваться. Пришлось идти совершенно ощупью. Верблюдов и лошадей сильные порывы бури уклоняли в сторону. Мокрый снег залеплял глаза. Я все время, как моряк, следя за показаниями компаса, направлял движение нашего Абду-Рема, сидевшего на «корабле пустыни». Проводник же, боясь навлечь на себя вину, уже не один раз предлагал остановиться; но, видя нашу решимость следовать вперед, слагал с себя всякую ответственность, дабы не испортить репутацию последним днем. Каково же было его удивление, когда около 3 часов дня буран вдруг стих и горизонт слегка прояснился. Намеченная им горная вершина лежала точь в точь на линии нашего движения. Абду-Рем. крикнул в восторге: «Верно, верно!» Мало того, он даже предложил пройти прямо в Кызыл-сыныр, минуя, таким образохм, Бан-булак. Действительно, по сторонам лежал глубокий снег, в особенности в ущельях. Разбивать бивуак, искать топлива, оставлять без крова мокрых животных — все эти обстоятельства в сумме послужили веским доводом в пользу проводника, и мы решили одолеть все трудности в один переход. Тем временем, горизонт открывался все больше и больше; полная тишина нас облегчила. В 6 1/2 часов вечера, через 12 часов движения, мы прибыли наконец в Кызыл-сыныр, пройдя в этот памятный для нас день 55 верст. Животные выдержали отлично, точно чутьем знали, что им готовится трехдневный отдых за тяжелый рейс в пустыне. В ней мы провели 12 дней, пройдя 350 верст без дневок. Обитатели Кызыл-сыныра нас по-прежнему встретили ласково и гостеприимно. Оставленные животные отдохнули. Препаратор собрал коллекцию из двух десятков птичек. Сидя у теплого очага, мы вскоре забыли перенесенные невзгоды и вспоминали с отрадою о минувшем. [186]

Ночь прошла незаметно. На следующее утро солнце озарило белеющую окрестность, которая так ярко блестела, что трудно было иа нее смотреть. Поздним вечером в Кызыл-сыныр прибыли туземцы из Дурала, испытавшие снежную бурю на предпоследнем переходе. Среди туземок одна несчастная женщина при всех невзгодах зимы, под кровом неба, разрешилась от бремени. Два следующих дня страдалица тащилась верхом на лошади (сидя по-мужски) при морозе от 15 до 20° С, сделав более 70 верст. Молодая и сильная натура все перенесла благополучно. Через три дня она должна была отправиться в г. Турфан, отстоящий на 185 верст от Кызыл-сыныра!

Пребывание в Кызыл-сыныре. Наше трехдневное пребывание в Кызыл-сыныре было весьма кстати. Здесь были приведены в порядок заметки о посещенной местности; собранная геологическая коллекция пересмотрена и отправлена в Люкчюн. Кроме того, удалось познакомиться с ближайшими горами, куда я ездил поохотиться на аркаров. К сожалению, охота была безуспешна: заманчивых зверей я совсем не видел. По многим же годным руслам встретил развалины жилищ людей. Все замеченные постройки был сложены из камня. По словам Ахмед-Палгана, таких построек очень много вблизи гор Чарайлык-тага. Повествователь относит их к монголам, некогда обитавшим в этом скрытом уголке, хотя известно, что эти номады со времен глубокой древности живут в войлочных юртах. В то время диких верблюдов, аркаров, хуланов и других зверей водилось множество.

Староверы. Мы узнали также от Ахмед-Палгана, что через Кызыл-сыныр, лет около 30 тому назад, проследовала партия русских, вероятно староверов, шедшая с Лоб-нора. Оно состояла из 17 человек (мужчин, женщин и детей). При русских был переводчик чанту. Голодные скитальцы двигались частью на верблюдах, частью на ослах; в обмен на продовольственные припасы они предлагали свои одежды. Отсюда староверы направились в Люкчюн, а куда потом скрылись — неизвестно. Об этих староверах упоминают также Н. М. Пржевальский (H. M. Пржевальский. От Кяхты на истоки реки Желтой. Четвертое путешествие по Центральной Азии. СПб., 1888, стр. 317-319) и М. В. Певцов (М. В. Певцов. Труды Тибетской экспедиции. Ч. 1. Путешествие по Восточному Туркестану, Куэнь-луню, северной окраине Тибетского нагорья и Чжунгарии в 1889-1890 годы. СПб., 1895, стр. 313-314).

© текст - Мурзаев Э. М. 1963
© сетевая версия - Тhietmar. 2009
© OCR - Бычков М. Н. 2009
© дизайн - Войтехович А. 2001
© АН СССР. 1963

Мы приносим свою благодарность
М. Н. Бычкову за предоставление текста.