-

ОБОЗРЕНИЕ РЕВОЛЮЦИИ В КИТАЕ.

(Продолжение. См. № 1).

Доктор Сунь-ень-сян в восторге от организованного им движения.

Мы твердо верим в свой окончательный успех, — сказал он.

Настроение китайцев в Америке и вести из Китая говорят за то, что дни маньчжурской династии сочтены.

Взятие Вучана, Ханькоу и Ханьяна дало революционерам сильные позиции на западе и севере. Река Янцзы в наших руках и мало по малу мы завладеем всеми фортами, которые командуют окрестной местностью. Решительное сражение неизбежно.

Оно будет иметь место около 200 километров к северу от Ханькоу и от его исхода будет зависеть дальнейшая судьба государства.

Часть населения, сохранившая еще верность царствующей династии, начнет все более и более колебаться, видя наш успех; и они неминуемо примкнут в конце концов к нам и облегчат нам победу в предстоящей великой битве.

У нас есть единомышленники в гарнизонах, расположенных вокруг Пекина. По нашему сигналу они восстанут и тогда начнется осада города.

Я говорю с таким оптимизмом потому, что тщательно изучил все средства, могущие привести нас к нашим целям.

- Каким образом вам удалось так широко организовать революционное движение среди ваших соотечественников?

- В юности мне пришлось быть свидетелем многочисленных казней. Я вступил в сношение с родственниками казненных. Я всюду наталкивался на революционный склад мыслей. Китайский народ оказался проникнутым ненавистью к господству маньчжур, и к всевозможным злоупотреблениям властей, и я решил защитить его интересы. Мой первый заговор кончился неудачей.

После пятилетней ожесточенной борьбы я был вынужден покинуть свою страну. Моя голова была оценена. Полагаю, что оценка эта в настоящее время возросла еще более, поэтому то я был вынужден принять некоторые меры предосторожности из боязни, что эмиссары маньчжурской партии могут лишить меня [21] жизни. Мои занятия и путешествия в Европе и Америке еще более укрепили мое решение освободить Китай от тирании.

Имея хорошие личные средства, я мог постоянно и переезжать с места на место и служил связующим звеном между нашими отдельными комитетами, которые мы устраиваем повсюду, где можно для этого собрать средства. Китайцы проживающие в Америке, отличаются безукоризненной дисциплиной. Те из них, которые раньше считали мои взгляды слишком передовыми, в настоящее время единодушно примкнули ко мне. Беднейшие из них самоотверженно вкладывают свою ленту в общее дело.

В нужный момент я буду в Китае, хотя пока затрудняюсь его точно определить, так как сейчас трудно сказать, каким образом разыграются события.

- Если ваше дело закончится полным успехом, не думаете ли вы, что следствием этого будет движение против иностранцев?

- Интеллигентные люди, которых мы поставим во главе правительства Китая, прекрасно сознают свою ответственность. Кроме того, они понимают, чем обязаны западной цивилизации; они бывали в Париже, Лондоне, в Америке. У этих стран они заимствовали конституционные идеи и их личную свободу.

Движение сохранит чисто антидинастический характер.

Внешняя политика Китая не изменится оттого, что во главе китайского правительства станут люди с прогрессивным образом мыслей. Мало по мало мы постараемся превратить Китай в федерацию китайских провинций. В нашем парламенте будет, как в Европе, две палаты, которые будут обсуждать общегосударственные вопросы. Экономическое развитие страны не будет более отдано на произвол корыстолюбивых чиновников. Число народных школ будет увеличено. Реформа городских самоуправлений, реорганизация армии, отмена классовых привиллегий — все это входит в нашу программу.

Предположите, что республика уже провозглашена. Первое время военное время необходимо, по вскоре оно будет заменено новым режимом, режимом свободным. Женщины получат гражданские права. Уклад семейной жизни изменится коренным образом. Словом, с момента, когда над Пекином взовьется революционный флаг, для Китая настанет новая эра, эра возрождения. Доктор Сунь-ень-сян выражает надежду, что иностранные державы будут держаться строгого нейтралитета, и позволят китайской республике беспрепятственно подготовить путь дли следования дальнего востока к его новому будущему. [22]

Пекин подозрительно смотрит в настоящее время на поведение Японии и, как видно из речей его полуоффициозов, склонен подозревать ее в нечестной игре. Между прочим одной из улик в подготовке мятежа в Ханькоу японскими агентами служит, по мнению китайцев, то странное обстоятельство, что как раз накануне беспорядков туда прибыли адмирал Кавасима на канонерской лодке «Цусима» и майор Саито, японский военный атташе в Пекине».

Как известно правительство сделало целый ряд весьма важных уступок революционерам, и не смотря на это положение династии становится все затруднительнее. Похоже на то, что центральная власть должна подчиняться всем требованиям, предъявляемым ей со стороны революционеров. Ей не на что и не накого опереться. Модернизованная армия вместо оказания защиты посылает трону недвусмысленные угрозы. Генерал Чжан, начальник 20 дивизии, доносит, например, что подведомственная дивизия «проникнута чувством благоговения пред верховною властью», но... считает неправильным назначение Юань-ши-кая министром президентом посредством Высочайшего указа. Солдаты 20 дивизии считают, что на такой пост кандидатов должен избирать парламент. Правительство сочло требование воинов 20 дивизии справедливым и предложило конституционной палате произвести выборы. Палата избрала Юань-ши-кая.

Таким образом палата пользуется «полнотой государственной власти», опираясь на могущественную поддержку армии. Но к удивлению замечается, что палата нс желает использовать своих столь огромных преимуществ. Боясь за свою жизнь выборные палаты разбежались, перебравшись главным образом в Тяньцзинь. (Заседают в палате члены, назначенные правительством, которые на деле выполняют теперь функции учредительного собрания.

Призванный к умиротворению страны Юань-ши-кай вступил в сношение с революционными вождями, не скупясь на обещания, просьбы и даже унижения. Примером, последнего может служить следующее письмо Юань-ши-кая к генералу Ли, напечатанное в китайских газетах.

«Ваше Превосходительство! я уже два раза писал Вам, но ответа ни на одно из писем не имел. Впрочем я не совсем уверен, получили ли вы их, или нет. На основании инструкций свыше имею честь передать вам, что государь согласился даровать прощение всем политическим преступникам установить [23] конституционный режим и устранить членов царской фамилии от участия в высшем управлении страною.

По моему мнению, обновленное при таких условиях правительство в состоянии дать стране успокоение и вместе с тем поставить ее на должную высоту.

Нам посему необходимо закончить распрю и зажить мирной жизнию, в противном случае нашему государству грозят неисчислимые бедствия вплоть до раздела Империи. Продолжая проливать кровь, мы губим, истребляя самих себя, так как, в сущности говоря, с той, и с другой стороны чуть ли не исключительно выступают сыны одной нации, китайцы. Лично про себя скажу, я был долгое время недоволен действиями нашего правительства и совершенно стоял в стороне от него, дав себе слово не вмешиваться более в политическую жизнь нашей родины и провести последние годы своей жизни в покое. Но судьба иначе распорядилась мною. Меня снова призвали, дабы уладить возникшую распрю.

Я утверждаю, что только благодаря вашему таланту, энергии и настойчивости страна добилась уступок трона. И этими уступками необходимо воспользоваться. Если верховная власть будет верна своим словам, мы употребим все усилия, чтобы провести желательные реформы; если же нет, мы всегда располагаем средствами поддержать установленный для блага империи строй.

Я гарантирую вам, что вы и все ваши достойные помощники займут подобающее место в управлении страной.

Жду ответа. Чем скорее, тем лучше. Это — даже моя просьба.

Желаю Вам мира и успехов».

Это, третье но счету, обращение Юань-Ши-кая к начальнику революционных войск осталось без ответа.

После этого неудивительно, что Юань-Ши-кай объявил беспощадную войну революционерам, уверенный в победе правительства.

Так, по крайней мере, говорит туземная печать.

«Мы, сказал знаменитый сановник одному из представителей иностранной прессы, хотя и неважную пока занимаем позицию, но на нашей стороне большое преимущество: у нас один глава, которого мы благоговейно чтим и возле которого группируемся. Защитники династии и сторонники мирного развития страны на основах, возвещенных недавно с высоты престола, у нас имеются, есть еще преданные солдаты, которые могут составить внушительную силу и дать отпор врагам Пекина. Мы пока [24] пользуемся кредитом у иностранцев и поддержкой со стороны дипломатических представителей держав. На нашей стороне находится моральное преимущество, сознание нашей правоты. Наш верховный правитель все дал для блага страны, но революционеры этим не удовлетворены; они хотят нового вождя, они хотят республики, как будто в этом лежит все спасение страны».

Революционеры торжествуют, но торжество это будет непродолжительным. Между республиканцами уже теперь замечаются распри, которые обещают с течением времени усилиться и повести к катастрофе дело революционеров.

Судя по позднейшим сведениям, Юань-Ши-кай действительно располагает войском в 30,000 человек, преданных своему старому талантливому вождю. Отряд этот снабжен сильной артилерией, до ста орудий, несколькими десятками пулеметов, провиантом и боевыми припасами.

Силы эти уже двинулись на юг, Ханькоу, и представляют серьезную угрозу для владычества нового правительства в бассейне р. Янцзы. Иностранцы полагают, что первое же крупное поражение революционеров явится вместе угрозой для жизни и имущества иностранных колоний в Китае. Представители держав, предвидя такую развязку стягивают большие военные силы в места, где имеются иностранные сеттльменты, в Шанхай, Ханькоу, Тяньцзин и другие порта. Вообще по мнению иностранных резидентов в Китае, победы правительственных войск подадут сигнал к страшной резне, которая может превзойти даже знаменитое Тайпинское восстание. Победители будут упиваться кровию, пожарами и разрушениями. Ярким примером такого способа репресий служит Ханькоу, который вследствие жестокости правительственных войск в настоящее время представляет одни развалины. В несчастном городе за каких нибудь несколько часов было истреблено огнем и мечем свыше 70.000 человек взрослых, детей, женщин и стариков. Самые тяжелые столкновения в минувшую нашу войну с Японией продолжавшиеся несколько дней, не уносили такую колоссальную цифру жертв, какую понес Ханькоу в короткий промежуток времени. Сверх того все китайское население города, до одного миллиона душ, лишилось крова и пищи.

Но это лишь цветы, предрекают иностранцы, ягодки будут впереди. Весь мир содрогнется от многочисленных гекатомб жертв политической борьбы в Китае. Иностранные державы окажутся бессильными предотвратить катастрофу, так как будут [25] заняты защитой своих колоний и к тому же не имеют возможности перебросить военные силы на китайскую территорию вглубь страны. Последнее замечание впрочем несправедливо по отношению к России и Японии, которые при своем добром желании и при согласии других держав были бы в силах умиротворить Китай.

Телеграммы японских корреспондентов сообщают о том, что китайцы в поисках идеального государственного строя, который примирил бы с собою монархистов и республиканцев, додумались до монархической республики. Как ни странно звучит для европейца такое сопоставление двух взаимно исключающих друг друга понятий, но нам давно уже следует усвоить в отношении к Китаю мудрое правило: ничему не удивляться. Не входя в рассмотрение вопроса о том, насколько удачно придумана формула, следует признать, что прикрываемая ею идея но существу понятна. Родилась она из столкновения двух противоположных взглядов, когда одна сторона предлагает сохранить на троне династию во что бы то ни стало, другая же настаивает на фактическом лишении династии всякой власти, не желая смириться на меньшем. Отсюда уродливый проект, рядом с монархом, наследующим свой трон от предков посадить действительного правителя государством избранного народом президента. Идея подобного двоевластия чужда китайским традициям, но можно догадаться откуда она позаимствована. Младокитайцы очень хорошо знакомы с историей Японии, где в огромном большинстве они получали свое образование. Необходимость пойти на примирение с монархистами заставила их вспомнить недавнюю историю Японии, когда власть там была разделена между «божественным» Микадо и Сиогуном. Первому воздавались божеские почести, но не предоставлялось никакой власти. Второй, опираясь на военную силу, был истинным государем в своей стране. Правление сиогунов носило тираннический характер. Обновление Японии, приобщение ее к европейской культуре могло состояться лишь после уничтожения власти сиогуна и реставрации политическ. значения Микадо. Китайцы вносят важный корректив. Замышляемый ими сиогун будет периодически избираться народом. И вот будет создан удивительный порядок. Останется наследственный монарх, лишенный всякий власти, рядом с и им будет управлять страной полновластный избранник народа — президент. И получится таким образом монархическая республика.

События в Китае представляются все в том же неясном, загадочном положении, как и прежде. Совершенно определившаяся неизбежность иностранного вмешательства не предрешает кровавого спора между двумя борющимися сторонами. Повидимому, державы искренним образом намерены придерживаться нейтралитета, но от желания до осуществления намерения, хотя бы самого лучшего, еще далеко. Возьмем следующий пример. Иностранные войска приступили к охране части Северо-Китайских железных дорог, имеющей большое значение для внешней торговли, а именно участка Пекин-Шанхайгуань. До сих пор Чжилийская провинция была свободна от республиканских войск, и охраняющим железную дорогу иностранцам нетрудно было сохранять свой нейтралитет.

Но вот республиканцы вознамерились перенести театр военных действий [26] в столичную провинцию. Они отправили в Цинвандао военные дессанты, которые отсюда поведут наступление на Пекин, опираясь на поддержку мятежной части маньчжурских войск. Несомненно, республиканцы захотят воспользоваться для своего передвижения железнодорожными путями, чем и поставят нынешних ее охранителей в щекотливое положение. Запрещение передвижения по железной дороге будет истолковано как акт дружественной поддержки Пекину. И обратно, разрешить республиканцам пользоваться железной дорогой для наступательных действий против Пекина едва ли согласно с понятием о нейтралитете.

Экспедиция республиканцев в Цинвандао указывает на их усилившееся положение. Характерна сегодняшняя телеграмма из Верного, показывающая, что ярый антагонизм между китайцами и маньчжурами проник до отдаленнейших границ Империи, самых захолустных медвежьих углов Китая. Этого антагонизм несомненно препятствует осуществлению идеи образования монархии на севере Китая под эгидой маньчжур. И южане и северяне, повидимому, одинаково враждебны ныне правящей династии. Лишь материальная грубая сила, военное оружие могло бы спасти Дайцинский трон. Но в последнее время политикой Пекина двигают чьи то неразумные или, что еще хуже, изменнические руки. Посланный для переговоров с республиканцами Пекинский уполномоченный Тан-Шао-и с какой то наивной дерзостию настойчиво стал предлагать династии отречение от трона, как будто для такого акта нужна чья либо помощь или содействие. И такой представитель целые недели оставался главным уполномоченным интересов императорской власти, пока открыто не перешел в стан врагов. Еще непонятней тактика, согласно которой Пекин отрешает от командования действующей армией своих лучших генералов Ин-чана, Фэн-Го-чана, которые победили республиканцев в открытом бою, за что вместо награды были отозваны Пекинским правительством и переведены на низшие должности. Под чьим же влиянием такие поступки совершаются? Пекин послушался совета республиканцев, которые понесли тяжкие поражения от названных генералов и естественно были очень ими недовольны. Правительство, прислушиваясь к этому недовольству, само лишило себя самых надежных защитников. Уж подлинно: кого Бог хочет наказать у того отнимает разум.

В Пекине ходят слухи о том, что правительство Китая просит у России взаймы крупную сумму — 100 мил. рублей — под обеспечение бывших огромных северных провинций — Халхасских княжеств, объединившихся ныне в независимое государство под главенством хутухты. При всей своей неправдоподобности эти слухи характеризуют изворотливость китайской дипломатии. Допустим хотя на минуту, что на такую комбинацию Россия соглашается, какой же получится результат? Пекин прежде всего получает деньги, совершенно необходимые для успешной борьбы с революцией. Россия уплачивает крупную сумму за выморочнное имущество, которым при желании она могла бы овладеть даром, без всяких платежей Китаю, фактически потерявшему власть над северной Монголией. Монголы, ныне ищущие протектората России, тогда бы превратились в подневольный объект сделки двух государств, вследствие чего у них пробудилось бы чувство вражды к России, распоряжающейся их судьбой без их ведома и согласия, по соглашению с ненавистным для монголов Китаем. Таким образом мы видим, что комбинация с стомиллионым займом задумана искусно, но России крепко нужно подумать прежде, чем на нее соглашаться.

Что чувства монголов к Китаю враждебны, в этом не приходится [27] сомневаться. Лишнее подтверждение атому приносит телеграмма из Хайлара, в которой сообщается об изгнании китайцев из Старого Хайлара. Амбань Хуан укрылся в русском поселке. Китайские солдаты за благо рассудили сдать свое оружие русскому начальнику гарнизона. Некий Чинугурда из деревни Лапушки назначен главным начальником. Если не ошибаемся, Чинугурда даже не монгол, а даур родом. Очевидно, в Хайларе действуют с монголами солидарно дауры и солоны. Кочевые народности объединяет общая ненависть к Китаю, который своей переселенческой политикой думает уничтожить кочевой быт в привольных степях. Между прочим внимание китайского правительства обращено было и на пограничные с Россией земли Хулунбуирского (Хайларского) округа, которые стали заселяться китайскими земледельцами. Здесь были намечены обширные планы систематического заселения. Эти планы известны кочевникам, решившимся воспользоваться быть может последним благоприятным моментом для своего спасения. Хулунбуирское нагорье искусственно присоединено к Маньчжурии, составляя по естественноклиматическим и бытовым условиям много общего с Халхой. Весьма естественно, что политические и государственные идеалы у хайларских монголов одинаковы с халхаскими.

Южные монголы до сих пор остаются в прежнем нерешительном настроении, обнаружив однако отрицательное отношение к учреждающейся в Китае республике. Таким образом республиканское правительство также мало может на них рассчитывать, как и на халхасцев. Что же касается маньчжурского правительства, то оно кажется, прилагает все усилия к тому, чтобы лишиться своего последнего оплота и в Южной Монголии. А между тем конница южномонгольских князей могла бы сыграть полезную для маньчжуров роль в борьбе с хунхузами, с бандами разбойников и грабителей, вообще в деле умиротворенных страны.

(Продолжение следует).

Текст воспроизведен по изданию: Обозрение революции в Китае // Китайский благовестник, № 2. 1912